Я переродился телохранителем своего мужа

– Право, Гроссмейстерин, если вы намерены допросить меня, так приступайте. К чему эти промедлен– – Молчать. Кто-то из рыцарей подорвался было подтвердить ее слова ударом, но Венесса вскинула руку, не поднимая глаз от бумаг, и тот быстро вернулся в строй. Не только слова Чжунли, его взгляд, поза, тон голоса – всё было одной большой провокацией; иногда ей казалось, словно само его существование – провокация. "Провокация" скрестила руки на груди, откинулась обратно на спинку стула, разочарованно вздохнула и скользнула по стенам взглядом, каким воин смотрит на прилавок оружейной, но никак не на крюки и цепи скрытого от королевского взора подвала. – Руки на стол. – Вы уже раздели меня до штанов и рубашки и обыскали, что по-вашему я могу сдела– – Руки. На стол. – В этот раз все же пришлось встретиться с ним взглядом, и только после этого Чжунли наконец подчинился. Из-под рукавов выразительно выглянул пурпур отравления, и Венесса почти пожалела о своем приказе, когда взгляд части стражников снова замер на этих несчастных трещинах. – Где расположен приют, в котором ты вырос? Чжунли нахмурился и уставился куда-то в стол, заговорив только через минуту. – Деревня Миньюнь, недалеко от склонов Драконьего Хребта и шахты Ланшань. Венесса обмакнула перо в чернильницу и сделала быструю пометку на листе рядом с документами от Варки. Правдивость его слов она проверит потом. Свяжется с его воспитателями, командирами, сослуживцами – найдет способ; как найдет и способ доказать Венти истинные намерения его телохранителя. – Где сражался? Имена командиров? Снова это задумчивое лицо. Долго думает, но скорее всего не врет – врал Чжунли всегда уверенно и демонстративно, словно намеренно испытывая ее терпение. – Отмель Яогутан, северо-восточное побережье Долины Гуйли. За это направление отвечала главнокомандующая Фа-нань. – Когда приехал в Мондштадт? Работал ли где-нибудь до службы во дворце? Чжунли недовольно сощурил глаза. – Может, мне сразу написать автобиографию? Началось… – Можешь сразу написать признание, – холодно ответила Венесса. – Тогда будьте добры, для начала расскажите мне, в чем меня подозревают? Венесса отложила перо в сторону, сцепила руки перед собой и чуть подалась вперёд, опираясь локтями на стол. – Шпионаж, покушение на жизнь и здоровье Его Величества Наместника Анемо, государственная измена, соучастие в военном преступлении против Мондштадта и заговоре против его Короля, – отчеканила она, с удовольствием наблюдая, как с каждым словом лицо Чжунли мрачнеет все сильнее. Королевскому рыцарю ли не знать: любое из этих преступлений – прямая дорога на эшафот. – Этого вам будет достаточно, сэр Чжунли? Инициатива успела побыть в ее руках ровно две секунды – до быстрого стука в дверь, вырвавшего их из безмолвного противостояния. Венесса разочарованно вздохнула и чуть склонила голову вбок, позволяя рыцарям сдвинуть засов. – Гроссмейстерин! – Джинн оказалась рядом раньше, чем приведенные ей стражники успели переступить порог, и так же поспешно отдала честь. – Разрешите– – Докладывай. – По словам других рыцарей близкой дружбы сэр Чжунли ни с кем не водил, – тут же затараторила Джинн, – но мне удалось отыскать тех, с кем он общался чаще всего, по меньшей мере, в первые годы службы… Венесса обернулась и быстро окинула взглядом тут же отдавших честь стражника и стражницу. Дневной патруль, западное крыло, родом из Спрингвейла, ни нарушений, ни достижений нет; дневной патруль, центральное крыло, лиюэйка мондштадского происхождения, родом… проклятье… взгляд снова метнулся к заметкам, а перо – к чернильнице. Не забыть найти документы, спросить Варку, самой повторно опросить рыцарей… – …по свидетельствам стражи до объявления о турнире сэр Чжунли вел себя скромно, спокойно и отстраненно, странности в поведении появились за два-три дня до объявления; во время службы Его Величеству ни с кем из стражников не контактировал, или, по крайней мере, той части, что я опросила, об этом неизвестно, или, по крайней мере, если они говорят правду, – на одном дыхании произнесла Джин. – Так же сэр– Венесса остановила ее речь поднятой ладонью и выразительно посмотрела на Чжунли. – Прошу, не продолжай. Я бы более желала услышать рассказ сэра Чжунли, а не твой. Раз это его друзья, пусть он нам и поведает. Имя, знакомство, как и где проводили время… Она успела увидеть, как взгляд Чжунли на мгновение задержался на стражниках и как от напряжения дрогнули его губы, прежде чем в уши ударила напряженная неловкая тишина. Настолько неловкая, что она сначала не поверила. Венесса медленно перевела взгляд со стражников, чьи лица явно указывали на то, что уж имя-то свое они точно называли, и не раз, на Чжунли, намеренно уставившегося в одну точку где-то за их спинами, и крепче сжала перо. Вот уже интересно. – Я задала вопрос, Чжунли. Ты не знаешь даже имен тех, с кем несешь службу? Чжунли несколько раз моргнул, словно выходя из транса, поднял на нее взгляд, и пустота в его глазах наконец сменилась нехорошей решимостью. – Прошу прощения, Гроссмейстерин, – медленно произнес он до боли знакомым тоном. – Не передать словами, какой стыд обуревает меня от мысли, как выгляжу я сейчас в глазах своих товарищей… Началось. – Чжунли, ты знаешь их имена или нет? – жестко повторила Венесса. – Боюсь, дело не в моем знании, Гроссмейтерин, – в этот раз Чжунли ответил практически сразу, – но в моей памяти. Чем больше я пытаюсь думать о своей жизни до службы Его Величеству, тем больше ее деталей ускользают от меня. Словно бы в моей жизни не было более никого, кроме Его Величества. Быть может, виной тому послужило… – Чжунли одним резким движением задрал рукав до локтя. – …это. Стражники тут же отшатнулись, уставившись на Чжунли, как на прокаженного, и Венесса сама едва смогла заставить себя отвести взгляд от пурпурных трещин. Почти как у Венти; только если в теле Наместника яд растекался аккуратными нитями, повторяющими вязь сосудов, то у человека отравление врезалось в кожу грубыми воспаленными по краям ранами. Так близко последний раз свежие метки она видела только в первый год после выплеска, у беженцев из прошлой столицы… Приведенные Джинн стражники сделали еще один шаг назад, сама Джинн только побледнела и сжала губы, но с места не сдвинулась. – Эм… Гроссмейстерин, разрешите идти? – нетвердым голосом произнес стражник и тут же осекся. – Я в смысле… Если у него отравление элементалем, то ясно, почему он странно себя ведёт, мы тут не нужны, это вы к Церкви за объяснениями. А нам лучше бы рядом не стоять, а то понимаете, завтра смена… – А у меня послезавтра, – быстро добавила стражница, и Венесса не выдержала – с досадой встала из-за стола и хлопнула по нему ладонью. – Бездна, прекратите! Это не заразно! – Простите за дерзость, Гроссмейтерин, но вы почем знаете? – негромко спросил стражник, явно борясь с желанием отступить еще дальше. – Обычное отравление белое, а не… такое. К тому же, раз от Наместника можно заразиться, то может, и другим передастся… Проклятье, ну кончено, слухи об отторжении уже давно ходят по дворцу, наверняка, пошли еще после визита Венти в Церковь… Бездна!.. нет, так она ничего не добьется; открыто сбежать стражники не рискнут, но ей скажут всё, лишь бы убраться от проклятого во всех смыслах телохранителя подальше и побыстрее. – Ладно, – сквозь зубы произнесла она. – Идите. Но сегодня вечером каждый лично доложит мне все, что ему известно о сэре Чжунли. В письменной форме. Оба стражника тут же согласно кивнули и отдали честь; во взглядах оставшейся в комнате охраны, направленных на закрывшуюся дверь явно сквозила зависть. Чжунли уже куда более расслабленно выпрямился на стуле и даже не думал опускать рукав; кажется, его самого отравление беспокоило в последнюю очередь. – И сколько еще аспектов своего прошлого ты… “не помнишь”? – выразительно произнесла Венесса, опускаясь обратно за стол. Чжунли медленно перевел взгляд с нее на закрывшуюся дверь, на стены, стражу и снова на нее, а затем неожиданно выдал: – Я больше не стану ничего говорить без Его Величества. Венесса едва не опрокинула чернильницу, так и застыв с протянутой к перу рукой. – На каком это основании? – Она честно приложила все усилия, чтобы ни одна лишняя эмоции не просочилась в ее голос. – На основании того, что мне не нравится этот разговор. Вдох, выдох. О, Пресвятая Селестия, дай ей сил. – Это не разговор, это допрос. – Его Величество четко дал понять, что я подчиняюсь ему напрямую, а потому вы не имеете права заставить меня что-либо делать, – без единой запинки произнес Чжунли, открыто глядя ей в глаза. Венесса тихо скрипнула зубами. Если бы это было правдой, молчал бы с самого начала, а не уходил в оборону, лишь когда понял, что не способен поддержать свою ложь. – Чжунли, я очень советую тебе отвечать мне, пока я спрашиваю по-хорошему. – Я высоко ценю вашу попытку меня запугать, Гроссмейстерин, – Чжунли явно решил вести свою войну до конца, – но мы оба слышали, как Его Величество относится к подобным методам допроса. Воля Его Величества Наместника Анемо священна и даже вы не посмеете пойти против его слова. Так что если вы изволите испробовать на мне что-либо из вашей коллекции, будьте уверены, Его Величество узнает об этом. В подробностях, – с нажимом добавил Чжунли. Венесса запоздало подумала, как хорошо, что вокруг очина пера была резная металлическая окантовка – иначе и оно бы переломилось пополам. А после исчезло бы под сжатым кулаком, осколками впиваясь в кожу; быть может, тогда боль помогла бы усмирить мысли, ледяным мондштадским ветром поднявшиеся откуда-то изнутри. Венти против, Венти всегда был против… Бездна, как будто если бы все шло так, как хотел Венти, они бы смогли искоренить тиранию аристократов и заговор лордов и заставить их остатки подчиниться, как будто хранить мир и порядок возможно одной лишь улыбкой и песнями, как будто сам Герцог не говорил ей, что Наместнику Анемо негоже пачкать руки в крови, а отягощенная сожалениями и виной душа не способна к полету… …почему она вообще оправдывается? – “Пойти против его слова”? – тихо произнесла Венесса, откладывая перо в сторону. – Неужели, Чжунли? – Взгляд он по-прежнему не отвел, но чуть опустил голову и сжал губы. – Разве “Его Величество Наместник Анемо” не приказывал тебе молчать? Почему бы мне тогда не рассказать Его Величеству Барбатосу, как сладко ты разливаешься речами о верности Королю, когда сам ослушиваешься прямого приказа, забываешься и раз за разом вынуждаешь Его Величество бегать за тобой по пятам и покрывать твои безрассудные поступки, словно за дурным псом или непослушным ребенком? Почему бы мне не поведать Его Величеству, как болезнь, что приносит ему только боль и мучения, служит для тебя поводом бахвальства перед другими стражниками? И почему бы тебе, – Венесса сама не заметила, как приподнялась с места и подалась вперед. И как Чжунли почти незаметно вжался в спинку стула, так и не убрав руки со стола, – не найти в своей душе хотя бы каплю совести и, по крайней мере, не делать вид, будто тебе есть хоть какое-то дело до состояния Короля, после того, как ты поставил под удар его жизнь, здоровье и безопасность?! Какая глупость. Как будто у шпиона или убийцы может быть совесть. Как будто у нее может быть право использовать против него что-то кроме слов – и сам Чжунли это прекрасно знает. Какая глупость. Разражаться этой тирадой, чтобы получить в ответ очередную ложь или манипуляцию, разбивающуюся о пару нужных вопросов. Венесса устало опустилась на стул и убрала со лба выбившуюся из косы прядь. Закрыла чернильницу, собрала записи в несколько стопок, положила часть из них в папку Варки, а оставшиеся пристроила рядом, на краю стола. Чжунли молчал. И когда она наконец вновь подняла на него глаза, ее встретила не упрямая самоуверенность, а каменная маска с направленным в пустоту взглядом; абсолютно непроницаемая. Снова стук. Ох, Бездна… – Откройте дверь. – Гроссмейстерин! Там вас это, Герцог зовёт. – Ну конечно, без официальных приглашений, приветствий и отдачи чести, чьи ещё рыцари это могут быть. – Говорит, что срочно. Рыцарь мельком взглянул на Чжунли и присвистнул: – М-да, парень, я смотрю, жизнь тебя уже наказала. Отпросился бы у Гроссмейстерин в Церковь, а то скоро кровить начнет, замучаешься бинты и одежду менять. – Благодарю за совет, сэр, но мы сами разберемся, – максимально вежливо произнесла Венесса. – Передайте Герцогу, что я сейчас буду. Рыцарь кивнул, запоздало отдал честь и скрылся, оставив их в той же напряжённой тишине, что и до этого. Венесса ожидала, что Чжунли как обычно вцепится в возможность сыграть на жалости, страхе, развести новый спектакль, но тот даже не посмотрел ни на нее, ни на рыцаря Борея. – До моего приказа никуда его не отпускать. О любом подозрительном поведении сразу докладывать мне. Попытается сбежать или сопротивляться, можете применять силу. – Венесса ещё раз пересчитала заметки и убрала их в ящик. – Джинн… – Да, Гроссмейстерин! – тут же отозвалась девушка. – Усиль охрану вокруг покоев Цисин. В открытый конфликт с их стражей не вступать, на провокации не поддаваться, обо всех действиях, что удастся увидеть, сообщать мне. На все вопросы и письма лордов и леди отвечать “ситуация стабильна, идет расследование”. – Да, Гроссмейстерин! Венесса выдохнула, с тоской думая о том, что ближайшие два дня сна ей точно не видать, и потерла уставшие глаза рукой. – Гроссмейстерин… – осторожно начала Джинн. – Быть может, я могу ещё чем-то вам помочь? – Я уже сказала, чем ты можешь помочь, – Венесса честно попыталась выдавить из себя улыбку. – С остальным я сама справлюсь. Когда она уходила, Чжунли по-прежнему молчал. – Бездна, Герцог!.. Я могла бы и подождать. Венесса запоздало отвернулась от извилистых белесых шрамов на спине Герцога, складывающихся в едва узнаваемые очертания трещин. Борей как ни в чем ни бывало бросил ночную рубашку слугам и потянулся за обычной. – О, и что же нового вы лицезрели сегодня, Гроссмейстерин? – только усмехнулся он, подставляя руки под верхние одежды. – Или же мое тело столь вам неприятно? Между прочим, в лучшие времена стены моего поместья осаждали не только юные девы, но иной раз и юноши предлагали совместные спарринги– – Герцог, вы сказали, что это срочно! – Венесса наконец посмотрела на Борея, но тот лишь махнул рукой, указывая слугам на кубок с вином. – Я от своих слов не отказываюсь, дорогая Гроссмейстерин, – наконец произнес он. – Но “срочность” и “спешка” – понятия разные. А потому успокойся и скажи мне, – Борей отпил вино, протянул было кубок и ей, но встретился с ней глазами и со вздохом вернул его слуге, – Цисин правда объявили Мондштадту войну? – “Либо вы ищете мира, либо объявляете войну как полагается”, – мрачно процитировала Венесса. – И кинжал поперек документов. – Хм… Проклятье, стоило мне один раз позволить себе поспать до обеда!.. – Борей досадливо хлопнул себя по колену, оглянулся на выжидательно замерших слуг выразительно указал на дверь. – Ну все, кыш отсюда, нечего уши греть! Успеете еще слухов нахвататься! Слуги разочарованно вздохнули, но спорить с Герцогом не рискнули и нехотя вышли из покоев. Впрочем, судя по звукам, часть из них тут же нашла себе новых собеседников в лице северных рыцарей. Борей не спеша потянулся, снова отпил вино и задумчиво покрутил пустой кубок в пальцах. – Странно все это, Гроссмейстерин… – Что в этом странного, Герцог?! – не выдержала Венесса. – Уж не знаю, кто подослал Чжунли и был ли он в сговоре с Цисин или спровоцировал их по чужой наводке, но его вина здесь очевидна и неоспорима! Если вы поможете мне убедить Венти дать разрешение на нормальный допрос– Борей лишь покачал головой. – Деточка, ты слишком зациклилась на этом телохранителе. О чем еще говорили Цисин? Неужели и впрямь только о выходке одного несчастного стражника? Венесса прикрыла глаза и сжала виски, пытаясь воспроизвести ход встречи. – Они начали с требований наказания, – медленно произнесла она. – Говорили о “земных поклонах” и кнуте. Об оскорблении памяти Моракса… – Венесса сложила руки на груди и задумчиво прошлась из стороны в сторону. – Потом о смерти Моракса, о том, что у нас до сих пор нет улик… нет, об этом они спрашивали и раньше, до выходки Чжунли, но потом начали ставить нам это в вину. Сказали, то, что Венти не смог защитить Моракса – отговорка… – Венесса резко остановилась. – Нет, Герцог, вы правы, это странно. Как разговор от наказания Чжунли и оскорбления Цисин перешёл к обвинению Мондштадта в смерти Моракса и утаиванию информации о его убийсвиве? – Хм. – Уже по одному этому звуку она поняла, что сказала что-то не то. А когда подняла взгляд, то увидела, как резко Борей вдруг переменился в лице и с какой силой стиснул кубок. – Ну конечно. Кто же ещё. Ступор кончился лишь через несколько секунд – когда она осознала, что злится Герцог вовсе не на нее, да и смотрит даже не в сторону двери или в пустоту перед собой, а в окно. – Герцог?.. Вместо ответа тот коротко выругался и подхватил со спинки стула ножны с мечом. – Захотелось в политику поиграть? – процедил Борей, кажется, вообще забыв о ее присутствии. – Ну так я покажу настоящую политику. И пусть только попробует хоть слово вставить о “благополучии Венти”... – Герцог потянулся к плащу, наугад заткнула за пояс кинжал с коротким мечом и развернулся к двери. Венесса тут же загородила ее собой, чуть разведя руки в стороны. – Герцог, объясните же, что случилось?! Борей на секунду замер, моргнул, наконец сфокусировав на ней взгляд – и в этот момент из-за ее спины послышался неуверенный стук. Только не сейчас… – Гроссмейстерин?.. – осторожно спросил голос за дверью. – Его Величество просит вас к себе– Борей мягко отодвинул ее от двери и успокаивающе улыбнулся. – Иди к Венти, Венесса. Я потом всё объясню. Ты не застала крупные конфликты внутри Септимы, ничего удивительного, что ты не знаешь, что именно происходит в таких случаях. Не волнуйся, я со всем разберусь. Ее не остановили ни открывшаяся дверь, ни обернувшиеся на звук рыцари и слуги; нависшие над Мондштадтом последствия холодной решимости Герцога пугали куда сильнее. – Герцог, молю вас, не эскалируйте конфликт с Цисин! – беспомощно крикнула Венесса. – Даже с вашей армией открытого столкновения с Лиюэ мы не выдержим! Борей удивлённо обернулся и приподнял бровь. – А с чего вы взяли, что я иду к Цисин, моя дорогая Гроссмейстерин? Венесса застыла, не решаясь на облегченный выдох раньше времени. – Но если не к ним, то куда?.. Борей закинул ножны на плечо и очень нехорошо улыбнулся. – В Церковь, конечно же. Среагировать ей не дали, северные рыцари тут же оживились и обступили своего Герцога, напрашиваясь в сопровождение, а служанка, все это время терпеливо ждавшая у дверей, наконец рискнула подойти ближе и повторить: – Гроссмейстерин… Его Величество– – Иду я, иду! – Венесса снова попыталась глубоко дышать, но от гудящей головы это уже не помогало. Сейчас она почти жалела, что отказалась от вина. Служанка сжалась от ее тона, и Венесса запоздало добавила: – Я… не злюсь. Спасибо, что доложила, передай Его Величеству, что я скоро буду. Ещё никогда дворцовые коридоры не казались ей настолько долгими – или это просто мысли бежали слишком быстро. «…“срочность” и “спешка” – понятия разные». …Это для Герцога Вольфендома, что несёт ответственность только за свои земли и помогает ей лишь по доброте душевной – или из жалости – разные. Чем бы ни обернулось промедление, он рано или поздно вернётся в свои земли, и у нее нет права задерживать его ещё больше из-за своих ошибок. “Спешка”... Это Цисин дали им месяц. Стража, слуги, лорды и леди не станут ждать; слухи уже начинают расползаться, нужно дать людям понятный ответ… Если Лиюэ начнет войну, где им искать союзников? Большая часть оружия и материалов для него из Лиюэ же и поставлялась… Впрочем, если закрыть поставки зерна и остальных продуктов… нет, тогда они потеряют деньги, значит, нужно перенаправить поток… А жители Долины, что помогали им с сельским хозяйством после конца снегов и осели в Мондштадте – чью сторону они займут? Ведь Долина Гуйли стала частью Лиюэ меньше двадцати лет назад... Вот бы связаться с Сумеру и Снежной и невзначай выведать, кого они поддержат в этом конфликте… но не будет ли это означать, что Мондштадт окончательно распишется в своем вступлении в войну? Пока прямой угрозы нет, но если Герцог не сможет разобраться или сделает хуже, если все таки дойдет до конфликта, а Мондштадт окажется не готов, как ей смотреть в глаза Венти, Борею, всем тем, кто дал ей шанс, титул и звание? – …Гроссмейстерин? Венесса вздрогнула и уставилась на дверь королевских покоев, возле которой застыла, так и увязнув в мыслях под удивлённые взгляды стражи. Надо взять себя в руки. Сейчас это неважно. Сейчас главное – Венти. Венесса привычно потянулась к ручке, но в последний момент спохватилась и постучала, не смея входить без разрешения. Голоса Венти она так и не услышала, но дверь вскоре открылась. Венти сидел в кресле, сжимая в руках кубок с водой, поджав под себя ноги и закутавшись в одеяло, и чуть поворачивал голову, позволяя слугам мокрым полотенцем стирать с лица остатки косметики. Венесса чуть склонила голову и застыла, все там же – возле двери. – Несс… – наконец тихо произнес Венти, и она тут же выпрямилась, мысленно готовя ответ на любой вопрос о Цисин, положении дел во дворце, охране и плане действий на любой исход ситуации. Венти сделал глоток, откашлялся, поднял на нее усталый взгляд и произнес только: – Чжунли… Венесса тихо порадовалась, что убрала руки за спину, и Венти не видит, как сжались ее пальцы. – Он под стражей, – как можно более ровным тоном произнесла она. – На мои вопросы отвечать отказался. Ваше Величество, если вы позволите– – Не трогай его. Просто приведи его сюда. Я с ним поговорю. Венесса замялась. Сделала было шаг вперед, невольно пытаясь поймать взгляд Венти и так же невольно его избегая: – Венти– …встретилась с грустной усмешкой и остановилась. – Тебе он все равно ничего не расскажет. Вряд ли после всех ошибок у нее есть право... – Он ведь просто в очередной раз тебе соврет, – тихо произнесла Венесса. – А тебе нет? Венесса промолчала. Венти не торопил и не смотрел на нее, и это было еще хуже его срывов – тогда она по крайней мере могла быть уверена в своей ошибке. Сейчас же тишина наваливалась давящим чувством вины и четким ощущением, словно она делает все не так и никто не собирается подсказать ей, как правильно. – Могу я… хотя бы поговорить с тобой перед этим? – Венти повернулся, и из-под рубашки тут же показались пурпурные нити. – И если тебе больно, мы можем– – Не стоит, – коротко перебил Венти. – Отцу Шеймусу тоже сейчас нелегко, ни к чему его беспокоить. Лучше пройдемся… – Ты сможешь идти? Можем остаться здесь. – Несс, я болен, а не беспомощен. – Венти наконец встретился с ней взглядом, и вновь она не увидела там ничего, кроме усталости. Венти отставил кубок к стоящему на тумбе графину и жестом приказал слугам не трогать их. – От стен и толпы контролирующих меня слуг мне точно лучше не станет. И не забудь привести Чжунли. Пусть лучше ждет меня здесь, чем… где бы он сейчас ни был. – На этой фразе Венти снова отвел глаза. Венесса склонила голову. – Как пожелаете, Ваше Величество.

***

Кажется, это был самый отчаянный блеф в его жизни. Он же – самый низкий и малодушный. Если Венти после такого пожелает отдать его в руки Венессы, он даже не будет сопротивляться. Император? Ха. Пока весь дворец в панике пытается осознать произошедшее, пока Венти страдает от болезни, а Венесса судорожно собирает всю возможную информацию, единственный человек, который знает, как вести разговор с лиюэйцами и как подступиться к правде, погребенной под метафорами и вычурной речью, трусливо прячется за спиной Короля словно… “дурной пес или непослушный ребенок”. Муж Венти? Едва ли он достоин этого звания после того, как принес Венти столько боли, лишил его сил и оставил один на один с горем. Телохранитель? Смешно. Всё это время он охранял лишь свое самолюбие. – Подъем. Моракс равнодушно взглянул на стражника и запоздало подумал, что за своими мыслями не услышал ни скрипа открывшейся двери, ни звука шагов. – Куда и по чьему приказу? – Он еще спрашивать будет! – Похоже, присутствие Венессы сильно сдерживало истинный пыл рыцарей, потому что в этот раз стражник сразу грубо схватил его за локоть и дернул вверх. Моракс не стал уворачиваться или вырываться; напротив – расслабился в чужой хватке и закашлялся, закрывая рот рукой с закатанным рукавом. Пальцы на локте тут же разжались, а сам стражник отшатнулся, глядя на него со смесью гнева, ужаса и отвращения. Как и остальные рыцари в этой комнате. Моракс с нарочитой усталостью оперся на стол, вытер рот ладонью и закатал второй рукав. Поймал взгляд напрягшихся стражников и тихо порадовался, что после кашля голос сам по себе звучал хрипло. – Прошу прощения… даже прикосновение ткани сейчас вызывает боль, – соврал он. На самом деле болели трещины постоянно. Замешательство рыцарей дало еще несколько секунд на раздумья. Венесса ушла к Борею, но тот наверняка прислал бы своих людей, а самой Венессе нет смысла выводить его отсюда. Значит, либо Венти, либо Варка… либо стражники решили расправиться с ним самостоятельно – их взгляды были весьма красноречивы. В любом случае, все варианты лучше перспективы вновь остаться с Венессой в этом подвале. Если приказ шел от Венти, быть может… Нет. Даже Венти его не пустит. Никто его не отпустит к Цисин после того, что он сделал. Но разве войну не должно заканчивать тому, кто ее развязал? – Нести тебя никто не будет, – наконец выплюнул стражник. Моракс даже не обратил внимания, какой из них. – Поднимайся. Или к твоей царственной персоне Королю уже самому приходить надобно? – Может, посвященных позвать?.. Я встречал переживших выплеск, они иногда совсем дурными от боли становятся. – Пф. Как по мне, так ему не элементаль в голову ударил, а близость к Его Величеству! Провоцировать Цисин “боль” ему не мешала, выступал он тогда очень резво! Да-да, болтайте, дайте ему еще время подумать. Значит, его вызвал Венти, надо вспомнить, какие коридоры ведут к его новой спальне… две или три попытки у него будет. Нет, это варианта у него три, а попытка одна. Впрочем, что ему еще терять, кроме головы, что и так покоится в сантиметре от лезвия? – Я… могу идти, – выдавил Моракс, с нарочитым трудом выпрямляясь и держась за стол. Главное, не встречаться ни с кем взглядом, он уже понял, что истинные эмоции прячет отвратительно. Стражник фыркнул и, не говоря ни слова, развернулся к выходу. Вот только трогать его больше не пытался. В подземном коридоре его встретили еще трое рыцарей и тут же обступили со всех сторон. Мда… в одиночку, в простой одежде и без оружия против нескольких рыцарей в полном обмундировании ему и в прошлом теле пришлось бы постараться, чтобы выстоять. Моракс презрительно искривил губы – его вину еще не доказали, а уже обращаются, как с преступником, спасибо хоть кандалы не нацепили – и спустя два шага снова привалился к стене и закашлялся, старательно сгибаясь пополам и срывая горло. Мельком всмотрелся в их лица: того, кто приходил за ним, не проймет, на второй раз даже с места не сдвинулся, так и маячит за спиной; правый тоже не впечатлился, только нахмурился и сжал губы. А вот слева и спереди… отшатнулись, переглянулись между собой, но под взглядом командира нехотя подошли обратно. Дальше провоцировать их Моракс не стал, сам оторвался от стены и вернулся под конвой, продолжая смотреть под ноги. Нет, просто кашля недостаточно, надо что-то посерьезнее… – Даже Селестия признала твою вину, – хмыкнул за спиной стражник. – Быть может божественная кара избавит Его Величество от бед, а Гроссмейстерин от необходимости марать руки. Интересно, стал бы ты так же смело говорить о королевском телохранителе перед самим Венти? Точно, Венти… перед глазами встали алые капли на простыни и испачканный кровью платок мондштадского Кардинала. Надо только дождаться подходящего момента. Моракс замедлился, тяжело дыша и исподлобья поглядывая на убранство коридоров и двери. Несколько раз он намеренно спотыкался, чтобы прислушаться, но из комнат не доносилось ни звука. Плохо. Лучше бы подходящему варианту представиться, пока они на первом этаже. – …так он и… ей… – …а Его Выс… Сейчас. Зубы с силой сомкнулись на внутренней стороне щеки, и в следующую секунду Моракс согнулся с самым душераздирающим кашлем, на какой был только способен. Закрыл рот рукой и, как только металлический привкус стал достаточно ярким, чуть двинул ладонью, для пущего эффекта размазывая кровь вокруг губ. На несколько секунд остановился и опустил руку, судорожно хватая ртом воздух и давая обернувшимся стражникам рассмотреть алыя пятна на лице и пальцах. – Эй, что происхо– Закончить он им не дал – снова зашелся в приступе, старательно копируя гримасы, что пару раз видел у посвященных; подтолкнул кровь языком, давая ей стечь из уголка рта к подбородку и, прежде, чем кто-либо из его конвоя успел опомниться, пошатнулся и навалился на стоящего перед ним стражника, вцепившись испачканной рукой в накинутое поверх доспеха сюрко и не переставая кашлять. Тот от неожиданности развернулся, резко втянул воздух и, поддавшись секундному ужасу, оттолкнул его от себя с криком: – Отцепись!.. – и отшатнулся в противоположную сторону. Этого толчка Мораксу хватило, чтобы в пару нужных шагов изменить направление силы и вылететь из конвоя вперед. А затем, не оставляя никому времени на осознание, резко дернуть за ручку одну из дверей и скрыться за ней, задвинув засов с обратной стороны. Храни Селестия болтливых мондштадских слуг, по чьим голосам всегда можно узнать, какая из комнат сейчас открыта. Моракс обернулся, встретился с десятком ошарашенных взглядов по всему периметру малого зала для совещаний, указал на дверь и жестким приказным тоном ляпнул первое, что пришло в голову: – Никого не пускать, за мной погоня из предателей, – и, в очередной раз пользуясь всеобщим замешательством, одним прыжком перемахнул через стол, а вторым – через подоконник открытого на время уборки окна. Земля оказалась дальше, чем он ожидал, но тело само ушло в кувырок, смягчая падение. Моракс тряхнул головой, дал зрению сфокусироваться и быстро огляделся, вспоминая дорогу. Проклятье, последний раз он бывал здесь осенью, убранство сада успело смениться уже раза три. Над головой послышались удивленные возгласы очнувшихся от ступора слуг и где-то вдалеке за ними эхом раздался возмущенный крик стражников. Оглядываться Моракс не стал, еще раз окинул взглядом сад и фундамент замка и ринулся в сторону, скрываясь среди кустов и декоративных деревьев. Плохо, конечно, что слуги видели, куда он побежал… а впрочем, пускай; в этот раз легкая одежда играет ему на руку; даже начнись погоня сейчас, едва ли рыцари поспеют за ним в своем обмундировании. Моракс продрался сквозь очередные кусты, не замечая ни ссадин, ни мелких зацепок на одежде, нашел взглядом покрывающие стену виноградные лозы и облегченно выдохнул. Запоздало вытер рот рукавом и ладонь о штаны, стараясь не думать, во что превратилась светлая ткань после всех приключений, и сглотнул все не желающую останавливаться кровь. Сейчас щека саднила даже сильнее ноющей боли от трещин. Впрочем, скоро он забудет и о щеке, и об отравлении, и о ссадинах. Моракс отодвинул рукой лозы и прошел в углубление в стене за ними, уперся плечом в край каменной кладки и навалился всем телом. Мда… силой Наместников открывать этот проход было куда проще. Он успел в красках представить не меньше трёх сценариев, как вынужден с позором возвращаться или искать новый лаз, прежде чем вход наконец поддался, и казавшийся тупиком край стены провернулся вокруг центральной оси, открывая достаточно большую щель, чтобы он мог туда пролезть. На земле, конечно, останутся следы, но для того, чтобы их увидеть, им придется сначала одуматься заглянуть за виноградные лозы. Моракс навалился на другой край “двери”, возвращая ее на место, и, только когда вокруг него наконец сомкнулась сырая тьма лаза, выдохнул и замер на несколько секунд, давая дыханию восстановиться. Проклятье… это тело и раньше не блистало силой, а за два месяца без тренировок окончательно потеряло форму. Моракс скривился от отвращения и поскорее выпрямился, не давая мыслям убежать вперёд и зациклиться на самих себя. Притронулся рукой к стене и провел пальцами по гладкому, идеально ровному срезу, покрытому слоем силы гео, что не давал новым ходам нарушить прочность дворцовых стен. – И зачем нам тайные ходы? – Он поднимает бровь и закидывает в рот ещё одну ягоду, тут же запивая терпкую кислинку сладким вином. – Ты Король, ты можешь идти куда угодно. Венти закатывает глаза и залпом опустошает свой кубок. – Разве тебя потом не утомляют эти бесконечные вопросы? Удивлённые взгляды стражи? Нотации Венессы? – Духи согласно крутятся вокруг Венти, заставляя волосы и ворот рубашки чуть колыхаться от ветра. – Я просто хочу романтичную ночную вылазку под луной, а не прогулку под конвоем из стражи, аккуратно вставленную в мое расписание! Он лишь усмехается в ответ. – Если твои придворные забыли, кто здесь Наместник, я могу им это напомнить. – Моракс, нет! – тут же подскакивает Венти, и края скатерти взлетают вслед за ним. Пьяный румянец на круглых щеках разливается дальше, дальше, пока элементаль не начинает светится в его глазах от волнения. – Дело не в придворных!.. Бездна… ты вообще знаешь, что такое романтика?! – Конечно. В конце концов, мой отец ради матушки– – Другая романтика! – Венти подается вперед и опирается руками на подлокотники его кресла, лишая последней возможности сбежать от его рук, взгляда, выбившихся из прически прядей, едва ощутимо щекочущих лицо, пьянящего запаха одуванчикового вина и легкого парфюма из сесилий. – Где тайные встречи будоражат, потому что они тайные! И двое возлюбленных вынуждены пробираться по скрытым ходам замка, чтобы насладиться теми мимолетными мгновениями свободы, когда ни один взор не способен застать минуты их запретной любви! – Венти, какая запретная любовь, мы жен– Он замолкает сам, стоит их взглядам встретиться. Он думает, что ничего глупее в жизни не слышал – и что создаст для Венти десятки, сотни таких ходов, хоть перестроит весь замок, лишь бы тот продолжал говорить эти глупости и так же азартно и счастливо улыбаться. Ступенька. Пальцы беспомощно скользнули по гладкой поверхности камней, не найдя, за что зацепиться, и он успел только выставить руки вперёд, смягчая падение. Привычно поднялся, осторожно нащупывая ногой высоту и глубину ступеней. И нервно, беззвучно засмеялся, особенно отчётливо ощущая безмолвие стен. Нет. Не так. Матушка иногда гладила его по голове и однажды даже посадила к себе на плечо. Отец несколько лет назад сжал его пальцы вокруг рукояти первого подаренного меча, принесенного из походов на восток. Советница никогда к нему не прикасалась. Поэтому когда ее рука уже несколько минут сжимает его плечо, мягко подталкивая на поворотах, все, о чем он может думать – как в этот момент выглядит ее лицо. В кромешной тьме лабиринта из коридоров лица не видно. Вообще ничего не видно, и он думает, что это должна быть очень важная тренировка, раз ради нее Советница перенесла занятия историей и каллиграфией и отправилась с ним одна. – Ваше Высочество, известна ли вам причина по которой я привела вас сюда? Он вздрагивает от неожиданности, и рука на плече неодобрительно сжимается, заставляя расслабиться и выпрямить спину. – Сеть тайных ходов, созданная и поддерживаемая многими поколениями Наместников рода Гео представляет из себя– – Собой, – сухо поправляет Советница, и одно ее слово ощущается хуже удара. – …представляет собой одно из главных стратегических преимуществ Императорского дворца, позволяющее беспрепятственно перемещаться между его частями и, в случае нападения, осуществлять, шпионаж, провокации, диверсии и засады в отношении врагов. Потому те, на чьи плечи ляжет основная ответственность за оборону и контрнаступление, обязаны в идеале знать план лабиринта и уметь ориентироваться в нем без освещения. Советница молчит, и он облегченно выдыхает: угадал. Облегчение длится недолго. Советница проводит его через небольшой порожек и останавливается. – Сейчас мы находимся под тронным залом, на глубине первого рва. Вам, Ваше Высочество, необходимо самостоятельно добраться до своих покоев, используя эти ходы. Желательно, до ужина, дабы поварам не пришлось тратить время и силы на разогрев еды. Мерзкий холодок подземелья проникает в грудь и отзывается мурашками по всему телу. – Мне… никто не предоставлял карты. – Ваше Высочество, как вы считаете, как надолго эти ходы останутся тайными, если будет существовать их карта? Ему нечего ответить. – Вы должны тренировать свою связь с элементом и опираться на то, что говорят вам камни. – Но у меня нет гнозиса! Я даже не Наместник! – И вы считаете это оправданием, юный Принц? Бесспорно, мы все опечалены тем, что ваша матушка выбрала для продолжения рода не склонного к элементалю, возможно, тогда вам было бы легче; но в вас все еще половина королевской крови. Рука на плече исчезает, и он с трудом удерживается от порыва потянуться за ней, схватиться хотя бы за рукав, чтобы не чувствовать, что остался здесь один. – Как эта половина вообще должна мне помочь?! Это нечестно! Даже в полной темноте Советница не промахивается ни на сантиметр – удар приходится четко по щеке, неудачно задевая последний шатающийся молочный зуб и наполняя рот едва ощутимым привкусом крови. Он сжимает губы и молча поворачивает голову обратно, радуясь, что Советница не видит, как крепко он вцепился в собственную одежду. – Следите за словами, юный Принц. Вы не сын кухарки, чтобы так выражаться. – Даже сейчас его пугает не холодный жёсткий тон и сквозящее в каждой фразе разочарование, а то, что голос отдалился на несколько шагов. – Ваша матушка справилась с этим заданием за несколько часов. Ещё никто из рода Гео не опускался до того, чтобы прибегать к помощи во время него. И, вы, дитя Наместницы, Наследный Принц Империи Лиюэ, пытаетесь убедить меня, будто недостаточно хороши для этого? Какая глупость, Ваше Высочество. – Ее слова ударяются о стены и эхом отражаются в десятках фраз многочисленных учителей и наставников, которые он слышит каждый день. – Наследник рода Гео никогда не позволит себе заблудиться в тайных ходах собственного дворца. Он не успевает ответить – дверь со скрипом захлопывается, и с каждым поворотом ключа ему все сильнее хочется забиться в угол и вовсе никогда больше не возвращаться во дворец; или вцепиться в ручку и дергать ее до тех пор, пока замок не поддастся и не выпустит его туда, где он запомнил хотя бы некоторые повороты. Он вытирает глаза и наощупь находит идеально гладкую стену. Делает шаг и тут же падает, запнувшись о ступеньку. Камни молчат, видимо, тоже решив, что лучше ему не помогать. Ему кажется, он сейчас расплачется. Он мог бы, в этот раз действительно мог бы, ведь вокруг только темнота и эти проклятые стены; но десятки и сотни чужих глаз преследуют его даже в самом глубоком и тайном лазе, запирая всхлип в горле. Он смотрит в темноту, изо всех сил стараясь заставить их исчезнуть, но каждый всполох страха, злости или боли разбивается о тянущую боль в щеке и привкус крови во рту. Тогда он просто позволяет темноте проникнуть в грудь, растворить эмоции и исчезнуть в трещинах между камней, оставляя после себя лишь холодную решимость. Он встаёт, упираясь рукой в колено, и уже куда осмысленнее ощупывет тоннель вокруг. Он знает, что если всегда идти вдоль одной и той же стены, то однажды выйдешь из лабиринта… и что без воды человек может прожить до пяти дней… …и что если он сам не выберется, никто за ним не придет. Моракс замер с рукой, прижатой к “тупику”-выходу, несколько раз глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Можно было пройти дальше, ко входу, ведущему сразу в главные покои, но подобную выходку точно сочтут покушением, а этот спектакль и без того будет… неприятным. Он вновь с силой навалился на край стены, сдвигая ее ровно настолько, чтобы образовавшийся просвет позволил его голосу дойти до стражи, и спокойно и четко произнес: – Я один и без оружия. Я хочу просто поговорить. Затем провернул вход до конца, вышел из углубления стены, закрытого гобеленом – и в следующую секунду оказался прижат лицом к полу, с заломленными за спину руками и скрещенными над шеей копьями, не дающими поднять голову. Прежде чем глаза успели привыкнуть к свету, его запястья уже туго стягивала веревка, грудь вдавливало в ковер чье-то колено, а обыск оставил неприятное ощущение чужих рук даже сквозь одежду. – Не поднимайте лишний шум и суету. Гроссмейстерин приказала следить за любым подозрительным поведением с вашей стороны, – спокойно произнес Моракс, усилием воли расслабляя привычно напрягшиеся в ответ на атаку мышцы. Правильно он сделал, что выбрал выход в коридор, а не сами покои, иначе оскорблённые Цисин и напряженная из-за последних событий до предела лиюэйская стража не стали бы его даже слушать – сразу сломали бы пару костей “на всякий случай”. По крайней мере, с потенциальными шпионами и убийцами он их учил поступать именно так. Глава стражи не заставила себя долго ждать – Моракс сразу узнал ее шаг и характерные узоры на сапогах. – Кто ты и как ты здесь оказался? – Чжунли, королевский телохранитель. – Лезвия у шеи только сильнее прижались к коже. – Король Барбатос не знает, что я здесь. Гроссмейстерин Венесса тоже. Никто из мондштадцев об этом не знает. Я пришел отдать Их Превосходительствам Цисин должное; то, что Его Величество Барбатос помешал мне сделать. Стражница ненадолго замолчала, затем что-то приказала остальным жестом и вновь ушла, а ему наконец позволили подняться. Лезвия у шеи сменились еще одним витком веревки, не дающим опустить запястья ниже лопаток. Проклятое тело… раньше он бы даже не почувствовал дискомфорта, не говоря уже о мерзкой тянущей боли в суставах. Моракс поднял голову, щурясь от света, огляделся, и от вида украшенного на лиюэйский манер коридора, формы, выправки, даже лиц в горле встал ком, словно его окружили сотней зеркал, в каждом из которых отражалось худощавое тело, короткие, неровно подстриженные волосы, испачканная одежда и веревка вокруг запястий и шеи. Глава стражи вернулась через несколько минут, с недоверием и сомнением во взгляде. – Их Превосходительства Цисин согласны тебя принять. – Нет величественнее добродетели, что нисходит на земли со звездным светом, ибо за одно право лицезреть небо в безоблачную ночь и жизнь не встанет в достойную цену. – Моракс склонил голову, игнорируя сдавившую горло верёвку, и терпеливо дождался, пока один из стражников не возьмётся за узел, соединяющий шею и руки, и не толкнет его тело вперёд. Коридор вывел их к знакомой до боли двери, где за тяжелой дорогой портьерой уже ждали Цисин. Со времени их последней встречи не изменилась ни одежда, по-прежнему (облегающая их тела во всех своих богатстве и сложности), ни макияж, смыть или облегчить который они даже не попытались, словно в любой момент ожидая, что вновь придется предстать перед Королем или его придворными. Сейчас, на расстоянии в пару шагов он впервые смог увидеть и чуть покрасневшие белки глаз, чей цвет не спрятать ни одной пудрой, и тонкую вязь сосудов вокруг радужк– Опусти взгляд. Моракс тут же уставился в пол и задержал дыхание, не давая кашлю от удушья прорваться. – Кажется, маленький ветерок отбился от бури и случайно залетел в чужие края, – нарочито мягким тоном произнесла Нингуан, не двигаясь с места и не сводя с него глаз. – Не боится ли маленький ветерок разбиться о скалы, навстречу которым он столь рьяно устремился? – Величие лиюэйских скал воспевается в легендах, что достигают самых глубоких пещер и поднимаются к вершинам звездного неба, а потому не страх рождается в душе при их виде, а лишь священный трепет от соприкосновения с истинным могуществом. Равнинные ветра собираются в бури, но пики горных вершин непоколебимо взирают на их лицемерную надменность, и в столкновении двух сил всегда побеждает истина. А потому ветер есть не случайный чужестранец, но верный подданный солнца, луны и звезд, что хранит в сердце желание воздать должное родной земле. – Моракс закрыл глаза и замер, из последних сил сохраняя ровное дыхание. В покоях ненадолго повисла неловкая тишина. Такая, что легкий звон украшений от движения руки ударил по ушам и эхом отразился от стен. – Вы обыскали его? – коротко спросила Нингуан. – Так точно, Ваше Превосходительство. Он чист. – Тогда отпустите. – Есть, Ваше Превосходительство. Шорох одежды за спиной – и в следующую секунду давление на шее и запястьях резко ослабло. Он успел упасть на колени раньше, чем обрезки веревки коснулись пола, и уткнуться лбом в ковер до того, как Нингуан озвучила следующий приказ. Вместо приказа вновь наступила тишина. Долгая, тяжелая, давящая весом застывшего времени на разум. Ему было все равно. Пока в груди продолжала разливаться давно забытая темнота, ничто больше не могло туда проникнуть. И сколько бы эта тишина ни длилась – он не пошевелится до ее окончания. Нингуан медленно обошла вокруг него, словно намеренно растягивая сцену. – Безнаказанная дерзость ветерка столь свободно цвела в укрытии равнинной бури. – Шаги отдалились и сменились мягким шорохом ткани одного из кресел. – Едва ли ее готовность обратиться камнем вины на душе и пасть к подножию великих гор заслужила веру. Гнев камня не щадит лицемеров и предателей. – Буря бушует внутри своей клетки, и некому кроме нее пожинать плоды ее боли. Гнева заслуживает не стихия, но тот, чья воля, незамутненная божественным проклятием, пала пред искушением свободой. Так позвольте же своеволию властвовать еще немного, ибо не порыв бури направил ветер в сторону горных пиков, но жажда освободиться от греха. Что значит плоть пред чистотой духа и что значит одна жизнь, навеки застрявшая меж ветренных равнин и непоколебимых скал, пред вечным миром, что и без того покоится над морем пролитой крови? В этот раз Цисин думали еще дольше, и лишь медленный перестук пальцев по подлокотнику напоминал о течении времени. Один перестук. Два. Три. Десять. Стук прекратился. – Право на искупление греха – великий дар, что ниспослан Селестией во спасение заблудших душ. Не расплескай Ее благодать, по неразумению взяв чашу тяжелее той, что способен поднять. – Нет ноши тяжелее, чем вина за сомнение в чистоте звёздного света, и даже всей моей крови не будет достаточно, дабы отмыться от этой грязи. Моракс наконец оторвал лоб от пола, медленно выпрямил спину, по-прежнему не поднимая взгляда, и так же медленно опустился обратно. Один. Время застыло в разлившейся в груди темноте, и едва слышное касание лбом пола эхом отозвалось во всем его существе. Два. Это оказалось тяжелее, чем он думал. Словно при каждом поклоне суставы выворачивало в противоположную сторону. Три. Впрочем, это неважно. Император всегда идеален во всем – неважно, победа это или поражение. Четыре. Пять. Шесть. Тишина. Он знает, Цисин не смогут придраться. Он не оставит им другого выбора, кроме как принять извинение. Тишину прорезало короткое: – Кнут и верёвку. – Ваше Превосходительство, – ровно произнес Моракс, по-прежнему не выходя из поклона, – позволите? – Говори. – В веревке нет смысла, Ваше Превосходительство. Я не стану избегать ударов и не допущу низменных порывов тела от них уклониться. Он затылком почувствовал холод чужого взгляда, и в последовавших за ним словах явственно зазвучала сталь. – Твое красноречие соловьиной трелью возносится к небу и затмевает разум, но позволь напомнить – не рассчитавшая силы пташка лишь опалит крылья и разобьется о скалы. И рядом не будет ветра, что готов ее подхватить. – Если птице не суждено летать в самой высоте неба, уж лучше ей разбиться; ибо неспособные выдержать жар солнца и свет звёзд недостойны занимать небо под ними. – Моракс глубоко вздохнул и твердым, четким голосом произнес: – Если двинусь хоть на сантиметр до конца наказания, удвойте число ударов. Издам звук – утройте. Слова эхом повисли в комнате и тягостным ожиданием опустились на плечи. – Надеемся, память твоя под стать твоей дерзости, и ты не забудешь, что произнес эти слова по своей воле. – Он услышал, как кнут опустился в руку Нингуан и как его конец коснулся пола. – Можешь подняться. Моракс распрямился, все еще не вставая с колен и не поднимая взгляд, развернулся к Цисин спиной, через голову стянул рубашку и аккуратно сложил ее перед собой. Белая, как и брюки. Как некстати. Моракс выдвинул плечи вперед, округляя спину, и уперся прямыми руками в ноги чуть выше коленей. Сквозь челку взгляд выхватил сапоги стражи и древки их копий, а сбоку послышался тихий шаг слуг. Пусть смотрят. Он давно привык к этим взглядам. – Считай, – коротко уронила Нингуан. – Как вам будет угодно, Ваше Превосходительство. Кнут со свистом рассек воздух, и по звуку он понял силу и вид удара за долю секунды до того, как ремень коснулся кожи и оттянулся назад, вспарывая плоть. Пальцы смяли плотную ткань брюк, а от стиснутых зубов на мгновение свело челюсть. О. Значит, вот так – сразу? Да пожалуйста. По спине вниз скользнули горячие капли, и в следующую секунду наискосок через позвоночник проступил жар от раны. – Один. Ждете, что его голос дрогнет? Ждите. Следующий замах был сильнее. Он едва успел набрать воздух, чтобы так же бесстрастно произнести: – Два. Нингуан отступила на шаг, и ее жест встретило тонкое “хм”. Кецин. Взмах. В нужный момент вдохнуть, выдохнуть, задержать дыхание, напрячь и расслабить мышцы – и пусть бьют хоть “лапой дракона”. – Три. Тело на вдохе невольно застыло, не желая тревожить раны, и ему пришлось силой заставить легкие набрать еще воздуха. Собьется с дыхания – будет хуже. Взмах. – Четыре. Изящные легкие шаги сменила уверенная поступь. На миг остановилась, принимая кнут, и воздух рассек особенно сильный и быстрый замах. Елань. Он знает их руку, их шаги, их голос. И их удар, поставленный на наказаниях слуг и младших наложниц – тоже знает. – Пять. Мышцы дрогнули, но он так и не сдвинулся с места, продолжая упрямо сжимать зубы. Кровь скользнула по бокам на живот, огибая мышцы и алым пятном исчезая в ткани брюк. Тонкий свист кончика в воздухе. – Шесть. На секунду перед глазами встали темные круги, а мир покачнулся – но только на секунду. Сегодня он не позволит проклятому телу его подвести. Он не сразу понял, что в этот раз долгая пауза ему уже не мерещится – Ганью действительно медлила, и, хотя он не видел их лиц, требовательный и властный взгляд Нингуан угадывался на уровне интуиции. Ганью шумно выдохнула и наконец взяла кнут. Удар. Даже не пробил кожу, лишь с силой прошёлся по лопатке. Моракс промолчал. Тишина отсчитала несколько секунд. – Не слышу счета, – холодно уронила Нингуан. – Простите за дерзость, Ваше Превосходительство, но считать я буду лишь избранную вами меру, – спокойно ответил Моракс. – Ежели жалость не позволила Их Превосходительству Ганью замахнуться со всей силы, принять эту жалость было бы бесчестием с моей стороны. Нингуан только хмыкнула, и украшения тихо звякнули в такт ее кивка. Ганью отступила было на шаг, но уже в следующую секунду кнут рассек воздух, теперь с характерным свистящим звуком. – Семь. Все еще слабее любой из Цисин. Все еще достаточно, чтобы пальцы едва заметно дрогнули, когда ремень лег поверх предыдущих ударов. Замах. Удар. – Восемь. Ганью облегченно выдохнула, и ее торопливые шаги прервал шорох ткани и уже знакомые темп и звук движений. Снова Нингуан. Вдох. Выдох. Отсюда – будет только хуже. Он сам попросил их не сдерживаться. Удар. Он с трудом сумел различить, куда именно лег кнут; спина вспыхнула сразу вся, и он заметил испарину на лице, лишь когда капля пота скатилась по виску вниз. – Девять. И тут же, не оставляя времени на передышку, – замах. …где? Удар. Сразу, через все прошлые отметины, заставляя их отозваться на свежую рану. До сбившегося дыхания и темноты перед глазами. Дрожь в мышцах, судорожная попытка ухватить ртом воздух – не шевелиться. Не шевелиться. Гранью сознания он успел подумать – умно. Обманка, сбивающая ритм, застающая врасплох, красивое, сильное и сложное движение, где в случае ошибки кнут обернется против хозяина. – …Десять. Своего голоса он почти не услышал; скорее почувствовал напряжение в горле и движение губ. Неважно… вдох, выдох, восстановить дыхание, не дать головокружению повести тело, ведь неизвестно, сколько времени у него будет в этот раз– Если не двигаться, почти получается обмануть разум; словно ничего нет, не существует ни Цисин, ни ран, ни пятидесяти ударов. Он давно понял: будешь думать дальше одного удара – точно сломаешься. Конец кнута тихо заскользил по полу. Несколько секунд у него точно есть, пока не последовал новый замах– – Вставай. Коротко и просто. Без злобы, издевки или жалости. – Их Превосходительство Цисин ещё не закончили свое наказание. – Никто не должен узнать, какой ценой ему дался этот спокойный и ровный топ. – Было озвучено пятьдесят ударов, и я с радостью приму их в науку на будущие манеры. – Цисин великодушны и согласны заменить каждый из ударов на земной поклон. – Их Превосходительство Цисин поистине освещают блеском доброты и сострадания не только великую Империю Лиюэ, но и другие государства, однако, пользуясь даром выбора, я предпочту принять кнут. Нингуан замолчала. Едва слышно выдохнула и шагнула к нему. – Если продолжу, не покинешь постель неделю. – Кажется, он впервые за последние дни услышал ее обычный голос. Без игры слов и интонаций. – Если душа не покинет твое тело раньше. Моракс мысленно усмехнулся. О, ему это известно. Как известно и то, для чего была выбрана именно такая сила удара. Сейчас, без жалости Венти, осторожности Венессы и прямоты Борея он наконец может сыграть по правилам. – Отход в чертоги Пресвятой Селестии с чистой душой во сто крат ценнее наполненной грехом и сожалениями жизни. Правила гласят: наказание не может идти по нисходящей. Правила гласят: неверно рассчитанная тяжесть наказания – ошибка не слуг, а господ. И он не даст им шанса спустить эту ошибку. Нингуан молчала: долго и неподвижно. И он так же замер, чувствуя лишь, как по телу скользят капли крови и пота, и сдерживая пробивающуюся сквозь напряженные мышцы дрожь. – Маленький ветерок доказал, что не растворится даже в самой сильной буре. Пусть его порывы никогда не достигнут солнца, а душа стремящихся ввысь скал никогда не закроет собой бесчестие равнинных ветров, но память о величии гор все еще различима в шуме ветра. Истинное искупление достигло своей цели. Смертная душа не может постичь непостижимое, и, ежели тебе кажется, что мера воздаяния обходит тебя стороной, это значит лишь то, что не ты – цель искомого искупления. В этот раз не было ни свиста кнута, ни оглушающей вспышки через всю спину, но ему отчетливо почудилось, словно он принял еще один удар. Что? У него ушло несколько секунд на то, чтобы осмыслить ее слова. Еще с десяток – на то, чтобы вспомнить их встречу, их речь, их тон. Сейчас, без злости за Венти, без веры в Сяо, без застилающего глаза бессилия пазл сложился на удивление легко и быстро. …Лучше бы это были пятьдесят ударов. – Что за цель способна искупить пустословие и позволить тучам затмить непорочный блеск звезд? – Маленькому ветерку стоит продолжать держаться в тени своей бури, – резко и холодно произнесла Нингуан. – Цель, что лежит выше солнца и звезд, уж точно простирается выше равнинных ветров, и нет нужды бесцельно тревожить спокойствие в сердце бури – даже если это сердце готово впустить в себя каждый случайный порыв ветра. Вот оно что. Моракс вдруг беззвучно рассмеялся, и горечь смеха отозвалась в каждой ране. – Ветру, что рожден был в подножии скал и крепчал меж болот и оврагов, никогда не вознестись к солнцу и не достичь сердца шторма; и не честь и верность тому причина, но сама природа любого разума. – Неуместная улыбка скривила губы. – Разве станет узревший луну довольствоваться звездами? Разве станет испивший вина просить к столу воду? И разве сможет прикоснувшийся к солнцу удовлетвориться тусклым свечным огнем? – Слепец не различает, луна ли сияет на небе или звезды дарят миру свой свет, – сухо произнесла Нингуан, и Мораксу не пришлось даже оборачиваться, чтобы представить выражение ее лица. – И все же слепец в праве решать, смотреть на небо или нет, пока звезды обречены сиять для него каждую ночь. – Раз все это было бессмысленно, то можно уже не сдерживаться. Кнут вновь рассек воздух. И в следующую секунду сорвал собственное движение и лишь вхолостую пролетел над его головой, так не задев кожу. Он услышал только, как накопленная сила с глухим стуком разбилась о чужое предплечье, обмотавшись вокруг него. И как кнут с тихим ударом упал на пол. – Встань, Чжунли. – Его имя впервые прозвучало под высокими сводами лиюэйский покоев. – Или же ты тянешь время в попытке скрыть от нас свое бессилие? Моракс наконец расслабил руки и спину, давая накопленной за все долгие минуты дрожи пройти сквозь тело, и тут же пожалел о том, что пошевелился. Медленно, упираясь ладонью в колено, поднялся, сжимая в руках рубашку и не давая головокружению увести его в сторону, чуть поклонился и встретился с Нингуан взглядом. – Их Превосходительство Цисин позволят мне уйти иной дорогой? – Желаешь, дабы все лицезрели цену, что ты заплатил за дерзость и бесчестие? – Нингуан выразительно окинула взглядом расчерченный тонкими струйками крови торс. – Желаю лишь, чтобы придворные и слуги Мондштадта не смогли лицезреть эту цену сквозь пропитавшуюся ею ткань, – просто ответил Моракс. Нингуан раздраженно вздохнула, но, к его удивлению, прошла вглубь покоев и вынесла сложенную в несколько раз простынь. Простую, белую, что есть в каждом комнате каждого замка. На богатой ткани перчатки, что обтягивала вытянутую руку, темнели следы крови с обвившего ее кнута. Моракс поклонился чуть глубже и в несколько точных быстрых движений накинул поданную ткань на плечи. – Отрадно знать, что, как ветер способен хранить в себе твердость каменных скал, так звезды способны дарить тепло обратившимся к ним. – Сей дар есть не более, чем милость, что точкой ляжет в нашем прощании. Не жди, что сможешь столкнуться с нею впредь, – сухо произнесла Нингуан. И прежде, чем он развернулся, тоном ниже спросила: – И все же, Чжунли, ответь – кто ты такой? Моракс улыбнулся одними губами: – Всего лишь телохранитель Его Величества Барбатоса. Дорога до комнат слуг смешалась в бессвязную череду дверей и коридоров, и он был уверен, что, если бы не конвой, он бы потерялся ещё на половине пути. Он помнил все маршруты… но сейчас даже очевидных косых взглядов слуг и стражи он почти не замечал. Простынь почти сразу прилипла к спине, напитавшись кровью через все два слоя ткани. Он сам удивился, как смог найти нужный коридор и ковер; носком сапога приподнял его край, откинул в сторону и сел на корточки. Подцепил пальцами едва заметный зазор между камнями и откинул крышку люка. Слава Селестии, не заперто… Моракс обернулся к конвою, молча прикрыл глаза и чуть опустил голову вместо поклона. Спрыгнул в темноту, потянул за верёвку, закрывая люк и на ощупь задвинул засов. Засов не спасет от раскрытия тайных ходов всей лиюэйской делегации, но сейчас… никто все равно не станет ими пользоваться. Им это просто не нужно. Моракс привычно прикоснулся пальцами к каменной кладке и шагнул вперёд. Только когда коридор сделал поворот, окончательно отрезая его от чужого взгляда, Моракс пошатнулся, прислонился к стене - и в следующую секунду рухнул на колени, безуспешно пытаясь сдержать рваное, судорожное дыхание.

***

Шпиль Церкви раздражающе блестел на солнце, слепя бликом от верхней четырехконечной звезды. Борей широко зевнул и выразительным жестом уткнул ножны с мечом в землю, остановившись прямо напротив главных дверей, отделенных от него короткой лестницей. Церковная стража тут же трусливо сжалась, схватившись за мечи. – Испытываете мое терпение, уважаемые! – О вашем визите уже доложено Его Высокопреосвященству, – отчеканил стражник, скача взглядом с его меча на него самого. – Ежели здоровье или служба не позволят ему уделить вам время, то– – То что? – приподнял брови Борей, пальцем отщелкивая крестовину чуть вверх и обнажая лезвие. Стражник отступил на шаг, наткнулся спиной на стену, открыл и тут же закрыл рот. Его соратник нахмурился и крепче сжал рукоять меча. – …то я сам войду в ваш гадюшник, – услужливо подсказал Борей, намеренно растягивая слова и с удовольствием наблюдая за тем, как меняются лица церковников, – и поговорю с ним уже по-плохому. Стражники переглянулись, но упрямо продолжили стоять на своих местах; темными тенями на фоне невыносимо белых стен Церкви. Борей устало вздохнул и обернулся к галдящим за спиной рыцарям. – Ну и что же мы будем делать, а? – с наигранной грустью вопросил Борей. – ВашСветлсть, а можно мы их на спарринг вызовем, а? – тут же вылезла вперед одна из рыцарок. – А то со скуки помереть можно, пока этих святош дождешься! Ее предложение встретил одобрительный гул. Н-да, в спокойном и правильном королевском дворце его рыцари явно истосковались по зрелищам; и не разгонишь их ведь теперь… – Это вы что же, настолько растеряли форму, что церковники вам теперь достойные соперники? – усмехнулся Борей. – Хочется крови – уж лучше в лес на охоту, кабан и то посерьезнее противником будет! Рыцари охотно рассмеялись, пихнули друг друга плечами и быстро соскочили на шутки, кто, что и как еще может делать с кабанами. Ну ничего, если Шеймус так и не соизволит явиться, он найдет, куда перенаправить их энергию. – Довольно, Герцог. Хриплый слабый голос затерялся в скрипе дверей, но Борей узнал бы его и в шуме бури, и посреди поля брани. Жестом остановил смех рыцарей и обернулся, одним движением обнажая меч и закидывая обратно на плечо. Ножны с глухим стуком ударились о камни мощеной площади перед главными воротами. – Надо же, – насмешливо произнес Борей. – Я думал, хуже выглядеть ты уже не можешь. Шеймус только нахмурился и сжал бледные тонкие губы, углубляя нити морщин на лбу и возле носа. Белоснежные парадные одежды с сияющей на солнце лазурной вышивкой и такие же белые волосы только сильнее подчеркивали серость лица и глубину темных кругов под выцветшими глазами. После первого же шага он ожидаемо споткнулся и почти упал в руки маячивших по бокам послушников в черном. Среди северных рыцарей пробежало было несколько смешков, но Борей промолчал, и шум за спиной тут же стих. – Вы сами сказали – вам нужен я, – продолжил Шеймус, делая вид, что не услышал его слов, и старательно держа голову высоко поднятой, – а потому не троньте других детей божих. – Простите, Кардинал, – язвительно отозвался Борей. – Боюсь, не слышу вас с высоты ваших моральных устоев. Шеймус уязвлено сжал губы, с болезненной обреченностью взглянул на десяток ступеней, отделявших их друг от друга, и оперся на одного из послушников, тут же подхватившего своего Кардинала под локоть. В конце лестницы он высвободил руку из хватки, мягко сказал что-то другим церковникам, мрачно взглянул в его сторону и остаток расстояния прошел сам. Выпрямленная спина и гордо поднятый подбородок не спасли Шеймуса от разницы в росте больше чем на голову. Впрочем, в глаза ему он смотрел с тем же вызовом, что и обычно. – Опустите меч, Герцог, – наконец произнес Шеймус, когда сбившееся после лестницы дыхание выровнялось. – Я стою пред вами один и без оружия. Или же вы настолько меня боитесь? Борей брезгливо скривился, вытянул руку с мечом в сторону и демонстративно разжал пальцы. Чуть повернул голову к рыцарям, коротко бросил “Кыш!”, и те мгновенно отступили до кустов с розами, очерчивающими границу королевского парка со стороны Церкви. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга под затихающий звон от удара меча о камни. Затем Борей нагнулся и негромко произнес: – А теперь рассказывай, зачем Совету понадобилась война между Мондштадтом и Лиюэ. Шеймус отшатнулся и уставился на него так, словно впервые об этом услышал. – Что?.. – О, правда? Серьезно, святоша? – Борей с трудом удержал уже сжавшуюся в кулак руку, сделал шаг вперед, схватил Шеймуса за ворот и силой притянул к себе. – Решил в дурачка поиграть? Или ты всерьез думал, что я поверю, будто несколько наложниц решились развязывать войну без одобрения двора и Кардинала? Светлые глаза Шеймусса распахнулись еще сильнее, и непонимание на его лице начало постепенно сменяться ужасом. – Герцог, вы с ума сошли… – невнятно пробормотал он. – Наложницы… вы про Цисин?.. Право, что происходит, я… – Шеймус вдруг замер, глядя куда-то в пустоту мимо него, и изменившимся голосом прохрипел: – Я… кажется… Я сегодня же напишу Его Высокопреосвященству в Церковь Лиюэ… Это не Совет, Совет не стал бы!.. – И чем же ты настолько довел Кардинала Лиюэ?! – удивлённо приподнял брови Борей, и Шеймус только после этого снова посмотрел на него и запоздало вцепился в руку, сжимающую его одежды. – П-полагаю… полагаю, он решил… Назовем это обещанием. Я не нарушал, я лишь… из-за здоровья… – Давно речь этого святоши не сбивалась настолько сильно. – Больше вам знать не положено, Герцог!.. – наконец пришел в себя Шеймус. – Ах, “не положено”? – нехорошо улыбнулся Борей, выпрямляясь и приподнимая его над землёй. – А не боишься, что с твоим “положено”, лучшим выходом я вижу не ожидание очередных писулек с оправданиями про здоровье, а устранение того, кто и разозлил лиюэйского Кардинала? Как думаешь, чему он обрадуется больше? Шеймус беспомощно дернулся в его хватке, утопая в одеждах, но прямо посмотрел ему в глаза и на последнем дыхании выдал: – А Венти?.. Борей замер. – Венти… – хрипло продолжил Шеймус. – Очень обрадуется… если из-за вас умрет еще один дорогой для него человек? Я слышал… после турнира он и без того держит на вас обиду. Бездна. Проклятый святоша. Борей медленно опустил Шеймуса обратно на землю и небрежным движением расправил смятую на груди и вороте ткань. – Про турнир тебе, значит, известно, а про Цисин нет? Как удобно, – нехотя процедил он. Шеймус нахмурился, открыл рот в попытке возразить – и вдруг замер с широко раскрытыми глазами и опустевшим взглядом. А в следующую секунду рухнул на колени, едва успев подставить руки, и тут же с хрипом завалился на бок; дернулся от кашля, оставившего алые пятна на камнях, и зашелся в крупной дрожи. Борей отшатнулся и невольно посмотрел на свою руку, гранью сознания прекрасно осознавая, что простая встряска не способна довести до такого даже слабаков-посвященных. Когда он опустил взгляд, послушники уже сидели возле своего Кардинала, беспомощно цепляясь в белую мантию и пытаясь приподнять голову и плечи. – Это… это вы!.. Теперь вы довольны?! – Голос у них дрожал еще сильнее, чем руки. Борей скривился. В другое время он бы вообще не поверил, уж слишком удачно случился этот приступ; но одного взгляда на застывшее серое лицо Шеймуса с искаженными чертами, следами слез на щеках и крови под носом и в уголках губ ему хватило, чтобы убедиться. После десятков военных походов он слишком хорошо знал – такую боль не подделать. – Что с ним? – вместо ответа рявкнул Борей, грубо отталкивая одного из послушников в сторону и опускаясь на одно колено рядом. – Его Высокопреосвященство п-плохо себя чувствовал! Если бы вы н- – Что конкретно?! – Эл-лем-менталь… об-бостр… – голос мальчишки совсем сорвался, но Борей уже и сам увидел проступившие алые пятна под перчатками и на шее на нижней рубахе, где ткань была тоньше всего. – Как это остановить? Не то, чтобы посвященные регулярно не оказывались на полу, не рассчитав свои силы, но настолько тяжелый приступ он видел впервые. – Эссенции… – Второй послушник оказался крепче. – Так доставай свою эссенцию! – Я– они!.. Я пошлю в Церко– – У вас вообще с собой ничего нет?! – не выдержал Борей, оборачиваясь, и уже от одного этого движения послушник отскочил сразу на метр и тут же вернулся. – Эт-то!... слишком ценно, чтобы выноси– Бездна, такими темпами святоша сдохнет раньше, чем его “дети” вообще на что-то решатся. – Проклятые церковники, – процедил Борей, нехотя доставая кинжал из ножен на поясе. – Разойдитесь! Оставшийся на земле послушник еще сильнее побледнел и только крепче вцепился в продолжающего корчиться на земле Шеймуса, неумело загораживая его собой. Спереди явно звякнула доспехами церковная стража, обнажая мечи, и северные рыцари за спиной мгновенно ответили тем же. Борей едва удержался от желания обматерить всех сразу и вместо этого одним движением разрезал рукав своей рубашки, и с силой вдавил лезвие в предплечье. – Что?! – огрызнулся он в ответ на ошарашенные взгляды. – У вас есть на примете ещё люди с королевской кровью? Разойдитесь, я сказал! Послушник тут же отпустил Шеймуса, едва не уронив его на камни, и испуганно отполз к ногам замерших стражников. Борей собрал в ладонь стекающую по предплечью кровь и попытался второй рукой приподнять Шеймусу голову, но тот внезапно дернулся, в бреду пытаясь отстраниться от него, и почти выскользнул из хватки. Борей раздраженно зашипел, молча схватил Шеймуса за волосы, заставляя запрокинуть голову и приоткрыть рот, и только после этого наконец смог прислонить край ладони к разомкнутым губам и влить содержимое. Шеймус сразу закашлялся, вцепился в его запястье и вяло попытался отвернуть голову, когда Борей зажал ему рот, не давая выплюнуть или выкашлять кровь, но все попытки сопротивления ожидаемо провалились. Только когда его кадык дернулся, а сведенные судорогой мышцы чуть расслабились, Борей разжал пальцы, и Шеймус тут же отпрянул в сторону. Перевернулся на живот, подтянул колени к груди и склонился над землей, уже сам закрывая рот ладонями. Только спустя несколько секунд сражения с рвотными позывами он наконец медленно опустил дрожащие руки и глубоко вдохнул. Борей выпрямился и легко пихнул его коленом в плечо. – Жить будешь? Шеймус пошатнулся, так что Борей на мгновение испугался, что этот святоша сейчас снова сляжет, но тот удержал равновесие, еще раз вдохнул, выдохнул и поднял на него горящий ненавистью взгляд. – Н-на какое-то… вр-ремя… хватит… – севшим голосов прохрипел Шеймус. Вытер рот уже значительно посеревшим от дорожной пыли и грязи рукавом, опустил глаза, брезгливо скривил губы и нехотя добавил: – Сп-пасибо, Г-герцог. Борей как ни в чем не бывало отряхнул с руки длинные белые волосы, наклонился, взялся за перекинутую через плечи Шеймуса полосу ткани, богато расшитую узорами, и несколько раз обернул ее вокруг раны на предплечье. – Можешь подавиться, – издевательски ухмыльнулся он в ответ на возмущенный возглас. – И не забудь поблагодарить еще и за то, что я не стану вменять свое ранение тебе в вину. – Н-не беспокойтесь, Герцог, – слабо процедил Шеймус, безуспешно пытаясь подняться. – С в-вашей чистотой крови на вас все зажив-вет не хуже, чем на ваших собаках. Борей окончательно выдохнул: если огрызается, значит, уже в порядке. Послушники наконец отошли от ступора и метнулись к Шеймусу, помогая ему встать на ноги и передавая его слова успокоившейся страже. – Кстати, найди себе подпевал получше, – между делом заметил Борей, точно так же давая отмашку своим рыцарям, – твои мальчики на побегушках вообще ни на что не способны. – Ост-тавьте в покое детей б-божих… – тут же отозвался Шеймус, и не думая сбавлять спесь в голосе. – Эт-то дело посвященных, не послушников. Борей только хмыкнул. – К слову о “делах посвященных”, – куда более серьезно и жестко произнес он, подошел к Шеймусу почти вплотную, заставив остальных отшатнуться, и снова подтянул к себе за одежды. Наклонился к самому уху и прошептал: – Делай, что собирался. Но я клянусь, Шеймус, если из-за твоих кардинальских игр Венти пострадает, я натаскаю своих собак на твой запах, а после запру тебя в псарне и не открою дверь, пока твои крики не стихнут. – Вы решили напугать посвященного мучительной смертью? – тем же злым шепотом ответил Шеймус. – Напрасно, Герцог. Боль, которой вы мне грозите, я испытываю несколько раз в месяц. Смогут ли ваши рыцари совладать с ней хотя бы пять минут, если в их покоях вдруг "случайно" разобьется нужный артефакт? – Герцог!!!

***

Она сама не знала, что заставило ее сорваться на крик. Просто она думала… Борей старше и опытнее, она думала, опыт и возраст не дадут ему потерять благоразумие… нет, нет, нельзя было позволять, надо было пойти с ним, надо было все сделать самой… Венти недоуменно выглянул из-за ее спины, и Венесса в который раз пожалела, что вытащила его на эту прогулку. Северные рыцари растерянно переглянулись и сами расступились перед ней, шепотом переговариваясь и с интересом глядя то на нее, то на Венти, то на разыгравшуюся перед Церковью сцену. Венесса быстрым шагом пересекла площадь, и, только когда она поравнялась с Бореем, тот спохватился и разжал пальцы на кардинальский одеждах. – Герцог, прошу вас, ответьте, мне просто интересно, – кажется, у нее задрожал голос, она сама не поняла, от чего: от злости или отчаяния, – что входит в ваше понимание слова “разобраться”? – Борей растерянно запустил руку в волосы, открыл было рот, но заговорить она ему не дала. – Вы решили, что угрозы от Лиюэ нам мало и решили вступить в открытый конфликт еще с Церковью?! Герцог, при всем уважении, где кончается ваша уверенность и начинается безрассудство? – Венесса, детка, ты все не так поняла! – просто развел руками Борей. Как будто это обычная перепалка за столом во время приема. Как будто Кардинал Мондштадта сейчас не стоит пред ними весь в крови и грязи, как будто Герцог только что не устроил сцену на глазах у десятка рыцарей и церковников. Право, обычно его простота и спокойствие приносили ей успокоение, но сейчас в душе поднималась лишь злость. – Что именно я не так поняла, Герцог? – Дитя… – хрипло произнес отец Шеймус, дотрагиваясь до ее локтя. Венесса тут же обернулась и сама придержала его. – Дитя, все в порядке… Это не его вина, это приступ... Герцог Андриус, напротив, помог мне… – Вот-вот, – поддакнул Борей, скрещивая руки на груди. – Если святоша сам признался, то я тут точно не виноват! Пусть он тебе еще расскажет и о своей ссоре с лиюэйским Кардиналом, из-за которой тот и прислал Цисин угрожать нам войной! – Что?.. – А ты думала, наложницы могут так просто развязывать войны и рассчитывать после этого на то, что по возвращении домой их не казнят за государственную измену? Запомни, деточка, ничто в Септиме не делается просто так, за всеми подобными поворотами всегда стоит Церковь, будь она неладна! Отец Шеймус возмущенно открыл рот, но тут же согнулся в кашле, и Венесса поспешно достала из кармана платок и всучила ему в руки. – Честное слово, Герцог, я не понимаю!.. – отчаянно воскликнула она. – Мне известно, вы обижены на Церковь за то, что она когда-то отдала гнозис не вам, а вашему брату, но зачем же доводить Его Высокопреосвященство до такого состояния? Любой посвященный в сотню раз слабее вас, какую угрозу вы можете в них видеть? Борей скривился, словно его задели по старой, давно ноющей ране, и покровительственно произнес: – Деточка, ты не знаешь, что Церковь сделала, когда прави– – Зато я знаю, что Церковь сделала для моего народа, когда мы были в рабстве, а вы пировали у себя во владениях! – не выдержала Венесса, и лишь смотрящие издалека рыцари заставили ее опомниться и понизить тон. – Я знаю, что Церковь сделала, когда наше восстание помогло Его Величеству Барбатосу занять законное место на троне, а вы отлеживались в своем поместье после выплеска! Борей резко нахмурился и запальчиво ударил себя кулаком в грудь: – Да если бы не я, вашему восстанию было бы некому помогать! Тем более, в том состоянии я– – Вы не приехали, – отрезала Венесса, чувствуя, как все попытки потушить пламя в груди только сильнее распаляют его. – Так почему вы требуете действий от отца Шеймуса, хотя сами в его состоянии выбрали собственное здоровье?! Вы вините меня в том, что я слишком подозрительна к Чжунли, но сами не упускаете возможности повесить все мыслимые и немыслимые грехи на Церковь и ее Кардиналов! Ответьте мне, где бы мы были без дара Селестии и милости Ее Наместников?! Как смогли бы сразить тиранию Короля Декарабиана без освященного оружия? Как выжили бы среди снегов, если бы Его Величество Барбатос не растопил их божественной силой? Уверена, будь Его Величество в полном здравии, под страхом его силы Цисин и не посмели бы– – О, великое дело – исправить свои же ошибки! – издевательски рассмеялся Борей. – Если бы не Церковь, всего этого вообще бы не случилось! Как думаешь, кто виновен в том, что мой братец– – Герцог!.. – вдруг выпалил отец Шеймус, обрывая его на полуслове, тут же и сорвался в кашель, слабо прохрипев: – Достаточно… Они не сразу поняли, куда направлен его взгляд. Венесса обернулась. Венти молча стоял посреди расступившихся рыцарей, и на бледном лице застыла едва различимая смесь боли, отвращения и отчаяния. Венти встретился с каждым из них глазами – и зашелся в беззвучном болезненном смехе, запуская пальцы в волосы и глядя куда-то себе под ноги. – Вы невыносимы… – пробормотал он. – Каждый раз… одно и то же, одно и то же!.. Вы серьезно? Даже сейчас?!.. – Венти... – виновато начала Венесса, но тот только мотнул головой, резко развернулся, взмахнув подолом плаща и быстрым шагом пошел прочь от Церкви. Венесса беспомощно посмотрела на Борея, но почти сразу сжала зубы, сама мягко передала отца Шеймуса послушникам, подняла с земли меч с ножнами и вручила их все такому же невозмутимому Герцогу; словно не он несколько минут назад разливался богохульственными речами и как нашкодившего щенка держал за шиворот мондштадского Кардинала. – Ваше Высокопреосвященство, вам нужен покой, не беспокойтесь, я прослежу за Его Величеством, – улыбнулась она отцу Шеймусу, сама не веря в эту улыбку. Обернулась к Борею и только вздохнула. – Герцог, прошу вас, не начните еще одну войну в мое отсутствие. Тот лишь оскорбленно фыркнул и молча кивнул ей, то ли соглашаясь с просьбой, то ли одобряя ее намерения. Венесса ответила на кивок и быстрым шагом направилась к выходу с площади. Нагнать Венти удалось только в середине парка, когда он выбился из сил и рухнул на лавку в одной из беседок, прижимаясь лбом к ладони, обхватившей увитую плющом опору, и тяжело дыша. Из-под сползшего набок ворота и задравшегося рукава виднелись пурпурные нити. Венесса остановилась на входе и невольно судорожно начала перебирать в голове варианты, как может начать разговор. И главное – о чем?.. Да еще так, чтобы это не выглядело странно после неловких бесед про цветы и погоду, которыми была заполнена их прогулка до мелькнувшей между деревьями толпы у Церкви. Она хотела, должна была убедить Венти в опасности его телохранителя, в необходимости допроса, и… так и не решилась прервать тихую тяжелую грусть тем, что могло вывести Венти из себя. Как не может решиться сейчас. Но Венти поднял усталый взгляд – и начал разговор первым. – Несс… – Как обычно, пустой безразличный взгляд. Как обычно, направленный сквозь нее. – Что произошло на переговорах? Венесса несколько раз растерянно моргнула, осторожно опустилась на лавочку в паре метров от Венти и неуверенно произнесла: – Чжунли влез в разговор с Цисин, его поведение оскорбило их и– – Нет, – замотал головой Венти и наконец посмотрел ей в глаза. – Я имею в виду – что произошло со мной? В тусклой лазури как в кривом зеркале отразились ее же страх и неуверенность. – Ты… – Что она должна сказать? Как должна успокоить то, с чем сама так и не смогла справиться? – Когда Нингуан потребовала наказать Чжунли в соответствии с их обычаями, ты встал и сказал, что они испытывают твою доброту, что не имеют права командовать твоими гражданами в твоей стране и… – Венесса запнулась, и Венти напряженно сжал губы. – …и что это им следует вам поклониться, и тогда вы подумаете над тем, чтобы просить Принца о смягчении их наказания. Венти несколько раз моргнул, оторвался от опоры, посмотрел на пурпурные нити на запястье и тихо, почти неслышно произнес: – Я… не помню этого. – Уверена, тебе нет нужды волноваться, это наверняка вина отторжения! Без него ты бы никогда!.. – Венесса наткнулась на его взгляд и запнулась. Венти склонил голову набок, так что отросшая челка почти закрыла глаза, и по-прежнему тихо спросил: – Это… было очень страшно? Венесса промолчала, но Венти, кажется, понял все по ее взгляду и с горькой усмешкой отвернулся. Венесса открыла было рот, но быстро виновато закусила губу и сама уставилась куда-то в пол. Она должна была сказать… но как сказать и без того отчаявшемуся Венти – да. Было. Очень. Почти как при виде урагана, что больше десяти лет назад божественной карой поднялся над прошлой столицей. От долгого неловкого молчания их спасла только запыхавшаяся рыцарка, с громким звоном доспехов вылетевшая из-за поворота дорожки, и Венесса почти постыдилась своего облегченного выдоха. Что бы снова ни случилось, едва ли что-то может быть страшнее этой проклятой тишины. Облегчение длилось до первого сказанного стражницей слова. – Чжунли!.. Венесса тут же подскочила с места. – Что с ним?! – Он… сбежал… – едва успевая вдохнуть, выпалила стражница и облегченно опустила голову. – Ох, как хорошо, что я нашла вас, Гроссмейтерин… Мы уже отправили– – Как сбежал? Когда? Куда? Стражница замотала головой. – Н-не знаю точно. Конвой сказал… начал кашлять кровью, а потом рванулся в окно и затерялся где-то в саду… Мы уже отправили отряд на поиски! – тут же добавила она в ответ на напряженный взгляд . – Усилить охрану вокруг покоев лиюэйской делегации, – жестко произнесла Венесса. – Обыскать дворец. Взять его живым! И доложите Герцогу Андриусу. Я позабочусь о Его Величестве. Стражница кивнула и, еще раз глубоко вдохнув, умчалась в сторону Церкви. Венесса наконец обернулась. – Венти, прошу, не отходи от м– – Кровь?.. – перебил ее Венти, с трудом приподнимаясь и тут же хватаясь за опору беседки. – Чжунли кашлял кровью?.. Несс, это отравление элеметалем, моим элементалем, ему надо в Церковь!.. На мгновение Венесса потеряла дар речи. – Ты правда ему веришь?! – наконец выпалила она, глядя, как быстро Венти находит в себе силы вновь подняться и сделать шаг. – Венти, он наверняка разыграл этот спектакль, чтобы сбежать от своего наказания! Как и ту сказку про потерю памяти от отравления! Венти резко побледнел, и Венесса быстро добавила: – Ты можешь отвести его в церковь, но я клянусь тебе, он врет. И эта ложь только подтверждает его вину! – Вину в чем?.. Разве дядя не сказал, что это из-за Кардинал– – Это не отменяет того, что он как-то замешан в произошедшем! Венти подошел к ней, сам осторожно взял за локоть и развернул в сторону дороги ко дворцу. – Несс, – слабо произнес он, – отстань уже от Чжунли. – Ты не думаешь, что это слишком удачное совпадение? – Я думаю, он просто самоуверенный дурак, – прямо сказал Венти, и Венесса с тоской подумала, как в этой беспечности он похож на своего дядю. “Просто”... просто дураки не врут на допросах, не щеголяют знаниями и навыками, которых у них быть не может, не перечат знати и не сбегают при первом серьезном обвинении. – Венти, я не понимаю!.. – Венесса перехватила его ладонь на своем локте и сжала двумя руками, развернувшись к нему лицом и заглянув в глаза. – Почему ты его защищаешь?! От него столько проблем и боли! Венти встретил ее взгляд и неожиданно твердо и трезво спросил: – А от меня? – Венти… – Это была провокация, Несс. И я на нее поддался, – отчеканил Венти, ненавязчиво высвобождая ладонь из ее рук. – Почему ты обвиняешь только Чжунли? Венти уверенно вышел вперед, явно не собираясь дожидаться ни ее, ни ее ответа. – Я хочу его увидеть, – сказал он, не оборачиваясь. – И допрашивать его ты будешь при мне. Его слова ледяным ветром опалили щеки и сжали горло, не давая вырваться ни возражениям, ни просьбам о прощении. – Почему ты всегда на его стороне?.. – одними губами произнесла Венесса и слишком поздно поняла, что сделала это вслух. – После всего, что тебе довелось из-за него пережить… я знала, что мое слово никогда не перевесит Императора Гео, но сейчас… даже сейчас всего, что я делаю – недостаточно?.. – О, милостивая Селестия, как она надеется, что Венти этого не услышал. И еще больше – что все-таки услышал. Венти удивленно обернулся. – О чем ты?.. – Ни о чем, Ваше Величество, – вымученно улыбнулась Венесса, нервно хватаясь за меч на поясе, лишь бы куда-то деть руки. – Я лишь… Вам стоит быть осторожнее. Я бы хотела усилить вашу охрану, пока Чжунли не будет пойман и я не удостоверюсь, что у него нет сообщников. Венти нахмурился. – “Усилить охрану” – это собрать вокруг меня толпу стражников и снова запереть в комнате? – Это временно, – тут же сказала Венесса. – Но сейчас находиться одному небезопасн– – А что "безопасно"? – резко выплюнул Венти, и на мгновение, ей почудилось, что пурпур снова сверкнул в его глазах. – Что?! Сидеть наедине со своими мыслями, пока вы все заняты работой и ссорами друг с другом?! Делать вид, что ничего не произошло, чтобы со мной наконец перестали обращаться как с церковной реликвией, которая ни в коем случае не должна сломаться на глазах у прихожан? Или терпеть эту проклятую жалость в каждом вашем слове и взгляде? Да я лучше умру, чем так жить!!! – выпалил Венти на выдохе и сорвался на рваное тяжелое дыхание. Несуществующий ветер запер воздух в легких, не давая ни вдохнуть, ни шевельнуться. Венти медленно поднял голову, посмотрел ей в глаза, и, хотя она могла поклясться, что в этот раз отторжение точно ни при чем, тело по-прежнему сковал непонятно откуда взявшийся ужас. – Венесса, скажи мне честно, – медленно и четко произнес Венти, как стихает мир перед бурей. – Чего именно ты боишься: того, что я умру – или того, что ты не сможешь пережить мою смерть? Венесса виновато отвела взгляд. – Ваше Велич– – Снова “Ваше Величество”, – горько усмехнулся Венти. – Здесь никого нет, Венесса. Почему ты снова так ко мне обращаешься?.. “Дар Селести”,“божественная сила”... Ты можешь уже определиться, кто я для тебя – "Венти" или "Его Величество Барбатос"? Венесса молча опустила голову. Венти только вздохнул и отвернулся.

***

Он толком не помнил ни как нашел дорогу до купальни, ни как смог стянуть с себя одежду и отодрать от спины успевшую прилипнуть ткань. Сознание вернулось, только когда холод мраморного пола окончательно дошел до кожи и вызвал волну мурашек. Моракс поджал под себя ноги, вытер со лба холодный пот и тут же поморщился от движения руки. После утреннего марафета Венти купальня давно опустела и остыла, остались лишь несколько кадок и бочка с холодной водой. Вставай. Моракс подался чуть вперед, схватился за край лавки, где оставил одежду, и замер, сжимая губы. Очередная капля крови стекла по спине, неприятно щекоча горящую несмотря на холод кожу. Не смоешь кровь сейчас – будет хуже. Моракс все-таки выпрямился, кое-как дошел до ближайшей кадки, опустился на колени, взялся за ее края, на выдохе одним движением опрокинул содержимое себе на плечи – и тут же выпустил из рук и зажал рот ладонями, не давая вскрику прорваться. В этот раз сознание вернулось быстрее, и Моракс невидящим взглядом уставился в пол, не в силах пошевелиться. Темнота алыми разводами проступила из ран и стекла по телу, растворяясь в лужах на полу. Моракс заставил себя опустить руки и медленно выдохнул, чувствуя, как постепенно возвращаются ощущения, резкими вспышками отзываясь на каждое неосторожное движение и вдох, и как привычная тянущая боль вновь разливается по покрывающим руки трещинам. До этого было не больно. Боль всегда приходила, когда он оставался один. Селестия, как это просто и логично… вести себя так, чтобы заставить правителя и его приближенных выйти из себя, но чтобы никто из них не сумел разглядеть прямое оскорбление. Чтобы кто-то поддался, пошел на поводу, сделал то, что в глазах люэйцев будет достойным поводом для войны. Простая стратегия. Простая очевидная мысль. И эта мысль просто не пришла ему в голову. Ведь быть причиной войны лучше, чем быть случайным прохожим, чья роль определяет ход спектакля, но не его итог. Лучше, чем быть – просто поводом. Поводом, у которого нет шанса ни на что повлиять – ни до, ни после. Моракс запоздало обернулся в поисках ковша, нашел взглядом почти полную бочку рядом с наполовину закрытым полотенцем зеркалом, с трудом добрался до нее, зачерпнул воду и продолжил лить себе на спину, дожидаясь, пока со светлого мрамора не исчезнут алые разводы. Какая глупость… сбежать от Венессы и ее стражи, расписавшись в несуществующей вине, подставить спину под кнут Цисин, рискуя заплатить жизнью за свою выходку – и ради чего? Он знает, как вести разговор – но какое это имеет значение, если ему не позволено открывать рот? Он может выдержать любое испытание и заставить лиюэйцев сыграть по нужным правилам – но что это меняет, если итог определен задолго до его вмешательства? Он умеет развязывать и заканчивать войны, обращаться с десятком видов оружия, оборачивать слабости противников против них самих – но есть ли в этом смысл, если от него требуется лишь молча стоять за спиной Короля? Моракс зацепил ковш за край бочки, обошел ее и замер возле достающего до земли края полотенца, которое сам когда-то набросил на это проклятое зеркало. Медленно поднял руку, сжал светлую расшитую узорами ткань… и одним резким движением сдернул ее на пол, роняя в розовые от крови лужи. Он может сколько угодно бежать от этой мысли. …но если ему никогда более не стать сильнейшим воином, потому что расцвет человеческих сил подходит к концу; если он обречен подчиняться, потому что простому человеку и за всю жизнь не приблизиться к статусу носителей королевской крови; если все его знания и навыки ничего не значат, потому что удел телохранителя быть безмолвной куклой… если Венти однажды освободиться от горя и найдет себе любовника, соответствующего Королю по статусу и заслугам… то что от него останется? Моракс поднял взгляд и встретился с покрасневшими карими глазами с темными кругами вокруг век и отросшей неровной челкой. Тогда в первые дни он думал, что умер как герой, что его решимости хватит но то, чтобы вернуть утраченное и доказать всем, чего он по-настоящему достоин. Решимость осталась лежать обломком меча на тренировочном плацу, неловко закрытым манекеном на турнирной арене, перечеркнутой анкетой в руках Венессы, пыльным гобеленом на кровати Венти, каллиграфически написанным договором в архивах дворца и этим злосчастным кинжалом поперек документов. Он провалился даже как Моракс. Не смог защитить их обоих и не дал сделать этого Венти, оставив его в горе и без сил; не следил за придворными, Церковью, не собрал достаточно союзников, чтобы никто не смел даже помыслить о том, чтобы угрожать Мондштадту, не… он даже не знает, в чем именно ошибся с Сяо и почему тот позволил этому произойти… Моракс медленно протянул руку и сжал пальцы на ручке ковша. Даже как Моракс он не смог сделать все, что должен был. А это жалкое ничтожное воплощение вообще ни на что не способно. Громкий звон утонул во вспышке боли от резкого движения. Моракс пошатнулся, выпуская ковш из пальцев, судорожно схватился за край бочки – и вдруг согнулся от внезапной нехватки воздуха и головокружения, заставившего рухнуть на колени. Осколки перед глазами расплылись, а мысли исчезли в гуле, заполнившем голову. Сердце сорвалось в бешеный ритм, и боль разошлась от груди затмевая собой остальные чувства. Быстрые поверхностные вдохи как будто только сильнее расходовали и без того кончающийся воздух– Моракс запрокинул голову и глубоко вдохнул. Высокие своды купальни розовели от заходящего солнца. Мокрый пол отдавал холодом, а несколько осколков неприятно впивались в ноги. Приступ кончился так же быстро как и начался. Моракс еще раз втянул воздух, выравнивая дыхание, и медленно поднял все еще подрагивающую руку к глазам; трещины по-прежнему просто глубоко врезались в кожу, без малейших признаков крови. Палец, скользнувший по верхней губе и под носом, тоже остался чистым. Странно… не похоже на приступы посвященных и отравление… Взгляд сам переместился на обломки зеркала, сотней глаз смотрящие на него в ответ. Спустя столько времени… Он думал, что справится. Но он даже минуты выдержать не может. Перед глазами встал маленький силуэт Венти в разрушенной комнате, прижимающего к груди письма. Какие же они оба глупцы. Кажется, время, способное их вылечить, остановилось той проклятой ночью. “Моракс многое от меня скрывал”. Может… и правильно делал. Пусть Моракс останется в твоей памяти тем идеальным всесильным императором, которым он был, которым он так отчаянно пытался стать. Пусть его главными недостатками будут лишь скверный характер и чрезмерная серьезность. Никчемный самоуверенный телохранитель, привыкший к собственной безнаказанности, совершающий одну ошибку за другой, неспособный справиться даже с собственным телом, тебе не нужен. Есть ли в “Чжунли” смысл за пределами “Венти”? Ведь, кажется, быть с Венти рядом – единственный навык, который он еще не утратил. Моракс медленно выдохнул и в который раз поднялся. Надо достать из ноги осколки… отмыть остатки крови… нарвать чистые части простыни на бинты и перевязать спину, чтобы на рубашку не просочилась кровь… вернуться к Венти и… Какая жалкая жизнь и еще более жалкая борьба. Но если он сейчас сдастся – значит, от него действительно больше ничего не осталось.

***

– Что?.. Венесса застыла, и Венти почувствовал, как напряглись ее мышцы под рукавом формы. – Он… вернулся, – повторил стражник, не менее растерянный, чем его начальница. – Просто вышел к одному из патрулей и сдался… – Что он сказал? – Венесса мотнула головой, прогоняя остатки ступора и снова нахмурилась. – Он что-то требовал? Чем-то угрожал? Стражник пожал плечами. – Да нет… сказал только, что будет говорить только при Его Величестве… Венти почти услышал, как у Венессы скрипнули зубы, и быстро произнес: – Приведите его ко мне. Без моего разрешения ничего с ним не делать. – Увидел, как взгляды окружавших их рыцарей тут же вопросительно метнулись к Венессе и еще строже добавил: – Моего, а не Гроссмейстерин. Венесса не рискнула спорить, молча проводила его до комнаты и встала возле дверей, обеспокоенно поглядывая в его сторону. Венти выдохнул, скинул с плеч мантию и устало опустился на кровать, глядя в пол. Злость по непонятной причине продолжала подниматься из глубин сознания, смешиваясь со страхом. Он уже видел эти взгляды. И этот страх заговорить. И эти пурпурные метки, выглядывающие из-под одежды. И почему все его слова и интонации начинают звучать так знакомо?.. – Ваше Величество… – негромко произнесла Венесса и только тогда он понял, что дверь в комнату открылась. Венти поднял взгляд, скользнул по доспехам конвоя и встретился глазами с Чжунли. Бледным, в грязной рубашке и брюках, со сведенными за спиной руками и неестественно прямой даже для его выправки спиной. Чжунли спокойно склонил голову в знак приветствия и снова посмотрел ему в глаза. – Здравствуйте, Ваше Величество. – Что вы с ним сдела– – Гроссмейтерин тут ни при чем, Ваше Величество, – первым заговорил Чжунли. – Это просто грязь. Со мной все в порядке. – Где ты был? Чжунли мельком взглянул на Венессу и выразительно промолчал. Венесса скривилась и жестом приказала стражникам оставить их. Но даже с закрытой дверью вместо ответа Чжунли сказал только: – Поставьте охрану возле хода под виноградом у северного крыла. И закройте чем-нибудь ход в купальню из этажа для слуг; тот, что под ковром. Венесса, кажется, поняла, о чем речь, быстрее – резко изменилась в лице и схватила Чжунли за локоть, разворачивая к себе. Тот крепче сжал дрогнувшие губы и на мгновение зажмурился, но возражать и сопротивляться не стал. – Ты был у Цисин?! – прошипела она. – Зачем ты к ним пошел? Начавшееся формироваться понимание прервал осторожный стук, и Венти увидел, как губы Венессы сложились в беззвучное “Бездна!”. Она нехотя отпустила Чжунли, открыла дверь и процедила “Лучше бы это было что-то срочное”. А через секунду ее лицо изменилось так, что Венти тут же понял – да, это было что-то срочное. Что ж, тем лучше. – Гроссмейстерин, если ваши дела не терпят отлагательств, вы можете идти. Венесса беспомощно обернулась. – Делегация Принца… – Чжунли вздрогнул, и Венесса тут же замолчала, мрачно сверля его взглядом. – Ничего критичного, Ваше Величество, – быстро произнесла она, закрывая дверь. – Я останусь с вами. – В этом нет нужны, – спокойно ответил Венти. – Сомневаюсь, что Чжунли станет при тебе говорить. Отпусти его наконец. Он уже вернулся. Будь он шпионом Цисин, какой смысл ему возвращаться на верную казнь? Венесса замялась. И вместо обычного спора лишь тихо произнесла: – Быть может, Цисин приказали ему вернуться и принять наказание. – И что, ты хочешь снова подыграть их плану? Венесса не ответила. Бросила последний взгляд на Чжунли, по всем правилам отдала честь, медленно, словно каждым движением пересиливая себя, подошла к телохранителю, одним движением кинжала перерезала веревку на его запястьях и скрылась за дверью. Чжунли, словно получив невидимую отмашку, пошатнулся, судорожно хватая ртом воздух, и прислонился к шкафу, явно с трудом стоя на ногах. – Чжунли, ты можешь сесть, – негромко произнес Венти, и тот тут же выпрямился, быстро дошел до кресла и опустился в него все с той же идеально ровной спиной. Вблизи сразу стали заметны прилипшие ко лбу волосы и рваное дыхание, которое он старательно старался скрыть. – Как ты себя чувствуешь? – Я ведь сказал – со мной все в порядке, – как ни в чем ни бывало улыбнулся Чжнули, и Венти только сильнее нахмурился. – Но потеря памяти– – Я соврал. Быстро и просто, не отводя взгляда. Без издевки, бахвальства или вызова. – Но твой кашель!.. – Я соврал. Кровь была из прокушенной щеки. Венти закусил губу и сжал покрывало. Он был готов разоблачить любую ложь, но что делать с внезапно свалившейся на него правдой, не знал. Чжунли в ответ на молчание лишь слабо усмехнулся и уставился в пустоту перед собой, почти не шевелясь. – Вы слишком добры ко мне, Ваше Величество, – наконец произнес он, по-прежнему, спокойно и просто. – Вообще-то, я правда заслуживаю казни. Венти подтянул колени к груди, о край кровати скидывая мягкие туфли на пол. – Где ты был? – тихо спросил он. – Извинялся. Чжунли сказал это так непринужденно, что он не сразу понял, о чем идет речь. А после почувствовал, как кровь медленно отливает от лица, а по телу проходит мелкая дрожь – и как сердце сжимается от собственного бессилия. – Ох, Бездна… – только и смог выдавить он. – Чжунли, какой же ты!.. – Лжец? – вдруг не поворачиваясь спросил Чжунли. И снова он не не нашелся, что на это ответить. – Нет, ты… – Я лжец, – уверенно повторил Чжунли, опуская голову и пряча лицо за свесившимися по бокам волосами. – Я знаю, Ваше Величество. Я всегда им был. Я увяз в этой лжи настолько, что, боюсь, моей правде уже никто не поверит. Такой как я не заслуживает быть рядом с вами. Слова снова застряли в горло, и Венти наконец понял, что мешает ему найти ответ. На самом деле, от него не ждут ответа. Не пытаются объяснять и оправдываться. И как он не знает, что отвечать – так, кажется, сам Чжунли не знает, зачем говорит все это. – Так почему ты так усердно бежишь от обвинений Гроссмейстерин? – неожиданно для самого себя спросил Венти, и только после этого Чжунли поднял голову и снова посмотрел на него. На мгновение в его глазах что-то сверкнуло, и Венти предпочел думать, что это был просто блик от заходящего солнца; даже если солнце садилось за спиной Чжунли. – Мою судьбу можете решать лишь вы, Ваше Величество, и никто кроме вас. – Он не слышал такой твердости в голосе, даже когда принимал клятвы рыцарей. – Если прикажете сдаться Гроссмейстерин, я послушаю. Если прикажете убить себя, я с радостью исполню вашу волю. То, чем я ради вас пожертвовал, по-прежнему принадлежит вам. Но никому более распоряжаться своей жизнью я не позволю. – Чжунли… Я не понимаю. Я уже совсем ничего не понимаю. – Чжунли. Подойди ко мне. Чжунли подчинился раньше, чем он закончил фразу. – Повернись спиной. Чжунли замер. Встретился с ним взглядом и виновато сжал губы. – Ваше Величество… – Я не настолько глуп, Чжунли. – Вам… не стоит смотреть на это, – серьезно произнес Чжунли, и от его тона по спине пробежала волна мурашек. Венти сглотнул в безуспешной попытке хоть как-то смочить пересохшее горло. – Снимай рубашку. – Чжунли взялся за подол, и Венти хватило одного взгляда на его застывшее лицо, чтобы спохватиться. – Нет, стой!.. Не двигай руками. Сядь где-нибудь… Я сам… Чжунли, не раздумывая, опустился на колени перед кроватью. Венти спрыгнул на пол, босиком дошел до шкафа, нервно перебрал немногочисленные наряды и обреченно уткнулся лбом в дверцу. На что он вообще рассчитывал?.. Венесса убрала от него все острые предметы еще два месяца назад. Придется пытаться снять так, не разрезая. Венти вернулся к Чжунли, осторожно взялся за подол, потянул вверх – и едва не выпустил его из рук, когда из-под ткани показались крупные пятна на поясе брюк, до этого скрытые длиной рубашки. Венти сжал губы, отвел взгляд и осторожно потянул подол вверх, стараясь не дать ткани коснуться кожи; остановился на плечах, не решаясь отдирать прилипшие части, но Чжунли спокойно произнес: “Все в порядке, Ваше Величество”, – и Венти все же заставил себя приложить силу и наконец перекинуть ворот через голову, позволяя рубашке скользнуть по рукам вниз, на колени Чжунли. Только после этого Венти глубоко вдохнул, перевел взгляд на саму спину – и тут же охнул и отшатнулся. Он успел увидеть кое-как порванные полосы ткани, пропитанные темно-багровой кровью, и воспаленную кожу, видневшуюся в просветах неумелой перевязи, прежде чем не выдержал и вновь отвернулся. – Я ведь говорил, Ваше Величество, – только вздохнул Чжунли. – Позвольте я теперь оденусь. – Н-нет… – Венти отступил к кровати, чувствуя, что если не сядет, то точно рухнет на пол рядом. – Чж-жунли, какое “оденусь”?!.. Ты был у лекаря? – Конечно, нет, Ваше Величество. – Что значит “конечно”?! – воскликнул Венти, и Чжунли только склонил голову набок, словно не замечая своих ран. – Ваше Величество, как, по вашему мнению, я должен объяснить происхождение этих ран? – Почему ты вообще должен это объяснять?.. – Потому что сейчас есть два варианта, – просто сказал Чжунли, словно объясняя непонятный параграф из книги. – Либо причина произошедшего – Цисин, и тогда это означает, что вы приняли их требования и позволили Лиюэ навязать свою волю; либо наказание вынесли вы – но в таком случае вы бы нарушили собственные принципы, которые до этого столь рьяно защищали. – Но ты же сам… – Личные слуги являются отражением воли их господина. В пересудах и слухах это уже не будет важно. К тому же, информация об успешном побеге от рыцарей Гроссмейтерин повредит репутации Мондштадта еще сильн– – Чжунли, ты с ума сошел?! – не выдержал Венти, запуская руки в волосы и глядя на кровавые края “бинтов”, пересекающие неподвижную грудь. – Какие воля, принципы и репутация?!.. Как ты вообще можешь думать об этом!.. Твои раны!.. – …не стоят вашего внимания и беспокойства, – с нажимом произнес Чжунли. – Заживет. Я все еще в сознании и могу двигаться. – А если от них пойдет скверна?! Чжунли замер и несколько раз моргнул, рассеянно глядя в пустоту. – Точно… – невнятно пробормотал он. – …у людей такое бывает… – Чжунли! Тот вздрогнул и встретился с ним взглядом. – Дядя, – четко произнес Венти, облизывая пересохшие губы. – Дядя с его людьми сейчас тоже здесь. Он не любит церковных лекарей, среди его свиты должен быть кто-то… Мы… мы позовем его. Вольфендом далеко, если там пойдут слухи, не страшно… ладно? – И, предвидя возражение, быстро добавил: – Я скажу, что мне плохо. Не тебе. Не смей сейчас спорить, Чжунли!.. Не смей!! Ты мой телохранитель, ясно? Ты должен быть способен делать свою работу! Чжунли тяжело вздохнул и покорно склонил голову. – Как пожелаете, Ваше Величество. Лекарь осторожно потянул за отошедший край “бинта”, проверяя, насколько ткань прилипла к коже, покачал головой и выпрямился. – Мне нужна вода и другие инструменты. Могли бы сразу сказать, – раздраженно, но беззлобно заметил он, – не ходил бы два раза. И свечи зажгите, света мало. – Перевел взгляд на дядю и осторожно спросил: – Эссенцию нест– – Да, – тут же ответил дядя, по-прежнему виновато стоя поглядывая на них из угла. – Тащи все, что надо. Лекарь кивнул и скрылся за дверью, оставляя их в неловком молчании. – Я тебя не звал, – коротко произнес Венти, снова подтягивая колени к груди и утыкаясь в них лбом. – Малыш, мне доложили, с тобой что-то случилось! – тут же сказал дядя. – Ну прости, я слегка погорячился со святоше– – Ты же понимаешь, что не можешь постоянно творить, что тебе вздумается, и рассчитывать, будто извинения все исправят? – резко произнес Венти, и дядя вновь виновато замолчал. Венти только сильнее впился пальцами в ноги в невольной попытке спрятаться от происходящего. Не думать о ранах, о войне, об этой глупой вере в то, что все может наладиться, разбившейся о очередные угрозы друг другу и попытку запереть раненую птицу в безопасной клетке, и о таком чуждом, но сладком и соблазнительном желании – не прощать. Нет, Венесса, права, это все отторжение… – Дай мне воды, – наконец произнес он, лишь бы не тонуть в мыслях и этом молчании. Услышал шорох и быстро добавил: – Чжунли, во имя Селестии, не ты!.. – Малыш, так может тебе вина принести? – тут же встрепенулся дядя. – Сразу лучше себя почувствуешь! У меня как раз есть выдержанное из– – Не хочу, – глухо отозвался Венти, и дядя не рискнул больше возражать; молча подошел к тумбе и через несколько секунд отдал в протянутую руку кубок. Венти жадно глотнул воду, давая ее прохладе чуть прояснить и успокоить разум. – Герцог, – неожиданно подал голос Чжунли. – В деле замешана Церковь, верно? Дядя растерянно хмыкнул. – Тебе-то об этом кто успел рассказать? – Цисин, – глухо ответил Чжунли. – “Цель, что лежит выше солнца и звезд”, – непонятно добавил он. Венти чуть повернул голову. Чжунли по-прежнему сидел на полу, не шевелясь и ни на кого не глядя. Вместо ответа дядя долго рассматривал его спину под наполовину спущенными бинтами, пока наконец задумчиво не произнес: – Не пятьдесят ведь, – и Чжунли в ответ лишь слабо дернул уголком губ в подобии усмешки. – Мне же правильно донесли? – Да, Ваша Светлость. – Значит, я был прав. – О чем вы?.. – не выдержал Венти – При настоящем оскорблении никто из лиюэйского двора не станет останавливать наказание, – сказал Чжунли. – Их Превосходительство Цисин требовали пятьдесят ударов. – И что это значит?.. – Значит, по-настоящему провалился не твой телохранитель, а наш святоша, – мрачно произнес дядя. – И теперь с этим “посланием” он будет разбираться сам. И пусть только попробует– – ВашСветлость, опять на церковников ворчите? – с порога поинтересовался лекарь, распахивая дверь для пары слуг с большим тазом. Чжунли тут же дернулся и накинул на спину рубашку, пряча большую часть ран. – Может, мне от вас обратно в церковь уйти, а? Без наших знаний обойдетесь, – шутливо предложил он. – Ага, – в том же тоне фыркнул дядя, взглядом выпроваживая слуг и самостоятельно пододвигая таз с водой ближе к Чжунли. – Иди проходи посвящение, я же недостаточно в свое время кровью ковры залил. Лекарь закатил глаза, поставил звякнувшую стеклом сумку на пол рядом с первым чемоданом и обратился к Чжунли. – Снимай давай эту грязную тряпку с себя. Низ тоже, все равно не отстираешь. Чжунли взялся за ширинку, и Венти смущенно отвернулся, словно они когда-то не находились один на один в купальне. Несколько минут слышался лишь лязг ножниц и плеск воды. Венти подсознательно все ждал крика, или стона, или хотя бы шумного выдоха, но Чжунли по-прежнему не издавал ни звука. Тогда Венти вновь попытался посмотреть на него – и от вида красных полос, пересекающих спину, закружилась голова, а к горлу подступила тошнота. – Я не понимаю, – одними губами произнес Венти. – “Настоящее оскорбление”... “послание”... Если дело было не в Чжунли… зачем же… зачем так?.. – Я все еще повел себя… – Чжунли запнулся на очередном прикосновении смоченной в чем-то губки к ране, но виду не подал, – …неуважительно. Не учел все варианты. Ту битву я проиграл. – Битву?!.. О какой битве речь, Чжунли, я не понимаю!.. Вы все так просто об этом говорите!.. Разве слова заслуживают столь жестокого наказания?! Чжунли чуть повернул голову, посмотрел на него и тут же отвел взгляд. Сердце сжалось в неприятном предчувствии. – Вы незнакомы с настоящей жестокостью, Ваше Величество, – наконец произнес Чжунли. Несмотря на бледность и выступивший на лице пот. Несмотря на чуть подрагивающие пальцы, сжимающие край тумбы. – Я все еще в сознании. Ни один удар не пришелся по почкам. Ни один удар не достал до легкого или кости. Кажется, даже ребра не сломаны. Хуже его ран оказался только его голос. Спокойный, уверенный, заставляющий горло сжаться от первобытного ужаса, а сердце потерять опору и рухнуть вниз. Венти отчаянно метнулся взглядом в сторону дяди, лекаря, но те лишь виновато отвели глаза, не найдя, что возразить. – Ваше Величество, – тихо произнес Чжунли. – Если вам тяжело, не смотрите. И снова тишина. Ужасная, страшная, согласная тишина, отдающая мурашками и холодком по спине. – Н-нет… – хрипло произнес Венти, и даже на этом слове его голос дрогнул. – Н-нет, нет, нет, я… буду смотреть… Я тоже поддался на провокацию. Я… тоже виноват. – Ваше Величество– – Замолчи, Чжунли! Ты никогда не умеешь молчать! – Венти замер, растирая слезы и сдерживая всхлип, и шепотом добавил: – Если мы все несем за это ответственность… почему я один должен бежать от последствий?.. Я… хочу быть способным хотя бы прямо посмотреть на них… Ты мой слуга. Ты сам говорил, “отражение воли господина”... Венти снова заставил себя взглянуть на раны, с трудом сдерживая накрывающую дурноту, и снова никто не стал ни спорить, ни отговаривать. Только вставшие в глазах слезы спасали его от подробностей. Лекарь снова сменил склянку, осторожно потянул Чжунли за плечо, заставляя выпрямиться, нанес содержимое на маленький кусок чистой ткани и медленно прошелся им вдоль краев раны. – Чжунли, в вас случайно нет королевской крови? – вдруг спросил лекарь, и на мгновение лицо Чжунли неуловимо изменилось. Но только на мгновение. – Нет, – коротко ответил он и выразительно поднял руку с трещинами. – Иначе этого бы тоже не было. – А что? – вместо него спросил Венти. – Гидро-эссенция плохо действует… – задумчиво произнес лекарь. Чжунли попытался обернуться и рассмотреть спину. – На перелом месяца два назад действовала. – Может, элементальный яд ей мешает – а, впрочем, я давно не церковник, гадать не буду. – Лекарь посмотрел склянку на просвет и нехотя добавил: – Но быстрого выздоровления можете не ждать. Краям раны я дам схватиться, но больше тратить не буду, это вы уже сами. А то Нашу Светлость поди уговори потом что-то у Церкви просить. Дядя только фыркнул. Лекарь вдумчиво обработал остальные раны, перевязал их чистыми бинтами и закрыл сумку. – Активно не двигаться, руками не махать, спину не напрягать, через пару дней на перевязку. Если будет сильно мокнуть или начнется лихорадка, приходите завтра. Ясно все? Чжунли, не оборачиваясь кивнул. Дождался, пока дядя и лекарь после короткого прощания выйдут из комнаты, и только тогда с трудом поднялся, опираясь сначала на тумбу, а затем на кресло. – Простите, Ваше Величество… Я сейчас оденусь. Венти вздрогнул и запоздало отвернулся, кляня себя за то, что так пристально вглядывался в белую ткань бинтов. – Р-рубашку… можешь не надевать… – тихо сказал Венти. – Вдруг… вдруг раны откроются… Чжунли почти неслышно усмехнулся и начал копошиться в шкафу. Когда Венти наконец рискнул вновь посмотреть на него, тот сидел на краю кресла, босой, в одних брюках от повседневной формы с ослабленным на талии ремнем, откинувшись назад и прислонившись к спинке затылком, чтобы спина ее не касалась. По какой-то неясной причине вид у Чжунли был еще более усталый и подавленный, чем до лечения. Тени от зажженных свечей очерчивали впалые щеки и напряженные мышцы, и в сгустившейся темноте мягкий золотистый свет словно подчеркивал то, чего он не замечал даже при самом ярком свете солнца. Словно почувствовав его взгляд, Чжунли повернул голову и грустно улыбнулся. – Жалкое зрелище, верно, Ваше Величество? – Дурак… – тихо ответил Венти, откидывая одеяло и наконец опуская голову на подушку. – Зачем только полез… Я не хотел этого. При тебе сказал, что не хочу. – Я посчитал, что за ошибку должен отвечать тот, кто ее совершил. И что я… смогу исправить сложившуюся ситуацию. – И как – исправил? Чжунли не ответил. Повернул голову и уставился в потолок, стараясь выровнять дыхание. – Ваше Величество, – через какое-то время произнес он, почти шепотом, – как вы думаете: в какой момент стоит сдаться? Венти чуть приподнялся на локте. – О чем ты?.. – Ни о чем, – тут же ответил Чжунли и закрыл глаза. Венти помолчал. – Что значит “сдаться”, Чжунли? – Перестать бороться? – после паузы произнес Чжунли, по-прежнему не открывая глаз. Только веки чуть дрогнули. – Признать поражение? – Поражение в чем? Чжунли не ответил. Венти сел на кровати, поджав под себя ноги, посмотрел на лежащий рядом гобелен и привычно провел рукой по холодной жесткой ткани. – Если я отдамся горю и убью себя… – тихо начал он, – это поражение в борьбе за жизнь? Или победа над своим малодушием? Трусливый побег от своих обязательств или смелый отказ от всего, что меня тяготит? – Гобелен молчал, и вышитый на ткани Моракс смотрел куда-то в сторону и вверх. – Сейчас… жизнь и смерть пугают меня в равной степени. Мне кажется, я хотел умереть лишь потому, что все пытались лишить меня этого выбора. Когда Венти обернулся, Чжунли смотрел на него. – Быть может, – неуверенно сказал Венти, – стоит сдаться, когда цель борьбы теряет свой смысл? Какой смысл бороться за то, что не даст тебе ничего, кроме боли и усталости? Чжунли непонимающе нахмурился. – Разве может после этого стать легче? – Разве тебе никогда не становилось? – Не знаю. Я никогда не сдавался. Ни гордости, ни сожаления – просто сухой голый факт. – Или у тебя просто не было на это права? Чжунли вздрогнул и недоверие сменили удивление и растерянность. – Знаешь… – медленно произнес Венти, глядя ему в глаза. – Я думаю, ты можешь сдаться, когда захочешь. Чжунли не ответил. Но и взгляд не отвел, словно пытаясь найти этот ответ в их молчании. Венти вдруг вспомнил раны на спине, застывшее лицо, прерывающееся дыхание, и до него внезапно дошло, почему Чжунли всё это время был настолько тихим и бледным. – Чжунли… тебе… очень больно, да? – Нет, Ваше Величество. – Лжец. Чжунли виновато улыбнулся. – Чжунли… сядь ко мне. И снова он оказался рядом за доли секунды до конца фразы. Венти, поддавшись внезапному порыву, потянулся к его щеке и замер в сантиметре от кожи. Чжунли не шевельнулся и даже не изменился в лице, выжидательно глядя на него. – Ты… не боишься? – Венти прислонил пальцы к его щеке и по чуть дрогнувшим губам понял: – Мои прикосновения все еще приносят тебе боль. – Нет, Ваше Величество, – уверенно ответил Чжунли. – Даже… – Венти запнулся и опустил руку. – После того, что случилось на переговорах? – А что случилось? Венти неверяще уставился на него, гоня от себя мысль, что отравление все-таки затронуло память. – Я… я потерял контроль над собой…– Его голос дрогнул. – Я даже толком не помню, что говорил и что делал. Разве яд отторжения не пугает?.. – Высота и глубина тоже пугают, – пожал плечами Чжунли и тут же поморщился от движения. – Что же теперь, не осваивать ни моря, ни горные вершины? Снова просто, пугающе просто о слишком страшных вещах… – Чжунли, я!.. Я приношу смерть даже цветам! – Столько времени копившееся напряжение наконец прорвалось наружу, и Венти почувствовал, как сильно у него дрожат руки. – Я сам отталкиваю всех!.. Венессу, дядю!.. Я не знаю, почему! – Венти уставился на гобелен, кажется, впервые осознавая, сколько ночей уже с ним спит. – Чжунли, скажи, я схожу с ума? – глухо произнес Венти. – Дядя с Венессой говорили про Декарабиана, у него ведь тоже было отторжение, я– Я… похож на своего отца? – вдруг спросил он, чувствуя как неясный страх в сердце наконец оформляется в худую высокую фигуру в мантии с неизменной короной, кажется, ставшей частью безумного пурпурного блеска в холодных глазах. – Ваше Величество. – Глос Чжунли пробил страх, ненадолго возвращая в реальность. Венти поднял глаза и невольно зацепился за его взгляд. – Вы просто разозлились. – Я мог ранить кого-нибудь!.. – Вы считаете, обычный человек в приступе гнева не способен никому навредить? – Не так как Наместник!.. – У вас нет сил. – Но если бы были!.. Нельзя же давать волю каждой своей эмоции! – Вы вообще никаким не даёте. Венти замер, не в силах поверить в то, что в очередной раз все так жестоко и просто; как не в силах найти, чем ему возразить. Чжунли сам потянулся и накрыл его руку своей. С теплой ладонью и холодными пальцами. – Вы думаете, отторжение заставляет вас ненавидеть? – так же легко спросил он. – Но разве вы не злились? Я вот был вне себя от ярости. – Я не знаю, Чжунли… – беспомощно пробормотал Венти. – Я… уже не понимаю, где заканчиваюсь я и начинается моя болезнь. Раньше такого не было… – Раньше ваш муж не умирал, – весомо проронил Чжунли, и Венти дернулся как от пощечины. – Раньше другая страна не пыталась объявить вам войну. Раньше ваши силы не исчезали. Венти до боли закусил губу, чувствуя, как по щекам снова начинают течь слезы. – Х-хорошо… хоть Моракс этого не видел… Н-не видел меня таким… – пробормотал он, и Чжунли только крепче сжал его руку. – Ваше Величество. – Венти посмотрел на него, и от мягкой улыбки все внутри сжалось. – Перестаньте бояться своих эмоций. Перестаньте бояться того, кто вы есть. Никто не в силах освободить вас из клетки, если она отпирается изнутри. Он не знал, откуда… почему слез оказалось так много… И откуда пришло это облегчение, когда они наконец кончились. – Чжунли, знаешь… – почти беззвучно прошептал Венти. – Ты говоришь, что ты лжец. Но иногда мне кажется, ты честнее всех остальных. – Рука Чжунли вздрогнула, Венти сжал ее сильнее, и та наконец расслабилась в его пальцах. Даже несмотря на слабые пурпурные всполохи трещин. Чжунли терпеливо ждал, не сводя с него взгляда. – Мне страшно, Чжунли, – выдохнул Венти, и одна эта фраза, кажется, потребовала от него сил больше, чем вся речь на переговорах. – На самом деле… я каждый раз боюсь засыпать. Я боюсь того, что увижу, когда закрою глаза. Боюсь того, что то же самое увидишь ты. Если ты правда не боишься меня и моего эгоизма… Прошу… подержи меня за руку, пока я не усну. Я знаю, что тебе больно… – Вам тоже больно, Ваше Величество. Нет, он невыносим, они оба невыносимы… – Ты можешь уйти, как только я– – Я не уйду. Я был рядом с вами каждую ночь, побуду и эту. Венти растерянно на него посмотрел. – Каждую?.. – И резко вспомнил один и тот же силуэт в кресле, встречающий с ним рассвет и провожающий закат, силуэт, что всегда ждал его после кошмаров и случайных пробуждений, что поливал с ним лилии ночью и выводил его в парк до рассвета. Ох, Бездна, какой же он глупец, неужели он действительно разучился видеть дальше своей боли? – Чжунли!.. Неужели… но где? В кресле?.. Все это время?! Венти уверенно развернулся и сдвинул гобелен в сторону. – Ложись, – твердо произнес он в ответ на недоуменный взгляд Чжунли. – Ваше Величество, вы Король, если кто-то увидит– – Плевать, – искренне произнес Венти. – Поверь, мне сейчас так плевать, Чжунли. Дай мне шанс посоревноваться в нашем безрассудстве. Венти попытался улыбнуться, и после этого Чжунли одним выдохом потушил свечи и забрался на кровать. Медленно опустился на живот и протянул руку. Венти накрыл их обоих одеялом, лег рядом и подсунул свою руку под его ладонь. Долгое время они просто лежали, слушая тишину вокруг. В сгущающихся сумерках безлунной ночи черты лица все больше размывались. Но так было даже лучше. Так они могут смотреть друг на друга, не боясь и не смущаясь этого взгляда. – Если я вдруг… – шепотом произнес Венти. – Если я сойду с ума так же, как мой отец… Если я все разрушу… – Я склонюсь пред вашим троном, возвышающимся над руинами. – И, хотя он толком ничего не видел, он мог поклясться, что Чжунли в этот момент улыбался. – Ах, какая прекрасная сказка… – одними губами произнес Венти. Как ему хочется отдаться ей, утонуть, забыться, не думать, не вспоминать. – Как я хочу верить в нее до конца. Если бы это случилось во сне, если бы это случилось так, чтобы я не успел понять, что эта сказка была ложью… Сейчас… хорошее время чтобы умереть, – слабо усмехнулся он. – Нет такого времени, Ваше Величество, – вдруг сказал Чжунли, и от его тона желание возражать тут же исчезло. Неожиданная серьезность била даже больнее его искренности. Пурпур в сплетении их рук слабо запульсировал, и Венти в очередной раз проклял себя за то, что сразу не догадался. – Чжунли… У тебя еще с собой эссенция, что дал тебе отец Шеймус? Чжунли замер, ненадолго убрал руку и вскоре положил между ними маленькую склянку, чуть светящуюся лазурью. – Пей. – Венти твердо пододвинул его к Чжунли. – До дна. Ты ведь все равно не станешь принимать ее как положено. Сила анемо освободит тебя от боли, чтобы ты смог заснуть. Это… все, чем я могу тебе помочь. Пусть даже это был тот, прошлый я… Чжунли несколько секунд смотрел на него, а затем послушно откупорил пузырек и залпом выпил эссенцию. Лазурь на мгновение вспыхнула в широко раскрытых глазах, а сам пузырек выпал из рук и затерялся в складках одеяла. Чжунли выдохнул, и впервые за день его дыхание наконец стало по-настоящему спокойным и ровным. – И правда… намного сильнее… – пробормотал он, возвращая руку на место и опуская голову на подушку. Венти улыбнулся, глядя, как под полуприкрытыми веками тает его сила. – Сейчас странное время, но… – Венти сжал его ладонь и закрыл глаза. – Цисин говорили про похороны… Знаешь, Венесса, кажется, тоже о них когда-то говорила… Но это все не то, зачем Мораксу Мондштадт или столица… Знаешь, где я бы его похоронил?.. – тихо спросил Венти, не открывая глаз, и почувствовал, как сжалась в ответ рука Чжунли. – В Долине Гуйли. Рядом с его супругой.

***

Сила продолжала разливаться пьянящим туманом в голове, не давая собрать мысли воедино. Он не помнил, как и почему проснулся, но за окном все еще стояла ночь, а Венти непонятно как успел придвинуться вплотную и прижаться к его груди, продолжая крепко сжимать его ладонь. Конечно, Венти так сделал… Венти всегда ненавидел спать один… Моракс улыбнулся и краем сознания подумал, что ему не стоит лежать на боку. Но пока он ничего не чувствует, пока мысли так же спокойны как и тело, пока Венти здесь… Моракс нагнулся и легко прижался губами к его макушке – только на секунду, чтобы услышать знакомое сопение и почувствовать цветочный аромат масел. – Ты такой молодец... Пожалуйста, продержись ещё немного. – И под конец, уже проваливаясь обратно в сон: – Я люблю тебя, Венти.