I bet my life

      Макс переживает перед их свиданием. Он не очень хочет признаваться в этом даже самому себе, он гонщик формулы-1, они рискуют жизнями, он уже однажды умер, он не должен волноваться из-за какого-то свидания. Но… забудьте, он абсолютно в ужасе. Льюис дал им шанс, всё, чего Макс хотел от их отношений в данный момент, и ему почему-то кажется, что другого такого момента может не представиться. Нельзя произвести первое впечатление дважды. Максу приходится периодически напоминать себе о том, что они уже давно знакомы и всё впечатление, которое только можно было, он на Льюиса уже произвёл.       Они выбрали время для свидания между гоночными уикендами, чтобы у Макса было время нормально насладиться их встречей, не думая постоянно о своей работе, и Льюис должен зайти уже через несколько минут. Макс не наряжается слишком сильно, зная, что Льюис заметит, если его обычный, несколько тривиальный и совершенно спокойный стиль, вдруг изменится на что-то хоть немного более торжественное.       Льюис тихо стучит в косяк двери, чтобы показать своё присутствие и не напугать Макса внезапным появлением (он делал так слишком много раз). Льюис, в отличие от него самого, выглядит потрясающе, в какой-то модной кружевной рубашке и тёмно-синих узких штанах, на которых Макс слишком надолго останавливает взгляд, хотя и полупрозрачная рубашка достойна внимания не меньше.       Он молчит, не зная, как сделать ему комплимент и стоит ли делать его вообще, но Льюис всё равно усмехается, читая всё по его лицу. — Спасибо, Макси, ты тоже хорошо выглядишь, — он мягко смеётся и щурится в улыбке, показывая маленькую щель между зубов, так что Макс даже не может сердиться на него за такое подтрунивание. — Да-да, просто пошли уже, — Макс закатывает глаза, делая вид, что его раздражает вся эта ситуация, чтобы скрыть румянец на щеках. Даже сам Макс сомневается, что это помогает. Льюис не отвечает, только усмехается, и слегка приобнимает его за спину, выводя Макса из дома. Он подводит Макса к припаркованному неподалёку чёрному мерседесу, и Макс невольно скептично выгибает бровь, когда Льюис открывает перед ним дверь, предлагая переднее пассажирское сиденье. Макс точно знает, что даже не каждый гонщик решился бы на подобный норовистый спортивный автомобиль, но Льюис, глазом не моргнув, занимает своё место за рулём и выжимает педаль газа в пол с такой спокойной уверенностью, будто был рождён для того, чтобы быть гонщиком. Если он вообще был рождён… Макс смотрит на Льюиса, изучая его, пока всё внимание самого Льюиса сконцентрировано на дороге; он красивый, явно следит за собой и своим телом, но Макс не может не думать о том, что всё это может быть обманом. Настоящее ли это тело Льюиса? Есть ли у него тело в принципе или он только иллюзия? Валттери когда-то сказал ему, Макс не забывает, что он должен спросить Льюиса, если ему хочется узнать больше подробностей об их существовании, но Макс отчего-то смущается расспрашивать Льюиса напрямую. С другой стороны, думает он, Льюис мог бы оценить такое внимание, будто этим Макс лишний раз показывает, что не забывает, кто он такой. Как будто такое вообще возможно забыть. — О чём думаешь? — его вырывает из глубокой задумчивости мягкий голос Льюиса, и Макс обнаруживает, что Льюис периодически бросает на него взгляд, на время отвлекаясь от дороги. — О тебе, — он отвечает честно и пожимает плечами, с удовольствием заметив маленькую улыбку Льюиса, довольную и чуть смущённую. — Куда мы едем? — Немного терпения, Макси, я знаю, что это не твоя сильная сторона, но ты должен постараться, — Льюис откровенно дразнит его, на что Макс только закатывает глаза, — ты скоро увидишь.       Льюис привозит их в какой-то маленький ресторанчик с видом на побережье, наполненный тихой живой музыкой и шорохом волн, и Макс полагает, что они уже давно не в Монако, судя по тому, сколько они ехали. Льюис приобнимает его за спину, когда они оба выходят из машины, и галантно подводит его к менеджеру ресторана, прося отвести их к забронированному для них столику. — Хэмильтон? — Макс склоняется к его плечу и вопросительно шепчет, пока женщина ведёт их к их месту. — Это моя фамилия, — Льюис невозмутимо садится за столик, приняв меню от подошедшего официанта. — Помочь тебе что-нибудь выбрать, Макси? — Я думаю, я могу разобраться, — Макс фыркает, но он уже не так уверен, когда начинает изучать меню и видит не самые знакомые названия. — Это… веганский ресторан? — Да, в обычных ресторанах очень мало веганской еды, а я веган, так что… я надеюсь, ты не против, — Льюис улыбается, как всегда, но то, как он перебирает пальцами по столу, подсказывает Максу, что он на самом деле волнуется, и это греет ему сердце. Ему нравится знать, что для Льюиса это свидание так же важно, как и для него. — Нет, но тебе, наверное, придётся выбрать что-нибудь для меня, — Макс пожимает плечами максимально небрежно, чтобы дать ему понять, что ему на самом деле всё равно, куда Льюис его привёз. Он мог бы выбрать придорожное кафе на трассе между Парижем и Монако, и Макс был бы доволен. — Ты веган, а? — Да, знаешь, — Льюис быстро делает заказ для них обоих, кажется, попросив также несколько бокалов вина, если Макс правильно понял его тихую речь, и возвращает всё своё внимание Максу, — это кажется правильным? Я часть процесса естественной смерти… зачастую. Я не хочу привносить в этот мир насильственную смерть. Ничью. Даже животных. — Звучит логично, — Макс кивает, на самом деле находя в его размышлениях зерно здравого смысла.       Официант приносит два бокала белого вина, и Макс не видит смысла отказываться от предложенной выпивки, раз уж Льюис, очевидно, собирается сам позаботиться о том, чтобы доставить его домой. Он немного мнётся, всё ещё чувствуя неловкость от тех вопросов, которые крутятся у него в голове, но Льюис только ободряюще улыбается ему, видя, как Макс взволнованно перебегает взглядом туда-сюда. — Ты можешь рассказать мне больше обо всём этом… ну… — Макс сухо усмехается, — смертельном? Валттери как-то сказал, что у вас есть типа специализации? Но больше я ничего не знаю. — Да.       Льюис фыркает и делает глоток своего вина, его тёмные пальцы с чёрными узорами свежих татуировок изящны на тонкой ножке бокала. Макс чувствует себя зачарованным. Он едва ли выпил даже бокал вина, но уже ощущает себя захмелевшим, слишком расслабленным и податливым, как мягкая тёплая патока под аккуратным, но пристальным вниманием и заботой Льюиса. — На самом деле, это почти ничем не отличается от обычной человеческой работы. Как, например… гонщики? — Макс кивает, показывая, что понимает, куда клонит Льюис. — Ты гоняешь в формулах, кто-то в ралли, кто-то в мотоциклах и так далее, но в целом? Вы все гонщики, вы можете водить и другую технику, не ту, к которой вы привыкли. Примерно так же это происходит у нас, — Льюис пожимает плечами, но Максу этого недостаточно. — Валттери сказал, что ты приходишь только к спортсменам? — Макс не уверен, что это должно звучать так вопросительно, у него нет (резонных) оснований не доверять Валттери, но Льюис, к его удивлению, не отвечает сразу, издавая уклончивый звук. — Это сложно, Макси, — Льюис вдруг берёт его ладонь в свою, слегка поглаживая фаланги пальцев, Макс не хочет признаваться в том, насколько это заставляет его краснеть, когда он понимает, что для этого нет никакой необходимости. Льюис делает это, потому что хочет. Потому что ему тоже приятно касаться его. — Видишь ли, у нас просто есть некое… понимание, я думаю? Как будто что-то внутри нас отзывается, когда душа человека готова покинуть его тело, и мы приходим к нему. Но это не всегда можно выделить в конкретные категории. Я не могу сказать, кто, где и как должен умереть, чтобы я точно явился к нему, — Льюис допивает своё вино, чтобы сделать паузу и смочить горло, — но гонщики точно входят в эту категорию. Так всегда было, ещё со времён гонок на лошадях. — И сколько тебе лет на самом деле? — Макс изгибает бровь, но Льюис только смеётся, откинув голову. — Слишком много, чтобы я до сих пор это помнил, детка.       Макс так ошарашен этим внезапным бесстыдным флиртом, что на несколько секунд закашливается, подавившись воздухом. Подошедший с их блюдами официант косится на него с подозрением, но Льюис выглядит настолько довольным и радостным, а Макс не выглядит умирающим, так что мужчина решает оставить это без комментариев и только отдаёт их еду. — Ты можешь спрашивать ещё, если хочешь, — Льюис улыбается ему, расставляя между ними тарелки с пастой и каким-то салатом. — Я не против удовлетворить твоё любопытство. — Ага? Я знаю ещё пару вещей, которые ты мог бы удовлетворить, — бормочет Макс себе под нос, накручивая на вилку спагетти, и довольно поджимает губы, чтобы не расплыться в коварной улыбке, когда Льюис фыркает от этого, округлив глаза. — Когда мы впервые… — Макс неловко откашливается, — когда я умер, ты пытался заставить меня идти с тобой. Что было бы, если бы я не согласился? — Я бы увёл тебя силой, — Льюис спокоен и немного холоден, от чего Максу становится немного не по себе. — Так или иначе, но я бы забрал твою душу. Нам категорически запрещено оставлять душу в этом мире. Как бы нас ни просили. — А как же все эти истории про борьбу со смертью? — Ну, — Льюис тихо усмехается и качает головой, будто подбирая правильные слова, — понимаешь, на самом деле, когда говорят про борьбу со смертью… Люди на самом деле сражаются сами с собой за свою дальнейшую жизнь. Или другие люди сражаются за них, за то, чтобы удержать душу в теле. Кто-то сдаётся почти сразу, кто-то сражается до последнего. Конечно, иногда может произойти чудо, когда люди заставляют тело снова функционировать, и человек почти возвращается с того света, как говорят люди в таких случаях. В большинстве, если смерть уже пришла, от неё не уйти. Но такие, как ты, кто умирает на месте… Как ни прискорбно, для вас борьбы не может быть. Когда приходим мы, ваша душа уже покинула тело, и мы только переправляем её на тот свет, в пристанище душ. Ты был мёртв на месте. Никакие врачи не смогли бы это изменить. — То есть я… — Макс сглатывает, только сейчас осознав всё на самом деле. Это была не просто остановка сердца, не секундная клиническая смерть. Он должен был умереть в тот день. — Я жив потому что… — Потому что я не взял твою душу, — Льюис кивает, пристально глядя в его глаза, пытаясь понять по реакции Макса, чем обернётся для них это новообретённое понимание. — Я не шутил, когда сказал, что дал тебе эту жизнь, Макси, — выражение его лица смягчается, будто он не хочет шокировать его ещё больше. — Та гонка должна была стать последней для тебя. — Но… но почему? — Макс хмурится, не понимая, кажется, впервые задавшись вопросом о том, что раньше принимал, как должное. — Почему я? — Не знаю, Макс, — Льюис пожимает плечами, опустив смущённый взгляд к столу, — что-то в тебе зацепило меня. Я часто бываю на гонках, я много бывал на них раньше, почти с самого зарождения гонок, я наблюдал за всеми, кто был в этом паддоке долгие годы, и ты… привлекаешь чужое внимание, Макс. Я просто не смог отпустить тебя.       Он ощущает почти физический удар в грудь от этих слов, когда понимает. Льюис был там раньше. Десятки человек умирали до него на этих трассах. Десятки, возможно, более достойных людей, души которых Льюис забрал из разбитых болидов. Может быть, более талантливых, чем он. Может быть, более добрых и внимательных к другим. Более молодых. Он не встал в один ряд с ними только благодаря Льюису. Потому что вдруг чем-то ему приглянулся. — Мне жаль, — говорит Льюис искренне. — Ты жалеешь, что оживил меня? — Макс хмурится сильнее, ему кажется, его глаза чуть влажные, но он не хочет плакать. — Никогда. Но мне жаль, если груз моего выбора давит на тебя.