Счастливый брак

Большинство родителей не знают своих детей. Ошибочно думают, что они знают всё только потому, что сами их породили. Переходят черту, иногда делая всё не для ребёнка, а для себя в первую очередь. Быть родителями — это обязательство, которое ложится на обоих опекунов. Ребёнок не виноват в обстоятельствах, приведших его в отнюдь не райский мир. И порой двум детям трудно понять друг друга, а трём и подавно. Ночь выдалась не из легких. Голова гудела от воплей, он чувствовал себя растерянно и одиноко. Даже спустившись на первый этаж, разложился на диване, чтобы оставить мужчину в знак протеста. Чего уж там, пусть насладится тишиной, которую так хотел получить. Внутренние метания продолжались долго. Неужели он для Тай-Лунга лишь вещь без чувств и своего мнения? Изуми ворочался на непривычном месте, чуть ли не срываясь на то, чтобы вернуться к мужу, однако парень был уверен, что опять закатит никому ненужную истерику, от которой и сам крайне устал. Зачатки совести за своё поведение не хотели всплывать. Изуми знал, сдай он свои позиции — тут же проиграет, останется за бортом в ледяном взгляде Тай-Лунга, из которого невозможно выбраться. Хотелось плакать, но взять себя в руки хотелось намного сильнее. В какой-то момент к Изуми пришла мысль, что вся его слабость — ущербна, она — его враг, эта плаксивая черта характера ни к чему не приводит, не считая постоянных тупиков, о которые парень только и делает, что бьется… Все чувства кипят в нём, а сердце стонет, Изуми знает, что его не успокоить мыслями о своих неудачах. Ревность невероятно губительна, она заставляет идти на крайние меры. Он принял сидячее положение, нащупал в кармане ночных штанов телефон и с надеждой набрал спасательный номер. Нет, это была не мама. — Алло? Что-то случилось?! — встревоженно послышалось из динамика. — Привет, Шимура… — Вы поругались? — Да. — По твоему голосу заметно. Рассказывай. Изуми мельком улыбнулся. Брат мужа давно стал ему надежным другом. Всегда помогал советом, не рассказывая об этом ни Тай-Лунгу, ни Даянэ. Приезжал в Японию он редко, поэтому все разговоры были в основном телефонными, но такими нужными. Можно было излить душу, оставшись при этом целым и невредимым морально. Паршиво бывало и Шимуре, тогда он тоже звонил ему. В таких случаях смелость просыпалась в Изуми, ведь к нему прислушиваются. С ним было легко общаться, он совсем не был похож на отца или брата. Возможно, с Изуми не были до конца честны, дабы не ранить, поэтому парень перестал поднимать тему о бывшем омеге Тай-Лунга. Смысла в этом было мало, над ним лишь иногда брал интерес, который жаждал покопаться в затуманенном прошлом мужа. — Да, я уже разузнал у отца про вашего нового гостя… — задумчиво произнёс Шимура в ответ на бурный рассказ. — Но поверь, с этим можно ужиться. Будь умнее, Изу. — Что ты имеешь в виду? — он свёл брови к переносице, оглядев помещение, покрытое мраком глубокой ночи. — У тебя есть два варианта, — советчик не спешил, пытаясь аккуратно донести суть своих слов. — Ты можешь в свою пользу обыграть ситуацию с Шен, ведь он ключик к Таю. Понимаешь? — Что на счёт второго варианта? — не долго думая спросил Изуми. — В этом случае… остается только родить своего ребёнка. Тогда всё внимание и почести достанутся тебе, а Шен перед маленьким комочком останется не у дел. Жестоко, не правда ли? — Что?! — прикрикнул парень, закрыв рот ладонью. — Шимура, это уже слишком. Я пытаюсь отодвинутся от этой темы, а не наоборот. — Изу, я как взрослый человек, повидавший многое, говорю тебе правду, — вздохнул омега. — Либо ты сдвинешь не устраивающую тебя ситуацию, либо она сдвинет тебя. Всё просто. — А что, если я не хочу выбирать из этого?! Неужели нет другого выбора? — он нервно прижал к себе только появившегося из ниоткуда кота. — Выбор есть всегда, — успокаивающе подытожил Шимура. — А устраивает нас он или нет — уже совсем другой вопрос. — Скажи, что можно придумать ещё хоть что-нибудь… — жалобно произнёс Изуми. — Ты бы видел как Тай-Лунг ведёт себя с сыном, мне кажется, я умираю, когда вижу это. — Поверь, если не хочешь мириться с их близостью, подаренную природой, остаётся только развод, — с печальной ноткой ответил мужчина. — Нет-нет, этого я точно не хочу, — парень нежно погладил мурлыкающего кота за ушком. — В общем, обдумай мои слова, хорошо? — Постараюсь. Сбросив вызов, Изуми отложил телефон, повалившись на диван в охапку с Макки. Колокольчик на ошейнике питомца звякнул, напомнив ему о том, как они с Тай-Лунгом впервые купили кота. Теперь вроде бы обычные воспоминания казались столь прекрасными и беззаботными, что тоска начала накатывать на Изуми с новой силой. Легче уж будет попробовать поладить с мальчиком, чем родить ребёнка. Только бы эта мысль не рассеялась до утра и прожила с ним как можно дольше, потому что с ней или без, Изуми точно собирается выбраться из своей скорлупы во что бы то ни стало. Проснулся мужчина по привычке в самую рань, только уже в одиночестве. Обиженка. И не вернулся ведь. После душа первым делом Тай-Лунг заглянул к Шен. Тот мирно сопел на новом месте, совсем не чувствуя поцелуя в лоб. Молочный запах заполнил детскую, растворяя мужчину в умиротворительной улыбке. Он бережно подоткнул одеяло и, разглядывая маленькое лицо, сел с краю от него, дабы не разбудить. Не слишком заметно, но в профиль Шен похож на Мизуки. Нос не прямой как у отца альфы, а немного вздёрнутый вверх. Ресницы редкие, щеки слегка пухловаты. Конечно, со временем детская припухлость уйдёт, однако до чего же мило. Тай-Лунг до сих пор ощущал эдакую странность своего самоощущения. Легонько проведя ладонью по его волосам, он удивился их мягкости, словно они были покрыты каким-то маслом. Интересно, у всех омег так до определенного возраста? У Изуми он подобного не замечал. Наконец отстранившись от Шен, мужчина поднялся с кровати. Настроение как никогда было замечательным, словно Тай-Лунгу вновь около двадцати. Не то, чтобы тогда всё в его жизни было безоблачным, дело в том, что он ясно чувствовал в себе изменения, будто давно ушедшие эмоции постепенно возвращались и могли без его личных анализов и раздумий появляться на лице. Он открыл дверь, переступив одной ногой порог, почти вышел из комнаты, как вдруг его пробрало ослепительной, приятной дрожью. То ли испуг, то ли неожиданность заставили Тай-Лунга остановиться в дверном проёме. Он мельком оглянулся на сына, не понимая, в чём дело. Сердце забилось чаще, усилив рефлекторное дыхание. Мужчина почти с ужасом зажмурил глаза, отвернувшись от Шен. Не сказать, что это мгновение было неприятным или же наоборот. Однако ему такое своенравное поведение своего тела крайне не понравилось. Закрыв за собой дверь, он нервно сглотнул, протерев в ладонях лицо. Нужно пойти в спортзал, потаскать железо, и всё пройдёт. Спустившись на первый этаж, он наткнулся на почти свисающего с дивана спящего мужа. А во сне он выглядит таким спокойным, даже не верится во вчерашнюю сцену ревности. Потянувшись рукой к Изуми, он уловил мелкую дрожь в пальцах. Нахмурившись, Тай-Лунг сжал ладонь в кулак, дабы унять дрожь. В чём проблема? Это предвестники инсульта? Мужчина глухо рассмеялся. Рановато. Из-под бока парня вылез кот, настороженно начиная принюхиваться к альфе. Зелёные пуговки на мордочке сузились. Животное неожиданно агрессивно зашипело, выгнув спину. Тай-Лунг проигнорировал его, подобрав на руки Изуми, после чего кот бешено вцепился в его ногу, вонзив подстриженные коготки в ткань домашних штанов. — А ну кыш, — сощурившись прорычал мужчина, дернув ногой, после чего не перестающий шипеть кот отцепился. Каким-то аномальным было подобное поведение пушистого. Не унимаясь, кот собирался вновь напасть, но грозный размах ногой перед мордой оставил его преступление неисполненным. Изуми что-то сонно пробормотал, видимо, неудобно ему быть на весу. — Будешь паясничать — на ковёр спущу, — прыснул вдобавок Тай-Лунг, покрепче обвивая мужа руками. Перенеся мужа на постель, ему захотелось остаться рядом, получить то, что предлагали вчера, тем не менее, помимо запросов организма, крепчала острая первостепенная проблема, которую нужно было разрешить разговором с точками преткновений. Ещё немного побыв со спящим парнем, Тай-Лунг посмотрел на стену, в которую совсем не ласково вбил кричащего Изуми. Не стоило этого делать. Они давно перешагнули через пресловутый этап, поэтому стоит обратить внимание на более важные темы, без истерик и рукоприкладства. Трудно прийти к компромиссу с дорогим, но выводящим из себя человеком. Конечно, чувства Изуми важны, тем не менее, это не повод для того, чтобы мужчина плясал перед ним на цыпочках при каждом вскрике. Тай-Лунг не врал, говоря о том, что между ними ничего не изменится, только нужно понимать, что на всё требуется время. Установка определенного ритма, удобного не только Изуми, но и Шен. Оставив мужа, альфа направился в спортзал, крайнее помещение второго этажа. Получасовой бег с перерывами, прыжки на скакалке, отработка ударов на груше. Затем отжимания, планка и так покругу. Мало. Этого нещадно мало, что-то внутри тихо продолжает разрастаться. — Тридцать. Отпустив на пол двадцати пяти килограммовые гантели после последнего подхода, Тай-Лунг вытер потное лицо припасенным полотенцем, сел на кожаную спинку тренажера для штанги. Спорт и вправду помог немного отвлечься. В последние годы его катастрофически не хватало, мышцы, закаленные многолетними тренировками, оставались крепкими, но таки поднывали при долгом отсутствии хорошей, хотя бы двухчасовой тренировки. Между беговыми дорожками висел телевизор, перед тем как продолжить заниматься, мужчина включил его, лишь бы что-то да играло на фоне. Музыка обычно его отвлекала, а серые программы из ящика — самое то. Невзначай клацнув на первый попавшийся канал, он откинул пульт в сторону обивки, направляясь к беговой дорожке. «Ты же меня не бросишь, малыш?» Мрачный голос в тишине показался раскатом грома посреди белого дня. Тай-Лунг замер у тренажера, настороженно посмотрев на экран. « — Эмоциональный инцест происходит в тех семьях, где отношения между мужем и женой хронически нарушены, а родители нагружают детей ролью жилетки, психотерапевта и «спутника». Никакого сексуального насилия, но эти отношения противоестественны и вредны.» Он скрестил руки на груди, не отходя от телевизора ни на шаг, будто и правда собрался наблюдать за отвратительной темой какой-то медицинской программы. По виску стекает холодный пот. « — Подобные ситуации называются очень страшно: эмоциональный инцест. — Нет-нет, никакого сексуального насилия. Никакого абьюза — по крайней мере, в привычной его форме. И всё равно происходит нечто из ряда вон, непереносимое и противоестественное, словно здоровенный мужик под центнер пытается кататься на трехколесном велосипедике. Тысячи детей разрывает от амбивалентных чувств. Люблю и устаю от своей любви, жалею и злюсь, хочу быть близко — хочу сбежать на край света, чтобы не видеть, не слышать, не спасать.» Не сводя глаз с экрана, мужчина почувствовал что-то схожее с тошнотой. Спасатель? Тай-Лунг никогда не любил Даянэ, если говорить об осознанном возрасте… Да что за бред? Оставим семейное принятие и прочее дерьмо либералам. Там звучит совсем иной для него разговор, не так ли? Мужчина также никогда не пытался жалеть отца, действительно не хотев этого делать. А что до Шен… « — Так бывает всякий раз, когда родитель выходит из родительской роли и нагружает ребенка непосильной ношей — работать партнёром, жилеткой, психотерапевтом. Хотя должно быть в точности наоборот. Это взрослому следует учить малыша справляться со своими эмоциями. Это взрослый остается в позиции сильного, что бы ни творилось в доме или за его пределами. Тем самым он очерчивает магический круг, внутри которого маленькая душа имеет возможность развиваться и крепнуть. А иначе… Да, живут вместе «ради детей», да, быть может, спят в одной постели, но нет ни близости, ни удовольствия друг от друга. Только холод и поджатые губы. Но долго ли можно прожить у ледяного очага? Замерзшие взрослые не всегда бросаются на сторону, в объятия того, кто немного отогреет. Иногда душа подсказывает более простой ответ: не надо искать счастья где-то там, ведь оно совсем рядом. Чудесная дочь. Любимый сын. Нежные, трепетные дети, которые, как никто, откликаются на наши чаяния. Так пусть они станут эмоциональной опорой, пусть они вдохнут в нас недостающую жизнь. Ведь мы-то их любим! Так почему бы и им не любить нас той любовью, которую мы ищем? Пусть она чуть более взрослая, но не убудет же от них! На самом деле — убудет. Убудет безвозвратно. » Как же нелепо. Эта отвратная речь чудака в белом халате, как ни странно вызвала гнев. Тай-Лунг проскрипел зубами, он всегда держал себя в узде или преломлял, уже негласно до Шен, он вжился в роль «сильного». Нет чего? Сексуального насилия? Ох… А как же тот милый поцелуй от Даянэ? Доверять отцу, а теперь и самому себе после всего случившегося не получалось, не ненавидеть тоже, просто не выходило, и лишь потому, что урод дёргал его за ниточки так искусно, как мог, жалел, когда нужно, восстанавливал то, что и разрушил, чтобы сделать это снова, снова и снова с истерзанной душой. Чтобы даже чужой голос был тревожным звоночком в сознании Тай-Лунга, заставляющим его защищаться изо всех сил от гнусных нападков извне, когда под крылом находится уже не беспомощный малыш Изуми, а собственный сын. Во всяком случае, если рассматривать такую «специфичность» будучи взрослым, оглядываясь на детство и юношество, мужчина не видел в намерениях Даянэ святых желаний, ибо другого объяснения у его бешеного отвращения попросту нет. С Шен совсем всё по-другому. Всякие пунктики не имеют права вешать на Тай-Лунга мерзкие ярлыки, уж в своих предпочтениях он чист. Врач продолжает диалог и кровь закипает, убивая нервные клетки. « — Дети могут выдержать самые серьезные испытания, если в отношениях с родителями они остаются детьми. Но необходимость играть роль эмоционального мужа или жены им уже не по плечу. Если это происходит, то внутренний стержень — тот, который держит на себе всю конструкцию личности — не успевает сформироваться. Внутри наступает хаос. Родительское внимание при эмоциональном инцесте имеет специфику. С одной стороны, его много, и ребенок ему радуется. Чувствовать себя привилегированным членом семьи — это же так здорово! С другой стороны, насущные детские потребности остаются хронически неудовлетворенными. » Его страшно замутило, сердце задрожало. Прикрыв рот ладонью, мужчина решил выключить телевизор. « — Инцестуозный родитель не опекает, не принимает, не структурирует. Он только нагружает. Неспособность выстроить отношения; невесть откуда взявшееся отвращение к себе, эмпатия — почти на уровне чтения чужих мыслей и тотальное непонимание собственной души, недоверие к собственным переживаниям, эмоциональный раздрай, высокая тревожность — вот лишь часть тех проблем, с которыми сталкиваются взрослые люди, пережившие эмоциональный инцест. Возможно, вы, как родитель, близки к эмоциональному инцесту, если: Вам не хватает тепла и поддержки со стороны супруга и вы ищете утешения у ребенка. У вас есть потребность постоянно опекать и контролировать ребенка, вы склонны ограничивать его активность. Вы назначаете ребенка ответственным за своё счастье. Вы предпочитаете спать в одной кровати с ребенком… » Вспышка в его мозгу заставила мир потемнеть перед глазами. На последних словах врача Тай-Лунга вырвало. Он согнулся в спине, закрыв уши руками. Рвотные позывы усиливались с каждым словом. Противная жидкость стекала по подбородку, капая на пол, но ему было плевать, всё, чего он хочет сейчас — это стереть себе память. Самое отвратительное в этом «сеансе» было даже не в воспоминаниях отношений с Даянэ, ему показалось, что в этих пунктах он нашёл самого себя. Но нет. Нет же! Пусть хоть весь мир покажет на него пальцем, он не такой как отец. У Тай-Лунга нет ничего, кроме желания давать и получать любовь, без насилия, без принуждения, но почему все оправдания в его разуме столь судорожно сбегаются в огромную кучу страшной грязи? Потому что у меня есть оправдания, а у Даянэ их никогда не было. Мы разные. За спиной вновь раздался монотонный голос психиатра. — Заткнись, гнида… Сквозь дрожь Тай-Лунг выпрямился, вытерев слюну, затем с разворота резко вбил кулак в экран так, что боль от сильного удара охватила предплечье. Тут же появилась кривая вмятина, фиолетовые круги разошлись в месте удара, однако голос не замолкал. Мужчину затрясло от раздражения, он по-зверски начал бить в одно и то же место до тех пор, пока телевизор не открепился от стены, с грохотом упав на пол и погаснув окончательно. Выместив ярость на раздражающем объекте, он быстрым шагом направился к себе в спальню. Нашёл телефон, не до конца понимая, что движет им сейчас, набрал нужный номер. Всё внутри коченело от вываленной порции дерьма. Теперь ему обязательно требовалось напомнить об этом источнику своего личного зла, избавиться от накопившегося. Указать на истинную гниль. Очиститься в конце концов. Пускай это не в его принципах, пускай так по-детски и совершенно нерационально, но Тай-Лунг чувствует, что сойдёт с ума, если не скажет этого. — Я слушаю, сынок, — весело произнёс Даянэ. — Я ненавижу тебя, — глухо и гневно, но так смешно, ей богу. — В чём дело? — тон отца заметно охладел. — Я ненавижу тебя, гребанный ублюдок, — он импульсивно прорычал снова. — За всё, что ты сделал, слышишь? — Тай-Лунг сразу вспомнил о папе. — И за то, что погубил во мне. — Ха-ха, ясно, — саркастично посмеялся мужчина. — Ты позвонил только для того, чтобы рассказать мне о том, как сильно меня ненавидишь? Знаешь, это похоже на пожёванную поговорку о любви, тигрёнок, — сарказм перетёк в суровую строгость. — Люди чаще предпочитают отрицать жестокую истину, чем становиться к ней лицом. — Если ты помог мне с Шен, это ещё не означает, что я обо всём позабыл, — гнев потихоньку начал изматывать его. — Сходи в психушку, там тебе расскажут, о чём я толкую. Раз за столько лет ты ничего не принял и не осознал. — Не зли меня, — отрезал Даянэ. — Не тебе уж точно говорить мне о психушке, — удар ниже пояса. Он мог быть жесток в своих высказываниях, посвящая их даже сыну, впрочем, как и сам Тай-Лунг. — Что ты там говорил про наши общие мучения? — припомнил Тай-Лунг. — Почему тогда я должен тонуть в этом, а ты жить припеваючи? Ничего. Всё впереди, тогда-то оно, это душащее чувство пройдёт. А пока нужно притвориться, что Даянэ — хороший папочка, которому искренне жаль за так называемое — всё, на самом-то деле буквально вырванное мужчиной адскими муками ещё при живой репрессии Цин, лишь бы дорогой сыночек не пострадал сильнее. — Прости меня, хорошо? — Выблядок… Из-за тебя мне кажется, что каждый знает, кто я такой, кроме меня самого. Но это нихуя не правда, — отчеканил последние слова Тай-Лунг, не зная как унять гнев. — По-твоему лишь я во всём виноват? — усмешка. — Никогда не забывай, кто ты такой, ведь мир, конечно, этого не забудет. — Не переводи тему, иначе я сорвусь и… — Лет тринадцать назад, я помню как ты покраснел, когда во время спарринга мы упали, и я случайно прижал тебя поясницей к коврику, — Даянэ вздохнул, на миг улыбнувшись. — Ты, конечно, переживал из-за этого, но я специально не стал акцентировать на этом внимание, а вот те ребята, что видели нас, застали тебя врасплох, — утешающе говорил отец, пока Тай-Лунг чувствовал новый призыв тошноты. — Любая твоя черта будет осуждена, какой бы хорошей она ни была, ведь по ту сторону, да и рядом с тобой — чужие люди, им легче осудить, чем встать на наше место, — Тай-Лунг знал, что тогда отец заметил до ужаса его позорное выражение лица, но поясница… Она всегда была чувствительной, жаль только узнал он об этом не с тем же Мизуки, а с ублюдочным отцом. — Мне было плевать на смех остальных, — теряя запал в агрессии, говорил он. — После этого они ни разу не доставали меня. — Ну да, это, наверное, потому что твой «ужасный» папа постарался в свободное время начистить им рожи, — и снова удар ниже пояса. Такой простой пример и бесконтактный нокаут прилетает из юношеского самолюбия к взрослому Тай-Лунгу, а ненависть запирается обратно в сердце, до следующего раза. Тай-Лунг положил трубку. Хватит. Это всегда было бесполезным, главное предоставить себе возможность развернуться в обратном, более кривом направлении, чем вступать на путь отчаяния. Мужчина то не чувствовал совсем ничего, то ощущал всё сразу. Должно быть, дело в его сознании. Оно банально не давало ему умирать от ужасных воспоминаний, потому он просто не в состоянии концентрироваться на них из-за балагана, творящегося в его голове. К девяти часам пришла Мари. Она испуганно бросилась к господину, увидев его повреждённую руку. Даже после повторного душа Тай-Лунг выглядел напряжённым, место ушиба побагрело. Он позволил женщине молча обработать руку, она-то точно знала о его настроении как никто другой, будучи домработницей более пятнадцати лет. Нужно убрать разбитый телевизор, чтобы не возникло вопросов. Посмотрев на замотанную ладонь, Тай-Лунг вздохнул, не ощущая ничего, кроме пустоты после жесточайшей вспышки гнева. Разве такая мелочь могла его вывести из себя? Похоже, вместе с положительными эмоциями к нему начал возвращаться и обычный слабый самоконтроль. Ладно. Погорячился, возможно. Однако те слова разожгли в нём неописуемый приступ ярости, будто рядом не было никого кроме врача и отца. Сделай происхождение своей силой. Не допускай, чтобы оно превратилось в слабость. Облачись в это, словно в броню, и тогда никто не сможет ранить тебя. Ты ведь и сам всё понимаешь, сынок… Изуми проснулся в тоже время, что и Шен. Пришлось сделать над собой усилие, дабы улыбнуться только вышедшему из детской мальчику. Между ними языковой барьер, но можно воспользоваться и жестами. То есть парень вынужден найти так называемый ключик к восстановлению отношений с мужем. Сама установка такого вида раздражала Изуми. Она опустила его на самое дно семейной иерархии, в то же время это призывало к действиям, чтобы побыстрее избавиться от кандалов второстепенной фигуры. Шен озадаченно смотрел по сторонам, наверняка ища отца. Другой взрослый не был для него авторитетом, пока что. — Пойдём, — Изуми улыбчиво потянулся к нему, чтобы взять руку, а Шен испугано сделал шаг назад. А может притвориться его папой? Может мальчишка поверит в это? Вряд ли. Изуми поджал губы. Эта возможность в восьмилетнем возрасте теряет свой смысл, да и врать ребёнку не хотелось, однажды всё раскрылось бы и скандала было бы невозможно избежать. Лучше всего для парня быть в его понимании слегка нейтральной фигурой, имеющей вес собственного слова в этом доме. Шен указали рукой на лестницу, и он последовал за взрослым. Ему как и вчера было непривычно находиться здесь. Особенно без присутствия голубоглазого мужчины. Идя по пятам за Изуми, он засмотрелся на его красивую немного вытянутую тонкую шею. Лебедь? Шен удивленно приоткрыл рот, поняв, этот омега похож не на змею, а на лебедя из книжек по биологии. Учитель рассказывал, что эти птицы могут быть агрессивными. Они могут принимать угрожающие позы, раскинув крылья, клевать или бить соперника крыльями, такие нападения могут даже заканчиваться смертью атакованных птиц. Эти пернатые внимательны и заботливы не только по отношению к своей второй половинке. Если кто-то из стаи заболевает, все начнут ухаживать за ним, не оставляя его в одиночестве, даже когда наступает время улетать. Существует поверье, что лебедь, однажды лишившийся своего партнёра, никогда не образует новую пару. Шен всегда очень нравились эти птицы, он помнил всё, что ему о них рассказывали. Засмотревшись на затылок парня, мальчик не заметил последнюю ступень и оступился, полетев лицом вперёд. Изуми, заметив это, успел его подхватить, прижав к себе. Шен зажмурился, ошарашенно ухватившись за талию взрослого. Стало как-то не по себе, однако парень не спешил отталкивать мальчика. В голову пришли мысли о самых простых китайских фразах, которые можно заучить для зачатия мало-мальского контакта. — Шен? — впервые обратился к нему по имени Изуми. Мальчик мгновенно открыл глаза, отпустив парня. Похоже, никто не собирался ругать его за невнимательность, оказывается, не так страшен этот посторонний человек? В гостиную они шли уже рядышком, такое хрупкое равновесие между ними вызвало у Тай-Лунга бурю эмоций. Правда продлилось это недолго. Изуми хотел подойти к мужу, однако Шан опередил его, радостно подбежав со своим китайским воплем к отцу. Проскрипевшая в нём знакомая ревность встала на дыбы, из-за чего он даже не сразу заметил Мари, накладывающую завтрак. Мужчина спрятал повреждённую руку за спину, обняв второй подбежавшего мальчика. — Ты выспался? — поцеловав в макушку, он ласково погладил его по щеке. — Да, — закивал Шен, видя бегающего за диваном кота. — Тогда, — Тай-Лунг на секунду замолчал, почувствовав возвращающееся странное чувство. — Иди за стол и не забудь поздороваться с Мари, о которой я вчера рассказывал. — Хорошо, папа, — заинтересованно продолжая смотреть на кота, мальчик направился в столовую. Мужчина проводил его взглядом, поднимаясь с дивана. Изуми оставался стоять в стороне, выглядя мрачнее тучи. Ну и ну, хотя бы помог ребёнку спуститься и на том спасибо. — Как ты себя чувствуешь? — Нормально, — кратко ответил парень, надменно улыбнувшись. — Сейчас лопнешь, хватит дуться, — по мере приближения к нему, сердце оглушенно пропускало удары, Тай-Лунг принципиально начал забывать про свое раздражение, его сильно заботило кое-что другое. Уже не скрывая руку, он поправил упавшую на лоб мужа прядь. Вот так. Мужчина ведь понимает, что злиться на него слишком долго не способны. — Что это? — Изуми изменился в лице, тревожно прихватив его за плечо. Хотя собирался начать разговор совсем по-другому. — Переборщил с грушей, пустяки, — спокойно приукрасил свой ответ альфа. Стоя на расстоянии вытянутой ладони, даже дыхание омеги воспринималось остро, бросая разуму Тай-Лунга не совсем адекватные намеки утреннего мятежа своего тела. Изуми не удержался от нового прикосновения к лицу мужчины. Они не друзья и не товарищи, даже не любовники, они всё и в тоже время никто друг для друга в своём искусственном браке. Две личности с разными суждениями, приоритетами и амбициями. Один из тех гвоздиков, что оставил тысячи трещин в их союзе, способствует, казалось бы, только регрессу отношений, но затем это становится общим толчком для важных усилий. Изуми сложно переварить всё, что творится в сердце, и он объясняет это любовью. Проблемы есть, они не исчезают чудесным образом, если их не замечать, они будут лишь расти. — Вчера я ждал тебя, но ты не вернулся… — прошептал Тай-Лунг, и Изуми еле удержался от безудержно радостного вида. — Я ужасный человек, ты же помнишь об этом? — болезненно улыбнулся мужчина, припоминая о своей несдержанности. Изуми выдержал паузу. Вся его злость рассеялась, он жутко не любил видеть на мужчине даже мелкие повреждения, а проникаться в его настроение и находить там холодную пустыню было ещё тяжелее. Неважно, какого масштаба эта боль, она в любом случае передается Изуми, оборачиваясь переживаниями. Любовь приносит столько проблем, что, кажется, делает из него раба собственных чувств. А обстоятельства в ней заставляют повзрослеть. Тай-Лунг смотрит в его наполненные каким-то священным сожалением глаза, что так и просятся в его нескончаемый омут ещё вчера разбитых надежд. Сердце может солгать, голова одурачит тебя, но глаза видят верно. Наверное, мужчина пожертвовал бы многим, если не всем, чтобы испытывать к нему то же самое. Изуми молчаливо обхватил его лицо руками, тут и слов не нужно, дабы понять красочность животрепещущих бабочек любви. — Готов дать Шен шанс? — на свой страх и риск спросил Тай-Лунг, обхватывая его за талию. Изуми слегка опустил голову, титаническими усилиями давая положительный ответ. Слава богу, какое облегчение. Это самый настоящий подвиг для мужчины, которого нужно было добиться. — Спасибо, Изуми… Лучший способ выразить свою благодарность — подарить поцелуй, конечно, скромный, поскольку неподалёку ребёнок, но пылкий. Тай-Лунг прихватил его за затылок нежно, или скорее непривычно нежно, поцеловав с нетерпением ждущего это взаимодействия Изуми. Мягко, скромно, вместе с тем интимно они касались губами друг друга. Парень привстал на носочки, немного сжав неуложенные волосы мужчины, чтобы как можно плотнее приблизиться. Он так ждал этого поцелуя! Однако и его было мало, его усилия требуют большей награды. Нос при смене положения головы трется о щеку Тай-Лунга, ощущается слабый запах геля для бритья. Изуми обожает в нём всё, даже когда зол, расстроен, когда он находится на грани вселенского срыва, ему по-прежнему хочется пропадать в этих глубоких чувствах всю жизнь, не вырываясь в ранящую его реальность. Тай-Лунг малость прикусил его губу, ощущая и теперь постепенно понимая утреннее чувство. В нижней части пресса пробежала тёплая истома. Однако, это не просто схожесть с возбуждением, нет. Эффект ощущений намного эмоциональнее. Поцелуй как будто стал в один ряд с прелюдиями. Это адреналин, не иначе, а вместе с ним самый блаженный выброс дофамина. Мужчина отстранился, состроив предельно воодушевленное лицо, чтобы Изуми не волновался, одной руки и будет достаточно с него. Тем не менее, своё потрясение трудно было оставить незамеченным, в тех же руках, что вновь пробрала мелкая дрожь. Он знал, ещё немного — и непристойная картина ниже пояса будет видна всем. Зрачки голубых радужек стали шире. Чувствовать такое спустя много лет было так же непривычно, как и стать отцом. Тай-Лунг мысленно сматерился, крепко зажмурив глаза, он окончательно убедился… Изуми ещё распаленный поцелуем, оставался стоять рядом. Напряженное лицо мужчины ничем не убедило его, что-то явно изменилось за долю секунды. — Тай? — парень провёл ладонью по его плечу. — Изуми… Не знаю, почему именно сегодня, почему вообще это состояние вернулось… — нервно говорил Тай-Лунг, каплю взволновано, отдавая себе полный отчёт перед парнем. — У меня начался гон.