***
Ей, вероятно, никогда не суждено было узнать об этом, но время, проведенное с несколькими опытными оперативниками глубоко в штаб-квартире АНБУ, дало ей доступ к множеству материалов, которые были строго засекречены. Как только она это узнала, в ее сознании всплыла группа воспоминаний, прояснив полузабытые тайны. В прошлом году, когда Саске неожиданно взял отпуск в полиции, Какаши отмахнулся от этого как от какого-то срочного задания, хотя она знала, что это не было связано с АНБУ, и что он даже не покинул Коноху ради этого. За год до этого, когда он вернулся с миссии, он так разозлился на Ками-знает-что, что разрушил северное крыло Травматологического центра и напугал половину ее персонала. Он никогда не извинялся; она отказывалась говорить с ним в течение нескольких недель после этого. Много лет назад, когда их команда была впервые восстановлена, и их постоянно отправляли на миссии вместе, за исключением того времени, когда он попросил прощения, и Шино вместо этого пошел с ними. Даже Наруто не знал, что побудило его остаться. — Вы знаете, какая сейчас неделя, не так ли? — Сакура внимательно смотрела на него, спрашивая. Какаши остановился с большой картой в руках, хотя и не смотрел на нее. — О чем ты? Он знал. Сакура продолжила, как будто он прямо признал это, и начала протестовать. — Но его нет в деревне. Разве ему не важно быть здесь? После еще одного размышления Какаши отложил карту. — Он сказал тебе? Сакуре хватило порядочности показаться виноватой. — Нет. Об этом упомянул один из старых членов АНБУ. Дата резни клана Учиха была шестого февраля, а это означало, что годовщина убийства его семьи была через три дня. Оглядываясь назад на годы, прошедшие с тех пор, как он вернулся в деревню, первые две недели февраля были отмечены множеством необычных поведений, даже для него: вспышки раздражения, исключительно угрюмое и молчаливое настроение и полное отсутствие какой-либо деятельности. Решив, что уже слишком поздно беспокоиться о предательстве доверия Саске, Какаши вздохнул. — Я верю, что для него важно, чтобы он был здесь, в Конохе, на годовщину. — Но он все еще в Ивагакуре, и они вернутся только на следующей неделе, — сказала Сакура, возвращаясь к своей первоначальной жалобе. Какаши тоже был недоволен. — Я знаю. Вчера утром я получил известие о задержке. Этого было незапланировано, иначе я бы не послал его. Сакура нахмурилась. Она понятия не имела, какие планы у Саске заключались в том, чтобы увековечить память своей семьи, но теперь она знала, что был только один раз, когда он не смог этого сделать: два года назад, когда он проснулся восьмого февраля в больнице после истощения чакры. Между ними было тихо; Какаши одержим чувством вины, а Сакура несчастна. В конце концов она спросила его: — Вы знаете, что он делает, чтобы почтить их? — Я не уверен, — признался Какаши. — Но я думаю, что он мог бы зажечь огонь на мемориальном камне Итачи. Сакура оживилась. Правда о резне клана Учиха до сих пор была строго охраняемым секретом в деревне, отчасти из-за просьбы Саске выполнить волю Итачи. Пока он был на испытательном сроке, последним, что Какаши, Наруто и она сделали перед тем, как он отправился в путешествие, было воздвигнуть безымянный монумент из обсидианового стекла на кладбище Учих в честь Итачи. — Что заставляет вас так думать? — Когда я ходил засвидетельствовать свое почтение Итачи после годовщины, я не раз замечал свежую кучу пепла перед памятником. Она задумалась об этом на несколько мгновений. Это разрывало ей сердце, но было достаточно легко представить, как он зажигает огонь у монумента, невещественное, но символическое представление присутствия своего брата. Сакура задавалась вопросом, как долго он будет сидеть, вспоминая Итачи. Достаточно долго, чтобы оставить заметные остатки пепла. — Спасибо, Какаши. — Она сдержанно улыбнулась и встала, направляясь к выходу из его кабинета. Когда Сакура подошла к двери, Какаши решил поделиться еще одной конфиденциальной подробностью. — Знаешь, он заплатил за ущерб, нанесенный Травматологическому центру. Ее рука замерла на ручке, и она медленно повернулась к нему, прикусив щеку, обдумывая его слова. Она не озвучила свое понимание этого события, но Какаши, должно быть, помнил ее разочарование. Поскольку она знала вариации скрытых улыбок своего старого сенсея, она поняла, что он предлагает ей отеческую улыбку. — Я сказал ему, что деревня может сэкономить, чтобы покрыть расходы, но он настоял. Сакура глубоко вздохнула. — До или после того, как я месяц не разговаривала с ним? Какаши был с ней нежен. — До. Ее плечи опустились, но она решительно сжала ручку двери. — Спокойной ночи, Хокаге-сама. — Спокойной ночи, Сакура.***
Это было похоже на то, как молния пробежала по его венам и пронзила его кожу, какая-то ярость и боль, которые яростно бушевали внутри него, не имея возможности высвободиться. Хаотичные, наполовину сформировавшиеся мысли столкнулись в его голове, а его сердце забилось быстрее, чем это было бы даже на самых опасных миссиях. Безудержная паника затопила его организм; как бы сильно он ни бил, как бы быстро ни бежал, он не мог убежать. Нарушив все протоколы, он расформировал отряд АНБУ при первой же возможности, фактически освободив себя от обязанностей по отчетности и медицинскому освидетельствованию. Хотя его абсолютно никто и ничто не ждало, ирония судьбы, которая не ускользнула от его внимания, он помчался домой в комплекс Учиха. Логика пыталась напомнить ему, что не обязательно сходить с ума из-за нелепого опоздания, но горе убедило его, что ритуалы, благодаря которым он ставал религиозным в годовщину их смерти, были единственным способом быть с ними, оставаться с ними на связи. Не было ощущения, что они отсутствовали; казалось, что он был отсутствующим, его опоздание было заявлением о том, что они больше не были достаточно важны. Это неправда. Боги, это было неправдой ни в малейшей степени. Отчаявшись извиниться перед призраками, он сначала отправился к кладбищу Учиха на окраине комплекса. Зрение затуманилось от передозировки катехоламинов, кричащих в его крови, он не заметил, что место было не совсем таким, каким он его оставил. Почти спотыкаясь, он остановился перед общим надгробием своих родителей, когда услышал, как что-то незнакомое хрустнуло под его сапогами. Саске посмотрел на полный букет свежих черных роз и малиновых пионов. Он моргнул; предметы на земле были такими же чуждыми, как потусторонний объект. Замешательство сразу же охватило его, и он опустился на колени на грязную землю, нерешительно касаясь цветов. Стебли были жесткими, лепестки начали увядать. Осознание пришло к нему с опозданием. Кто-то доставил их в годовщину резни его клана. Он резко повернулся, чтобы посмотреть на окружающие надгробия. На могилах членов его большой семьи не было цветов, хотя он был уверен, что не оставлял их такими же чистыми и ухоженными. Он оглянулся на памятные цветы перед ним, осторожно скользя пальцами по бархатной кожуре лепестка розы. Тот, кто оставил цветы, был не просто тем, кто помнил дату резни в Учихе, но также чувствовал необходимость выделить его родителей, чтобы почтить их память. Кто бы это сделал? Сердце забилось сильнее, Саске заметил дрожь в руке и отпустил цветы. Хотя замешательство прорезало туннельное видение страдания, он чувствовал себя не менее беспокойным. Где-то в глубине сознания он слышал, как Сакура описывает симптомы посттравматического стресса у детей, с которыми жестоко обращались и с которыми пренебрегали, но он был слишком полон решимости игнорировать параллели в себе. Саске встал и стал искать памятник своего брата в виде высокого обсидианового монумента на другом конце семейного кладбища. Никто, кроме него и его первоначальных товарищей по команде, не знал, что безымянный камень был посвящен преданности Учихи Итачи Конохе и героическому вмешательству в Четвертую Мировую Войну шиноби. Шаринган вращался, чтобы помочь ему ясно видеть на расстоянии, на этот раз Саске сразу заметил, что было не на месте. Были остатки небольшого круглого костра и куча пепла, чтобы предположить, что за ним ухаживали, пока он горел целый день и ночь. Он долго стоял неподвижно и смотрел на пепел издалека. Неистовая ярость внутри него отступила, как неизбежный уход летней грозы. Хотя он не был там, чтобы зажечь огонь и почтить последнюю жертву своего брата, это сделал кто-то другой. Невероятная тяжесть сожаления, тяготившая его последнюю неделю, не исчезла полностью, но ослабла настолько, что он наконец смог дышать. В конце концов, он подошел к памятнику своего брата и сел перед обугленной землей. Сквозь отражение обсидианового стекла он увидел себя, и в себе он увидел то, что мог вспомнить об отце, матери и брате. Часы, которые он провел, посещая их, казались минутами, но он собрался уйти, когда птицы перестали петь и сумерки потеряли свои золотые оттенки. Прежде чем встать, он искал то, что заметил его шаринган ранее, когда он впервые искал памятник. Саске вырвал из земли рядом с пеплом потерянную прядь пастельно-розовых волос и изучил ее на ладони. Наруто спрашивал его, почему он все еще не с ней. — Просто выплюнь это, ублюдок. Это всего лишь слово на букву «Л». Он встал от памятника своему брату и покинул кладбище, держа в руке неуместную прядь волос Сакуры, и знал, что это не просто, это нельзя выплюнуть, и это было не просто слово на букву «Л». Что бы это ни было, оно было гораздо более поглощающим, чем это.***
Он не был уверен, как здание с синей решетчатой крышей, тонированными окнами цвета морской волны и оранжевыми дрожаниями может быть более пугающим, чем Кагуя Ооцуцуки. После нескольких недель избегания этого и еще получаса размышлений на соседней крыше он наконец заставил себя войти в больницу. Был напряженный день, персонал суетился в методической рутине сортировки и лечения, и он подошел к стойке регистрации. Одна из знакомых ему медсестер из хирургической бригады Сакуры узнала его; хотя он не мог вспомнить ее имени, она позвала его быстрым взмахом руки. — Учиха-сан, — поздоровалась медсестра. — Все в порядке? — Аа. — Он не был здесь в качестве пациента. — Я ищу Сакуру. — О, — улыбнулась медсестра, почему-то радуясь этому. — Кажется, кто-то упомянул, что она ушла раньше, но позвольте мне проверить. Саске успел только подумать, что это было бы странно и, скорее всего, это было так, когда Шизуне завернула за угол. Прежде чем медсестра успела с ней заговорить, темноволосая женщина набросилась на него. — Кажется, я почувствовала твою чакру, — сказала Шизуне, сжимая стопку карт и приближаясь к нему. Почему-то она выглядела так, будто ждала его. Она дернула головой, побуждая его следовать за ней из суматохи вестибюля в первый зал, предназначенный только для персонала. — Тебя прислал Какаши-сама? Саске не успел сказать ей «нет» или сказать, что не знает, почему Хокаге должен был это сделать, когда она вздохнула. — Скажи ему, что все в порядке, я позаботилась об этом, — добавила Шизуне. — Она была как обычно упряма, но я, наконец, заставила ее выслушать и пойти домой. Ты знаешь, какая она, особенно когда дело касается этих детей. Теперь Саске остановился, его замешательство было очевидным. Шизуне тоже остановилась; она оценила его замедленный шаг и сузившиеся глаза и поняла свою ошибку. — Какаши не посылал тебя. — Нет. Ее плечи поникли. — Тогда для чего ты здесь? — Искал ее. Теперь у него были свои вопросы, и хотя он общался с Шизуне лишь случайно, она была достаточно проницательна, чтобы предсказать их. — Мы отправили ее домой после инцидента в клинике, — объяснила Шизуне, сжав губы и глядя на графики. — Инцидента? Шизуне нахмурилась, и он увидел, как она изо всех сил пытается подобрать слова. — Двое старших детей в кризисном отделении заключили договор о самоубийстве. Ночной персонал не вмешивался, пока не стало слишком поздно. Желудок Саске инстинктивно сжался. Мысль о самоубийстве не была ему чужда, даже когда речь шла о детях. Для него это была заманчивая альтернатива в моменты, когда месть и восстановление казались слишком далекими от реальности. Но слышать это о других, о детях, которые не просто идеализировали конец, но и приняли его, о детях, о которых, как он знал, заботилась Сакура, — это пробрало его до глубины души. — Она винит себя и очень тяжело это переживает, — тихо добавила Шизуне, мягко качая головой. — Она не умеет любить только немного; для нее это все или ничего.***
Он постучал не раз, но она не открыла дверь. Сначала это сказало ему уйти, что она не хочет гостей и предпочитает быть одна, что ему тоже иногда было нужно. Но это была Сакура, а не он. Каждый день она переутомлялась в грязных запутанных делах бесчисленных других жизней только для того, чтобы проводить каждый вечер за ужином с друзьями, посещением офиса Какаши, время от времени приглашая его потренироваться с ней, или, если она хотела расслабиться, читая в библиотеке Конохи в окружении компанией единомышленников. Нет, она не предпочитала оставаться одна; Сакура процветала в компании других, держась и делясь пространством с теми, кого она любила. Саске вошел внутрь. Ее чакра была ему так же знакома, как и его собственная, хотя и сильно отличалась; теплые, огромные и легкие, такие же, как густые кучевые облака в прекрасный летний день. Однако теперь он почувствовал его присутствие с другой стороны дома, расколовшись на осколки. Он проследил за ее беспорядочным пульсом до ее спальни и нашел ее за открытой дверью ванной, нависшей над унитазом, одной рукой повисшей на ручке, другой вытирающей рот от рвоты. Она рухнула обратно на пол, спина туго напряглась в ванне, и закрыла глаза, усталая так, что сон не мог пройти. — Какаши прислал тебя? Казалось, она спросила только из-за обязательства сообщить о его прибытии, поэтому он не ответил. Вместо этого он подошел к ней и сел, и фарфор ванны, и кафельный пол были холодными на ощупь. Его плечо коснулось ее плеча, руки, которую она исцелила, чтобы спасти ему жизнь в Долине Завершения, и он посмотрел вперед. После этого между ними воцарилась тишина, и Сакура опустила подбородок, положив обе руки на колени. Она сжала их вместе так крепко, что он удивился, как она случайно не сломала кости в пальцах. Потом, слишком поздно, он понял, что именно это она и сделала, хотя и не случайно. Он протянул свою единственную руку и накрыл ее сжатые кулаки. Ее подбородок уткнулся в колени, и она крепче сжала хватку под ним, но он разжал ее сломанные пальцы, нахмурившись, и переплел их пальцы. Словно прорвалась плотина, и река вырвалась на свободу, грудь Сакуры начала вздыматься, и тут же полились слезы. Вместо того, чтобы отбиться от его прикосновения, она отчаянно вцепилась в него своими поврежденными пальцами. Он усилил хватку. Когда контроль над ее силой ускользнул, и он почувствовал хруст костей запястья, Саске проглотил боль, не беспокоясь. Ее слезы, горячие и льющиеся рекой, падали на их сломанные руки. Он знал, что если раздробление костей может принести ей какое-то облегчение, то у него их гораздо больше.***
Несмотря на то, что она спала, он продолжал бесцельно разглядывать шкафчики в ванной, его больная рука покоилась на ее затылке, а зажившие, но опухшие пальцы скользили по ее волосам. Больная адреналином и измученная его последствиями, она забилась на кафельном полу; ее голова лежала у него на коленях, одна рука лежала на его бедрах, другая была прижата к груди. Он прислушивался к звуку ее дыхания и чувствовал, как ее сердцебиение стабилизировалось, как ее чакра регулировалась сама собой. Осторожно, чтобы не напугать ее, ему удалось взять ее миниатюрное тело в свою руку и отнести на кровать. Веки Сакуры распахнулись, когда она увидела, как он стоит перед ней, натягивая одеяло до плеч. Прежде чем она пришла в себя достаточно, чтобы дважды подумать, ее прохладные слова вырвались наружу. — Ты останешься? Он остановился, положив руку на одеяло. Она не знала. Ей больше не нужно было нервничать, ожидая его ответа; он уже давно принял решение, что если она когда-нибудь снова спросит, он не уйдет. — Аа. Сакура смотрела на него так, будто не верила, пока он не присоединился к ней в постели. Она откинулась на спину, но повернулась, чтобы посмотреть на него, новые слезы навернулись в уголках ее измученных болью глаз. Он лег на бок и безмолвно скользнул рукой по ней, положив руку ей на живот. — Прости, — пробормотала она. — За что? — Он говорил так, как будто ему не нужно было говорить. Она взяла его руку в свою. — За это, — ответила Сакура, потирая опухшие суставы. Словно он слишком долго находился под водой, он серьезно вдохнул, а затем выдохнул. Спокойно и честно, он сказал ей: — И ты прости меня. Слишком опустошенная, чтобы подшучивать, как обычно, она провела пальцами по его пальцам. — За что? За что, подумала Сакура. За смерти детей, которые должны были быть в безопасности на ее попечении? За первый раз, когда он покинул Коноху, или за второй? За то, что чуть не убил ее, чтобы разорвать связь, которую он больше не хотел? За то, что снова и снова разбивал ей сердце. За что? Ей пришло на ум недавнее редкое предостережение от Наруто. Ты была слишком занята тем, чтобы не смотреть на него. Впервые за многие годы Сакура позволила себе по-настоящему взглянуть на него. То, что она увидела в его глазах, было не цементной стеной или бесплодной пустошью, а сильным скрытым сочувствием. — За все. Удивленная его искренностью, Сакура прижала его руку к своей груди, прижимая его к своей груди, чувствуя его на фоне биения своего сердца. — Все в порядке, — прошептала она. — Я уже давно простила тебя. Это были слова, которые он не осознавал, что должен был услышать, пока она их не произнесла. Он выпустил руку из ее хватки, его пальцы скользнули по центру ее груди, пока он не достиг ее челюсти, ее нижние мышцы были сжаты. Он провел большим пальцем по мокрым пятнам от слез на ее щеке. Она перевернулась так, что оказалась лицом к лицу с ним, его прикосновение возле ее губ упало ниже ее подбородка, и она снова взяла его за руку. — Ты не собираешься уходить? — Все еще тихо, но на этот раз она звучала более уверенно, ожидая его ответа. Саске расслабил плечи и раскрыл ладонь, позволив ее пальцам опуститься и снова войти между его. — Я не собираюсь уходить. Сакура выдохнула, ее глаза закрылись, вызванные безопасностью и спокойствием, обещанными только во сне.***
Сильный ветер развевал ее полузаколотые волосы из прически, и она повернулась в его сторону, заправляя пряди за уши. Сакура стояла возле больницы после спокойной смены, наблюдая за проходящими мимо гражданскими лицами, за смеющимися детьми, носившимися по улицам, за случайными шиноби, которых она не узнала, и которые останавливались, чтобы почтительно поклониться ей, узнавая ее. Она была расстроена тем, что он не заглянул в окно ее кабинета, чтобы ненадолго навестить ее, но она также не зашла в полицейский участок, чтобы увидеть его без предупреждения. Она была обеспокоена тем, что он пропустил их последний еженедельный командный ужин, чтобы помочь Шикамару с «чем-то срочным», но после этого она не зашла к нему домой, чтобы спросить, как все прошло. Она была в ярости, что он ушел на миссию АНБУ, о котором она узнала только после того, как Какаши упомянул, что его не будет шесть недель, но она ни разу не попросила его найти ее и сказать ей, прежде чем он уйдет. Было что-то болезненное в надежде, что Коноху скоро наймут, чтобы помочь с заговором с высокими ставками, но она также не могла заставить себя желать мира и стабильности. — Ками, прости меня, — пробормотала она, пихая лежавший перед ней камешек и отправляясь домой.***
После войны летнее солнцестояние стало поводом для празднования жизни, памятный праздник Конохи стал таким же священным, как и праздник для жителей деревни. Ино упала в обморок от нового платья, которое она купила для Сакуры, его тонкие бретельки и вырез в форме сердца льстили ее скромной груди, темно-зеленый цвет, который подчеркивал ее фарфоровую кожу и проницательные глаза, вырез А-силуэта, образованный шелковой комбинацией, достигающей только до середины бедра, но с кружевной окантовкой на коленях. — Ты выглядишь элегантно, — похвалила Ино, добавляя последние штрихи к свободной косе с короной для пастельных волос Сакуры. — И еще сексуально, не пойми меня неправильно, но элегантно, как тебе нравится. Сакура рассмеялась, снова начала делать комплименты Ино по поводу ее великолепного темно-синего наряда, но Ино ухмыльнулась. — Ему тоже должно понравиться. Улыбка Сакуры дрогнула. — Кому? — О, пожалуйста, лобастая, — отругала Ино, прищелкивая языком. — Мне не нужно быть в твоей голове, чтобы знать, что что-то происходит между вами двумя. — Все как обычно, — призналась Сакура, не желая лгать своей лучшей подруге больше, чем в последний год ее пребывания в АНБУ. — Что как обычно? — Спросила Ино, потянувшись к черной подводке для глаз и положив ее обратно, когда Сакура безразлично покачала головой. — Может что-то есть, а может и ничего, — честно ответила Сакура, пожимая плечами. — Что ж, после того, как он увидит тебя сегодня вечером, я собираюсь поспорить на то, что кое–что таки есть. Сакура рассмеялась больше ради Ино, чем ради себя. — О, я сомневаюсь, что он вообще будет там. Ты знаешь его и вечеринки — они для него как чума. Ино протянула Сакуре три цвета помады на выбор, брови нахмурились от предвкушения. — Думаю, мы это увидим.***
— Да ладно, чувак, она была одна всю ночь, иди пригласи ее на танец. Небольшой кружок шиноби-чунинов стоял на краю толпы танцующих жителей деревни, выпивших несколько стаканов, но не став смелее от них. Саске сидел в импровизированном баре на городской площади со стаканом саке в руке, повернувшись к ним спиной, и мог слышать весь их разговор. Девушка в центре их внимания была не одна; она весь вечер смеялась, танцевала и выпивала с друзьями. Но он знал, что это не та компания, которая имеет значение для цели их разговора. — Ни за что, Хокаге-сама здесь. — Так? — И что? Она вроде его лучшего гребаного друга или что-то в этом роде. Он бывает у нее дома по крайней мере раз в неделю, а она всегда в его офисе в нерабочее время. — Может быть, они трахаются, — предположила одна из них. — Сомневаюсь, — уверенно сказала вторая. — Он ее старый сэнсэй. Кроме того, она не из таких. — Я не знаю об этом. Она встречалась с Кенджи. Кем бы ни был Кенджи, не похоже, чтобы у него была особенно здоровая репутация. — Да, и Кенджи сказал, что она сама заплатила за свой ужин. — Что? Он сказал, что она пошла с ним домой. — Да, но ничего не было. Они выпили половину его коллекции спиртных напитков и она ушла до одиннадцати. Все они смеялись над этим Кенджи. — Ставлю, что он неделями пытался трахнуть ее. — Он должен был догадаться. Он далеко не ее лига. Саске сделал еще один глоток саке, вполне довольный.***
Распущенные пряди волос падали из-под ее заплетенной косы на макушке, а ее щеки порозовели. Сакура одарила его злобной улыбкой, пытаясь быть озорной, представляя себя божественной соблазнительницей. Она давно перешагнула заранее установленный предел того, сколько собиралась выпить, спиртное развязало ей губы, стирая ее страхи. Ее ладонь была прижата к центру его груди, бросая ему вызов. — Я бы никогда не попросила тебя потанцевать со мной, — сказала она ему, кладя другую руку ему на плечо и крепче сжимая его. Вопреки его воле, яркие воспоминания о том, как он был внутри нее, вспыхнули в его сознании, времена, когда она настаивала на том, чтобы быть сверху, держась за оба его плеча, прижимаясь к нему. Было чувство, которое осталось невысказанным вместе с остальными ее словами, и Саске моргнул. — Но? Она наклонилась ближе, ее крепкая хватка ослабла, когда ее гибкие пальцы скользнули вниз по его руке, а затем обратно к плечу. — Но даже не думай уйти с вечеринки раньше, не найдя меня, чтобы пожелать спокойной ночи. — Хн. Остатки ухмылки все еще были на его лице даже после того, как она отвернулась. Он смотрел, как она возвращается к своим друзьям, его взгляд был прикован к естественным движениям ее бедер, прекрасное воспоминание напомнило ему вид из-под кружевного платья.***
Тихая и трезвая жена Наруто сидела за столом вместе с ним, они оба не знали, впечатлены ли они или встревожены бесконечной энергией добе, раскатистым смехом и театральным зрелищем в центре толпы. Пьяный и довольный знакомым, непритязательным присутствием Хинаты, Саске посмотрел на нее. — Лучше надейся, что твой ребенок больше похож на тебя, чем на его отца. Если это возможно, Хината улыбалась Наруто с еще большим обожанием, чем когда они были детьми. Обе ее руки лежали на вздутом животе на восьмом месяце беременности. — Предполагая, что если у ребенка есть хоть четверть энергии Наруто, я решила, что лучше ожидать, что у меня никогда больше не будет спокойного дня. Он наблюдал, как пьяный Наруто хвастается, крича ничего не подозревающему Шино и в равной степени измученному Кибе, хватая их обоих и заставляя танцевать с ним, спотыкаясь на каждом шагу. — У вас сейчас спокойные дни? — Сухо спросил Саске. — Нет, — с любовью признала Хината, мягко усмехнувшись. — Нет, не совсем. Саске позволил своему взгляду блуждать по другой стороне круга, где стояла Сакура, прислонившись к Тентен, обе куноичи устали от ночи танцев и переизбытка алкоголя. На лице Сакуры была мягкая, причудливая улыбка, когда она наблюдала за весельем и суматохой перед ними. Даже пьяная, она, должно быть, чувствовала, что кто-то наблюдает за ней. Она медленно подняла голову с плеча другой женщины, чтобы осмотреть окружающую толпу. Ее изумрудные глаза замерцали от узнавания, когда встретились с его бдительным взглядом, и, вздрогнув, он заметил, как сразу же расширились ее губы — улыбка из-за него и только из-за него. В недалеком прошлом ее инстинктивной реакцией было бы не это, а хмурый взгляд; напротив, это казалось незаслуженным подарком. Она смотрела на него, не мигая и ликуя, ее радость была такой очевидной, а улыбка такой глубокой, что она казалась застывшей навсегда. По крайней мере, он знал, что это заслуживает того, чтобы остаться. Саске встал и почтительно поклонился Хинате на прощание. Она не нуждалась в объяснении его раннего ухода и тоже кивнула. Когда он снова повернулся к Сакуре, она посмотрела на него в предвкушении, ее любопытство по поводу того, выполнит он ее просьбу или нет, было видно в голодных глазах. В отличие от Наруто, он не был неуклюжим, когда был пьян. Саске мгновенно встал позади нее, и его рука тут же нашла свою излюбленную хватку под ее бедром. Это могло сойти за пьяное, но дружеское прикосновение, пока он не обвил рукой ее живот, удерживая ее и прижимая к своей груди. Хотя она почти ожидала, что он выслушает ее просьбу, она была совершенно поражена его резкой и публичной инициативой. Саске перегнулся через ее плечо и на мгновение уткнулся в нее подбородком, остановив время и закрутив ее чувства на том, что определяло реальность. Как будто это были только они вдвоем, он поцеловал ложбинку шеи, украв ее дыхание. — Спокойной ночи, Сакура. — Его тихие слова вызвали мурашки по ее спине. Прежде чем она успела оправиться от удивления, он отдернул губы, затем руку и отступил назад. Вызов принят, негласное обещание выполнено, Саске покинул фестиваль летнего солнцестояния, не говоря ни слова, небрежно засунув одну руку в передний карман. — Да, и тебе до свидания, ублюдок, — крикнул Наруто вслед удаляющейся фигуре. Вокруг девушки раздались визжащие бормотания и восклицания, Ино и Тентен схватили ее и потребовали узнать больше, но Сакура все еще была ошеломлена. Ее рука бессознательно легла на кожу, которую он целовал, когда она отбивалась от назойливых комментариев. Это должен был быть день, когда солнце светило ярче всего и дольше всего. Но звезда, служившая центром ее вселенной, ушла слишком рано, и он не взял ее с собой.***
На этот раз все пошло не так, как планировалось. Два АНБУ скрылись с места происшествия после успешного убийства, но неудачного плана побега. После непредвиденных перерывов и незапланированных жертв они скрылись, не будучи идентифицированными или отслеженными, но не невредимыми. Оперативник в красно-белой маске одной рукой тащил своего товарища; он держал ее ослабленное тело, опирая на себя половину ее веса, когда они мчались через лес. Когда раненая куноичи споткнулась о ветку, он перенес больше ее веса на себя и двинулся быстрее. В ее состоянии было бы невозможно добраться до назначенного им убежища, но и останавливаться, пока они не пересекут границу Кумогакуре, тоже было небезопасно. Когда он замедлил их темп, оценив их окрестности на предмет потенциальных угроз и отыскав наиболее естественную защитную форму земли, она приняла решение за них. Остановившись и отпустив его поддерживающую хватку, она спрыгнула с их следующей ветки с прежней грацией. Она тут же села, прислонившись к одному из крепких стволов деревьев и сорвав с себя перчатки. Ее товарищ в последний раз обошел периметр, а затем прыгнул в ее сторону. Хотя ее руки исследовали зияющую рану на боку, ее исцеляющая чакра не активировалась. С маской, закрывающей ее лицо, было невозможно прочитать ее. — В чем проблема? — Это было сказано лаконично даже для него. — Я не уверена, что это такое, — устало, но любопытно ответила она, разорвав рубашку, обнажая рану. Он опустился перед ней на колени, чтобы посмотреть на нее. В целом это была глубокая рана от лезвия, но плоть обуглилась от серьезного ожога. Словно испачканная чернилами, ее обожженная кожа почернела. Тем не менее, она сильно кровоточила; она нерешительно собрала сброшенную одежду, чтобы прижать к ране. — Какой-то химический ожог, — задумчиво пробормотала она. — Почему ты не лечишь его? — Я пыталась, но не уверена, что смогу. — Она расслабила плечи, глубоко вздохнула и сняла маску. — Дайте мне солдатскую таблетку. Он сделал, как ему сказали. Сакура с легкостью проглотила его и начала мычать, пытаясь отвлечься от боли и сохранить сознание. — Это должен был быть кеккей генкай, — сказал Саске, снимая маску, с нехарактерным беспокойством. — Это было почти похоже на мое аматэрасу. — Я тоже так думала, но это был не огонь, — сказала она, доставая припасы из сумки на бедре. — Что-то вроде темного освещения вместо темного огня? Он наблюдал, как Сакура вылила на рану половину миниатюрной бутылочки из синего стекла, какой-то антисептик, от которого она вздрогнула, когда ее кожа зашипела. Затем ее исцеляющая чакра активировалась, но Саске вскоре увидел, что раньше мешало ее попыткам; черное обугленное пламя распространялось дальше, вместо того, чтобы отступать. И тем не менее, оно продолжало кровоточить. — Расскажи мне о своем аматэрасу, — проинструктировала она, отказываясь от исцеляющей чакры в пользу комка толстой марли. Она прижала его к своему животу и посмотрела на него, ожидая. Саске не был уверен, какую информацию он мог бы предложить, но ее зияющая рана и неспособность исцелить ее до сих пор заставили его задуматься. — Как только огонь разгорается, только пользователь может его остановить. — Ну, ты убил этого пользователя темной молнии, так что это не сработает, — невесело сказала она. — Следующее. Он инстинктивно рассердился на ее сухие слова, но вид ее побледневшего и измученного лица заставил его воздержаться. — Оно может гореть семь дней подряд. — Бесполезно, — сказала она, откидываясь на дерево. — Следующее. — Его можно остановить с помощью пространственно-временных техник… — Ты недостаточно точен для этого, ты можешь случайно переместить мой желудок в другое царство. Дальше. На этот раз его губы сжались, и саркастическое замечание было неизбежным; но затем внезапность прозрения и возможное решение пришло к нему. — Путь Преты. Прежде чем смущенные брови Сакуры смогли спросить, что это за путь и что он может сделать, риннеган Саске ожил под его чернильно-черными волосами. — Он поглощает чакру и атаки, основанные на ниндзюцу, — сказал он ей. Теперь Сакура поняла и сняла бинт со своей раны. — Так что он может поглотить чакру темной молнии в ране. После того, как она утвердительно кивнула, Саске прижал руку к черной окровавленной коже. Подобно воде, отделившейся от масла, черный ожог отступил от его прикосновения и растворился в воздухе. Мягкие разряды электричества посыпались, а затем тоже исчезли. — О, спасибо, Ками, — пробормотала она, наблюдая, как обожженная кожа приобретает более знакомый вид; она была целой, розовой и излечимой. Пока Саске продолжал, Сакура положила свою руку рядом с его и активировала исцеляющую чакру. Без чакры темного света, блокирующей ее доступ, рана начала легко заживать. Закончив, Саске убрал руку и положил ее на колено, наблюдая, как она заканчивает зашивать рану. — Вот, — провозгласила она. Он увидел слабые белые шрамы в виде зигзагов, но в остальном не было никаких признаков почти смертельной раны. Когда Сакура посмотрела на него с довольной улыбкой от их успешной совместной работы, он почувствовал, как его плечи напряглись, а не расслабились. Раньше ему и в голову не приходило, что существуют травмы, которые ее искусное медицинское ниндзюцу не может излечить. — Какие еще виды ран ты не можешь излечить? Сакура наклонила голову. Ее губы скривились в улыбке скорее горькой, чем сладкой, когда она рассмеялась не веселым, а отчаянным и грустным смехом. Она подняла к нему руку, тыльная сторона ее пальцев согнулась, когда она провела ими по его виску. — Твои. Он отстранился от ее прикосновения, словно оно ужалило. Рука Сакуры на секунду зависла в воздухе, и он наблюдал за ней, как будто это был сюрикен. Она сложила ее обратно на колени, не удивившись и не обеспокоившись его реакцией. На мгновение стало тихо, Саске все еще стоял перед ней на одном колене, Сакура расслабилась на стволе дерева. — Ты встречаешься с Генмой. Сакура чуть не расхохоталась. — Ты хочешь поговорить об этом сейчас? Но он не хотел признавать неподходящее время и просто смотрел на нее. — Кто тебе это сказал? Наруто? — Когда Саске не стал опровергать это, она тихо рассмеялась. — Удивительно, что Наруто нашел женщину, которая вышла бы за него замуж, если бы он назвал то, что я делала с Генмой, свиданием. Судя по всему, он не хотел ничего делать, кроме как сидеть как каменная статуя, поэтому Сакура решила проявить великодушие и предложить ему объяснение. — Однажды вечером мы пошли поужинать, — пренебрежительно сказала она, — и он был достаточно забавным. — Это то, что тебе нравится? — Краткие слова, попытка подкопаться под нее. Но Сакура смотрела на него как на дурака. — Если бы это было так, не думаешь ли ты, что в детстве я тосковала бы по Наруто, а не по тебе? Ее позабавила эта мысль, но Саске просто моргнул. — Мы пошли на второе «свидание», по словам Наруто, но я думала, что, когда я пригласила Гая, Анко и Какаши, я убедилась, что это не так. — Какаши, — повторил он. — Нет ничего более романтичного, чем пригласить на ужин своего старого сенсея и Хокаге. — Хн. — Саске потянулся к своей маске, снова надел ее и встал. Сакура собрала свои припасы, закатала свою окровавленную и разорванную рубашку, чтобы собрать вещи, затем надела маску и встала. Оба АНБУ посмотрели друг на друга в своих масках, ни одно из их выражений не было видно, каждый из них остановился, хотя задерживаться было неразумно и небезопасно. — Почему ты спросил о Генме? Маловероятно, что он ответит, но с маской, охраняющей ее, она почувствовала странное чувство смелости. Момент тикал в тишине, только шелест листьев и стрекотание насекомых поблизости. Затем, хладнокровно и отчужденно, он спросил: — Почему ты не пошла на второе свидание? На этот раз она не ответила. Ее смех растворился в ветре, когда она прыгнула на ветки, мчась через лес, чтобы добраться до первоначального места, предназначенного для их безопасности.***
Воодушевленная купанием в природных теплых источниках, Сакура обернула новые повязки на груди и натянула черные леггинсы, а затем вернулась в свой лагерь, перекинув через голое плечо мокрые темно-розовые волосы. Саске помылся, но не баловался, как она. Она села напротив него у костра и заметила его свежую одежду, почти высохшие мокрые волосы и пустую тарелку с крошками в стороне. Он молча пододвинул к ней еще одну тарелку с жареной рыбой и хрустящими овощами. — Спасибо, — усмехнулась Сакура, беря палочки с его готовой тарелки. — И спасибо за то, что закончил раньше. Хорошо, что эту миссию поручили тебе, а не Куренай. Она слишком поздно осознала свою ошибку. Саске немного откинулся назад, почти незаметная складка на его лбу намекала на замешательство. — Куренай? — А, — Сакура закончила свой кусок. — Когда ты открыл свой большой рот о нас, Какаши хотел убедиться, что я знаю, что тебя можно заменить. В тот момент Сакура была уверена, что Учиху Саске ни разу не вызывали за «большой рот», не говоря уже о том, что его считали заменимым. Он был явно взволнован, и хотя в глубине души она напомнила себе, что это было жестоко, спровоцировать разочарование Саске было одним из единственных способов вызвать у него эмоции. Она откусила еще кусок рыбы, забавляясь, даже когда он смотрел на нее с равнодушным хмурым взглядом. — Я не говорил ему. — Ты что-то сказал Наруто в его присутствии, — напомнила она ему. — Что примерно то же самое, что сказать ему. Он повернулся, чтобы посмотреть вдаль, хотя она была уверена, что это произошло не потому, что его внимание привлекло что-то еще. Сакура продолжала есть, благодарная за что-то еще, кроме солдатской пилюли, чтобы наполнить желудок. — Ты мог соврать, понимаешь? Она сказала это в шутку, но даже когда он смотрел на что-то другое, она заметила, как он слегка покачал головой. — Не Наруто. — Прежде чем она успела поддразнить их так называемую телепатическую связь, он снова повернулся к ней, все еще серьезный. — Не о тебе. Палочки для еды дрогнули в ее руках, но потом она рассмеялась. — Я не такая уж особенная. — Он посмотрел на нее, но она спряталась, взяв свой следующий кусок еды. — Хотя я полагаю, что это довольно спорно. Гнев Саске сорвался. — Чего ты хочешь, Сакура? Она не промахнулась. — Этот ужин. Разозлившись, он снова спросил. — Чего ты хочешь от меня? Наконец она посмотрела на него, но ее расширенные глаза все еще дразнили, и она направила палочки для еды вниз. Она дважды постучала ими по своей тарелке. — Я только что тебе сказала. Если бы взгляды могли убивать, подумала Сакура. Немногие шиноби были быстрее его; в одну секунду он уже сидел перед ней, а в следующую его уже не было. С ее периферийного устройства она могла видеть заднюю часть его тела почти в десяти ярдах на расстоянии, а затем он исчез на лесной поляне. Ее аппетит был эффективно подавлен, Сакура вздохнула и с грохотом отпустила тарелку.***
К тому времени, как он вернулся, солнце уже давно зашло, и полная луна отбрасывала единственный свет серебристым сиянием на пейзаж. Сакура стояла на окраине их лагеря, усердно и дисциплинированно отрабатывая метание сюрикена, усиленного чакрой. Каждый раз, когда она бросала его, он начисто разрывал линию деревьев на своем пути. Услышав возвращение Саске, внимание которого было сосредоточено на том, где было сложено их снаряжение, а не на ней, она переместила свою метательную руку и отправила сюрикен в его сторону. Как будто это было совершенно легко, он вытащил кунай из, казалось бы, ниоткуда и отразил ее внезапную атаку. Металл лязгнул, сюрикен уныло упал на землю, и он продолжил идти к заброшенному кострищу. Сакура повернулась и послала в его сторону еще один невероятно быстрый сюрикен, но она могла поклясться, что он даже не поднял глаз, когда его молниеносная рука дернулась, кунай снова отклонил ее сюрикен. Прежде чем сюрикен коснулся земли, она послала ему еще один, целясь ему в лоб. Лязг! Один сюрикен, затем другой приземлились в мягкую грязь. Она подняла руку и приготовилась бросить еще один, но прежде чем ее пальцы успели схватить холодный металл, он молниеносно шагнул перед ней и схватил ее за запястье. Ее последний сюрикен неуверенно упал на землю. Сакура обхватила свободной рукой его запястье и сильно потянула вниз, глядя на него с суровостью, которую он видел только у врагов. — Ты знаешь, чего я хочу, — сказала она ему тихим, но смертельным шепотом. — Так что не смей спрашивать меня об этом, когда ты тоже этого не хочешь. Ее сильная хватка ушибла кости его запястья, и он высвободил руку. — С каких это пор ты понимаешь, чего я хочу? Его резкие слова были пощечиной, но Сакура давно построила себе стену из стали, чтобы защититься от любого удара, который он мог нанести. Ее глаза сузились, когда она сделала шаг назад, пальцы жаждали еще одного сюрикена. Звездообразные дыры в ближайших деревьях искушали ее разорвать ему живот. — Пока ты был достаточно бредовым, чтобы думать, что получение того, что ты хочешь, принесет тебе богом забытую пользу, — сказала она, слишком злобно, чтобы заботиться о том, был ли это удар ниже пояса. Слишком быстро, чтобы она успела увернуться, Саске набросился на нее прежде, чем она успела моргнуть, обхватил ее одной рукой и с силой швырнул на землю. Как только он прижал ее к земле, она оттолкнула его с той же легкостью, с какой он отразил ее сюрикен. Она плотно прижалась бедрами к его бедрам и прижала предплечье к его горлу, угрожая раздавить его горло. Беззаботный Саске потянулся к ее затылку, запустив пальцы в ее волосы, когда он притянул ее ближе к себе. Их губы были почти так близко, что можно было соприкоснуться. — Ты единственное, чего я хотел. Сакура нависла над ним, шея напряглась от того, как сильно он тянул, губы приоткрылись в замешательстве. — Ч-что? Ее тело расслабилось от удивления, и это дало ему возможность открыться, в которой он нуждался. Саске обвил ее ногу одной ногой и, не выпуская ее из рук, снова перевернул их. Он опустил свой вес на ее талию и заставил ее поднять голову, чтобы посмотреть на него. — Ты меня слышала, — сказал он, все еще злясь. Сакура попыталась вдохнуть, слишком пораженная, чтобы заботиться о том, чтобы ее дрожащие губы натолкнулись на его собственные. Она изучала его, как будто чем дольше и пристальнее смотрела в его несовпадающие глаза, тем могла понять, дразнит он или говорит правду. Когда он не выразил ни раскаяния, ни дополнительных разъяснений, Сакура закусила губу. — Но я хочу тебя, всего тебя, — сказала она ему, наконец раскопав свою дремлющую правду. Успокоенная от предопределенного горя, она нахмурилась. — Ты никогда мне этого не дашь. Саске прижался к ней сильнее; если бы она была немного слабее, то могла бы вскрикнуть, но их губы сблизились так близко, что теперь они лежали друг на друге. Единственной болью, которую она чувствовала, был знакомый страх безответной любви. — Ты не понимаешь, — сказал он, его дыхание обжигало. — У тебя уже есть все, что у меня осталось. Ее тихое хныканье было таким же, как в первый раз, когда он был внутри нее; это была одна из тысячи вещей, которые он обнаружил о ней с момента своего возвращения в Коноху, которые проникли в суть того, что он хотел, в чем он нуждался. Сакура схватила его с каждой стороны, ее пальцы сжались вокруг ткани его рубашки. Она не так усердно работала, чтобы провести в уме линию фронта, как сильно она хотела его, а не то, что она заслужила от него, чтобы сдаться сейчас. — Я ненавижу, когда ты уходишь на длительные миссии и не говоришь мне об этом и не берешь меня с собой. Это не было сказано как вопрос, но он знал, что это было требованием. — Тогда я не уйду. Хватка Сакуры усилилась. — Я ненавижу что, несмотря на то, что мы вместе на заданиях, когда мы возвращаемся в деревню, мы почти не видимся. — Тогда пойдем со мной домой. Сакура вздернула подбородок, сердце бешено колотилось. — Я ненавижу ходить на свидания с мужчинами, которые меня совершенно не интересуют. На этот раз он тоже усилил хватку. — Ты ненавидишь это? Она чуть не рассмеялась, но ее слова были не просто признанием, не только жалобой. Саске опустил свой лоб на ее, отпустив ее волосы и вместо этого обняв ее шею. — Тогда будь со мной. Хотя раньше они и шутили, Сакура внезапно почувствовала себя ошеломленной реальностью настоящего момента. Она торопливо задумалась, правильно ли расслышала его, испугалась, что могла неправильно его понять. Тогда ей пришло в голову, что, возможно, проблема последних нескольких лет заключалась не в ее неспособности читать его, а в ее нежелании спрашивать его, что написано на страницах. Сомневаясь от уязвимости, она сглотнула. — Только ты? Саске не моргал. — Только я. Сакура почувствовала тяжесть его лба, как ободряющее прикосновение. — И… ты хочешь быть только со мной? Он прижался губами к уголку ее рта. — Только ты. — О… — испуганно пробормотала Сакура. Это было невозможно разглядеть, но казалось, что он улыбается ей в губы, и все тело Сакуры расслабилось, отпустив многолетнюю защиту. На протяжении, должно быть, шестидесяти секунд, но казавшихся вечностью, она купалась в этом внезапном понимании, в этом новом мире бытия, которого хочет тот, кого она всегда хотела. — Хорошо, — выдохнула она. — Есть еще кое-что. Саске оторвал свой лоб от ее лба, наблюдая и ожидая ее последнего требования. — Я ненавижу, что ты не занимаешься со мной любовью прямо сейчас, — сказала она, ее слова звучали мягче, чем она собиралась. — Хн. — С ухмылкой, соблазнившей бы святого, он приблизил губы к ее уху грубым шепотом. — Тогда раздевайся. Переполненная удовольствием, гораздо более полным, чем их адреналиновые встречи, Сакура рассмеялась и провела пальцами по его волосам, взяв его лицо обеими руками, чтобы она могла смотреть на него. Медленно касаясь его угловатых черт, удерживая его, не опасаясь, что он ускользнет. Теперь он был ее. Губы Саске наконец коснулись ее, поцелуй был таким нежным и исследующим, что она подумала, был ли это их первый поцелуй. Каждый поцелуй был медленнее предыдущего, они оба были привязаны только к настоящему. Сакура приоткрыла губы, и он принял ее приглашение медленно, терпеливо и неторопливо, доказывая своим прикосновением то, что не мог передать словами. В детстве она кричала и умоляла показать ему, что она чувствует. Однако теперь Сакура узнала, что есть и другие способы передать ее любовь; ее язык танцевал вместе с его, похищая его нижнюю губу с рывком и подслащенным поцелуем, руки блуждали, чтобы нанести на карту каждый дюйм его тела. Он опустился, чтобы отдохнуть на боку, притягивая Сакуру к себе. Его единственная рука теперь была свободна, чтобы коснуться ее, он держал ее лицо, как драгоценный камень, углубляя их поцелуй, как обещание. Он провел большим пальцем по ее скуле, желая большего, но слишком занят тем, чтобы быть благодарным за то, что у него есть. Теперь она была его.***
— Нет, — сказала Сакура, постукивая его по руке. — Это уже слишком. Саске бросил на нее свирепый взгляд и продолжил наливать соевый соус в кастрюлю. — Ты теперь искусный повар? Она сузила глаза и снова потянулась за соусом. — Ты сказал, что тебе нравится, как я готовлю. — Я сказал, что ты хорошо готовишь, — поправил он, выиграв перетягивание каната. — Но я лучше. Сакура переключила свое внимание на рис, а не на рыбу, сильно прижавшись бедрами к его боку, чтобы сказать последнее слово. — Ты думаешь, что ты лучше во всем. — Не «думаю», — сказал он, поставив соус на стол и взяв ложку, чтобы помешать. — Знаю. Сакура накрыла рис одной рукой, а другой быстро скользнула к его штанам, потянувшись и найдя его ничего не подозревающий член между его ног. — Я справляюсь с некоторыми вещами лучше, чем ты, — прошептала она. — Хн. — Саске отстранился от ее провокационного прикосновения и оставил ложку над кастрюлей, слушая ее тихий смех с притворным терпением. Когда она наклонилась, чтобы взять ложку, он схватил ее за задницу и сжал. Сакура чуть не вскрикнула вслух, но при последней возможности успокоилась, покраснев, когда повернулась к остальным, сидевшим за соседним обеденным столом. Наруто прижал новорожденного ребенка к груди, его лазурные глаза расширились от ужаса. Сай сидел, моргая, сложив одну руку под подбородком, словно изучая какую-то тайну. Даже Какаши удивленно посмотрел на него, обе его брови поднялись к потолку. — Лорд-Ками-и-все-Даймё-Земли, — произнес Наруто как ругательство. — Я знал, что однажды они сойдутся, но я никогда не думал… я никогда не думал… Освободившись от ограничений традиционных гендерных ролей и чувств, Сай помог ему. — Ты никогда не думал, что они будут такими милыми. — Нет, — согласился Наруто. — Нет, я так не думал. — Мы тебя слышим, — многозначительно сказала Сакура, угрожая ему ложкой. — Да, и мы можем тебя видеть, — возразил Наруто, нахмурившись с отвращением. Сакура покраснела разными оттенками розового, но Саске это не беспокоило, он взял ложку из ее рук и принялся за пережаренные овощи. — Тогда не смотри, добе. — Ты в десяти футах от меня, — протестующе пробормотал Наруто. Какаши усмехнулся, но Сай все еще размышлял. — Теперь, когда мы подошли к вопросу о ваших физических взаимодействиях, как… — Мы не об этом, — перебила Сакура. — …ты трахаешь ее одной рукой? — Сай рассеянно продолжил. Сакура была слишком ошеломлена его резкими словами, чтобы начать атаку, но ее кровь закипела. Позади нее Саске выключил все конфорки на плите. — Сила. Баланс. — Он ответил так, как будто описывал общие навыки шиноби, но затем повернулся лицом к их друзьям, засунув одну руку в карман, с непревзойденным высокомерием Учихи. — Некоторые творческие усилия. — О боги, заткнись, — простонал Наруто, драматично прикрывая ладонью уши маленького Боруто. — Я не хочу, чтобы мой ребенок это слышал. Какаши посмотрел на Сакуру, которая выглядела так, словно могла умереть от смущения. Когда она неохотно признала его, она увидела, что улыбка, скрытая под его маской, была не только понимающей, но и гордой. Вопреки здравому смыслу, ее унижение рассеялось. — Не волнуйся, Боруто, — шутливо начала она. — Однажды, когда ты вырастешь, твой дядя Саске подскажет тебе о том, о чем твой отец мало что знает. Настала очередь Наруто вспыхнуть багрово-красным, и комната взорвалась смехом, даже Саске издал редкий звук веселья. Он провел кратким прикосновением к плечу Сакуры, а затем вернулся к еде, чтобы приготовить их тарелки.***
Он всегда просыпался первым, его приветствовали мягкие оттенки рассвета, а Сакура всегда просыпалась следующей, приветствуя ее нежными прикосновениями Саске. Она лежала на животе, обе руки были над ней, крепко держа подушку, веки были закрыты, а губы бормотали бессвязные мольбы. Одна рука Саске прижала основание ее шеи, когда он закончил тянуться поцелуями с открытым ртом вниз по узлам ее позвоночника и изгибу ее задницы, его прикосновения побуждали ее бедра открываться для него шире. — Что ты делаешь, — слабо пробормотала она, ее слова были протестом, которого ее ноги не слышали. Он опустился, его рука скользнула по ее обнаженной коже, чтобы ухватиться за верхнюю часть ее бедра, пальцы обхватили ее татуировку. Она больше чувствовала, чем слышала его веселое дыхание на своей коже. — Спасибо. Саске продолжал целовать, но затем его язык стал преднамеренно проникать внутрь нее. Она крепче сжала подушку, сдавленно застонав. Еще больше отвлекшись, когда его путешествующие пальцы ласкали ее внутри, Сакура чуть не забыла спросить. — З-за что? Саске был слишком занят, чтобы ответить, а Сакура была слишком счастлива, чтобы это заметить. Она растворилась в резких движениях его теперь уже знакомых пальцев, в настойчивых движениях, которыми он работал над ее самым чувствительным участком, в нервах, разрывающихся в электрических цепях. Где-то в глубине души она почувствовала, как исчезла последняя часть ее робких сомнений по поводу прошлой ночи. Когда он держал ее обнаженной у себя на коленях, ее ноги были расставлены по обе стороны от него и были готовы к тому, чтобы он вонзился в нее, но вместо этого он провел ее рукой между ее ног. Сначала она чувствовала себя застывшей, слишком застенчивой, чтобы даже подумать об этом, но он пошевелил ее пальцами, ослабляя ее напряжение. Он нырнул ей в шею, его горячее дыхание и язык кровоточили, пока он не прошептал. — Покажи мне. Хотя его шаринган не вращался, он не менее пристально наблюдал, как она прикасается к себе. Сначала она настаивала, чтобы он держал свои пальцы рядом с ее, но потом он снова попросил ее, прикусив ее шею и отдернув руку. С закрытыми глазами, не желая моргать, как будто ему было так же хорошо, как и ей, он наблюдал, как она показывала ему, чего именно она хочет и что ей нужно. Судя по всему, он очень внимательно следил. Сакура чувствовала его сейчас не только с сенсационным удовлетворением от нового прикосновения, но и с экзистенциальным удовольствием от того, что Саске знал его. Приближаясь к землетрясению, а затем разбиваясь во время своего оргазма, Сакура заглушала свои стоны в подушку. Саске отступил после последнего затяжного поцелуя на внутренней стороне ее бедра. Она подняла вялую руку позади себя, чтобы дотянуться до него, и он позволил ей провести пальцами по его волосам. Затаив дыхание, спросила она его. — За что ты меня благодарил? — Хн. — Саске звучал так, будто тоже забыл. Повернув левое плечо к ней сбоку, Саске взял твердый, как железо, член в руку и расположился между ее бедрами. Хотя он прекрасно знал, что оставил ее готовой для него, он дразнил свою голову при ее входе, скользя вверх и вниз по ее влаге. Она умоляла его, ее сила случайно разорвала подушку. Саске втянулся в нее, они оба вдыхали парадоксальное удовольствие от облегчения и ожидания. Он держал ее за бедро, когда входил в нее, чувствуя, как она изгибается вперед и назад вместе с ним, больше не нуждаясь в том, чтобы он направлял темп, который каждый из них чувствовал лучше всего. Саске опустился, чтобы найти свое любимое место на ее шее, сначала поцеловал его, а потом впился зубами. Нависнув над ее ухом, он, наконец, ответил, хрипло и низко, толкаясь глубже, достигая дна. — За то, что была очень хорошей хозяйкой. Сакура чуть не сникла от непреодолимого удовольствия, но вытянула шею так, чтобы он мог коснуться ее губ, чтобы кратко поцеловать его. Затем она поднялась на колени, приглашая его глубже в себя, дрожа от его толчков, которые потрясли ее до глубины души. Она предпочла жизнь куноичи домашней жизни не просто так, но Сакура знала, что с радостью будет его хозяйкой до конца своей жизни.***
В романе, который она читала, осталось всего десять страниц, Сакура не подняла глаз со своего места на его диване, когда он пришел домой. Не обращая внимания на отсутствие приветствия, Саске провел тыльной стороной ладони мимолетным прикосновением к ее опущенной щеке. Она с опозданием перехватила его пальцы с легким сжатием, пока он не пошел на кухню. Саске наполнил чайник, поставил его на плиту кипятиться и пошел принимать душ. К тому времени, когда он вышел, законченная книга Сакуры была закрыта на диване, а она стояла на кухне, готовя две чашки чая. Услышав его прибытие, она повернулась к нему с теплой улыбкой. — Вот, — сказала она, протягивая ему чай. Саске взял его и поблагодарил ее, но вместо этого поставил чашку на стол и потянул ее за запястье. Как только она оказалась достаточно близко, он наклонился, чтобы поцеловать ее. Сладкий чай все еще был на ее губах, она пахла корицей, медом и домом. Обычно Сакура спрашивала о его прошедшем дне, а он спрашивал ее о смене в больнице, но сегодня она была не на работе и явно задумалась. В ее нефритовых глазах была задумчивая серьезность, и она прикусила губу по старой привычке. — Что такое? — Спросил Саске, отпуская ее запястье. Она казалась удивленной, но не несчастной, чтобы он заметил что-то у нее на уме. Сакура скользнула рукой под его рубашку, найдя удобный захват на знакомых кубиках его пресса. — Когда Какаши впервые обмолвился, что знает о нас, он не мог вспомнить, о чем вы говорили, но что бы это ни было, именно так Наруто понял, что мы вместе. Тонкая морщинка на лбу Саске сказала ей, что он помнит. Она наклонила голову, скользя пальцами по его груди. — Что это было? Сакура предположила, что это что-то незначительное, но Саске замер на мгновение. — Это было после того, как он сказал нам, что Хината беременна. Она не думала, прежде чем заговорила. — Но это не имеет к нам никакого отношения. Саске просто смотрел на нее, что-то похожее на веселье, когда его губы стремились подняться вверх. Сакура думала, что у нее никогда не будет телепатической связи с ним, полагала, что ей всегда нужно будет спрашивать его, что он читает на страницах. Но сейчас она посмотрела на него, и ее глаза расширились от понимания. Разговоры о детях напомнили ему о его собственных планах по восстановлению клана Учиха. Планы восстановления клана Учиха заставили его подумать о ней. Он уже тогда знал, что хочет быть с ней, жениться на ней и иметь от нее детей? Именно это и уловил Наруто; узнать, что они уже спят вместе, было просто неизбежным результатом после этого. — О-о, — пробормотала Сакура, потеряв дар речи. — Т-ты имеешь в виду… — Хн. — Если бы Саске и улыбнулся, его губы потеряли бы улыбку, когда он поцеловал ее в лоб. Сакура растаяла от его прикосновения. Ее хватка на его груди поддерживала ее, пока она не пришла в себя. Саске почти отпустил ее неподвижное тело, но Сакура обвила руками его шею, любуясь им, наслаждаясь близостью. Мысли в ее голове вызвали легкую панику в ее организме, но адреналин, струящийся в ее крови, придал ей смелости. — Я люблю тебя, Саске-кун. Рука Саске, обхватившая ее за талию, опустилась ниже, и, удерживая ее за зад, он поднял ее на стойку и встал между ее ног. Слова, которые были в его мыслях, но произнесенные только с помощью жестов, секса и меньших чувств, наконец покинули его. — Я тоже люблю тебя, Сакура. Он прижался лбом к ее, и руки Сакуры опустились на его шею. В последовавших за этим нежных и страстных переплетениях их чай остыл.Мы должны жить, прежде чем умереть Мы рождены скитаться, прежде чем умереть Ты не хочешь жить, прежде чем умрёшь? Позволь мне видеть как ты живёшь, пока ты жив Мы теперь другие Возбуди меня Мы теперь другие Возбуди меня Мы теперь другие Возбуди меня