Trinitas

      Утро встретило Аскара яркими лучами солнца, что проникали в шатер через приоткрытый полог, и настойчивым шепотом над самым ухом:       — Ами, поднимайся! — Лейс сжал его плечо и легко потряс, вынуждая с трудом разлепить отяжелевшие веки.       — Что-то случилось? — недовольно прохрипел Аскар. Из-за переживаний он так и не смог поспать этой ночью, постоянно пробуждаясь от пугающих снов — понимание, что Синан сейчас в одном шатре с Исой, не давало покоя.       — Случилось! — от уверенности, с которой Лейс произнес это слово, Аскар разом растерял остатки сна. На них напали разбойники? Кто-то смертельно ранен? Альфа сел, скрестив ноги, и нахмурился в ожидании объяснений, которые юноша не преминул озвучить: — Утром я вместе с учителем Наилем и Гайсом гулял неподалеку от лагеря, ведь сегодня последний день, когда цветет ашеб, и к вечеру он уже завянет. Мы любовались цветами как вдруг к Гайсу подкралась змея, — в этот момент лицо Лейса заметно побледнело, — а я даже саблю из ножен не смог достать! Если бы не учитель, Гайс сейчас был бы ранен!       Дослушав до конца, Аскар тяжело выдохнул, потирая сонные глаза. Он уже подготовился к действительно серьезному происшествию, но рассказ Лейса оказался очередным последствием юношеской влюбленности. Хорошо, что на этот раз все обошлось, и стоило лишь провести небольшую воспитательную беседу.       — Больше не смей покидать шатер без меня… — начал было акид, но Лейс не дал ему закончить фразу:       — Ами, мне срочно надо научиться сражаться шамширом! — негромко воскликнул юноша, настойчиво сжимая плечи акида.       Удивленный такому воодушевлению, Аскар едва заметно дернул уголком рта.       — Мне нравится твой настрой, — он размял затекшую после сна шею, — но нам предстоит идти по пустыне, мы сможем заняться тренировкой только вечером.       — Синан сказал, что сегодня мы не сдвинемся с места, — Лейс качнул головой, отрицая слова мужчины.       Понимание настигло Аскара слишком внезапно, словно песчаная буря, захлестнувшая с головой — конечно же, кочевник не позволит Исе продолжить путь в таком состоянии! От наблюдения за заботой Синана, направленной на другого мужчину, живот невольно скручивало завистью. На мгновение в голове Аскара проскользнула абсурдная мысль — насколько все было бы легче, родись он омегой. Еще ни одна потеря, ни одна проблема не заставляла его пожелать быть на месте более слабых…       Он тряхнул головой, прогоняя глупые мысли, и обратился к Лейсу:       — В таком случае, можем начать прямо сейчас, — Аскар резко поднялся с ковров и приподнял полог, тут же щурясь от режущего глаза света, — пока солнца еще не поднялись высоко в небо.       В тени шатров Лейс один за другим повторял знакомые приемы фехтования. Аскар запретил ему вынимать саблю из ножен и оголять острое лезвие, ведь этот ребенок мог в любой момент выронить оружие и пораниться. Шамшир и без того был тяжелым до дрожи в руках, а латунные ножны делали тренировки еще сложнее. Повторяя режущие движения справа налево, Лейс ощущал, как подпекает косые мышцы, как предплечье не выдерживает веса и каждый следующий удар выходит ниже предыдущего, как острие против воли клониться к земле. Наконец по рукам пробежала болезненная судорога, отчего Лейс чуть не выронил меч. Юноша без сил опустился на песок.       — В чем дело? — Аскар сверху вниз смотрел на юношу, что пытался надышаться горячим и сухим воздухом пустыни.       — Я устал, — с тяжелым выдохом ответил Лейс и утер пот рукавом.       — Устал? — хмуро повторил Аскар, приближаясь к подопечному. — Неужели ты настолько слаб, что не осилишь и двадцать ударов?       Закончив фразу, акид тут же сжал зубы до скрипа. Что же он делает? От сказанного Лейс сгорбился, сжался, опустил взгляд, не в силах ответить что-то старшему. Перед глазами тут же появился обманчивый образ собственных маленьких рук, в которые впервые вложили меч. Тяжелый металл со звоном падал на каменную плитку, ладони едва могли удержать оружие, первые робкие движения получались кривыми и смехотворными — он сам казался себе нелепым, бестолковым. Каждый раз, когда меч оказывался на полу, Аскар получал подзатыльник от отца, наклонялся и поднимал дрожащими детскими руками холодный металл. «Ты настолько слаб, что не можешь удержать оружие!» — кричал отец, скалой возвышаясь над сыном. В такие моменты Аскар ощущал лишь стыд и желание расплакаться прямо в зале для тренировок. Вот только слезы иссушали розгами, а не объятьями и нежными словами.       — Поднимайся, — еще более грозно произнес Аскар, и Лейс в страхе вскинул голову. Несмотря на усталость и боль в мышцах, юноша нашел силы, чтобы встать. Он ожидал наказание за собственную слабость, но вместо этого ощутил, как ладони Аскара опустились на жгущие предплечья и стали мягко разминать мышцы. — Выпей немного воды, отдохни и продолжай тренировку.       — Спасибо, ами! — радостно отозвался Лейс, удивленный таким переменам в настроении акида.       — Даю тебе пять минут.       Юноша закивал и направился к бурдюку, который лежал на песке возле шатра.       Пока Лейс жадно пил воду, Аскар пытался привести в порядок собственные мысли. Как бы он ни хотел не быть похожим на отца, слова родителя против воли срывались с уст, словно тот был призраком, что поселился в голове. Еще на похоронах Аскар почувствовал странное ощущение присутствия отца — тот будто поднялся из могилы и наблюдал своими неизменно холодными серыми глазами за сыном, что так и не пролил слез по почившему. Едва заметное движение у шатра отвлекло Аскара от размышлений и заставило резко повернуться: его глаза тут же выцепили Гайса, который старался незаметно наблюдать за тренировкой, но из-за плохого зрения был вынужден подойти ближе положенного. Ощутив на себе взгляд Аскара, юноша засуетился, и запоздало скрылся за шатром.       Мужчина тихо хмыкнул — какая нынче молодежь стыдливая.       Когда солнца взошли в зенит и жгучие лучи не оставили ни единой тени, тренировку было решено прервать. Лейс с трудом дошел до шатра альф и ничком упал на ковер, наконец-то позволяя себе расслабиться. Каждая мышца отдавала тупой болью, каждое движение давалось с трудом, но Лейс принимал эти ощущения без жалости к себе — пускай сейчас он слаб и ни на что не способен, совсем скоро Лейс сможет защитить любимого человека. От этой мысли в груди разливалось тепло, а сердце заходилось волнением.       За спиной послышались приглушенные шаги по ковру и Лейс приподнялся на локтях, оглядываясь на вошедшего. Юноша округлил глаза, заметив, как Гайс подошел ближе и опустился рядом на ковер.       — Еще никогда не видел тебя с мечом в руках, — прозвучал мягкий голос и Лейс тут же отвел взгляд, понимая, что выдаст свои чувства глазами.       — Я умею фехтовать, просто не было подходящего момента… — юноша запнулся и притих, не закончив фразу — вообще-то момент случился, но Гайс был свидетелем того, как учитель удержал Лейса в шатре, ссылаясь на недостаток его боевого опыта.       Гайс же его заминки будто и не заметил.       — Помню, пытался научиться владеть мечом, когда был немного младше тебя — меня дразнили за то, что шибко хилый для альфы, а при таком росте и вовсе кажусь тощим. Вот я и попытался стать как все другие альфы, но после первой же тренировки бросил эту затею — до сих пор помню, как жутко болели мышцы, — со смехом проговорил Гайс.       В шатре повисла неловкая тишина — от усталости и волнения слова никак не хотели превращаться в предложения в голове Лейса. Боясь сказать глупость, он плотно сомкнул губы и понадеялся, что Гайс заговорит первым. Однако вместо ожидаемых разговоров юноша ощутил, как на спину легли чужие руки, впиваясь пальцами в натруженные мышцы. Лейс едва слышно пискнул и обернулся, с непониманием взирая на Гайса.       — После тренировок нужно размять мышцы, чтобы уменьшить боль и напряжение. Позволь мне помочь тебе, — от магии рук, что так бережно касались нужных мест, Лейс не смог выдавить из себя ни слова.       Юноша опустил лоб на сложенные кисти и закрыл глаза, утопая в ощущениях: пальцы скользили по уставшей спине, шее, плечам, оставляя после себя жар, что разрастался с каждой секундой.       — Расслабься, — прозвучал голос над ухом и Лейс громко втянул носом воздух.       Как тут расслабиться?! Он едва ли был способен дышать в присутствии Гайса, а прикосновения и вовсе были слишком желанны. Лейс отчетливо ощущал, как запылали кончики ушей, а душный воздух пустыни стал еще горячее — как хорошо, что он лежит на животе и не способен выдать свою реакцию на такие простые действия Гайса. Когда чужие руки в последний раз легко провели по плечам, Лейс смог выдохнуть, ощущая приятное тепло в мышцах.       — Ну как? Чувствуешь себя лучше? — весело спросил Гайс, заглядывая в лицо товарища.       Лейс торопливо закивал и, обернувшись к старшему, улыбнулся, выдавливая из отчего-то враз пересохшего горла:       — Спасибо, — как же хорошо, что в шатре было темно, и Гайс со своим и без того плохим зрением наверняка не увидел, как пылали его щеки.       — Тогда отдыхай, — юноша поднялся с ковра и направился к выходу.— Скоро обед, не опоздай.       Когда Гайс покинул шатер, оставив его наедине с собой, Лейс спрятал лицо в ладонях и скрутился на ковре, прижимая колени к груди. Что ему делать с этими вспышками чувств? Как признаться Гайсу в своей любви? Страх быть отвергнутым комом встал в горле, в то время как желание прижать к себе любимого рвалось наружу, застывая румянцем на щеках.       На обед снова подали дичь, что поймали, выпотрошили и приготовили охотники-беты — на протяжении всего похода они исправно поставляли отряду свежее мясо, благодаря чему все оставались сильными и энергичными. Сегодня, однако, не Рами зажарил добытое на костре, а Нур отварил в котелке ароматный суп: приправы и чеснок щекотали ноздри, а наваристый бульон приятно насыщал.       Очевидно, что Нур так расстарался именно по просьбе Синана, ведь еще вчера вечером кочевник вернулся из личного шатра с почти не опустевшей тарелкой и несчастным видом — Иса отказался от ужина. Сегодня же Синан вернулся за добавкой с пустыми мисками таким очевидно радостным, что у Аскара живот скрутило. Неужели целитель не может позаботиться о себе сам? Неужели за омегой не может поухаживать кто-то другой? Почему Синан?       Ответ пришел сам собой: потому что хочет.       Поэтому он не выходил из шатра кроме как чтобы принести целителю еды, поэтому он весь пропахся запахом течного омеги.       Лучше просто не думать. Но как Аскар может не думать?       До вечера он тиранил Лейса непосильной тренировкой. Впрочем, ни к чему не принуждал и легко позволял делать частые перерывы, в то время как сам почти безостановочно отрабатывал связки с хопешом — неистово, словно готовился к важному бою. Но уж лучше нагрузить себя физической активностью, чем продолжать мучиться, представляя Ису в объятиях Синана.       Ужин прошел так же безрадостно, как и последовавший за ним третий день их вынужденной остановки посреди пустыни. Только утром четвертого кочевник скомандовал собираться — отряд, наконец, продолжит путь.       За все прошедшие дни Аскар ни разу не увидел Ису, целитель не беспричинно скрылся ото всех в личной палатке кочевника — не все альфы достаточно сознательны и адекватны, чтобы удерживать под контролем низменные инстинкты и не приставать к омегам в момент их наибольшей слабости. Рассудком Аскар понимал, что для Исы в такой период Синан — лучший выбор. Кочевник надежен, даже представить невозможно, чтобы он пошел против воли омеги или намеренно навредил. К тому же, судя по всему, целителя и кочевника связывает пусть странная, но давняя дружба. Рассудком Аскар все понимал, однако ж сердцем…       Иса выглядел хорошо. По мнению Аскара за все время их похода он не выглядел лучше, чем когда покинул, наконец, шатер кочевника: он был невероятно расслабленным и спокойным, даже взгляд не казался таким уж мрачным, каким все привыкли его видеть. Отдых сгладил черты его вечно настороженного лица, прогнал из-под глаз усталые тени, в кой-то веки губы не были обветренными и потрескавшимися. И от него очень сильно разило запахом беты… Однако пахло иначе, чем при собственнической метке альф — приятный терпковатый аромат окутывал Ису, как бы утверждая, что у этого омеги есть защитник, но без агрессии. Против воли Аскар не смог надолго удержать взгляд на целителе, из уважения к Синану захотелось отвернуться, чтобы не оказаться неправильно понятым — у него нет намерения докучать омеге под защитой кочевника. Аскар ожидал другого, но этот запах не указывал на какие-либо интимные отношения между бетой и омегой, что провели последние несколько дней под крышей одного шатра. Оглядываясь, он считывал такое же недоумение с лиц своих альф, но члены отряда Синана не выглядели удивленными.       Можно ли понадеяться, что между Исой и Синаном ничего не было?       Общались эти двое в своей прежней манере: Синан был вежлив и предупредителен, Иса нередко грубил. Оставался он таким же наедине в период течки или становился не в пример ласковее Аскар не знал и знать не хотел — было достаточно и того, что внешне ничто вроде бы не изменилось.       От сердца немного отлегло, хотя, казалось бы, станет Иса омегой Синана или нет — это не влияло на то, что Аскар стать его альфой не сможет. И все же Иса искренне не нравился акиду, он не хотел видеть его рядом с кочевником в качестве возлюбленного. Никого кроме себя не хотел бы видеть в таком качестве, если быть совсем уж честным с самим собой…       В таких вот бессмысленных рассуждениях и переживаниях прошли последующие дни пути. Аскар пытался отвлекаться от них тренировками Лейса, который не утратил настроя даже при всей трудности своей учебы, да разговорами с Зейбом и Мунифом у ночного костра. Иногда к их компании присоединялся Джанах, однако мужчина был так молчалив, что скорее походил на второго Наджи. У Лейса, судя по всему, возникла нелепая идея и Гайса подружить с вояками-альфами, потому как он стал все чаще приводить помощника учителя к их костру. Сам же старший соученик чувствовал себя неловко в компании солдат, но сбежать не пытался, а потому и Аскар его прогонять не стал — Лейс бы обиделся.       К концу второй недели пути от Манахиля, после полудня, ближе к закату дня, отряд завидел впереди силуэты разбитых шатров, отблески костров, фигуры передвигающихся людей и разбредшихся ящеров. Еще издали Аскар заметил, что головы половины мужчин были замотаны платками поблекшего синего цвета.       Вокруг ближайшего костра сидели мужчины, они встали и подошли, когда отряд остановился неподалеку и спешился. Синан с Наилем вышли вперед: кочевник приветствовал традиционным жестом, учитель просто поклонился. Группу подошедших зрелых мужчин возглавляли старик с седой бородой и относительно молодой статный мужчина, которые также поприветствовали отряд: правая ладонь на груди поверх сердца, левую показывают раскрытой, демонстрируя чернильные рисунки, склоняются значимо, но не низко.       — Племя Шукри приветствует путников, — старик заговорил первым. Голова его была непокрыта, седые волосы заплетены в множество длинных косиц. На шее виднелись переплетения чернил, тянущихся до висков, наползающих на лоб ветвистыми узорами. — Я Мазхар, бывший глава и нынешний старейшина племени, а это мой младший сын — Махир, наш нынешний вождь.       Синан без лишних слов опустился на одно колено и низко склонил голову перед правящими омегами.       — Вы держите путь в Кавсар? — старик Мазхар поднял Синана с песка одним небрежным движением кисти, обращаясь при этом к немного растерявшемуся Наилю.       — Все так, — отозвался учитель, не вдаваясь в подробности. Вместо рассказа о том, что город Бога-скорпиона планировался в их путешествии лишь промежуточной остановкой, он поспешил представиться: — Я Наиль, глава экспедиции, а это Синан — мой проводник и один из командиров нашего отряда. Второй — Аскар, бывший акид Хибы.       Учитель обернулся к Аскару и кивнул, вынуждая оставить Лейса позади с остальными и выступить вперед.       — Мир вашему племени, — Аскар склонил голову.       — И вашему отряду мир.       Добродушное лицо старика лучилось приветливостью, но от самой его высокой прямой фигуры веяло силой и властностью, сохранившейся и в преклонном возрасте. Пожалуй, Аскару еще не приходилось находится в обществе омег, которые подавляли бы в нем лидера и требовали склонять перед ними головы на некоем интуитивном уровне. Впрочем, что-то в нем отзывалось тупым раздражением, когда Аскар видел, как небрежно обращаются с Синаном омеги, как он не смеет поднять взгляд на их лица.       — Мы повстречались очень вовремя, вечером будет празднование в честь отрытия нового колодца, присоединяйтесь к нам, — вдруг дружелюбно предложил Махир, молодой вождь. Высокий и статный, в породу отца, он отличался и крепким телосложением и внешне был неотличим от озерного беты, если бы не темное от чернил лицо — племенные татуировки тянулись к его щекам, неопределимыми фигурами покрывали лоб.       Отец тут же поддержал приглашение сына:       — Верно, присоединяйтесь. Разбивайте ваши шатры среди наших, отдыхайте, а после захода солнц давайте отужинаем вместе.       Везло им, однако, на праздники. Однако кое-что вводило Аскара в недоумение, и он не преминул спросить об озадачившей детали:       — Отрытие нового колодца?       Ответил Махир, готовый с удовольствием поделиться радостной вестью.       — Великому шаману духи нашептали, что в этой точке Нахр-эль-Амаль выточил землю, дабы даровать обитателям пустыни новый колодец. Наше племя Шукри было избрано духами, чтобы вырыть этот колодец. Работа закончена, сегодня последний день празднования!       Он, кажется, совсем не уловил суть того, что так смутило Аскара. Засомневался, стоит ли, но все же решился прямо спросить:       — Кочевники выкапывают колодцы?       Сын с отцом воззрились на него удивленно. Первым с ответом нашелся Мазхар.       — А кто, ты думал, их выкапывает? Нанна, слава его неугасимому сиянию, ночами на землю нисходит и берется за лопату? — отозвавшись по-стариковски ворчливо, старейшина поглядывал на альфу с теми веселыми искорками во взгляде, которые акид нередко замечал и в обращенных на него глазах Синана.       Прозвучало резковато, и Аскар опешил.       — Нет… но… государь отправляет экспедиции магов искать подходящие места, годные для отрытия колодцев… — неуверенно начал Аскар, но старик его оборвал:       — Шайтановы бредни! Этому вас в оазисах учат? Яримы, этакие прохвосты! — Мазхар завозмущался, Махир повздыхал, в толпе за их спинами прошелся насмешливый шепоток. — Откуда б вашим магам знать эти самые «места»? Они, что ли, странствуют по пустыням, они шепчутся с духами? Нет, наши шаманы! А маги озерные от шаманизма носы воротят — не богоугодно, мол, с духами дружбу водить, с джиннами сообщаться.       Тема эта, как видно, была старейшине глубоко небезразлична — негодуя, он даже щеками разрумянился. Наиль же, напротив, пошел красными пятнами не то от смущения, не от стыда, но взгляд потупил.       — Яримам то богоугодно, что для них выгодно, амма, — сын слегка коснулся плеча отца, выказывая свое утешение и поддержку.       Аскару вовсе не хотелось, чтобы старейшина переволновался из-за поднятой им темы, но никто не пытался остановить его — Наилю было неловко, Синан не поднимал взгляда от песка, — а потому альфа решил задать все интересующие вопросы пока Мазхар еще хотел на них отвечать.       — Но если вы находите колодцы, вернее, если вы сами их роете… Почему же тогда не обоснуетесь, не построите деревню? Ведь тогда вам не пришлось бы платить налог на воду, не пришлось отправлять детей на заработки.       Но Мазхар только покачал головой, глядя на него как на неразумного ребятенка.       — Нашей ли затеей был этот налог на воду? Мы ли развязываем за нее войны? Милый мальчик, ты еще так юн, оттого очевидное не видится тебе таковым. Яримы есть яримы. Бади есть бади. Мы не предаем свой путь, странствия наш удел. Так может ли быть речь о строительстве деревни? — старик говорил спокойным, вкрадчивым тоном, его возмущение быстро стихло. — А присваивать себе воду, что даровал нам речной Бог Амаль… Греховно это, мальчик, греховно. И каждый, помяни мое слово, за грех тот поплатиться однажды. Нет-нет, мы колодцы не присваиваем. Мы лишь идем, идем своей дорогой. Мы не меняем мирских порядков, мы живем своими законами и, когда необходимо, подстраиваемся под чужие.       Аскару было нечего на то ответить, но Мазхар и не собирался развивать тему дальше.       — Что-то мы разболтались, а вы ведь уставшие с дороги. Разбивайте шатры, отдыхайте до ужина, наши дорогие гости. Но коли возникнет желание поговорить, больше узнать об очевидном — приглашаю тебя, акид, к своему костру.       — Для меня это честь, с радостью приму ваше приглашение, — Аскар понадеялся, что не прослыл грубияном за свое излишнее любопытство и не опозорил тем Синана. Хотелось бы понять хоть по глазам, что он думает, но пока взгляд был опушен, его невозможно было перехватить.       Старейшина отпустил их на отдых, но последующие полчаса отряд был занят, разбивая шатры на стоянке кочевников. В процессе Синан уверил, что они могут расслабиться и довериться племени Шукри — тысячелетние традиции пустыни требовали предоставлять путникам кров, ибо гостеприимство являлось первой заповедью неписанного закона кочевого народа. Быть гостем на стоянке кочевников означало находиться под их неусыпной защитой. Каждый, кто навредит гостям, становится врагом всего племени — так что для ночевки места безопасней во всей пустыне было не сыскать.       Вытянувшись в полный рост под тканевым пологом шатра Аскар приказал себе расслабиться и отдохнуть. Очень хотелось бы снять извечное напряжение, которое поселилось в нем еще в детстве, но особенно остро чувствовалось вне городских стен, когда опасности окружали со всех сторон, а смерть могла наброситься в самый неожиданный момент. И здесь, в лагере сплошных незнакомцев, к синим платкам которых еще недавно относился особенно настороженно, Аскар и вовсе не смог бы расслабиться и ощутить покой.       Когда их пригласили отужинать, на темно-синем словно бархатном небе показались первые звезды. Отряд разделили: Аскара провели к небольшому костерку, у которого ожидал лишь Мазхар, Лейса с альфами отвели к костру вождя Махира, что располагался неподалеку. Синана с бетами и Наиля с Исой также развели по разным кострам и усадили куда-то среди мужчин с синими платками на головах — своего кочевника среди чужих теперь и не приметить.       Аскар мало что знал о традициях кочевников, но засомневался, что бывший вождь клана и нынешний старейшина должен лично накладывать ужин — Мазхар, веки которого сейчас, как и у всех кочевников вокруг, были подкрашены сурьмой, ножом срезал самые сочные куски мяса с вертела и перекладывал в тарелку альфы. Глядя в растерянное лицо, старик улыбнулся:       — Вижу, ты к нашей культуре непривычен, позволь объяснить. Традиционно для моего народа высшим проявлением любви к ближнему является служение. Омегам служат беты, бетам служат альфы, альфам служат омеги — ты заметишь, если оглянешься на своих спутников.       Последовав совету, Аскар в самом деле оглянулся. Заметил, как подобно Мазхару бади-омеги с неприкрытыми лицами и разномастными татуировками на лбах и висках ухаживают за альфами из отряда, как Наиля с Исой привычно окружили заботой беты в синих платках. Мужчины в более бледных по оттенку голубых платках подобострастно заглядывали в лица Хайри, Нура и Рами, крутились вокруг Синана, старательно измельчая куски на его тарелке, чтобы кочевнику удобнее было есть за общим костром, не открывая лица.       Раньше Аскар не замечал, списывая разницу цвета платков на степень изношенности, но сейчас, когда все они скучковались, было очевидно, что беты покрывали головы синими платками, альфы же — голубыми. Омеги, как это повелось у кочевников, сами головы днем защищали белыми платками, но лиц не скрывали вовсе.       — В своем отряде ты высший по иерархии альфа, а потому прислуживать во время ужина тебе должен высший по иерархии омега племени — так мы выкажем наше уважение и гостеприимство, — продолжил объяснения Мазхар. — Остальным твоим спутникам также прислуживают мои сыновья и ближайшее их окружение высоких рангов — так мы говорим о том, что вы дорогие гости, которых мы хотим достойно почтить.       Аскар был потрясен. Сами вожди, бывший и нынешний, и верхушка племенной иерархии должны служением выказывать свое почтение к гостям? В оазисе подобное было бы невозможно.       — Какие чудны́е традиции у вашего народа, — акид испытывал больше беспокойства, чем благодарности, но выказал ее, чтобы не прослыть невежливым: — Благодарю за оказанную честь, вы так радушно нас приняли.       — Оставим разговоры, акид, давай лучше поедим.       И все же с такими авторитарными омегами, что остаются властными даже в момент служения, Аскару никогда прежде не случалось общаться.