Аквариум

Несмотря на осмотрительность Моракса и пыл Итера, их первый раз вышел довольно спутанным, если не сказать хаотичным. Путешественник никогда вступал в отношения с созданиями своего пола, воспринимая мужскую красоту больше в качестве произведения искусства, а Чжун Ли так долго ни с кем вообще не ложился в постель, что несмотря на всё постоянство камня, едва ли его руки до сих пор хранили этот опыт. В итоге всё свелось лишь к внешним ласкам, и сидя на коленях Властелина Камня, чувствуя его руку на своей плоти, Итер жмурился и пьянел от запаха мускуса и османтуса, заставляющих лишаться даже остатков здравого смысла. На пике он что-то бормотал в чужое плечо, что-то несуразное, неразборчивое, просто чтобы что-то сказать, и пока Моракс впитывал в себя их общую дрожь, впился зубами в обнаженное плечо, там, где темная концентрация силы гео светлела в переходе к обычному человеческому цвету кожи. С исходом экстаза тело стало липким, неприятно холодило разбрызганное семя. Поэтому парень хотел отстраниться, упираясь ладонями в чужие плечи, но архонт не пустил до конца, придерживая за спину.  — Есть здесь… купальня, или что-то похожее? Чжун Ли, с выражением абсолютно расслабленным, кивнул. Его рука, обнимающая за спину, чуть потеплела, и на другой стороне комнаты с передвижением плит, возвысился небольшой двухуровневый фонтан. С коротким поцелуем в скулу и лёгким сожалением, Моракс всё же отпустил Итера, и тот, в лёгком тумане, поплёлся к воде, в который раз сожалея о невозможности резонировать с гидро и оставить элемент себе перманентно. Погрузил в холодную воду сначала ступни, голеностопы; преклонившись с короткой дрожью — колени. Пожалуй, исключая космос, вода являлась его любимой субстанцией. По крайней мере сейчас. Холод тушил остатки телесного тепла — контраст обжигал кожу. Итер поднял рассеянный взгляд и понял, что архонт смотрит на него пристально, словно древний змей. Подстрекаемый непрозрачностью архонта, путешественник спросил напрямик:  — Когда я начал нравится тебе?.. В смысле, когда ты захотел лечь со мной в постель? Тот усмехнулся: — Ты думал, я лишен всего «человеческого»? Но ведь эмоции не нечто принадлежащее людям, они, как вид, не могут их монополизировать. Знаю, ты насмотрелся на Сяо и адептов, но внутри них помимо гнева или гордыни, или умиротворения, или скорби существуют множество других эмоций. Прожитое время лишь научило их скрывать, но не лишило, не отняло сути. Иди сюда, я расскажу тебе ещё одно историю. Путешественник не мог не послушаться, отряхиваясь и присаживаясь рядом с архонтом на спутанные белые простыни. Итер нравился ему с самого начала. Мораксу никогда не встречался человек сумевший выявить и открыть в нём божественную сторону, и одновременно не нуждавшемся в нём как в божестве — но нуждавшемся в друге. Даже с Барбатосом обстояло иначе — они являлись независимыми друг от друга приятелями-собутыльниками-божествами, они были зрительно равны и одинаково могущественны. Итер казался загадкой. Зная великое множество многолетних созданий, архонт, однако, оказался обманут возрастом путешественника, и лишь при близком общении понял: тот ведь далеко не юнец. При этом казалось достойным восхищения то, что Итер сохранил в себе такую ребяческую живую душу. Пожалуй, то же влекло к нему и Сяо. Кажется, это случилось на празднике фонарей — Паймон кружила возле Сян Лин с горой сладостей на палочках в обеих руках, Итер же остался один у балюстрады, задумчиво глядел на город внизу. Пока все продолжали веселиться, он смотрел так отстранённо и задумчиво, что Чжун Ли не мог не отделиться от своей группы и подойти поближе. Возможно тогда, а возможно чуть позже ростки, сплетающие его душу с другой — несмотря на множество внешних различий — родственной, начали появляться на этой пыльной, усеянной песчаными барханами земле. Впрочем, тогда Чжун Ли предпочёл опустить сторону плоти, справедливо полагая, что на его линию жизни хватило и отказов, и телесных утех для такого риска. Ему ничего не стоило переключать самого себя на вежливость, на умеренную заботу — на привычные вещи, которые прочным грунтом обкладывали повседневность жизни. Однако, когда у солнечного неунывающего мальчика открылась такая нежная, уязвимая душа; когда он первым пришел за помощью, когда Моракс понял: Итера тоже своеобразной эрозией снедает одиночество и тоска, спутывая эмоции и воспоминания, он не смог больше забыть ни наяву ни во снах это искаженное юное лицо. На последних словах Итер невольно хмыкнул, закусывая губу в смущенной улыбке. Никогда не думал услышать такое от Чжун Ли в чей-либо адрес, и уж точно не в свой. Перевел тему, пока смущение не сожрало окончательно:  — Значит, сегодня ты переоделся, чтобы соблазнить меня? Тот тактично приподнял уголок губ:  — Мне хотелось бы дождаться первого шага, но я оказался не в состоянии наблюдать за твоими мучениями дольше. Итер возмутился:  — Тогда почему ты не сказал раньше? Это ведь так просто!  — Ты никогда не высказывал пристрастия к мужчинам, — тот справедливо пожал плечами, растянувшись на кровати точно сытый представитель кошачьих, — мне казалось, ты сомневаешься в самом себе, и в том, хочешь ли в принципе идти в этом направлении. Парень застонал от досады:  — Ты серьёзно? Боги, как глупо. Прошу, если ты когда-нибудь захочешь мне что-то рассказать, делай это сразу. Чжун Ли хмыкнул и, непривычно растрёпанный, ласковым движением провёл пальцами по чужой щеке:  — Хорошо. Заключим новый контракт?