Проверку на натурала успешно не прошёл

      Лето возбуждает в людях тёплые и игривые чувства. А япошки — лохи, потому что летом учатся. Но желание ебланить, пиздеть часами на лавочке и отрывать жопу только ради того, чтобы сходить за ещё одной партией спрайта, никуда не девается. Потому выходные должны быть по-максимуму забиты отдыхом и углекислым газом в сладкой кислоте, раз уж ты лошара, и у тебя язык из трёх алфавитов, забудь про отдых, узкоглазая мразь.       Но это всё лирика. Важнее то, как пальцы Джоске и Окуясу случайно соприкасаются, когда один передаёт другому двухлитровую бутылку на троих, как Джоске умиляет смех Окуясу, а смех Джоске заставляет Окуясу вспоминать о том, что жизнь, сука, прекрасна, когда слышишь этот голос. Нет, это не настолько по-гейски выглядит, всё вполне целомудренно. Они просто сидят на лавочке, пьют колу, пиздят и ржут. Это всё вполне по-дружески, просто как-то… Интимно что ли. В смысле моральной близости, милоты человеческих взаимоотношений. И Коичи сидит зажатый между двухметровых метросексуальных качков, а со стороны, когда эстафета сахарной воды из слива унитаза доходит до Хиросе, кажется, что большая бутылка пьёт Коичи, а не наоборот. Но Коичи не третий лишний, он вполне доволен своим статусом чилипиздрика. Разговор идёт о том, что Тонио предлагал Окуясу пельмени. Коичи был убеждён, что это явный намёк на что-то. Вот только на что, напрямую не говорил, давая молчаливое согласие, чтобы друзья стоили догадки. Джоске уже подумал, что рассказ Окуясу — просто извращённое предложение поиграть в данетки, а Коичи подхватил идею и занял место ведущего. Прозвучало около квадриллиона предложений, начинающихся просто желанием Тонио протестировать новое блюдо и заканчивающихся заговором итальянских жидорептилоидов, планирующих вывести сверхрасу с помощью пельменей со спермой иллюминатов вперемешку со ссаниной Наранчи Гирги и потом с его сладеньких ножек. Джоске отмечал, что рептилоиды явно хотят вывести расу очень сексуальных свехрлюдей, раз уж они решили экспериментировать с Окуясу. -Ха-ха, боже, Джоске, ты такой шутник! -Ах-ха-хах, ну да, я же не серьёзно это сказал! -Ха-ха. -Ха-ха. -Ха-ха. -М-да… Проще говоря, Коичи упорно молчал и не давал зацепок для разгадки.       «Так, Коичи, всё, я сдаюсь, — Окуясу уже казалось, что он заработал себе импотенцию фантазии, — Чё там не так с этими пельменями? А то я уже начинаю пугаться, я же не отказался, и пельмени были пиздатыми.»       Коичи поднял вверх указательный палец, как знак, чтобы его подождали. Он в этот момент старательно высасывал колу, и бутылка наконец-то его не перевешивала, ибо масса пластикового тела уменьшалась за счёт неизмеримо большого мочевого пузыря мечты Поперечного в зелёненьком костюмчике. (Такой он в этой кофточке лапа, у-тю-тю.) -Короче, — Хиросе наконец-то оторвался от бутылки, — Мне Юкако несколько месяцев назад предлагала сделать вместе пельмени. -У-о-о-о-у, — Окуясу протянул гласные, как нельзя лучше выражающие эмоции, — И даже не попыталась сделать из тебя начинку в процессе?       Джоске в этот момент решил промолчать. Он тоже не лучшего мнения о Юкако, просто, если он начнёт выражать своё мнение по поводу этой самки человека разумного, и то по поводу её принадлежности к человеческому виду есть сомнения, то его речь станет напоминать рэп-баттл Оксимирона с Джоннибоем. А Оксимирон тогда ещё не был известен. -У неё были другие планы, — Коичи посмотрел перед собой крайне задумчиво, что не могло не насторожить наших хазбендов, — Она ездила в город S в апреле месяце и накупила всякой хрени. Накануне перед тем, как мы сели эти пельмени делать, она рассказала, как оторвала лицо продавцу секс-шопа, который не хотел её пускать, мол восемнадцати нет, — Коичи вздрогнул, рыгнул и продолжил, — Я сначала подумал, что это она так трофеями хвастается. А когда мы сели их лепить, что она очень убедительно попросила меня раздеться, чтобы ничего не испачкать (убедительность просьбы была заметна по двум перевязанным пальцам на левой руке Коичи). Ну, я не стал спорить, — Хиросе снова перебило, — И в тот момент, когда мы уже скатали фарш и сели лепить, она посчитала, что нет ничего лучше, чем объяснить, зачем ей это п-поясочек, прости Господи… -Какой, блин, ещё поясочек? — Джоске в своей обычной манере захлопал ресницами. Глаза явно предприняли попытку взлететь и нахрен улететь в ту Вселенную, где Юкако свалилась с обрыва и утёс проткнул ей брюхо, сломав позвоночник и вытащив кишки наружу. Аж ресница выпала от такой частоты морганий и прилепилась к щеке. -Ну, это такой поясочек, — Коичи стал показывать на себе, — Вот тут он крепится, — он провёл по области таза, очерчивая что-то напоминающее крепление для зиплайна, — А посерединке, вот тут, — он указал на пах, — Член. Резиновый. Я не так хотел лишиться девственности.       Окуясу сместили к самому краю скамейки, и его задница уже не помещалась, так что он полноправно упал первым. Ресницы Джоске оставили попытки улететь нахрен и просто предоставили глазам выбирать здание или остановку, с которой можно скинуться. И по-старинке выдернуть дорожный знак и разбить им нахер кого-нибудь.        «Я хочу писать, я скоро, — Коичи слез со скамейки, а колу поставил на место, где сидел, — Я быстренько.»       Джоске остался один на лавке в компании сидящего на земле Окуясу и на три четверни уже пустой бутылкой. Мысли обоих были схожими, но оглашать их не то чтобы хотелось. -Я слыхал, — Ниджимура таки осмелился прервать молчаливое исполнение хитов Стрыкало, — Что однополые пары счастливее, реже у них всякое говно происходит. -Ты хочешь сказать, что интересовался этим? -Наткнулся на документалку по телеку. -Разве тебе эта тема интересна? -Вообще нет, я же девок люблю. -Я тоже.       Опять молчание и слышно, как кто-то за углом трогает Коичи. Снова нужен диалог. -За тобой же девки бегают? -Ну типа. -А ты встречался хоть с одной? -Не-а. -А чё? -Да стрёмные они. -Вот, бля, не скажи, — Окуясу выпрямился и набрал в грудь воздуха, чтобы пояснить за бёдра девчуль из параллели. -Да ладно, верю-верю, — щёчки Джоске окрасились в розовый, — Просто у меня другой вкус, вот и всё. -Правда? — Окуясу в своей очаровательной манере по-детски округлил губы и расширил глаза. Ни следа не остаётся от рожи гопника, виден лишь добренький бультерьер. -Д-да. — Джоске отвёл взгляд, — Так тяжело смотреть на губы, которые не можешь поцеловать и приложить к своей груди… -Ты о ком базаришь? — Ниджимура вскинул тонкую бровь. -Ой, да об училке. -Какой бля училке, ты с ума сошёл? — Окуясу как чау-чау: нельзя пугать иначе глаза выпадут. Иного ощущения, когда он так расширяет глаза, не появляется. -Училке… — гомосексуальный мозг Хигащикаты начинает отчаянно перебирать всех более-менее выглядящих учительниц, — Английского! Училке английского, да! — внебрачный сын самого прекрасного лётчика из всех когда-либо существовавших ликует. Учительницы английского всегда молодые и сасные, идеальное попадание! -У нас мужик инглиш ведёт.       Опять тишина. Окуясу сидит на земле, ссутулившись, вопросительно смотрит на красное нечто, на месте которого только что был Джоске Хигащиката. -Джоске? -Забудь. -Это я вряд ли забуду, — Ниджимура наконец-то поднимается с земли и садится на скамейку, на место, где сидел Коичи, отодвинув колу влево. То бишь, он сел рядом с Джоске, который сжался в комочек и хотел быть где угодно, но не здесь. -Хигащиката Джоске, — Окуясу заговорил серьёзно, наклонившись к уху друга, — Ты мне что-то не договариваешь? -Не надо, Окуясу, я тебя прошу, — помидор в синей форме был готов расплакаться. Это насколько надо быть дебилом, скрываться так долго и так легко спалиться?! -Джоске, всё нормально, ты слышишь меня? — Ниджимура повернул лицо друга к себе. -Правда? -Ну конечно. Это же офигенно. -Боже, Окуясу, — уже успевшие промокнуть глаза засияли, — Я так счастлив! -А я-то как счастлив, чего раньше-то не сказал? — счастливый бультерьер обнял Джоске. -Уммм, ну, просто повода не было, — Довольные руки Хигащикаты провели по спине друга, — Я так рад твоей реакции, Окуясу, так рад… -Я тоже рад, что этот старый хер уходит. -Что?       Окуясу поднял голову, и посмотрел в глаза Джоске, выражающие искреннее непонимание. -А ты мне про что хотел рассказать? -А ты о чём подумал? -Так скоро же выпуск последнего курса с педагогического, там такие девочки, наверняка кто-то придёт. -А… Ага, да, — всё рухнуло. Джоске ощутил за эту минуту не иначе как эмоциональные качели, остановившиеся в состоянии фрустрации масштабов среднестатистической задницы обывателя девятого января. -А ты о чём говорил? — вот надо Окуясу доколебаться. -Да неважно, — Хигащиката отвёл глаза. -Как неважно, ну ты же начал? -А ты, пожалуйста, не начинай… -Пацаны, — Коичи стоял рядом с лавкой, запустив руки в карманы, — Вы долго будете так сидеть, уже люди смотрят.       Помните, как Окуясу повернул лицо Джоске? Они оба довольно тактильны, так что никто отстраняться от прикосновений не будет в такой ситуации. Они так и сидели, Окуясу положил одну руку на щеку Джоске, другую положил на бедро, а Джоске обхватил Окуясу на уровне груди. Может быть, кто-то действительно на них странно посмотрел, а может так показалось Коичи, но тут уже краснеть пришлось Окуясу. Джоске просто прикусил губу, думая, как можно было бы назвать общих детей, если бы он не был пиздаболом.       Избавьте меня от передачи дальнейшего диалога подростков, не то чтобы там было, что описывать. Вот вы помните, о чём говорите на кухне с другом, будучи в стельку бухими? Я тоже нет. Потому что важна в таких разговорах не тема общения, а сам факт этого самого общения. Это эмоциональное взаимодействие, которое не заменят никакие анальные утехи. И это взаимодействие шло прекрасно, галдёж в три голоса и отрыжка от радиоактивной мешанины из содержимого лохани с сахаром приносили учасникам беседы неимоверное удовольствие.       Солнце уже перестало жечь шеи, что стало сигналом расходиться. Разморившиеся и с промокшими жопами от жары и многочасового сидения подростки наконец-то попёрлись к остановке, потому что Коичи уезжал на автобусе, а Джоске с Окуясу шли пешком. После усиленного перебирания ватными ногами и распевания в три голоса «Всё решено» они таки дошли до остановки и попрощались с маленькой жертвой абьюза.       Обратно Джоске с Окуясу шли молча, навалившись друг другу на плечи, и качаясь как пьяные. А что говорить, когда твой лучший друг греет тебе бочок и вы идёте неспеша по смеркающейся улице? Часы разговоров должны сменяться тишиной. -Джоске? — Окуясу повернул голову к его уху и задал вопрос тихо и чуть-чуть хрипя из-за длительного молчания, из-за чего у Джоске от неожиданности пробежали мурашки по спине. -Да? -Ты можешь оценить, я это… — ему явно было тяжело спрашивать, — Я красивый? -Нихрена у тебя неожиданные вопросы, конечно, — Хигащиката вскинул бровь, — А чё это вдруг? -Знаешь, — голос Окуясу становится низким и ещё более хриплым. Признак того, что он начал говорить серьёзно. Он смотрит впереди себя, чтобы собраться с мыслями, — я понимаю, как Коичи несладко приходится, но у него всё равно есть хоть кто-то. Кто-то, кто даже проявляет к нему заботу и, боже упаси, любовь. Я отчасти ему завидую. Я тоже хочу романтики, цветочков и прочей поеботы.       Несколько метров они прошли тихо. Джоске собирался с мыслями. -Да. Да, ты красивый. Ты не каждому понравишься, но ты красивый по-особенному. Тебе нужна мужская поддержка? -Не помешала бы, а то самооценке моей пиздец в последнее время. Все какие-то счастливые, аж противно. Я комплексую. -А ты чем плох? У тебя очень выразительная внешность, — Джоске осознал, что ходит по тонкому льду, но ступить на этот лёд была точно не его инициатива, — У тебя прекрасная фигура, запоминающееся лицо. -Общие это какие-то фразы, — Окуясу заметно поник и не замечал, что буквально просит лучшего друга описать, почему он красивый, — Скажи конкретно.       Джоске останавливается и закономерно встаёт подтянутый за плечо Ниджимура. Он поворачивается к другу лицом и проводит пальцем по мочке уха. -Ты красивый, потому что у тебя заметные скулы, — палец с уха переходит на лицо, — Ты красивый, потому что у тебя большие губы, — палец задерживается у уголка губ, — Красивый, потому что у тебя большие глаза. Потому что у тебя мощный подбородок и сильная шея. У тебя, — вторая рука проводит от шеи до локтя, — Спина как у пловца, широкие плечи, сильные руки. Они такие большие, грозные, но при этом, — ладони парней сжимаются, чувствуя тепло друг друга, — Твои руки тёплые и нежные. У тебя широкая грудь и узкая талия. У тебя сильные длинные ноги. Ты красивый, ты добрый, очень по-своему ласковый, — Джоске приобнимает друга, в которого так незаметно для себя влюбился когда-то, перечисляет то, на что он готов смотреть вечно, не смея при этом признаться в любви, смотрит ему в глаза очень серьёзно, обхватив одной рукой за пояс, а второй так и держится за руку, — Ты сексуальный. -Ох… — зрачки Окуясу пытаются бегать, но в глаза друг другу подростки глядят смело, — Даже так? -Даже так. — «Я люблю тебя, » — добавляет Джоске про себя. -Спасибо, — из глаз Ниджимуры брызжут слёзы, — Спасибо, Джоске! -Разве благодарят за правду? — Джоске снова «мамочка», которая успокаивает плачущую двухметровую дитятку. -Может быть, я перестану плакать, по ночам, — Окуясу сам иногда не понимает, как легко он говорит о подобном, обнимаясь без стыда, в поисках поддержки. -Ты плачешь? — Джоске нежно проводит по его щеке, — Ну что ты, красавец такой, орёл, а плачет, ну нельзя так, — у Джоске самого от этих слов наворачиваются слёзы. -Кем бы я был без тебя? — Окуясу может только повторять слова благодарности и прижиматься лицом к плечу Джоске, марая форму слезами и соплями. -Бляха муха, ну ты нашёл время нюни распустить, — беззлобно говорит Джоске и достаёт из кармана пачку салфеток, — Вытрись, на. Хорош реветь, жизнь не измеряется потрахушками, запомни.       Они идут дальше, сделав остановку у урны. На этот раз они держатся за руки, одновременно сославшись на болящие спины. Темнеет. Джоске не знает, был ли разговор о внешности намеренным, но он словно что-то понял. Что-то очень ему нужное для его дальнейших действий. И он обещает себе, что теперь не отступит, поскольку уверен в победе гораздо сильнее, чем буквально вчера. -Ой, Джоске, — они уже у калитки, послужившей однажды импровизированной гильотиной для Коичи, — А какой конец был в том анекдоте про бабку в школе? -Какую именно? -Ну, там бабка припёрлась в школу для слепых. -А-а-а, — Джоске хихикает, — Там было «Они же мою корову забьют нахуй». -Точня-як, ебать я склерозник. Спокойной ночи тогда, хули. -Приятно подавиться жратвой полвторого ночи, — Джоске доволен своей шуткой. Вместо «До свидания» звучит общая отрыжка от сохранившихся ещё газов в желудке и хохот, а за ним скрип калитки. Дальше Хигащиката идёт один. Он знает, чем займётся завтра.