***
Закат, нежно расплывающийся в пламенно-рыжие оттенки, и приятная прохлада, ласкающая кожу, никак не могли по-доброму совместить тот день, что для некоторых останется жутким воспоминанием. В ближайшем к Шорэлу маленьком городке погибло три женщины двадцати лет. Им перерезали артерии и словно выкачали всю кровь. Кто-то потерял в этот день своих любимых дочерей, матерей и жён. Не понимали, как такое могло произойти, ведь не было замечено присутствия постороннего, будто он умело проникал в дома и незаметно убивал, оставляя тела на месте. Выглядело так, словно ни одна из жертв даже не успела заметить, что кто-то планирует на неё напасть, продолжая заниматься своей рутиной. Люди пугались этого события, уверенные, что это сделали смерийи, хоть и знали, что они не охотятся днём, лишь вечером или глубокой ночью, однако полагать, что это сделал кто-то из людей, становилось невыносимо, понимая, что этот кто-то может вернуться. Все страшились за женщин, не попавших в руки убийцы, а близкие умерших тряслись перед телами в панике, пока в поместье герцога в его комнате, закрытой на ключ, бездыханно лежала девушка того же возраста, что и умершие. Мужчина в белом балахоне из кувшина поливал постель свежей кровью, что-то шепча себе под нос. Наконец он взглянул на Роэля и подозвал к себе: — Ваша светлость, прошу сейчас, взяв девушку за руку, повторить слова за мной со всей возможной искренностью, и, надеюсь, ваша священная клятва откликнется и в её сердце. Роэль молча, без всяких вопросов, взял в свою ладонь холодную руку и ожидающе посмотрел на служителя. — Кровь за кровь, что была несправедливо пролита, время за время, что закончилось рано, сердце за сердце, что не успело испытать всей любви. Отдаю тебе всё, забираю всю боль твою, чтобы подарить то, чего нахватало твоему сердцу. — Служитель остановился и с каким-то замешательством посмотрел на тело, но этого не заметил герцог, продолжая с каменным лицом смотреть на руку, что покоилась в его ладони. — Я. Отдаю. Тебе. Свою. Жизнь. Без. Остатка, — продолжил целитель, выделяя каждое слово. Герцог повторил за ним без раздумий. Мужчина отошёл от Роэля, который уже собирался повернуться к нему, чтобы узнать, что дальше, но не успел и слова произнести, как служитель воткнул ему острый кинжал в то место, где находилась глубокая рана у Алексии от удара меча. Какое-то время Роэль ошарашенно смотрел на служителя, что спокойно наблюдал за происходящим, а потом в его глазах потемнело, и он на мгновение потерял зрение, но ещё чувствовал пол под ногами. Служитель взял маленькую колбочку, заранее приготовленную на столе, и наполнил её небольшим количеством крови герцога, а потом спокойно влил содержимое в рот Алексии. Ничего не произошло, и служитель стал сомневаться в том, что что-то произойдет. Спустя пару минут ожидания хотя бы какой-то реакции его стало трясти, он не понимал, что сделал не так, ведь по теории девушка должна была уже пустить первый вдох, но ничего не происходило. Он вздрогнул, когда услышал, как Роэль упал на пол. Его стало трясти в конвульсиях, неестественно выворачивая, и в этот момент служитель испугался ещё сильнее. — Я же всё правильно сделал. — Нервно ходя взад-вперёд, мужчина просчитывал в голове всё то, что сделал. — Ох, звезда моя, я даже свою священную кровь добавил в кувшин с кровью подношенных Всеразрушающему, чтобы он добровольно отпустил душу этой девушки. Ничего не вышло? — Нервно держа свою перебинтованную ладонь, он остановился перед кинжалом, лежавшем на столе рядом с кроватью. — Какой смысл быть тем, кто делит свою душу со звездой исцеления, если по итогу это бесполезно? Зачем я вообще в этот раз согласился явиться в Виру, оставался бы лучше в храме Звездомого… Безопасного выхода из поместья не было, его убьют в любом случае, потому, взяв в руки кинжал, он выжидающе смотрел то на девушку, то уже не дышавшего герцога, и разочарованно взмахнул перед собой кинжалом. Секунда… — Что сейчас было? — недоумённо спросил Роэль осиплым голосом. Герцог сидел на полу, разглядывая свою грудь, где не было раны, а Алексия сделала первый, почти неслышный вдох.***
Когда проводник и Алексия прошли горы, перед ними раскрылась аккуратная равнина, тропа, ведущая дальше, была покрыта плитняком чёрного цвета, а рядом располагались большие колонны, стоявшие друг напротив друга. Ещё дальше дорога вела куда-то ниже, потому ничего разглядеть не получалось. Вдалеке, оказалось, шли ещё и другие люди. Все молчали, будто боясь лишний раз вздохнуть, проводники рядом с ними выглядели одинаково, различаясь только в росте. Алексия шла дальше всех, в самом конце, однако сзади ощущалось присутствие ещё кого-то. Когда она попыталась обернуться, проводник несильно пожал её кисть и резко убрал руку, после девушка предотвратила попытки обернуться, но недопонимание от этого не пропало. Засохшая роза, всё это время находившаяся в волосах девушки, на которую вовсе не обращала внимания, зная, что она служит удобной шпилькой, державшей её длинные волосы в пучке, наконец дала о себе знать, — лепесток пал на плечо Алексии, напоминая о своём существовании. Давнее цветок держал свою форму не рассыпаясь, но сейчас начал потихоньку рушиться, портя этим свой вид. Девушка от непривычного ощущения присутствия чего-то на плече смахнула лепесток, что неторопливо, словно лёгкое пёрышко, опускался на тропу перед её глазами, которые она с недопониманием вскинула на него и ладонью стала нащупывать розу на своей голове, что сделала, как поняла позже, зря. Ещё пара лепестков пала ей в руку. Чем ближе они подходили к концу, тем сильнее рушился цветок, и так потерявший жизнь. Роза словно показывала Алексии её уход от суженного, кого никогда больше не встретит. Девушка сжала в руке лепестки и всю дорогу шла так. Луна светила ярче, чем было раньше, свет падал на колонны, кругом ограждающие поля, показывая большие арочные врата, внутри которых, кроме черноты, не было возможности что-то рассмотреть, хотя, вероятно, там ничего и не было, кроме пустоты. Врата из серого камня сверху были украшены статуей Всеразрушающего, приглашающего во врата, возле которых стоял и он сам, не стесняясь протягивая руку умершим, а их проводники уходили за врата, следуя дальше по тропе, будто продолжая идти в никуда. «Божество никогда само не провожает души», — об этом пишется в летописях людей, однако первый раз за столько времени все наблюдают обратное и, возможно, кто-то об этом и не знает, а может, просто делает вид, что всё происходит так, как и всегда. Алексия с тревогой продолжала путь, на шаг отступая от проводника, наблюдая за тем, как беззвучно шли остальные. Она хотела хотя бы раз увидеть того, кто был её судьбой, но понимала, что не в состоянии его отыскать или даже узнать. Её сердце стучало неслышно, а каблуки тихо цокали по тропе. Существует поверье, будто смерть необходимо встречать в тишине, из-за этого, умирая, люди не издают и звука. Бездна тиха, хоть и пролетали, бывало, какие-то птицы, чьих взмахов крыльями не чувствовалось, а пения не слышно, лишь измученные смерийи, сорыны и ораки кричат как могут, так как не хотят понимать то, что уже умерли. Но здесь, подходя к самому концу, слышен только провожающий звук, словно издающийся из врат, а Всеразрушающий, хоть и не обязан стоять здесь, наблюдает и молча пропускает души, что колеблются от силы минуту, но всё равно входят, где их незамедлительно обнимает мрак. Колонны, тянущиеся вверх, будто не видели конца возвышения, но это отчасти. Если присмотреться, то можно было заметить, что они резко останавливались в чёрном небе, чьи ночные облака частично скрывали колонну. И вот Алексия, опустившая взгляд с неба на врата, сейчас должна будет зайти следующей после седоволосой пожилой женщины, которая без заминки, улыбнувшись, вошла внутрь. Алексия встала как вкопанная, мгновение боясь того, что не будет больше себя знать, а заметив, как её проводник отступил от неё и, как все остальные, собирался уйти, девушка, не думая, разжала кулак с лепестками, кои беззвучно пали у ног, на что никто не обратил внимания, а после схватила его за рукав. Божество, казалось, планировало ещё долго стоять, словно статуя, сложившая руки на груди, однако он не торопясь протянул свою руку, лишённую мышц и кожи. Алексия настороженно посмотрела на неё степенно раздумывая. Все, кто стоял позади, издавали беззвучное недовольство, переступая ногами на месте. Почувствовав, как проводник коснулся пальцев девушки, которые держали его, она испуганно вскинула на него глаза, но он лишь ближе опустил свою голову к ней и тихо сказал: — Иди. — Он убрал её руку, но не стал отходить. — Алексия Лонтелли, позволь помочь тебе зайти во врата продолжения твоей жизни, — божество повелительным, затухающим под конец голосом предложило девушке помощь, и она, сохраняя сомнения в своей голове, всё же медленно взялась за руку и прощальным взглядом скользнула по проводнику. Алексия, готовая окончательно умереть, только дотянулась до тьмы, что была за вратами, однако неожиданно появившийся оглушающий звон в ушах заставил её нехотя попытаться закрыть уши руками, не обращая внимания на то, как изо рта потекла кровь, будто что-то насильно выдавливало из неё остатки, а после побагровело в глазах, и она бездушно пала у врат, так и не коснувшись их. Мужчина, ведущий девушку всю непростую дорогу, просмотрел за этой картиной, укоризненно встречаясь взглядом с божеством, кто не был в замешательстве, и всё происходящее будто происходило по его сценарию. Его непоколебимая осанка чуть опустилась перед телом Алексии, а после он коснулся её, и та стала рассыпаться на множество частичек. Проводник невнятно выругался себе под нос и быстро преодолел расстояние до девушки, но она уже исчезла, оставив только пустой след после себя. — Домиан, — с долей иронии пропел Всеразрушающий, взмахом руки перемещая их в свою обитель, где его громкий смех разошёлся по всей бездне, — это было… мило? — сквозь смех произнёс он, наблюдая за замешательством проводника. В это время Алексия наблюдала лишь темноту. Холод, что совсем недавно казался приятным, обволакивающим с нежностью кожу, ударил резким порывом мороза, протягивающим свои ледяные пальцы в глубины тела, просачиваясь через лёгкие в остальные органы. Ощущения, подобные зимней стуже, не давали даже открыть глаза, пока медленно растворялись в теле. Алексия, усомнившаяся в том, нужно ли сопротивляться, расслабилась, забыв, как нужно дышать. «Может, так врата продолжения встречают души? Я же вошла внутрь? Не помню…» — в мыслях проговаривала девушка, чувствуя непреодолимую тягу к борьбе с морозом, что со жгучестью возвращал прохладу, а затем и тепло. Сердце, кое уже давно забыло быстрый ритм биения, начало непроизвольно ускоряться. Кто-то прикоснулся ко лбу Алексии тёплой влажной тряпкой, обтирая лицо, что поняла она только спустя время. Её то поднимали, чтобы обтереть спину, то клали на бок, пока не вернули в исходное положение, в котором она почувствовала приятную ткань на своём теле. — Ваша светлость, вас ожидает за дверью молодая госпожа, — где-то с правого боку послышался спокойный мужской голос, выдающий элегантность и покорность человека. — Передай, что сейчас я занят, потому принять её не смогу. — Если бы девушка однажды не слышала уже этот голос, то, скорее всего, позволила бы себе растаять от него, такого нежного, без капли злости или ненависти, заставляющего перехватить дыхание слушателя, но Алексия испугалась, сильно зажмуривая глаза от нахлынувшего напряжения, что не осталось без внимания. — Алексия? Этот же голос послышался близко к её лицу, а звук закрывающейся двери ужаснул, будто тот, кто был только что здесь, в случае чего смог бы её спасти. Мужчина лёгкими, почти невесомыми касаниями стал поглаживать её по волосам, на мгновение прикасаясь губами ко лбу. Ещё бы чуть-чуть, и она бы открыла глаза из-за неприятных ощущений, но не успела, — кто-то ворвался в комнату. — Роэль! — девушка громко выкрикнула имя единственного, кто был в покоях помимо Алексии. — Ты же обещал, что избавишься от неё! Служанки, оказывается, вчера вытаскивали отсюда постельное всё в крови, ты же попросту оскверняешь наш дом. Если так и дальше пойдёт, не удивляйся, если в один прекрасный день наёмники выкрадут её. — Посмеешь так поступить? — бархатистым голосом спросил тот. — Несомненно посмею, но я этого не сделала по сей день из-за того, что она дочь графа! Я не ожидала, что ты опять будешь дом заливать кровью! — Она зло ударила ладонями о стол, стоявший очень близко к кровати. — Это было необходимо чтобы… — Мне всё равно! Если она не очнётся, то либо от неё избавлюсь я, либо откажусь от брака. — Тебе бы, дорогая сестра, ставить мне условия. Брак — твоя прямая обязанность, а избавляться от чего-то, что принадлежит мне, у тебя нет прав, как минимум сама же выроешь себе яму. — Послышалось, как дыхание собеседницы сбилось, и она отошла от мужчины. — А сам-то роешь себе яму с самого детства, удивительно, что ещё не помер от рук отца, — себе под нос произнесла девушка последние слова и вышла, захлопнув за собой дверь. Мужчина выругался нечленораздельными словами, не обращая внимания на то, как, поглаживая девушку по руке, сильно вдавливал её в кровать. Алексия всеми силами терпела боль, что неприятно отзывалась на костях, пока тот наконец не остановил свои поглаживания. — Ох… — испуганно заметил тот, — прости, увлёкся. — Полностью выдохнув, он неловко убрал свою руку и встал с кровати. Было слышно, как он суетился, расхаживая по комнате, а после девушка услышала, как дверь закрылась и снаружи заперлась на ключ. В голове всё ещё мелькали воспоминания о без толку проделанном пути. Как так вышло, что она вернулась? Алексия не понимала, но чувствовала, что сейчас точно живая. Сердце в унисон с дыханием колотилось, как в былые времена. Его было слышно. Да, когда она была в бездне, оно тоже колотилось, но настолько тихо, что о его существовании не вспоминалось, а дыхание было холодным, не как сейчас, отдающим жаром в груди, как если бы лежала напротив камина. Но лишь эти чувства были комфортными. При попытке пошевелить пальцами чувствовались только покалывания на их кончиках. Рана от меча зудела, напоминая о своём присутствии. Во рту было сухо, но давно забытый голод не возвращался, будто употреблять пищу и не нужно, а возможно, её каким-то образом кормили, потому и отсутствовало желание. Алексия подняла тяжёлые веки, и её в тот же час ослепил свет, тянущийся из окна. Какое-то время, кроме белого цвета, она ничего не видела, но вскоре перед ней раскрылся вид лесных картин, расположенных на стенах, тёмно-зелёные шторы тяжело свисали с карниза, еле доставая пол. Вертикальное большое окно сбоку нарочито пыталось завлечь солнечный свет прямо в глаза Алексии, потому она, нехотя морщась, отвернулась. Место, что она никогда не видела, пугало и одновременно интересовало. Складывалось чувство, будто она могла хоть весь день разглядывать стены, зеркало, висящее на противоположной стене, кресло с бархатной поверхностью перламутрово-зелёного цвета, стол с позолоченными ножками, на котором стоял стеклянный кувшин, наполовину наполненный кристально-чистой водой, а рядом пустая пиала служила как приглашение попить воды. Алексия решила подняться, но по итогу поняла, на сколько её тело стало тяжёлым, забывшим, как двигаться. Сколько она бездыханно лежала, девушка даже не могла представить, но еле как всё-таки смогла подняться на подушки. Полдела сделано. Осталось только налить воды, но хоть и дотянулась до кувшина, поднять, увы, не смогла. — Боже, заберите меня обратно, — шёпотом сказала она, откинувшись назад. Полностью расслабившись, девушка прикрыла глаза, вспоминая, как шла по бездне, не переживая за будущее. И почему же она боялась забыть себя, ведь всё равно ничего доброго в её нынешней жизни не было? Возможно, привычное всегда тяжело отпустить, зная о неизвестности, которая будет ждать. Переступить через себя впервые за всю жизнь тяжело, вот почему ничего и не меняется. Быть может, если бы она пыталась что-то менять в своей жизни, то уже давно была где-то счастлива со своей собственной семьёй. Судьба, что раздражающе играла с ней, напоминала давно забытое предсказание, что помнила всю жизнь и возвращалась к нему, лишь закрыв глаза. Звездомый говорил, что она будет несчастна ещё очень долго, но обещал и счастье, однако она уже и умирала, и зачем-то вернулась обратно. Сейчас просто хотелось забыться, лежать, не думать и ничего не слышать, чтобы все невзгоды прошли мимо. Ведь можно же так? Воспоминания убаюкивали, а мысли грели душу. Так, не заметив, девушка провалилась в сон. — Такая прелестная. — На Алексию смотрел светловолосый юноша глаза которого напоминали чистейшее небо, с нежностью и тихонько покачивал её на своих руках. — Алека, — игриво пропел он и одобрительно улыбнулся её счастливому лицу. — Господин, бракосочетание с младенцем будет неполноценным, вы это понимаете? — кто-то сбоку отвлёк внимание юноши от девушки. Мужчина в белой робе стоял перед статуями богов — Всесоздатель в центре, Всеразрушающий по левую руку от него и Времяносец по правую. — Когда она вырастет, сама поклянётся перед богами, а пока сделай, что от тебя требуется, священник. — Всё тот же спокойный голос, всё тот же взгляд и лицо, обманывающее собеседников. Алексия знала, как он с таким лицом напал на поместье и убил её. — Как скажете, но имейте в виду — клятва перед богами нерушима. Вы навсегда свяжете свою судьбу с этим ребёнком, даже если она откажется от своей клятвы. — С этими словами священник подошёл к девушке и приложил к её лбу свою морщинистую ладонь. — Она мне нужна, как и всё то, что ей будет принадлежать. — Клянётесь ли вы… Резко открыв глаза, она подняла голову так неожиданно, что слабая рука тут же пала на кровать. — Моя леди, я думал, вы уже не проснётесь. — Роэль с неподдельными эмоциями счастья на лице посмотрел на девушку, словно произошедшее было чудом. Она замерла на месте, импульсивно прикусывая щёку изнутри, не понимая, отчего он с такой сентиментальностью обнимает её, крепко прижимая к себе.