Trinitas

      Днем на улицах Хибы невыносимо жарко, но ранним утром снаружи еще достаточно прохладно, чтобы можно было спокойно работать, пока лицо не омоет потом, а горячий и влажный воздух не заполнит легкие.       На фоне рассветного неба от слабого ветерка покачивались потрепанные листья пальм и нескольких манговых деревьев. Небольшой внутренний дворик, находящийся в самом центре дома, едва ли походил на сад с одними только деревьями, но хозяин терпеть не мог сладкие запахи благоухающих цветов — земля под клумбы пустовала, представляя собой печальное зрелище. Когда однажды слуга робко спросил хозяина, не желает ли он засадить пустующие участки хотя бы зеленеющими кустами, ему была дана отмашка творить что угодно, лишь бы его посадки не душили ароматами и не свербели в носу.       Слуга оглядел дворик, окруженный терракотовыми стенами с арками, выложенными зеленой и голубой плиткой — да, здесь купленные им саженцы кустов будут чудо как хороши! После приказания хозяина он уже облагородил внутренний двор, по углам расставив большие квадратные кадки с симпатичными, но лишенными благоухания растениями. Вот слуга воплотит в жизнь задумку и хозяин оценит его усердное старание, когда вечерами станет отдыхать в тенистой части дворика на массивной, но не лишенной изысканной резьбы мебели. А уж какое будет диво, когда хозяин обзаведется мужьями и детишки его смогут играть в прятки среди зелени уютного сада!       Да, хозяину определенно понравится.       Слуга поднял взгляд к окну, с которого вдруг откинулась штора — проснулся господин этого дома.       Давняя привычка вставать с петухами вынудила Аскара подняться с тахты и откинуть занавесь с окна, окунаясь в зябкий утренний час. Поскребшись ногтями о пробившуюся щетину, мужчина отметил, как молоденький слуга возится во внутреннем дворике, начиная домашние дела с приходом зари. Повеяло терпким запахом кофе, и Аскар на ходу потянулся, похрустывая костями, пока спускался в купальню — символ привилегированности его дома.       Пусть купальня была лишь небольшой — в сравнении с общественными банями — комнаткой с выложенными мозаикой стенами и бассейном по всему периметру, но считалась роскошью, доступной немногим. И потому, когда Аскар ушел со службы, получив в награду чудесный просторный дом, он сделал утреннее омовение своим ежедневным ритуалом. Для воина, что годы провел на полях сражений, среди песков пустыни, верхом на ящерах, было сущим блаженством так запросто погружаться в горячую воду по первому своему желанию. Участие в кровавых битвах стоило того, чтобы заполучить собственный дом в черте внутренней стены города, да еще в приличном районе зажиточных горожан.       Мужчина откинул голову на бортик, вытягивая в бассейне ноги и раскинутыми руками опираясь на край. Исходящая паром вода приятно разогревала кожу, нос ненавязчиво щекотал аромат масел из горьких трав — любые другие Аскара раздражали. Спустя положенные по этикету пять минут за спиной прошлепали босые ступни, звякнули о камень пола стеклянные флаконы, а рядом с краем бассейна безмолвный слуга оставил полотенце и чистую одежду. Аскар лишь кивнул, не поднимая век, и мальчишка вышел так же тихо, как и вошел. Только после его ухода мужчина, по привычке напрягшийся, смог расслабиться. И вздохнуть, досадуя на себя. Отпустят ли его когда-нибудь эти воинские замашки? Вряд ли.       Крупными, неловкими в повседневных делах пальцами, он потянулся к флакону, чтобы влить в ладони и вспенить немного мыльного состава. Растирая голову и плечи, Аскар размышлял.       Прошло больше полугода с тех пор, как он уволился с воинской службы и плотно обосновался в новом доме. Да так, что иной раз неделями не выходил, будто пытаясь наверстать все те упущенные годы мирной жизни. И все, казалось, было прекрасно: лениво тянущиеся дни и полный достаток, несколько слуг и рабов, усердно ведущих хозяйство. И все же эта пронзительная тишина просторного, но будто совершенно пустого дома, угнетала Аскара. В таком доме должна жить триада, по кафельному полу должны топотать ножки детишек, в сводах высоких стен должен звучать их ребячливый смех. Дом этот, пусть и чудесный, был слишком большим для холостяка, что лишь прибавляло поводов для уныния.       К тому же оказалось, что жить одному — невыносимо скучно. Аскару потребовалось совсем немного времени, чтобы понять насколько он привык к жизни в шатрах с кучкой шумных и голосящих солдафонов. Ему не хватало чувства безопасности, когда спину прикрывает верный боевой товарищ, веселых посиделок у общего костра и нестройных песен, не хватало темных ночей и ярких звезд над головой.       Говорили, что безвозвратно уходит эпоха сражающихся городов, что горожане хотят мира. Аскар тоже всем сердцем желал мира, вот только он слишком сильно привык к войне.       Когда-то, осаждая рыжие глиняные стены чужих городов до тех пор, пока могучие короли не договорятся о перемирии, он мечтал о возвращении домой, о жизни в покое и безмятежности. Почему-то он думал, что к наступлению такого момента уже обзаведется мужьями и, может быть, будет радостно ожидать рождения первенца. Но вот момент уж полгода как настал, а он лишь тосковал в пустом доме один, окруженный лишь тихими, будто полуденные тени, слугами.       Как же скучно.       Нырнув с головой, чтобы смыть с себя пену, Аскар наскоро обтерся полотенцем и облачился в принесенные тунику без рукавов и широкие штаны. Оставив мокрое полотенце сложенным у бортика — солдатская выучка аккуратности — он потянулся к кухне, из которой по дому веяли ароматы кофе и выпечки.       Только он собирался повернуть за угол, предвкушая восхитительный завтрак, как с улицы послышались голоса: громогласный, принадлежавший некоему господину, и почти неслышно шелестящий — слуги. Впрочем, звучало их сочетание вполне дружелюбно. Аскар узнал голос гостя, а потому поспешил встречать.       — Мир твоему дому, акид! — приветствовал его пожилой мужчина среднего роста, облаченный в белое одеяние в пол и с покрытой головой, платок на которой удерживал черный тугой шнур.       — И твой дом пусть будет благословлен, кади. Вот только после ухода со службы я просто твой брат Аскар, нет нужды в формальностях.       — Ну тогда и я в твоем доме просто брат Файсаль, раз уж мы их отбрасываем, — добродушно улыбнулся кади.       Мужчины обнялись как близкие друзья, и хозяин пригласил гостя трапезничать, благо судья явился к самому завтраку. За едой и кофе они не обсуждали дела, только справлялись о здоровье, о делах, о детях Файсаля, у которого уже были взрослые сыновья. Лишь когда оба были сыты, веселы и довольны друг другом, Аскар поинтересовался причиной столь неожиданного визита.       — Есть у меня к тебе просьба, Аскар. Век буду благодарен, до встречи с Всевышними не забуду твоей доброты, коли не откажешь в помощи! — судья Файсаль, надо сказать, был удивительно открытым человеком для своей-то профессии, свободно выражающим эмоции. Сейчас голос его звучал надрывно, и потому Аскар сразу понял, что дело то будет нешуточное.       — Что случилось, брат? Чем я могу помочь? — задавая эти уточняющие вопросы он, считай, согласился выполнить просьбу.       Судья вздохнул, поправляя полы просторного одеяния поверх скрещенных ног.       — Ты благословил мой дом, но боюсь, что в скором времени на него обрушаться несчастья. Старшие сыновья помогают мне, старику-отцу, справиться с бедою, но вот за младшенького нашего я сильно переживаю, — признался Файсаль. — Хочу отправить нашего Лейса в Манахиль к родственникам, чтобы сорванец в безопасности переждал бурю.       — Мне сопроводить его для тебя? — понятливо подхватил Аскар, с сочувствием всматриваясь в уже немолодое, морщинистое лицо. Он и сам уже был мужчина, а потому нет ничего странного в том, как состарили годы Файсаля, которого Аскар знал с детства. И все же иногда он удивлялся тому, что тот энергичный открытый человек, с которым он был знаком почти всю жизнь, неотвратимо превращался в старика.       Хотел бы Аскар сделать для него больше, но раз давний друг выказал именно такую просьбу, значит, ничем иным бывший полковник ему помочь был не в силах.       Файсаль улыбнулся:       — Буду вечно благодарен.       — Ну что ты, что ты, — отмахнулся Аскар. — Твоя семья мне как родня, а непоседливого Львенка я нянчил, когда он только учился ходить.       — С того времени вы виделись нечасто, ты был весь в делах, — покачал головой пожилой мужчина. — Лейс вырос проблемным мальчишкой. Намедни пришел ко мне и говорит, мол, отец, позволь уйти в экспедицию за учителем, — встретившись с непонимающим взглядом, судья принялся объяснять: — Учитель его работает в Доме Мудрости, подающий надежды молодой ученый. Он преподает младшенькому науки и параллельно проводит какие-то свои исследования. Недавно он перевел древние тексты, описывающие один редкий артефакт, а Лейс возьми да и узнай в них безделушку из нашей семейной сокровищницы.       — И, конечно же, малец попросил отца подарить безделушку учителю во имя науки? — изогнул бровь Аскар, узнавая в рассказе того маленького плута, за которым с малолетства нужен был особый присмотр.       — Верно говоришь, все же хорошо ты моего сына знаешь, — посмеивался Файсаль. — Ну так отдал я безделушку, для учителя Наиля ничего не жалко. Вот только на следующий же день тот заявил, что с новой находкой обязан оправиться в экспедицию, мол, раз есть ключ, то настало время искать ворота.       Аскара рассказ удивил и вызвал вопросы, которые он не преминул озвучить:       — Что это значит? Какой ключ, какие ворота?       — Ох, сложно мне такое объяснить, лучше у самого учителя Наиля и спроси, — отмахнулся немолодой мужчина и тяжко вздохнул: — Не захотел я, понимаешь ли, сына тревожить, рассказывать о неприятностях, что постигли нашу семью. Коли скажу, что отсылаю подальше от беды — ни за что упертый мальчишка не согласиться уехать. Поэтому я уступил, разрешил сопровождать учителя до Манахиля.       — Так мы присоединимся к экспедиции? Скольких человек пошлешь с Лейсом?       — Двоих или троих окромя тебя, не хочет негодник брать с собой «свиту», как он выражается. Ему чудится тайное путешествие, статус инкогнито, этакий он у нас романтик, — Файсаль покачал головой, но в лице его было куда больше нежности, нежели недовольства. Он встрепенулся, улыбаясь понятливому Аскару смешливо. — С учителем Наилем я тоже договорился, план наш он будет держать втайне от моего сына.       — Мне остаться с ним в Манахиле? Мало ли что может приключиться с этим буйным ребенком, — предложил мужчина, тревожась о делах в дружеской семье.       — Не стоит, не стоит, — отмахнулся старик обеими раскрытыми ладонями. — Ты очень поможешь мне уже тем, что проводишь моего сынка до Манахиля. А там передай его родственникам из рук в руки и ступай по своим делам. У тебя своя жизнь, мне совестно уже за то, что прерываю твой заслуженный отдых. Но довериться, понимаешь ли, больше некому.       У Аскара на душе теплело от искренности этих слов, произносимых с тяжким выдохом. Файсаль ему был ближе и роднее кровного старшего брата, а какие могут быть благодарности в кругу семьи и друзей? Он протянул руку, уважительно обхватывая горячую ладонь, покрывшуюся возрастными морщинами и первыми пятнами.       — Я не могу помочь отвести беду от твоего дома, но сына твоего я сберегу, — пообещал Аскар твердо, и был награжден крепким объятием и словами признательности.