Не нужно спать в эту ночь,
А нужно выбросить прочь
Всё, что могло мешать.
26 декабря 2021-го, вечер после гала ЧР в Петербурге У него будет чемпионат Европы. У него будет ещё один шанс. Какой подарок к новому году, черт возьми! Женя не может стереть глупую улыбку с того самого момента, как увидел себя в списке сборной. Собирается на показательный, но только музыка кончается, улыбка появляется вновь. Ну и ладно. С небес на землю возвращает боль. После гала у Жени предательски начинает тянуть в районе поясницы. Вроде бы терпимо, жить можно, но рука так и тянется растереть ноющие мышцы. Завтра снова выступление. Может, успеет пройти? Женя встает со скамейки и чувствует, как боль усиливается, начинает отдавать в бедро. Нехорошо. Нет, лучше перестраховаться. В любой другой момент он бы забил, но чемпионат Европы вот, уже на носу, а там нужно быть готовым по полной программе и быть настолько здоровым, насколько это вообще возможно. Он не может подвести. Женя окидывает взглядом помещение. Все по-тихому копошатся в своих вещах, лениво переодеваясь. Взгляды уставшие – отпахали предолимпийский от звонка до звонка. Жене кажется, что он выглядит примерно так же. В раздевалку вихрем влетает Марк. Растрёпанный, счастливый, где-то уже успел помять водолазку для номера. Обаятельный, как чёрт, несмотря на все свои божественные замашки. Марк! – думается Жене, – Марк ему нужен. Он с Сочи не может вернуть тейпы, которые в спешке одолжил целой пачкой, потому что было что-то жуткое со спиной. Что именно, Марк не уточнял, но падения и результаты говорили сами за себя. – Прикольный квадрат, – бросает Марк, пробегая мимо Жени и указывая пальцем на костюм. – Так ты же видел его уже, – отвечает Женя, слегка смущаясь от внезапно прилетевшего комплимента. Марк вообще не скупится на них и часто подмечает всякое… – И что? – парирует он. И улыбается следом. Красивый. – Да, в общем-то, ничего… Слушай, у тебя случайно тейпы с капы не с собой? Ты вроде писал, что вернёшь. – С собой, помню, что привозил, сейчас… Тебе срочняк? Женя кивает в ответ. Марк стихийно перетряхивает спортивную сумку отдел за отделом, но, кажется, все старания тщетны. – Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться до гостиницы? Я их точно привез, в чемодане лежат. Ты куда-нибудь спешишь? Женя прикидывает в голове: дома запасов нет, на часах – пять вечера воскресенья, по дороге домой он вряд ли что-то найдёт. Да и в знакомый магазин он вряд ли успеет до закрытия. – Я, может, и не спешу, но ты помнишь, сколько там градусов? Утром Женя чуть не отморозил пальцы, пока бежал от метро до катка – всё потому что не надо было забывать дома перчатки. До гостиницы было не так уж и долго идти – разве что мост преодолеть, но при сегодняшнем ветре прогулка бы превратилась в пытку. – Разумно. В голову Жени внезапно приходит безумная идея, и слова изо рта вылетают быстрее, чем он успевает подумать. – Но можно на траволаторе проехаться, если хочешь. Ну и если полтос не жалко. Дать бы по губам себе, да ещё глупее выглядеть будет. Марк непонимающе косится на Женю, мол, это что ещё за херня такая? – Ну, выход из метро на другой стороне, под мостом можно прокатиться. Если хочешь. Если не хочешь, как обычно поедем. – А давай. Миллион лет в метро не спускался. *** Марк залетает на эскалатор первым, но потом перемещается на пару ступенек выше. Раздражает разница в росте? Важно оказаться на одном уровне? Так действительно удобнее. Лестница в бездну тянется медленно, её слегка потряхивает. Старая уже. – Пока мы спустимся, ещё один олимпийский цикл пройдёт. – Зато не минус двадцать. Наступает молчание, и Женя чувствует, что выдерживать взгляд Марка сложно. Он вроде бы такой безмятежный и спокойный, стоит, улыбается в маску, а глаза все равно хочется отвести, хочется потянуться за телефоном и найти легальный повод просто помолчать. Женя старается не думать о том, что на самом деле заставляет его это делать. Когда они заканчивают путь на одном эскалаторе, Марк видит перед собой другой и картинно негодует: – Господи, ещё куда-то спускаться? Мы в преисподнюю к вам, господин Воланд? – А как ты догадался? – шутит Женя, тихо посмеиваясь в маску. Марк что-то бурчит про то, что на таком метро невозможно ездить и куда-то успевать, потому что “пока дойдешь до вагона, постареешь на пару лет”, потом окидывает глазами нижний уровень станции и начинает расхваливать её убранство – сдержанное по меркам московских дворцов, но стильное. И мозаика с обнаженными олимпийцами классно вписывается в общую концепцию. Жене нравится слушать, как Марк болтает обо всём подряд, даже если он не особо понимает, о чем идет речь. Поддержать беседу удается не всегда, но он старается. Хотя в какой-то момент просто залипает на подрагивающую чёлку, горящие глаза и активно жестикулирующие руки. Харизмы – хоть ложкой черпай. Мысленно Женя отвешивает себе подзатыльник за такие думы. Его просто привлекают такие вот открытые и интересные персоны. В целом. К таким хочется тянуться. Это естественный процесс. Когда Марк смотрит куда-то перед собой, на него можно залипать беспрепятственно и почти бесстыдно. Платформа несет их по бирюзовому тоннелю под Невой, а Марк всё болтает и не может остановиться. Он в таком состоянии, по сути, уже третий день, с момента, как докатал своего Иисуса, как никогда раньше этого не делал. В него как будто бы встроили источник бесперебойного питания, и вот он ходит и светит всем вокруг. Ему как будто бы покорилось всё на этой планете, но на самом деле дальше только больше – и всё по плечу, всё по силам. Дальше только вперёд. Жене кажется, что он даже перенимает капельку его настроя. В него же поверили – его сезон тоже продолжается. Отгремят куранты, ещё неделька, и они вместе отправятся в Таллин бороться за место под солнцем дальше. Вместе будет даже проще, пусть они друг другу и конкуренты, ведь правда? – Ты настолько утомился, что уснул с открытыми глазами? – возвращает его в реальность Марк. – А? Что, прости? – Понятно всё с тобой, – снисходительно смотрит он на Женю и машет рукой. Женя устремляет взгляд в пол. Если бы ему ещё самому было что-то с собой понятно… *** В номере Марк одним махом врубает лампу на тумбочке и скидывает куртку на кресло. – Не люблю верхний свет вечером, по глазам бьёт. Ты не против? – Да, в общем-то, нет… Обстановка в комнате с таким освещением камерная. Одна из кроватей заправлена, никаких вещей нет – сосед Марка, похоже, уже съехал. На завтрашнее шоу из московских оставались только Марк с Сашей да танцоры, наверное… – Я и предложил прогуляться немного, потому что тут бы балаган ужасный был, пока чемоданы, сборы… Жесть, короче. В этот момент Женя понимает, что одномоментно согласился на прогулку, даже не спросив, а зачем она вообще была нужна. Он опять чувствует какую-то невероятную неловкость, будто бы был замечен за чем-то тайным и одновременно непотребным. Так, держать лицо, держать лицо, ничего не выдавать, а то всё станет только хуже. Марк вытаскивает из-под кровати чемодан и начинает перетряхивать один из отделов на молнии. Женя оглядывается вокруг, его начинает размаривать в тепле, кажется, куртку всё же лучше снять. – Может, и наклеим сразу? Если оно сейчас сильно беспокоит, – предлагает Марк, вытаскивая заветную пачку из дорожной сумки. – Давай, – быстро соглашается Женя и тут же винит себя за эту поспешность, – а ты умеешь? Спина действительно всё еще напоминает о себе практически при каждом шаге. Но прямо сейчас Женя думает совсем не о ней. – Я профессионал, – хвалится Марк, разводя руками, – весь ноябрь какая-то чертовщина была, так что я поднаторел. Толстовку снимай. Женя набирает воздуха в грудь и повинуется, думая при этом, что совершенно не так он планировал провести вечер. Разворачивается спиной и опирается руками о письменный стол, наклоняя корпус вперед. Вот он стоит полуобнаженный в номере Марка, в какой-то таинственной полутьме, и ноющая поясница остается единственной ниточкой, по которой можно вскарабкаться обратно в реальность. – Ты как, говорил с Андреем сегодня? Состав не обсуждали? Спасибо, Марк, снова вернул на землю грешную. – Мы старались не пересекаться сегодня… Мне… Как-то не по себе от этой ситуации, если честно,– отвечает Женя, и странное томление в груди разбавляется чувством вины. Он слишком мало сегодня думал об этом, пытался гнать неприятные мысли и не смотреть на расстроенного друга. Это не давало радоваться попаданию на Евро в полной мере, хотя умом Женя понимал, что мог рассчитывать на третью путёвку “решением тренерского совета”. Быть этим самым решением оказалось весьма паршиво. – Господи, да не парься ты по этому поводу! Ты же не можешь как-то на это повлиять? – Не могу. Ну… разве что приду покаяться товарищам руководителям и попросить не брать меня на Евро. – И даже это не поможет. Они выбрали тебя, тебе теперь только кататься и всё. А это ты умеешь делать. Тебе что на плакате пишут – чертовски хорош, ну? – Наверное, ты… прав, – протягивает Женя, вздрагивая от мягких, но уверенных движений Марка, который ощупывает его спину вдоль позвоночника, определяя, как лучше наклеить ярко-голубые ленты. Женя чувствует, как в нём роится несколько эмоций разом, пока за его спиной Марк возится с тейпами. Провал в произвольной ещё не улетучился из памяти, но квоту на Евро получил именно он, ему дали ещё один шанс, он должен взять его в руки крепко-крепко и ни за что не упустить. Он просто не имеет на это права. И Марк. Это вообще что-то третье и необъяснимое. Человек-прикосновение. Чудо в кудрях со сверкающими глазами – даже в тот момент, когда он сосредоточен и крайне спокоен, насколько вообще может быть. Человек-объятие. Человек-эмоция. Человек-чувство. “Да он, наверное, со всеми так”. “Это просто в характере”. “Не нужно выдумывать себе то, чего нет, в психушку уедешь”. – Я не делаю тебе больно? – Не, все окей. Даже если вправду немножко больно. – Натяжение нормальное? – Всё отлично. То, что надо. Нарезанные заранее полоски аккуратно ложатся на уставшие ноющие мышцы. С каждой проведенной секундой наедине с Марком Женя всё больше уверятся в том, что не со всеми так. Что это не только особенности характера. Что выдумкой тут и не пахло. Все эти его намёки, внезапные проявления тактильности, от которых почему-то не коробило, как обычно, искренние улыбки во все тридцать два. Шутки на грани. Смеёшься и думаешь – да как тебе в голову такое вообще пришло? Один раз они с Марком даже чуть не поцеловались. По крайней мере, Жене так показалось. Слишком близко оказались друг к другу, протискиваясь по узкому коридору и даже столкнулись носами. А может, они тогда и поцеловались-таки. Женя помнит этот момент очень смутно. Как будто он выдумал в своей голове зачем-то, как продолжение совершенно рядовой ситуации. А может, выдумкой это и не было. Чтобы не переживать, Женя тогда постарался побыстрее выкинуть этот смутивший его момент из головы. Получилось неплохо – тренировка за тренировкой, пара за парой, повтор за повтором, прогон за прогоном. И голова чиста. Господь, какие у Марка горячие руки. Он аккуратно проходится по уже наклеенным тейпам, видимо, проверяя, насколько плотно они сели к коже. Жене кажется, что он ощущает едва уловимое прикосновение губ в районе левой лопатки. Ему кажется, ему просто в двухсотый раз мерещится несуществующая ответная симпатия, из-за которой он уже стал одержим и безумен. – У тебя такие острые лопатки, будто из них сейчас вот-вот прорежутся крылья. Ну вот и как на это реагировать? Зачем он такое ляпнул? По телу Жени волной пробегают мурашки, а щёки так и норовят залиться краской от смущения. Это же иллюзия снова, верно? Этого не существует? И про крылья фраза определенно померещилась. Марк, конечно, умеет говорить красиво, но не может же он так трепетно… Так интимно… Женю очень плохо слушается тело, будто шальное. Он поворачивается к Марку, начиная уже было: – Знаешь, мне кажется, я… Но Марк не даёт закончить мысль, нагло прижимается губами к его губам и отрезает все пути назад. Матерь божья! Так стремительно, но трепетно и осторожно, что хочется завыть прямо в поцелуй от переизбытка чувств. Жене страшно думать об этом – он никогда не испытывал столько в один момент. Нет, тогда, в Сочи, ему совершенно точно не показалось. Растерявшись поначалу, Женя начинает отвечать. Он побаивается самого себя, но сопротивляться нет ни сил, ни желания. Руки мягко ложатся на шею, и Женя притягивает Марка ближе к себе. Марк целуется, как он катает. С напором, рваным ритмом и невероятной самоотдачей. Проникает языком внутрь горячего рта и полностью подчиняет себе. У него всё так – чтобы наотмашь, чтобы искры из глаз летели. Другое не подходит. Выдержать бы ещё этот напор и не расплавиться… С Марком рядом так приятно и легко. Так хорошо. В одежде будто тесно. К черту её. Не нужна. Марк прерывает поцелуй и чулком стягивает с себя толстовку. Женя прикасается к его бёдрам и рывком притягивает к себе, вновь припадая к распухшим губам – как к источнику после дикой жажды в пустыне. Теперь они – кожа к коже. Женя чувствует, как дрожит – то ли от того, что черт знает сколько стоит без верха, а в номере не так уж и жарко, как кажется на первый взгляд, то ли от того, что этот телесный контакт окончательно сносит башню. – Запри... комнату, – хрипло произносит Женя и не узнает собственного тембра, – Пожалуйста. – Я уже, ты не заметил, – отвечает Марк и вновь тянется к его губам. Они с Женей сталкиваются взглядами: у Марка глаза синие, будто потемневшие, но невероятно ярко сияющие. Что плещется в них? Что там такое на самом деле? Интерес к экспериментам? Вспышка животной страсти? Или что-то более серьёзное? Его глаза – это глубокое синее море. Безусловно тёплое, тропическое, с водой как парное молоко. Вспомнить бы ещё, как плавать. – Тебе холодно? – Марк, кажется, замечает, что Женю трясёт. – Немного, – отзывается он в ответ, жадно хватая носом воздух. Марк ничего не говорит и просто тянет Женю за собой в сторону полурасстеленной кровати. Забывает про раскрытый чемодан – и запинается об него, падая на мягкое одеяло. Рукой Марк задевает тумбочку, и раздается металлический звон. Это ложка стучит о стенку чашки, которую знатно так тряхнуло. Устояла. Дедакшена нет. Женя не успевает подхватить Марка за пояс и сам еле удерживается на ногах. У Марка блестят глаза – как звёзды в темном небе далеко-далеко за городом, где освещение не мешает им сиять. Он хлопает своими длинными ресницами и улыбается. Кудри свисают на лоб, окончательно растрепавшись. В глазах Марка отчетливо виднеется “Иди ко мне”. И Женя идёт. Они синхронно избавляются от штанов – всё, что мешает, прочь! – и забираются под одеяло, ложась на бок друг напротив друга. Сквозь туман желания Жене приходит в голову мысль – а односпальная кровать довольно просторная, так что можно спокойно поместиться вдвоём. Разве что прижиматься надо поближе друг к другу, но сейчас это даже плюс. – Ущипни меня, – зажмурив глаза, просит Женя. Все происходящее кажется ему нереальным, несуществующим, пусть это и выглядит как самый реалистичный из снов в его жизни. Вместо щипка Марк берет и кусает его за плечо. Небольно, но достаточно ощутимо, чтобы почувствовать – да, это его настоящее. Это его Марк сейчас лежит перед ним, зацелованный, распалённый, открытый ко всему. Его Марк? Господи, да ты совсем уже сошёл с ума…Что ж это за наваждение такое? Марк вжимается в Женю всем телом, он сейчас не менее напряжен и возбужден, трётся и едва слышно всхлипывает. – Можно? – спрашивает он, скользя ладонью под резинку трусов. Женя не знает, как ответить что-то кроме: “Да”. Он позволяет Марку то, что раньше лишь смутно видел во снах, за которые ругал себя на чем свет стоит. Когда Марк обхватывает своей ладонью его твёрдый член, Женя громко выдыхает. – Тебе тоже можно, – добавляет Марк, тем самым давая карт-бланш и окончательно срывая Женьке крышу. В ещё несколько секунд они остаются полностью обнаженными, сбивая под собой простынь, и вновь жарко целуются, потому что просто не могут не. Сопротивляться этому атомному притяжению невозможно. Резковатые, но такие простые движения, невероятно простые и естественные. Как с самим собой, только чуть аккуратнее. Хотя хочется забыть об этом, отпустить себя и остервенело двигать ладонью по разгорячённой плоти, сильно сжимать. Но так можно случайно причинить боль. А боли совсем не хочется. Хочется множить только приятное. Марк дарит ему сейчас столько приятного, что возвращать хочется в стократном размере. – Тебе нравится? – спрашивает Марк, слегка сбросив темп. Женя согласно хмыкает прямо в губы, едва различив вопрос. Ему кошмар как нравится всё, что они делают, ему хочется громко скулить и кусать Марка за шею. Долго он в этом пекле не протянет. – А тебе? – Пиздецки. Женю будто прошивает насквозь этим "Пиздецки" и он начинает двигать рукой чаще. Марк ловит его ритм и подстраивается под него. Невозможный, откуда он вообще такой взялся?.. Марк не выдерживает первым, обгоняя Женю на считанные секунды, как на сотые доли балла по таблице – те, которые проиграл после короткой. Они остаются лежать раскалёнными в полутьме незнамо сколько. Жене кажется, что вечность. Марк кладет голову на грудь Жени и устремляет взгляд в потолок. Хочется звонко чмокнуть его в макушку, но сил на это пока нет. Отдышаться бы… Женя бросает рассеянный взгляд в сторону окна. Там, на улице, снова потихоньку метёт. Ему хочется выронить в тишине "Наверно, я тебя люблю", но он раскрывает рот и не может издать ни звука. Тишину собой заполняет Марк, у него всегда это отлично получалось. – За окном снег и тишь... Мы можем заняться любовью на одной из белых крыш. А если встать в полный рост, то можно это сделать на одной из звёзд. Жене незнакомы эти строчки, как незнакомо почти всё, что к месту и не к месту цитирует Марк. Но эти слова разливаются по груди томительным теплом, и хочется ещё крепче сжать это кудрявое чудо в объятьях. – Красиво. Как ты. Женя уже не удивляется своей смелости. Сегодня он уже на слишком многое решился. Поэтому продолжает без капли стеснения: – Знаешь, а ты мог тейпы-то и завтра вернуть. Я бы мог придумать что-нибудь другое. Марк едва слышно хмыкает. Ухмыляется. – Мог. И? И тянется за новым поцелуем. Его блестящие мокрые счастливые глаза впечатываются в память так крепко, что это уже не принять за выдумку или видение. Жене кажется, что его глаза прямо сейчас блестят точно так же.