Счастливый брак

Новый год и Рождество Тай-Лунг предпочёл провести с сыном, но как ни странно, многое налаживалось, потому что Изуми разделял его опасения насчёт общего климата возрождённых отношений. Это из-за его всепоглощающего внимания? Или из-за тёплой заботы, в которой можно было купаться? После американских горок посиделки с прирученным зверем навевали романтическую скуку, тогда юноша слегка нарочно проверял жизнеспособность утихнувших минусов мужчины, добавляя в огонь топлива некой искры в виде дерзких решений, благо это работало им на пользу, ведь Тай-Лунг всё же оставался любящим и вместе с тем прежним. Впрочем, разве мужчина твоей мечты должен быть идеальным? В академическом отпуске у Изуми было множество планов. Например, балет, на который он благополучно положил из-за тягот брачной неразберихи. Однако слабость и потерянный вес твердили ему о физической нагрузке и полноценном питании без пропусков, отведённых на беспредельный сон в мягкой кровати. Несколько омег из университета, отговаривающих юношу от отпуска, даже побывали у него дома, и, кажется, тогда несколько слабоалкогольных коктейлей пришлись ему по вкусу. Чувство свободы, быть может мало-мальской самостоятельности, придавало сил. Настрой Изуми не сбивал с толку даже дышащий в спину телохранитель, это всего лишь необходимость, которую ему грамотно внушил Тай-Лунг. Жизнь воспринималось куда проще, когда насыщалась общением с интересными людьми в замечательных местах, и изрядно чудесными прогулками под руку с Шимурой. Ко всему прочему он посещал разного рода форумы, обращая внимание на, казалось бы, незначительные вещи. Подростковый стиль, состоящий из толстовок и шароваров, смотрелся несуразно на фоне элегантного родственника, да и выглядеть серой мышью в элитных ресторанах Изуми не хотелось. Однозначно к золотому гвоздику от Cartier стоило лично найти что-то подходящее, если и забитый мужем шифоньер не соответствовал определённому стилю юноши. Что может омрачить настроение, когда возвращаешься в свою зону комфорта довольным, потому что держишься за ручки огромных пакетов брендового шмотья? Лишь ещё более довольный муж с не менее дорогим подарком, который придётся принять, дабы его не обидеть. — Давай помогу, — стоя уже в дверном проходе, мужчина забрал модные тяжести, дабы перенести их в гардероб. Изуми лучезарно улыбнулся ему, снимая кофейный плащ. Дальнее окно за светлой кухней, что иногда поражало его уровнем загрязненности от снега, пропускало в комнаты с выключенными светильниками лишь тусклый неверный свет, придававший всему интерьеру уныло-кремовый оттенок. Пройдя вглубь помещения через гостиную к шикарному камину с полкой из настоящего белого мрамора, в рассеянные глаза юноши бросилась скромно ждущая его одинокая коробка, обвязанная шелковым бантом. — Загляни туда, — бесшумно подойдя к нему сзади, загадочно попросил Тай-Лунг. — Дай угадаю, — Изуми присел на согретый камином пуфик небесного цвета, как те перья в вазах, расставленных по углам. На удивление подарок был легким. — Миниатюрная сумка? — хотелось подколоть мужа, добавив язвительное: “— из бобра?” — Лучше, — мужчина не выдержал напора прихоти и сам потянулся к кусочку переливающейся ткани, высвобождая подходящую юноше прелесть. — Убийственно красиво, да? — Изуми убрал крышку, потеряв дар речи. Серьёзно? Красные бретельки кружевного бюстгальтера вбили в него дух противоречия. Он тут же отложил коробку, словно та его напугала. Тай-Лунг едва не поник, однако виду не подал, скрестив руки на груди. — Что это?! — возмущённый голос парня резанул слух. Единственная картина в гостиной — весенняя сакура, возле которой рыжая собака Акита-ину охотится за котом — повисла на стене криво. — Бельё, не видно? — вздохнув, он сочувствующе представил как снимает эти кружева с рассерженного, но безумно сексуального юноши. Мужчина выглядел хладнокровным, но его бросало в жар от одного вида взбунтованного лица Изуми, смотрящего на него снизу вверх. — Я вижу, но зачем? — ему захотелось разнести альфу за явную бесхребетность неудавшейся шутки. — Ты себе решил устроить вечер подарков? Два в одном? — прошипел Изуми, не унимая негодования. — Остынь, — иронично произнёс Тай-Лунг, входя в зону риска нежеланного на данный момент поцелуя, когда парень встал на ноги. — Это на потом, не беспокойся, — с любых сторон он усердно искал способы наладить погасшую часть их благополучия. Не давил и не наседал на до сих пор травмирующую разум близость, об этом и речи не было, однако мужчина делал осторожные намёки, тем самым показывая, что готов ждать сколько угодно, потихоньку, понемножку помогая Изуми справиться со всеми триггерами, потому что Тай-Лунгу не наплевать. А этот подарок может показаться развратным, однако он чист в своей интимности, ведь альфа хотел сделать ему приятно через личные эмоции, имеющие немного непривычный формат. — Но я тоже мужчина! И не собираюсь ходить в женском белье, так что выброси это извращение из моей квартиры, — поставив кулак на грудь мужа, высказался юноша. — Извращение? — грубо повторил мужчина, легонько сжав его тонкое запястье. — Это абсолютно нормальное желание. У одежды нет гендера, тем более, мы супруги, — решил объясниться Тай-Лунг, пресекая подобную реакцию, но бестолку. Изуми отпрянул, как ребенок закрывая уши руками. Нотка раздражения промелькнула в синеватой голубизне ярких радужек. — Я не прошу тебя спать со мной, — он попытался притупить накаляющуюся обстановку. Юноша поджал губы. Ещё бы. — Просто подумав о тебе в этом… — Я не хочу об этом говорить, — шикнул омега, направившись с подарком к мусорному контейнеру. — И без этого всё хорошо, — Изуми встретился с тягостью правоты мужчины, но что-то упорно мешало ему согласиться и отпустить ситуацию. Только появившиеся проблески власти над самой значимой фигурой в его жизни имели в своём существе лидерские качества, они словно зараза настаивали на том, чтобы отстаивать даже бессмыслицу до победного, ведь Тай-Лунг показал ему не только любовь, но и слабость, на основе которой и формировалась большая часть свободы юноши. Он бы и сам хотел определиться хорошо это или же напротив ужасно. Это развитие или ограничивающая его остановка, на которой нет подходящего автобуса. — Мне кажется, мы отдаляемся друг от друга, — попуская гнев, он мигом нагнал Изуми, вынудив развернуться, выронив из рук злосчастную коробку на пол. — И это “хорошо” долго не продлится, если ты будешь избегать меня, проводя всё своё время с другими. — Мы видимся каждый день, — напористо проговаривал парень, не собираясь тратить время на глупую ревность мужчины. — Моей вины нет в том, что для полного спокойствия тебе не хватает круглосуточно раздвинутых ног! — он сам не понимал, что сейчас злило больше, но между ними словно падал очередной занавес, что душил не меньше прошлого. — Изуми… — тихо прорычал Тай-Лунг, видя как по накатанной их несёт в степь раздора. — Замолчи! — закрыв глаза крикнул парень, и это стало последней каплей. Мужчина хотел как лучше, не имея и малейшего желания его принуждать, но за два месяца терпение покладистости начинало изнашиваться. Помимо напряжения, что он испытывал на работе при встречах с отцом, добавлялась нервозность, поскольку Шен почти не хотел с ним контактировать из-за обиды, связанной не только с уменьшающимся вниманием, но и с блядским учителем, который загремел в реанимацию, когда угроза безопасности повисла над ребёнком. А поделиться с юношей, что чересчур часто не бывал дома, родительским ярлыком, ставшего общим табу, Тай-Лунг всё так же не смел. Изуми в растерянности смотрел как мужчина уходит, гневно захлопывая за собой дверь. Он опустил глаза, и брошенный у ног комплект вдруг перестал его злить. Истеричка — пронеслось в голове парня. На сей раз стычка была не намеренной, может поэтому мужчина не захотел подыгрывать взбалмошному всплеску негативных эмоций? Ведь любовь — это не бесконечный ресурс, его нужно постоянно подпитывать взаимными уступками, иначе базовый фундамент, в который они вложили самое сокровенное, что когда-либо связывало их, покроется трещинами, а затем посыплется даже при такой мелочной ситуации. Покидать берег бесконечных истерик, где врешь самому себе, чтобы оправдать однажды сломленную гордость, бывает сложно, но не сложнее, чем лишаться единственного по-настоящему родного человека, которого, возможно, тоже что-то не устраивает в тебе. Нет, он вовсе не этого просил…. Изуми судорожно схватился за телефон, набирая номер мужа. У ног несвоевременно стал путаться мурчащий шерстяной комок, не особо беспокоящийся за альфу, однако впитывающий кошачьей лаской дурную энергетику хозяина. В динамике раздались протяжные гудки. Юноша зло выдохнул через плотно сжатые зубы, брови свелись к переносице. Макки подпрыгнул как ошпаренный, когда он сердито топнул ногой, намереваясь вихрем догнать мужчину. Что же поделать, когда при взрывном темпераменте, если не истероидном, у них семь пятниц на неделе? Сердце задрожало, когда поток мыслей превзошел соотношение отдаваемого и получаемого взамен. Впрочем, Изуми хотя бы с малым опозданием движется и старается не спустить ссору в губительную пучину расстройств. Подбежав к выходу, он спешно натянул обувь, сунув в карман связку запасных ключей. Надавил на железную ручку и вышел за порог, случайно ударившись о дверной косяк, когда увидел импульсивно курящего Тай-Лунга прямо перед собой. — Ты всё это время был здесь? — запыхавшись выпалил юноша, щурясь от едкого дыма сигарет. Напрасно он переживал, что мужчина, как в сопливой мелодраме, способен уйти из-за незначительной ерунды ни в чём не разобравшись. На нём задержали осмысленный взгляд, метая проходящую через сердце стрелу. — Изуми, что я делаю не так? — твёрдо произнёс Тай-Лунг, глубоко затянувшись. — Почему мы ругаемся после всего, что пережили? — юношу охватил стыд. Он страдал неизлечимой зависимостью под названием “драма”? Тем не менее, с уст снялось более логичное объяснение. — Разница в возрасте, думаю, в этом проблема, — внушительный фактор, имевший место быть в их неокрепшей вселенной, ведь в то время, когда омега играл в песочнице, его будущий муж уже успел стать отцом. — Не злись, — мужчина выдохнул в сторону противный ментоловый смог, всеми силами не гнушаясь поддаваться щенячьему взгляду. — Мне просто нравится выводить тебя из себя, сам знаешь, — Изуми юрко спрятался у него под “крылышком”, уткнувшись носом в шею, пахнущую невероятно манящим феромоном, перемешанным со стойким парфюмом и гелем для бритья. — Люблю тебя, — пролепетал юноша, касаясь кожи пухлыми губами. Тай-Лунг моментально зажал его в трепетных объятьях, смотря как догорает в пальцах бычок и чувствуя под рубашкой вертящийся табун пламенных мурашек. Укрытие, недосягаемое для других, заслонило их целиком. — И я тебя, очень сильно, — шептал мужчина, стремясь вдвойне отплатить ему томящимся теплом. — Возможно, то что я скажу, испортит тебе настроение, и я знаю, что ещё не время, но это многое значит для меня, — Изуми готов был расплыться в лужицу, разбиться в лепешку, и даже надеть женское бельё, лишь бы на него продолжали вот так нежно смотреть. — Ты тот, от кого я хочу ребёнка. Только тебя я вижу папой моих детей, — Тай-Лунг мог сравнить эти принципиально важные слова лишь с признанием в более взрослой любви. — Мне кажется, я умру от счастья, если наш малыш будет больше похож на тебя, — на его бледном лице показался неожиданный румянец. Изуми вновь ощутил волнение мужчины на себе так ослепительно ярко и правдоподобно, как если бы они поменялись телами. Он не нашел и малейшего желания злиться, однако фантомное телодвижение в животе напомнило ему о самом страшном периоде короткого брака. — Можешь не отвечать, я всего лишь хотел, чтобы ты услышал это, — Тай-Лунг резко подхватил задумавшегося юношу на руки, намереваясь поднять ему настроение вкусным ужином без “грязного белья”. Изуми обмяк, положив голову на грудь мужа. Вечер обещал быть интересным, поскольку насыщение общением становилось для них обыденной вещью. Сидя на пороховой бочке, познаёшь ценность умиротворения, и как хорошо, что мужчина смог только подкрепить это своим поведением. Он редко рассказывал о прошлом, но стоило его попросить, юноша узнавал вопиющие детали, которые многократно перекликались и с ним. Оказывается, старшая школа Тай-Лунга находилась в районе, где жила семья Киримуро ещё до разорения и, судя по сходству в рабочих моментах, Даянэ имел дела с отцом Изуми. Наверняка такие совпадения имели вес для консервативных и расчётливых родителей, однако мать, осведомленная во всём, почему-то молчала как рыба, делая вид, будто впервые слышит о Сато, не считая вовлеченности медийной сферы. Чему быть, того не миновать, парень не нуждался в людях, которые скинули маски заботливого семейства. Свёл общение на нет, заблокировав контакты, ведь пренебрежительные сообщения торгового вида, что ему высылали раз в месяц на протяжении двух лет, делали их чужаками. — Получается, у них тоже был брак по расчёту? — задумчиво произнёс Изуми, с причмокиванием засасывая стеклянную лапшу в рот через округлённые губы. Тай-Лунг усмехнулся, в очередной раз вытирая его запачканный соевым соусом подбородок. — Да, — он покосился в чужую тарелку, непринужденно выгнув бровь. — Хватит лапшу одну лупасить. Морепродукты ешь, — мужчина ответственно подходил к рациону юноши, но того тянуло на следопытские происки. За глазами темы перетекали в острые конфигурации, но их можно было умело смягчить. — Включил злого папочку? — дерзко подмигнул Изуми, и Тай-Лунг почувствовал как в солнечном сплетении что-то тронулось. Исчерпывающее давление в недрах сознания двинулось под коркой и парализовало его на долю секунды. Парень засмеялся, скорее всего, от некой заторможенности мужа, без ведома представляя себя самым мощным катализатором его маленького зла. — Может.. — он обмакнул креветку в васаби, протянув ее к закрытому рту приходящего в себя мужчины. — Твои родители и не любили друг друга, зато у меня есть ты, — миловидное выражение лица — и Тай-Лунгу ничего не остается, как съесть нежный белок из рук дергающего нервы юноши. — Но я ни за что не поверю, что такие красивые дети могут рождаться без любви. Тай-Лунгу не нужно было верить. Он лучше всех знал, что общий ад Сато варился лишь на инстинктах, подавляющих человеческие хранилища с сердечными переживаниями. Брак родителей воспринимался им в качестве несчастного эксперимента. Всё в точности как у животных. Вышепоставленные лица выбрали сильнейших особей и посадили их в стерильную клетку, вот только в какой-то момент план вышел из-под контроля, ведь в отличие от животных у них есть разум. Возможно, они ещё неплохо продержались, но Тай-Лунгу давно всё равно. Для себя он чётко рассек жребий родителей на две фигуры: жертва и проклятый тиран. Этот закон уплотнился в его голове, определяя дальнейшие пути направления, чтобы не упасть и, поднявшись, не стать копией отца. Не ищи исцеления у ног, тебя сокрушивших. Янтарное кимоно небрежно сорвали с худого и бледного тела. Шанг ощутил, каково это, когда заходится сердце. Когда орган размером с кулак несёт в себе чувства размером с гору. Кажется, будучи так близко, ему удалось рассмотреть в тёмных глазах Даянэ зрачки. И вот уже ублюдок не выглядит таким омерзительным. Его поцелуй словно электрошок: пронзающий, грубый, колкий от неумелости, но неумолимо чувственный и оглушающий. Адреналин с бешеной скоростью выбрасывается в кровь. Шанг хватается за плечи Даянэ, жадно вдыхая морозный запах и не принимая назревающий внутри животрепещущий вопрос, едва ли он хочет тратить на это время, когда тело само позволяет накидывать на шею петлю, и отключающийся разум видит перед собой лишь то, что хочет, без причинно-следственной связи. На уме мужчины расписывается безумная карта действий. Он пробует что-то новое в собственной инициативе, обследуя рот омеги в силу уровня позабытых навыков. Тот жмурится, отрывисто дыша, но проделывает то же самое, обвивая холодными руками горящий затылок Даянэ. Возвращаясь домой, воспаленный мозг не имел и малейших сомнений, поэтому руки так легко проходятся по его спине. Кожа такая нежная, как теплая вода. Ощущаются движения грудной клетки. Острые плечи выдают мелкую дрожь, отнюдь не из-за страха, потому что мужчина видит восторг этой суки. Шанг посасывает нижнюю губу Даянэ, а затем агрессивно, с долей азарта в голубых сапфирах прокусывает её до крови. В ответ его рука опускается всё ниже, пока вторая сдавливает омегу, подминая под себя даже стоя. Непривычно. Они уже проходили через отвратительное соитие, прикрываемое супружеским долгом, а сейчас это выглядит так, будто ничего не произошло, тем не менее, мужчина испытывает что-то приятное в новом превосходстве, не использовав эту данность на полную катушку. Шанг почти вздрагивает, когда его грубая ладонь сжимает оголённые ягодицы слишком сильно. Даянэ отстраняется от опухших губ, стараясь распознать каждое прикосновение под пальцами. Мягко. Он пытается максимально быстро сообразить, что делать дальше, не замечая намертво придавленного к себе омегу. Осторожно, как бы пробуя на вкус, заводит пальцы под его бельё и нервно проводит ими по ложбинке ягодиц. Конечно, там влажно. Шанг притих, не давая себе слабину из-за кружившейся головы. Перед глазами всё вопит и взрывается, бросая его в жар настолько, что он готов кончить лишь от одних прикосновений Даянэ. Мужчина отходит к постели, хватая еле стоящего на ногах Шанга за плечо, после чего без предупреждения толкает его прямо на белые простыни. Слабый, беззащитный и хрупкий омега, сочетающий в себе непокорный, может, величественный взгляд. Даянэ нравилась его изящная, пускай женоподобная красота, что единична и видна за километры, однако мерзкий характер перекрывал всё. А если у них родится омега? Он будет его копией? Плевать, мужчина идет на сделку с дьяволом не для того, чтобы гадать, а уж тем более сомневаться. В конце концов я должен знать, чем обернулось то, что я назвал делом всей своей жизни. Чему позволил поглотить себя так основательно. Стать одержимым. Даянэ не важен пол ребенка, потому что он будет его любить и не позволит стать таким же одиноким и не признанным. Если систему не сломать, нужно сформировать её условия под себя. Встать на вершину, растоптать и заставить подчиняться. Этому его научил треклятый Таншира, единственный близкий родственник, запугавший и сбросивший всю ответственность за разорившийся род на юные плечи внука, неспособного “стать своим” в обществе зевак. И Когэн, использовавший его в качестве бесплатного развлечения, а затем как бесплатного и всепрощающего опекуна. Их объединяла ложь, уже неважно какая, не имеет значения было ли им жаль, зато ненавистный Шанг открыл Даянэ глаза. Без слащавых красок, он держался за страшную из-за своей природы цель, которая в итоге стала общей. Не осталось смысла говорить, что Сато гнулся под давлением жизни, избегал пропасти, и правда хотел быть нормальным. Мужчина мрачно улыбнулся собственным мыслям. Я не хочу больше идти на жертвы ради контроля. Не хочу держать себя по ту сторону стекла. Это отнимает все силы. Неужели нет другого выхода? Ослабить вожжи, нет, даже отпустить их. И посмотреть что будет. — У меня никогда не было ебаного выбора, — произнес он бесцветно и медленно поднял на Шанга глаза. А затем яростно и вкрадчиво произнёс, — они забрали его у нас. Подписали ли они себе приговор с самого рождения? Должно быть, так. Проклятый детерминизм. — Быстрее, — омега откинул бельё, вспыхивая от надвигающейся на него фигуры. Слабость вместе с нарастающей изнутри разрухой сняло как рукой, когда в пугающих глазах появился просвет в виде желания. Он не знал, с чем связано такое решение, теряя надежду на какую-либо сексуальную дееспособность мужчины к своей персоне, но упирающийся в ширинку член говорил об обратном. Даянэ быстро раздевался, позволяя Шангу озабоченно себя трогать. — Не могу поверить… Ах! — его руки резко подняли вверх, уложив обратно на кровать и перевернув на живот. Лицо вжали в матрац, придержав щуплый затылок рукой. Это игра в изнасилование? Решил отомстить? Ухо обожгло горячее дыхание. Даянэ наконец избавился от джинсов, соприкасаясь голыми ногами с его. Гнев, страсть и ярость сливались воедино, разобщая застывшую стадию никудышного брака. — Покричишь для меня? — мужчина взялся за загривок, подтянув шипящего омегу к себе так, что ему пришлось выгнуться в спине. Во взгляде была решимость и неподатливость, что совсем не подходила стекающей по бёдрам смазке. — Заткнись и займись делом, — Шанг дёрнул головой, оставив в его пальцах пару коротких чёрных прядей. Даянэ хмыкнул. Член и вправду стоял. Это из-за силы мыслей? Или он действительно натурал? — Быстрее… — настойчиво повторил омега, раздвинув бедра так, как позволяли чужие колени. Он слабо зажмурился, пытаясь морально подготовиться к ужасной, распирающей боли, но вскоре ощутил лишь несмелое касание пальцев. Шанг обернулся, видя как мужчина сосредоточено обмазывает пальцы в смазке. Сердце тут же утонуло в чёрных глазах, поймавших неясную тревогу от странной нежности. — Отвернись, ты мне мешаешь, — без шуток велел Даянэ, потихоньку вводя указательный палец. Его осторожность объяснялась боязнью потерять нужный настрой, ведь прежде он был на месте омеги, а этим занимался Когэн. Смешок. Шанг выдал тихий стон, когда палец полностью вошёл в горячие и влажные стенки нутра. Мужчина механически двигал им внутри, придерживая рукой ягодицу. Внизу живота постепенно набухали вены. Он чувствовал под носом раздражающий кофейный запах, но и это не ухудшало положения. Смазка казалась бесконечной, и её становилось больше, стоило активнее подвигаться. — Не сжимайся, — вполне спокойно произнёс альфа, всовывая второй палец. Шанг залился краской, сцепив в зубах одеяло, когда от бури ощущений и предвкушения ногу скрутило мелкой судорогой. Очередной стон, но более застенчивый что ли, стал призывом к действию. Даянэ ускорился, интенсивнее работая уже тремя пальцами в до безобразия узком пространстве. — Этот дружок, — Шанг сделал отрывистый вдох, как мужчина с вожделением в голосе провел органом вдоль раскрытых ягодиц. — Немного не подходит твоему милому местечку, что скажешь? — обычно он терпеть не мог, когда Когэн заводил грязные разговоры в постели, тем самым нарываясь на драку. Да и если сравнить позиции, Сато никогда не делал из этого в огромной проблемы, полагаясь на вкусы бывшего партнера. Однако, видя как содрогается от наслаждения, как боится и прячет этот страх вечно взбешенный и кусающийся Шанг — слова сами снялись с языка. — Даянэ… чёрт тебя дери! — он не мог дышать, когда мужчина прижался к худой спине, опираясь на локти, но на это стало кристаллически всё равно, ведь пальцы сменил член. — 控制! — Нет. Драть тебя буду я, — тяжело дыша отчеканил ему в самое ухо альфа, проникая головкой в более податливое колечко мышц. Шанг не сдержал громкого стона, приподняв таз навстречу. Не было той боли, что в первый раз. Даянэ тихо зарычал, теряя контроль из-за провокации. Стальные мышцы, ставшие такими за время подработок на стройках и то сводились волной возбуждения. Его будто затягивало в прямом и переносном смысле в дикую неизвестность тайн чужого тела. Шанг ахнул от боли, когда Даяне, продолжая вторгаться, сомкнул острые клыки чуть выше лопатки, оставив кровоподтёк укуса. — Ненормальный?! — раздражённо выкрикнул омега, встретившись с похотливым взглядом мужчины. Низ живота, распаляясь, назойливо ныл, прося большего. Шанг выгнулся сильнее, упиваясь его тёплом. Даянэ не очень хорошо понимал, почему так возбуждён, однако прекрасно соображал, что хочет того, кого часами ранее ненавидел и терпел как паразита. Мужчина в грубой манере, как умел, приобнял изнывающего под собой Шанга, прислонившись обветренными губами к его виску. Сердце билось размеренно, но далеко-далеко за скукой и серостью, за жуткой пустотой, было что-то ещё. Тупое желание обладать строптивым омегой? Даянэ откинул в сторону галимые мысли, мешающие сконцентрироваться на объекте безудержного соблазна. Шанг лишь успел глянуть на него в этом крохотном поцелуе, сорвавшись на полукрик полустон, когда мужчина вошёл полностью. Это нельзя было описать только словами. Жалкие эпитеты не подходили взрывающим мозг чувствам. Даянэ ощутил себя не просто полноценным альфой, он стал доминантом. Шанг кончил после третьего толчка, лишь поспевая глотать ртом воздух, принимая в себя вдалбливающийся без остановок член. С каждым вторжением пошлые шлепки усиливались, отдаваясь в ушах циничным эхом. Дыхание мужчины распыляло мурашки от затылка до пят, и даже его невидимый феромон северных ледников заставлял омегу едва не падать в обморок, поглощая чрезвычайное наслаждение. Боже, кто-то услышал его молитвы? Даянэ, кажется, не в себе? Да. Так и есть. По-другому Шангу не удастся и представить эту картину. Новый толчок, отдающийся где-то в желудке, выбивает его из равновесия. Ноги дрожат, словно их сунули в кипяток. Мужчина нервно убирает непослушные пряди со вспотевшего лба, на самом деле пребывая в ясном уме. Это лишь накопившийся стресс, похоть, да всё что угодно… Твою мать, секс всегда был именно таким? Кровь закипает в жилистых мышцах, он приподнимается с безвольно стонущего парня, крепко стискивая в ладонях его талию. Запах кофе отравляет разум, ведь в нём Даянэ не слышит собственного запаха. Контроль уходит в небытие. Он видит покрасневшие следы на бледной коже от своих пальцев, постоянно бродя руками по ненормально красивому и полностью устраивающему его телу. Выточенный изгиб позвоночника на сексуальной спине сводит мужчину с ума. Шанг вновь оборачивается, снимая с приоткрытых губ разряжающие стоны. Кажется, он снова кончил, сжавшись до боли в органе Даянэ, тем самым подогревая интерес взаимодействия до потемнения в глазах. Мужчина садится на широко расставленные колени, не позволяя ему отдохнуть и ежесекундно насаживая обратно до основания. Шанг запрокидывает голову на плечо мужа, видя как плывет деревянный потолок. Большие огрубевшие ладони держат запястья будто железными наручниками, а не судом, наказывают заключенного. Даянэ слегка наклоняется, соединяясь с ним всем туловищем, потому что чувствует внутри узкого нутра зреющий узел на пике экстаза. Ноги изрядно поднывают в столь неудобной позе, но Шанг не хочет останавливать мужчину. Он проклянет секунды, если они вернут его в былую реальность. Если эти прикосновения, поцелуи и проникновения закончатся, порадив еще большую ненависть, зачем ему вообще жить? Даянэ переводит руки на плоскую грудь, задевая маленькие вставшие соски, затем на подтянутый влажный и липкий от спермы живот, чуть ниже замечая при сбитом у обоих дыхании внушительный бугорок около пупка. Ещё немного. И всё получится. Всё у нас получится. Мужчина собирается сделать решающий толчок, однако вовремя понимает, что прикован к омеге. Тот стонет уже болезненно, покрывая его лицо измотанными поцелуями. Да, конечно, и в школе, и в университете Даянэ присутствовал на уроках полового воспитания, но сейчас сцепку куда труднее осуществить. Гормоны бушуют как у подростка, забирая себе остатки здравого смысла. Он трется носом о затылок Шанга, изображая что-то похожее на успокоение, хотя не умеет контактировать хоть с кем-то подобным образом, пользуясь лишь интеллектом, который помогает ему в нужный момент состряпать высокий уровень коммуникабельности. Мышцы сокращаются на члене, что пульсирует, раздвигая их. Потные тела создают трение, разглаживая болезненные импульсы. Шанг накрывает его руки на животе своими, подрагивая от сумасшествия рецепторов. В какой-то момент боль сводит все внутренности, вынуждая парня пригнуть спину с неясным стоном из поджатых губ. Даянэ ведет языком по месту будущей метки, запрещая себе самовольничать в этом вопросе, дабы не поднимать крик в и так колкой атмосфере. Шанг точно последний омега, захотевший бы от него чего-то пожизненного. Видимо, они начинают застревать. Чёрт. Может, сам Бог запрещает иметь ребенка в этом порочном союзе? — Ты принадлежишь мне, а я тебе, — тихо произносит Шанг, прикрывая глаза от ощущения его губ на затылке. Что происходит в замерзшем сердце, оно растаяло? Или всегда было таким? Наверное, они оба просто не умели любить, потому что сами никогда не были любимы. Ни роднёй, ни обществом. Даянэ почему-то хочет улыбнуться, без тоски и без боли. Он делает это, а затем за подбородок поворачивает к себе омегу с такой же улыбкой. Господи. Они ненормальные. — Только мы есть друг у друга, — мужчина не прослеживает в его словах ненависти. Голубые глаза сеют в чёрном сердце семена, и это по-своему прекрасно, если не мучительно. Даянэ нечего ответить, однако с этим нельзя не согласиться. Он не знает, что чувствует, как это объяснить, назвать, определить. Но мужчина вдруг осознает, что хочет всем сердцем, чтобы у его сына были глаза этой поехавшей суки. И тогда, что-то подсказывает ему — он обретет любовь на всю жизнь. Шанг обессиленно упал на постель, едва Даянэ кончил, выпустив его из объятий.