Счастливый брак

Уж не знаю, можно ли считать тот день лучшим в моей жизни, но, чёрт возьми, как же я был счастлив тогда. Ты не представляешь, сынок. Шанхай. Здесь запросто можно побывать в Венеции, в этом городе полным-полно старинных городов, стоящих на воде. А чего только стоят прекрасные древние улицы. Такие места переносят на несколько веков назад, в чудесный мир старого Китая, который открывается далеко не всем. Тай-Лунг хорошо помнил, как в своей первой командировке, будучи на родине омеги отца, наведался в дом семьи Цин, но его даже на порог не пустил дед, для которого он оставался единственным живым упоминанием после умершего сына. Сейчас это мало волновало, если и возникало вновь в памяти, то только из-за уже знакомых мест. Тай-Лунг бегло просматривал виды в тонированном окне автомобиля. При других обстоятельствах можно было бы насладиться прекрасной природой, величественной архитектурой и неповторимой атмосферой. Однако не сейчас и не сегодня. Если бы с ним был Изуми, которому нравится всё, что сделано под старину, то культовая улица, которая существовала ещё при правлении династий Мин и Цин, простирающаяся на 825 метров в длину, обязательно бы заинтересовала его. В октябре в Шанхае наступает приятная, теплая осень. Это сухой сезон, две трети месяца светит солнце, а днём погода бывает практически летней. Однако дело близится к вечеру. Мужчины были в тёплых кофтах, на сидении лежали легкие куртки, так как ветер становится холодным и более сильным, если сравнивать его с японским. Несмотря на свою чувствительность ко сну, в самолёте Тай-Лунг вполне выспался, чего нельзя было сказать о Даянэ. Невидимая вуаль накалялась от нервозности. Он чувствовал это в мёрзлом феромоне отца. Мужчина старался не подавать виду, но сын замечал как по мере приближения к дому Цин мрачнело его лицо. Замечательно. А протащить пушку в самолёт он умудрился. Иногда понять ход мыслей Даянэ так же сложно, как и разобраться в библейском пророчестве. Ты можешь его прочесть, вроде бы знаешь какая у него цель, тем не менее, существенных доказательств, подтверждающих ту или иную расшифровку, не имеешь. Либо верь без сомнений, следуя по прописанному листу, либо оставь и не прикасайся вообще. Древний город «Цзя Лоу.» Для людей, проживающих тут не в одном поколении, кажется, нет временных рамок, будь то двадцать первый век или же пятнадцатый, их жизнь идёт своим чередом без сумасшедшей шумихи современных городов. Царит колорит династий Цин. Можно заметить совсем недавно произведенную реконструкцию города, однако это не делает из него новенький стеклянный мегаполис, который так любят воплощать в жизнь ничем не отличающиеся в своих идеях архитекторы. В пробке Тай-Лунг приметил вдоль бесконечных клумб короля цветов – пион, произрастающий только в Китае. У него много крупных лепестков яркой окраски. Иронично, но это его любимый цветок. Даянэ глянул на серебряные часы. Осталось немного. Ехать примерно час. Повернувшись к стеклу, он поджал губы, сузив веки. Послевкусие китайской стряпни, пускай дорогой, но стряпни, усугубляло расположение духа человека, не терпящего даже родного ему риса, приготовленного в Китае. И пусть из-за одного омеги целая нация в глазах Сато старшего пошла под откос, Тай-Лунг не в счёт, а об его собственной крови не нужно упоминать. Даянэ всегда считал себя чистым японцем, значит так и есть. — Эта улица берет своё начало с Чжунхуа до Хэнань Роуд Юг, — без каких-либо эмоций произнёс мужчина. Тай-Лунг посмотрел на него так, будто отец хотел выпендриться знаниями китайских местностей. А может оно и к лучшему? Почему-то всегда хотелось узнать больше о чём-то таком, что связано с омегой отцом. — Ты часто сюда приезжал? — немного погодя, спросил он. — Нет, — скупо и чёрство. — Ясно. Мозгов на убийство хватило, а силёнок предстать перед родственниками, видимо, нет, — надменный смешок. — С чего бы им нас не ненавидеть… — Будешь умничать, — перебил его Даянэ с такой же усмешкой, — Сам отправишься за сыном, и я посмотрю как тебя вышвырнут. И то верно. Тай-Лунг замолчал, подавляя в себе язвительные словечки. Настроение играло в нём самыми резкими графиками. Собирательный образ его маленькой частички не давал покоя. Уже скоро, совсем скоро… Оставшуюся часть пути они провели в молчании. Каждый думал о чём-то своём, отдавая себе отчёт в негласной договорённости. Позже за стеклом появились тайваньская пихта, фуцзяньская сосна и множество других вечнозеленых деревьев. Солнце опускалось за горизонт Поднебесной. Даянэ не сводил глаз с просторов того самого района. Кошмарно. Сато был уверен — осмотрись бы он по сторонам получше, таки обнаружил бы по-кошачьи блестящие в темноте закоулков глаза. Увидев за несколько километров Сыхэюань – дом, проверенный веками, они переглянулись. «Пекинский дворик» – местные называли древнее жилище так, потому что оно предназначалось для одной большой семьи, в которую входит несколько поколений – это признак счастья, гармонии и долголетия. Чем изысканнее отделка и больше комнат в каждом строении, тем зажиточнее семейство. В самом скромном варианте одно здание содержит одну комнату, в то время как у семьи Цин по 7 помещений. Водитель припарковался у главного входа в дом. Даянэ с хмурым выражением лица первым вылез из салона. «Ну, здравствуй, змеиное логово». В глаза сразу бросились главные ворота, над которыми были всё те же лицемерные иероглифы с пожеланиями счастья, достатка, удачи. И этот старый фасад с загнутой крышей из черепицы, по которому дождевая вода не попадает на фундамент, а материал помогает удерживать тепло. Вот только старикан Цин считал, что в первую очередь такая крыша отгоняет злых духов. Тай-Лунг последовал за ним. За громоздкими воротами, кроме крыш, он ничего толком не видел. Его воспоминания из детства довольно смутные, в пятилетнем возрасте он не обращал внимание на внутреннее убранство дворца. Благо язык знал как местный, но удивляться ни к чему, Тай-Лунг был смышленым ребёнком, жадно следовавшим по пятам Шанга, от которого больше всего хотел получить признание. Теперь отца нет, остались лишь разбитые детские мечты, да пригодившиеся знания. — Смотри, — он кивнул на звонок, встроенный в старые деревянные ворота. Оригинальное сочетание для удобства. Даянэ, не мешкаясь, нажал на чёрную кнопку, после чего раздался громкий звон, длившийся около двух минут. Конечно, никто перед ними не явился. Определённо, семейство не ждёт незваных гостей, решивших отобрать их подыхающую реликвию в виде ребёнка. Тай-Лунг приподнял голову и, видя убегающую сверху тень чужака из высокой верхней постройки, проскрипел зубами. Что за цирк? Они что, в периоде Нань-бэй чао застряли? А этот шут вместо камер работает? — Блядские… — прорычал Тай-Лунг, начиная раздражаться от ожидания. Всё это наводило его на вовсе нелицеприятные вещи, самым прямым образом касающиеся его сына. В каких условиях его там содержат, вдруг ребёнок малейшего представления не имеет о каких-либо новшествах? — Нужно подождать, — произнёс Даянэ, вновь нажимая на звонок. — Крыса доложит о нас Шэнли, тогда он и откроет ворота. Откроет, но в пустит ли? Мужчина незаметно завёл руку за спину, нащупывая оружие. На месте. Тай-Лунг раскусил его, однако смолчал. Со стариком подобного допустить нельзя. И Даянэ очень надеялся, что к 70-ти годам китайский хрен имел в своём арсенале хотя бы минус три в зрении. Да, ещё было бы славно увидеть его в инвалидном кресле. Минуты уходили за часовой стрелкой на наручных часах. Ветер и вправду был сильнее японского. Тай-Лунг накинул припасенную в руках куртку, раздраженно глядя на отца. — Он идёт, — поёжившись от холодка, Даянэ сделал шаг назад от ворот. — Я это чувствую. Тай-Лунг также отошел, бесцельно перебирая в голове список своих пунктов. Ну а вдруг Шэнли выйдет с его сыном? Итак… Демонстрировать чувства (обниматься, целоваться) в общественных местах нельзя – считается грубостью. Признаками хорошего воспитания являются терпение, почтительность. При разговоре руки должны быть на виду. Держать их в карманах или за спиной, он на секунду скривился, скрещивать – всё это воспринимается как грубость. Личные вопросы можно считать нормой. Не раздражаться… В высказываниях китайцы довольно прямолинейны. Поэтому не стоит взрываться при первой же возможности, если старик решит напомнить о его схожести с Даянэ. Это не попытка оскорбить – просто так принято. Да, можно сделать вид, что таким не задеть. Тяжёлые ставни замка начали скрипеть…Не принято активно жестикулировать, жители Шанхая довольно сдержанны, для Тай-Лунга проще простого. Не принято смотреть собеседнику прямо в глаза, этот пункт практически смешон, он не будет его соблюдать. Ворота распахнулись. К ним вышел пожилой альфа с седыми волосами, собранными в низкий хвост. Тай-Лунг сразу устремил взгляд на его тёмный, практически синий цвет глаз под тяжелыми веками. Он видел его за всю жизнь от силы раз пять, ещё в детстве, но помнил низкий тембр его глухого голоса. У старика была железная трость с тонким эскизом дракона. Шархая подошвой по земле, он остановился в метре от гостей. Взгляд его был полон высокомерия, плотно сжатые губы словно и не собирались расслабляться, дабы сказать хоть одно слово. На нём был традиционный костюм жителя Поднебесной, состоявший из брюк, которые назывались «ку», и рубашки. Штаны традиционно прятались под длинной одеждой. Несмотря на сгорбленность, седину, морщинистую кожу на лице, шее и руке, крепко держащей трость, Шэнли Цин казался жестоким воплощением величественного статуса древней семьи. Даянэ, поймав его взгляд, как в старину сложил руки на груди и низко поклонился. Тай-Лунг сделал то же самое. Несмотря на технический прогресс, большая часть населения страны соблюдает традиции и обычаи, которым больше 3-х тысяч лет. А что уж говорить о старике, от настроения которого зависит дальнейший ход событий? — Что я вижу, — прохрипел Шэнли. — Ободранные японские коты явились в дом дракона… — говоря это, старик смотрел только на Даянэ, будто Тай-Лунга нет априори. — Как поживаете, господин? — Сато старший беспристрастно сложил руки по швам. — Будет тебе, — отмахнулся Цин. — В чём причина визита? Даянэ только успел открыть рот, когда Тай-Лунг начал с напором тому отвечать. — Мы здесь, чтобы забрать моего сына. Старик наконец перевёл взгляд на внука, каплю изменившись в лице. Строго оглядел его с ног до головы, и на тонких губах появилась тень усмешки. — Я не с тобой разговариваю, бескультурщина, — рявкнул он, дрожащей рукой приподняв трость. — Твой отец убил моего драгоценного мальчика, не понеся должного наказания, — громкий китайский акцент резанул слух мужчин. — Я не отдам в ваши грязные руки… Тай-Лунг начинал закипать от ярости. Так дело не пойдёт. Даянэ укоризненно посмотрел на сына, немым выражением останавливая от ошибки, но тщетно. — Отдай мне моего ребёнка! — прорычал мужчина, делая шаг к старику, однако рука отца преградила путь. Шэнли настороженно сощурился. — Тай-Лунг… «Великий дракон», — он словно оскорблялся, говоря о значении его имени. — Ты считаешь себя отцовской фигурой? Похоже на то, — Даянэ помрачнел, ведь слышал эти бредни не впервые. — И что с того? — альфа отпихнул руку отца, видя как извивается старик в своих уловках. — Это многое бы объяснило… Даянэ замутило, он прикрыл глаза, сжав зубы так крепко, как мог. И твоя гиперопека и стремление контролировать его, держа в рамках только одному тебе ведомого приличия… Может быть, твое отношение — это внутреннее желание? — Мы заплатим сколько угодно, только… — Господин, — не дал договорить сыну мужчина. — Ребёнку будет лучше в полной семье, всё остальное мы будем только рады обсудить, — он выглядел обычно, держа себя в руках изо всех сил, отмечая в синих глазах всё то же презрение, что было и у Шанга. — Семье Цин нужна поддержка в такие трудные времена, — он холодно улыбнулся. Конечно, от денег у старика всегда ехала крыша. Шэнли задумался, покачивая трость за позолоченный гребешок. До невозможности было мерзко от того, что они прямые родственники. Тай-Лунг сжал кулаки, все ещё вспоминая о пистолете отца. Он бы с радостью всадил пулю в лоб старому маразматику. — Сколько? — громко и без стеснения. — Миллиард, — произнёс Даянэ, вызвав недоумение на лице Тай-Лунга. Это выручка за год при хорошем раскладе… — Чуть больше, чем в прошлый раз, а ты поднялся, Сато… — глухо рассмеялся Шэнли. Хах. Как будто бы ты не знал, насколько я поднялся, дерьмо грёбанное. Как будто ты не забирал у меня последнее, дабы я преисполнился, отрезав в себе лишнее… — За мной, — прохрипел Цин, возвращаясь к воротам. Тай-Лунг тихо вздохнул, направляясь с мрачным отцом ко входу. Ничего за сто лет не поменялось. Главное здание находилось на севере, окна выходили на юг – там больше света и тепла. Там и живет Шэнли как глава семьи. К главному зданию пристраиваются помещения по бокам – так называемые «уши», и сзади – «хвост». В последнем жил Шанг, а сейчас должен сын Сато, которому правила предписывали вести максимально скромную жизнь. Может поэтому Шанг так любил роскошь, будучи женатым? По бокам – в западной и восточной стороне – раньше жили молодые люди, сыновья со своими семьями, остальные родственники. В доме напротив, на юге, было меньше всего света. Там члены семьи учились, принимали гостей, а также жили слуги. Но все опустело, стало ветхим, старым и, кажется, никому ненужным. Раньше Тай-Лунг злился на Даянэ из-за продажи огромного дома Сато, однако, видя похожую конструкцию, начинал понимать его. На что, твою мать, Шэнли тратил все его деньги? Они прошли к центру, где находился красивый сад. Там всё же было ухожено. Располагало к гармонии – цветущие растения, искусственный водоем, камни, бамбуковые мостики. Чуть подальше от центра находились пристрои, где располагались комнаты слуг, кухня, технические помещения. Несмотря на ветхость, цены в таких домах заоблачные и начинаются от тысячи долларов за квадратный метр. Однако, семья Цин с самого начала имела эти хоромы. Зайдя внутрь жилища, обставленного по правилам фен-шуй – древней науке об обустройстве дома, главная цель которой гармонизация пространства и привлечение счастья, они сели за первый же стол, после старика. Внутреннее убранство прямо-таки светилось излишней рухлядью. — Деньги, — вытянул руку Цин, пока слуги наливали им из кувшинов 白酒. Тай-Лунг не обратил внимание на алкоголь. Он не собирается пить всякую дрянь перед встречей с сыном. — Приведите сначала ребёнка, — жестко отсек Даянэ, доставая из кармана чек. Шэнли прыснул, сжав ладонь в кулак. Его трость находилась около ног. Выждав паузу, он обратился к слуге, шепнув что-то на ухо. — Так уж и быть, однако вы должны понимать, что и этого мало, — старик продолжал язвить. — Миллиарда мало? — Тай-Лунг сдвинул брови к переносице. — Что ещё? — выдал Даянэ, пока от нервов его нога начала подергиваться. — Все наследство ты перепишешь на моего внука, и он будеть навещать меня хотя бы раз в полгода, — Шэнли вынес для них приговор, а точнее, для их проклятой крови, что всегда должна быть в чьей-то узде. Слуга вернулся, но вместо ребёнка с ним были лист и ручка. Тай-Лунг окончательно вышел из себя, Даянэ усмехнулся. Он знал, что так всё и будет, тем не менее, пошёл на это в очередной раз ради сына. Ничего, и не с таким мирился. — Для тебя что, мой ребёнок разменная монета? — показывая белоснежный оскал, рычал мужчина. — А для тебя самого разве это выглядит по-другому? — произнёс старик, кладя перед ними лист. — Хочешь сына – плати. — Ты мерзкий уёбо… — Тай-Лунг, — обратился к нему Даянэ, прикасаясь к ручке. — Достань телефон и запиши это на видео, — второпях он повертел головой, пытаясь успокоить его раздражение, хотя ощущал то же самое, если не сильнее. Шэнли улыбнулся, хищно наблюдая за своим реваншем. Шанг мёртв, но ничего ещё не кончено. Поганые Сато, чтоб их сожрала их же сущность… Даянэ закончил, поставив подпись. Синие радужки тем временем сверлили голубые в немой борьбе, помещая его сына в обречённость, о которой все так громко молчат. Мужчина так хотел… Быть может та ночь — лишь следствие той мерзкой гнили, что таилась в Сато, прикрывающейся диагнозом и изувеченным мозгом. Но что ему делать? Он не хочет осознавать подобное. Хотел застрелить ублюдка за всё. Шэнли припрятал сложенный лист за грудь, кивнув слуге. Тай-Лунг убрал телефон, почти трясясь от раздражения. Сердце заколотилось, когда за дверью послышались шаги… Ещё немного… Слуга открыл двери, дабы мальчик подошёл к ним, и тогда Тай-Лунга невыносимо затрясло. Он сглотнул, видя маленькое совершенство, что пугливо спряталось за спиной прадеда. — Шен, что за манеры? — строго прыснул на ребёнка старик. Боже. Шен. Красивое имя. Мальчик был так похож на Тай-Лунга в детстве, что Даянэ расплылся в улыбке. Волосы чёрные, а глаза… Тай-Лунг не мог насмотреться на ребёнка, он наклонился, робко подзывая его к себе, но Шен не спешил слушаться. Гетерохромия, кажется, так называется особенность в цвете глаз. Один голубой, другой зелёно-карий. Похоже, малец забрал лучшее, что было у родителей. Губы пухлые, брови немного светлее волос на голове, да и в общем черты лица были мягкими. Бледнокожий, тельце худенькое, на вид очень слабое. Он как-то подозрительно смотрел на мужчину с голубыми глазами, боясь подойти. — Он знает только китайский, был на домашнем обучении, как и принято в нашей семье, — протянул Цин, хватая мальчика за шиворот и отгоняя от себя. — Аккуратнее, — рявкнул на старика Тай-Лунг, и ребёнок испуганно дёрнулся. Чёрт. Нельзя повышать голос. Нужно держать себя в руках, чтобы Шен понимал, какой он заботливый папа. Точнее, каким он будет папой. — Это твой отец альфа, Шен, — указал Цин. — А это, — он сморщился, понизив голос. — Твой дед. Мальчик открыл рот в удивлении, его разноцветные радужки неверующе вновь оглядели мужчин. Радости никто не увидел, потому что ребёнок выглядел так, будто сейчас расплачется. Даянэ встал из-за стола, хлопая Тай-Лунга по плечу. Пора уходить. Ни минуты больше они здесь не проведут. С собой Шен ничего не дали, ни одной вещички. Покупка есть покупка. За что платишь, то и получаешь, в понимании Цин ничего не идёт в подарок за просто так. Тай-Лунгу было плевать. Он купит своему сыну любую безделушку. Пока они шли к машине, мужчина старался не напрягать встревоженного мальчика, но как же ему хотелось держаться к нему ближе. Поговорить, прикоснуться… — Садитесь в машину, я перекинусь с этим дерьмом парой словечек и вернусь, — сказал Даянэ, оставляя их наедине. Тай-Лунг открыл для сына двери, и тот боязливо оглянулся на прадеда в последний раз, но не был удостоен и словом. — Ну же, малыш… — ласково сказал мужчина. Шен безнадёжно посмотрел по сторонам, дабы убежать куда-то, хотя бы мысленно, но в итоге всё же залез в машину, а красивый мужчина, которого Шэнли назвал его отцом, сел совсем рядом. Бедро этого человека случайно коснулось его коленки, вызвав новый испуг. Ещё чуть-чуть, и он разрыдается, несмотря на запрет прадеда. Тай-Лунг немного отсел от сына, не желая перенапрягать ещё больше своим обществом. А ребёнок продолжал молчать. Ах… Сато готов взорваться от любопытства к его голосу. Всматриваясь в личико размером с его ладонь, он ощущал успокоение, которого не испытывал никогда. — Тебе страшно? — опять робко и как-то нелепо. Тай-Лунг не умел общаться с детьми, не приходилось. Свои движения приходится контролировать, потому что малец уже начал плакать. Ну нет, пожалуйста. — Шен? Не бойся, я буду заботиться о тебе, я правда люблю тебя. Ты… — Папа… — всхлипнул вдруг мальчик. Тай-Лунга вновь затрясло. Пришлось обнять себя руками, дабы озноб, пробравший мужчину, хоть немного унялся внутри. Голос мальчика всё ещё эхом отдавался в ушах пронзительной трелью. — Как… — мужчина прокашлялся, чтобы голос не был таким глухим. — Как ты назвал меня? Шен ничего не ответил, лишь отвернулся, начиная плакать сильнее. Затем нервно облизнул губы и судорожно попытался открыть дверь за собой. Не вышло. Он назвал папой Тай-Лунга, которого и видел-то впервые в жизни, это ведь хорошо? Но тогда почему так судорожно сводит кишки? Тай-Лунг знал, что от этого слова ему стало легче. Что от ребёнка он получит то, что, как ему казалось, долго хотел, — чувство контроля хоть над кем-то, конечно, не в том же в том ключе, что Даянэ. Но это не совсем то. Душу рвало на части что-то совсем иное. Ныне неизведанное в нём самом. — Лапочка… Посмотри на меня… Мальчик вжал голову в плечи, тут же потупив взгляд. Его лицо было красным от слёз и напряжения. Несколько капилляров лопнуло в глазах, делая его взгляд ещё более болезненным. Даже диким. Однако он, казалось, перестал паниковать, хотя и дышал так, словно пробежал марафон. — Не хочу, — хмыкнул Шен. — Уезжать… Тай-Лунг не мог успокоиться от услышанного, ведь было оно таким… странным. Тоскливым и болезненным, но мучительно приятным. Приносившим в его воспалённое сознание умиротворение. Боже, как странно. Мужчина никогда не испытывал подобного раньше. — Всё хорошо, — медленно, как во сне, проговорил он сыну. — Не думаю… — взмолился Шен, вновь дергая ручку. — Сделай для меня одну вещь, — вкрадчиво произнёс Тай-Лунг, заглянув в чужие покрасневшие глаза. — Только одну. — Что… что вам нужно? — будто смирившись, спросил мальчик. Тай-Лунг хотел бы знать это сам. Что ему, чёрт возьми, нужно? Должно быть, чтобы весь этот кошмар в жизни наконец кончился, отпустив его. — Назови меня так ещё раз, — почти шёпотом, словно услышь это водитель, мужчина станет психопатом. Шен не сразу понял его правильно. Пришлось уточнить, хотя голос и предательски дрожал. — Назови меня «папой», — попросил его Тай-Лунг. — Я не… — мальчик медленно опустил взгляд, сжав рукава своей толстовки. — Конечно, папа… Мужчина облегчённо прикрыл глаза. Да. Это странное брожение в его груди вернулось. Боже, каким оно было сладким. Тай-Лунг подсел к сжавшемуся сыну поближе и улыбнулся. — Т-с-с-с. Не нужно бояться, малыш, — вполголоса проговорил он, коснувшись чужой щеки кончиками пальцев. Челка предательски упала на один глаз. — Я рядом.