Любовь – это акт бесконечного прощения, нежный взгляд, который становится привычкой.
Солнце стояло в зените, но от каменных глыб, составлявших Небесный дворец, веяло холодом. Тридцатый день хан в окружении семьи и беков праздновал помолвку своего сына Батуги-тегина и племянницы Кырчичек-бике… И вот уже тридцатый день Туткун из-под ресниц, украдкой, смотрела на наследника Темура, проклиная всех по очереди: и китайскую принцессу, и себя, и Чолпан-хан, и Алпагу-хана, и даже – совсем иногда! – самого Темура, который так упорно старался не пересекаться с ней, что попадался на глаза именно тогда, когда она была к этому меньше всего готова. Как, например, сегодня утром, когда после размолвки с мужем накануне Гюнсели-хатун собиралась ужасно медленно, заставив Туткун трижды поменять ее прическу, а Кая-тегин, не скрывая раздражения, ходил кругами. В конечном счете они вышли из покоев втроем, но надо же было хатун вспомнить о каком-то кольце и вернуться, а Темуру оказаться в коридоре аккурат позади них – Туткун и Каи, чтоб его прибрал Эрлик-хан! – именно в тот момент, когда Гюнсели ушла! Смесь разочарования, злости и отвращения, которая тогда плескалась в голубых глазах, могла утопить, пожалуй, весь дворец… А Туткун и без того было тяжело дышать. Поэтому, когда случилось то, что случилось, у нее даже не хватило сил удивиться в достойной мере.Она не настоящая! Это не Коготь!
Оглядываясь потом назад, Туткун думала: «Кто бы тогда знал, что все так повернется». – Какой кошмар… – прошептала Тунай, утягивая ее в тупик коридора. – Откуда этот мальчик узнал, что на столбе висит не Коготь? – Не знаю, не знаю… Тенгри, да откуда бы мальчишка ни узнал, он ведь наверняка не сам заговорил. Его кто-то заставил, точно заставил! Сестра прислонилась к стене, сложила руки на груди. – Кто? Баламир-ябгу? – А кому еще выгодно опозорить хана перед всеми беками? Только ему. – Но хан выкрутился, – Тунай хмыкнула. – Ты видела, как он опять привлек всех на свою сторону, завоевал их доверие. Туткун с грустью покачала головой. – Доверие очень хрупко, Тунай. Очень… Алпагу-хан потратил много усилий, чтобы беки считали его достойным правителем. Но ты сама слышала, как всего одно слово босоногого мальчишки заставило этих же беков сомневаться в своем кагане. Да и рана хана, по всей видимости, не заживает… – Так скоро Баламир страну к рукам приберет. Может, его соблазнять надо было, а? Туткун ошарашенно посмотрела на сестру. Та, вопреки ожиданию, кажется, говорила вполне серьезно. Настолько серьезно, что стало дурно. – Тунай, я надеюсь, ты на самом деле так не думаешь?.. – Почему же нет? – она пожала плечами. – Ябгу ведь, в отличие от тегинов, чистой Небесной крови. – Не неси чушь! – Туткун шлепнула ее по руке. – Если бы одна только кровь делала человека достойным власти и уважения, Алпагу-хан не терял бы сейчас ни первое, ни второе! Отвернувшись, Тунай обиженно надула губы. Она терпеть не могла, когда ее отчитывали, будь то Чолпан-хан или старшие сестра и братья и обычно заставляла их об этом сожалеть. Однако сейчас Туткун не собиралась ей потакать. Она уже вдоволь наслушалась во дворце и за его пределами – беки много говорили на празднике, особенно когда перепивали кумыса – о хане, ябгу и тегинах, которых попортила варяжская родословная матери. То, в чем не были виноваты ни Кая, ни Темур, осуждалось другими словно самый большой их проступок. – Кровь ничего не значит, Тунай, если в человеке кроме нее нет ничего достойного. А если дело с мальчишкой и правда рук Баламира, то в этом человеке от хана только то, чего можно лишиться одним взмахом меча. Они помолчали, ожидая, пока стихнут за поворотом шаги стражников. Туткун откинула голову на каменную мозаику. Наверняка Чолпан-хан уже знала о произошедшем – ну или по крайней мере узнает очень скоро, ведь, хотя Салтук-бек и отсутствовал во дворце, готовя завтрашнюю охоту, его человек должен был все услышать и передать. Но что успеет сделать госпожа Чолпан?.. – Где сейчас Аккыз? Помедлив, словно решая, закончить обиду или продолжить, Тунай задумчиво протянула: – Не знаю… Как она ушла с Сырмой с кухни, так я их больше не видела… Ох! – Да, – усмехнулась Туткун, уже зная ответ на свой вопрос. – Вот именно – «ох». – Так ты думаешь, они сбежали?.. В голосе Тунай было поровну восхищения и обиды, и Туткун вздохнула. Она знала, как сестре опротивели и дворец, и Йибек-кадын, изводившая двух оставшихся на кухне горных, и… Темур-тегин. Вот была главная причина, почему Тунай чувствовала обиду на Аккыз и Сырму за то, что те сбежали без них – потому что сегодня утром наследник довел-таки ее до слез… – Прости меня. – Что? О чем ты? – Тунай обернулась к ней, непонимающе вскинув брови. – Если они сбежали без нас, твоей вины нет! Туткун слабо улыбнулась. – Я не об этом… ну да ладно. Пойдем, попробуем поискать. Может, просто прячутся? Они искали Аккыз и Сырму до вечера, заглянув во все уголки, до каких могли добраться. Тщетно. – Поверить не могу, – Тунай опустилась на матрас, вытянула ноги. – И правда сбежали. Но как?! – Нашли способ, – Туткун нервно поправила пояс. – Если есть туннели во дворце, должен быть и туннель из дворца. Наверняка Аккыз помог тот, кто покрывал ее все это время. – Мы так и не узнали, кто это. С чего ты уверена, что это не наследник Темур? Туткун поежилась. У них не в первый раз заходил этот разговор, и много раз уже она доносила свои мысли до сестры, а та соглашалась. Но потом, стоило вспыхнуть огоньку этой темы, Тунай опять и опять произносила одно и то же имя. – Мы уже говорили об этом, Тунай… Тебя послушать, так ты жаждешь, чтобы этим покровителем оказался именно Темур-тегин. – Хоть какой-то был бы от него толк. Туткун покачала головой. А разум, целый день занятый Аккыз, уцепились за внезапное понимание – она не видела тегина с самого переполоха… Дверь в комнату служанок хлопнула излишне громко, и Туткун обернулась. Что ж, глупо было надеяться, что никто не заметит пропажи. – Где Аккыз? Чалаир был запыхавшимся, словно пробежал весь дворец в оба конца. А может, так и было. – Не знаем. Сырмы тоже нет. – Где они были в последний раз? – На кухне, когда готовили раздавать еду. – Ай! – Чалаир всплеснул руками. – Неужели, пока никто не видел… – Они здесь?! При виде Йибек сердце нехорошо екнуло. Поэтому, когда кадын схватила ее за волосы, Туткун предпочла не сопротивляться. Куда их поволокли, догадаться было несложно. Но вот смогут ли они с Тунай выйти и из этой переделки сухими?.. «Темур…» Его образ вспыхнул в памяти безумной надеждой на то, что и сейчас он окажется рядом, позволит оправдаться и, может, защитит… Однако в приемной зале Великой Эдже их ждали все, кроме второго наследника. Это открытие добавило Туткун страха не только за себя и сестру, которую Чалаир толкнул на колени гораздо более бережно, чем с ней обращалась Йибек, но и за отсутствовавшего, по всей видимости, во дворце тегина. «Где ты?..» – Мой хан, из горных девушек остались только эти. Аккыз и Сырма сбежали. Туткун подняла голову. Хан выглядел больным, Великая Эдже – злой и растерянной, а обе невестки смотрели на нее равно недовольно, неприкрыто жалея, что вместе с двумя другими не сбежали и эти рабыни. Тукун потерла шею. Ладно, неприязнь китаянки была понятна. Но чем она Гюнсели не угодила? Ведь ни шагу в сторону Кая-тегина не сделала… – Как это сбежали? Надо найти их и Чолпан-хатун и убить! Чтобы это стало уроком для остальных рабынь! «Небесный Тенгри, Аккыз, ну почему ты такая дура?!» – А что делать с этими, Великая Эдже? Улу Эдже оглядела их с Тунай с головы до ног. Ярость в ее глазах плескалась на дне, но больше Туткун читала там усталости и тревоги. – Уведи. Не до них сейчас. Стоило дверями закрыться за ними, Йибек снова вцепилась в их волосы и тряхнула так, что у Тунай клацнули зубы. – Йибек-кадын, перестань, – Чалаир, то ли отрабатывая золото, то ли просто из сочувствия, перехватил запястье главной служанки. – Одни сбежали, а ты на других срываешься? – Будь моя воля, я бы всех горных рабынь казнила сегодня же, – прошипела Йибек. – Отведи их! Я останусь с Улу Эдже. Назад до комнаты они шли в подавленном молчании. Чалаир, исполняя наказ кадын, тащился на шаг позади, словно девушки собирались сбежать, а он мог предотвратить. – Что теперь будет, Туткун? – Хотела бы я знать… – Великая Эдже приказала убить и Аккыз, и Чолпан-хан… Туткун закусила губу. А что если?.. – Чалаир, а где наследник Темур? Его с ханом не было. Он в Горное поселение уже уехал? «Хоть бы так и было, – взмолилась она. – Хоть бы ты уехал к Чолпан-хан, мой тегин… хоть бы ты!» Однако Чалаир помотал головой. – Нет, в ваше стойбище, наверно, поедет наследник Кая. Темур-тегин отправился в лагерь ябгу. – Что?.. – Хан приказал забрать оружие у Баламира и его воинов. «Забрать оружие?!» Ужас, сменив тревогу, захлестнул Туткун ледяной волной до самого горла. Темур в лагере Баламира?! – Ну давайте, давайте, – вяло помахав ладонью, слуга подтолкнул Тунай к дверям комнаты. – Идите. Но ноги Туткун будто приросли к полу. – Чалаир… – Что тебе, девушка? – Я очень пить хочу. Позволь, схожу на кухню? – С ума сошла? Тебе мало от Йибек досталось? – Чалаир, прошу… – она коснулась его руки. – Пожалуйста, как друг, разреши. Я не сбегу, только до кухни дойду… и вернусь. Он смотрел на нее несколько мгновений, пристально и, кажется, с сочувствием. А потом кивнул. – Ладно, иди. Но, если попадешься кадын, я тебя второй раз от нее защищать не стану, так и знай! – И не надо, Чалаир. Не надо. «А ты, Небесный Тенгри, прошу – защити его…»***
На тридцатый день празднования Темур начал всерьез задумываться о том, чтобы после свадьбы и выздоровления отца, даст Тенгри ему еще долгих лет, упросить хана отпустить его из дворца… куда-нибудь. Куда угодно, лишь бы подальше. Как можно дальше от Туткун. Видеть ее каждый день стало его личной пыткой. Медленной и изощренной, всем китайцам на зависть. Каждый утро, вставая с постели, Темур давал себя клятву выбросить эту девушку, эту рабыню, эту предательницу из головы. И успешно претворял свой план в жизнь… ровно до тех пор, пока на глаза не попадалась любая другая рабыня, Кая, Мей Джин, Гюнсели или мама… то есть не дольше того времени, которое требовалось, чтобы вылезти из-под одеяла и дойти до обеденного зала в лучшем случае. В худшем его взгляд напарывался на китаянку прямо в покоях, и настроение тегина летело к Эрлик-хану сразу. Впрочем, сегодня Туткун превзошла сама себя. Темур прикрыл глаза. Подумать только, с утра пораньше выходить из покоев Каи! Вместе с ним! «Добилась-таки, – чувствуя во рту омерзительный привкус, он рухнул на подушку, глядя, как слуги накрывали на стол. – Молодец, Туткун-хатун, поздравляю. Быстро управилась». – Мой тегин, если позволите… – Не позволю, – процедил он сквозь зубы. В горле першило, и пальцы стиснули чужое запястье в жесткие тиски – недостаточно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы заставить рабыню замереть, как испуганного птенца, практически не дыша. И в этот момент Темур почувствовал ее взгляд. Это было предательски-приятно – безошибочно узнавать его на себе. Сначала он думал проигнорировать. Но внимание не пропало, и пришлось все-таки повернуть голову. Туткун стояла за спиной Гюнсели, смотрела прямо на него, и в ее глазах Темур отчетливо читал: «Не смей». Ему понадобился один вздох, чтобы понять и обернуться в другую сторону. И правда, сестра. Тегин разжал пальцы, с сожалением отмечая, как девушка заморгала быстро-быстро, прогоняя подступившие слезы. Вот будет еще одна страшилка о нем для слуг. «Одной больше, одной меньше», – пожал плечами этой мысли Темур. Ему было все равно. Гораздо важнее было знать, как пережить и этот день, когда он будет сидеть за общим столом напротив Каи, из чьей комнаты сегодня утром выходила Туткун, а она будет стоять позади него, так, чтобы как раз у брата на глазах быть! В такие долгие часы Темур умолял Тенгри о том, чтобы из степи налетел ураган, и пир прервался. Правда, под ураганом он все-таки не подразумевал то сумасшествие, которое случилось на празднике. Тогда тегин был готов прирезать дядю на месте…Она не настоящая! Это не Коготь!
Задумываясь же об этом позже, Темур был даже ему благодарен. – Сын! Найди ябгу и накажи его, – левая рука совсем перестала слушаться отца, и он кренился в сторону. – У всех воинов, что с ним, и у него самого забери оружие. Чтобы ни одного ножа в лагере не осталось. «Будет драка», – подумал Темур, салютуя жестокому и даже немного безумному приказу хана. Ябгу ни за что не отдаст меч добровольно, это было ясно как день. Тем не менее снаряжать целую армию Темур, подумав, не стал. Дядя привел с собой слишком много воинов, чтобы прямая стычка не переросла в войну, которая сейчас была им нужна меньше всего на свете. Тегин, вопреки своей извечной жажде битвы, хорошо это понимал. До лагеря, разбитого за кромкой леса, они добрались после заката. Не оттого, что было так далеко, но оттого, что не спешили. Сначала Темуру хотелось разделаться с поручением как можно скорее. Однако стоило траве полететь под копыта, на него, как всегда это бывало, вместе со звенящей степной тишиной рухнуло спокойствие. Впервые за целый месяц он выехал из дворца не с праздничной процессией. Впервые за столько времени мир снова сжался до начала и конца пути, которые были остры и честны, как его клинок, и можно было выбросить из головы все остальное… Поэтому он растягивал хоть на полдня это прекрасное ощущение свободы. Немного, но гораздо лучше, чем ничего. Гораздо лучше, чем участь Каи допрашивать ребенка, а потом, наверно, ехать к Горному хану… Тегин все-таки подхлестнул коня, когда мысли, коснувшись горного народа, чуть не остановились на… «Дядя не отдаст оружие просто так, – упорно тесня из головы желанный образ, повторил он себе. – Надо быть готовыми». В качавшемся от ветра свете костров воины ябгу выглядели неживыми тенями, и Темур все-таки пожалел, что они так запоздали. В темноте меж шатров легко было спрятать лучника, и одна стрела могла лишить его жизни, а ханство – наследника. – Воины, соберитесь! Тегин заставил коня сделать несколько полных кругов, оглядывая лагерь. Ночь скрадывала истинные размеры армии, но показалось, что воинов стало все-таки меньше. Похоже, самых упившихся дармовым кумысом ябгу отправил подальше от себя. «Или закопал под деревьями». – Что за визит, племянник? Баламир при его появлении встал, конечно, не из уважения или гостеприимства. Поэтому делать вид, что пришел с добром, Темур тоже не стал. Не его дело убеждать других в своей доброжелательности. Этим пусть Кая занимается, когда время есть. – Приказ Алпагу-хана! Приказано забрать меч ябгу Западного Небесного ханства и мечи всех его воинов! Неподчинение приказу будет считаться бунтом! А подчинение – позором для любого тюрка. Это было отлично известно всем и хану в первую очередь. Оттого еще громче был ропот воинов, не повинных в интригах своего ябгу и не знавших, за что их каган вынес им такой унизительный приговор. Но важным был не их шепот. Важным было слово Баламира. – Согласно обычаям, забрать меч у тюрка – все равно что забрать его честь, – он обвел взглядом своих людей и повыше поднял подбородок. – У воина, который заберет мое оружие, должен быть выше род или сильнее меч. Костер, разделявших их, выплевывал в воздух искры, как Баламир выплевывал очевидные истины. Что будет произнесено дальше, Темур уже знал: дядя ничем так не попрекал родных племянников, как их матерью. Это, наверно, было единственным, что когда-то давно заставило Баламира из двух жен Алпагу-хана отдать предпочтение в уважении госпоже Тылсым – горных дядя любил немногим больше китайцев, но они были тюрками. В отличие от варягов. – Твой род не выше чистокровного тюркского. А это значит, кроме самого хана, я никому не отдам свой меч. «А мой брат слишком слаб, чтобы сесть на коня и приехать его забрать», – прочитал в горящих глазах ябгу тегин. Что делать теперь, он тоже знал. Поэтому насильно успокоил дыхание, сжимая уже вспыхнувший внутри огонек в маленький, белый от жара комок. Если Баламир сейчас все-таки уступит, Темур затушит искру, лишь чуть себя опалив… Если же нет, эта искра разгорится пламенем. – Дядя, а если мой меч окажется сильнее твоего? – уголки губ потянула вверх несдерживаемая усмешка. – Тогда отдашь мне свой? Вызов был прямым, даже наглым – под стать им обоим, хоть и безумно разным, но схожим звериным нутром. Поэтому, когда Баламир шагнул в сторону, Темур отступил назад, не уступая, но расширяя круг, в котором грозила пролиться священная кровь. – Если мой меч коснется земли, он твой, – прошелестело обещанием и предупреждением. Раз. Два. Три. Четыре… На пятый удар сердца сталь мечей отразила ночь. Темур пропустил первый выпад мимо себя, попытался зажать руку дяди между своих и тут же получил по лицу. Удар вышел хлестким, неприятным, но терпимым, только напомнил, что ябгу был в числе тех немногих, кто в прямом смысле смотрел на тегина сверху вниз. Это было его преимуществом и его же слабостью, как сам Темур не раз становился заложником своих широких шагов и сильных замахов. На этом можно было сыграть, рубануть воздух от головы до пояса и – уйти вслед за своим мечом, крутануться на полусогнутых ногах и ударить под колено… На сей раз Баламир на нежности размениваться не стал. Губу дернуло болью, и Темур ощутил на языке металлический кислый привкус собственной крови. Дядя, казалось, тоже его ощущал. И оттого оскал противников был разделен на двоих, и каждый шаг, и каждый удар – как будто пламя пыталось сожрать само себя, танцуя перед кривым зеркалом… Темур кулаком, сжимавшим рукоять, достал-таки до чужой ладони, и меч ябгу сорвался вниз, а он снова получил по лицу. Это злило и раззадоривало разом, как усмешка Баламира, косившегося на свой сапог. «Если мой меч коснется земли». Но сапог – не земля, и дядя мог играть грязно в зале трона, но в очерченном стеной молчаливых воинов и теней кругу был так же честен, как и презираемый им племянник. Темур махнул оружием вверх. Меч ябгу влетел в его ладонь… Но только лишь затем, чтобы вскоре оказаться прижатым к мокрой траве. Тегин качнул головой. «Что же, дядя, хватит ли тебе чести проиграть?» – Бросьте мечи! Воины Западного Небесного ханства выполнили приказ беспрекословно, однако взгляд Баламира, вопреки его покорным словам, горел бешенством. И только Тенгри знал, чем закончилось бы все, если бы не внезапный крик. – Пожар! Темур обернулся. Шатры позади занимались пламенем, и одно это уже было странно, но… – Помогите! Спасите нас! Но дети в военном лагере?! Он до последнего думал, что ослышался, пока не откинул тлевший полог и не увидел двух связанных мальчишек. «Ах, дядя, ах!» Вытащив детей, он отдал их страже и оглядел хаос вокруг. Воины бегали, таскали воду и песок… И только Баламир-ябгу стоял на своем месте. Темур подхватил оставленный меч. – Ты уже и детям строишь ловушки, дядя? – Это вы подстроили ловушку, подожгли мой лагерь. Тегин покачал головой. Уважение к достойному противнику, вспыхнувшее вместе с шатрами, сгорело быстрее них дотла. – Это ты все играешь, дядя. Сначала тот мальчик, теперь эти дети… Сиди здесь и жди приказа хана. Он решит, чего ты достоин. В огненных вспышках и хлопьях золы его серый конь, привычный к крикам и оттого спокойный, был похож на призрака. Темур влез в седло, и вскоре ночной лес скрыл от них стоянку ябгу. Только зарево напоминало о случившемся, если обернуться. Однако оборачиваться тегин не стал. Он вел отряд вперед, не позволяя скакуну сорваться на рысь, чтобы не переломать в потемках ноги и шею, и давил-давил-давил огонь. Не тот, который остался за спиной, а тот, который никак не хотел униматься в душе. Приказ отца был исполнен, оружие собрано, и он выиграл поединок… Но чувство незавершенности давило на затылок. – Господин… Тоненький голос вырвал из тяжелых дум. Темур обернулся. Мальчишка с вихрастыми волосами, сидевший в седле перед стражником, косился на него застенчиво и робко. Тегин постарался улыбнуться и тут же почувствовал резь в разбитой губе, а за ней новые капли крови, скользнувшие к подбородку. К счастью, в темноте этого не было видно другим. – Господин, спасибо… Вы спасли нас. Темур все-таки оттер кровь и взглянул на второго ребенка. Тот, привалившись к груди в кожаном доспехе, кажется, успел задремать. – Как вы оказались там? Почему Баламир-ябгу взял вас в плен? – Мы не знаем. Три дня назад в наш дом пришли эти люди. Они забрали нас, привезли сюда. Господин сказал, что, если наш брат сделает все, как ему сказали, нас отпустят… «Брат… Вот какова цена твоей правды, дядя». – Мы отвезем вас в город. Вернетесь домой. – Спасибо, господин, – и, сложив ладони, мальчик добавил совсем тихо: – Мы будем молить за вас Аллаха. Как будто еще один бог будет к нему добрее… Во дворец они вернулись далеко за полночь. Темур коротким жестом отпустил уставших воинов, спешился, разминая спину, и взмахом руки остановил стражника, подорвавшегося за слугами. Расседлать коня он мог и сам. На конюшне было тихо. Потрескивали факелы у ворот, сопели лошади… И металась вдоль стойла одинокая тонкая фигура. Обернулась на глухой стук копыт. Замерла. Темур тоже замер. Она очнулась от удивления первой. – Мой тегин! Выпустив из руки повод, он сделал шаг к ней. Оглядел внимательно, радуясь и досадуя, что выпал такой шанс, отмечая бледность лица и нервные движения рук, теребивших голубой пояс. – Что ты здесь делаешь, Туткун-хатун? Она смотрела в землю, и отблеск факелов ложился на ее щеки. – Я… я ждала тебя, мой тегин. Сердце предательски пропустило один удар, сорвавшись на следующем за два. – Ждала меня? – Чалаир сказал, ты уехал в лагерь к ябгу Баламиру… – Ты меня ждала? Помедлив, Туткун подняла голову. Ответ был тих, но тверд: – Да. Я волновалась за тебя, Темур. Он усмехнулся, хотел уже что-то ответить, но уголок губ опять кольнула боль, и взгляд глаз Туткун, черных в ночи, коснулся этого рассечения тут же. А потом его коснулись ее пальцы. Быстро, невесомо, так незаметно и так обжигающе горячо, что Темур перехватил тонкое запястье мгновением раньше, чем склонил голову к ее руке. – Ты ранен… Это был не вопрос. Это было утверждение, полное тревоги и сожаления настолько неприкрытых, что Темура взяла злость. Опять, опять, опять… Она снова играла с ним, а он снова должен был ей это позволить?! Сжав кулак чуть крепче, чувствуя, как кровь толчками бежала по ее венам, тегин постарался оставить голос насмешливо-ровным: – Не старайся, Туткун-хатун. Здесь нет никого, кто бы передал моему брату. Так что можешь не притворяться. – Мой тегин… Туткун прикрыла глаза, и Темур стиснул зубы. На ее ресницах дрожали слезы. – Я тогда не сказал тебе, но, раз уж пришла, скажу сейчас: ты очень хорошо играла, хатун. Очень. Я и правда поверил. Поверил, дурак, что и такой, как я, могу… – Что она тебе сказала? – капли еще блестели в уголках глаз, но тон ее сделался так испытывающее строг, что никто из них и не заметил, как она его перебила. – Твоя жена… что она рассказала тебе? Темур облизал пересохшие губы. Он мог не отвечать. Он должен был не отвечать, должен был оттолкнуть ее, отправить восвояси и наконец забыть. Но ее сердце под его пальцами билось так сильно и быстро… – Тебе нужен Кая, – он выплюнул это, как сплевывают комки крови после удара в ребра. – Поэтому ты играла со мной – чтобы заставить его обратить на тебя внимание, захотеть отобрать у меня. Ты сама сказала это Мей Джин. Будешь отрицать? Глубоко похороненной частью души, истерзанной и все еще мятущейся, он молил, чтобы она сказала «да». Чтобы возмутилась, оскорбилась, чтобы оказалось вдруг, что китаянка солгала, а он чудовищно ошибся… – Не буду. «Небесный Тенгри, прояви милосердие – убей меня». – Я сказала слово в слово, как она тебе передала. Однако думаю, о том, когда и как твоя жена от меня это услышала, она умолчала? Темур с трудом нашел в памяти тот разговор с Мей Джин, ее «подарок»… Первый за двенадцать лет и, дайте все боги мира, последний. – Она встретила тебя в коридоре. Хотела поиздеваться, наверно… – Поиздеваться? – Туткун покачала головой. – «Убить» было бы вернее, Темур-тегин. – Что?.. Теперь уже ее губы кривила неестественная, запоздало испуганная улыбка, делая такой беззащитной, какой он не видел ее никогда прежде. – Принцесса хотела меня убить. Она привела меня в вашу комнату. Дала отравленный чай. Сказала: или я выпью, или она выколет мне глаза за то, что я смотрю на тебя… Что мне было делать, Темур? Что мне было делать? Признаться, что смотрю на тебя, потому что от этого сердце радуется? Потому что хочу смотреть?.. – она слабо усмехнулась. – Сказала бы я это и больше бы не увидела ни тебя, ни белого света. Поэтому я соврала первое, что пришло в голову – про наследника Каю. Мей Джин поверила. Отпустила меня… И, запнувшись, Туткун закончила удивительно равнодушно: – И поспешила рассказать тебе. Вот как все было, тегин. «Мой», – машинально добавил он опущенную часть обращения, пока в голове с грохотом сталкивались надежды, догадки и подозрения. Обида, угнездившаяся в душе за целый месяц, нашептывала, что все сказанное – ложь, и что рабыне, дабы возвыситься, стоило искать благосклонности первого наследника… Но все остальное, что было в Темуре, выло раненым зверем, рвалось наружу, сюда, где они стояли вдвоем, и некому было донести Кае о внимании Туткун к его брату. Где любой стражник, поймав гулявшую ночью служанку, мог за волосы приволочь ее к Йибек. Стоило ли то, о чем Кая не узнает, риска наказания? Едва ли. А он стоил?.. Сколько они так провели в молчании, тегин не знал. Долго, наверно, пока тишину не прервал ее дрожащий голос: – Ты мне веришь, Темур? Он сглотнул комок в горле. – Верю… Это-то и ужасно. – Почему? – Потому что, если окажется ложью, моя честь вытерпит. Но мое сердце – нет. Он ждал, что она ответит что-то. Но вместо этого Туткун потянула руку из его ладони. Темур отпустил… И ее пальцы снова коснулись засохшей корки крови на его губах. Так осторожно, словно она боялась причинить ему этим боль. – Это ябгу сделал? Темур медленно кивнул. Сейчас он мог смотреть на нее открыто, впервые так близко и так долго, изучая каждую черту… но получалось это с большим трудом. Сознание уплывало, стираемое ощущением ее прикосновений, и он все-таки перехватил Туткун снова, потянул к себе под сошедшее с ума сердцебиение, наклонился к ее лицу и… замер, не решаясь пересечь последнюю черту. Сжираемый одним-единственным желанием и сотней сомнений. А если показалось? Если все-таки ложь и игра? Если в ее глазах он такое же животное, как в глазах других, и она оттолкнет его? Если… Когда его губ легко, немного несмело коснулись ее губы, мягкие, податливые, разомкнутые, Темур зажмурился. Так не могло быть. Так не могло быть, чтобы он мог вжать Туткун в себя… …чтобы мог целовать жарко, и жадно, и бесстыже абсолютно, наплевав на шаги за воротами… …чтобы ее пальцы, скользнувшие на затылок, сжимали его волосы до дрожи по телу… …так просто не могло быть, чтобы и эта девушка его желала. Но было. Это понимание, которого он ни разу прежде не знал, было безошибочным. Неожиданным и сладким, как этот поцелуй, который не хотелось прерывать… Однако пришлось. – Темур-тегин! Заслышав чужой голос, Туткун отшатнулась, едва не упав, и Темур подхватил ее под локоть, удерживая на ногах… хотелось бы верить, что ослабевших от него! Улыбнулся, глядя, как она опустила глаза, прикусывая губу, и усмиряя в себе желание ощутить вкус этих губ снова. – Мне сказали, вы вернулись. Старший конюх, управлявшийся с лошадями еще при отце отца, был подслеповат и бесконечно предан, но все же не слеп и не глуп. А потому пришлось отпустить Туткун. – Я приказал никого не будить, – бросил Темур, заслоняя девушку спиной и слыша, как глухо звучали слова от сорванного дыхания. – Я слишком стар, чтобы спать ночами, мой тегин, – конюх коснулся морды позабытого, так и не расседланного коня, погладил успокаивающе. – А вы для того же еще слишком молоды. – И то верно. На их счастье, слуга, привыкший к ночным возвращениям ханов и тегинов, посвятил все свое внимание лошади и не спешил оборачиваться. Они выскользнули за ворота позади него. Площадка была ярко освещена факелами и лунным светом, и стражники несли свою службу, пока спали обитатели дворца. И никто не знал, что только что произошло. Темуру и самому это казалось прекрасным сном. Только еще бешено стучавшее сердце и ладонь Туткун, который он касался, доказывали, что все было реальностью. – Иди. – Темур… А не его одного подводило дыхание. – Женщина, – он покачал головой, – иди. Или плохо кончится. Услышав эти слова, Туткун улыбнулась. Сложила руки, склонила голову, послушная и покорная, и ответила, глядя на него насмешливо сквозь длинные ресницы: – Как прикажешь, мой тегин. Когда ее фигура пропала в темноте, Темур выдохнул. Будет просто чудо, если сегодня ночью он сможет заснуть…***
– Вот как все было, тегин. Мгновение за мгновением утекали в темноту, и в тишине между ними Туткун ждала. Ей больше нечего было добавить. Оставалось только ждать решения – приговора? прощения? – гадая, какое оно будет, по отблескам факелов в глазах. Темур думал. Сомневался. Метался. Все – молча, не шевелясь, и при этом глядел испытывающе-неотрывно. Так долго, что нервы, истерзанные тревогой за себя и него, не выдержали. Лопнули с тихим звоном, вышедшим наружу вопросом: – Ты мне веришь, Темур? Он, вопреки долгому молчанию прежде, ответил сразу, не задумываясь: – Верю. Это-то и ужасно. – Почему?.. – Потому что, если окажется ложью, моя честь вытерпит, – объяснил тегин. И добавил с грустным оттенком смешка: – Но мое сердце – нет. Наверно, стоило что-то сказать в ответ. Но Туткун не могла вымолвить ни слова. Ей вместо этого хотелось плакать. Оттого, что Темур еще держал ее руку в своей. Оттого, что упрекал он ее не в своей униженной гордости, а в причиненных душевных страданиях. Оттого, что все-таки верил ей. Не задумываясь, что делала, Туткун протянула руку, коснулась уголка его разбитых губ так аккуратно, как только могла. Разумом она понимала, что удар по лицу был куда злее ее прикосновений, но одна мысль причинить ему еще и эту боль была невыносима. – Это ябгу сделал? Темур кивнул. Он смотрел на нее, но едва ли видел четко – взгляд замер на месте, и Туткун показалось, что и тегин, как она мгновениями раньше, не вполне осознавал свои действия, когда снова обхватил пальцами ее запястье. Только на этот раз он не отвел ее руку прочь. Вместо этого потянул на себя, заставляя сделать полшага вперед. Больше было не нужно: это все, что было между ними, так неприлично мало и так удивительно правильно – полшага, которые привели Туткун вплотную к нему. Между их лицами было гораздо, гораздо меньше, почти что ничего, которое Темур не преодолевал. Медлил, смотря на нее с такой мучительной неуверенностью и таким безумным желанием, что Туткун не выдержала. И приподнялась сама, прижимаясь к его губам. Они на вкус были – кровь и дым, горячие, как сам Темур, как его ладонь, лежавшая на ее спине. Туткун сжала пряди на взмокшем затылке – как-то инстинктивно, ей просто так захотелось, – и он откликнулся на это мгновенно, прижав ее ближе… хотелось бы к телу, но мешал проклятый доспех!.. И чужое присутствие. – Темур-тегин! От неожиданности она дернулась назад, споткнулась обо что-то в темноте и наверняка бы упала, если бы не подхватившая рука. Туткун опустила глаза, прикусывая приятно саднившую от поцелуя губу. Она никогда раньше не целовалась. И мысль, что голубоглазый тегин коснулся ее первым, заливала лицо румянцем. Не от стыда – от радости. Когда Темур подтолкнул ее к воротам, Туткун, осторожно прячась за его спиной, выскользнула с конюшни. Там тегин качнул головой в сторону дворца. – Иди. – Темур… Собственный голос подводил, был слабым, просящим. Она не желала уходить. Что бы ни было, не желала… – Женщина, иди. Или плохо кончится. Туткун, не сдержавшись, улыбнулась. Темур и сейчас оставался самим собой, прямым и честным, не игравшим с ней ни мгновения. Но она-то наконец немного поиграть могла? Сложив ладони у пояса, Туткун опустила голову так, как Йибек заставляла их делать при появлении наследников, и, медленно выдохнув, произнесла, нарочно не пряча взгляд: – Как прикажешь, мой тегин. Что Темур ее игру понял, сказало его сбившееся дыхание. От него, от его близости, внезапной, желанной и, несмотря ни на что, успокаивающей, темные коридоры дворца больше не казались враждебными. И поэтому Туткун пришлось заставить себя остановиться, подождать, пока хоть немного уймется сердце, чтобы снова быть способной мыслить здраво и не попасться никому на обратном пути. Хотя стоило ли так опасаться? Стражи в крыле слуг почти не было, а Чалаир и Йибек смотрели уже, наверно, десятый сон – в высокие окна было видно, как на востоке звезды стали тусклее. Аккуратно притворив за собой дверь в комнату, она на ощупь залезла на матрас и завернулась в покрывало. Рядом Тунай, не просыпаясь, недовольно посопела и перекатилась на другой бок. «Темур поверил мне. Поверил… – Туткун перевернулась на спину, уставилась в потолок. – А ведь и ему придется вернуться сейчас в свои покои… придется лечь в постель к Мей Джин…» Она улыбнулась и коснулась губ кончиками пальцев. Раньше от мысли о тегине и принцессе в одной комнате ее начинало трясти. Теперь же это стало неважно. Ни Мей Джин, ни ее ненависть больше не имели значение. Как и наследник Кая. Как и…