VANTABLACK

      К концу октября резко похолодало. Опали последние редкие листья, усыпав хрустящим золотистым ковром окрестности Хогвартса и тропинку до Хогсмида, вдоль которой тут и там злобно или, напротив, весело скалились тыквы и репы разных форм и размеров. Зачарованные пугала плясали перед всеми домами и заведениями деревни и периодически, когда их случайно или неслучайно переставали контролировать чародеи, упрыгивали к школе, а порой терялись в Запретном лесу. У Хогсмида как из ниоткуда возникли огромные лабиринты из сена — традиционная забава, ежегодно устраиваемая жителями деревни. Основными клиентами, разумеется, являлись студенты Хогвартса, но и дети местных волшебников не пренебрегали возможностью побегать от переодетых в чудищ работников в поисках выхода.       Осенняя ярмарка в Хогсмиде тоже была в самом разгаре: по центральным улицам выстроились яркие прилавки, предлагающие яблоки в карамели, яблоки в ореховом сиропе, яблочные ириски, яблочные пироги, яблочные пунши, искрящиеся во рту леденцы, цукаты из тыквы и множество других угощений, от которых слипался рот.       Каждый предприимчивый маг стремился выдумать развлечение для заработка. Самым известным и банальным способом из года в год было подначивать дураков на новые и новые попытки зубами достать быстрое как снитч яблоко из ёмкости с водой. Особо «везучие» мало того что попусту тратили пару кнатов, так ещё и оставались без молочных зубов: их ненароком могло вырвать упрямое яблоко.       Более серьёзные «дельцы» на выезде из Хогсмида поставили палатку под названием «Кошмариусова хижина» — за тридцать сиклей достигшим совершеннолетия волшебникам и волшебницам можно было попытать счастья отбиться от полдюжины страшилищ, таящихся по углам, снести единовременную атаку колонии яростных пикси, попинать не менее злобных садовых гномов, миновать целую комнату зеркал, из которых тарабанили и тянули руки пугающие призраки, и, как поговаривали отважившиеся смельчаки, в «Хижине» за посетителями гонялся самый настоящий вампир, а напоследок поджидал такой же настоящий дементор, готовый высосать душу.       Эстера сильно сомневалась в правдивости этих утверждений, а проверять лично не горела желанием. В конце концов, это работа Министерства магии — давать аккредитацию подобным конторам и убеждаться в том, что предоставляемые ими услуги не навредят людям. Впрочем, никого эти лакмусовые бумажки не интересовали — все студенты, которым позволял возраст, выстраивались в длинную очередь каждые выходные. Торфинн кусал локти и даже уговаривал Эстеру купить ему Состаривающее зелье, чтобы посетить «Хижину», но, видимо, она сделала такое лицо, что он тут же передумал ей докучать. Помня о его упрямстве, она вдобавок ко всему пригрозила кузену запретом на тренировки квиддича и скорым отправлением домой, если он вздумает тайком пробраться или подкупить работника, а потому ему волей-неволей пришлось дать ей обещание, и только тогда она успокоилась. Торфинну же оставалось довольствоваться развлечениями попроще и безопаснее для его шаткого здоровья.       Словом, все готовились к Хэллоуину и все были веселы. Так, по крайней мере, казалось Эстере, которая почти всегда пропускала общий восторг грядущими торжествами мимо себя. Праздники давно не радовали. Последний день, которого она ждала с нетерпением, был перед поступлением в Хогвартс семь лет назад. Тогда она мечтала снова увидеться с мальчиком-змееустом из Лондон Филдс, потому что в тот момент, когда они встретились детьми, всё уже перестало её радовать.       Дни рождения в компании гувернантки и преподавателей были скучны, мать сильно болела и часто отсутствовала, отец, если приглашались важные гости, уделял внимание отнюдь не имениннице; детей же, с которыми можно было поиграть, недоставало — чаще её развлекал один лишь Аспидис, изредка из Франции приезжала кузина Себастия. Что касалось прочих торжеств… Рождество проходило в полном кругу семьи всего пару раз. Мать спускалась на полчаса, а перед сном целовала Эстеру в лоб, улыбалась ей и желала спокойной ночи. Затем она окончательно перебралась в Италию и предпочитала мужу и дочери комфортное уединение на тёплом побережье. Чтобы не быть одними в полупустом тоскливом доме, они стали праздновать у Краучей — там всегда было живее, уютней и радостней. Но отец не любил подолгу находиться в гостях: он обычно оставлял Эстеру, сам же возвращался в Бун Холл, а порой и вовсе, лишь чуть подождав после ужина, с портключом отправлялся в очередную деловую поездку.       Вопреки доброму отношению дяди и тёти, Эстера почему-то всегда чувствовала себя одинокой и лишней в кругу их полной, нормальной семьи. Обида сдавливала шею, а вместе с ней душу разъедала и злость на родителей. Вероятно, именно по этой причине Эстера часто отрывалась на Аспидисе: дразнила его, когда он капризничал и канючил, а делал он это постоянно, а после, когда из-за её издёвок он заводился ещё сильнее, любила спровоцировать на какую-нибудь глупость. Чаще на пол летели тарелки с едой, которую брат не хотел есть, иногда доставалось предметам интерьера, пару раз в пылу его гнева незначительно страдали и домовые эльфы Краучей, отхватывающие то пинки под зад, то те самые тарелки с нелюбимыми им варёными овощами прямиком в перепуганные мордочки. Впрочем, родители никогда Аспидиса особо не наказывали: Нестор лишь смеялся, Цецилия сердилась для вида, отчитывала за манеры и отправляла сына в его комнату, и уже через полчаса всё забывалось и Аспидис был волен делать что хотел. Поэтому своей вины Эстера не чувствовала. Временами чудилось, что и сам он на неё за это никогда не то что не обижался, а порой и подавно подыгрывал: демонстративно сердился пуще нужного, осознанно вёлся на эти её провокации, чтобы позабавить очередными воплями и истерикой, устроить ей шоу. Может, всё было совсем не так и никакого безмолвного понимания, какое образуется у близких людей, у них никогда и не имелось… Но, наверное, ей хотелось верить, что оно ей не мерещилось.       Что касалось дней рождений Аспидиса, то они всегда были и пышнее, и веселее. За детьми никто не следил. Однажды они даже смогли поколдовать чужой волшебной палочкой, которую кто-то из ребят незаметно вытащил у сотрудника Нестора в Главной зале. Но это были не её праздники. И не Эстера находилась в центре внимания. Она, напротив, под конец грустнела сильнее обычного и отсиживалась по углам. Изредка Аспидис замечал её отсутствие и возвращался, чтобы позвать играть дальше. Но чаще — это было вполне очевидно и объяснимо, а потому и не обидно — целиком и полностью предавался забавам и наслаждался абсолютной вседозволенностью в Свой день и забывал про неё.       Сложилось так, что все праздники стали нагонять тоску и напускное равнодушие, которое она демонстрировала окружающим, и тщательно скрываемую зависть тем, кто в предвкушении ожидал семейного воссоединения, а их набиралось немало — те же Тея и Кэсси, например. Парни относились к праздникам на порядок спокойнее, без замираний сердца и радостного, будоражащего томления — такие настроения всегда раздражали. А именно такие настроения из года в год транслировала Кэсси, а с ней, пусть и более сдержанно, Тея.       Чтобы понапрасну не злиться на подруг, последние несколько лет Эстера предпочитала накануне всех торжеств отдаляться от них и больше времени проводить или в одиночестве, или же с Томом, что сейчас было невозможно. И крайне забавно. Потому что в тот самый раз, когда тринадцатилетняя Эстера сгорала от нетерпения и желания вновь увидеться с Томом, он представлялся ей единственным ярким пятном в её недолгой, серой жизни. Казался отдушиной. Ну а теперь… эту самую «отдушину» Эстера около двух недель назад попросила держаться от себя подальше.       Переменчивость собственных взглядов и желаний сильно изматывала, но она по-прежнему считала, что поступила правильно. Эти недели, проведённые без привычных разговоров с Аспидисом или Томом — про Эриона и их последнюю беседу она вообще старалась не вспоминать — пускай и лишили повседневную жизнь всякого разнообразия, но вместе с тем принесли в неё долгожданный покой.       Повезло, что с первых курсов на занятиях Эстера сидела с подругами и лишь в редких ситуациях — с кем-то из парней, иначе ей пришлось бы тяжелее. Ела теперь она тоже чуть поодаль от Тома — с Кэсси и Теей. И если куда-то шла, то старалась это делать с ними, чтобы никто другой с ней ненароком не заговорил. Учёба снова стала занимать практически всё свободное время — спасибо подготовке к Ж.А.Б.А. Впрочем, Торфинну тоже спасибо — он всё чаще обращался к ней за помощью по зельям и эссе для Биннса, а Эстере было на руку занять голову чем-то лишним. Тем более что делала она эти задания по наитию, совсем не напрягаясь — ей и вправду подвернулся превосходный способ убить время.       Но чем ближе придвигался Хэллоуин, тем бóльшим предвкушением заряжались подруги и тем чаще переходили к обсуждению готовящихся костюмов. Эстера свой выбрала ещё летом. Вернее, ей предложил эту идею Аспидис, и всё для неё они подготовили заранее. Учитывая недавние события, это казалось неуместным и отягощающим. Так и подмывало сорвать задуманное и прийти в чём-нибудь другом. Или вообще не прийти…       Эстера по-прежнему злилась на Аспидиса. Нет, хуже. Он внушал не только гнев, но и отвращение. На него не хотелось даже смотреть — и Эстера не смотрела. После случившегося в той дыре её буквально прожигало от клубящейся внутри ненависти. Кажется, её ощущал и Аспидис, а потому и не совался первое время. Но затем… затем он почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы пытаться заговорить с ней как ни в чём не бывало! Однажды за столом в Большом зале он громко и с выражением рассказал какой-то идиотский анекдот про лепреконовский галлеон и шлюху. Макнейр, естественно, покатился со смеху, Яксли тоже недалеко ушёл. Том и Юлиан поморщились и попросили его не позориться, но всем остальным понравилось. А Эстера с трудом сдержалась, чтобы не метнуть в кобелину вилку с наколотым на неё мясом, а лучше — сразу нож, как учил Эйвери год назад. Он же, наверное, и сподвиг братца на эти мерзости… И поскольку Аспидис раздражал её одним своим существованием, то игнорировать его было не только приятно, но и, по сути, необходимо и для его, и для её безопасности.       А Том… с ним всё вышло на удивление просто. Он не докучал ей, обращался исключительно по делам старост, вёл себя тактично, порой излишне мило, а потому не тревожил, не злил, но и не вызывал желания опять начать с ним общаться.       Таким образом, перспектива провести весь вечер в компании однокурсников на грядущем школьном маскараде совсем не радовала, но отказаться было нельзя: во-первых, это последний год в школе, а во-вторых, статус старосты обязывал принимать участие во всех мероприятиях.       Хэллоуин выпал на пятницу. После ужина свет в Большом зале стал тусклее. Парящие под потолком тыквы заулыбались ещё шире, а хитрый прищур сделался зловещей. Свисающие тут и там гигантские паутины делили пространство на произвольные проходы, напоминающие лабиринты, и уединённые «комнатки». Но декорации всё ещё оставались прозрачными и тонкими, а потому укрыться основательно никто бы не сумел.       Столы сдвинули к стенам. Несмотря на недавнюю плотную трапезу, они ломились от еды, но уже более вредной: в длинных колбах для имбирно-лимонного лимонада кружились реалистичные глазные яблоки из мармелада; в блюдах на когтеобразных ножках кишели блестящие съедобные сладкие и крайне неаппетитные черви, посыпанные рыхлым шоколадным бисквитом, сильно похожим на сырую землю; кувшины с кроваво-красным соком всегда были полны и из-за обильного бурления даже переливались через край; десерты в форме человеческих мозгов, бьющихся сердец, печени — сладостей всех мастей имелось в избытке. Помимо них предлагались кровяные куски отличного ростбифа, насаженные на шпажки и политые брусничным соусом, мясные пироги с торчащими оттуда пальцами, ушами и носами. Всё это выглядело до того натуралистично, что отбивало всякий аппетит.       — Фу, какая гадость, — поморщилась Кэсси, глянув на зажаренное нечто в виде скорпионов, с чьих жал капала подозрительная жидкость — тоже наверняка съедобная. — Зачем они это делают? — На маскараде она решила изображать кицунэ. Её пушистые девять хвостов то и дело ненароком щекотали проходящих мимо, а уши забавно дёргались в такт её словам. Красное дорогое кимоно, сшитое и отправленное из Японии, очень ей шло и выгодно выделяло на фоне прочих девиц в зале, многие из которых вырядились или во что-то менее броское и роскошное, или выбрали совсем не прелестных, а напротив, устрашающих персонажей.       — Ровно для этого и делают, — фыркнула Тея Флинт, — чтобы ты испугалась. — На голове подруги красовались изогнутые рожки, она оделась в чёрное облегающее грудь и талию платье, а за спиной мерно поднимались и опускались небольшие крылья как у летучей мыши. У Теи тоже имелся хвост — тонкий, похожий на плеть, с игривым наконечником-сердцем, а ещё длинные — под цвет платья — перчатки с острыми когтями. Белки её глаз заволокла дымка благодаря косметическим безвредным чарам, а потому в ней легко угадывался суккуб. Но, скорее, строгий, нежели соблазнительный…       — Я не пугаюсь, — парировала Кэсси, скрестив руки на груди, — а чувствую тошноту.       — Это потому, что здесь всё пропитано запахом имбиря и корицы, — отвечала Тея с неизменно знающим и умным видом.       — Скажи спасибо, что не яблок, — скучающе обронила Эстера. — После каждой осени и сбора урожая я их видеть не могу по полгода. Ими фаршируют даже мясо — так что вот от чего тошнит по-настоящему.       — Кому-то подставить ведро? — Послышался знакомый голос со спины.       Все трое обернулись и единовременно ойкнули — перед ними, гордо расправив плечи и широко улыбаясь, стоял Норбан. С двумя головами по бокам от своей обычной.       — Кербер! — Кэсси озорно хлопнула в ладоши. — Я угадала?       — Так точно, Аббот, — галантно кивнул он всеми тремя головами и подмигнул тремя правыми глазами. — Нравится?       — Ничего особенного, — хмыкнула Тея и взяла Кэсси под руку. — Пойдёмте, надо поздороваться с девочками. — И потянула послушную Кэс в сторону студенток с Рейвенкло. Среди них виднелась и неприятная заучка-Хорнби, поэтому Эстера и не подумала тронуться с места.       — Как ты это сделал? — спросила Эстера, когда подруги отошли. — Не похоже на Чары клонирования. К тому же не думаю, что так просто можно клонировать голову человека — причём отдельно от тела.       — Да, это не они. Но даю тебе ещё попытку. — Норбан слеветировал с проплывающего мимо подноса два кубка с клюквенным морсом, один всучил Эстере, а второй так и парил, пока он доставал из-под мантии флягу с каким-то крепким алкоголем.       — Не знаю… — задумчиво протянула Эстера, пока однокурсник вливал в кубок предположительно огневиски. Они не так уж часто пили вместе, а потому она невольно вспомнила события на юбилее Авиора Малфоя и тут же, озарённая собственной догадкой, вскинула брови. — Иллюзии?       — В яблочко! — снова трижды кивнул Норбан, спрятал флягу в карман — как раз вовремя, потому что мимо прошла профессор Мэррисот в костюме Эрцинии — рукава её мантии были стилизованы под слегка светящиеся перья, а капюшон — под длинную шею и голову птицы — и отсалютовал кубком.       — Когда ты успел научиться? — поинтересовалась Эстера, после того как они отпили смешанный с морсом огневиски. — Сложно было?       — Ну… — все три пары глаз Норбана довольно сузились, — не то чтобы очень. Я схитрил и решил обратиться к нашему старому другу…       Стоило понять, про кого он говорит, как улыбка моментально сползла с лица Эстеры.       — Ты что, виделся с ним?       Норбан издал смешок.       — У него есть имя, Эстера, — издевательски заметил он, за что схлопотал её недовольный взгляд. — Нет, мне не довелось встретиться с Руди, если ты об этом. Но я состою с ним в переписке. Он подсказал пару фокусов. Конечно, удались мне они не сразу, но он очень любезно и подробно меня проинструктировал. Попросил только прислать колдографию после праздника. Хорошо бы сняться всем вместе…       — Нет уж, — она категорично мотнула головой. — Не хватало ещё позировать для престарелых павлинов!       — Он не так уж стар, да и вообще…       — О ком речь? — любезно осведомился Том, возникший из ниоткуда в… своей обычной парадной мантии.       — О Трэверсе, — ответил Норбан. — Эстера его недолюбливает.       — Как, впрочем, и половину земного шара, — простодушно заметил Том и улыбнулся.       Эстера пропустила поддёвку мимо ушей. К их компании как раз приближались Нотт и Розье.       — А ты… — она усиленно пыталась представить, кого же изображает Том, но ничего не приходило на ум.       — Доппельгангер, — деликатно подсказал он с крайне достойным видом.       — Оригинально, конечно… — заключила Эстера. — Но ты немного напутал. Стоило примерить костюм доброго двойника, а не злого, если хотел отразить свою противоположность, — и улыбнулась так же, как и Том накануне — простодушно и вполне себе мило.       Ответную поддёвку услышали и Отан с Юлианом, которые уже подошли. Но Том ни капли не смутился, хоть и задержал на Эстере свой извечный непонятно что означающий взгляд. Затем как ни в чём не бывало взял один из кубков, что принёс Юлиан — судя по всему, по заказу школьного старосты.       — Благодарю, — сдержанно кивнул Том, сделал небольшой глоток и снова посмотрел на Эстеру, преисполненный спокойствием и ощутимой — сверх того, витавшей в воздухе — уверенностью. — Пожалуй, стоит учитывать, что эти понятия относительны. Если я вдруг кому-то когда-то казался злым, будучи на самом деле, милосердным и великодушным, у него или слишком нежная и избалованная натура, а потому добро для него — непременно слабость и мягкотелость, или же он попросту не сталкивался с настоящим злом, на которое может быть способен человек…       — Значит ли это, что нам сегодня стоит ждать от тебя чего-то сверхординарного? — вдогонку бросила Эстера, успевшая уже пожалеть о своей попытке его поддеть: невозмутимость Тома и его дотошность в отражении «атаки» убивала всё и без того скудное веселье. — Кто-нибудь пострадает особо сильно? — Она едва удержалась, чтобы не покоситься в дальний угол Большого зала, где ранее приметила корову-Фоссет — саму Гэмп не было видно и на ужине; в последнее время она стала точно невидимка.       — Страдание за собственные ошибки — высшая благодать, которая снисходит на глупого человека, — философски отвечал Том, бесспорно верно понявший намёк, но ни на йоту не осёкшийся и не заколебавшийся. — Это даёт дураку шанс научиться и стать умнее. Невежество же есть высшая кара, а потому данное человеку страдание становится милостью, которую мы дарили, дарим и будем дарить, — его губы тронула естественная, кажущаяся искренней — а оттого особо красивая — улыбка. — Ведь хуже невежества — только осознанное и добровольное отчуждение… Нельзя закрывать глаза на царящие вокруг вседозволенность и варварство. Долг каждого порядочного человека — указать глупцу на его невежество и натолкнуть на путь истины и просвещения, иначе к чему людям образованность и благовоспитанность, если они не способствуют возвышению своих братьев и сестёр? Легко властвовать над безликим, единым в дикарстве стадом. Истинное же уважение и почёт заслужит лишь тот, кто объединит под своим началом думающих и чувствующих людей.       Высокие речи, в каждом слове которых явственно отдавало жжёным запахом цинизма, поневоле доставляли удовольствие и Эстере — Норбан и Юлиан однозначно так его получили, не оглядываясь ни на что — потому как помогали ей чувствовать себя лучше. До тех пор, пока ей далеко до бесстыдства подобных масштабов, не такая уж она, значит, и пропащая душа…       — В любом случае, — подхватил Норбан, — если кто-то у нас пострадает особенно сильно, Розье споёт по нему похоронную песню. Не даром же он оделся авгуреем.       Эстера бегло глянула на Юлиана: от авгурея в нём угадывалась только чёрно-зелёная мантия, вся украшенная слишком красивыми и праздничными для этой птицы перьями.       — Петь не придётся, — скривился Юлиан, — достаточно пустить кровь Нотту — она всех исцелит.       Отан, который тоже с костюмом не заморачивался и просто вырастил на лбу белый рог и выбелил кожу, невозмутимо припечатал:       — Да, но стоит помнить: любой, кто посмеет испить крови единорога, обречёт себя на страшное проклятье.       — Тут люди отчаянные, готовые идти на жертвы.       Юлиан хихикнул.       — Не знаю, о ком ты, Лестрейндж. С тобой люди зачастую не готовы в одном помещении находиться, а ты говоришь про какие-то там более серьёзные жертвы. Скажи-ка, наша Флинт из-за тебя убежала?       Норбан невинно улыбнулся и так же невинно обронил:       — Она просто поняла, что не способна меня соблазнить, и улетела на поиски жертвы попроще.       — Она что, суккуб? — недоверчиво уточнил Юлиан и сощурился, выискивая Тею где-то в толпе. — О, Салазар, — он насмешливо дёрнул верхней губой — видимо, нашёл подтверждение своей догадке. — Это же нелепо. Из неё суккуб как из меня — взрывопотам.       — Ты, дружочек, тоже, знаешь ли, не многим похож на авгурея, — не без удовольствия проворковал Норбан. — Это печальные, унылые птицы, а ты хоть и редкостная зануда, но в этих перьях больше напоминаешь павлина.       — Н-да, две выросшие на плечах головы веса мозгам не прибавили, — отчеканил Юлиан и демонстративно отвернулся от товарища.       Предположив, что сейчас начнётся привычная перебранка, слушать которую, как и оставаться в данной компании, не хотелось и не было нужды, Эстера намерилась незаметно скользнуть однокурсникам за спины и возвратиться к подругам — они как раз должны были отойти от своих знакомых с Рейвенкло, которых Эстера терпеть не могла. Но когда она обернулась через плечо, заметила компанию гриффиндорцев неподалёку. Они стояли посреди зала и громко переговаривались, даже, видимо, о чём-то горячо спорили. Наткнуться им на глаза хотелось ещё меньше, чем остаться с однокурсниками.       — Этот обмудок всё испортил! — жаловался Эрион, почёсывая рыжую бороду и злобно поглядывая поверх очков-половинок. На нём была серебристая мантия с расшитым подолом — такую часто носил профессор Дамблдор, которого, судя по всему, он и изображал. Его лицо бороздили небольшие морщинки, но оно не походило на лицо гриффиндорского декана. Эстера предположила, что он просто выпил Состаривающее зелье, отрастил бороду и волосы и заказал идентичную одежду.       — Я другого и не ждал, — фыркнул Диппет, а вернее, переодетый в Диппета Феркл, который, как и Эрион, состарился лет на тридцать и вырядился в директорские одежды, бороду и даже нахлобучил дурацкую шапку.       — Стоит отметить, — поломанным, полуженским-полустарческим голосом ответил Клейт, одетый как профессор Мэррисот с седым париком на голове, — что, будь у меня девушка, я бы тоже предпочёл парный костюм, а не устраивать парад престарелых…       — Обижаете, мистер Уорпл. — Возле них совершенно из ниоткуда вырос настоящий профессор Дамблдор, на котором был расшитый лотосами восточный халат, а на его лице моргало много подвижных глаз — один из них смотрел прямиком на Эстеру, отчего сделалось жутковато, но отвернуться она не решилась. — Я, верите или нет, не так уж и стар…       Клейт и Феркл моментально подобрались и вежливо кивнули учителю.       — Профессор, — с улыбкой выдохнул Эрион, видно, совсем не переживающий о том, что копирует своего декана не только внешне, но и тембром, и интонациями, — красивый у вас костюм!       — О, благодарю, мистер Фоули, — голос Дамблдора, как всегда, был мягок и ласков, и, кажется, в нём даже проступала смешинка. — Но, признаюсь, ваш мне нравится куда больше. Превосходная мантия — никак принадлежит человеку с изящным вкусом!       Гриффиндорцы расслабленно хихикнули, от похвалы Дамблдора своего же наряда и Эстеру подбивало улыбнуться, но она, помня и о своей обиде, и о том, где находится, без труда сдержалась.       — Я так понимаю, — продолжил Дамблдор, — вы не просто так всюду хвостом ходили за мной последнюю неделю?       Феркл поспешил отпить из кубка, Клейт потупил голову, но Эрион не стушевался под внимательным взором своего декана.       — Если бы я знал, что заполучить ваш волос с бороды или головы невозможно, то не тратил бы столько времени, — непосредственно признался он и досадливо поморщился.       Дамблдор улыбнулся.       — Это определённо хорошие новости, мистер Фоули, — ни капли не обозлившись, подбодрил он. — Значит, я всё ещё не теряю хватки и, как я и сказал, не так уж стар. Но у вас и без Оборотного зелья получилось превосходно, — он похлопал Эриона по плечу, а затем повернул голову. — Профессор Диппет, — позвал он директора, и тот сразу же отозвался. — Оцените вашего двойника, мистер Феркл старался.       Директор, стоявший у противоположной стены в обществе каких-то чудищ, с неспешностью, присущей пожилым людям, зашагал к компании, на которую окружающие стали обращать всё больше внимания. Диппет, очевидно, изображал Клавдия Птолемея, но, заметив собственную копию, заулыбался.       — Впрочем, профессор Мэррисот тоже вышла весьма достоверная…       — Только не надо её звать, сэр! — беспокойно предостерёг Клейт, и все рассмеялись.       — Что там такого интересного, Роули? — раздался ехидный голос Юлиана.       Эстера обернулась и сердито на него посмотрела. Ей показалось, когда он её окликнул, уже не один, а несколько глаз на лице Дамблдора скосились на неё и однокурсников.       — Я пытаюсь понять, кто сегодня Дамблдор, — полуправда легко соскользнула с языка, и Эстера отпила алкоголь из кубка.       Том, бросив короткий и холодный взгляд на преподавателя, вскинул брови и непринуждённо проговорил:       — Очевидно, что байцзэ. — Уголок его рта презрительно дёрнулся вниз. — Наш профессор — сама скромность, — насмешливо изрёк Том. — Не упустит возможности напомнить его наивным ученикам о своей мудрости.       — Если бы он в самом деле видел будущее, то знал бы, что поступать так совсем не мудро, — заметил Юлиан.       Том снисходительно улыбнулся одними лишь губами — глаза оставались холодными.       — Это всё фарс, друзья мои, вы прекрасно понимаете, кому адресуется его посыл. Дамблдор бдит, Дамблдор всё видит — именно это он и жаждет всем внушить. Но если бы это было и вправду так, стояли бы мы сейчас, свободно и спокойно наслаждаясь праздником? — Он сделал маленький глоток и ухмыльнулся. — Старик просто играет. Вы же знайте: пока я здесь, опасаться вам нечего.       Эстера сильно сомневалась, что Дамблдору вообще есть дело до двойных подтекстов и заигрываний с Томом. Она в принципе не разделяла и не проникалась неприязнью школьного старосты к гриффиндорскому декану. Дамблдор был всегда справедлив, хорошо их учил, а требовать чего-то ещё от преподавателя ей, пожалуй, и не приходило в голову. Порой он, правда, выражался весьма туманно, но это случалось в те редкие минуты, когда разговор утекал за пределы темы урока и кто-то задавался сторонними вопросами морали и выбора. Она также знала, что Дамблдор и студенты его факультета особенно нетерпимы к Тёмным искусствам, но, в конце концов, добрая часть преподавательского состава старательно избегала этих тем, а «Ежедневный Пророк» после войны пестрел всё новыми и новыми заголовками о поимке приспешников Гриндевальда и их чудовищных преступлениях. Эстера понимала эту обеспокоенность и нежелание как-либо оправдывать, одобрять или взращивать в людях лояльность к Тёмной магии. Это ведь выбор каждого — использовать её или нет. И те, кто решил идти по данному пути, просто должны были делать это вне стен замка. Если о деятельности их кружка узнают, проблем не миновать, но с чего бы Дамблдору подозревать именно их, лучших учеников школы?       От этих мыслей ком подкатил к горлу. Эстера сильнее вцепилась пальцами в резную поверхность прохладного кубка.       Эрион ведь подозревал тех, кого надо, и если он выложил свои опасения декану, то всё и вправду плохо. А если он расскажет то, что поведала ему Эстера год назад… Нет, он её не выдаст. Да и она открыто не заявляла, что творила нечто ужасное — ей было слишком стыдно признаваться в этом Эриону. Но теперь из-за её опрометчивости он знает больше, чем должен, и если правда всплывёт наружу, ей придётся несладко. Впору бы наречь себя полной дурой, однако Эрион помог ей овладеть Окклюменцией, и это не раз её выручало и не раз выручит ещё. Да и Том не знал, что гриффиндорцы к ним присматривались и винили в случившемся с Гэмп, а у Эриона, помимо её давних слов о собраниях Рыцарей и убийстве в Запретном лесу, не было никаких доказательств…       Эстера еле удержалась, чтобы не обернуться. Беспокойство закралось ей под кожу, и теперь она зудела. Нет, это всё чушь. Девчонки ничего не помнят, а Гэмп навеки связана Непреложным обетом — Том достаточно осторожен и умён, чтобы так глупо попасться. А Альбусу Дамблдору, победившему самого Гриндевальда, нет нужды за ними следить, они для него обычные студенты, одни из многих, и все преподаватели души не чают в Томе и, соответственно, в его друзьях. Он просто слишком мнительный и слишком не любит Дамблдора — отсюда и все его подозрения в чужой подозрительности. Глупо, да, но, определённо, не следует волноваться…       — Я сомневаюсь, что кто-то придаёт такое большое значение костюмам, Том, — зачем-то ляпнула она. Может, хотела себя в этом убедить? В любом случае следовало молчать — вступать в полемику с Томом было заранее провальной и тщетной затеей.       — Сомнение — это иной раз даже хорошо, — назидательно изрёк он. — Потому что непоколебимая убеждённость во всяческих глупостях ведёт к одному — к беде, в то время как тень сомнения заставляет анализировать и, как итог, чему-то учиться. Поэтому присмотритесь внимательнее, друзья, — Том сухо улыбнулся. — Вы ведь не просто так оделись в то, во что оделись.       — Сейчас будет гадание по костюмам? — невесело хмыкнул Отан, опрокидывая в себя всё содержимое своего кубка. Эстера только теперь заметила, что он уже изрядно пьян.       — Да, и я тебе нагадаю, Нотт! — Озорной Аспидис появился из-за спины и встал рядом, но Эстера на него даже не поглядела. — У тебя нет члена между ног, поэтому ты решил отрастить его хотя на лбу. Вот и вся истина.       Норбан рассмеялся, Том с любопытством посмотрел сперва на одного, затем на другого, но ничего не сказал.       — В последнее время ты слишком часто затрагиваешь эти темы, Крауч, — отозвался Отан, серьёзный, но неизменно спокойный. — То зазываешь на случку с девками, то в бордель, теперь вот подступился активнее. Так интересно увидеть меня голышом? Пойдём, покажу. Но не забывай: трогать нельзя.       Кобель!       Эстера не удержалась и метнула в кузена полный презрения взгляд. Ей померещилось, что кубок в руках сейчас скомкается, как пергамент — настолько сильно она в него вцепилась. Мало того, что Аспидис сам взобрался на шлюху, но ещё и оргию собирал! Ругательства вот-вот норовили соскользнуть с языка, но она так разозлилась, что попросту его прикусила! И стояла, удерживая себя от глупостей. Аспидис, однако, заметил её реакцию — он находился так близко, почти касался её плеча, что не мог не заметить — и, наверное, поэтому его ответ Нотту сделался несколько отчуждённым и странным, будто он моментально потерял интерес к разговору.       — Конечно, трогать нельзя, — с ленцой отбился кузен. — Он или хрустальный, что ты так за него трясёшься, или сделан изо льда, причём столь тонок, что растает от двух движений…       Юлиан поморщился.       — Может, вы не будете обсуждать это здесь?       — Ещё один неженка.       — Я просто не забываю о культуре.       Норбан воровато улыбнулся и напомнил:       — Ладно вам, но что там дальше по гаданиям? Мне интересно послушать.       — С тобой всё ясно, — Юлиан пожал плечами. — Ты — псина, Лестрейндж. Причём трижды.       — Сказал петух. Заметьте: единожды петух — уже чересчур.       — Довольно, — Том пресёк рвущееся ругательство Юлиана.       Норбан поглядел сперва на него, а потом и на Эстеру с Аспидисом. Лицо его вдруг приобрело такое выражение, точно он лишь сейчас заметил какую-то забаву, мимо которой ходил неисчислимое количество раз, и Эстера подумала, что зря она не улизнула раньше.       — А ты с Эстерой кто? — Он сузил тёмные глаза. — Не скажи, что тоже директор Диппет?       Аспидис фыркнул.       — Ага, — усмехнулся Юлиан. — Директор Диппет, искупавшийся в Чёрном озере.       Периферийным зрением она заметила, что кузен кивнул.       — Как ни странно, ты близок.       — Озёрная дева? — догадался Нотт.       — Гурагез аннун, — уверенно подытожил Том.       Норбан присвистнул.       — Какие все умные. Но при чём здесь Аспидис?       — Озёрная дева — это Эстера, — пояснил Нотт, задержав взгляд на подоле её светлого платья, зачарованного так, что с него стекала мерцающая вода. — У Гурагез Аннун есть родственники-мужчины, седовласые старцы с длинными бородами, они тоже живут в озёрах.       — Как прелестно, — проворковал Юлиан. — Парные костюмы! Даже жаль, что у меня нет ни брата, ни сестры, чтобы такое повторить.       Вопреки здравому смыслу, Эстере сделалось и неловко, и тошно. Она десять раз успела пожалеть о том, что всё-таки решила прийти в выбранном ещё летом наряде, но наспех выбирать новый ей было и лень, и уже неинтересно. Да и наряд этот совсем не плох — по крайней мере, во всём зале не нашлось второй такой же златовласой Девы, зато Ровен и Хельг была тьма, а Годриков и Салазаров — целая дюжина.       — Не печалься, Розье, — подбодрила Эстера. — Насчёт братьев так точно: проку от них мало, а неудобствам, которые они доставляют, напротив, числа нет.       — Однако ж это была моя идея, — надменно заметил Аспидис. — Проку, говоришь, мало, но без меня и моей фантазии ты бы так и ломала голову над костюмом.       — Я бы с радостью завернулась в мантию из перьев, как это сделал Юлиан. Быть голубем или курицей не так уж досадно.       — Я авгур! — вспыхнул оный.       Норбан хохотнул.       — Видишь, Роули, ты не права: Розье у нас не просто голубь, а досадствующий, печальный голубь, имей к нему уважение и побольше цени своего братца.       Они снова начали ругаться, и Эстера, буркнув себе под нос: «Было бы за что», которое наверняка услышал и Аспидис, пошла от них прочь.       Развешанные всюду плотные, но полупрозрачные паутины мешали обзору, и Эстера порой натыкалась на малоприятных знакомых. Макнейр, расхаживающий с голым торсом и со здоровенной дубиной в руках, изображал Циклопа. На нём была, очевидно, маска, но до жути натуралистичная: его единственный большой глаз недобро поглядел на Эстеру, крупные ноздри плоского носа недовольно шевельнулись, а уродливый рот сжался, но Макнейр ничего ей не сказал и просто прошёл мимо. Он, конечно, не забыл её выходки в Хогсмиде. Да и вряд ли когда-нибудь забудет. Но Эстере дела до его обид не было: пускай злится сколько хочет. Не в его силах ей навредить или отомстить. Жалкий червь, ничего не имеющий за вонючей душонкой. Да и, по правде говоря, будь у Эстеры выбор, она бы ещё не раз прижала его к стенке, но так, чтобы уже окончательно сбить с него всю спесь. Жаль, конечно, что это не в её власти…       Следом за Макнейром показался и его безобразный дружок. Яксли, в отличие от товарища, остановился на долю секунды, чтобы поздороваться и похвалить костюм.       — Славные чары, — брякнул он, бегло пройдясь красными глазами по светлому платью, вдоль которого серебристыми струйками стекала вода, и неприятно улыбнулся, обнажая острые клыки. — Надеюсь только, что тебе не мокро и не холодно. Здесь гуляет сквозняк, ведь двери открыты. Однако я могу наложить Согревающие чары, если угодно.       На его голове красовался начищенный цилиндр, а сам он был одет в простой плащ с высоким воротником и показушно опирался на дешёвую трость — точно не чета той, которую при поступлении подарил Аспидису отец. Яксли выбрал своим сегодняшним героем Сэра Герберта Уорнея — лондонского вампира, что в прошлом веке убивал женщин. Правда, тот, если верить рассказам, был куда красивее. Однако Яксли всё равно следовало отдать должное — с его звериной мордой он вполне себе походил на маньяка, таящегося в тёмных столичных переулках, которого и изображал.       — Обо мне не беспокойся, Яксли, — не стараясь казаться любезной, отвечала Эстера. — Лучше поберегись тех парней. Однажды сэр Уорней уже бесславно погиб от их рук. — Она кивнула в сторону группы студентов, переодетых какими-то именитыми аврорами, и когда Яксли на них отвлёкся, продолжила свой путь.       Профессора Слагхорна она пока не видела, а перед ним непременно следовало мелькнуть и уважить присутствием — счастье, что длится это недолго. Его больше занимало общество мальчиков: Тома, Норбана, Аспидиса и Юлиана с Отаном, ну, и ещё Ваако Шафика, конечно. Кэсси и Тея тоже посещали Клуб Слизней благодаря фамилиям; Фрина Селвин, помимо всего прочего, была одарена во многих науках, поэтому её декан любил больше, чем подруг Эстеры. Что касалось её самой, то она невольно разделяла мнение Тома, который говорил, причём не раз, что членством в Клубе и значком старосты она обязана своему отцу и известным родичам. Это походило на правду.       Эстера хорошо училась, некоторые предметы давались лучше прочих, но редких талантов она в себе не обнаруживала. Ну, в дуэлях она оказалась очень даже хороша, но Слагхорн-то об этом не знал. Поэтому её присутствие лишь делало декану приятно, но по-настоящему радовали и грели старческую душу Том и его компания. А «приятно» касалось и других членов Клуба, которые под разными предлогами уходили сразу после ужина. Кэсси едва не зевала в собранном профессором обществе, Тея держалась учтиво и терпеливо, но всегда вызывалась улизнуть вместе с подругой. Фрина появлялась нечасто — её тоже не особо интересовало сборище любимчиком Слагхорна. Булстроуд почему-то не приглашали, но Эстера была уверена, что той пришлось бы по душе любое празднество, где есть шанс покрасоваться, ведь и Вальбурге, её ворчливой подружке, нравилась компания достойных. Вот только помимо родовитых слизеринцев, Слагхорн звал и студентов с остальных факультетов, не все из которых могли похвастаться благородным происхождением. Эстера догадывалась, что Барти, учившийся на Рейвенкло, тоже одарили приглашением, но он так ни разу и не появился, что и немудрено, ведь до недавних пор завсегдатаем клуба был Аспидис. И правильно: два Крауча в одной маленькой зале — уже перебор.       Другие гости Слагхорна были Эстере почти незнакомы, да и мелькали с переменным постоянством. Их добрый профессор вполне себе мог и разочаровываться в способностях учеников или положении их родителей, и они переставали появляться на ужинах. На втором или третьем курсе она разок видела Фоули и Макмиллана. Оба были выходцы из именитых семей, но на тот момент Эрион делал успехи в квиддиче да у Дамблдора с Флитвиком, а Лаэрт, помимо фамилии, во многих дисциплинах был хорош, но, кажется, компания, на половину состоящая из слизеринцев, ему не особо пришлась по душе, и с тех пор гриффиндорцы были нечастыми гостями Слизней. Чего уж, представителей Хаффлпаффа Эстера вообще не могла припомнить, а последние годы с Рейвенкло оставалось несколько редких посетителей, которые или бóльшую часть времени молчали, или быстро уходили, но не появляться совсем им мешала вежливость. Или страх, что Слагхорн обидится и начнёт занижать им оценки?..       Лестрейндж, бывало, забавлялся тем, что без устали буравил глазами какого-нибудь залётного бедолагу. Он ничего ему не говорил, не дерзил, не грубил, был ласков с остальными, но на свою наобум выбранную жертву смотрел при каждом удобном случае туманным тяжёлым взором. Отан и Аспидис пару лет назад даже сделали ставки, сколько продержится новенький «член Клуба» — единственный хаффлпаффец, которого Эстера худо-бедно помнила — и он, белый как мел, ретировался ещё до того, как подали суп, а к салату и не притронулся. Словом, порой и самим слизеринцам приходилось занимать себя всякой ерундой, но, однако, парни почти всегда досиживали до победного. Наверное, из-за Тома: Слагхорн любил с ним поговорить, а многие из его компании любили их слушать. И, видимо, пока из школы не выпустились Эйвери, Крэбб и Гойл, всё было живее и интереснее, однако Эстера постоянно уходила заодно с подругами и не жалела.       Конечно, эта Хэллоуинская вечеринка, рассчитанная на всех, начиная от третьего курса — не малочисленная посиделка у Слагхорна, но преданные слизеринцы в итоге соберутся вокруг своего декана, все окажут ему любезность и перекинутся парой слов, чтобы он был доволен и спокоен. Так следовало поступить и Эстере, и именно поэтому она пока что оставалась в Большом зале и выискивала своих подруг, которых, как назло, нигде не видела. Ей бы рост Норбана или Тома, а может, даже Аспидиса, чтобы глядеть поверх голов…       Она приподнялась на носочки и вытянула шею, но и это не шибко помогло: народу стало очень много, а полумрак не способствовал удачным поискам. Да и кругом сновали ряженые чудища, монстры и неведомые создания, за яркие образы которых вечно цеплялся взгляд и отвлекал внимание. Причём отвлекал столь сильно, что Эстера не заметила, как перед ней появилась странная водоросль.       — Привет! — радостно поздоровалась она.       Эстера не сразу признала Диту. Её кожа сделалась салатовой, а на ярких зелёных волосах красовался пушистый венок из пахучих трав и, наверное, настоящих водорослей — потому как от неё взаправду несло болотом и тиной. Янтарные глаза будто бы светились, и если бы не добрая улыбка Диты на всё ещё симпатичном, несмотря на ставший крючковатым нос и болезненный оттенок, лице, она могла бы выглядеть зловеще. «Я — Кикимора!» — гордо объявила она, когда Эстера сделала комплимент и поинтересовалась, кого она изображает. Даже её балахонистые одежды напоминали сырой мох, и Эстера не удивилась бы, окажись они мхом взаправду. Она обнаружила и маленькие поганки на плечах, а на босых ступнях, тыльные стороны которых поросли пушистой мелкой травой, вились, словно лозы, мокрые и скользкие на вид растения.       — Как думаешь, мы смогли бы с тобой жить по соседству? — задумчиво спросила Дита, переложив деревянный кривой посох в другую руку.       — Вряд ли. — Эстера почему-то улыбнулась. — Ты ведь болотное создание, а я — озёрное. Это разные миры.       — Но мы могли бы находиться неподалёку, — возразила она, беззаботно почесав свой длинный нос. — Ты — в поле или у гор, я — в тени деревьев, в туманном влажном лесу. Может, где-нибудь в мире такое есть, и Озёрные девы ходят в гости к обитателям болот?       Эстера сильно сомневалась, что это возможно, но всерьёз рассуждать о жизни водяных существ не могла, зато Диту они, видно, очень интересовали.       — Ты знаешь, — увлечённо говорила она, — у старых кикимор грибы растут и на горбу, и не только поганки, но и съедобные тоже! Кикиморы прячутся в трясине, вернее, просто спят в ней, ещё сильнее покрываясь мхом, и могут проспать долгие годы, но порой по их спине и плечам проходит человек и срезает грибы. Наверное, это очень больно, поэтому обозлившиеся Кикиморы и утягивают бедолаг на дно. А так они безобидные и первыми не нападают.       — Ну а если они просто людоеды? И лишь притворяются спящими, но сами только и ждут, пока жертва придёт к ним своими ногами?       — Есть и такие, — невозмутимо отвечала Дита, — но большинство всё же питается лягушками и водорослями. А вот когда болотных или лесных жителей тревожат люди и еды становится меньше, тогда Кикиморы злятся и мстят. Но приноровиться к человеческому мясу всё равно сложно, коли всю жизнь питался лягушками. Да и люди часто отравлены всякой гадостью, и Кикиморе от этого не легче. Я читала, что однажды в глушь забрёл пьяный охотник, его съела Кикимора и сама сделалась пьяной, и не могла отрезветь до своей смерти. Она растерзала всю живность в болоте, а кого не растерзала — распугала. Леший за это на неё разгневался и прогнал прочь, а стоило ей выйти из лесных болот, как её нашли и закололи селяне. Грустная история.       Эстера ничего грустного в людоедке-изгнаннице не увидела, но вслух этого не сказала. Она вообще не успела ответить, потому что внимание привлекла другая зелёная фигура, более громоздкая, но тоже отдающая болотной сыростью… и рыбным запахом.       Дита проследила за её взглядом и робко улыбнулась.       — Это Каппа, — гордо шепнула она.       К ним вразвалку подошёл Лаэрт Макмиллан, и Эстера поняла, почему Эрион ругался. На миг ей взбрело в голову, что Дита попросту неправильно назвала его имя, но, к счастью, не стала поправлять свою знакомую. Кто такой каппа, она не помнила, однако по обличью Макмиллана догадалась, что очередной болотный житель: кожа его была ещё зеленее, чем у «Кикиморы», вместо носа имелся клюв, конечности заросли то ли мхом, то ли шерстью, на спине громоздился черепаший панцирь, а на голове виднелась маленькая мисочка.       — Привет, — вежливо поздоровался он, когда встал рядом с Дитой и взял её за руку.       Эстера рассеяно кивнула в ответ и безотчётно проследила за движением их сплетённых пальцев. И почему-то вдруг смутилась, как если бы обнаружила что-то неприличное, хотя ничего неприличного в их жесте, конечно, не было. Напротив, это представилось ей по-обыденному милым. И ей сделалось вдвойне неловко оттого, что она так заметно удивилась — её слишком долгий взгляд, направленный на их руки, определённо не остался незамеченным, и она спешно подняла его.       — Очаровательные… костюмы, — выдохнула Эстера. — Хорошо смотритесь.       Дита снова улыбнулась, Лаэрт, как и всегда, держался легко и непринуждённо. Два зелёных, пахнущих сыростью создания и вправду друг другу подходили. Воображение живо рисовало их в повседневности: оба светловолосы, красивы и почему-то по-доброму к ней относились. С Дитой они знакомы всего ничего и говорили лишь пару раз — бегло, в коридорах школы, но Эстера, даже при случайном зрительном контакте в толпе, неизменно получала в ответ дружелюбный кивок и милую улыбку. А Лаэрт, по сути, единственный, кто и во время ссор с Эрионом не прекращал с ней здороваться. Вернее, не делал вид, что её не существует. Феркл так и делал, например, а когда не утруждался, то просто проходил мимо, отворачивался, а порой — что было хуже всего — мог и задержать на ней неприязненный взор. Тот же Уорпл вёл себя несколько учтивее: если уж сталкивались лицом к лицу, он коротко и еле заметно кивал и скрывался, не дожидаясь ответной любезности, но ему на неё всё равно — это было очевидно, а оттого — спокойно. Про Эриона и говорить не следовало. В первую их ссору она часто чувствовала на себе его взгляды, но на сей раз всё было иначе.       Эстера сама старалась его не замечать. При виде его в горле начинало першить, а внутри что-то сжималось от страха и холода. Может, этот холод сквозил от него? Или она опять всё придумала? В сущности, это и не важно. Она прекрасно осознавала, что всё уже кончено наверняка. И в целях самоуспокоения любые мысли о нём умело забрасывались в наиболее дальний котёл её подсознания. В душе зияла дыра, и бóльшую часть времени с их разговора Эстера будто бы ничего не чувствовала. Это хорошо. Точно лучше, чем боль и страх — так, во всяком случае, она себя уверяла. Время пройдёт, потерпеть полгода — и она всё забудет. Раз её мать сумела, то и она сможет, почему нет?       — … я видела русалку, — увлечённо щебетала Дита; Эстера помнила, что они о чём-то говорили, и она даже что-то отвечала, вот только смысл сказанного терялся, и ей пришлось потрудиться, чтобы вновь начать вслушиваться в то, о чём ей толкуют. — И кельпи, если мне не показалось. Можно основать Водяной Клуб или Клуб Водных Тварей, нас очень много.       — А тот утопленник получит членский билет? — хмыкнул Лаэрт, указав на кого-то позади Эстеры. Дита слабо ткнула его локтём в живот, но таки встала на мыски и вытянула шею, чтобы посмотреть. — Если да, — продолжал он, — то у нас добавится сразу два претендента. Я затащу под воду Уорпла ради такого дела.       — Каппы дружелюбны к людям, — напомнила ему Дита.       — Но не к тем, кто невежественно себя ведёт, — фыркнул он. — Я весь вечер буду носить миску на голове, как истинный представитель своего вида, — это Лаэрт объяснял уже Эстере, — и не пролью ни капли. Уорпл мне не верит, но он кретин, это всем известно.       — А если всё же прольёшь?       — Я потеряю силы и умру — таково наше тяжкое бремя. Но беспокоиться нечего, я отлично балансирую: в детстве я мечтал стать воздушным акробатом. С тех пор многое переменилось, но на метле я езжу стоя дольше всякого, причём на большой высоте и скорости. Если как-нибудь заглянешь на наш матч, то сама убедишься. Я побил школьный рекорд.       — Спасибо за предупреждение, я постараюсь не пускать на твои матчи своего младшего брата, не то и ему взбредёт в голову повторить эти жуткие трюки.       Лаэрт только рассмеялся. Он, конечно, не знал, что Торфинн болен и любое волнение для него равняется смертельному риску, а Эстера никому, кроме Тома, об этом не рассказала — и даже с ним поделилась не по своей воле. Ей почему-то стало не по себе при воспоминании об этом. Она выждала подходящий момент и откланялась, сославшись на какое-то дело. Не нужно, чтобы их видели вместе. В глазах однокурсников у неё не имелось причин общаться с Макмилланом — его, да и всю компанию гриффиндорцев, не жаловали на факультете и как минимум считали законченными болванами. Про Диту с её магловской фамилией и говорить не стоило — вряд ли кому-то она понравится.       Для Теи новое знакомство Эстеры послужит лишним поводом пожурить её за неразборчивость и «пустую трату времени на сомнительных, недостойных людей», у Кэсси оно вызовет праздный интерес, и она наверняка через множество своих подружек вызнает всю подноготную Диты. Но дело было не в Кэсси или Тее. Эстера сама не понимала, чем объяснить резко возрастающую тревогу, когда она сталкивалась с Дитой где-то на открытых пространствах. На подкорке сознания зудела мысль, что всё происходящее — неправильное и недопустимое, требующее немедленного окончания, и она, подгоняемая волнением, стремилась побыстрее уйти и по возможности избежать и зрительного контакта.       Эстере это было привычно. Ещё с первого курса она приучила себя к осмотрительности: «дурные» знакомства угрожали привлечь ненужное любопытство докучливого в ту пору Аспидиса, который вполне мог сообщить о чём-то в письме домой. Чуть позже ей пришлось скрывать свои отношения с Эрионом, и каждый раз, когда они останавливались коротко переговорить в коридорах, ей было не по себе. А теперь её тревога коснулась Диты Райт.       Что, если Аспидис или Том обратят на неё внимание? Эстера не знала, что плохого могло произойти, да и могло ли вообще? В конце концов, это обычная студентка с Хаффлпаффа, ей не должно ничего грозить. Но и Гэмп ничего серьёзного не грозило, Эстера просто хотела её припугнуть, а Том… сделал то, что сделал. И ничто не мешало ему снова повторить. Макнейр и Яксли охотно примут участие — это бесспорно. Дита очень красива, хоть и мала ростом, так что если на неё позарится какой-нибудь слизеринец, а Тому это покажется забавным…       Эстера залпом осушила свой кубок, чтобы смыть прогорклый вкус от омерзения на языке, и обернулась. Лаэрт и Дита шли в противоположную сторону и вскоре затерялись в толпе, но хватило и кратковременного взгляда на их спины, чтобы враз успокоиться — у Диты был смелый парень, способный её защитить. От этого наблюдения заметно полегчало. А затем вновь стало тоскливо. Они хорошо смотрелись вместе и порождали постыдную и низменную зависть. Пускай у них потешные костюмы, воняющие сыростью и мхом, но в повседневности они самые нормальные и наверняка счастливые люди.       До недавних пор Эстера верила, что тоже так сможет, если будет поступать правильно. Ей вспомнились собственные размышления, оказавшиеся в итоге наивными и пустыми. Взаправду ведь считала, что если прекратить все непотребства, которым она бесстыдно предавалась, то мужчины, томимые голодом и нетерпением, найдут кого-нибудь на стороне, чтобы заменить её — так, например, с собственной невестой поступил галантный и благородный Абраксас Авиор Малфой. Эти розовые мечты ныне казались смешной, до одури нелепой глупостью, и верить в подобное могла или маленькая девочка, коей Эстера уже давно не являлась, или полная идиотка — и вот тут уж было не отвертеться. Утешало одно: лучше о подобном узнавать как можно скорее и спускаться с метлы на землю. Потому что Аспидиса, променявшего её, Роули, на дешёвую шлюху, никто не морил отсутствием близости, но он предпочёл вываляться в грязи. А после смел нагло смотреть Эстере в глаза и даже потешаться. Сколько мантикору не корми, а она всё равно позарится на добавку. Так чего и кого ради стараться?       Ради бессовестного жениха, запятнавшего себя потаскухой? Видит Мерлин, Эстера с большей охотой простила бы ему влюблённость в другую девушку и измену с ней же, чем поведение похотливого животного. Он опозорил не столько себя, сколько свою семью. И зачем? Чего ему не хватало? Мужские аппетиты необъятны и часто скатываются в пугающие извращения. Лучше уж в эту бездонную яму не соваться и не пытаться её познать — велика вероятность задохнуться от всей хранящейся там скверны. Или омерзения.       Но Аспидис не единственный, кто продемонстрировал свою сущность. Двуличие Эриона ужалило не меньше. Об этом больно было даже думать, и Эстера каждый раз старалась ограждать себя от мрачных мыслей. Мужчины эгоистичны — с этим следовало смириться и не принимать близко к сердцу. Они могли ловко избегать и замалчивать проблемы, наказывать за мнимые провинности невниманием и равнодушием, но после как ни в чём не бывало возвращаться и с невинной мордой делиться своими переживаниями о новой девушке, занимавшей их мысли. И самым ужасным являлось осознание, что делают они это не из мести, не чтобы вызвать ревность или боль. А попросту не видят ничего предосудительного, ничего неправильного. Это простодушие и выводило Эстеру из себя, и вынуждало опустить руки без боя — ну зачем бороться с целым океаном святого, почти что детского непонимания? Тщетно, глупо, затратно по времени, по эмоциям, по чувствам. Смириться, пережить, забыть — вот и всё, что остаётся.       Но самым удивительным оказалось то, что наиболее жестокий из её знакомых причинил ей по итогу куда меньше горя. Эстера уяснила это лишь на контрасте с той болью, которой одарили её Аспидис и Эрион. Всё то, что сделал ей Том, меркло на фоне измены и предательства и виделось теперь детскими забавами. Иллюзии и самообман были здесь ни при чём — Эстера ясно отдавала себе отчёт в ненормальности Тома, в его хладнокровии, чёрствости и мнительности. Но в то же время он был с ней честен в тех моментах, в которых ей лгали другие. Да, его правда ощущалась нежеланным грузом, портящим картину пятном, но она по-прежнему оставалась правдой… Том сложный и тяжёлый человек, но только он, видя все её недостатки и пороки, принимал её. В конце концов, он один и сохранил ей верность… И это даже несмотря на то, что не приходился ей обещанным женихом, как Аспидис, и не считался, пускай и в тайне, её парнем, как Эрион. Он не был ей ничем обязан, неохотно проявлял тепло и заботу, предпочитал им двусмысленный комментарий или упрёк, но тем ценнее и ярче чудились те редкие проблески света, которыми он порой её согревал. Может, правду говорят про недоступных холодных людей, и они таковы потому, что не пустословят и не тратят время на ерунду? Какой толк от чувственных признаний в любви, жарких обещаний и обманчивой заботы, если по итогу всё это окажется миражом, за которым сокроется лишь беспощадное, парализующее сердце предательство? Лучше уж ей будут говорить всё в лицо, лучше она стерпит грубое слово от честного с ней человека, чем и дальше продолжит жить в сказках и мечтах.       Поэтому, оглядываясь сейчас назад, Эстера по-своему была благодарна Тому за все те уроки, которые он ей преподнёс. Да, сурово, но что бы с ней стало, не закаляй он её на протяжении семи лет? Поступок Эриона однозначно бы её уничтожил, стёр в порошок как самая мощная Бомбарда. Пусть толстокожесть не к лицу леди, которую кропотливо лепили гувернантки, но без неё в этом мире не выжить. А умирать Эстере совсем не хотелось, и если ей суждено стать невосприимчивой к нормам морали дикаркой, то так тому и быть, она станет. Всяко лучше, чем каждый раз ударяться в слёзы или падать в обмороки.       Когда Эстера вернулась к Тее и Кассандре, то довольно скоро нашёлся и профессор Слагхорн. С ним разговаривали Виолентилла Булстроуд, изображающая небезызвестную Леди Кармиллу Сангвину, любившую купаться в крови своих жертв ради сохранения молодости (странно, что её не сопровождал тоже переодетый в вампира Яксли) и язва-Фрина Селвин, которая вырядилась в Чёрную Аннис, ведьму-людоедку. Ужасающий тёмный клюв, запачканный чем-то багряным, стекающим с самого кончика, на удивление нисколько не портил красивое лицо Фрины, а её чёрные глаза становились ещё более бездонными и пугающими из-за мрачного бархатного платья, отделанного тяжёлыми кружевами.       — Роули, — стоило Слагхорну переброситься со всеми девушками парой слов, как его отвлекли другие студенты, и Фрина, неприятно улыбнувшись, переключила своё внимание, — а тебе идёт быть блондинкой.       — Клюв тебе тоже к лицу, Селвин, — ровно обронила Эстера. — Надевай почаще.       — Она тебя им заклюёт, поосторожнее с желаниями, — вставила Виолентилла, судя по клыкастой улыбке, крайне довольная собственной шуткой.       — Роули не привыкать, — промурлыкала Фрина, сощурившись, — иначе бы она не дружила с Флинт, не так ли?       — Ты на что-то намекаешь, Селвин? — в свою очередь холодно поинтересовалась Тея.       — Не намекаю, а говорю весьма прямо. Впрочем, ладно, в твоей манере Матушки Гусыни есть что-то милое, но смотри повнимательнее за своими детками, а то Аббот и Роули непременно попадут в беду без родительского надзора.       С этими словами, предварительно окинув всех троих хитрым взглядом, Фрина пошла прочь. Виолентилла, бросив на прощание новую глупую острóту, последовала её примеру.       — Что за несносная девка, — Тея неодобрительно поморщилась, а её тонкий хвост-плеть с наконечником-сердцем взметнулся вверх.       Кэсси непринуждённо хихикнула.       — А я говорила, что некоторые считают тебя второй Вальбургой, — улыбнулась она.       — Какой вздор, — Тея фыркнула. — У Блэк не все дома, я с самого начала это приметила. У них в роду безумие — не редкое явление, чего там. Но её стоит уважать уже за то, что знает себе цену и не водится с тёмными людьми.       Ага, как же. Эстера прекрасно помнила свой короткий разговор с Вальбургой, решившей отчитать её за позор, влекомый на славный род Блэков из-за беспечного общения с такими, как Том. Правда, по итогу подтвердилось, что сама Вальбурга неравнодушна к «безродному сироте», за связи с которым порицала Эстеру. Неизвестно, было ли это тайной, но выдавать приязнь Вальбурги своим подругам на суд она не стала. Стоит заговорить о Томе, как Тея в очередной раз посчитает долгом прозрачно напомнить Эстере о чести и достоинстве. Лучше уж не ворошить эту тему — нервы будут целы.       Внимание подруг вскоре переключилось на обсуждение чужих нарядов. Из-за войн празднество долго не проводилось, оттого все решили выложиться на максимум и их стараниями было на что поглядеть. Помимо посредственных, банальных костюмов Основателей школы, Мерлина, Гвиневры и Морганы, в зале встречались яркие и порой по-настоящему жуткие образы. Гниющие зомби, словно плавающие в туманной дымке пара дементоров, русалка, которую на кресле с колёсами катила подруга-нимфа, полупрозрачные призраки, вероятно, обмазавшиеся Исчезающим кремом, но в малом количестве, рогатый фавн с мощными копытами. Присутствовал и Ярдли Платт, серийный убийца гоблинов во времена одного из множества восстаний, и Уилфред Элфик с торчащим из живота рогом взрывопотама, и Маладора Грамм, угостившая жену короля Артура отравленным яблоком, и кракен с тучей склизких, неприятных щупалец, и грозный Минотавр, и крючконосая ведьма в сарафане, парившая над полом в деревянной ступке и метлой в руке, и даже покрытый переливчатой крепкой чешуёй человек-дракон: его массивные крылья занимали столько места, что все обходили его стороной. Словом, конкурс костюмов должен был получиться многообещающим, а колдографию победителя собирались напечатать в «Ежедневном Пророке» и выдать большой серебряный котёл, который до отказа можно будет набить любыми товарами в «Сладком королевстве».       Попечительский совет сошёлся на том, что после продолжительных военных действий, от которых до сих пор не оправились ни магловский, ни даже Магический миры, будет неплохо подбодрить студентов, а заодно порадовать обычных волшебников такой незатейливой, но ободряющей статьёй в газете про школьный маскарад. На фоне новостей о преступлениях по-прежнему скрывающихся на всех континентах сторонников Гриндевальда и их редких задержаниях аврорами разных стран, возможно, это и впрямь являлось славной инициативой.       В Хогвартс прислали корреспондента и колдографа из «Пророка». Эстера видела их мельком в самом начале вечера. Но, судя по выражениям их лиц, писать колонку о Хэллоуине их не очень-то и радовало. Колдограф ни на кого толком не смотрел и не стремился запечатлеть хороший кадр, а корреспондент, худощавый и лысеющий паренёк с неприятными чертами, то и дело подходил к Дамблдору с заискивающей улыбочкой. Наверняка хотел уговорить его дать интервью: сражение хогвартского профессора и победа над Тёмным Лордом всё ещё приковывали внимание общественности, жадной до мельчайших подробностей и немыслимых сплетен. Столько версий событий было обсуждено за прошедшее с битвы время, что Эстера уже сама перестала различать, где правда, а где вымысел. Но декан Гриффиндора не спешил развеивать слухи и в принципе удовлетворять чьё-то любопытство, а потому предполагаемая затея корреспондента заранее казалась обречённой на провал.       Помимо посланников «Пророка» на маскарад прибыли и другие немногочисленные гости. Каких-то Эстера знала как членов Попечительского совета, но ни её отца, ни дяди среди них, конечно же, не было. Зато присутствовал владелец «Сладкого королевства» и некоторые другие почётные жители Хогсмида, которым предстояло войти в число жюри и определить лучший костюм. Всем, кто хотел участвовать, полагалось бросить своё имя в специальную урну у помоста, где играл оркестр. Насколько знала Эстера, из её однокурсников принять участие собирались одни Кэсси и Виолентилла. Но, как поведал подошедший к ним Отан Нотт, Норбан в тайне бросил в урну бумажку от имени Юлиана, и Эстера подумывала остаться до конца лишь затем, чтобы поглядеть на реакцию Розье, когда того вызовут «на сцену». Но другой немаловажной причиной, почему вечер начал казаться чуточку терпимее, стало превосходное и крепкое вино, которым с ней поделился Отан прежде чем уйти пить в одиночестве.       К тому времени школьный оркестр, расположившийся там, где обычно находился преподавательский обеденный стол, заиграл активнее. Барабаны наращивали ритм, продольные флейты становились громче, в ход постепенно пошли и скрипки. Двери зала распахнулись, впустив внутрь густой клубящийся туман, и под отчётливый барабанный бой в центр стала стекаться процессия ровно марширующих скелетов. Все живые и неживые участники маскарада расступались перед отрядом костяных гостей, которые, заняв место у помоста, пустились в пляс, а оркестр заиграл ещё громче и энергичней.       Туман становился гуще и переливался то синими, то фиолетовыми оттенками. Окружая гремящих костями танцоров, ученики, учителя и призраки выстроились в хоровод, что ускорялся в такт мелодии, а вокруг него образовывался хоровод побольше, и вскоре добрая часть гостей оказалась втянута в незамысловатые пляски.       В конце концов, кто-то потянул за руку Кэсси, она — Тею, а Тея в свою очередь вцепилась в Эстеру. Безжалостный людской поток увлёк всех за собой, участников лишь прибавлялось. Кто-то вклинился между ней и Теей, и уже через несколько секунд, когда картина перед глазами смазалась, а вино ударило в мозг, Эстера потеряла подруг из виду. Голова закружилась, но пляска и не думала стихать. Топот стоял такой, что звенело в черепушке. Скелеты прищёлкивали челюстями, хлопали костлявыми руками, а некоторые незатейливо играли треугольником. Стало жарко и душно. Пришлось невольно пожалеть, что вода, стекающая с её платья, ненастоящая — очень уж хотелось в душ. Кто-то снова разбил круг и втиснулся между ней и девушкой, которая держала её до этого. Если бы новый «партнёр» не сжал её руку чересчур крепко, то Эстера так и не обратила бы на него внимание.       Сфокусировать взгляд и не вывернуть содержимое желудка на свой наряд оказалось сложно, но Эстера справилась и даже почти сразу распознала в рогатом синекожем японском демоне Ваако Шафика. Он сделал еле уловимый жест головой и потянул её обратно из круга. Кое-как высвободив вторую руку, Эстера пошла за ним, проталкиваясь через образовавшуюся в центре толпу. Ваако упорно тащил её вперёд, всё дальше от людей, и в голову закрались подозрения.       — В чём дело? — Она почти кричала, чтобы её услышали сквозь этот гам, но всё равно пришлось повторить. — Что-то случилось?       Первая мысль была о Торфинне: новый приступ. Но Ваако отрицательно мотнул копной тёмных кудрей.       — Аспидис. Я сам не знаю, — ответил он, когда они уже достигли дверей. — Я заметил, как он куда-то уходит с ними, и заподозрил неладное…       С кем это — с ними? Но задаться вопросом Эстера не успела: они вышли в Комнату приёма, а затем — в вестибюль, где, в сравнении с залом, стояла гробовая тишина. Песочные часы факультетов, которые они миновали, красиво мерцали в полумраке. Слизеринских изумрудов, конечно, было больше всего, второе место ожидаемо числилось за сапфирами Рейвенкло — не нужно ходить на Прорицания, чтобы знать, кто получит Кубок школы.       Они бесшумно спустились по широкой мраморной лестнице вестибюля. Факелы на стенах с трудом освещали пространство; высокие сводчатые потолки и вовсе тонули во тьме, но лёгкий шорох мантий в дальнем углу привлёк внимание. А вскоре, когда подошли ближе, стали отчётливо слышны и слова.       — Ты совсем умом тронулся? — раздался недовольный, издевающийся голос Аспидиса. — Если сквибово отродье и прочий мусор имеет что-то мне сказать, то пускай говорит по существу, при свидетелях в лице Верховного суда Визенгамота и с доказательствами. А этот трёп, на который вы, кучка жалких свиней, тратите моё время, оставьте другим. Тем более, когда вы толкуете о какой-то потаскухе…       — Закрой свой рот, ублюдок! — рявкнул Эрион, и Эстера заметила, что он схватился за палочку; то же сделал и Аспидис. — Если ты думаешь, что тебе и Реддлу это сойдёт с рук, то глубоко заблуждаешься.       — Судя по вашим словам, глубоко заблудились разве что в дырке вашей гриффиндорки, — со смакованием промурлыкал кузен. — Ну а в нашей невиновности и непричастности я более чем уверен.       Всё случилось слишком быстро. Эрион взмахнул палочкой, но Феркл, стоящий чуть дальше него, послал заклинание первым; в тот же миг, как выхватил своё древко. Аспидис отбил атаку простым Протего, но Депульсо Эриона, пущенное секундой позже, сбило кузена с ног. Аспидис ругнулся, но мешкать не стал: тут же вскочил и вывел в воздухе зигзаг:       — Конфринго!       — Кретин! — взвыл Клейт Уорпл, до этого не видимый Эстере в тени, но Эрион и Филиппус решительно и одновременно использовали Протего максима.       Эстера слишком поздно потянулась к своей палочке, и если бы не Ваако, тоже успевший укрыть их щитом, её бы наверняка задело ударной волной. Раздался грохот, но основная часть взрыва была чудом поглощена сферообразным Протего гриффиндорцев. Однако три ближайших к ним рыцарских доспеха с дребезжанием рухнули и рассыпались на каменном полу.       Дальше бой возобновился с пущим остервенением. Невольных свидетелей, застывших у подножия лестницы, участники конфликта по-прежнему не замечали.       — Экспеллиармус! — Эрион наступал на Аспидиса, а вместе с ним — и разъярённый Феркл.       Кузен отскочил в сторону, обрушил подряд Конфундус с Диффиндо и явно намеревался проклясть их чем-то посерьёзней, но ответные лучи заклятий вынуждали его то и дело выставлять щиты.       Клейт стоял наготове, натянутый, как тетива, однако третьим нападать на Аспидиса не спешил. Эрион и Феркл будто бы соревновались между собой и стремились оттеснить друг друга в сторону, встать впереди — лицом к лицу с противником. Но, выступив чуть вперёд, Эрион вновь оказывался за спиной Феркла, пока опять не загородил его собой. Аспидиса упорно теснил шквал обрушивающихся на него магических вспышек. Заметив, что стена становится всё ближе, он подсобрался. Очень ловко, умудрившись не запутаться в длинных одеяниях, кувыркнулся в сторону и послал Оглушающее за спины гриффиндорцам. Эриону и Ферклу пришлось отвлечься, убедиться, что Клейт не пострадал. И это стоило им пропущенного удара. Обоих сбило с ног незатейливое заклинание Подножки, а следом бороды Эриона и Феркла вспыхнули ярким пламенем. Кто-то вскрикнул, Аспидис расхохотался, Клейт своевременно облил товарищей водой и, явно не простив прошлую атаку в свою сторону, угостил Жалящим.       Эрион и Феркл, успевшие оправиться и от огня, и от воды, поднялись вдвое злее.       — Петрификус Тоталус!       — Протего!       — Дуро!       — Экспеллиармус!       — Протего!       Вспышки мелькали тут и там, несколько факелов потухли или были сброшены со стен на пол, и различить происходящее становилось всё сложнее. Одно только было ясным: Аспидису, с его ужаленной конечностью, ни за что не совладать сразу с двумя. Он пропустил пару заклятий, и хотя ему на долю секунды удалось подвесить Феркла в воздухе, положение это не поправило: гриффиндорец тотчас же высвободился и мощной струёй воды сбил его с ног.       — Никчёмный кусок говна! — выругался Аспидис. — И шагу ступить боишься без своего дружка, сквибов огрызок? Коньюктивитус!       Эстера, пусть и порядком протрезвела, но понимала всё с трудом. Их перебранка, резко перешедшая в бой, случилась слишком быстро и неожиданно, чтобы быть к ней готовой. Даже Ваако ничего не предпринял за эту насыщенную событиями минуту — благо хоть щит успел выставить, иначе настоящей жертвой стали бы они. Сейчас же на эту роль метил Аспидис, который вдобавок ко всему опрометчиво сыпал всё новыми оскорблениями и провокациями в сторону недругов. Эстера посчитала, что они пьяны, потому как для своего невыгодного положения брат вёл себя слишком дерзко и неразумно, а гриффиндорцы будто бы горячились всё сильнее и совсем не замечали, что происходит вокруг — для них существовал только Аспидис и его язвительные словечки, которые он умудрялся вставлять во время боя.       Но продолжалось его напускное веселье недолго. В одно мгновение подол мантии кузена превратился в десятки тонких и длинных лоскутов. Они, точно змеи, стиснули его голени, и Аспидис, потеряв равновесие, в третий раз повалился наземь. Из палочки Феркла уже вырвался яркий фиолетовый луч Оглушающего заклятия — и он наверняка достиг бы цели, не выстави Эстера щит. Раздался треск бьющегося стекла, и прежде чем Феркл успел среагировать, она с неожиданной для себя яростью отшвырнула его в стену. Следом за глухим ударом послышался и его короткий болезненный вскрик.       Рука с зажатой в ней палочкой снова взметнулась вверх, готовая выпустить если не с десяток, то минимум ещё одно заклятие. В пальцах покалывало от нетерпения, от неведомо откуда взявшейся жажды продолжить начатое. Злость, так долго копившаяся и на Феркла, и на многих других, была готова выплеснуться в полном объёме. О, как же Эстере этого хотелось! Ну что ему будет от маленького, невинного Жалящего? Или от какого-нибудь Сглаза? Пару ушибов, синяк на роже, вывих запястья или хотя бы клок выдранных волос — ничтожная плата за то унижение, которому он её подверг…       Эстера в нерешительности облизнула пересохшие губы. Или сейчас, или никогда! Уже готовая выкрикнуть следующее заклинание, она случайно отвела взгляд вправо. Совсем чуть-чуть, но и этого хватило, чтобы споткнуться об удивлённое, напряжённое лицо Эриона, и её решимость тотчас же пошатнулась. Нет, так нельзя. Где её самоконтроль и здравый смысл? Рот скривился от нахлынувшего на неё раздражения, и, не теряя более ни секунды, Эстера в два счёта оказалась перед Аспидисом. Он по-прежнему был на полу, но успел трансфигурировать мантию в исходный вид.       — Убирайтесь, — холодно велела она, исподлобья глянув на гриффиндорцев. — Ваако, приведи Норбана.       Боковым зрением заметила, как он кивнул и поспешил прочь.       — Правильно, — проворчал Феркл, пока поднимался с перекошенным и недовольным от боли лицом, — пускай Лестрейндж притащит сюда свой тощий зад, Реддл тоже пусть приходит. У нас к этим ублюдкам есть разговор.       — Тогда поторопитесь и позовите ещё человек десять, — с нескрываемой неприязнью отвечала Эстера. — Трое на одного — так вы «разговариваете»? Значит, против троих вам понадобится с полдюжины?       — Знаменитая гриффиндорская доблесть во всей красе, — усмехнулся Аспидис, когда встал рядом. — Но и это ничего. Сквиб большой любитель нападать со спины. Могу понять: без этих подлых фокусов кишка тонка тягаться с нами. Знает ведь, что чистая кровь имеет значение, вот и пытается компенсировать всякими трюками.       — Ну давай, Крауч, — мрачно процедил Феркл, — пойдём, решим всё раз и навсегда. Один на один.       Эстера догадалась, что Аспидис улыбнулся. Довольство скользнуло и в его голосе.       — Кажется, в последний раз, когда мы это решали, ты чуть не подох. Забыл?       — А ты больно уж горд, Крауч, что воспользовался магловским методом. Не брезгуешь пачкать свои чистокровные ручки?       — Ну, — улыбка кузена стала шире, — знаешь, как говорят? Собаке — собачья смерть.       Эстера чудом успела метнуться в сторону: Феркл, взъярённый очередной провокацией, действовал молниеносно, а потому страх нахлынул уже после того, как она оказалась в безопасности. Луч пролетел в паре дюймов от её лица. Весь мир будто замер, замедлился, и она смогла увидеть и то, как в противоположную от неё сторону подался брат, и шокированного Эриона, и злобного Феркла, и возню где-то позади них — там, где в напряжении за ходом событий следил Клейт Уорпл. Но стоило ей моргнуть, как время побежало своим чередом, а сердце с заглушающим всё вокруг грохотом забилось в груди. Спину прошиб холодный пот, когда Эстера обернулась и заметила, что в стене, куда угодило заклятье, образовалась глубокая вмятина, а на полу под ней валялись ошмётки камня. Но пребывать в растерянности дольше этих нескольких секунд ей не позволил яростный, полный ненависти и презрения рёв Аспидиса:       — Паскуда! Как ты посмел! Секо! Петрификус То…       — Протего! Ступефай!       — Хватит! — Этот возглас принадлежал уже Эриону, который заодно с Клейтом пытался оттащить Феркла и не дать ему колдовать дальше.       — Пусти меня! — рычал он, усиленно вырываясь и скалясь, точно дикая мантикора, на Аспидиса.       — Я пущу тебя на фарш, выблевок! — Кузен снова вскинул палочку. — Редукто!       Феркл лягнул ногой Клейта и, высвободив правую руку, нацелил древко на Аспидиса:       — Бомбард…       — Блядь! — Эрион злостно выругался и с силой дёрнул Феркла за волосы — тот с рыком запрокинул голову. — Ты рехнулся?!       Но и Эстера, и Аспидис действовали, видимо, по наитию: он выставил плотный, максимально усиленный щит, а она, кипящая от злости, взмахнула палочкой так неистово, что всех гриффиндорцев откинуло к дальней стене.       Бомбарда! Он хотел их убить?! В груди бурлила магма, руки тряслись от еле сдерживаемого гнева. Такой она не испытывала даже когда поцапалась с Гэмп в библиотеке. Он собирался всё здесь взорвать! Шумно выдохнув через нос, она уже готовилась наброситься на этого ублюдка с кулаками, но не успела и шага сделать: Аспидис схватил её за локоть. В тот же миг с лестниц, тяжело пыхтя, скатился округлый, неповоротливый силуэт. К ним во всю свою ограниченную огромным черепашьим панцирем скорость семенил Лаэрт Макмиллан.       — Что здесь происходит?!       Феркл уже вскочил на ноги — первее, чем Эрион с Клейтом. И Эстера, не сомневающаяся в его неадекватности, так резко вырвала руку из хватки Аспидиса, что послышался хруст. Но боли она не почувствовала. Метнулась вперёд, нацелив вишнёвое древко прямиком в ненавистное лицо.       — Хоть шаг сделай, хоть ещё раз покосись в нашу сторону, и я за себя не отвечаю! — сквозь зубы выцедила она. — Я прокляну тебя до седьмого колена — Салазар мне свидетель! Стой на месте!       — Довольно, — хмуро одёрнул Эрион, стиснув плечо Феркла, которого также попытался оттеснить и Клейт.       Если до этого неприязненный взгляд Феркла был всё время направлен на Аспидиса, то теперь он буравил им Эстеру. Она не моргала — неотрывно смотрела ему в глаза, но подмечала каждое малейшее его движение. Пусть вздумает шевельнуть пальцем — и все Тёмные заклинания, которым она обучилась в подземельях, обрушатся на его дурную голову! Пусть только даст ей повод! К дракклам здравый смысл — в этот миг больше всего на свете Эстере хотелось кого-нибудь собственноручно избить.       Но секунды текли одна за другой, а Феркл не шевелился. Она видела, что это даётся ему с огромным трудом. Верно, он не меньше её жаждал кому-нибудь накостылять. Скорее всего, Аспидису, но ведь он и её не любил. Нет, не так. Презирал. И именно поэтому не преминул метнуть в них двоих заклятье, способное в кашу разбить лицо. Собирался использовать Бомбарду.       А по мере того, как молчание становилось напряжённее, рука Эриона, удерживающая друга за плечо, сжималась сильнее. Лаэрт, успев оценить обстановку, подошёл к товарищам и тихо перебросился парой слов с Клейтом. Эстера не слышала, о чём они говорили. Пускай периферийным зрением она охватывала всё вокруг, фокус внимания был на Феркле. И на Эрионе. Если его полоумный дружок что-нибудь выкинет, достанется и Эриону. Поделом! Раз такие охотники драться, то получат по заслугам. Нашлись тоже рыцари, отстаивающие чужую честь!       Зубы скрипнули от силы сжатия. Конечно, только кто-то решил нелестно высказаться о курице, как Эрион ринулся на её защиту. Но вот поколотил ли он своего беспардонного дружка за то, что оскорбили её, Эстеру? Навряд ли.       Стоило Ферклу шевельнуться, и Эстера подняла нацеленную на гриффиндорцев палочку: глаза застелила тьма, и единственное, о чём она думала — как славно будет глянуть на избитую, опухшую рожу этого придурка. Но Аспидис, видимо, внимательно за ней следивший, в то же мгновение опять, но уже крепче, схватил её за руку и оттащил. Феркл, мрачно на них посмотрев, развернулся и пошёл прочь, к лестнице.       — Мы ещё побеседуем, Крауч, — напоследок буркнул он.       — Беседуй о вашей факультетской дырке с кем-нибудь другим, выродок, — держа палочку наготове, Аспидис задвинул Эстеру за спину и частично загородил собой обзор. — Иначе следующей дырявой достопримечательностью Хогвартса станешь ты.       Феркл застыл на месте. Всё опять могло пойти по кругу.       — Успокойся! — выплюнул Эрион, который сам изо всех сил сдерживался, чтобы не налететь на Аспидиса — это было очевидно по тому, как сжались его кулаки и угрожающе понизился голос. — Не здесь и не в этот раз, — пообещал он непонятно кому: то ли Аспидису, то ли жаждущему боя Ферклу, то ли самому себе и, бегло скользнув взглядом по Эстере, развернулся и стал подниматься.       Клейт, раздражённо подгоняя друзей, засеменил следом.       — Вам тоже стоит уйти. Вы слишком шумели, кто-нибудь обязательно решит проверить, в чём дело, — ровным тоном бросил Лаэрт и, легко взмахнув палочкой, отправился за товарищами.       Доспехи с тихим лязгом собрались в единое целое, вновь подожжённые факелы вернулись на места, а вмятина в стене, оставленная заклятьем Феркла, исчезла.       — Он тебя не задел? — осведомился Аспидис.       — Я в порядке, — сухо ответила Эстера. И снова сказала полуправду: плечо болезненно тянуло. Видимо, тот хруст раздался не просто так. Но плакаться братцу она не собиралась, а вот избавиться от его общества было желательно.       Она толкнула тяжёлые двустворчатые двери и стала спускаться по лестнице во двор, когда позади послышались сперва его шаги, а затем и голос:       — Куда это ты? Хочешь прогуляться?       — Хочу. Одна.       — Уже поздно, я провожу.       — Нет. Норбан будет тебя искать. Останься.       — Ты мне приказываешь? — насмешливо поинтересовался он, продолжая за ней идти. — Я вообще не понимаю, зачем понадобилось его звать. Чтобы сплавить Шафика разве что. В любом случае я…       Эстера резко крутанулась на каблуках и гневливо воззрилась на Аспидиса снизу вверх. Он остановился на ступенях выше, и эта разница в сочетании с его ростом вынудила неудобно задрать голову.       — Когда преподаватели начнут задаваться вопросом, кто во время праздника решил устроить Дуэльный клуб прямо в коридорах школы, тогда поймёшь, зачем я послала за Норбаном! Он, конечно, расскажет и Тому. А раз вы это зелье заварили — вам и расхлёбывать!       — Мы? — Аспидис скептично изогнул брови. — Ты забыла, из-за кого всё это началось?       — Вот не смей сейчас винить меня! Я не просила этого. Как я должна была понять, что вы решите наказать их так?! А что, если Фоули и Феркл узнают всю правду?       — Они могут подозревать что и кого угодно, — спокойно заявил он, — но доказательств у них нет и быть не может. Том не оставил им никаких лазеек. Корова и грязнокровка ничего не помнят, а на Гэмп Непреложный обет.       Эстера скептично сощурилась.       — Опытный легилимент сумеет вернуть воспоминания.       — Возможно. Но если будет знать, что и зачем ищет. А этому никогда не бывать — до девок никому нет дела, кроме жалкой кучки недоумков в красных галстуках. Так что успокойся, всё под контролем. Тебе-то уж точно ничего не угрожает.       Она буравила его взглядом пару секунд, но, не обнаружив в нём и тени сомнений в собственных словах, развернулась и продолжила спуск. Позади почти неслышно шуршала чужая мантия, но Аспидис по-прежнему держался на расстоянии.       — Не иди за мной!       — Я гуляю, — невозмутимо ответил он. — Или хочешь мне сообщить, что стала единоправной владелицей всей школы?       Мордред!       Стиснув зубы, Эстера остановилась у самого подножия лестницы и не двигалась, пока Аспидис не спустился и не встал напротив неё.       — Кажется, ты собирался гулять. Так иди. Чего ждёшь?       — Я что, должен отчитываться о каждом своём шаге?       Эстера, изо всех сил стараясь держать себя в руках, прошла чуть дальше по мощённому булыжниками двору, но тут путь возобновил и Аспидис. Это стало последней каплей. Точно молния, она развернулась на пятках и, подлетев к нему, дёрнула за бороду. Он цыкнул от боли и с недоумением воззрился на оторванный клок.       — Что ты творишь? — угрожающе прошипела она, отбросив седой моток волос на землю.       — Это я должен спрашивать. Ты испортила мой костюм.       — Не строй из себя идиота! — Эстера с силой ткнула его пальцем в грудь. — То, что я за тебя заступилась, ничего не значит. Как ты мне говорил? «Я — не более, чем повод, удобная причина, чтобы никто и думать не смел зарываться в мою сторону». Так знай, что ты для меня — такой же повод, как и я — для тебя. Но на этом всё. Я по-прежнему не хочу и не буду с тобой контактировать.       — Ты подменяешь понятия, Эстера. В отличие от тебя, я не нуждаюсь в защите. Ты и сама это знаешь, но почему-то всё равно решила влезть.       — Я тоже не нуждаюсь ни в чьей защите! — ощерилась она. — А ты не строй из себя второго Мерлина: против двоих у тебя не было и шанса.       Аспидис только усмехнулся.       — Помнится, когда в прошлые разы численное превосходство было не на моей стороне, ты не спешила меня спасать. Так что же изменилось, сестрица?       Эстера вспыхнула.       — Я уже как-то спасла тебя, идиота, от тюремного срока, если ты вдруг забыл, — процедила она. — И, видимо, зря, раз ты так ничему и не научился. Но в одном ты прав: кое-что изменилось. Я теперь тоже повязана с вашей с Томом идиотской выходкой, и не пытайся меня переубедить. Это на многое открыло мне глаза. В том числе и на тебя.       — Ну и как тебе живётся после прозрения? — невозмутимо спросил он таким тоном, словно они говорили о погоде. — Помнится, этим летом ты определённо подталкивала меня самого проснуться и оглядеться вокруг. Взаимопомощь в подобных делах — вещь полезная, не находишь?       Эстера сделала пару шагов назад.       — Для тебя это всё шутки, да? Или ты мне так мстишь?       — Мщу? — удивился он. — Тебе? Нет, Эстера, если бы я кому-нибудь мстил, то делал бы это основательно, а не разменивался по мелочам, точно девчонка. Я уже говорил, что попросту перестал ограничивать себя в удовольствиях. Только и всего.       — Что ж, если тебе такая жизнь приносит удовольствие, наслаждайся, я мешать не стану. Но не приписывай свои догадки и на мой счёт. У меня, в отличие от тебя, не было выбора.       Аспидис озадаченно нахмурился.       — О чём ты говоришь? Собираешься теперь примерить на себя оскорблённое достоинство? Может, тебе уже пора смириться с тем, что ты нас обоих предала и опозорила? Я принял это. Прими и ты тот факт, что себя уже не очистить. Я твою честь запятнал не более, чем ты — мою.       Звук оглушающе звонкой пощёчины раздался быстрее, чем Эстера успела что-либо понять. Ладонь полыхнула огнём от силы удара. Аспидис ошарашенно отшатнулся. Неудивительно, что он промедлил и ничего не предпринял — она сама не помнила, как снова оказалась перед ним, как замахнулась и ударила по щеке. Просто моргнула — а всё уже случилось само собой.       — Возьми свою чёртову честь и засунь её куда подальше, Аспидис, если она для тебя так много значит. Ты сам сделал этот выбор, но он, представь себе, был не у всех! Впрочем, мне уже плевать. Можешь и впредь прикидываться жертвой, шляться по кабакам и заводить себе шлюх всех сортов, оправдывая это тем, что тебя бессовестно обманули и предали. А знаешь, я даже пойду навстречу и дам лишний повод, воспользуйся им, чтобы вновь с головой окунуться в чужие утешения. Мы не поженимся. К дракклам! Можешь не переживать о разговоре с родителями. Я сама поговорю с отцом, когда он вернётся. У тебя будет много времени подыскать себе непорочную, верную невесту — уверена, претенденток найдётся немало. К твоему огорчению, быть тебе сестрой я не перестану, но, по крайней мере, часть «ответственности» за меня, которую ты грузом таскаешь на плечах, я с тебя сниму. Вот и всё. Радуйся жизни, не отказывай себе в удовольствиях и более не терзайся на мой счёт.       Она не стала дожидаться его реакции — сразу отвернулась. В безлунное, хмурое небо утыкались острые шпили, венчавшие анфилады колонн и арок, что окружали пространство двора со всех сторон. Поёжившись от резкого порыва осеннего ветра, Эстера скрылась за одной из массивных колонн и ускорила шаг — опасалась, что он пойдёт следом. Вскоре показалась маленькая калитка, а за ней — длинная, уходящая далеко вниз, к самому причалу, зигзагообразная каменная лестница. Путь был неблизкий.       Ноги сами несли Эстеру по неровным, местами сколотым ступеням. Ветер здесь, на открытом пространстве, завывал совершенно особенным образом. Если бы не факелы, выставленные вдоль балюстрады, дорога даже почудилась бы опасной.       Семь лет назад, впервые поднимаясь по этим же ступеням на своё распределение, Эстера и в самом деле боялась. Правда, боялась не упасть, запутавшись в полах мантии, а что её или Тома отправят не на Слизерин, разлучат. Боялась смотреть в его сторону, а ещё — что он не будет смотреть на неё, но когда ей чудилось, что смотрел, боялась пуще прежнего. Глупая, наивная трусиха.       Но отчего-то воспоминания о самом первом дне в Хогвартсе вызвали у неё улыбку. Бледная луна выглянула, наконец, из-за облаков и осветила окрестности. Серебряные блики ровно легли на водную гладь — отсюда Чёрное озеро казалось необитаемым. Даже лодочный сарай производил впечатление, будто им никто не пользовался вот уже сотни лет. Это было не так, но всё вокруг в одночасье предстало каким-то покинутым и мёртвым. А более всего — она сама.       Да. Стоя здесь, у перил, и вглядываясь в ныне мрачные безлюдные пейзажи, легко было поверить, что Эстера осталась одна во всём мире. Лишь треск факелов да шелест кустарников, разросшихся вдоль лестниц — вот и всё, что её окружало. Может, не так это и плохо — быть одной? По крайней мере, её настиг долгожданный покой. Непонятное, учитывая всё случившееся минутами ранее, опустошение. Ей бы злиться, негодовать, испытывать тоску или сожаления, но ничего не тяготило. Чудеса — да и только. Значит ли это, что она всё сделала верно? Говорят ведь, что дурные поступки терзают душу, а от правильных, напротив, снисходит умиротворение.       Ещё недавно Эстера охотно бы приняла это предположение за истину. Но мудрости, которые она слышала от взрослых или черпала из книжек, более таковыми не считались. Всё куда проще, и Том был прав, когда говорил, что благо для каждого своё. Наверное, Эстера попросту нашла собственное? Славно, если так. Но это вполне могло быть секундным просветлением, настигшим её вдали от людей и их провокационных выходок. Стоит ей вернуться, как всё встанет на круги своя: предательства и подлости, сдающие нервы и нарастающая агрессия. И не видно будет этому конца… А вот если она вдруг умрёт, покой обеспечен на ближайшую вечность… И если после смерти у неё останутся воспоминания, то хотя бы приятные: свежий воздух, пусть и бледная, но большая луна в тёмном небе, бездонное Чёрное озеро и никаких тревог на душе…       Лучше так, чем мучиться от старости или болезней. Лучше, чем, не успев завершить свои дела, погибнуть во время боя или нежданного несчастья. Но каким бы заманчивым и правильным ни казалось это решение, Эстера только улыбнулась и продолжила спускаться.       Вероятно, однажды она и впрямь так поступит: сама решит, когда настал её час уйти, ну а пока это виделось ей очередной ветреной, наивной мечтой. Сродни тех, что посещали её перед сном в тринадцать лет, когда она воображала себя и Тома во всех мыслимых и немыслимых ситуациях: то он, раскаявшись в своём равнодушии, бросался на её поиски, в отчаянии варил противоядие, чтобы спасти от отравленных сластей злой колдуньи, или вырывал из лап похитивших её приспешников Гриндевальда, и они вдвоём, верхом на драконе, улетали прочь. Сейчас эти фантазии заставили Эстеру рассмеяться, но тогда служили ей единственным надёжным утешением.       Лодочный сарай, как и предполагалось, пустовал. В нос ударил вязкий запах сырости и водорослей, но слизеринцы, благодаря жизни в подземельях, давно научились его не замечать. Деревянные половицы пристани тихо поскрипывали под ногами. Редкие лодки, почему-то не поднятые с воды, еле заметно покачивались. По всей видимости, их использовали, чтобы доставить журналистов и других гостей на маскарад?       Эстера прошла вдоль всего причала и, трансфигурировав оборванный канат в подушку, присела у самого края, свесив ноги. Тонкие подошвы лёгких туфель еле касались воды, но всё равно пропускали идущий от неё холод. Ступни тотчас же замёрзли, кожа покрылась мурашками, но что-либо с этим делать Эстера не собиралась. Подол платья, чары на котором уже ослабли и струи воды измельчали, напоминая теперь разве что серебристые нитки, промок по-настоящему и заметно потяжелел.       Совсем скоро, когда ударят морозы и поверхность озера покроется хрупкой коркой льда, все разъедутся на каникулы. Последние каникулы в её школьной жизни. А что дальше? Несколько лет под чутким наставничеством отца, а затем… нет, никакой свадьбы ведь не будет. Возможно, и наставничества — тоже. Отец не тот человек, которому с лёгкостью диктуют свои условия, он подобного не допустит. Наверное, это даже к лучшему. Если здоровье Торфинна не подведёт, отец легко найдёт ей замену. Он и до того не горел желанием передавать ей дела семьи — его разочарование угадывалось в том отстранённом взгляде, которым он на неё смотрел. Аспидиса он одаривал куда более заметным теплом. Интересно, изменилось бы его отношение к племяннику, если бы стало известно о похождениях в бордель? Охладел бы он к нему? Разгневался? Испытал бы отвращение? Или списал бы всё на естественные мужские потребности, которые только так и стоит удовлетворять? По крайней мере, шанс того, что на это закроют глаза, существовал. А вот грехам Эстеры ни у кого не нашлось бы оправдания — в этом сомневаться не приходилось.       Что ж, наверное, это действительно к лучшему, если древний и благородный род Роули никогда не окажется в руках таких людей, как Аспидис и она сама. Торфинн с его живостью и обаянием предстал более перспективной кандидатурой. Пускай он ещё мальчишка, но в нём уже стремительно проступают наглость и уверенность — и оба этих качества, если судить по отношению к Аспидису, отец очень ценит. В любом случае, альтернативный вариант Эстера уж постарается презентовать как более удачный, выгодный и разумный. Отец, конечно, надеялся на внуков, но пусть довольствуется Торфинном — в нём, вообще-то, даже больше благоразумия, чем в том же возрасте имел Аспидис. А может, и сейчас ситуация не изменилась…       Пошлёпывая подошвой туфель по чёрной воде и предаваясь размышлениям, Эстера потеряла счёт времени. Влажный порыв ветра заставил поёжиться, где-то позади тихо скрипнули половицы, а мокрый подол платья неприятно коснулся оголённой кожи на щиколотке. Но невзирая на озябшие конечности, Эстера по-прежнему не намеревалась возвращаться в замок. Жалела только, что не прихватила с собой вина, а ведь Нотт предлагал оставить флягу…       — Неужто Озёрная дева собирается навеки погрузиться в родные глубины?       Резко раздавшийся из-за спины голос заставил Эстеру подпрыгнуть на месте и обернуться.       — Мерлин! — сердито выдохнула она, приложив к затарабанившему сердцу руку. — Ты меня напугал! Зачем подкрадываться?       Том невинно вскинул брови.       — Я не подкрадывался. Напротив, шёл, не скрываясь — полагал, что скрип этой полусгнившей хибары и кентавра в лесу разбудит.       Эстера подавила порыв закатить глаза и демонстративно отвернулась. Чудо, что не свалилась в озеро Тому на потеху. Правда, обувь промокла, да и платье до самых колен жадно впитало воду, но Эстера предпочла изображать, что никакого ущерба, кроме лёгкого испуга, не понесла. Том ведь тот ещё дементор. Порой в незаметной полуулыбке и слабом прищуре, обычно случавшихся после того, как он особенно ловко заставал её врасплох, почти неуловимо проступало искреннее довольство собственной выходкой. Как коты, с невозмутимым видом опрокидывающие вазы и сервизы на пол, в спокойном, даже наглом ожидании смотрят затем на хозяев, — так же смотрел и Том. Впрочем, помимо демонстрируемой и подрывающей чужое терпение дерзости, в этих провокациях присутствовала большая доля странного очарования — именно она и помогала списывать дурные привычки в разряд невинных шалостей. Всякое можно потерпеть — лишь бы котяра наслаждался собой и пореже выпускал когти.       — Ну так что? — Том, наколдовав себе подушку поудобней, подхватил мантию так, чтоб та не запачкалась, и изящно опустился рядом с Эстерой. — Не слишком ли рано возвращаешься домой? — Он с любопытством посмотрел на промокший подол её платья и усмехнулся. — Вижу, тебе аж не терпится — настолько хорошо вжилась в роль? Но какой бы красивой девой ты ни была, боюсь, Чёрное озеро — не твоя область обитания. Да и без знания языка Водного народа сложно придётся…       Эстера скорчила гримасу.       — Очень смешно, Том. Увидел меня со двора и проделал весь этот путь, чтобы поделиться блестящими шутками?       Том улыбнулся.       — Ну, не совсем. Есть ещё кое-что…       — Я вся внимание. Хотя догадываюсь, почему ты пришёл. Ты ведь уже знаешь, что произошло?       — Об этом не беспокойся. Фоули просто надумал очередную причину, чтобы лишний раз подурачиться. Со стороны твоего братца было крайне неразумно затевать драку.       — Её начал не он.       — Оставь это, — снисходительно бросил он. — Аспидис известный любитель провокаций. Конечно, не столь искусный, как Норбан, но своё дело знает… Как бы то ни было, я здесь не из-за этих мелочей.       Эстера недоверчиво на него покосилась.       — А из-за чего тогда?       — А нужен весомый повод? — поддразнил он. — Уведомите, если так, и я пришлю сову с официальным прошением о встрече и предварительно обозначу тему беседы.       — Изволь, — фыркнула она и, чуть подтянув подол наряда, отжала воду.       — Милое платье, — задумчиво изрёк Том, всё это время наблюдавший за её действиями. — И чары хороши, хоть и недолговечны.       — Рада, что ты отметил это именно сейчас, когда оно напоминает половую тряпку.       — Тряпку напоминает твой парик, — невозмутимо возразил он. — Золотые кудри, конечно, красивы, но совершенно не подходят к твоим глазам — походишь на бледный призрак Озёрной девы, а не на неё саму.       — Осторожнее, Том, я же могу растаять от твоих комплиментов. Хотя, скорее, задохнусь под их весом — так обильно ты меня ими осыпаешь.       Окостенелая совесть не позволила ему даже прикинуться смущённым и потупиться. Более того, Том непринуждённо взмахнул палочкой, и чары, удерживающие парик на голове, развеялись. Копна роскошных, но фальшивых волос скользнула на пол, а по плечам рассыпались тёмные прямые пряди.       — Вот, так уже лучше, — удовлетворённо кивнул он, пройдясь по Эстере оценивающим взглядом. — Человеческий глаз любит контрасты — девушкам полезно это помнить.       — Ещё немного, — Эстера подозрительно сощурилась, — и я решу, что Розье выпил Оборотное зелье, дабы почитать нотации подольше. Может, мне делегировать и выбор одежды, чтобы ты всегда был мною доволен?       — Я предпочту, чтобы ты сама стремилась доставлять мне удовольствие, — мило улыбнулся Том. — Тем более что это совсем не сложно. Я и так почти всегда тобою доволен — за исключением тех моментов, когда ты заставляешь меня переживать. Но, пожалуй, кое в чём я тебе всё же помогу. Будь добра, закрой глаза.       Доброжелательность его тона породила ряд сомнений и принудила поверить в какой-то подвох. Но Том терпеливо пережил её секундное колебание — словом, олицетворял в этот краткий миг самую настоящую нравственную непорочность. Эстера вздохнула и покорно прикрыла веки.       — Ну, надеюсь, ты не станешь бросать меня в воду…       — Ты сама себя уже порядочно выкупала, — заметил он, а затем взял её за плечи. — Повернись-ка.       Он слабо подтолкнул её в нужном ему направлении, и Эстера, шикнув от боли в плече, про которое она уже и позабыла, села полубоком.       — Что с тобой?       — Не знаю. Наверное, потянула плечо.       Том, легко ощупав его и убедившись, где болит, несколькими взмахами палочкой избавил Эстеру от неприятной пульсации. Помимо этого, ей стало заметно теплее, а подол платья мгновенно высох. Она уже собиралась развернуться, да только ей не позволили.       — Я ещё не закончил. Сиди смирно.       Дальше послышалась какая-то возня и шорох ткани. Но через пару секунд Эстера почувствовала его руки у своего лица, а после — как груди коснулось что-то твёрдое и прохладное.       — Можешь смотреть.       Когда Эстера открыла глаза, на её шее висел маленький кулон. Пока Том высвобождал её волосы из-под тонкой серебристой цепочки, она успела взять камушек и внимательно его разглядеть. Очень лёгкий, почти прозрачный, он издавал еле заметное бледное свечение — внутри него искрились крошечные мерцающие песчинки. Камень, чуть больше ногтя на руке, производил странное впечатление. Не драгоценный материал, не гоблинская работа, но искусная и наверняка кропотливая. Только подставив его под лунный свет, Эстера заметила тончайше выведенные символы, напоминающие руны — распознать их было крайне сложно: песчинки бесконечно переливались, отвлекая внимание на себя.       — Что это? — тихо спросила Эстера, продолжая рассматривать подарок. — Очень красиво…       Кулон оставался прохладным. Вероятно, он никогда не согреется до температуры её тела и будет всегда ощущаться на коже чем-то инородным. От него словно исходили и слабые вибрации — столь незаметные, что вполне могли оказаться и фантазией.       — Лунный камень, — такой же тихий голос Тома раздался над самым ухом, — горный хрусталь, много магии и ещё больше часов работы…       — Ты сам его сделал?!       Том приблизился вплотную, теперь его дыхание касалось щеки.       — Видишь, что внутри? — вместо ответа спросил он.       Эстера заколебалась.       — Руны?..       Том кивнул и, положив свои руки на её, вынудил поднять кулон чуть выше.       — Я сам разработал цепочку рун. Это защитный амулет, Эстера. Не панацея, но твои щиты, которые… скажем прямо, оставляют желать лучшего, будут чуть крепче. Впрочем, чем сильнее станешь сама, тем более надёжным помощником окажется и он, так что вот тебе лишний стимул быть усердней… Ну как?       Если бы она только могла ответить что-то членораздельное! Потому что чем дольше смотрела на кулон, чем неуловимей, ввиду своего тончайшего, полупрозрачного, точно царапины на стекле, контура представала спиралевидная строка из рун, уходящая в самое «сердце» камня, тем сложнее казалась эта работа. Как он мог такое сотворить? Не врал таки, что ушло много часов — Эстера и за сто лет не сумела бы и близко добиться подобного результата. А ведь он не ювелирных дел мастер, а всего лишь студент — ровно как и она…       Но помимо восхищения его способностями, сердце грела куда более приятная мысль: он старался — наверняка не один день — ради неё! Нет ничего банальнее, чем получить в подарок украшение, но никакое из множества тех, что ей дарили и покупали, не делалось собственноручно дарителем…       — Знаешь, я много думал о том, что ты мне сказала, Эстера… — неторопливым, спокойным голосом заговорил он, а у неё отчего-то все волоски на теле встали дыбом.       — И что же? — настороженно спросила она, по-прежнему сидя к нему полубоком.       Том не торопился с ответом. Мягко опустил ладони на её плечи, чуть сжал пальцы, но тут же скользнул вверх — к шее. Эстера вытянулась как струна, опасаясь неведомо чего, но он просто поправил цепочку.       — Я не собираюсь на тебя давить, — выдохнул, наконец, Том и отстранился; от этого враз стало холоднее, и Эстера поёжилась. — Лишь поделюсь своими открытиями… Да, я увлекаюсь и много — возможно, порой даже слишком — думаю о будущем… и поневоле упускаю настоящее. Наверное, таких людей называют мечтателями, — он невесело усмехнулся. — Но ты должна знать: я не собираюсь жертвовать тобой ради будущего. Это правда. Я много раз говорил, что строю его для нас, однако в этом мало проку, если ты оставишь меня по пути. Вопрос приоритетов, и я с ними давно определился. Понимаю, что в твоих глазах всё может выглядеть иначе, но единственное, чего бы я хотел — чтобы ты мне верила и доверяла. Ты знаешь меня, я никогда не был и не стану рыцарем из сказок, но обещаю, что на все интересующие тебя вопросы ты однажды получишь ответы. Первая — если не единственная — из всех. Ну а дальше… выбор за тобой — постараюсь его принять, даже если он окажется мне не по нраву.       Эстера замерла на долю мгновенья — ровно столько ей понадобилось, чтобы определиться с решением развернуться и без дозволения поцеловать его прямо в губы. Пусть это шло вразрез с её прошлыми намерениями и никак не подходило на благоразумие, к которому она непрестанно себя призывала, ей окончательно стало на это благоразумие всё равно. «Правильно» она поступает или «неправильно», а результат всегда один — к гиппогрифу под хвост. Пора взаправду начать делать то, что хочется — так хотя бы появится шанс получить удовольствие от процесса, а там будь что будет…       — Вернёмся в замок, — сказал Том, когда она, отстранившись, в знак благодарности за подарок чмокнула его и в щёку. — Ты холодная, точно утопленница. Того и гляди взаправду нырнёшь в своё болото. — Он поднялся сам, затем, подав руку Эстере, помог подняться ей и с лёгкой полуулыбкой бросил хитрое: — Как насчёт ванны старост?