Speeding through all of these red lights

Порш покинул кабинет босса Корна растерянным, но решительным. От того, что его мотивы и характер подвергались подобному сомнению, у него закипела кровь. Со сжатыми кулаками он прошел по коридору и вышел через парадную дверь в сад. Только вид Кинна: его знакомая спина, идеальная осанка, когда он курил сигарету и болтал с кузеном, — заставил Порша немного расслабиться. Неважно, что думают о нем другие люди. Мнение Кинна — вот что было важно для него. Подходя к Кинну, Порш все еще нервничал. То, что Кинн продолжал смотреть на Порша, ничуть не помогало, но он старался не обращать на это внимания. Когда они сели в машину, наступила гнетущая тишина. Порш хотел что-то сказать, чтобы нарушить ее, но не мог найти слов. Поэтому он молчал и перебирал в уме события этой ночи: Кинн делится с Поршем чем-то сокровенным и дорогим для него; Их игривая борьба, которая быстро переросла в нечто, чему Порш не может дать названия; Кинн, вцепившийся в плечо Порша; И, наконец, встреча с отцом Кинна. Это было очень непросто, и Порш чувствовал себя измотанным. Но у него еще была работа, поэтому, несмотря на неловкое настроение между ним и Кинном, он все же отправился в квартиру Кинна и проверил все комнаты, чтобы убедиться, что Кинн будет в безопасности ночью. Порш уже готов был уйти, сесть на мотоцикл и несколько часов колесить по городу, чтобы разобраться со своими мыслями и чувствами, как вдруг Кинн окликнул его по имени. Сначала Порш подумал, что Кинн попросит его сделать последнее дело, прежде чем он уйдет, но потом тот снова произнес его имя. То, как он его произнес, какие эмоции за этим стояли, с каким намерением, заставило что-то щелкнуть в голове Порша. Или, скорее, в сердце Порша — как бы пошловато это ни звучало. Порш словно увидел то, чего не замечал раньше. Для него Кинн был гораздо больше, чем он когда-либо осознавал. Не просто его босс, не просто человек, которым он восхищался, а человек, которого Порш желал. Если судить по сердцебиению в горле, когда Кинн во второй раз назвал его имя, это было нечто большее. «Нравится ли мне Кинн?» Это была единственная мысль, которая пронеслась в его голове, прежде чем Кинн притянул его к себе и поцеловал. После этого все рациональные мысли покинули его, и он мог сосредоточиться только на том, как Кинн целует его. Порш все еще пытается убедить себя в том, что это действительно происходит, когда губы Кинна исчезают с его губ. Кинн держится за плечо мужчины, его хватка крепкая и сильная, как будто он боится, что тот растворится в воздухе, если он отпустит его. На щеках Кинна появился слабый румянец. Он почти застенчиво смотрит на Порша сквозь трепещущие веки. Порш пытается что-то сказать, может быть, извиниться, хотя он понятия не имеет, за что извиняться, но тут же чувствует, как рука скользит по его шее, и Кинн снова целует его. На этот раз поцелуй больше похож на то, как Порш представлял себе поцелуй с Кинном. Ему немного стыдно, что он вообще позволил себе такое — представить, как Кинн целует его. Но теперь, когда это происходит на самом деле, стыдиться не приходится. Порш позволяет своему желанию наполнить его до краев и перелиться через край, пока оно не польется в Кинна, как река в океан. Он хватает Кинна за воротник, прижимая их тела друг к другу. К счастью, позади Порша есть стена, и они врезаются в нее, когда Кинн впивается в его рот; его язык горячий и скользкий, как маленькое, но мощное пламя в лесном пожаре, разгорающемся между ними. Тело Порша ощущается как печь. Особенно те места, к которым прикасается Кинн. Порш никогда не чувствовал себя так, словно ему хочется заползти к кому-то под кожу, потому что быть настолько близко, насколько они могут быть, недостаточно. Несколько минут подряд они продолжают целоваться и прикасаться друг к другу, исследуя руками каждый участок кожи в пределах досягаемости. Порш обнаруживает, что шея Кинна невероятно чувствительна, гораздо чувствительнее, чем у него самого, поэтому, когда они наконец выдыхают воздух, Порш, не теряя времени, приникает к шее Кинна. Он начинает с прикосновения губ, а вскоре уже целует прямо под ухом Кинна, а затем все ниже и ниже, пробуя на вкус соленость кожи Кинна, вдыхая его запах, словно наркотик, от которого можно получить кайф. Кинн вздрагивает в руках Порша, когда тот с силой дергает его за воротник, обнажая ключицы. Порш знает, что Кинн не хрупкий, он может справиться с ним, приложив немного силы. Но он хочет, чтобы они не торопились. Он не хочет, чтобы кто-то из них чувствовал себя неловко. — Порш, — шепчет Кинн себе под нос, запутываясь пальцами в волосах Порша. Порш продолжает набрасываться на его кожу с поцелуями, теперь более небрежными и влажными, с открытым ртом и отчаянием. Как будто он хочет сожрать Кинна. — Блядь, Кинн. Ты хочешь…? — бормочет Порш, прижимаясь к мягкой коже Кинна. — Остановиться? Нет! — В голосе Кинна звучит скрытая паника. — Я как раз собирался спросить, не хочешь ли ты их снять, — усмехается Порш, цепляя пальцем петлю на поясе Кинна. Он слышит, как Кинн выдыхает, и с его губ срывается негромкое «ох». Порш улыбается про себя и прикусывает плечо Кинна. Кинн шипит, затем слегка отталкивает Порша, упираясь руками в его грудь. — Это расплата, — говорит Порш, прежде чем Кинн успевает спросить его, что это было. Глаза Кинна сужаются, но губы складываются в небольшую улыбку, которая говорит о том, что у него нет никаких сомнений в том, что Порш укусит его в ответ. По крайней мере, не в этой ситуации. — Давай избавимся от этого, — Кинн опускает глаза и тянется к брюкам Порша. Они раздеваются одновременно, не разрывая зрительного контакта, словно бросая вызов другому, зрачки Кинна расширяются, когда он следит за каждым движением Порша. Порш чувствовал бы себя неловко, если бы не был так увлечен моментом, так чертовски возбужден и готов наброситься на Кинна, как только тот ослабит бдительность. — Ты такой горячий, — говорит Кинн, глядя, как Порш стоит, раздетый до одних боксеров, на которых виднеется явная выпуклость. — Заткнись, — отзывается Порш, закатывая глаза. Он чувствует, как его лицо немного горит от смущения, вызванного похвалой, но не позволяет этому сломить его уверенность. Как только на Кинне оказывается столько же одежды, сколько и на Порше, он делает шаг в сторону Кинна. Он не ожидал, что Кинн сделает шаг назад, чтобы оставить между ними некоторое расстояние. Порш поднимает бровь, но получает от Кинна лишь ухмылку. Тогда Порш делает еще один шаг вперед. На этот раз Кинн делает два шага назад. — Во что ты играешь, Кинн Анакинн? — Ни во что. — Кинн бросает на Порша лукавый взгляд, продолжая идти назад. Порш следует за ним, шаг за шагом повторяя темп Кинна. — Тебе это нравится? — спрашивает Порш. Они двое могут играть в эту игру, если Кинн этого хочет. Кинн пожимает плечами, затем делает еще один шаг, и его икра ударяется о диван позади него. Это было бы смешно, если бы Кинн не выглядел так, как он выглядит. Он падает на диван; ноги широко раздвинуты, член натягивает ткань трусов. Его волосы тоже немного растрепаны из-за того, что они целовались. Порш не помнит, чтобы когда-нибудь видел его в подобном беспорядке, разве что в ту ночь, когда они познакомились. — Упс, — ухмыляется Кинн, глядя на Порша, который перестал подходить ближе после того, как у него сбилось дыхание. Порш еще никогда не видел, чтобы Кинн выглядел таким уязвимым, таким готовым к действию. Он обнажается перед Поршем, никаких запретов, ничего. И как будто Кинн думает, что Порш может вынести больше, чем это, он засовывает пальцы под пояс своих боксеров и одним движением стягивает их, обнажая полутвердый член. Кинн прикусывает нижнюю губу, бросая на Порша оценивающий взгляд. А тот судорожно сглатывает, внезапно ощутив сильную жажду. Он не ожидал, что на него так подействует вид Кинна, сидящего здесь с таким сексуальным видом и готового к тому, чтобы Порш его трахнул. Или оттрахать Порша. Ему совершенно все равно, как это произойдет. В следующее мгновение Порш оказывается сверху на Кинне, обхватив его за бедра. Он захватывает губы Кинна в свои и облизывает их, требуя доступа к своему рту. Кинн прекрасно раскрывается, позволяя Поршу лизать его рот и сосать его язык. Кинн стонет и Порш тоже стонет, когда они прижимаются друг к другу, а Кинн впивается пальцами в бедра Порша, играя с поясом его трусов. Порш опирается одной рукой на спинку дивана, а другой упирается в грудь Кинна. — Прикоснись ко мне, — выдыхает Кинн. Порш едва уловил слова, слишком занят тем, что впивается ртом в челюсть Кинна, но тут его рука проводит по торсу Кинна, а затем Порш чувствует, как его рука обхватывает его член. Его вес и тепло, кажется, выводят Порша из оцепенения настолько, что он перестает целовать Кинна и смотрит вниз между их телами. — Черт, какой же ты большой, — произносит Порш, не удержавшись. Кинн смеется, легко и бесконтрольно, но в какой-то момент его дыхание сбивается: как раз в тот момент, когда Порш меняет хватку, слегка сжимая член Кинна в процессе. Порш не может полностью обхватить Кинна пальцами. Он очень большой. Больше, чем сам он, и толще. Это чертовски возбуждает. — Можно? — Порш смотрит на Кинна, и, похоже, слова действуют на него, потому что его член подергивается в руке Порша. — Да, пожалуйста, — отвечает Кинн, облизывая губы. Первый шаг — осторожный, экспериментальный. Почти робкий. Но от него живот Кинна напрягается, а дыхание снова сбивается. Его рука ложится на плечо Порш — татуированное, а не со следом от укуса, — и сжимает его. Не торопясь, Порш несколько раз проводит рукой вверх и вниз по всей длине Кинна, проверяя его вес в своей хватке и то, как Кинн реагирует на прикосновения. Похоже, ему это нравится, особенно когда Порш сжимает его член, а затем проводит пальцами по щели. Но Кинн еще не дошел до конца, хотя сам Порш уже тверд как камень. — Порш, может, ты мог бы… — говорит Кинн, массируя плечо Порша. — А? — уточняет Порш, прекращая свои движения. — Ты не должен использовать свой рот, но… — Кинн замолкает. Порш думает, что это скорее из-за того, что Кинн возбужден, а не из-за какой-либо застенчивости. О. Точно. Порш убирает руку с Кинна и подносит ее ко рту, облизывая дорожку по ладони. Он делает это еще несколько раз, чтобы она стала как можно более скользкой от слюны. Порш делает из этого шоу, зная, что Кинн наблюдает за ним. Он мог бы просто плюнуть на руку и покончить с этим, но мысль о том, чтобы подразнить Кинна, просто неотразима. — Давай попробуем еще раз, — говорит Порш, бросая взгляд на Кинна, который смотрит на него с отпавшей челюстью и выглядит потрясенным. — Ты… Черт, Порш. Ты сводишь меня с ума, — говорит Кинн, слегка покачивая головой. — Я только отвечаю взаимностью, — пожимает плечами Порш. На этот раз, когда он снова крепко держит Кинна в своей хватке, он не медлит. Он набирает темп, стимулируя Кинна до полной твердости. Кинн хрипит, когда Порш натягивает его член, и оттягивает голову Порша назад за волосы, чтобы поцеловать его обнаженную шею. Кинн гораздо менее нежен, чем Порш: он сосет и покусывает кожу Порша, явно намереваясь оставить синяки по всему телу. Порш позволяет Кинну использовать его так, как ему хочется, погружаясь в ощущение того, как Кинн овладевает его телом; он посасывает сосок, в то время как его свободная рука блуждает по животу Порша, перебирая пальцами его боксеры. — Кинн, пожалуйста, — умоляет его Порш, голос звучит чуждо для его собственных ушей. Он и так перевозбужден, а Кинн даже не прикоснулся к его члену. — Шшш, я держу тебя, малыш, — шепчет Кинн рядом с ухом Порша, и все тело Порша дрожит от предвкушения. В тот момент, когда Кинн просовывает руку в боксеры и вынимает член, Порш не может сдержаться. Он упирается в кулак Кинна, и сперма уже смачивает его головку. Это прикосновение было слишком сильным после столь долгого вожделения к Кинну, после столь длительного желания обладать этим мужчиной и подавления своих чувств. — Такой чертовски красивый, — говорит Кинн, делая несколько пробных толчков, размазывая сперму по всему члену Порша, чтобы облегчить скольжение. Порш просто сидит на коленях у Кинна, рот открыт, пока Кинн работает над его членом, когда он чувствует укол в бок. — Я разве сказал, что ты можешь перестать дрочить мне? — властным тоном спрашивает Кинн. Ах-ах. А вот и он. Тот самый Кинн, которого Порш так хорошо знает. Порш усмехается про себя, выходя из оцепенения, чтобы снова начать двигать рукой, поглаживая член Кинна до тех пор, пока тот не начнет хрипеть под его ласками, пока не потечет по руке Порша. Тот, кто близок к разгадке для Порша и только для него. — Остановись! — говорит Кинн, пару раз качнув бедрами, явно чувствуя приближение оргазма. Рука Порша тут же замирает. Он бросает на Кинна любопытный взгляд, но тут Кинн устраивает его у себя на коленях. Он берет в руки член Порша и соединяет его со своим собственным в его руке. В тот момент, когда их эрекции соприкасаются, Порш чувствует, как волна возбуждения пробегает по его телу и оседает в глубине живота. Он мог бы кончить от одного только этого ощущения, так он думает, но тут Кинн выгибается в тесном пространстве, которое он создал своей рукой и рукой Порша, пальцы переплетаются, заставляя их члены скользить друг по другу, и тогда Порш действительно думает, что он сейчас кончит. — Держись за меня, малыш. Порш кладет руку на плечо Кинна, прежде чем Кинн начинает по-настоящему трахать их обоих в кулак, заставляя Порша слегка подпрыгивать на его коленях. Это чертовски приятно, когда его член прижимается к члену Кинна, а скольжение так восхитительно, как никогда раньше. Кинн сжимает свою руку, и Порш подражает ему, создавая еще большее возбуждение. Одно только трение чувствительной кожи о чувствительную кожу наверняка сделает невозможным для Порш долгое существование. Ему было хорошо, пока он наблюдал за тем, как эротично их члены появляются и исчезают в соединенных кулаках с каждым толчком бедер Кинна и ритмичными движениями их объединенных рук. Затем он совершает ошибку и поднимает взгляд на Кинна: на его лице появилось выражение, которого Порш никогда раньше не видел: чистое, ничем не прикрытое удовольствие. Именно это и разрушает Порша: видеть Кинна таким и знать, что причина этого — он. Порш кончает с протяжным стоном, тихо стонет от оргазма, выплескиваясь в свой кулак и Кинна. Кинн удерживает его за бедра, и он чувствует, как рука Кинна обвивается вокруг его шеи, побуждая Порша двигаться вперед, пока лоб не упирается в плечо Кинна. Порш выдерживает это: прижимается к шее Кинна, позволяя ему нежно играть с его волосами. Оторвавшись от него, Порш замечает, что Кинн перестал двигаться, отпустил размякший член Порше и неторопливо поглаживает себя. — Позволь мне взять тебя в рот, — просит Порш, протягивая руку между их телами, чтобы коснуться руки Кинна. — Как-нибудь в другой раз, милый. — Кинн улыбается, чтобы смягчить отказ. Порш надувается, готовый обидеться, потому что ему очень хочется попробовать Кинна на вкус, узнать, как он будет чувствовать его во рту, прижимаясь к плоской поверхности его языка; как он будет трахать рот Порша. — Что же мне тогда делать? — Порш чувствует себя неопытным подростком, когда спрашивает об этом. — Просто откинься назад и покрасуйся для меня. От этой просьбы по шее Порша пробежал жар. Никто и никогда не просил его о чем-то подобном. Но он делает то, что ему говорят: садится на колени Кинна и снова заправляет трусы. Кинн протягивает руку к Поршу спереди и кладет ладонь на основание его шеи. Его ладонь достаточно велика, чтобы покрыть пространство между ключицами Порша, и ему вдруг захотелось, чтобы мужчина обхватил его рукой вокруг шеи. Кинн прижимается к Поршу и начинает ласкать себя в быстром темпе. Порш не знает, куда смотреть, попеременно глядя то на красивое лицо Кинна, то на его руку, скользящую по члену, блестящему от слюны и спермы Порша и собственной спермы Кинна. Несмотря на то что Порш только что испытал оргазм, он чувствует, как его член медленно возвращается к жизни, напрягаясь в тесноте нижнего белья. — Ах, черт, Порш. Посмотри, что ты делаешь со мной, малыш. — Слова Кинна вылетают из его уст прямо перед тем, как он достигает кульминации, и белые струйки окрашивают его живот. Порш ловит себя на том, что стонет, глядя, как дергается член Кинна, как последние капли спермы стекают с его головки на его пальцы, а потом он тянется к руке Кинна и всасывает пальцы Кинна в свой рот. — Порш, — низко и хрипло говорит Кинн, наблюдая, как Порш проводит языком по его указательному и среднему пальцам, вылизывая их дочиста. — Ты такой вкусный, Кинн, — говорит Порш после того, как вынимает пальцы Кинна изо рта с развратным чмоканьем. Глаза Кинна становятся еще темнее, когда Порш смотрит на него, на его губах играет ухмылка. Гордость расцветает в его груди от осознания того, что он точно знает, что сказать и сделать, чтобы свести Кинна с ума. Порш едва не вскрикивает, когда Кинн обхватывает его за талию и заключает в крепкие объятия. Поршу требуется секунда, чтобы обхватить шею Кинна, но когда он это делает, Кинн тает в его руках, зарываясь головой в его грудь. Слова приходят на ум Поршу, но ни одно не доходит до его губ. Он не может найти нужных слов, а может быть, это потому, что их нет. Может, и говорить-то нечего, и все, что можно сделать, — это вот так обнять друг друга. Поэтому Порш позволяет словам умереть, позволяет своему разуму затихнуть, сосредоточившись на ощущении надежного присутствия Кинна, обвивающего его. Они остаются в таком положении на протяжении, как ему кажется, долгого времени и даже совсем недолгого. Кинн отстраняется от Порша и протягивает руку, чтобы коснуться его щеки, провести большим пальцем по скуле. Порш отстраняется, глаза полузакрыты. — Ты останешься на ночь? — мягко спрашивает Кинн. — Да, конечно, — без колебаний отвечает Порш. *** Кинн просыпается от того, что одеяла натянуты до подбородка, а рядом тихонько похрапывает спящий Порш. Рука Кинна перекинута через живот Порша, и он слегка вздрагивает, когда убирает ее с его спины и вылезает из-под одеяла. Кондиционер работает на самом низком режиме, потому что Поршу всегда жарко. Кинн полагает, что теперь ему придется привыкнуть к этому, но это небольшая цена за то, чтобы Порш был рядом с ним, когда он вот так просыпается по утрам. В спальне Кинна царит полумрак; жалюзи закрыты, не позволяя свету проникать в комнату. Кинн берет телефон и включает экран, не желая беспокоить Порша включением прикроватной лампы или открытием жалюзи. Кинн смотрит на спящего Порша с нежностью, которую, как ему казалось, он никогда не сможет почувствовать к другому человеку, не являющемуся кровным родственником. Это осознание немного пугает, ведь Кинн знаком с ним всего пару месяцев, и ему хорошо известно, что в его мире не принято доверять чужакам, пока они не проявят себя неоднократно. Но разве Порш этого не сделал? По мнению Кинна, да. Однако Кинн знает, что другие члены Семьи могут с ним не согласиться. Кинн знает, что его отец, в частности, очень настороженно относится к Поршу. Кинн не знает точно, почему, но отец позвонил ему вчера вечером перед вечеринкой и сказал, что поговорит с ним. Кинн спросил, сможет ли он присутствовать при этом, но Корн ответил отказом. Кинн не стал настаивать, потому что знал, что не стоит давить на отца: это всегда неразумно. Поэтому всю ночь он был на взводе. Это одна из причин, по которой он привел Порша в свое старое додзё, свое маленькое убежище в подростковом возрасте. Он хотел выпустить пар, а еще ему хотелось быть поближе к Поршу, чтобы понять, насколько близко он может подобраться к другому мужчине, не пересекая воображаемых границ, которые он нарисовал. Теперь эти границы исчезли. Прошлой ночью Кинн переступил их, и не один раз. Он не только поцеловал Порша, но и занялся сексом. Вроде того. Кинн не знает, считается ли взаимная мастурбация настоящим сексом, но ему все равно. Он сделал так, чтобы Поршу было хорошо, заставил его кончить, стонать от его имени и нежиться в его объятиях. Это все, что имеет значение, не так ли? Может, в квартире Кинна это и важно: в кровати Кинна, где Порш так крепко спит, тело расслаблено, губы слегка приоткрыты, а щека прижалась к одной из подушек Кинна. Но в реальном мире, в мире организованной преступности Кинна, это не главное. На самом деле, очень незначительно то, что чувствует каждый из них. Корн категорически против того, чтобы Кинн привязывался к людям, особенно к чужакам. Он всегда хотел, чтобы Кинн женился на наследнице другого клана, предпочтительно могущественной и богатой, чтобы укрепить семью и принести ей еще больше богатства и прибыли. Кинн иногда чувствовал на себе это бремя, когда Корн напоминал ему о долге перед семьей, хотя он редко касался темы брака напрямую. Отец Кинна понимает, что его сын знает, что значит быть наследником. При мысли обо всем этом во рту Кинна появляется горький привкус. Он встает с кровати и бросает последний взгляд на безмятежное лицо Порша, прежде чем выйти из комнаты. Ему приходится несколько раз моргнуть, чтобы приспособить глаза к яркому свету гостиной, а затем он решает наконец проверить свой телефон. Никаких важных сообщений или неотложных дел нет, поэтому он заставляет себя расслабиться, несколько раз передернув плечами и услышав, как хрустнула пара косточек. Вчера вечером, после того как они с Поршем приняли душ, он переоделся в серые тренировочные штаны, так что это все, что на нем надето, но ему не нужна одежда, чтобы принести им еду. Кинн заказывает им еду, а затем отправляется в свою студию, чтобы забрать футляр со скрипкой. Он всегда предпочитал играть на скрипке в одиночку, поэтому у него есть привычка просыпаться рано и играть понемногу каждое утро, когда у него нет предварительных планов. Эту привычку он перенял из детства: ему хотелось побыть одному, поэтому он просыпался очень рано, иногда даже до восхода солнца, чтобы поиграть на скрипке, пока его семья спит. Кинн всегда предпочитал тишину суете семейного очага. Его семья не была большой, но в дом постоянно входили и выходили знакомые и деловые партнеры, сотрудники и телохранители. Как только Кинн смог, он ушел жить самостоятельно. Телохранители по-прежнему были с ним почти всегда, но он всегда давал им понять, что превыше всего ценит свою частную жизнь и спокойное времяпрепровождение. Кинн встает лицом к стеклянным дверям, выходящим на балкон, и перекидывает нижний смычок скрипки через плечо, заправляя его под подбородок. Он слегка прижимает смычок к струнам, осторожно проводя им по струнам. Он постоянно следит за тем, чтобы инструмент был хорошо настроен, и может играть, когда у него есть время. Идеальный звук смычка, скользящего по струнам и создающего знакомую Кинну мелодию, — это почти терапия для него. Даже если он то тут, то там ошибается, ему все равно. Это не похоже на один из многочисленных концертов, которые ему приходилось давать, когда он учился в музыкальной школе. Он ненавидел это давление: когда на него смотрят, когда его оценивают. Он ненавидел ожидания, что люди будут требовать от него превосходства во всем, включая игру на музыкальном инструменте. Но он научился находить в этом радость, и до сих пор находит. Вздохнув, Кинн пытается очистить свой разум, прежде чем начать новую мелодию. Это старая традиционная народная песня, которую он узнал от своей матери. Он не знает, почему сегодня утром на него нахлынули воспоминания. Почему он так ностальгирует? Почему он так вспоминает свое детство и подростковые годы? Позволив своим мыслям унестись в единственное безопасное место, которое он теперь распознает, Кинн вызывает в памяти образы Порша с прошлой ночи, когда он играл мелодию по памяти. Губы Порша на его губах, Порш, сидящий на нем, схвативший эрекцию Кинна в свою руку. Черт, ты такой большой. В паху Кинна запульсировало от желания, когда он вспомнил слова Порша, которые тот произнес, держа Кинна в своей руке. Последнее, что приходит на ум Кинну, когда он подходит к концу мелодии, — это то, как Порш держал его в своих объятиях. Кинн никогда не чувствовал себя в большей безопасности, более любимым, более защищенным, чем в тот момент. Именно поэтому он не может позволить отчаянию овладеть собой, даже осознавая, что между ними еще многое не выяснено. Кинн знает, что Порш его понимает, и обратное тоже не исключено. — Звучало неплохо, — раздается голос Порша сзади Кинна, как только он завершает последние ноты мелодии. Кинн оборачивается и улыбается, видя, что Порш стоит там, одетый в треники Кинна — такие же, как на нем, только черные, — с растрепанными волосами и опухшими от сна глазами. Он выглядит совершенно очаровательно. — Доброе утро, Порш, — говорит Кинн, опуская скрипку и ставя ее на табурет рядом с собой. — Доброе утро, — отвечает Порш, вытягивая руки над головой. Кинн откровенно разглядывает мускулы на его руках и напряженные мышцы пресса. Невозможно не заметить следы любовных утех, которые Кинн оставил на всем теле Порша. Светло-фиолетовые засосы по всей шее и верхней части тела и явные отпечатки зубов Кинна на его плече. — Ты хорошо спал? — спрашивает Кинн, скрещивая руки. Он не хотел выглядеть таким самодовольным, размышляя о работе над своим новым любимым холстом, но ничего не мог с собой поделать. — Как ребенок. — Совершенно не понимая этого, Порш зевает, а затем подходит и встает рядом с Кинном. Кинн не готов к тому, чтобы Порш обнимал его так непринужденно, но не может сказать, что ему это не нравится. Порш обхватывает Кинна сзади и слегка отходит в сторону, чтобы его подбородок мог упереться в плечо Кинна. — Сыграешь что-нибудь для меня? — спрашивает Порш низким, проникновенным голосом. — Я не люблю играть для других, — признается Кинн. Его передергивает при одной только мысли о том, что придется играть на скрипке для Порша, хотя тот мог бы слушать его игру добрых десять минут. Тем не менее Кинн не знал, так что это совсем другое дело, чем устраивать представление для Порша, зная, что он здесь. — Я «другие»? — Кинн краем глаза взглянул на Порша и увидел, как тот слегка надулся. Он не знает почему, но ему кажется, что это будет их новой нормой: Кинн отказывает Поршу в чем-то, а Порш дуется и ведет себя как обиженный щенок, пока не добьется своего. Не то чтобы Кинн мог предсказать много ситуаций, когда он будет отказывать Поршу в чем-либо. — Я сыграю для тебя после завтрака. Наша еда скоро будет здесь, — предлагает Кинн компромиссный вариант. — Отлично! Я рад, что сегодня воскресенье и могу остаться подольше, но мне все равно придется вернуться домой позже, чтобы проведать Че. — Ты можешь делать все, что хочешь, Порш. Это твой выходной. Кинн не хочет показаться грубым, но он чувствует, как Порш вздрагивает, когда их тела оказываются так близко. Кинн тут же обхватывает Порша руками, чтобы тот не мог никуда деться. — Прости меня. Я не имел в виду ничего такого. Я просто… Хотел уточнить, я не заставляю тебя остаться. Это должно быть взаимно, понятно? Я знаю, что у тебя контракт, что я твой босс, но я не хочу, чтобы ты чувствовал себя вынужденным что-то делать, Порш. Кинн определенно не был готов к этому разговору, но после того, как он оступился и оказался не один на один с Поршем, он набрался смелости и решился на это. По крайней мере, это одна из тех вещей, которые он мог бы выкинуть из головы. — Ты думаешь, я переспал с тобой, потому что чувствовал себя вынужденным? — спрашивает Порш, выпрямляясь. Используя свою силу и фактор неожиданности, он сжимает Кинна в руках и разворачивает его лицом к себе. — Нет, не думаю, — поспешил уточнить Кинн. — Но я хочу, чтобы ты был уверен, что хочешь этого. Здесь существует дисбаланс сил, я это знаю, и ты это знаешь. Я твой босс. И я человек, у которого есть доступ к оружию и телохранителям. Мой отец — лидер преступной организации, а ты — обычный гражданин с братом-подростком, которому нужно закончить колледж, и в этом мире есть только ты… Кинн даже не понимает, к чему все это, но не может остановить поток слов, как только начинает говорить. Ему нужен Порш, чтобы уверить его, что все не так уж и плохо, как ему кажется. — Кинн, заткнись, черт возьми, — говорит Порш, обхватывая лицо Кинна почти до синяков и притягивая его к себе для поцелуя. Кинн позволяет ему поцеловать себя. Он отвечает взаимностью, позволяет Поршу направлять поцелуй, даже не пытаясь взять себя в руки или остановить его. Кажется, Порш высасывает все дыхание из легких Кинна, а вместе с ним и все его тревоги и сомнения. По крайней мере, на несколько секунд. Кинн хочет навсегда потеряться в нем, пока он не перестанет быть Кинном, а станет просто продолжением Порша. Это безумная, пугающая мысль: осознать, что ты хочешь и любишь кого-то настолько сильно, что хочешь не только быть с ним, но и стать его частью. Именно так чувствует себя Кинн, несмотря на это, а он никогда не утверждал, что является здравомыслящим. Как только Порш отстраняется, разрывая поцелуй, он бросает на Кинна свирепый взгляд и заявляет: — Не думай об этом слишком много. Не знаю, сколько раз мне придется тебя успокаивать, но я буду делать это и дальше, если потребуется. Я все знаю, Кинн. Я знаю, кто ты и кто я. И я все равно решил быть рядом с тобой. До тех пор, пока я буду рядом с тобой. Как бы ты мне ни позволил. Кинн понимает, что его глаза сейчас, должно быть, размером с теннисный мяч, поскольку Порш говорит с такой убежденностью, что, наверное, смог бы убедить кого-то совершить убийство ради него. Кинн понимает, что все это время он задерживал дыхание, и с трудом выдыхает. В голове у него все перевернулось. Откуда взялась эта преданность? Почему Порш так готов следовать за Кинном до самых глубин ада и обратно, если Кинн попросит его об этом? — Я больше не буду спрашивать тебя. Это был последний раз, — Кинн говорит серьезно. Он больше не будет спрашивать Порша. Если этот человек готов окунуться в пучину вместе с ним, значит, так тому и быть. Порш кивает, похоже, удовлетворенный ответом Кинна. Через мгновение раздается сигнал служебной связи, и они все еще стоят и смотрят друг на друга, ни один из них не двигается с места. — Завтрак готов, дорогой, — с ухмылкой произносит Кинн, разрушая чары. Порш фыркает и дает Кинну хороший шлепок по заднице, пока Кинн бежит отвечать на звонок. Он нажимает на кнопку и смотрит на Порша. — Да, привет. Это Кинн. Мой парень спустится через минуту, — говорит Кинн в переговорное устройство. Когда Кинн называет его своим парнем, Порш делает такое лицо, что Кинн жалеет, что не может запечатлеть его на фото.