Аквариум

Несколько дней спустя невыспавшийся и чуть раздраженный Итер сидел, скрестив ноги, на песке у сада и мрачно наблюдал за Мораксом, старательно обхаживающим грядки. Он начал подмечать малейшие изменения в гео архонте: морщинки у висков, складки на рубашке, изгиб бровей, выражение, с которым тот ест или пьет, лёгкая скорбь воспоминаний при рассказе; находясь в одной комнате, Итер постоянно поворачивал голову в его сторону, подсознательно, словно флюгер, и это неимоверно выводило из себя. А ещё он стал сверхчувствительным к прикосновениям: вчера Чжун Ли задумчиво поправил сползающий шарф путешественника, пока они стояли на самом краю подпространства у анемо-аномалии — непрекращающемся вихре — подарке одного пьянчуги. Аномалия разносила ветер на много сотен метров, что в сочетании с летевшим в лицо песком не располагала к любованию природой, однако Моракс, словно не замечая неудобств, воссоздал перед ними мало чем спасавшую каменную колонну и рассказывал, где находится оригинал вихря, и как на самом деле Барбатос создал тот в пьяном угаре, развлечения ради, но по просьбе гео архонта, сотворил копию в сиём скромном жилище. Путешественник честно пытался проникнуться, однако сильно мешал ветер. Шарф угрожал улететь на другой конец подпространства, но едва он начал сползать, расстёгиваясь, Чжун Ли прервался, перехватывая конец полотна, прикасаясь перчаткой к голой коже шеи, обжигая её на короткое мгновение, так что Итер вздрогнул, фиксируя взгляд на чужой руке. Всё произошло мимолётно, точно ничего не значащий эпизод — Моракс придержал шарф, пока владелец не перехватил ткань достаточно крепко, и отступил. Продолжил, как ни в чём ни бывало, но Итер уже завис, врос в землю, и несуществующий оттиск прикосновения каленым железом жег шею. «Это ничего не значит», — говорил себе, однако сцена раз за разом, снова и снова воспроизводилась во сне, наваждением, с разными финалами, одинаково порочными, и впору было заподозрить козни Венти, шутки ради, сквозь его власть над элементом в Итере учинившим дурные сновидения. Правда, на его памяти Барбатос никогда не обладал подобным даром, да и обвинять других в собственной пошлости — верх лицемерия. И вот сейчас, всю ночь то пробуждаясь, то снова засыпая, он желал оказаться за тысячи километров от своего благодетеля. Стал бы он в принципе соглашаться на предложение убежища, умей предвидеть будущее? С другой стороны — Моракс вполне мог оставить его в одиночестве, однако вместо этого околачивался тут, чаёвничая, читая, прогуливаясь по периметру, а то и застывая надолго, невидящим взглядом упершись в невидимую точку на горизонте. Они часто проводили вместе время, хотя, по скромному мнению Итера, многие другие вне подпространства жаждали его компании, советов и историй. Содержался ли в присутствии Властелина Камня, между строк знак поддержки, аккуратно вплетенный в канву подаренного им своего бесценного времени? Даже когда Чжун Ли уходил, то совсем ненадолго, в основном за продуктами, иногда — за новостями, или, как недавно, проведать знакомых и друзей. Всё же путешественник бесследно пропал для созданий Тейвата, и многие друзья и знакомые подняли знатную шумиху с поисками. Последний раз Гео Архонт рассказывал о множественных поручениях гильдии путешественников по сему скромному поводу, и невиданном энтузиазме даже среди некоторых местных жителей. Итер не мог жалеть их усилий — это их решение искать его, а он слишком устал, чтобы продолжать уступать себя другим людям. Внутри он весь покрылся трещинами, и казалось, без наличия мастера не мог собрать себя сам. Чжун Ли на первый взгляд отлично подходил на данную роль, но — слишком много «но». И то, что он уже чувствует к Мораксу больше, чем следовало, и — что не может взвалить себя на другого — не может и из-за чрезвычайно необъятного размера работ, и потому что самым правильным вариантом являлось стать мастером самому себе. Итер растрепал волосы, спрятал голову в скрещенных руках. Недосып давил на виски, но спать совсем не хотелось. На самом деле, не хотелось ничего… ну может, чтобы снова коснулась шеи рука в перчатке, однако это не то желание, которому следовало потакать. Чжун Ли, возмутительно невозмутимый, присыпал новую грядку землёй, и перевёл взгляд на Итера — чуть рассеянный, в своих мыслях. Произнёс:  — Моё поручение для тебя сегодня — написать четверостишие. Тема — любовь. Тот замер, приварился к песку, и точно сама кровь в его жилах перестала течь на пару секунд. Догадался? Но как? Итер переспросил хриплым голосом:  — Про любовь? На что Моракс праздно пожал плечом:  — Ты можешь говорить о любви к чему угодно — к цветам или звездам. Сердце всплыло с пяток:  — Ммм, хорошо, но я не очень умею писать стихи. Архонт спокойно, даже как-то нежно улыбнулся:  — Ничего, любое сойдёт. Словно знает что-то. Знает и ждёт, пока противник сдастся. Но Итер почти уверен: это его домыслы — так бывает, когда очень хочется чего-то, однако является лишь его желанием, не имеющим отношения к реальности. Чжун Ли ведь не сделал ни единого шага в ту сторону за время их знакомства. Итер ещё немного посмотрел на его красивые длинные пальцы без перчаток с короткими ухоженными ногтями, и, подумав, пошел к анемо аномалии сейчас похожей на слепящую визуализацию происходящего у него внутри на фоне застывшего во времени остального подпространства. Он не сразу заметил, как горят щеки до самых ушей, и только касающийся кожи ветер заставил почувствовать жар. Не хотелось думать, что действительно Моракс имел в виду. Может, он знал с самого начала? С другой стороны, он явно не из тех, кто будет насмехаться над чужими чувствами. На сей раз Итер пришел без шарфа, и аномалия била потоками голую шею, сыпала песок в глаза. Путешественнику подумалось, а если зайти внутрь? Но идти без щита Чжун Ли — сумасшествие в чистом виде, поэтому он просто присел рядом, уставившись в самый центр. При всём буйстве чувств, дурацком румянце и подступающих в снах развёрнутых долгих картинок, в деталях описывающих что и в каких позах они друг с другом делают, мысли в голову не приходили. Особенно стихотворные. Просто пусто. Только — красиво кружится песок, но этого мало. Вздохнул: хорошо, песок… «Красиво кружится песок, а я так одинок»… нет, «похожий на венок» — на чей? Нет, не имеет смысла. Может, «вихрь шИрок и высок» или «не низок, не высок» — нет, тоже не то, это ж не доклад с метеостанции в стихах. Досадливо цокнув он начал тщательно терроризировать рифмующиеся слова, но не выудил ничего ценного. Спустя пол часа глубоких раздумий, вспомнил про хокку — набирающие популярность в Инадзуме, по крайней мере по словам Томы, и решил склепать похожее произведение. Дело пошло быстрей. Уже через несколько часов он, удовлетворённый хотя бы посредственными результатами, шел обратно, высматривая заказчика. Хокку, конечно не вышло, но загогулина его поэзии имела право на существование. Чжун Ли сидел за столом снаружи, закинув ногу на ногу, и полуденное солнце освещало его бледное лицо. Итер замер и подумал: являлись ли красные линии на краях нижних век макияжем, и если да, как бы они выглядели, стертые большими пальцами ладоней, заключающих в объятие правильной формы лицо. Какое бы у него было выражение с этими идеальными сейчас линиями, в растрёпанной рубашке и спущенном галстуке? Закусив губу, отогнал наваждение. Моракс заметил гостя и спокойно подождал приближения. В левой руке он держал ломтик красного яблока, наполовину откушенный, зависший в пространстве, словно архонт раздумывал, что делать с ним дальше. Подойдя, Итер немного помялся, чувствуя себя учеником, тщательно подготовившемся к уроку. Чжун Ли тоже заметил. Тепло улыбнулся:  — Уверен, поэзия оказалась для тебя совсем нетривиальным заданием.  — Это точно, — Итер отзеркалил улыбку. — Ну, хорошо, послушай моё блеяние. Красиво кружится песок, Он так же одинок, Как мой возлюбленный пророк, Скрутившийся в земле. Итер надеялся, что смог забросить некий посыл — удочку, намек, хотя, конечно, его поэтические навыки находились на уровне «дождь — вождь» и «осень — бросил». К тому же, он бы не назвал свои чувства любовью или влюблённостью, сейчас они походили на одержимость, поджигаемую неудовлетворённостью и эротичностью объекта чувств. Итер знал: там гораздо больше, глубже — иначе, он бы думал и о других, например о Тарталье, бывало, открыто делающем разные провокационные… вещи с сексуальным подтекстом. Но почему-то, именно Моракс засел в голове, и разбираться казалось… опасным. Потому что если оно не взаимно, то причинит гораздо больше боли. И если подумать, действительно — Тарталья. Он всегда умел хранить секреты… Итер моргнул, сосредотачиваясь на собеседнике, пока тот, задумчиво смаковал услышанное. Судя по здешней библиотеке, Чжун Ли мог оказаться поэтическим гурманом, и удивительно как мазня профана не резала ему слух и не заставила кровоточить уши. Итер собрался извиниться, запутав пальцы в коротких волосах на затылке, постоянно выскальзывающих из косы, когда Архонт тонко улыбнулся:  — Хорошо сказано. И кто же оказался твоим объектом воздыханий? Настолько прямой вопрос обескураживал. Чжун Ли всегда казался путешественнику тактичным, но возможно он просто не знал его настоящего, или, вернее, его в качестве близкого. Неловко нашелся с ответом:  — Это о том вихре, к которому мы вчера ходили. Он, ну… красивое зрелище.  — Хмм… тогда пророк?  — Ну э-э-э… он задаёт следующую судьбу песчинок… вроде как, пророчит их движение… если бы он был живым существом. Наиболее нелепое объяснение. К счастью, Чжун Ли не стал продолжать тему, и просто попросил Итера приготовить обед, на что тот поспешно согласился и сбежал, чувствуя, как вновь предательски горят щеки.