Какая боль — искать здоровый слог Средь немоты, окутавшей рассудок.
Но день пришёл, заставил и помог Создать вещей отчетливый рисунок.
Ю. Бирюков
В зале заседаний было пусто, лишь тихий монотонный гул работающего кондиционера, эхом отражаясь от стен, раздражал слух, не давая с головой погрузиться в стремительный поток собственных мыслей. Амала уронила на руки тяжелую голову, впервые ощущая, как чувство безысходности берёт верх над здравым смыслом: трагичная смерть Ману на свадьбе, переживания за Сану, холодность и отстранённость Рэйтана и, наконец, убийство самогó Эммета Роуза тяжким грузом легли на хрупкие плечи девушки. Она вспомнила Лондон и свой маленький уютный магазинчик индийских товаров на Сэйнт-Кросс стрит: когда мама так внезапно исчезла, и все заботы о бизнесе, брате и бабушке свалились на её голову — даже тогда она не ощущала такого отчаяния, как сейчас. А вишенкой на торте оказалось их бессмысленное ночное вторжение в полицейский участок — они не нашли ровным счетом ничего, никаких зацепок, никаких похожих ритуальных убийств в Калькутте ни год, ни два, ни пять лет назад… Но Амала никак не могла избавиться от внутреннего предчувствия, что они упускают какую-то маленькую, но важную деталь. Может быть, они действительно не там ищут? Как временный руководитель группы, она чувствовала личную ответственность за эту неудачу, в конце концов, это была её идея — тайком проникнуть в полицейский архив. Девушка поднялась из-за стола: мысли в голове кружили бешеным вихрем, ни на секунду не отпуская, не давая расслабиться. Хорошо, что все коллеги уже ушли: она бы сейчас не выдержала ни взгляда умных, проницательных глаз Лимы; ни бесцеремонных наставлений Киллиана. И лишь воспоминания о тонких холодных пальцах Рэйтана отзывались в теле волной необъяснимого тепла. Тепла вперемешку с болью — Амала снова и снова прокручивала слова, сказанные им на свадьбе Саны, пытаясь понять, почему он отказался от неё, отняв у обоих шанс на возможное будущее: «Я хочу, чтобы мы были близки. Но защитить тебя и соблюсти свои обязанности для меня важнее. Даже вопреки собственным желаниям». В его словах имелось некое рациональное зерно — она понимала это разумом, но докопаться до сути мешала уязвлённая гордость. Покинув посольство, Амала поймала такси и отправилась в дом Чаухан. Чего только стоило ей отвоевать у Киллиана это право — возвращаться домой без сопровождающих. Вспомнив недовольное лицо Лайтвуда во время их последнего разговора, она невольно улыбнулась. В последнее время ей доставляло особое удовольствие пресекать его авторитарные замашки и желание контролировать всех и вся. Технически, после смерти Роуза она могла бы переехать в отель, где теперь освободилось место, и жить поблизости от своих коллег, но каждый раз от мысли, что придётся поселиться в бывшем номере бывшего руководителя, её ощутимо передергивало. Поэтому Амала справедливо рассудила, что будет и дальше оставаться в особняке Чаухан, хоть после ухода Саны там и воцарилась атмосфера тихой меланхоличной грусти. Однако, скорый приезд младшего брата Кирана, как она надеялась, должен был всё исправить. Автомобиль остановился у резных ворот, и Амала, расплатившись, покинула салон, кивнув на прощание водителю. Мелкая мраморная крошка приятно хрустела под подошвами лёгких туфель, напрочь лишенных замысловатых застёжек и вычурных элементов после памятного раза, когда Рэйтану пришлось высвобождать её из плена собственного сари. Она улыбнулась приятным воспоминаниям и тут же нахмурилась: мысли раз за разом непроизвольно возвращались к этому статному черноволосому мужчине. Когда же она сможет окончательно выкинуть его из головы? Взгляд скользнул вправо, туда, где вчера палкой на песке рисовала загадочную «плохую» деревню маленькая индийская девочка. Очертания рисунка, в спешке стёртые ногой заботливого братишки, всё ещё угадывались, и Амала с интересом вгляделась в него снова. В памяти всплыли карта Индии во внутреннем дворике посольства и неприметная деревушка прямо на берегу у горной гряды, совсем как на детском рисунке. Как же она там называлась? Клифа… Клифаграми… Точно! Сердце забилось в ускоренном ритме, а тело отреагировало даже быстрее, чем успел сообразить мозг. Девушка развернулась и со всех ног кинулась к ещё не успевшему отъехать такси. — В полицейский участок! Быстрее! Амала очень надеялась застать там единственного человека, который в данный момент мог бы ей помочь.***
Лакшман стоял на крыльце полицейского участка и, лениво обмениваясь с товарищами последними новостями, выпускал в небо колечки белого сигаретного дыма. В последние дни их отделение напоминало улей с потревоженными пчёлами: серия ритуальных убийств в преддверии праздника выбила людей из привычной рабочей колеи, ещё и эти британцы свалились, как снег на голову. Ему не нравился Эммет Роуз — он был слишком высокомерным типом, но даже он не заслуживал закончить свою жизнь в подворотне с отрезанной головой. Лакшман сделал последнюю затяжку, почти обжигая пальцы истлевшим сигаретным фильтром, и метким броском отправил бычок в урну. В этот момент практически у самого крыльца остановилось такси, из которого вылезла взволнованная Амала Кхан, ныне исполняющая роль руководителя британской группы. Коллеги, многозначительно переглянувшись, удалились, предоставляя мужчине самому разбираться с девушкой. — Амала, — он протянул ей руку, которую она порывисто сжала. У неё была маленькая, почти детская ладонь, сухая и тёплая. Эта молоденькая девчушка, несмотря на свою неопытность, нравилась ему гораздо больше предыдущего руководителя группы. Она не была болтливой, что Лакшман само по себе ценил на вес золота, и, судя по наблюдениям, справлялась со всеми навалившимися неприятностями достаточно стойко, а кроме того, была сообразительна и, очевидно, умна. — Лакшман, мне снова нужна твоя помощь, — она с надеждой заглянула в его глаза, пытаясь определить, насколько далеко она зашла со своими бесконечными просьбами и не последует ли сейчас резкий отказ. — Пройдёмся? — полицейский обреченно вздохнул, предлагая Амале прогуляться, вместо того, чтобы войти в полицейский участок. Кто знает, что ещё придумала эта неугомонная британка с индийскими корнями, а лишние уши в любых делах совершенно ни к чему. Амала, обернувшись, махнула водителю такси, давая понять, что её необходимо подождать и с готовностью завернула вслед за полицейским за угол здания. — Что на этот раз? — в его голосе не было раздражения, скорее неподдельный интерес. — Калькутта — это столица штата Западной Бенгалии, верно? — издалека начала Амала. — Верно, — подтвердил мужчина. — А это значит, что все рапорты о более-менее значимых преступлениях из прилегающих поселений поступают в главное полицейское управление Калькутты, так? — Только если с ними не могут разобраться на местах, — заметил Лакшман, — либо произошло несколько аналогичных преступлений за определенный срок. — Мне очень нужно, — девушка снова схватила его за руку и легонько сжала, — чтобы ты посмотрел все рапорты, касающиеся одной маленькой прибрежной деревушки. — Какой же? — Лакшман вопросительно вскинул брови. — Клифаграми. Амала почувствовала, как рука полицейского дрогнула под её ладонью, а в глазах, до этого выражавших лишь снисходительную отеческую покровительственность, мелькнул страх. — Откуда тебе известно про эту деревню? — спросил он тихо, будто боялся, что в тёмном пустом переулке их могут услышать. Амала поняла, что нащупала нужную ниточку, но, боясь, что Лакшман может отказаться говорить правду, решила подать ему пример своей откровенностью: — Мне ничего толком неизвестно: обрывки фраз, обрывки слов, интуиция, — девушка с надеждой посмотрела на вытянувшегося в струну мужчину, — поэтому, если ты что-то знаешь, пожалуйста, не молчи! И тем не менее Лакшман молчал, а его взгляд задумчиво блуждал по выщербленной стене противоположного здания. Рука потянулась в карман, бездумно вытянув пачку сигарет, но вместо того, чтобы закурить, он лишь скомкал её и с досадой засунул обратно. Когда Амала уже отчаялась услышать от него хоть слово, он заговорил: — Клифаграми — тёмное место, вокруг него ходит много легенд и слухов. Вряд ли о какой деревне во всём штате ты услышишь больше страшных историй, чем об этой. Моя жена родилась в этой деревне, но каждый день без устали благодарит богов, что ей удалось оттуда уехать. — Расскажи, какие слухи ходят про эту деревню? Может, твоя жена что-то помнит? Ну пожалуйста, Лакшман, я чувствую, это очень важно! — умоляющим тоном произнесла Амала. — Лет двадцать назад, когда я был ещё подростком, об этой деревне говорили все. Страшные истории рассказывали. Поговаривали там обосновались члены какого-то тёмного религиозного культа. На скалистом утёсе находили трупы с отрезанными головами… — Лакшман произнёс это буднично, вспоминая дела давно минувших дней, но, взглянув на Амалу и заметив, как округлились от удивления её глаза, наконец, и сам осознал смысл сказанного. — Трупы с отрезанными головами! — они воскликнули почти одновременно и оба оглянулись по сторонам, боясь быть услышанными. — Лакшман, — горячо зашептала девушка, придвинувшись к нему поближе, — умоляю тебя, съезди в главное полицейское управление, подними рапорты по этой деревне за предыдущие годы! — Я сделаю лучше, — задумчиво ответил мужчина, — двоюродный брат моей жены всё ещё живёт там и, как я, работает полицейским. Завтра попробую связаться с их участком. Уверен, эти дела у них на слуху, даже если они давным-давно закрыты. По крайней мере, у него точно есть доступ к архиву. — А он бы смог дать нам возможность ознакомиться с этими делами, как это сделали вы? — поинтересовалась Амала. — Пересылать их в Калькутту они вряд ли станут, но вот если вы поедете туда сами, пожалуй, я смог бы договориться, чтобы вам не препятствовали, а, наоборот, оказали всяческое содействие. Ваша группа смогла бы изучить все интересующие материалы на месте, что скажешь? — Лакшман задумчиво почесал бороду. Амала разве что не подпрыгнула и не захлопала в ладоши: ей так хотелось в порыве признательности обнять этого отзывчивого полицейского, но она вовремя одумалась — чего доброго этот внезапный порыв души будет неверно истолкован. Девушка улыбнулась и, отступив на шаг, коротко поклонилась: — Не знаю, что бы я без тебя делала! Спасибо! — Спасибо будешь говорить, когда я получу разрешение, а пока, Амала, прошу тебя, будь осторожна, — и чуть тише добавил: — некоторые тайны слишком опасны, чтобы вытаскивать их на свет. — Знаю, и потому очень тебе благодарна. Завтра буду ждать от тебя новостей, — с этими словами она махнула ему рукой и, развернувшись, быстро направилась к ожидавшему её такси. Уже отъезжая, девушка видела, как полицейский тоже махнул ей вслед рукой и, снова закурив сигарету, присел на каменные ступеньки у входа в участок. Вид у него был слегка напуганный, но вместе с тем довольно решительный. Вернувшись домой, девушка тихонько пробралась наверх, чтобы не привлекать внимание хозяйки. Ужинать совершенно не хотелось, но Приянка точно не дала бы ей лечь спать на голодный желудок, а поскольку в отсутствие Саны та сама накрывала на стол, Амале не хотелось доставлять ей лишних хлопот. Сквозь замысловатые прорези деревянных ставней, которые закрывались днём, чтобы уберечь дом от жары, виднелся постепенно скрывающийся за горизонтом огненно-медный диск солнца, плавящий в своём мареве покатые крыши жилых зданий. Амала распахнула окно, впуская в комнату последние лучи предзакатного солнца, и подошла к туалетному столику. Нежно-розовые тюльпаны окутали лёгким шлейфом аромата с едва уловимыми нотками сладости. Закрыв глаза, девушка прикоснулась к трепетным лепесткам цветов, вспоминая тонкие, нежные пальцы дарителя. Лёгкая бархатистость ещё не полностью раскрытых бутонов будила воспоминания о невесомых касаниях таких желанных рук. Амала вынула из корзинки один цветок и, повинуясь какому-то порыву, прикоснулась им к щеке, затем провела ниже, вдоль линии подбородка, спускаясь на шею и к вырезу на груди. Память яркими вспышками транслировала воспоминания из ателье сари, где в последний раз она выбирала себе сальвар-камиз. Страстные, обжигающие поцелуи Рэйтана, его ладони, по-хозяйски сжимающие её бедра, его горячий шёпот и восхищение. Кожу защипало тысячами маленьких искорок возбуждения, будто бы он был сейчас с ней, обнимал, прижимал к себе. Нежные лепестки цветка скользили по шее, и Амала тонула в этих ощущениях, переплетенных с воспоминаниями. Стёртые грани реальности путали органы чувств, и девушка уже не могла сказать точно: цветок ли касается её кожи, или подушечки его пальцев; упругий ли стебель скользнул по шее, или его губы? Думать о том, что это наваждение скоро рассеется, не хотелось, и девушка просто отдалась моменту. Ощущения выплеснулись за тесные рамки тела, её окутал такой знакомый аромат жасмина, бергамота и ладана. Он словно накрывал извне лёгким, невесомым облачком, маленькими частицами оседая на ключицах, ресницах, запястьях… Амала мелко дрожала то ли от напряжения, то ли от волнующих воспоминаний, а потом медленно открыла глаза: очертания объектов постепенно приобретали четкие линии, словно после выхода из транса. В зеркале она заметила, как колыхнулись на окнах лёгкие занавески — солнце скрылось, и теперь свежий ветерок дарил прохладу измученным жарой жителям Калькутты. Девушка опустила глаза, с удивлением рассматривая свои руки — цветка в них не оказалось, тот снова был вставлен в букет. Она протяжно выдохнула и, присев за столик, в отчаянии уронила голову на руки. Кажется, она всё же сходит с ума. «Я наблюдатель, созерцатель. И почти никогда — деятель». Чёрт, возьми, Рэйтан, кто же ты такой? И почему стал необходим мне, как воздух? Сняв украшения, Амала приложила холодные ладони к горячему лбу — пусть уже этот день поскорее закончится. Открыв верхний ящик стола, чтобы положить туда украшения, девушка скользнула взглядом по бумажному конверту. Руки сами потянулись к нему, извлекая на свет белый лист, исписанный ровным, чётким почерком. В который раз глаза пробежались по строчкам знаменитого стихотворения Рабиндраната Тагора, обращая внимание на старательно выведенные, чуть угловатые, стройные буквы. Стиль письма так соответствовал Рэйтану — слегка надменному, выдержанному, ровному, бесстрастному со всеми, кроме неё. И лишь Амала знала, что наедине его сдержанность исчезает, тонет в кипящей чернильной мгле, плещущейся на дне его бездонных зрачков. Девушка тряхнула головой, прогоняя воспоминания, снова пряча письмо в бумажный панцирь конверта, а своё сердце — в доспехи показного безразличия. Ушёл, ну что ж, она будет сильной и перестанет о нем думать. Когда-нибудь точно… Облачившись в пижаму, Амала упала на кровать и, зарывшись лицом в подушки, мгновенно уснула.***
Новый рабочий день в посольстве начался с обычной рутины, но сообщать коллегам о своих планах Амала пока не спешила. Она ждала новостей от Лакшмана, чтобы после обеда собрать совещание и донести до сведения Лимы и Киллиана свои догадки и те интересные факты, которые ей удалось выяснить вчера. Ближе к полудню, когда после ланча вся группа из теперь уже трёх человек пила кофе на первом этаже, секретарь посольства, смущаясь, прервал их беседу неожиданным заявлением: — Мисс Амала Кхан, прошу к телефону, вам звонят из полицейского участка. Киллиан и Лима недоуменно переглянулись и уставились на Амалу, чьё торжествующее выражение лица окончательно сбило их с толку. На выходе из кафетерия она шутливо отсалютовала им рукой и скрылась в дверном проёме. Коллеги, не сговариваясь, молча поднялись и направились вслед за индологом. Девушка прошлась по коридору до просторного холла и направилась к стойке регистрации, находящейся сразу за пунктом досмотра. Сотрудница, вежливо улыбаясь, держала в протянутой руке телефонную трубку. Амала, кивнув в знак благодарности, взяла её и поднесла к уху: — Амала? Это Лакшман. Добрый день! — Здравствуй, есть чем порадовать? — Да, я дозвонился до Санджита, он обещал помочь с изучением дел, но есть одно но, — замялся полицейский. — Говори! — окинув взглядом зал, Амала заметила Киллиана и Лиму, стоящих невдалеке. Военный привалился спиной к стене и, сложив руки на груди, не мигая смотрел в её сторону. Лима, ростом едва ли доходившая ему до плеча, испуганно переводила взгляд с Лайтвуда на Амалу и обратно. — Клифаграми - деревушка маленькая, находится за горной грядой, на машине по серпантину туда ехать тяжело и сложно, да к тому же опасно — часто случаются обвалы. А поезда туда ходят раз в неделю — непопулярный маршрут, вдали от туристических достопримечательностей. — И когда же ближайший поезд? — взволнованно поинтересовалась девушка. — Сегодня, в одиннадцать вечера. — А следующий, стало быть, через неделю? — Да. Поезд — экспресс махараджей, очень комфортабельный и оттого дорогой, обычные индийцы на нем не ездят — слишком дорого, пассажиры в основном европейцы, так что вам будет привычно. — Лакшман? — оставалась ещё пара вопросов, которые было необходимо прояснить. — А в этой деревушке есть где остановиться? Гостиница или отель? — Был вроде, но за это не переживай, местные жители за умеренную плату будут рады принять у себя британских подданных. Санджит встретит вас на перроне и поможет разместиться. — Спасибо, Лакшман, даже не знаю, как тебя отблагодарить, — расчувствовалась Амала. — Просто найдите этих нелюдей — в качестве благодарности этого будет вполне достаточно. Поспешите! — деловито пробасил он в трубку и добавил: — Будь осторожна, Амала. До скорого. — До скорого, — прошептала девушка в притихшую трубку и отдала её все так же доброжелательно улыбающейся сотруднице. Времени оставалось мало, а вопросов на повестке дня — предостаточно. Решительным шагом девушка направилась к коллегам, отмечая про себя, что за всё время её разговора с Лакшманом, Киллиан так и не сдвинулся с места. Его раздражённое лицо красноречиво свидетельствовало о том, что он крайне недоволен. Ещё бы, бравый военный привык контролировать любую мелочь и очень раздражался, когда что-то ускользало от его внимания. Не дожидаясь, пока Амала заговорит первой, он недовольно поинтересовался: — Не хочешь нам ничего рассказать? — Как раз собиралась, — произнесла Амала, игнорируя его язвительный тон. — Давайте пройдём в зал заседаний, там нам будет гораздо удобнее, — девушка развернулась на каблуках и стала подниматься по лестнице на второй этаж. Коллеги незамедлительно последовали за ней. Рассевшись вокруг стола, Киллиан и Лима внимательно наблюдали за тем, как Амала задумчиво перебирает пальцами по столешнице, очевидно, собираясь с мыслями. Наконец, девушка подняла на них глаза и начала с самого начала: — Позавчера я случайно услышала на улице разговор маленьких детей — брата и сестры. Они обсуждали убийства, что мы расследуем, — заметив, как Лима поморщилась, девушка добавила: — да, слухи в Калькутте разлетаются быстро. Так вот, девочка, в связи с этим, упомянула деревню матери — якобы там тоже происходили ужасные вещи, а потом взяла да и нарисовала эту деревню на песке. Ну как деревню, — замялась Амала, — домик на берегу океана у подножья горы. Меня заинтересовал их разговор, было в нём что-то… — она запнулась, подбирая подходящее для своих ощущений слово, — недетское… — Это всё, что ты хотела нам рассказать? — мягко спросила Лима. — Нет, — индолог подняла глаза на Киллиана, но тот всем своим видом транслировал лишь снисходительный интерес, прячась за маской напускного равнодушия, не прерывая, но и не поощряя Амалу к дальнейшему рассказу. К счастью, поощрение ей было и не нужно: — Вчера, пока мы обсуждали дальнейший план действий во внутреннем дворике посольства, я рассматривала на мраморном полу карту Индии, и взгляд мой привлекла одна крохотная деревушка на берегу океана — Клифаграми. Лима заинтересованно смотрела Амале в глаза, пока та продолжала: — Она напомнила мне рисунок той маленькой девочки, и я решила спросить об этой деревне Лакшмана, — индолог победно обвела коллег взглядом пронзительных карих глаз, — и он вспомнил, что двадцать лет назад в этой деревне тоже находили обезглавленные трупы. По счастливой случайности, в той деревне всё ещё живет его родственник, который тоже работает полицейским, он обещал поговорить с ним, чтобы тот позволил нам изучить дела. Именно его звонка я ждала сегодня, поэтому не сказала вам раньше, простите, — примирительным тоном закончила свою речь Амала. — И что ты предлагаешь? — задумчиво протянул Лайтвуд. — Как что? — девушка искренне не понимала, как можно быть таким недогадливым. — Конечно же срочно ехать туда! Поезд сегодня в одиннадцать вечера, нам нужно поторопиться, если мы хотим успеть, — и она обеспокоенно взглянула на табло электронных часов на столе, убеждаясь, что на сбор чемодана ещё остаётся время. — Завтра мне нужно быть в Калькутте. Из Махараштры приедет британский военный генерал, с которым назначена встреча по поводу убийства Роуза. Я просто обязан на ней присутствовать, — Киллиан, смягчившись, посмотрел на девушку. Взгляд светло-серых глаз больше не походил на заточенное лезвие ножа. — Я тоже должна быть завтра тут, — теперь заговорила Лима. Мягкий, грудной, журчащий словно ручей голос разлился по залу, — поскольку Киллиан будет занят, меня попросили встретить нового руководителя группы в аэропорту, — девушка опустила взгляд, не решаясь посмотреть Амале в глаза. — То есть Габриэль Грант приезжает завтра? — злость накатывала волнами, но девушка старалась держать себя в руках. — И когда вы собирались мне об этом сказать? — Сегодня, — беспечно бросил Лайтвуд, — ты не одна ждала подтверждения информации, чтобы поделиться ею с остальными. — Хорошо, — отрывисто произнесла Амала, вставая из-за стола и снова бросая обеспокоенный взгляд на часы, — тогда я поеду одна. — Исключено, — отрезал Лайтвуд. — Если бы я хотела знать твоё мнение, Киллиан, я бы им поинтересовалась, — сдержанно заметила Кхан, — но руководитель здесь пока я. — Но не забывай, что я здесь отвечаю за твою безопасность! — мужчина сжал зубы с такой силой, что было видно, как на скулах заходили желваки. — Со мной ничего не случится, — парировала Амала, — родственник Лакшмана встретит меня там и поможет разместиться. Я в спокойном режиме изучу дела и вернусь обратно в Калькутту. — Нет, — упёрся военный атташе. — Киллиан, — мягко вмешалась Лима, — может, нам действительно стоит разделиться? Амала прекрасно знает язык, изучение дел не займёт у неё много времени, а мы ей вряд ли сможем с этим помочь, тем более у нас есть чем заняться и тут. — Я выступаю гарантом вашей безопасности в Индии, — словно детям, он снова стал объяснять им прописные истины, — но как я могу гарантировать твою безопасность, Амала, если ты будешь далеко? — холодные серые глаза укоризненно вглядывались в её тёплые карие. — Киллиан, — девушка обошла стол и присела на стул рядом с военным, положив ладонь на его руку, — завтра приедет новый руководитель и, кто знает, может быть, он и вовсе сочтёт эту поездку бессмысленной, а я чувствую, что это очень важно. Пожалуйста, не держи меня! Тем более следующий поезд в ту сторону отправляется только через неделю — так что сегодняшняя поездка может быть нашим единственным шансом разузнать детали, которые помогут нам в дальнейшем расследовании. То ли весомый аргумент, то ли отчётливая мольба в её голосе сыграли свою роль, но так или иначе чаша весов взвешенных решений качнулась в пользу Амалы. Киллиан вздохнул и, накрыв второй рукой хрупкую женскую ладонь, поднялся: — Хорошо, я распоряжусь, чтобы на твоё имя купили билет до Клифаграми, и если ты хочешь успеть, тебе стоит сейчас же поехать домой и начать собираться.***
В одиннадцать часов вечера на пятой платформе седьмого пути проводники экспресса махараджей, облачённые в национальные золотые шервани и красные тюрбаны, могли наблюдать, как хрупкая девушка в красивом, расшитом золотыми нитями сари, прощалась со своими спутниками: суровым на вид парнем с татуировкой до самого локтя на правой руке, мило смущающейся рыжеволосой девушкой и мужчиной средних лет в национальной индийской полицейской форме. По очереди обняв каждого из них, она поднялась в вагон, где специальный человек, подхватив стоящий тут же багаж, сопроводил её в занимаемую каюту. Напоследок махнув друзьям рукой из окна, девушка опустилась на кровать, предвкушая увлекательное путешествие, которое заставит её по-другому взглянуть на многие привычные вещи.