***
После этого их уже ставшие привычными встречи на гоночных уикендах становятся более личными и интимными. Льюис приходит по вечерам, каждую пятницу и воскресенье, пропуская только вечер субботы, чтобы дать Максу сосредоточиться перед гонкой. Льюис нежно коротко целует его при встрече и свободно устраивается в его гостиничном номере, больше не чувствуя себя здесь неловким гостем. Они разговаривают обо всём, Макс рассказывает Льюису свежие события из паддока и размышляет о своих проблемах и успехах на трассе, а Льюис рассказывает ему очередные истории из своей долгой жизни и какие-то очередные забавные случаи, приключившиеся «на работе». Они вместе смеются, сидя в объятьях друг друга, смотрят сериалы и иногда просто сидят в тишине, занимаясь своими делами, изредка обмениваясь поцелуями и прикосновениями. Это так похоже на настоящие отношения, даже если они не называют это так, что Макс позволяет себе расслабиться, потерявшись в домашней спокойной лёгкости и счастье их свиданий. Он всё так же сосредоточен на гонках, всё ещё страстно желает победы, но неудачи больше не затрагивают его так сильно, когда он знает, что в его жизни есть и другие важные вещи помимо формулы. Льюис всегда там, рядом с ним, разделяет его победы и помогает пережить поражения, и Макс счастлив позволить кому-то заботиться о нём, когда он сам не чувствует себя в состоянии думать об этом. Может быть, поэтому он не расстроен своим DNF в Америке так, как был бы раньше. Да, это потерянные очки, и он находится в чемпионской гонке, так что эта гонка может, в перспективе, дорого ему стоить, но сейчас едва прошла половина сезона, и он не видит смысла слишком сильно переживать из-за одной неудачи. Макс возвращается в свой автодом, избегая поджидающих его повсюду журналистов, и спокойно выдыхает, когда закрывает за собой дверь. Он не знает, как связаться с Льюисом, у того нет телефона, но, он уверен, Льюис так или иначе скоро сам узнает о том, что случилось, и придёт навестить его. — Макс, — он едва не подпрыгивает, когда слышит голос отца позади себя. — Папа, — Макс кивает, приветствуя его, старается вести себя непринуждённо, но не может избавиться от напряжения, немедленно сковавшего всё его тело. Макс осторожно, стараясь не показывать никакой реакции, движется к дивану, чтобы занять место подальше от отца. — Нам нужно поговорить. Макс тяжело сглатывает, отведя взгляд. Он знает, что разговор будет касаться его результатов, и знает, что ни при каком раскладе это не будет приятно. Единственное, на что он может надеяться, — пройти через этот разговор с минимальными потерями.***
Макс старается не всхлипывать, когда Йос уходит. Он считал, что уже достаточно повзрослел, он прошёл через столько испытаний и трудностей с тех пор, как сел за руль болида формулы-1, он успел, блять, умереть… Макс, действительно, считал, что он уже давно не тот маленький мальчик, который до смерти боялся своего отца и съёживался каждый раз, когда он хоть немного поднимал рядом с ним руку, неважно, что он хотел сделать. Макс искренне был уверен, что после всего, что он пережил, он сможет дать отпор отцу. Он прижимает бутылку холодной воды из холодильника к своим рёбрам, скрючившись на диване, пытаясь инстинктивно защитить пострадавшие участки тела. В его разуме всё ещё гремит эхо слов Йоса «бесполезный», «разочарование», «ничтожество»… Макс возражал ему, пытался доказать свою точку зрения, но, когда отец замахнулся на него, он снова почувствовал всё ту же беспомощность и страх. Макс вдруг снова ощутил себя ребёнком, беззащитным перед гневом и агрессией отца, даже если сейчас он, вероятно, был сильнее его физически. Макс чувствует отвращение к себе, к этой пережитой беспомощности, его грудь болит, и он почти уверен, что на бледной коже уже формируются массивные синяки, которые ему опять придётся прятать под одеждой несколько недель. — Макси? — Льюис появляется у входа, как всегда делает, чтобы не напугать его, его голос встревожен. Он ищет его в автодоме, когда Макс не откликается, пытаясь дышать тише — инстинкт из ушедших времён, прятаться, не провоцировать больше агрессии, но это только вопрос времени, когда Льюис найдёт его. — О, Макси, — Льюис бросается к нему, едва замечает, скрючившегося на диване, отчаянно пытающегося не плакать. Льюис немедленно садится рядом с ним и бережно обнимает за плечи, осторожно привлекая к себе. Макс не сопротивляется, но всё ещё старается вести себя как можно тише, пряча от него синяки. Он прислоняется к тёплому боку Льюиса, прячет голову ему под подбородок, позволяя ему прижать себя к груди, доверяя ему принести чувство безопасности и равновесия в его сердце. Может быть, это было опрометчиво с его стороны, доверять ему так сильно, но сейчас для него нет никого другого, кому он мог бы позволить так мягко удерживать его в своих руках. — Макси, о, детка, что случилось? — Льюис взволнованно осматривает его, насколько может сделать это, не выпуская из своих объятий. Он мягко забирает у Макса согревшуюся бутылку воды, которую тот всё ещё прижимал к рёбрам, и поражённо выдыхает, глядя на обширные синяки. — Это из-за аварии? Я слышал, что ты закончил сегодня с DNF, но не думал, что ты пострадал… — Нет, это мой отец, — сухо хрипит Макс, прерывая его тихую речь. — Он приходил сюда. Поговорить о моём вылете. — Он бил тебя? — взгляд Льюиса мрачнеет. Макс не отвечает, но даже его молчание сейчас уже достаточный ответ. — Макси, — Льюис крепче прижимает его к себе и целует в макушку. — Мне так жаль, что я не мог быть здесь, чтобы защитить тебя от него, — он шепчет, уткнувшись носом в растрёпанные влажные волосы Макса, во всём его тоне только искреннее сочувствие и печаль от того, что он оказался неспособным что-то изменить в этой ситуации, предотвратить то, что произошло. Макс слабо кивает, показывая, что принимает его сожаления. Льюис предупреждал его, что их отношения, какими бы они ни были, дружескими или романтичными, придётся держать в секрете от публики и ближайших людей Макса. Он знал, что Льюис не мог бы быть здесь, чтобы противостоять Йосу, да если бы он узнал о его визите вовремя. Макс доволен уже хотя бы тем, что Льюис здесь для него после всех испытаний и проблем, может утешить его и обнять, отвлекая от боли и тревоги.