******
Её часто преследовали ночные кошмары. Пожалуй, даже слишком часто. Иногда это были картины объятого жутким пожаром города, от чьих жителей не осталось ничего человеческого, кроме безумно скалящихся чёрных клякс, совершенно не замечающих творящегося вокруг них хаоса, а вместо этого собравшихся на главной площади, чтобы поглазеть и посмеяться над настолько же безликой женщиной, горящей на костре заживо. Иногда сон представлял собой её саму, лежавшую неподвижно в какой-нибудь неудобной позе, а рядом копошились смутные и неявные мужские силуэты. В такие моменты она ощущала почти материальную тупую боль внизу живота и как несколько длинных и твёрдых предметов тыкались ей в грудь, тёрлись о подмышки или ступни, что-то даже лезло в рот и в горло, а под конец всё тело оказывалось с головы до пят облито липким горячим воском или сиропом. Она прекрасно знала, что скрывалось за этими ощущениями и метафорами, однако всегда предпочитала заменять жестокую подоплёку таких видений какими-нибудь безобидными вещами. А иногда, прямо как в этот раз, она видела себя со стороны также ясно и чётко, как могла разглядеть в зеркале: высокая и стройная женщина с мертвенно-бледной кожей, короткими, некогда золотистыми, но ныне поседевшими волосами, и с отсутствующим выражением лица, словно бы творящееся вокруг её не касалось. К стене комнаты прислонилось тело в латном доспехе, чья голова превратилась в красный мазок на сером кирпиче. Другой человек напоминал своей позой тряпичную куклу, ведь как одна из ног, так и обе руки были вывернуты в неправильную сторону, а из локтей торчали окровавленные кости в открытых переломах. Третий лежал с лицом, застывшим в выражении непередаваемого ужаса, в то время как обеденный стол был поставлен одной ножкой ему прямо в глазницу. Четвёртый напоминал уродливую люстру, потому как ударом своего же собственного клинка в подбородок был намертво пригвождён к потолку. А судьба последнего, пятого, оказалась ещё не свершена, но уже предрешена. Она держала его за лицо на вытянутой руке так, чтобы даже носками тот не касался залитого кровью уже ей по щиколотку пола, и смотрела на него ровно с теми же эмоциями, с которыми вершила расправу над остальными — с равнодушием и пренебрежением. Кем они были и чем провинились перед ней, чтобы напроситься на такую участь? Пожалуй, об этом не знала ни та её часть, что фигурировала в самом сновидении, ни та, что за всем этим наблюдала со стороны, однако для них обеих вопрос о необходимости убийства не стоял. Она сжала пальцы в кулак так же легко, как если бы в ладони ничего не находилось — и голова бедолаги брызнула кровавым туманом, а тело отбросили в сторону, как грязное полотенце. Обычно подобные сны на этой ноте и заканчивались, а её вытягивало в реальность нового свежего дня, но в этот раз они обе остались здесь. Она стала настолько привычна ко всему этому зрелищу, что перестала замечать, что крови на полу несравнимо больше, чем могло вытечь из пяти, иногда шести или восьми трупов, но сейчас это пуще прежнего бросалось в глаза: уровень грязно-багровой глади стал подниматься, в ней начали проступать смутные очертания лиц и черепов, и, что куда необычнее, «другая она» перестала вести себя, как бесчувственная марионетка. Она проморгалась, потёрла переносицу и огляделась, но вместо того, чтобы придти в ужас от развернувшейся жуткой картины и поднимающейся уже до колен крови, та повернулась к кровати, стоявшей у одной из стен этой комнаты. Туда, где покоился небольшой свёрток. Она не без труда приблизилась к перине и нависла над предметом, чтобы обнаружить, что то был укутанный в одеяльце новорождённый ребёнок. В «другой ей» не было желания сделать с ним то же самое, что с остальными людьми, а вместо этого девушка бережно протянула к нему руки и приобняла, затем повернувшись и как бы показывая наблюдательнице находку. А та с удивлением осознала, что уже видела это маленькое существо, когда… — Жанна, хватит дрыхнуть! Это ты должна тащить меня на занятия, а не я тебя. — раздался возмущённый и требовательный юношеских голосок прямо над ухом, и она открыла глаза. — Вот, значит, из-за кого мои привычные сны начинают идти не по привычному сценарию? — пробормотала женщина на выдохе, токсичность которого заставила сидевшего у неё на животе черноволосого мальчика отшатнуться и помахать рукой перед лицом. Возле кровати лежало три пустые бутылки из-под вина, так что перегаром от неё пасло знатно. Впрочем, с недавних пор для полноценного опьянения и похмелья ей требовалось куда большее количество алкоголя, так что запах — единственное, чем сейчас могла похвастаться. — Наши занятия начинаются в восемь, ничего страшного, если начнём на часик позже, так что будь добр и дай мне отдохнуть чуть подольше… — Уже двенадцать и скоро обед, вообще-то. — Вот как? А разбудить меня раньше была не судьба? Вместо того, чтобы скалиться, поблагодарил бы лучше, что позволила тебе побездельничать лишних четыре часа. — на этих словах она перевела себя в сидячее положение, чем стряхнула его с себя и уронила на кровать. — Я занимался без тебя, так что мимо. Давай, после обеда у нас ещё два часа занятий, а затем пойду к Освальду, так что поднимай свою задницу и пойдём практиковаться, как и должны! — Женщинам такие занудные мужчины даром не нужны, знаешь ли. Она выпнула его из комнаты и, одевшись в свою привычную одежду из сапог, приталенного платья и пальто с меховой подкладкой, направилась во внутренний дворик. Жизнь здесь уже отучила её от солнечного света днëм и сияния звёзд ночью, так что солнцепëка в разгар пурпурного прохладного полудня можно было не ожидать, но когда Жанна вышла на площадку, то зной всё же ощутила: земля покрылась россыпью глубоких дымящихся кратеров, а от одного специально зачарованного на огнестойкость манекена остался лишь обугленный колышек. Пацан действительно не желал терять времени без неё, но и прерывать слишком уж затянувшийся сон своей безответственной наставницы — тоже, пока терпение не иссякло в какой-то момент. — Вот поэтому я и не разрешала тебе заниматься без меня. Ты не знаешь меры, а если тебя оставить одного — у нас инвентаря просто не останется. — Это к тебе претензия, а не ко мне! Разве я плохо справился? — Нет, если сумел продвинуться дальше, чем вчера. — Ну, это… — Давай, покажи мне теперь плоды своих самостоятельных тренировок. — женщина указала на один из наиболее целых манекенов и сложила руки под пышной грудью. — Твоя задача сейчас — повысить концентрацию и пробивную способность, так что если уже достаточно освоился с этим этапом, то сегодня перейдём на стадию изучения заклинаний более комплексного действия. Столас кивнул и ухватился левой рукой за запястье правой, сформировав в ладони небольшой рунический круг, сотканный из переливающейся красным и золотым энергии. Печать ослепительно засияла и изрыгнула небольшую пламенеющую сферу прямо в цель. Через пару мгновений манекен оказался в эпицентре громогласного взрыва и, как казалось из-за сияния и застилающего глаза жара, исчез без следа, но стоило огню рассеяться, как пугало оказалось невредимо, разве что с небольшой подпалиной по центру корпуса. — Я просила пробить насквозь, а не просто обдать огнём, Тэмозарелла. — Я и пытаюсь! Печать бешено завертелась, сферы полетели одна за другой, словно пулемëтная очередь, и под небеса поднялась какофония взрывов, а Жанна, придерживая локоны чёлки, чтобы не лезли в глаза, воззрилась на всё это с некоторым недоумением. «Эти мишени спокойно можно использовать в качестве щита против какого-нибудь молодого дракона, и ничего бы с ними не сталось. Хотите сказать, что он просто настолько задрочил то чучело простыми ударами, что преодолел защиту?» Так продлилось ещё минут десять, и маленький дьявол пал на колено от усталости. Хоть манекен и покрылся сажей, но особого успеха эти попытки не принесли. — В тебе много упорства, но оно будет бесполезно без грамотного его приложения, парень. Твоя магия, как дьявола, целиком и полностью зависит от твоего ощущения, понимания и эмоций, которые вкладываешь в каждую атаку, а без должной злобы и концентрации при работе с «Огнями Геенны» ты просто тратишь своё время. — И как мне злиться на чучело? — А тебя не бесит, что как бы ты не старался — сделать именно так, как желаешь, не получается? — Бесит, но прилива сил я не чувствую, вообще ни капельки. — Потому что это всего лишь раздражение, оно тебя сильнее не сделает. — она посмотрела на слегка подгоревшую мишень и призадумалась. — Хм, ладно. А что, если попробуешь увидеть на его месте человека, который может чувствовать боль и сложится куда быстрее зачарованных доспехов? На твоём месте мне бы это очень помогло. — Будто бы я бью по человеку? А причём здесь люди? — Настолько же жестокого, эгоистичного, бездарного и заслуживающего жестокости биологического вида во всей Вселенной ты вряд ли найдёшь, а ты, в свою очередь, как представитель более высокой касты, не ошибёшься, если сочтёшь их за насекомых, которых просто весело жечь. Они этого заслуживают, как никто другой. Он отряхнулся и посмотрел на неё с выражением непонимания. — Ты меня не убедила. Что мне должны сделать люди, чтобы начал их считать вот такими? Да и мне не нравится, как ты отзываешься о насекомых, Жанна, это несправедливо с твоей стороны. — Ох, ладно, забудь. — женщина устало выдохнула и покачала головой. — Если не путём агрессии, то продолжим тренировать твою фокусировку. Попробуй вместо того, что б стрелять шарами один за другим, сжимать и усиливать каждый последующий чуть больше предыдущего и… — Не-а, мне уже стало интересно. Почему ты думаешь, что людей мне будет жечь легче, чем кого-то другого? Что они тебе сделали? — Я уже сказала, проехали и попробуем другой метод. В ответ на её попытку сменить тему Тэмозарелла лишь сложил руки на груди на её же манер и стал всем видом показывать, что не будет продолжать, пока не добьётся ответа. — Ты же тоже раньше была человеком, как вы с мамой познакомились в таком случае? — Это не твоего ума дело, пацан. Делай так, как я сказала, раз уж меня поставили тебе в наставники. — Нет. Он не последовал её требованию и продолжил пилить взглядом, на что Жанна несколько наклонилась, чтобы обозначить весьма сильные различия в их росте и возрасте. Это была попытка взрослого подавить ребёнка, но ребёнок, как ни странно, не отступил и не дрогнул, потому что понимал: она ему ничего не сделает, а вот у него есть над этим строптивым взрослым некоторая доля власти. И так они играли в гляделки ещё какое-то время, пока она не выпрямилась со взглядом, наполненным пренебрежения. — Как ты относишься к тем, кто в один день чествуют тебя как национального героя и даже святого заступника, а на следующий — радуются тому, как ты горишь заживо на костре? — вопросила она с постепенно набирающей злобу интонацией, а мальчик выгнул брови и расцепил руки на груди. — Ты… — Ты даже представить себе не можешь, на какую жестокость пойдёт человек, если ему что-то в тебе не понравится. Он будет тебя хвалить, ценить твою доблесть и успехи, однако стоит ему тебя возненавидеть, поверить в какую-то ложь о тебе — и он забудет всё это с той же лёгкостью, с какой ты сам пнёшь камешек на своём пути. — она ткнула его указательным пальцем в грудь. — Вы, дьяволы, не менее жестоки и лицемерны, но проблема в том, что от вас всегда знаешь, чего ожидать. Тьма — в вашей природе, и это легко предугадать, а люди непредсказуемы и своей непоследовательностью способны причинить куда больше боли, чем любой из вас. Вот поэтому-то я и подумала, что тебе будет легче практиковаться в таком ключе, если что-то не выходит. Подумала, что твоя мать научила тебя таким простым истинам, прежде чем отдать мне на попечение. Демонесса отвернулась и направилась прочь. — Занятия на эту неделю окончены, можешь заниматься своими делами. После этого её спину обдало вновь поднявшимся горячим воздухом от того, что Тэмозарелла вопреки словам продолжил метать огненный шары в мишень, затем ещё раз, однако на третью попытку Жанна остановилась от ощущения… Чего-то странного. Не возникло ни новой ударной волны, ни звука взрыва, ни зарева пламени, а когда оглянулась — увидела посреди корпуса уже изрядно подпаленного чучела небольшое сквозное отверстие с сияющими синим тлением краями. Юный чертёнок материализовал в ладони уже четвёртый алый шар, что затем сжался до небольшой голубой точки и устремился к цели, тем не менее, не сдетонировав об неё и не отскочив, как бывало с такого рода огненными пулями, а пробив на вылет уже голову манекена. Основная сила снаряда уже была использована, так что он буквально стёрся об воздух раньше, чем достиг противоположной стены полигона. Парень посмотрел на свою ладонь, а затем на женщину: — И так они поступили с тобой? Я… не чувствую той злости, какую ты сейчас, потому что думаю, что это не имеет ко мне отношения. — Ты так ничему и не научился. — Я представил на его месте того, о ком ты сейчас говорила, так что научился! — Но всё равно говоришь, что не можешь их ненавидеть? — Не всех. От того, что тебя ужалила одна пчела — вообще всех пчёл ненавидеть будет глупо. Жанна, Освальд и Сато раньше ведь были людьми, но если бы вы были такими, как ты говоришь, то мама бы не сделала вас демонами, и мы бы с вами не встретились, разве не так? Она выгнула брови от его слов, потому что в них прослеживалась логика, которую бы использовал более взрослый человек, нежели такой ребёнок в этом возрасте. Тэмозарелла вновь захотел применить магию, но новый магический круг замелькал и рассыпался снопом искр, указывая на уже иссякшие запасы внутренней силы, а затем на его макушку приземлилась ладонь женщины. — Не со мной всё это произошло, а с той, кого я хорошо знала. Даже сейчас я могу поклясться, что ей бы не понравилось, если бы узнала, что учу тебя в таком ключе… Но её уже давным-давно развеяло по ветру, так что всё это уже не важно. Не перетруждайся только потому, что меня занесло после вчерашней попойки. На этих её словах Тэмозарелла поднял голову и заметил, как уголок её губы, казалось, приподнялся в подобии улыбки, отчего он и сам почувствовал удовлетворение. — Только придётся здесь немного прибраться. После тренировок по пиромантии настало время более мирных и познавательных занятий по истории, которые для своего молодого мастера вёл сам старший дворецкий. В противовес резкой и очерствевшей Жанне, Освальд представлял собой образцовый пример поседевшего и умудрённого опытом мажордома в ухоженном чёрном фраке, со всегда умиротворённым выражением морщинистого лица и моноклем на одном из глаз-бусинок, и всей своей статью и аристократичной осанкой производил впечатление высокого людского дворянина в прошлом, однако для молодого дьявола этот мужчина, обращëнный в демона явно на исходе своих лет, являлся чем-то большим, нежели очередная нянька или преподаватель. Гофмейстер рода Столас имел за плечами явно не одно столетие жизни, юный принц чувствовал это в нём куда отчëтливее, нежели в собственной матери или даже в дедушке, и эта тяжесть прожитых лет вместе с почтением и учтивой манерой речи не оставляли Тэмозарелле повода даже подумать о возможности, к примеру, прогулять его занятия, как легко могло бы быть с другими учителями, даже с той же Мейзекин. Между мальчиком и старцем витала атмосфера взаимного понимания, особенно расцветающая во время очередных уроков, прямо как сейчас. — …таким образом можно подытожить, что благополучное существование и процветание низшего и среднего классов феодального общества абсолютно невозможно без господства аристократии и усилий монарха. История показывает, что это — единственный успешный государственный строй, поскольку какие-либо иные даже близко не показывают подобной эффективности. Вы всё записали, Ваше Высочество? — мужчина, наконец, отвлëкся от чтения учебника и, поправив монокль, обратил взгляд на мальчика. Они обычно занимались в специально отведëнной под такие нужды комнате, где Тэмозарелла сидел за партой и записывал то, что ему диктовали. На самом деле, Освальд никогда не ставил ему задачи всё обсуждаемое именно конспектировать, достаточно было бы запомнить, однако мальчик, прекрасно осознающий свою не слишком-то выдающуюся память, самостоятельно предпочëл сначала записывать, а затем уже осмысливать написанное. Так и сейчас, он не ответил на вопрос преподавателя до тех пор, пока со слегка прикушенной нижней губой не вывел ручкой последний панеглиф. — Я записал, но… — тот несколько замешкался. — Впрочем, ничего. Потом перечитаю. — У вас возникли вопросы касаемо сегодняшнего занятия, юный господин? — эти слова были произнесены скорее с ожиданием и предвкушением, нежели с недовольством школьного учителя, уставшего от расспросов бестолкового ученика, и Освальд закрыл книгу и спрятал руку с ней за спину. — Мы с вами уже это обсуждали, и не единожды. Процесс обучения заключается не в том, чтобы бездумно всë впитывать и не задаваться вопросами, а в том, чтобы находить ответы. Прошу вас. — Хорошо, — маленький демон коснулся указательным пальцем виска, как выражение набирающего обороты мыслительного процесса. — Под конец ты сказал, что крестьяне и рабочие, а также представители каст слуг и солдат не смогли бы выжить без дворянства, которое ими правит… Но ведь все два часа до этого ты говорил о куче вещей, этому противоположных? — Правда? — под копной густых седых усов мальчик бы этого не заметил, но старый дворецкий одобрительно ухмыльнулся. — Шахтëры добывают полезные ископаемые, фермеры выращивают овощи и разводят домашний скот, портные шьют одежду, плотники и каменщики строят дома, охотники и рыболовы добывают пищу и так далее. Всё то, что ты приводил в пример видам деятельности простого народа. — он поднял глаза на наставника и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил. — И нигде в этих связах не присутствуем мы. Фермеры сами способны договориться между собой, кому сколько земли нужно и кто что на ней будет выращивать исходя из своих способностей, а потом сами могут это продать, без наших налогов и десятины. Горнодобытчикам не нужно разрешение на разработку карьера, потому что у них и так для этого есть работники, технология и техника — никто кроме них этим бы заниматься и так не стал. Торговцы и ремесленники могли бы сами договориться о цене на товары и услуги, и незачем им контроль свыше. — Здесь всё несколько сложнее, милорд. Рынок торговли продукцией и услугами с большим трудом устанавливает и затем поддерживает в себе баланс, если к этому не прикладывает руку правительство путём законодательства. «Договориться о цене» иногда бывает не так уж легко, особенно когда не с чем сравнивать и нет тех, кто смог бы принять чью-то сторону в данном вопросе. Также о функции защиты народа силами армии под руководством монарха и аристократии забывать не стоит. Но в целом я понял ваши претензии. — Я хочу сказать, что все они и так бы занимались тем, чем занимаются, ведь им нужно как-то себя кормить, во что-то одеваться и где-то жить, и получается, что всё общество строится на них. Они и есть само общество, а мы просто сидим у них на шее и пользуемся всем их трудом, хотя сами ничем настолько же полезным не занимаемся. Всё, что делает знать — это питается продуктами, отобранными у фермеров, носит одежду, отобранную у портных, живëт в домах, отобранных у строителей, и защищает сугубо свои интересы вооружёнными силами, в которые отбирает своих же граждан. Это всё… как-то не вяжется с тем, что написано в этой же книге. — Справедливое замечание, Ваше Высочество. Подобная бессмыслица не должна иметь места в подобных учебниках, но, к счастью, она и не имеет. Ничего подобного здесь не написано. — А? — удивился мальчик. — Учебники по истории и социологии обычно пишутся сухим информативным языком, в них авторы не дают каких-либо оценочных суждений касаемо тех или иных событий или аспектов, на подобии фразы «Абсолютно невозможно». — Но ты ведь только что сам прочитал… — Тэмозарелла едва ли не задымился от противоречия, но затем как по мановению руки застыл и прищурился. — Так ты соврал. — Мои глубочайшие извинения. — теперь улыбку старого прохвоста можно было увидеть даже невооружённым глазом, а юный Столас возмутился. — Но зачем? — На то была воля вашей матери, ещё раз приношу свои извинения. — он низко поклонился. — Мама? Но к чему ей…? — Что ж, во все детали госпожа меня не посветила, а лишь сказала сделать именно так, но рискну предположить, что это сугубо для лучшего вашего обучения. Возможно, таким образом предполагалось проверить, сколь вы хороши в логическом мышлении, Ваше Высочество. Нынешнее поколение демонической знати невежественно, многие из ваших сверстников желают лишь сытой и безбедной жизни, особо не задумываясь, на чьих спинах всё это стоит. Быть может, госпожа просто не хочет, чтобы вы росли в том же ключе, поэтому и… — Дурацкие проверки. — Тэмозарелла улёгся щекой на стол, всё ещё глядя на Освальда. — А что, если бы я не задумался над этим и принял на веру то, что ты сказал под конец занятия? Не сделала бы она всё ещё хуже своими перестраховками? — Как говорится: «Пути адских владык неисповедимы», но сдаётся мне, госпожа была уверена, что вы изберёте правильный ход мысли и доберётесь до истины, милорд. Похоже, она знает вас куда лучше, нежели вы сами себя. — Я могу рассчитывать, что больше таких глупых моментов не будет? Если бы я хотел разгадывать загадки, то взялся бы за кроссворды, а не за уроки истории. — Увы, но не могу обещать вам того, о чём не ведаю сам. Её Величество, насколько бы бестолковыми вам не показались её экспромты, вероятно, просто не хочет, чтобы вы повторили историю пятисотлетней давности, когда то, до чего вы и так сейчас сами додумались, оказалось позабыто прежними властями Нижнего Мира и привело к некоторым, хм, «неприглядным» последствиям. — А что случилось тогда, пятьсот лет назад? — Как-нибудь в другой раз я вам об этом расскажу, юный господин. Такой материал в вашем возрасте может неблагоприятно сказаться на вашем сне, а подобное мне леди Кайра с рук не спустит. — Освальд. — протянул он с явным настоянием на своём, чтобы старик поведал интересующую его информацию, на что дворецкий лишь учтиво поклонился и застыл с выражением доброжелательным, но непреклонным. — Предатель. На этом уроки на сегодняшний день закончились, и Тэмозарелла побрёл в свои покои. Ему явно не понравилась эту неуклюжая «проверка», которую затеяла мать, потому что от всего этого мальчик ощутил, что окружающие воспринимают его за какого-то глупого ребёнка, которого обязательно нужно куда-то направить, иначе он сам, конечно же, не додумается, но маленький Столас предпочёл спустить такое отношение своему непутëвому родителю с рук. Сейчас его больше заинтересовало то, о чём обмолвился мажордом, но если тот не желает рассказывать, то у мальчика были и другие способы, как заполучить желаемое.******
— Пятьсот лет назад? — приподнял бровь Карзахни на вопрос опечаленного внука. — Мы с Освальдом сегодня изучали функции феодального общества, и он случайно назвал эту дату, а потом завернул тему, сказав, что мне ещё слишком рано об этом знать. — Ну, по всей видимости, он расскажет тебе об этом через пару лет, когда ваша программа до этого дойдёт, так что… — Но я хочу знать сейчас! Старый дьявол собрался было что-то возразить и даже поднял указательный палец, но затем, при виде явно снедаемого отчаянием от недоступности знаний мальчика, опустил руку и задумался. Действительно, а что в этом было такого неуместного? — А какой был контекст? — Мама решила проверить, осознаю ли я ценность более низких каст по сравнению с нашей, что мне не понравилось, а Ос решил её оправдать, мол, она не хочет, чтобы повторил что-то, что произошло в тот раз. Но как я это сделаю или не сделаю, если ничего об этом не знаю? — Хм, логично… Ладно, я понял в чём дело, и если тебя это так задевает, то расскажу. Зная тебя, ты всё равно через годик-другой до всего докопаешься самостоятельно, но так хотя бы не возникнет недопонимания. Он потëр подбородок, а Тэмозарелла забрался на кровать, чтобы быть с усевшимся на подоконнике дедушкой хотя бы примерно на одном уровне. — Возможно, ты когда-нибудь слышал, как я или Кайра упоминали в разговоре такие имена, как «Люцифер» или «Вельзевул»? — Это какие-то другие Столпы Ада, помимо нас? — Уже нет. На данный момент это титулы, которые носит четвëрка некогда поставленных на это место молодых аристократов, чтобы представлять нашу расу на арене великих сил окружающего мироздания. Вместе с нынешним Асмодеем и Левиафан они составляют единое целое, именуемое «Четыре Сатаны», и отвечают за какие-то глобальные аспекты нашего общества. — И ни ты, ни мама — не одни из них? — Не срослось. — Значит, у мамы есть свой начальник и он — один из Сатан? — задумался мальчик. — Несмотря на то, что я только что сказал, здесь всё несколько сложнее. Видишь ли, мы обладаем не малыми богатствами и влиянием, наше звание — герцоги, и в то время как для более низких рангов дворянства эта четвëрка предстаëт высшей и беспрекословной властью, то для нас они — не более чем законодательная и арбитражная. — «Арбит-»… Эм, как ты сказал? — Проще говоря, они решают споры между нами и равными нам по статусу Столпами, а также следят за тем, чтобы твоя мама, скажем, не замышляла отщипнуть земель у соседей или не слишком жестила в плане конкуренции за мир людей, однако решать за нас с кем, когда и как вести дела, какие законы на своей территории вводить и как жить, они уже не в праве. К примеру, нынешний Владыка Люцифер может попросить одолжить ему некоторые средства на государственные нужды, но требовать от нас чего-то, будто бы мы его кабальные вассалы — не может. По крайней мере, уже не может. — Понятно. — дьяволëнок потëр локон на правом виске. — А как было раньше? — Хм? — Ты постоянно используешь слова «нынешний» и «уже», значит раньше было по-другому? — Ах-да, и правда, ты же просил рассказать тебе о прошлом… Так вот, — он кашлянул в кулак. — Сейчас «Люцифер», «Вельзевул», «Левиафан» и «Асмодей» — это, как уже сказал, звания, обозначающие принадлежность к высшему управленческому аппарату Ада, вроде министра науки, министра обороны и так далее, но до того это были четыре императорские фамилии, представители которых выполняли схожие функции и были куда наглее, влиятельнее и нетерпимее к неповиновению. В те времена именно владыки этих домов вели нас в бой на легионы ангелов и падших, именно они устанавливали законы и порядок в этих землях… И именно им мы обязаны самыми тëмными временами в нашей истории, от начала и до сих пор. — Они были плохими правителями? — поинтересовался юноша, вместе с тем заметив, как помрачнел Карзахни. — Достаточно плохими, чтобы замыслить против них бунт, обернувшийся кровавой гражданской войной. Если вы с Освальдом уже дошли до того, как и благодаря чему работает феодальное общество, то хочу дополнить ваши занятия личным опытом: ты, будучи деспотом над собственным дворянством и народом, можешь тиранить их лишь до какой-то определëнной черты, после которой твоя же аристократия перестаëт верить в непогрешимость твоих решений, простой люд начинает тебя ненавидеть, и остаются с тобой лишь те, кому выгоден твой режим, а таких не всегда больше, чем несогласных. Старые Владыки не заметили этой черты или же пожелали проигнорировать, а итогом стало непреодолимое сопротивление. Многие тогда восстали, Тэмозарелла. Кто-то был истощëн потерями от недавнего витка Великой Игры и не желал сгинуть окончательно, ведь передышки наши же «благоразумные» господа давать нам и не помышляли, кто-то лелеял свои давние амбиции и идеи, не срастающиеся с таковыми у императорских фамилий, а у кого-то были старые счëты с той ублюд-, хм, «непорядочной» властью. — А наш дом был из последних? — Всего понемногу, если честно. Война с Саваофом и Азазелем, а также конфликты интересов с парой-тройкой земных пантеонов очень сильно сократили нашу численность, а в последнем генеральном сражении мы лишились первого Люцифера, первого Вельзевула и прочих наших прародителей, отчего на опустевшие престолы уселись их дети — кучка недостойных и неотëсанных полудурков, на которых я тебе даже смотреть бы запретил, чтобы ты не заразился от них глупостью ненароком. — не обратив внимания на смешок внука, старик продолжил. — Для них всё было легко и просто: «просто» восполнить потери, «просто» разработать новую стратегию, «просто» захватить мир. Но для нас, на чьи плечи это всё ложилось, ничего лëгкого здесь не было — это было невыполнимо, и хотя наш клан не так сильно пострадал, как некоторые иные, допускать ещё больших лишений мы позволить себе не могли. Не после гибели Бальтазара. На этих его словах Тэмозарелла вспомнил их с Освальдом недавний разговор. По родовому поместью было развешано много картин с самыми разными сюжетами, натюрмортами и личностями, кого маленький демон не знал, однако одна из них раз за разом по какому-то наитию попадалась ему на глаза: красивый и статный черноволосый и голубоглазый мужчина с мягкой улыбкой, держащий на руках маленькую радостную девочку лет четырëх от роду. Изначально самому дьяволëнку почему-то показалось, что это портрет дедушки Карзахни с ещё очень молодой Кайрой, но старший дворецкий пояснил, что на фреске придворный художник изобразил дядю и тëтю Тэмозареллы, Бальтазара и Элайру Столасов, когда его мать не родилась. Выходит, его дядя погиб именно тогда… — Другим фактором, почему мы оказались на стороне восставших, являлось категорическое несогласие твоей матери с их внешней и внутренней политикой. Со временем у Кайры сформировались свои виды на судьбу нашего герцогства, на жизни наших подданных и на будущее мира людей, но прежние повелители это бы не одобрили, и пока они правили, свободы нам было не видать. Мы общались с другими домами и прекрасно видели, от чего и к чему всё идëт, и перед нами предстал выбор: либо мы облегчаем восстанию задачу нашей поддержкой и сохраняем свои земли, власть и связи при новом, гораздо лучшем порядке, либо до самого конца отстаиваем интересы тех, кого ненавидим, и бесславно погибаем вместе с ними. Даже если бы мы остались лоялистами, даже если бы наш голос был решающим и всё по нашей воле осталось за прежним порядком, они бы этого не оценили, уж поверь мне… — Деда, не надо оправдываться. Зачем это? Я просил рассказать, что тогда было, и ты рассказал, спасибо. Значит, мама не хочет, чтобы я стал таким же никчёмным, какими были прошлые Владыки, и не лишился всего, что у меня есть или будет, из-за глупости, как они. — Не сомневайся, она боится этого больше всего на свете, потому что… — Ну и напрасно! — он спрыгнул с кровати и положил руки себе на пояс в знак уверенности. — Ты же знаешь, что я умëн, тем более меня учишь ты, Жанна и Мей, да ещё мать не даëт расслабиться, но теперь я хотя бы понимаю, что у ней в голове. Я вас не подведу, обещаю! — Ну-ну, не воспринимай это всё сейчас слишком близко к сердцу, — и он потрепал его волосы. — У тебя впереди очень долгий путь, и мы позаботились о том, чтобы тебе не пришлось брать на себя всё и сразу. Тебе стоит пожить пару веков в своё удовольствие, поискать собственных последователей, попутешествовать, закадрить пяток девок, которые заставят тебя забыть о сне и… Кхем, с этим, впрочем, пока рановато, но не нужно видеть себя всем обязанным только из-за того, что тебя таковым считают, Тэмо. Хорошенько запомни: ты — Герцог Ада, и ты можешь делать, что и как пожелаешь. — Тогда желаю, чтобы ты поучил меня сегодня лучше обращаться с «Пряжей Теней»! — Вот это мой внук. Что ж, тогда пошли, есть у меня кое-что на примете. И они направились пробовать это «кое-что». — Деда, я не уверен, что это будет хорошей идеей. — прошептал Тэмозарелла, когда высунул голову из-за угла. — Может, стоит пойти куда-нибудь в другое… — Да не переживай ты так, ничего плохого в этом нет. Им даже понравится. — усмехнулся старый дьявол при виде двух удаляющихся от них по коридору молоденьких горничных, которых он задумал использовать в качестве примера величия их наследственной способности. При всём этом, однако, они оба прятались за углом, как парочка воришек или нашкодивших детей, что не вселяло в маленького Столаса какого-то пафоса или благоговения. Было очевидно, что дедушка сейчас выкинет нечто глупое, но любопытство сейчас перевесило возможный стыд, а Карзахни тем временем сделал рукой манящий жест, после чего послышался испуганный женский писк. Прежде чем мальчик успел что-либо заметить, служанки остановились на месте, будто упёрлись в невидимую стену, а затем синхронно подпрыгнули, да так и застыли в воздухе в весьма, на первый взгляд, неудобной позе: их руки оказались склеены между собой и заведены за головы, а ноги разведены в стороны на «пригласительный» манер. Хоть Тэмозарелла и не видел этих невероятно тонких нитей, что тянулись от пальцев старика, наверняка, десятками штук во все стороны, но ткань одежды горничных во множестве мест просаживалась и натягивалась именно так, что спутать это с, например, телекинезом было бы трудно. — Л-лорд Карзахни, чему вы учите молодого господина?! — возмутилась одна из демониц и была в полном своём праве, ведь нити демонической энергии не только удерживали их в пошлой и несуразной позе над полом, но и задрали подолы длинных юбок, выставляя на обозрение маленькому мальчику и на что-то подначивающему его старому извращенцу их нижнее бельё в виде кружевных чулок и трусиков зелёного цвета у одной и красного — у другой. — Отпустите нас, пожалуйста! Мы просто хотели постирать грязное бельё… И действительно: до того, как быть оплетёнными паутиной, служанки несли небольшие корзинки, которые сейчас лежали на полу, выпустив на всеобщее обозрение простыни и наволочки. — Простите, простите, милые, я просто хотел показать внучку, что у его способностей может быть несколько занятный применений, ха-ха-хах! — рассмеялся мужчина со слегка порозовевшими щеками и почёсывая в затылке, но тут же отвлёкся от созерцания женских прелестей, когда Тэмозарелла схватился за край его пиджака, привлекая к себе внимание. — Деда, можешь их отпустить? Ты мог показать мне то же самое на каких-нибудь фруктах, а им нужно работать. — Благодарю, Ваше Высочество. — на выдохе помолилась горничная, когда нити ожили и плавно опустили их обеих на пол. Поправив вздыбившиеся платья и чепчики, девушки с поразительной скоростью собрали рассыпавшиеся постельные принадлежности обратно в корзинки и смиренно поклонились своим высокородным повелителям. Они стояли в таком положении ещё какое-то время, явно чего-то ожидая, и юный Столас, поняв это, посмотрел на деда с немой просьбой позволить им дальше идти по своим делам, на что Карзахни дёрнул плечами. — Это ты здесь следующий глава, и приказа они ждут от тебя, так что давай сам. В удивлении выгнув брови, Тэмо вновь посмотрел на прислугу и кивнул: — Идите, куда собирались. Простите за неудобства. Они выпрямились, согласно кивнули и поспешили удалиться, чтобы старшему Столасу, чуть ли не буквально пожирающему их похотливыми глазами, ещё чего в голову не взбрело. — Неудачный пример получился, да? Я надеялся, ты оценишь. — Действительно неудачный. — нахмурился Тэмо, глядя на него снизу-вверх. — Разве не ты мне только что рассказывал про «линию, за которой тиранить их уже нельзя, чтобы не взбунтовались»? Они ведь тоже делают важную работу, следят за порядком… Или ты хочешь их заменить, если они решат уволиться из-за твоих выходок? — Да я ничего такого не… — А вот надо думать! Они стирают, подметают и готовят нам, а ты когда-нибудь таким занимался? — Честно сказать — нет. Даже не пробовал никогда, да и слуги были всегда… — Тогда тем более. Ты, конечно, старше меня, но это не значит, что можешь преподавать мне уроки, которые сам не знаешь. Не будь, как Старые Владыки! — «Не будь, как Старые Владыки…» — задумчиво проговорил Карзахни, пребывая в некотором шоке, что его отчитывает по такой теме его же потомок.На следующий день.
Розмари подняла голову и прикрыла глаза, чтобы дать каплям воды из-под горячего душа оросить веки, лицо и ранее намыленные короткие пшеничные волосы. Через полчаса должна была начаться её смена, когда они с Кроули поменяются и на её долю выпадет бремя прислуживать и приглядывать за наследником рода Столас, который был ещё неразумным ребёнком и часто пропадал из виду, так что от его сиделок требовались дюжие навыки, чтобы найти демонëнка до того, как он что-нибудь на себя уронит или сделает чего похуже. Она, как и её напарница в деле воспитания юного хозяина, относилась к этому с большой ответственностью, а потому каждый раз тратила изрядное количество времени на то, чтобы привести в порядок себя и свою рабочую униформу и предстать перед господином во всей красе, так и сейчас она, после того как в третий раз помыла волосы, в третий же раз хорошенько прошлась мочалкой по каждому участку белоснежной кожи и принялась смывать пену. Не забыла Мари также воспользоваться специальной щëткой для двух чëрных наростов, венчающих голову в подобии скромной диадемы. При иных обстоятельствах она предпочла бы их периодически спиливать, если уж не избавиться хирургическим путëм, если бы не повышенный интерес маленького герцога, который ещё будучи младенцем часто хватался за эти рога, как за велосипедный руль для большей устойчивости при «обкатке» своей горничной, а в более сознательном возрасте назвал их «прекрасной чертой её внешности», что поставило крест на мыслях об избавлении от этой наследственной мутации. Ухаживать за волосами так, чтобы рога при этом не мешали, она уже давно научилась. Одевшись и убедившись в отсутствии даже малейшего несовершенства в своём образе, девушка направилась к покоям Тэмозареллы, однако в какой-то момент остановилась, приподняв брови. Мозгу потребовалось некоторое время, чтобы обработать то, что заметила боковым зрением, когда прошла мимо открытой двери, но сейчас демонесса обернулась и, подойдя к комнате, посмотрела в проём. — Мейзекин, ты… — она ещё раз пробежалась взглядом по развернувшейся картине, словно бы отказываясь воспринимать саму возможность чего-то подобного, и посмотрела на белокурую служанку. — Ты заставляешь юного господина и лорда Столаса стирать грязные наволочки? — Я осознаю, как всё это выглядит, но уверяю: это их собственная инициатива. Я попыталась им возразить, но увы. — с неподдельной скорбью и безысходностью в голосе и во взгляде ответила девушка и указала раскрытой ладонью на виновников недопонимания. Прямо перед ней на двух стульях расположились Тэмозарелла и Карзахни, нависнув над бадьëй с мутной от мыла и пены водой и старательно натирая упомянутое постельное бельë на металлической тëрке. Оба были без пиджаков, но в рубахах с закатанными по локоть рукавами, а штаны и обувь выглядели промокшими насквозь, ведь этой стиркой они занимались крайне неаккуратно, как себя промочив, так и пол залив водой. — Фух, привет, Мари. — поздоровался мальчик с горничной, попутно стерев пот со лба. — Оказывается, стирать что-то — это та ещё задачка… — При всём уважении, милорд, но если вас не устроила свежесть утренней постели, то вам следовало пожаловаться мне или Мейзекин, мы бы всё пере… — Всё нормально, это не для этого! Демоницы вновь переглянулись и уставились на ребëнка. Тэмозарелла же не замедлил рассказать им о том, что случилось вчера, и к чему они с дедом в итоге пришли, а именно решили попробовать самостоятельно повыполнять ежедневную рубину прислуги, о которой сами высокие господа, подобные им самим, знали только поверхностно или предпочитали не задумываться вообще. — Теперь стало чуть яснее. — кивнула Кроули, но её напарница смирения не разделила. — Повелитель, это чрезмерно благородно с вашей стороны по отношению к нам, — Бехемот слегка улыбнулась. — Но прачки ведь пользуются стиральными машинами, а не делают это вручную… — Сейчас не делают! — подметил Столас-младший. — Но ведь раньше только так и стирали, правда же? Эти трясущиеся машинки появились совсем недавно, а сотни и даже тысячи лет все стирали одежду либо в тазиках, либо в реках — и было тяжело, я это уже понял. — То же самое с уборкой. — подключился к диалогу древний дьявол. — Сейчас вы пользуетесь паровыми пылесосами, которые и от мелкого мусора избавятся, и пол протрут, а раньше — рваную тряпку в зубы и вперëд. Это тоже любопытно. — Тогда сейчас займëмся этим. Я думаю, эта простынь уже чистая, повесь её куда-нибудь сушиться, и пойдём найдëм веники. — гордо и с чувством удовлетворëнности кивнул Тэмозарелла и поставил кулачки в бока, а по лицу Розмари нельзя было сказать, в замешательстве она или воспринимает это всё не смешной шуткой. — Милорд, вы действительно это имели в виду? — Всё в порядке, Мари, можешь не переживать. Мы вряд ли чего наметëм, а если и будет пыль — маме об этом не скажем. Наверняка ведь поддерживать всё в идеальной чистоте в настолько огромном имении — непросто, а наказывать слуг за такие мелочи — не совсем честно. — Прошу меня простить, но заниматься стиркой персоне вашего статуса и положения — это ещё куда не шло, но гнуть спину и драить полы — это не… — Я бы не стала возражать юному господину в этом вопросе, Мари. — прервала коллегу Кроули, не позволив хозяину сказать то, для чего тот уже открыл рот, чтобы осадить няньку. — Его возраст заставляет искать что-то новое, желать постижения неизведанного, и наша задача — сделать так, чтобы в процессе ему ничего не угрожало, не более. Пока они с лордом Столасом не взялись за секаторы для работы в саду и не грозятся ненароком отсечь себе пальцы — ничего страшного. Дед и внук явно не ожидали от Кроули такой объемлющей поддержки, а вот реакция Бехемот оказалась предсказуемой. — Твоя беспечность, Мейзекин, сравнима только с твоей неотëсанностью. Юный господин — наследник рода Столас, на его плечах лежит огромная ответственность, и заботиться он должен не о том, как себя чувствуют прачки, уборщики или садовники, а о том, как стать достойным своей фамилии. — Роз-… — Мейзекин собралась изложить свою точку зрения по этому вопросу, но тут её остановило странное чувство. Будто бы её в грудь что-то толкнуло, но никакого физического импульса не последовало — просто в помещении стало трудно дышать, а источник этого паранормального давления встал между служанками. — Так по-твоему я своей фамилии ещё не заслуживаю? — источником этих колебаний являлся Тэмозарелла, чьë возмущение и негодование выразилось во всплеске агрессивной ауры вокруг себя, в достаточной мере, чтобы заткнуть их обеих. — Думаешь, лучше меня знаешь, чем мне нужно заниматься? — Ох-ë. — обречëнно протянул Карзахни и решив, что лучше ему сейчас не отсвечивать, вернулся к стирке. — М-милорд, я вовсе не это имела в виду, я… — Заткнись, Мари. Тебе изначально не давали слова, но ты всё равно сказала уже слишком много. — начал он жëстко её отчитывать, по ходу вспоминая фразы, которыми мать иногда в его присутствии бросалась в кого-либо из её приближëнных, и демоница присмирела. — Кем, по твоему мнению, ты являешься, чтобы диктовать мне мои интересы? Я — Герцог Ада, и я буду делать, что пожелаю, так что если мне приспичит пойти на кухню и помочь порезать морковку для супа — я буду её резать так и столько, как и сколько того захочу, а ты встанешь на четвереньки и будешь моей скамейкой в это время. Ты меня поняла? С каждой секундой он, сам того не понимания или же с полным осознанием дела, наполнял свои слова всё большей и большей силой. Силой тëмной и давящей, которой было бы достаточно, чтобы поставить кого-либо из здешних обитателей на колени прямо здесь и сейчас, однако у рогатой демоницы достало силы воли и твëрдости духа, чтобы не пасть перед ним ниц, но низко и почтенно поклониться. — Молю принять мои глубочайшие извинения, повелитель. У меня и в мыслях не было указывать или перечить вам хоть в чëм-то, клянусь. Я лишь хотела исполнить свой долг по заботе о вас, ничего более. — И в этот долг входят твои оскорбления в адрес Мей? Розмари не ответила на вопрос мальчика. Ей не хотелось отвечать, хоть и понимала, что ещё большее промедление он или лорд Карзахни могут расценить за очередной жест неповиновения. — Ладно, в другой раз об этом поговорим. Вижу, что ты стесняешься. — постепенно, так же как и нарастала, тëмная аура сошла на нет, и Тэмозарелла стал расстëгивать пуговицы рубашки, чтобы отдать промокшую одежду Мейзекин и взять что-нибудь посуше. — Потребуется ли вам моя помощь на кухне или с уборкой, как вы сказали до этого, Ваше Высочество? — поинтересовалась Розмари, всё также не поднимая головы без приказа. — Пока что нет, можешь идти. Сегодня я весь день буду с Сато, завтра обо мне позаботится Мей, так что у тебя будет пара выходных. Воспользуйся ими, чтобы привести мозги в порядок, потому что ещё раз я этого не потерплю. — приговорил он не глядя на девушку, да и в принципе эта непослушная средняя пуговица у него явно вызывала больше интереса, нежели теперь Бехемот. Она же, поклонившись ему и Карзахни, исчезла в дверном проëме, и ещё некоторое время просто стояла в коридоре и смотрела перед собой, не выражая взглядом никаких эмоций. В какой-то момент Розмари всё же «отмëрзла» и, глухо вздохнув, направилась к единственному обитателю дворца, кто бы мог поддержать её точку зрения. — «Занимались стиркой белья», значит? — переспросила женщина с завитыми чëрными волосами, наконец подняв рубиновые глаза на поведавшую эту историю и вытянувшуюся перед ней по струнке девушку. — Отец на старости лет решил испытать что-то новое, до чего даже пальцем бы раньше не дотронулся… Видимо, это идея Тэмозареллы. Что ж, я бы удивилась, если бы он не придумал что-нибудь такое, чтобы отвлечься от ежедневной рутины. Не вижу в этом ничего странного, пусть развлекаются, пока это не мешает его учëбе. — Моя госпожа, — подала Бехемот голос, когда герцогиня Столас вернулся взгляд к бумагам перед собой и повернулась на кресле боком к ней. — Лорду Тэмозарелле не пристало заниматься такой деятельностью, это работа прислуги, и я считаю, что… — А хочешь знать, что считаю я? — вопрос был риторическим, ведь обе они понимали, что ответить «Нет» та права не имела никакого и ни в какой форме. — Что работа прислуги — слушаться своих хозяев и работать на их благо, а не шептаться за спиной одних с другими. Мой сын воспользовался своим правом делать что заблагорассудится в пределах нашего родового гнезда и наших земель, у тебя же, в свою очередь, никаких прав нет вообще, от тебя требуется лишь исполнять приказы, а не высказывать своё мнение мне или ему. Твоя мать не сватала тебя мне в невестки, я тебя не удочеряла, да и по рангу и ценности ты пока что ушла не сильно дальше орфов из нашей псарни, так что будь добра: засунь свои «рекомендации» и «опасения» себе в то место, куда мой сын однажды станет тебя драть, когда начнëт чувствовать сексуальное влечение. Если с Тэмозареллой что-то случится — я сдеру с тебя и с Мейзекин кожу живьëм и одену вас в скальпы друг друга, в этом можешь не сомневаться, но прошу: не тешь себя иллюзиями, будто бы ты вдруг стала его женой, пока он сам тебя таковой не назовëт. — Я поняла, миледи. Прошу простить за то, что забылась. У меня не было никаких иных мотивов, кроме заботы об юном господине, чтобы оправдать ваше доверие. — на этот раз она не только склонила голову, но и встала на колено, потому как знала: лишь в таком положении она сейчас имеет и всегда имела право общаться с повелительницей. Сейчас она лишь молилась, что в действительности не разгневала герцогиню. — Надеюсь, я удовлетворила твоё любопытство и освежила память касаемо твоих прав и обязанностей. Можешь идти, дорогая. Девушка уже схватилась за ручку двери, при этом не посмев показать госпоже спину, пока не скроется из поля зрения, как Кайра снова перевела взгляд на неё: — К слову, пока ты не ушла. Если возьмëшь себе за правило жаловаться мне на то, что мой сын наслаждается жизнью, Розмари, я подумаю над тем, чтобы ты своей собственной не сумела насладить уже никогда. — Этого больше повторится, миледи. — Ты просто чудо.******
— Ха… Ха… Хоп! — задыхаясь на бегу, Тэмозарелла на мгновение задержал дыхание и, подбежав к краю крыши, оттолкнулся обеими ногами. До другого дома предстояло преодолеть целую улицу, и он бы определëнно не допрыгнул, если бы в середине полëта из его спины не появились два широких кожистых крыла и не взмахнули с такой силой, что мальчика перекинуло на другую сторону, как птичье пëрышко. Ему не удалось сохранить равновесие при приземлении, но из нежелания пропахать носом половину покрытия, он самостоятельно наклонился вперёд, сгруппировался и оттолкнулся ступнями на манер низкого спринтерского старта, таким образом кувыркнувшись, коснувшись спиной пола и тут же выпрямившись, чтобы продолжить бежать. — Никак не хочешь сдаваться, пацан? Если бы Столас не был так занят возвращением прежнего темпа бега, то он бы обернулся и увидел, как его преследователь играючи перемахнул через ту же пропасть и приземлился на том месте, где парень был пару секунд назад. Высокий худощавый мужчина в белоснежном костюме придержал рукой головной убор, чтобы тот не снесло потоком ветра, и позволил себе неспешно выпрямиться, после чего продолжил погоню. Тэмозарелла повторял такие прыжки по городской застройке ещё несколько раз, пока не сиганул с очередной крыши на здание, бывшее несколько ниже окружающих, а впереди возвысился куда более высокий, в несколько десятков этажей, жилой дом, забраться на который простым прыжком было невозможно — разве что взлететь, но его крылья не обладали достаточной силой для подобного. В попытке что-то придумать, юноша стал оглядываться, а через несколько мгновений вслед за ним спрыгнул и преследующий его мужчина: тот опять несколько натянул шляпу на глаза, пока выпрямлялся, но стоило поднять взгляд — никого перед собой уже не обнаружил. — Хитро, но не слишком. — он хищно улыбнулся, когда нашёл глазами одно открытое окно как раз на том уровне, на котором ребёнок смог бы в него залезть, и направился к небоскрёбу… И не заметил он, как через несколько шагов за спиной пространство исказилось, словно вывешенная для сушки простыня, а затем изрыгнуло шар угольно-чёрной сажи. Снаряд ударил и взорвался об его спину, отбросив далеко вперёд, а в месте искажения материализовался Тэмозарелла, чья рука источала тот самый смолянистый дым. Мальчик направил ладонь в сторону противника и уже начал формировать новую сферу, как его брови выгнулись в удивлении: мужчина в белом стал расходиться чем-то вроде телевизионных помех, а затем на его месте оказалась молодая девушка с длинными тёмными волосами и в странной чёрной одежде. — Киёхиме? Но где же тогда…? — он уже повернул голову через плечо, но затем издал вскрик, когда появившийся за ним мужчина в белом лягнул его ногой в спину и отбросил подальше от себя. Столас проскользил по крыше прямо к брюнетке, и та накрепко зажала его в объятиях, исключив любую возможность вырваться и как-то ответить на удар. — Поймала. — Э-эй, отпусти! — Не-а. — улыбнулась она и потёрлась щекой об его щёку, словно о плюшевую игрушку. — Нх, нххххх! Сато, скажи ей… — Ну же, не будь таким чёрствым. — брюнет подошёл к ним и присел на корточки, чтобы таким образом оказаться с пареньком на одном уровне. — Было очень умно спрятаться при помощи обмана зрения и ударить из-под тишка, хвалю… Но всё же, как бы ты не был доволен собой из-за хитрого хода, ослаблять бдительность всё же не стоит — враг всегда может оказаться хитрее тебя. — Ладно, я понял, понял. — прогундел он, казалось бы, лишившись надежды отвязаться от докучливой Киёхиме. — Ну что, на сегодня обойдёмся счётом «один-один», согласен? — А точно не «два-один» в мою пользу? — донеслось у Сато из-за спины, и тот обернулся, чтобы увидеть невдалеке ещё одного Тэмозареллу. Маленький демон сиял злорадной улыбкой со сложенными на груди руками, а оставшаяся половина его туловища ещё только выходила из оптического искажения в том месте, где он ранее и нанёс первый удар под покровом иллюзий. — Так что ты там трындел насчёт «ослаблять бдительность не стоит»? Кто бы говорил, правда? — Ха, — озарился мужчина. — Так ты дал выйти из засады своей копии, чтобы проверить, настоящий ли я за тобой гонюсь! Умно-умно, но всё же… — Вообще-то, настоящий у меня. — возразила девушка напарнику, но не успел тот довольно потереть подбородок, как его глаза округлились от ощущения невыносимого жара в пятой точке, и Сато подпрыгнул, схватившись за задницу. — А-кха! Какого чёрта здесь творится?! Он посмотрел на того, что появился в центре крыши — и тот рассыпался клубами тёмного дыма. Затем взглянул на того, которого до сих пор удерживала Киёхиме — и его указательный палец обратился миниатюрной газовой горелкой, коей мальчик и подпалил ему копчик. — Я думаю, сегодня сойдёмся на моей безоговорочной победе, как насчёт такого? — Угх, вот ведь поганец… — прошипел мужчина, даже не представляя, от чего ему было сейчас больнее: от такого подлого удара в причинное место или от осознания настолько позорного проигрыша в битве умов почти-восьмилетнему ребёнку. После этого они все втроём отряхнулись и уже хотели направиться в сторону центра столицы, в родовой дворец Столасов, однако Сато, несколько оглядевшись, попросил их повременить. Со словами, что хочет показать мальчику кое-что интересное, он подхватил его за подмышки и плавно спустился с ним на крыльях в один из переулков, после чего они направились дальше по улице, пока не предстали перед небольшим заведением, устроенным на первом этаже одного из жилых домой. — Что такое «рамэн»? — поинтересовался Тэмозарелла, прочитав вывеску, и последовал за наставником в глубь скромного ресторанчика. — Это блюдо такое, с моей родины. Давай помогу. — мужчина подсадил его на сиденье перед барной стойкой и сам присел рядом. — Если не вдаваться в подробности, то просто суп с лапшой, в который можно намешать много чего. Очень сытное блюдо, но вкусное — закачаешься. Хочешь попробовать? Глаза паренька тут же загорелись голубыми огоньками, а живот жалобно проурчал, и его опекун воспринял это за однозначное «Да!», так что заказал ему так называемый «китаката рамэн». Пока же они ждали свой заказ, Тэмозарелла побродил глазами по заведению, и взгляд его остановился на небольшом выпуклом телевизоре, привинченном под потолок. Экран хоть и сбоил, но всё же в нём можно было кое-что различить: несколько разбившихся пол парам демонов яростно махаются посреди арены на потеху публике. — Какие-то гладиаторские бои? — поинтересовался он у наставника. — Это? Хм, может, какая-то из «Рейтинговых Игр» таких незатейливых? — «Рейтинговая Игра»? — юноша приподнял бровь. — Мама или старик тебе не рассказывали? Их обычно часто крутят по спортивным каналам, большое мероприятие, надо сказать. — Нях, я обычно смотрю передачу с животными с Земли. Там что-то описывают, а я не понимаю языка, но всё равно интересно. — Точно, тебя ведь и «Диалектосу» пока не учили… — брюнет потëр подбородок. — Ну, «Игры на рейтинг» — это соревнования между представителями благородных домов и тех их прислужников, которые обладают Частицами Зла. Скажем, если у твоей мамы с кем-то из Столпов Ада возникают разногласия или пересекаются интересы, то она собирает меня, Жанну, Оса и других, и мы забарываем противника. — А ты участвовал в таких уже? — Было пять или шесть раз. Обычно дьяволы её уровня не особо часто дают волю кулакам и не обставляют это всё настолько официально — им сложно подобрать достойных соперников, а если и получается, то это такие же герцоги, принцы, короли, и вряд ли у тебя получится спокойно набить таким ребятам морды без того, чтобы это не обернулось всякими политическими последствиями. К тому времени, когда он договорил, им принесли две чашки супа, где находилась не только лапша и зелень, но и по шесть ломтиков свинины. При виде этого источающего пар великолепия, Тэмозарелла даже слюну пустил и не глядя разломал поданные вместе с блюдом палочки: Сато как-то учил его ими пользоваться, на что мальчик ответил, что вилкой или ложкой есть гораздо удобнее, однако сейчас расправиться с вожделенным мясом и лапшой можно было только палочками, а бульон можно было и так выпить. Они принялись за трапезу, а через какое-то время Столас снова отвлëкся на трансляцию, не забывая при этом засасывать лапшу и помогать себе палочками. И там он увидел, как из-за клубов пыли выпрыгнула тень, чьë приземление по центру поля боя сопроводилось гулом и грохотом. Это оказалась молодая женщина в чëрном платье, чьи бледно-розовые волосы были сплетены в длинную косу за спиной, а голову венчали изогнутые и, в отличие от Розмари, белоснежные рога, а стоило ей прикоснуться ладонью к земле, как та разошлась в стороны паутиной ветвистых сияющих трещин, что затем погасли, а изображение на экране затряслось, и почва начала сегментироваться на выступы и впадины. Землетрясение посшибало с ног всех дерущихся, а когда пыль развеялась — девушка стояла на самой высокой образовавшейся вершине с расставленными в стороны руками, явственно ожидая оценки дел своих от публики. И зрители, присутствующие на представлении в живую, не замедлили осыпать её овациями, от чего та вполне ожидаемо поклонилась. — Что думаешь? — заметил его заинтересованность Сато. — Зрелищно, но… Даже если она победила, то скольких своих она этим ранила? — Эти «Игры» устраиваются таким образом, что даже если ты потеряешь руку в процессе, то когда тебя выбьют или ты победишь — очутишься в лазарете полностью невредимым. Высокородных дьяволов не так уж и много осталось, чтобы всё это велось до смерти любой фигуры, будь то обычная «Пешка» или сам «Король». — Даже если это постановка, тот, кто так легко может пожертвовать своими союзниками ради победы над соперника, вряд ли заслуживает признания. Что помешает ей поступить так же в настоящем сражении, где всё не настолько безопасно? Едва ли её друзья в таком случае будут радоваться её решению. Услышав эти слова, мужчина приподнял брови, а мальчик вернулся к трапезе. «Похоже, ты слишком близко к сердцу принимаешь то, чему свидетелем становишься, и в будущем это не пойдëт тебе на пользу… Но куда хуже будет, если на всë это перестанешь реагировать вообще. Так что, наверное, всё правильно.» — после этой мысли Сато остановился, оставил палочки в миске с рамэном и протянул руку к его голове. Поколебавшись, стоит ли ему делать это после всего, он всё же положил ладонь на эти растрëпанные чëрные волосы и с лëгкой улыбкой потормошил их ещё сильнее. — Ну чего ещё? — пробормотал Тэмозарелла. — Да так, просто задумался. Когда вернëмся домой, не говори никому, что зашли сюда. Твоя мать мне голову открутит, если узнает, что знакомлю тебя с фаст-фудом. — Зачем тогда это делаешь, если боишься её? — Ну, что уж тут попишешь? Жизнь скучна без риска, да и ты, в общем-то, не против. — Угу. — Ладно, как доедим — заглянем ещё кое-куда. Тебе понравится. — Это что-то, что мне лучше самому держать в секрете, потому что мама может не одобрить? — Не одобрит стопроцентно! — Тогда пошли.