Trinitas

      На протяжении многих дней Сар и Сол были благосклонны к путникам: они не посылали особенно жгучих лучей, не изводили жарой до беспамятства и лишь мирно следовали друг за другом по небосводу. Хорошая погода позволила идти быстрее и реже делать привалы, благодаря чему уже спустя неделю отряд преодолел большую часть пути. За это время Лейс привык к пустыне, жесткому седлу, палящим ветрам и, кажется, даже стал получать удовольствие от похода: на его лице чаще появлялась улыбка, а полные недовольства тирады сменились воодушевленными рассказами и энергичным обсуждением увиденного. Аскар был рад таким переменам и не мог долго оставаться хмурым рядом с веселым Лейсом.       Вспоминались лучшие деньки, которые они проводили вместе как дядя и племянник много лет назад, когда Аскар еще не стал акидом и мог часто навещать дом Файсаля — как он подбрасывал в воздух и неизменно удачно ловил лопочущего, восторженно повизгивающего малыша, как долго и усердно учил его ходить на дрожащих еще ножках, и как потом шутливо гонялся по застеленным коврами коридорам за шустро топочущим, вовсю бегающим дитем. К сожалению, чем больше времени отнимали у Аскара его воинские обязанности, тем реже он навещал дом старого друга, тем больше важных моментов взросления младшего из племянников пропускал — а дети Файсаля, которого считал своим старшим братом, хоть и не по крови, конечно же, были для него все равно что племянниками. Однако в конце концов Лейс, видевшийся с ами не особенно часто, перестал считать его таким уж близким взрослым, и стал тянуться к тем, кто был к нему ближе возрастом. Понимание того, как много он упустил, отдавалось Аскару горечью. К счастью, он получил второй шанс, который не упустит за время этого похода.       Вскоре песчаные дюны сменились засушливыми равнинами, усеянными глубокими трещинами. На этих бескрайних просторах можно было встретить низкие кустарники с тонкими изогнутыми ветвями, напоминающими клубящихся змей, и мелких животных, обитающих в их тени. Сытые вараны не обращали внимания на пробегающих перед ними трусливых гунди и все так же неспешно вышагивали по песку. Скалистые холмы обступили равнину, окружая острыми пиками, мелькающими где-то на горизонте.       Давно, еще до рождения Аскара, эти места были залиты кровью: она просачивалась сквозь трещины и жадно впитывалась землей, под палящими лучами высыхала на телах убитых солдат. Около пятидесяти лет тому назад мир сотрясали новости о войне между Хибой и Манахилем — двумя соседними оазисами южного полушария. В то время Манахиль, распложенный на пересечении двух притоков великой подземной реки Нахр-эль-Амаль, жил, не зная о засухе Хибы, что был приближен к экватору и умирал от жажды. Каждый колодец стоил сотни жизней, поэтому посягательство на один из них приравнивалось к объявлению войны.       Почти дойдя до Манахиля отец Аскара был сильно ранен, доставлен в родной город и отстранен от должности. Тогда его место занял бывший мукадами, который вскоре стал инициатором подписания договора о мире между двумя оазисами. Нового акида называли «миротворцем», «посланником небес», в то время как воинственного Акрама Каддафи считали жестоким полководцем, желающим захватить все оазисы мира. Отец Аскара был в ярости — он не мог смириться с несправедливостью, настигшей его впервые за долгие годы службы и, заимев сына, решил, что тот обязан однажды занять место акида.       Аскар знал о желаниях отца и покорно исполнял его волю: тренировался, участвовал в боях, шел на фронт, воевал и в итоге дослужился до звания полковника. Пускай все это было чужой мечтой, собственной Аскар не имел, а потому и не стремился вырваться из клетки отцовских амбиций. Ему там не было тесно, разве что иногда веяло кровью.       На горизонте виднелись холмы, каменные валуны, острые клыки скал и зеленеющие верхушки деревьев. Аскар мог бы предложить, что это высокие пальмы выглядывают из-за стен, окружающих Манахиль, но по словам Синана идти до него осталось не меньше недели.       Аскар сощурил глаза и пригляделся — точно деревья.       — Что там виднеется вдалеке? — спросил Лейс, тоже заметивший листву на фоне приевшихся пустынных пейзажей. Синан обернулся и коротко ответил:       — Эр-Рауда.       Услышанное единственное слово, произнесенное кочевником, заставило что-то внутри Аскара дрогнуть. Эр-рауда — сад, выросший на месте самой кровавой битвы между Манахилем и Хибой. В этой пустыне больше полувека тому назад полегла половина войск обоих оазисов, от края до края разливая реки крови с берегами из тел воинов, обоженных солнцами. Долгие дни над скалистой пустыней кружили стервятники, объедая трупы до белеющих костей. Тогда неизвестный маг развеял над ними семена деревьев, которые напитались кровью и проросли из трупов. Теперь посреди пустыни зеленел сад, служащий напоминанием об ужасающей войне. Аскар множество раз слышал рассказы об этом месте от отца, но своими глазами увидел сад Эр-Рауда впервые.       Путники приближались к зеленеющему невдалеке саду и с каждым их проделанным шагом пустыня вокруг словно медленно оживала, обрастая кактусами, колючками и кустарниками. Когда густая листва деревьев окунула в прохладную тень, путники спешились, оставив варанов отдыхать на песке. На шероховатых ветвях наливались цветом спелые фрукты, согретые солнцем пустыни и напитавшиеся водами подземной реки. Плоды распространяли насыщенный запах, который был приятнее любых масел и благовоний. Аскар прикрыл глаза, наслаждаясь долгожданной тенью, которая волнами прохлады растекалась по телу.       Бледная худощавая рука поднялась к листве и обхватила золотистый апельсин, словно охваченный пламенем. Наиль сорвал плод и стал аккуратно счищать кожицу.       — Подкрепитесь немного, еще не скоро вы сможете снова отведать настолько вкусные фрукты, — сказал он, обращаясь к ранее не бывавшим здесь людям. Учитель Наиль с теплотой улыбнулся стоящему рядом Лейсу и протянул ему очищенный апельсин. Знающий о кровавой истории этого сада юноша опустил глаза к оранжевой мякоти в своих руках:       — Но разве можно есть фрукты, которые выросли на человеческой крови? — тихо произнес он, будто боясь быть услышанным призраками воинов, навеки запертых в могучих стволах.       — Пускай деревья и проросли на пепелище войны, сейчас они дают нам плоды мира и напоминают о жертвах, которые мы принесли ради него, — проговорил Наиль и похлопал по плечу приунывшего ученика. — Эти фрукты ничем не отличаются от тех, что выращивают в оазисах, поэтому можешь есть спокойно.       Вскоре от грустных мыслей Лейса оторвал Гайс, попросивший младшего помочь собрать немного фруктов в дорогу, и юноша, тут же ободрившись, последовал за ним. Гайс был намного выше и легко доставал до высоких веток, а затем складывал плоды в мешок, который держал Лейс. Юноша с каким-то необъяснимым восхищением смотрел на старшего, то ли удивляясь его ловкости, то ли завидуя высокому росту. Гайс в свою очередь без умолку говорил о науке, которую, судя по молчаливости Лейса, тот не понимал.       Аскар наблюдал за ними, расположившись на песке под пышными кронами, и изредка поглядывал на учителя Наиля, собирающего персики. Под мягкими лучами солнц, в окружении зелени, он выглядел настолько очаровательно, что Аскар невольно залюбовался — вот уж кому были бы к лицу изумительные украшения и дорогие одежды из шелка. Синану, судя по всему, тоже была по вкусу его красота — бета так и вился вокруг Наиля, помогая ему дотянуться до высоких веток, чтобы сорвать более спелые персики. Аскар поражался абсурдности происходящего — учитель владел магией контроля и мог перемещать любые частицы на расстоянии. При желании Наиль достал бы перо, которое птица обронила высоко в небе, что уж говорить о персике чуть выше его головы. Несмотря на это, учитель охотно позволял ухаживать за собой и с улыбкой принимал помощь Синана.       Когда Наиль уже не мог удержать фрукты в руках, он поблагодарил кочевника и тот поспешил ко второму омеге в отряде. Иса отреагировал на его помощь совершенно иначе:       — Син, я не больной старик, чтобы мне помогать! Иди и займись более важными делами, — тихо прошипел омега, подобно ядовитой змее, и тут же скрылся за стволами деревьев, оставив бету посреди сада.       Аскар был достаточно близко, чтобы услышать их разговор, и от его острого слуха не скрылся тихий вздох Синана. Альфа испытывал странную смесь эмоций, наблюдая за таким одиноким силуэтом кочевника.       Внезапно за спиной Аскара послышался шорох, и мужчина резко обернулся, положив руку на рукоять хопеша. Сверху вниз на него смотрели глаза удивительно зеленого оттенка, которые Аскар наконец-то смог рассмотреть как следует. Их теплый, слегка прищуренный взгляд очаровывал, не давая оторваться и на мгновение.       — Акид, возьми немного, ты совсем ничего не съел, — Наиль присел рядом на песок и протянул Аскару несколько персиков. Мужчина убрал руку с хопеша, но не для того, чтобы принять плоды:       — Я не буду их есть, — твердо отказался Аскар и, отведя взгляд от удивленных глаз, продолжил: — Заставить деревья вырасти из тел смелых воинов, положивших жизнь ради победы — настоящее зверство.       Пускай Аскар не видел лица Наиля, но мог уловить легкую грусть в его голосе:       — Эти люди погибли смертью храбрых и до сих пор живут среди нас, в стволах этих деревьев, — бледная рука легла на потрескавшуюся кору и с шорохом провела по ней. — Как по мне, так это самое лучшее посмертие, о котором может мечтать человек — стать частью природы и долгие столетия кормить потомков своими плодами.       С этим Аскар не мог не согласиться.       — Куда романтичнее, чем гнить в гробу, — хмыкнул он и посмотрел на такого задумчивого Наиля. Возможно, за этой приятной глазу оболочкой скрывается не менее красивая душа, и пускай такое встречается редко, Аскар решил впервые поверить в чудеса.       Мужчина принял персик из рук учителя и надкусил мягкий бочок. В тот же момент во рту его растеклась приятная сладость — настолько вкусные фрукты он ест впервые.       Дойдя до деревни, расположенной невдалеке от сада, отряд заселился на постоялый двор. К тому времени на улице уже смеркалось: солнца еще не зашли за горизонт, а луна уже освещала облака серебряным светом. В эти короткие минуты перед закатом три божества могли встретиться на небесах и лишь мельком увидеть друг друга, чтобы затем снова распрощаться.       Аскар находил судьбу самых величественных существ этого мира до ужаса трагичной — Сар и Сол могли коснуться Нанны раз в столетие, когда тот затмевает собой их свет. Каждый человек, заставший на своем веку это явление, был благословлен найти свое счастье без страданий, а пропустивший — проклят на долгие скитания в поисках любимых. Последнее затмение в этом столетии было два года назад, когда Аскар вел полк к стенам Сагадата и в бою получил ранение, а затем пролежал без сознания несколько дней. Именно в эти дни случилось событие, которого ждет каждый человек на земле — затмение.       Солнца исчезли с небосвода, оставив после себя краснеющую полосу горизонта, а Нанна поднялся над головами смертных, усыпав небо сотнями звезд.       На деревенском рынке зажглись кружевные лампы, освещая улицу разноцветными бликами, торгаши зазывали посетителей к своим лавкам, а по воздуху разносился запах специй. Здесь люди готовили фрукты абсолютно разными способами: из них делали сладости, гарниры, их пекли со специями и засушивали до хрустящих долек. Также, по словам Синана, здесь делали лучшее сливовое вино, и Аскар не мог упустить возможности его попробовать.       На рынок за альфой увязался Лейс, а попав на оживленные улицы, то и дело ускользал из виду, чтобы прикупить очередные сладости — юноша был словно маленький ребенок, изводящий родителя переживаниями.       Остановившись возле лавки, Аскар крепко ухватил Лейса за плечо, чтобы тот не потерялся в толпе, а затем попросил у купца две бутыли вина.       — Вторая мне? — весело поинтересовался юноша, хитро поглядывая на покупку в руках Аскара.       — Маловат ты еще для вина, — хмыкнул мужчина и продолжил идти вдоль оживленных улиц. Услышав его ответ, Лейс разом поник и хмуро последовал за ами, заедая горе сушеными финиками.       — Я пожалуюсь отцу, что он доверил мою безопасность такому жадному пьянице, — с набитым ртом пробурчал юноша, на что Аскар лишь тихо рассмеялся:       — Ты мне льстишь.       — Ну дай попробовать хотя бы чуть-чуть! — капризно выкрикнул Лейс, перекрывая альфе дорогу. Мужчина окинул взглядом юношу, который почти достиг совершеннолетия, и задержался на больших просящих глазах, словно у детеныша варана. Наконец, не выдержав давления, акид пошел на компромисс:       — Один глоток и отцу ни слова.       Пробка глухо щелкнула, и Лейс тут же приложился к горлышку бутыли. Сделав большой глоток, юноша закашлялся и зажмурился от непривычно яркого вкуса.       — Можно еще? — попросил он, когда волна жара прокатилась по горлу.       — Хватит тебе, весь уже покраснел, — рассмеялся Аскар и похлопал разомлевшего Лейса по плечу.       Стоило им вернуться на постоялый двор, как юноша упал на кровать и мгновенно заснул — сказался глоток крепкого сливового вина. Аскар оставил его под присмотром молчаливого Наджи, отдыхающего в их общей комнате, а сам вышел в коридор с двумя бутылями.       Многие из отряда отправились прогуляться по деревушке и отведать здешнюю выпивку, но один человек точно остался на постоялом дворе — стоило экспедиции заселиться, как Синан тут же скрылся в личной комнате и до сих пор ни разу не вышел из нее. Пускай Аскар и относился к бади с опаской, Синан оставался таким же человеком, заслуживающим внимания. Несмотря ни на что кочевник хорошо выполнял свои обязанности и смело проводил отряд через пустыни, ни разу не ошибившись в маршруте. Неужели спустя столько дней пути приглашение выпить вместе могло показаться неуместным? Аскар так не считал, и поэтому, остановившись у комнаты Синана, трижды громко постучал в дверь. За ней тут же послышались торопливые шаги и шорох ткани, а затем в коридоре появился бета в наспех намотанном платке.       — Что-то случилось? — встревожено вопросил кочевник. Такая реакция была ожидаема — Синана могли оторвать от отдыха только в чрезвычайных ситуациях.       Вместо ответа Аскар поднял руку с бутылью вина и со слабой улыбкой предложил:       — Выпьешь со мной?       Глаза кочевника забавно округлились — такого предложения от вечно хмурого и подозрительного акида он не ожидал.       — Как я могу отказаться? — проговорил Синан с нотками веселости в его глухом голосе и принял бутыль из рук Аскара.       Сразу за постоялым двором раскинулась пустыня с шероховатой потрескавшейся землей. Альфа разместился на одном из валунов, рассыпанных по песчаным просторам, и периодически прикладывался к горлышку бутылки, наслаждаясь видом ночного неба. За спиной слышался гул голосов деревенских жителей, тихое звучание уда и свистящее дыхание спящих ездовых варанов. Пускай рядом был Синан, общих тем для разговора они не имели, и могли лишь молча сидеть под луной, наслаждаясь вкусом вина и спокойствием ночной пустыни.       Захмелев, Аскар становился намного более разговорчивым, а оттого, опустошив бутыль наполовину, с языка стали срываться тревожащие его вопросы:       — Синан, — услышав свое имя, кочевник обернулся, — ты так бегаешь за омегами, что временами мне становится больно наблюдать за твоими ухаживаниями. Даже если ты очень хочешь найти пару, не нужно так унижаться.       — Ты все не так понял, ярим. Конечно, я хочу собрать триаду как и любой человек, но я вовсе не пытаюсь очаровать Ису или Наиля, — возразил кочевник. Услышанное вовсе не убедило Аскара, что он и продемонстрировал, неверяще приподнимая брови. Синан, заметивший этот жест, продолжил свое объяснение: — У моего народа омеги занимают высшую ступень в племенной иерархии — они лучшая часть нашего общества, которой мы служим. Воспитанием мне привили уважение, которое я выказываю всем омегам, вне зависимости от личных симпатий.       Аскару раньше не приходилось наблюдать за тем, как себя ведут другие кочевники по отношению к омегам в повседневной жизни. Он воевал бок о бок с отрядами наймитов, но во время службы не замечал, чтобы те вились вокруг омег подобно Синану, что обхаживал их мага и целителя.       — Удивительно, — покачал головой Аскар и сделал очередной глоток вина. — Почему тогда ты не странствуешь вместе с племенем, а перебиваешься наемничеством?       — Помнишь закон об обязательном рождении сыновей трех разных полов? — внезапно спросил Синан.       Аскар кивнул.       — Знаю о нем, но я родился, когда в Хибе его уже отменили, — коротко ответил Аскар, невольно вспомнив рассказы родителей об их не самом счастливом детстве.       Около сорока лет назад во многих оазисах еще сохранялся закон, который пришел в города от кочевников и был действителен у их народа до сих пор: каждая триада обязана была родить по одному ребенку разных полов, чтобы избежать старения и вымирания цивилизации. За неисполнение закона жители выплачивали штрафы, которые с каждым годом увеличивались. Многие «нарушители» обеднели и оказались за внешней стеной с голодными детьми на руках и испорченным здоровьем. От своих дедушек Аскар слышал, как отцовство медленно превращалось в рабство, а одинаково любить и воспитывать гурьбу детей было просто невозможно. Благо, к тому моменту как сочетались браком родители Аскара, этот закон в Хибе был отменен.       — Мой амма родил пятнадцать детей, из которых четверо бет, одиннадцать омег и ни одного альфы, — ровный тон, каким были произнесены эти слова, не выдавал эмоций кочевника.       Аскар в удивлении распахнул глаза. Он никогда и не мечтал иметь столько братьев, младших или старших — не важно. Наблюдать за тем, как взрослеют дети, помогать родителям воспитывать их, играть и развлекать маленьких сорванцов — об этом Аскар мечтал с самого детства, вот только тренировки и служба не позволяли проводить в родном доме больше нескольких часов в неделю, да и не с кем там было возиться. Потому когда у Файсаля родился первенец Аскар был так рад, словно это он сам стал счастливым отцом. Однако все та же служба и военные походы не позволили проводить много времени с семьей друга и по-настоящему участвовать в воспитании названных племянников на протяжении всего их детства.       — После многочисленных родов амма сильно ослаб здоровьем, а спустя пару лет умер мой аба, — продолжал свой рассказ бади. — У моего народа не существует разводов и даже после смерти мужья остаются мужьями, а потому о поиске замены абы ради продолжения попыток родить альфу речи и не шло. Нашу семью изгнали из племени, но это произошло тихо, без огласки и унижений. По традиции у изгнанников, совершивших серьезные преступления, выжигают клановые татуировки, но, как видишь, мои руки не изуродованы ожогами, — в подтверждение своих слов Синан приподнял край длинных рукавов, показывая причудливые переплетения черных линий. — Но изгнание само по себе является серьезным наказанием за нарушение этого закона, а потому всем членам моей семьи только набили новую татуировку, которая перекрывает племенную — она говорит о том, что мы к нему больше не принадлежим.       Аскар всерьез заинтересовался традициями кочевников. Ему довелось близко пообщаться с одним их них, но сейчас акид едва ли вспомнит содержание тех разговоров, что велись за распитием вина. История жизни Синана почему-то его заинтересовала, так что Аскар был расстроен воцарившейся вновь тишиной и невольно продолжал смотреть на сидящего рядом бади, надеясь, что тот снова начнет разговор.       Синан же притих, попивая вино из бутыли, скрытой складками платка. Каждый раз, когда он приподнимал подбородок, чтобы сделать глоток, Аскар отворачивался, не желая ненароком увидеть лицо кочевника под тканью платка, но сейчас не успел этого сделать и случайно зацепился взглядом за мелькнувший участок шеи. В лунном свете бледная кожа, не знающая солнечных лучей, показалась ему серебряной.       Аскар впервые в жизни почувствовал необоснованное желание увидеть, что сокрыто под этой синей тканью.       — Нанна невероятно прекрасен сегодня, — заговорил вновь Синан, кардинально сменив тему. Он обратил лицо к полотну темного неба, расстилающемуся у них над головами. — Его яркое мерцание всегда меня завораживало.       — Как и каждого бету или альфу в мире, — хмыкнул Аскар, отводя взгляд в сторону и вступая во внутреннюю борьбу с неожиданно накатившей неловкостью. Что за мысли сейчас мелькнули в его голове, зачем Аскару интересоваться лицом кочевника, которому он даже не может полностью доверять?       Синан любовался звездным небом и совсем не замечал беспокойства, которое вдруг охватило его собеседника. Как зачарованный он глядел на безнадежно далекое светило и во взгляде его странным образом перемешались тоска и восхищение.       — Он всегда казался мне таким одиноким, — продолжил кочевник приглушенным негромким голосом. — Сар и Сол неразлучны в дневном небе, но Нанна царствует в одиночку. А ведь на нем столько забот — дарит нам тень и прохладу, освещает ночную мглу обещанием, что с восходом вернуться его мужья-светила, разгоняя людской страх темноты.       Аскар удивленно уставился на кочевника — он ведь озвучил то, о чем сам Аскар размышлял еще сегодня днем. Только вот мысли Синана выглядели несколько иначе и, разумеется, крутились вокруг древнейшего из омег. Вероятно, его народ особенно поклоняется Нанне, ибо он воплощение тех, кто властвует в кочевых племенах.       — Ты говорил, что у вашего народа беты служат омегам. Вас это устраивает? — Аскару сложно было понять такое иерархическое разделение, он привык к совершенно иному.       Насколько он знал историю — правителями Хибы всегда были альфы, сильнейшие. Короли-альфы властвовали над народом, их подданные-альфы занимали важные правительственные должности. Омеги имели возможность заниматься наукой, медициной и магией, но не допускались до управления городом. И, конечно же, омеги не могли воевать и разрушать, только созидать — ведь в том была сама их природа, им одним данный свыше дар деторождения. Ради сохранности омег им было лучше оставаться в безопасности в своих домах, а не принимать участия в рискованных походах по пустыням и уж тем более не руководить экспедициями.       — Для нас это великая честь, — бета обратил на Аскара взор своих голубых глаз, что в это мгновение показались холодными и далекими, словно сам Нанна, излучающий мерцающий свет так высоко в небе, что и не дотянуться.       Омег, конечно же, надобно защищать, ведь они слабы. Аскар согласился бы, если б Синан выразился подобным образом, однако кочевник своим ответом лишь оставил его недоумевать дальше.       — Ты не понимаешь и это нормально, ярим, — он, должно быть, в очередной раз прочитал все по лицу Аскара. — Наша культура отличается от вашей и это не плохо, просто мы разные.       — Говоришь, что это не плохо, но разве сам ты не презираешь «яримов», бади? — Аскар и сам не понимал, с чего он вдруг так взъелся на Синана. Отчего-то эта пропасть «разности» начинала его раздражать, а то, что в некоторые моменты Синан казался недосягаемо далеким — тревожило. Еще это вечное «ярим», словно бы у Аскара не было собственного имени, да и вообще…       Кочевник не дал ему времени накрутить себя еще больше, отрезвив одной только фразой:       — А разве я когда-либо проявлял к тебе презрение? — голос его был мягким, а в тоне не было ни толики враждебности или холодности. Извечное непоколебимое спокойствие кочевника, казалось бы, ничто не могло пошатнуть, как и его доброжелательности, которая не казалась поддельной, но отчего-то Аскар никогда в нее не верил. Но сейчас все было как будто немного иначе. — Яримы и бади — мы разные, но иногда я даже завидую…       Странная фраза, прозвучавшая как признание, которого Аскар не ожидал. Свободный и вольный сын ветра, чей дом родной — открытая пустыня, иногда завидует тем трусливым людишкам, что спрятались от просторов мира за высокими и толстыми стенами? Аскар все не находился с ответом, в голове мысли беспокойно роились что пчелы в растревоженном улье, а меж тем Синан поднялся с поверхности плоского валуна, на котором сидел, и улыбнулся глазами:       — Благодарю за то, что предложил выпить вместе. Вино здесь очень вкусное, мне оно всегда нравилось.       — Это тебе спасибо, что разделил его со мной, — заторможенно произнес Аскар ответную любезность. Синан вежливо склонил перед ним голову, на том распрощавшись, и вернулся на постоялый двор, оставив альфу одного.       Ночь была тихой и безветренной, естественный шум создавали пьяницы из соседствующей таверны, да звуки гуляний — люди высыпали на улицы насладиться прохладой подостывшего воздуха. Аскар поднял лицо к темному небу, вглядываясь в яркие созвездия, и размышлял о внимательных голубых глазах, о бледной шее, мелькнувшей между складок ткани, кожа которой показалась серебряной под лунным светом… Думал о внезапном странном желании, о собственном беспокойном сердце, о служении омегам… Думал, и только сильнее запутывался.