Аквариум

Встречая утро, Итер потянулся, размял с хрустом шею и, распустив взъерошенную со сна косу, тщательно расчесал растопыренными пальцами светлые локоны. Заплёл обратно. После их недавнего разговора о лилиях путешественник осознал, что в нем потихоньку расправляется изрядно подзавявший в последнее время исследовательский интерес. Правда, как бы не хотелось себе признаваться — тот оказался направлен даже не на окружающий мир сам по себе, а именно на существ. Если уточнять, существ, связанных с Властелином Камня. Кристальные глазурные лилии, пожалуй, не имели бы такой ценности, если бы не рассказ Моракса о его почившем друге, одном из сменившихся архонтов, оставившем необычный прощальный подарок.  — Он видел во мраке и слеп на свету, — вспоминал Чжун Ли, погрузившись глубоко в себя, — я же не способен проникать внутрь неосвещенного пространства, мне и в лучшие времена удавалось лишь чувствовать почву, камень, но то совсем иное, поэтому, в качестве компромисса, я никогда не зажигал нижние этажи… до его воссоединения с грунтом. Итер слушал о давнем друге, неуклюжем добродушном увальне, до самой ночи, окрыляя обрывки волшебством чужой памяти, возводя ныне рассыпавшиеся фигуры архонтов вокруг до сих пор существующих лилий. Тот архонт обожал цветы и редко мог их видеть из-за особенностей своего зрения, поэтому научился выращивать кристаллы в форме растений.  — Рассыпаясь, — буднично рассказывал Моракс, — он взял с меня обещание сохранить хотя бы лилии, а вместе с ними — память о создателе. Они тогда замолчали, и Итер думал даже не о смерти, нет, он думал о смысле. О том, что смысл жизни того архонта заключался в создании цветов, а этого — Моракса — помимо прочего — сохранить частичку созданного. И каким бы маленьким, незначительным казался смысл второго — он был; так же, как существовал в их дружбе, в памяти о ней. Мысль остановилась на грустной ноте, но Итер видел и вторую сторону — мудрую, положительную даже, ибо смерть настигает каждого, однако одно дело исчезнуть бессмысленно, другое — вот так. Стань он архонтом — был бы не против прожить жизнь того друга Чжун Ли. Спустившись вниз, Итер воспользовался кулинарной машиной Хранителя облаков и сотворил себе из остатков запасов полнолунную яичницу. Завтракал он в необычном одиночестве, хотя, стоит заметить, Чжун Ли всегда давал ему достаточно времени для уединения и адаптации. Время в подпространстве текло спутанно, дни проходили за днями, и Итеру не очень хотелось задумываться, сколько времени действительно успело пройти с момента его вторжения в частную собственность архонта. Несомненно, он понемногу заново обретал целостность — благодаря присутствию Чжун Ли, в том числе, но ещё больше, из-за самой целебной атмосферы этого места, из-за скрытых или явных историй его посетителей, рассказанных архонтом, или же упомянутых в книгах. Моракс, помимо прочего, подсказал ему несколько названий свитков, упоминавших его друзей, и Итер в виду отсутствия повествователя, решил заглянуть в библиотеку, где под ярким солнцем провёл остаток дня. Истории посетителей обители открывали перед собой обширное кладбище, четко очерченные начало и конец дороги, но вместо дат из пепельных могил восставали личности. Сложные и нехитрые, мрачные и забавные, мудрые и наивные, полные энергии, озорства и лени, скепсиса и доверия. Ушедшая эпоха здорово смешала в себе критерии добра и зла, и в каждом они присутствовали в той или иной степени, однако даже при их наличии, отделяясь лишь во взгляде излагающего, пунктирной линией его мнения. Они были гораздо больше по душе Итеру, чем тамошние жители Тейвата, но сейчас даже начинало казаться, будто он сам придумал себе роль — поддался внешнему запросу на героя, не вдаваясь в контекст. В таком свете — говорила ли ему Паймон больше, чем он понимал, не читая между строк? Да и Люмин… хотелось думать, она нашла его быстро при пробуждении, но желала, чтобы, наверстав её исторический опыт, они встретились на равных. Догадки, домыслы. Возможно утешительные, возможно он опять — додумывает, но в другую сторону, и на самом деле люди, обретя относительную безопасность, обленились и помельчали. Он со смешанными чувствами закрыл очередной свиток, повествующий о неожиданной, едва ли не запойной оргии среди закадычных друзей, когда солнце начало закатываться за горизонт. Живот чуть крутило от голода, и путешественник спустился вниз в поисках оставшихся закусок, чтобы найти на столе заботливо разрезанную на четыре части лепёшку «Мора» и записку с сегодняшним заданием: «Раздели со мной трапезу снаружи». На улице Моракс за столом мастерил оригами из красной бумаги согласно инструкции, написанной на листке от руки. Удивительно, пока перчатки аккуратно лежали рядом, Властелин Камня пытался орудовать голыми руками, и те оказались не белого цвета, а коричнево-янтарными с золотыми полосами. Заметив путешественника, архонт поднял голову, кивнул. Подойдя ближе, Итер заметил множество складок — кажется, Чжун Ли пытался сложить фигурку не первый раз, но, претерпевая неудачу, разглаживал бумагу и начинал сначала. Откладывая кусок лепёшки для сотрапезника, парень в шутку заметил:  — Кажется, ты в беде. Тот справедливо согласился:  — Так уж вышло, мой друг, что мне едва ли доводилось применять мелкую моторику непосредственно задействуя физический контакт. Не ожидал, что простая на вид фигурка потребует такого мастерства. Итер хмыкнул, пережевывая кусок:  — Ты поэтому снял перчатки? Архонт подтвердил:  — Да, однако ситуация не слишком изменилась. Кажется, Ху Тао решила посмеяться надо мной, и в данной инструкции нарочно допущены неточности.  — Ммм, — Итер склонился над рукописным порядком действий, опираясь локтем на стол. Та выглядела довольно детально, и взяв другой красный листок из стопки, путешественник предложил: — Давай я тоже попробую. Он возился довольно долго, сгибая бумагу под разными углами, пока не разобрал мелким шрифтом с набегающими один на другой символами, что внутренность собранной коробочки предполагалось надуть, после чего туда же вставить четверть скрученного в стебель листа. В итоге, в его руках изогнулся однотонный несуществующий в Тейвате цветок.  — Ну вот, — заключил, протягивая работу. — Кажется, Ху Тао действительно хотела заставить тебя попотеть. Моракс усмехнулся, но вместо цветка, аккуратно и медленно взял в ладонь вытянутую руку, внимательно разглядывая произведение. Его кожа, сухая и горячая, казалось, объяла больше, чем просто кисть, и Итер сдержался, чтобы не отдёрнуть её из-за ниоткуда взявшегося смешанного чувства неожиданной близости. А может, виноват взгляд Чжун Ли — нечитаемый, короткий, промелькнувший лишь на мгновение, словно там больше… больше, чем Итер сам себе надумал в лирической безветренной тишине красноватого заката. Он кивнул на «прекрасная работа» и до конца вечера, пока они оба превращали бумагу в цветы, ощущал тепло чужого прикосновения. * * * На следующее утро Итер проснулся бодрым, а главное, в хорошем настроении и с решительной идеей выбросить глупые мысли о Чжун Ли из головы. Фантазировать весело до момента, пока фантазия не становится навязчивой, и в данном случае архонт наверняка заинтересован в путешественнике в качестве друга, а не истекающего слюной дурачка, возжелавшего поглазеть на растрёпанно-сексуальный образ древнего божества. Сбросив вуаль воспоминаний о вчерашнем, парень заплел волосы в длинную косу и спустился подышать свежим воздухом, снова не надев ботинки. Зарыв ноги в песок, он размялся, с хрустом проворачивая корпус, и хотел пройтись вокруг здания, но замер на заднем дворе, как вкопанный. Где раньше шуршал один лишь песок, сейчас, окружённые стеклянным забором, чернели грядки. Структура почвы явно изменилась: скорее повинуясь желаниям владельца, чем под влиянием любых естественных факторов. А сам садовод, стоя спиной, начал медленно раздеваться. Одним движением скинул с плеч кардиган, вынул руки из рукавов. Сложив вещь вдвое, повесил на забор. Следом повесил жилет, оставшись в одной рубашке, и Итер неожиданно сам для себя не смог отвести взгляд, когда тот в полуобороте, совершенно не замечая посторонних, методично снимал серебряное кольцо с большого пальца, черные перчатки, положив всё в карманы штанов, после чего закатал рукава. Из-за особенностей ли собственного тела Чжун Ли так тщательно пакует себя в одежды? Вряд ли он хочет оказаться узнанным по рунам на случайно обнажившемся запястье. Думая об одежде, об обнажении, путешественник, глядя на крепкие и в то же время изящные руки, не мог не представить их обладателя утром, надевающим обтягивающие перчатки, встающем с постели в одном исподнем… Итер сглотнул: как бы он выглядел в одной рубахе? Не своего непонятного цвета, а белой, едва прикрывающей пах. — Итер? — Чжун Ли, наконец заметив постороннего, вырвал его из мыслей, заставив крупно вздрогнуть. Сердце резко ушло в пятки… нет, Моракс не умеет читать мысли, он ни о чём не узнает. Неизвестно, что он вообще может думать по этому поводу, но вряд ли ему нужны такие проблемы, учитывая его монашеский образ жизни.  — Доброе утро, — парень ответил хрипло и тут же прокашлялся, скрывая смущение из-за собственного голоса. Уже нормальным: — Ты решил сделать сад? Чжун Ли некоторое время молчал — всего несколько секунд, пристально рассматривая гостя, от чего тому стало не по себе. Наконец ответил:  — Да. И приготовил для тебя просьбу. Я думал о нашем вчерашнем разговоре и принёс семена. Тут есть не только глазурные лилии. Пожалуй, стоило спросить, какие цветы ты предпочитаешь, но не хотелось тебя будить. Он нагнулся к небольшому резному сундучку на земле и достал оттуда мешочки с семенами. Забирая их, не глядя на ярлыки, Итер подумал, что сад посреди пустыни выглядит довольно сюрреалистично, но, впрочем, в его чайнике тоже чего только не понапихано: от шахматного поля из хижин хиличурлов до дикого скопления горных пород — просто в других декорациях. Он присел на корточки, вырывая рукой лунку, развязал один из мешочков и высыпал часть семян. Рядом Чжун Ли делал тоже самое, даже в такой нелепой позе выглядя сногсшибательно. Закрадывалась мысль: будто он специально. Но — глупо, не водилось тут никакой предыстории, никаких мотивов. Фальшивое солнце слепило глаза в безоблачном небе, однако, как обычно, не жарило. Он запустил ладонь глубоко в черную влажноватую землю для очередной лунки, и праздно спросил, чтобы не работать в молчании:  — А какие цветы нравятся тебе? Моракс, не прекращая прикрывать землей семена, задумался. Ответил, глядя на вымазанные длинные пальцы:  — Пожалуй, цветок-сахарок?  — Не глазурные лилии? — усмехнулся путешественник. Чжун Ли поднял золотые глаза, чуть их сощурил, словно вглядываясь глубже:  — Глазурные лилии по-своему прекрасны, и они действительно хранят в себе воспоминания земли, однако цветок-сахарок на моей памяти, наиболее адаптирующейся цветок. Разве не восхитительно, как он растёт практически везде, едва ли не в любой земле, сохраняющей в себе достаточно влаги, и из этой земли он впитывает самую сладость — и в этом действительно чудо: преобразавание одного в совершенно другое. Итер улыбнулся:  — Давай сделаем печенье лотоса, я давно не ел сладкого, и в рюкзаке ещё осталось немного сахара. Чжун Ли подхватил выражение, и его улыбка оставила внутри тёплый, мягкий след:  — Не могу не согласиться. * * * Проклятые сны. После работы в саду Итер не прекращал их видеть. Сначала довольно невинные: распущенные волосы, складки на идеально выглаженной рубашке. Если бы Итера попросили охарактеризовать Чжун Ли одним словом, он бы сказал «достоинство», хотя бы потому что в любой позе, в любом одеянии оно отпечатывалось в архонте, точно вырезанное на камне. Невинные, да… Но только сначала. Руки с длинными пальцами, закатанные рукава, геометрические татуировки, болтающаяся серёжка с крохотным камнем кор ляписа — множество деталей, не замечаемых им сознательно, всплывали во снах сомнительного содержания, и очередной раз проснувшись с утренней эрекцией, он задумался, когда именно ему начал нравиться Чжун Ли, и не сходит ли он на самом деле с ума от одиночества. Моракс понравился ему с первой встречи, но началось ли это непонятное действо с момента, когда мужчина взял его за подбородок — нетипичным, может, даже слишком откровенным для архонта жестом… словно некий сигнал… лишь в его воображении? Иллюзии, принятой им за проявление интереса другого вида, фантазия, за которую он ухватился, словно утопающий. Но, однажды позволив фантазии разыграться, для второго раза позволение ей уже не требовалось. Итер откинулся на подушку, просовывая руку под пижамные шорты. Зажмурился, представляя Моракса, медленно расстегивающего рубашку. Этот Моракс освобождает последнюю пуговицу и наклоняется ниже, трогает за бедро — собственнически сжимает нежную румяную кожу темными золотыми пальцами, и контраст цвета намертво эстетическим оргазмом впивается в память. А потом реалистичный двойник прикасается к паху, двигает, шепчет: «всё хорошо, мой маленький, я всё сделаю, тебе нужно только развести ножки и прогнуться, сделаешь это для меня?» — своим красивым голосом, и даже если Итер в здравом уме не мог представить Моракса говорящим подобное — в подобных интонациях, сейчас сказанное казалось естественным. Продолжением сна. И Итер, краснея от собственных фантазий, отводит бедро, сгибая ногу в колене, и смотрит внутренним взором на словно выточенную из гранита фигуру, формы которой смутно различались в статуе Гео архонта. Нереально. Абсолютно. Всё, кроме возбуждения. И самой картинки, воображения рисующего Моракса, выдыхающего рядом, передергивающего плоть — Итера же рукой — оказалось достаточно, чтобы его накрыло. Тело дернулось в спазме, и он крепко закусил губы, сдавливая любые слова, оставляя лишь невнятный скулёж от накрывающей волнами эйфории. Хотелось прекратить трогать себя и не прекращать одновременно — продлить это, хотя, даже так, его с лёгким разочарованием попускало с каждой секундой. Он и забыл, как это — чувствовать оргазм, на долгие годы заделавшись монахом — едва ли не ребёнком в этой стороне жизни. Может поэтому накрыло так сильно от одного воображения. Сперма вымазала пижамные шорты, и он снял их, чувствуя смущение, напополам с уверенностью, что окончательно поехал крышей и произошедшее нужно замкнуть под тремя замками и никогда не открывать. В конце концов любые порывы проходят — требуется лишь подождать. Путешественник не знал, сколько ещё здесь пробудет — где конечная точка его пути. Логически, если он начал игру в прятки с этим миром, следовало дождаться Люмин, пока она не закончит, что бы там она ни хотела сделать с Тейватом, и тогда, воссоединиться. Правда, даже не смотря на всю информацию о Каэнри’ах, до сих пор не становилось ясно, чего именно хотела его блудная сестра. Если она бодрствовала всё то время, пока он спал — многое могло измениться, не только в мире — прежде всего, в ней самой. Она могла оказаться совсем не той Люмин, которая жила в его воспоминаниях. Что тогда ему делать? Это ещё предстояло узнать. Она сказала ему узнать обо всём, он же бы предпочёл узнать её версию, быть на её стороне. В любом случае, пока он мог только ждать. Закрыл глаза, однако из изнанки снова высунулся образ Чжун Ли, и ругаясь сквозь зубы Итер вынужден был признать, что поспать ещё немного не удастся, хотя внутренние часы едва ли пробили шесть. Почему Чжун Ли? Почему не Сяо, Тарталья или Казуха? Даже если он думал о Сяо, это скорее напоминало любование картиной, прекрасной статуей, пусть и не совсем в традиционном ключе. Но Чжун Ли? Или правда, что он действительно попался под руку, повёл себя неопределённым образом во время накрывшего одиночества, и теперь Итер цеплялся за несуществующий образ восполняя нехватку близости? В любом случае, сейчас не хотелось видеть его, показываться на глаза. Отчасти из-за глухой вины за невольное присутствие архонта в качестве объекта ммм… похоти, отчасти из-за внутренней дрожи: Итер понятия не имел, как отреагирует на радушного хозяина подпространства именно сейчас. Поэтому, возможно и к лучшему, что путешественник поднялся в такой ранний час. Одной из проблем «чайника» Чжун Ли являлась вода, вернее, её ограниченность. Единственным источником являлся фонтан на первом этаже, и если гость возжелал искупаться или постирать вещи, приходилось набирать воду в таз и нести его в одну из подземных комнат, снабженной неким подобием примитивной дренажной системы. Итер каждый раз жалел об отсутствии в себе гидро элемента, или хотя бы гидро механизмов в комнатах. Но, что есть. Вздыхая, он надел свои повседневные штаны и босиком поплёлся вниз взять таз и воду из фонтана. *** Моракс нашел его сам. Итер, полусонный, болтался по пустыне в призрачной надежде найти что-то интересное, набрёл на маленький, наверняка от скуки созданный оазис, и лёг там, под пальмой, пытаясь освободиться от любых мыслей. Неожиданно для себя вздремнул без беспокойных видений, но едва открыв глаза — скривился: наверняка очередная фантазия. В ответ на гримасу, Чжун Ли удивлённо вздёрнул брови:  — Я помешал? — на что путешественник вздрогнул и быстро поднялся на локтях:  — Н-нет, — спутанно ответил, — прости, я принял тебя за м-м-м… другого. Властелин Камня заинтересованно склонил к плечу голову, но Итер окончательно пришел в себя, быстро поднялся и отвел взгляд:  — Не обращай внимания, это так… ерунда, — и быстро перевёл тему: — Ты здесь значит, у тебя, наверное, для меня поручение? Тот слегка улыбнулся — непонятно:  — Действительно, ты прав. Я искал собеседника к чаю. Присоединишься? Худшее поручение. Уж лучше отправил бы искать очередные лилии. Но причин для отказа не имелось и Итер, скрепя сердце, кивнул. Моракс заметил:  — Что-то не так?  — Нет, — парень быстро замахал руками, — ничего такого, прости, завис в своих мыслях. Они направились назад, где уже стоял на улице рядом с домом стол на две персоны и чайным сервизом. Стулья располагались напротив друг друга, и Чжун Ли рассматривал его внимательнее, чем хотелось бы. Отхлебывая черного чая с запахом древесной коры, Итер впервые подумал — а не сказать ли ему прямо? Он обычно так и делал, когда кто-то ему нравился, однако здесь сама ситуация не располагала: даже если Моракс воспримет это спокойно, между ними обязательно возникнет неловкость, а встречаться с ним каждый день испытывая неловкость сродни мучению. Итер взглянул на собеседника поверх приподнятой чашки с золотистым геометрическим узором, поймал пристальный янтарный взгляд и тут же опустил свой вниз. Вздохнул. Попросил:  — Расскажи мне ещё про Гуй Чжун. Рассказы, повествования, истории — сейчас только они и спасали.