Trinitas

      Раненый товарищ стремительно терял силы, из места прокуса вытекало много крови, но Нур был крепким бетой и держался на ногах до тех пор, пока поддерживающие с обеих сторон Джанах и Рами не уложили его на ковры. Подоспел Иса, оголяя бок и аккуратно прикасаясь ладонями к краям раны, чтобы быстро срастить и тем остановить кровь, пока Наиль спаивал бете обезболивающую настойку.       Отняв руки от бока Нура, Иса поднялся и, оставив товарища на попечение Наиля, отошел к Сину с весьма хмурым видом.       — Я не исцелил его полностью, чтобы не тратить много сил. Думаю, нужно вернуться в Шурук — инструменты, оборудование и компоненты для изготовления противоядия остались там, — сказал он. В Сине же вспыхнул страх:       — Думаешь, змеи ядовиты? — кочевник посмотрел вниз на свои руки, в которых держал отрубленную голову одной из уродливых кожаных змей. Застывший взгляд глаз, так жутко напоминающих человеческие, направлен в никуда. Раскрытая пасть была полна зубов, вовсе не похожих на змеиные. Могла ли она такими короткими клыками ввести какой-то яд?       — Не знаю. Эти змеи не похожи ни на одну из мне знакомых, поэтому не могу сказать наверняка. Придется потратить немало времени на изучение. Хорошо, если змеи не ядовиты и Нур быстро оправиться. Но если нет… В общем, мне нужно скорее возвращаться и проводить исследование. Выдвигайтесь следом сразу, как Нур будет готов.       Иса забрал голову змеи из рук Сина, закинул на плечо суму с лекарствами и первым исчез в мареве. Кочевнику не хотелось отпускать его одного и потому он послал следом Хайри. Тут же, возле арки портала, нерешительно топтался Наджи. Перехватив взгляд Сина, он посмотрел вопросительно и, чуть поколебавшись, кочевник все же кивнул утвердительно в ответ на этот немой вопрос. Альфа также скрылся в ряби марева.        Оставшийся отряд переждал немного, дав Нуру время хоть отчасти восстановить силы после исцеления, чтобы справиться с переходом. На протяжении всего этого времени Рами, Джанах и Наиль были рядом. Син же, чуть в стороне, объяснял Аскару все произошедшее.       Припасы, воду и вещи, они решили оставить все в Большом портальном зале, а сами вновь вернулись в Шурук. На той стороне у Нура подкосились ноги — Рами подхватил мужа на руки и торопливо зашагал к дому Наиля, будто совершенно не чувствуя веса. Джанах, обеспокоенно насупившись, спешил следом, не отставая, будто приклеенный.       Малый портальный зал Шурука располагался недалеко от дома Наиля, но сейчас дорога казалось бесконечной, а потраченное на нее время — слишком драгоценным. Но, пока находился в движении, Син хотя бы ощущал, будто делает что-то, словно хоть отчасти полезен. Однако, когда Рами с Нуром на руках и Наиль скрылись за дверью одной из комнат, оставив остальной отряд позади и в растерянности, на кочевника навалилось чувство собственной беспомощности.       Это был не первый раз, когда кого-то из охотников кусали змеи, когтями и клыками ранили птицы и звери, но беспокоился Син всякий раз одинаково. Особенно если дело касалось яда — пусть искусству лечения отравлений Иса обучался у Самуры и аммы, все же укусившая Нура змея была не похожа ни на одну из тех, с которыми целителю приходилось сталкиваться прежде. Ядовита ли она? И если так, то сможет ли Иса создать противоядие? А даже если сумеет — протянет ли столько Нур?       — …ин? Син! — кто-то мягко толкнул его в плечо, и кочевник будто очнулся, с недоумением уставившись в обеспокоенное лицо акида.       — Прости, — сконфуженно отозвался Син, оглядываясь — оказывается, он так и стоял посреди коридора, пялясь в закрытую дверь. Благо, кроме Аскара никого не было рядом, чтобы увидеть командира в таком состоянии. — Долго я тут?       — Все только разошлись, — качнул головой Аскар, приобнимая бету за плечи и отворачивая от двери. — Но не думаю, что нам стоит и дальше здесь стоять. Вернемся лучше к себе? Уверен, если будешь нужен — Иса позовет.       Сину не хотелось сходить с места, ноги словно приковало к полу, но, преодолев себя, кочевник сдвинулся и позволил себя увлечь. Может помолиться и заодно скоротать время? Но, оставшись в тишине и наедине со своими мыслями, Син точно не сможет сосредоточиться на послании к Богам, а значит его просьбы и мольбы до них не дойдут. Оставалось лишь искать утешения в объятиях дорогого альфы и ждать известий.       — Да, ты прав. Все равно сейчас Иса ничего не сможет сказать, вернусь позже.       Но даже не видя эту закрытую дверь перед своими глазами мысленно Син все равно был там. Тело сковало напряжение, с которым он ничего не мог поделать, даже лежа в умиротворяющих объятиях родного альфы. И все же, ощущая запах и тепло Аскара, понемногу Син успокаивался. Пусть он беспомощен, но Иса — превосходный целитель, а Нур — сильный телом и душой бета. В какие только переделки они втроем не попадали за прошедшие десять лет, сколько получили ран и потеряли крови — но выживали. А значит, все останутся живы и сейчас.       Потерять Нура, а значит и Рами, было бы немыслимо. Думать об этом и представлять худший исход Сину совсем не хотелось.       Словно в поисках утешения, он уткнулся в шею Аскара, полной грудью вдыхая родной запах. В ответ альфа огладил его по косицам, тихо вздыхая. В этом вздохе Сину слышалось понимание — ведь совсем недавно акид неожиданно потерял товарища, по которому все еще горевал.       Молча поворочавшись в крепких объятиях, чтобы прижаться еще теснее, Син прикрыл глаза и шумно выдохнул. Было бы славно, сумей он погрузиться в дрему, чтобы пережить эти несколько часов полной неопределенности, но увы — даже под боком милого альфы совсем не спалось.       — Где Джанах? — вскинувшись вопросил вдруг Син, озаренный неожиданной мыслью. Погрузившись в свои тревоги, он совсем позабыл про молчаливого товарища-альфу, который переживал где-то в одиночку.       Аскар явно удивился вопросу, но затем, будто догадавшись о чем-то, задумчиво кивнул сам себе и ответил:       — Джанах, как и ты, топтался перед дверью, но Наджи увел его к альфам, — акид промедлил секунду, бросив внимательный взгляд на Сина, прежде чем сказать: — Теперь, когда ты спросил, я понял, почему он выглядел таким встревоженным.       — Давно догадался? — полюбопытствовал кочевник.       — Да вот только что, — покачал головой Аскар. — А вот ты знал все это время.       Слегка поведя плечом, Син вздохнул и уложил голову обратно на руку акида.       — По его лицу, поведению, а уж тем более словам тяжело что-то понять. Но когда что-то происходит — трудно не заметить, вот и я смог.       — А Рами?.. — неуверенно начал Аскар. Ему не нужно было договаривать, чтобы Син понял и ответил:       — У него чутье звериное, точно догадывается. Но достоверно не знает, Джанах ведь этого никогда не показывал, ничего не предпринимал — держит свои чувства при себе. Нур, как мне кажется, так и не заметил.       Парочка охотников интересуется только друг другом, Син знал их достаточно долго, чтобы утверждать наверняка. Между ними не могло быть третьего.       Проводя эти долгие часы вдвоем, Син и Аскар то затихали в молчании, то отвлекались разговорами ни о чем, лишь бы как-то скоротать время. Близился вечер, в обычный день вскоре их позвали бы на ужин, но сегодня охотники, они же и повара, не могли заняться приготовлением простых и сытных, но вкусных блюд — кто-то должен был сделать это вместо них. Син уже представил, как тоскливо ему будет возится на кухне одному, как в помощники попросился Аскар.       Акид в совершенстве владел хопешом, но кухонный нож ему был не подвластен, в ладони лежал неловко, а куски овощей нарезались медленно, да еще и на неравные части. Син не подтрунивал над ним на этот счет — альфа с положением Аскара бывал на кухне едва ли больше нескольких раз за три с половиной десятка лет жизни, ведь готовить самому ему не приходилось ни в отчем доме, ни в военном походе. Кочевник же быстро помыл, нарезал и поставил варится мясо в котелке — на ужин он собирался приготовить обычную солдатскую мясную кашу, разбавив овощами, корешками и кое-какой зеленью. Только часть бульона с отваренного мяса решил оставить — выпоить Нуру, организму которого, вероятно, будет трудно принять грубую пищу.       Когда и каша, и чай были готовы, Син собирался первым делом отнести ужин Исе, Нуру с Рами и Наилю, но Аскар вынудил сначала поесть самому — аппетита не было совсем, но ради успокоения альфы пришлось съесть все.       — Иса сейчас наверняка у себя, занят изготовлением противоядия. Отнесешь ужин ему в комнату? — попросил Аскара бета. — А я пока подменю Рами и Наиля.       В комнате бет ожидаемо застал Рами на коврах подле мужа, бережно оттирающего лицо Нура от пота влажным полотенцем. В каждом движении его руки, убиравшей намокшие пряди волос с висков, сквозили нежность и беспокойство. Он бормотал что-то ласково-успокаивающее, будто совсем не обращая внимания на лишнего человека в их спальне. В то же время Наиль, сидящий у изголовья, держал в своих ладонях руку Нура, тем самым не прерывая контакт и считывая состояние организма. Лицо омеги застыло маской профессионализма, за которой скрывали чувства все целители перед своими пациентами, но слегка нахмуренные брови и поджатые губы выдавали истинное волнение, а вот отчасти розоватые кончили ушей — смущение, вызванное невольно подслушанными нежностями женатой пары.       Поднос с тарелками и чашками Син поставил на пустую деревянную кровать, которую беты за ненадобностью сдвинули в угол к стене — привычные к многомесячным скитаниям по пустыне и сну на заправленном коврами песке, они обустраивали свое спальное место подобно кочевникам или же военным в походах, отчего комната имела знакомый вид.       Не произнося ни слова, Син улыбнулся Наилю глазами и мотнул головой в сторону кровати, предлагая устроится там как за низким столом и поужинать. Рами же похлопал по плечу, и тот молча отодвинулся, уступая место командиру. Син помог Нуру присесть, опираясь спиной на стену. Плечи у него тряслись, словно от холода, а по лицу стекал пот. Он однозначно чувствовал себя очень плохо, но глаза, затуманенные нездоровьем, все же узнавали кочевника, а разум распознавал приказы, так что он безропотно подчинился, когда Син поднес к его губам чашу и стал понемногу спаивать наваристый бульон.       Нур осилил половину и Син не стал требовать допить остаток, хотя энергия еще понадобиться организму для борьбы с ядом, а взять ее было негде, кроме как из еды — ведь сон при подобной лихорадке больше отнимал, чем давал. Отставив чашку в сторону, Син уложил бету обратно на ковры и вместо Рами обтер лицо влажным полотенцем.       Слишком ослабший, чтобы продолжать держать глаза открытыми, Нур смежил веки. Брови его были мучительно сведены, а сквозь приоткрытые губы вырывалось хриплое, затрудненное дыхание. От тела, казалось, даже на расстоянии исходило сильное тепло — изнутри Нура сжигал жар, пытающийся побороть разносящийся по крови яд и вынуждающий ее вскипать в венах ради этой цели. Вот только тело не знало, что сам по себе жар представлял серьезную опасность для организма. Но больше всего Сина, пожалуй, беспокоила ненормальность этой повышенной температуры — такого обычно не случалось при укусе ядовитой змеи. Подобное возможно, но не в первые сутки и только если яд вызвал омертвление участков тела или частей органов. Выводы напрашивались неутешительные… Вот только еду, пусть и жидкую, организм не отвергал — это ведь хороший признак?       Син сильно жалел о том, что не столь уж многое знал об отравлениях змеиным ядом за пределом собственных ощущений после укусов. В конце концов, искусству змееловов обучали тех сыновей-бет, что оставались подле аммы и братьев-омег, чтобы помогать в продолжении семейного дела, для Сина же было запланировано совсем иное будущее — заменить так и не рожденного альфу, пожертвовать назначенной Богами ролью во благо семьи и жить в отрыве от них, защищая издали.       Но Иса разберется, что делать с этим ядом, даже если он такой ненормальный. Все, что оставалось Сину: либо верить в мастерство целителя, либо утратить всякую надежду. Верить кочевник умел, а потому придерживался первого варианта.       Немногим позже, видимо сразу после ужина, явился и Иса собственной персоной, проверяя состояние пациента. Ответом на поднявшуюся температуру он оставил жаропонижающие настойки, но вот на вопрос Сина о противоядии не сказал ничего — только глянул хмуро и спешно вышел. Значит, работа все еще велась.       Не было ни единого шанса, что этой ночью Рами отправиться спать и оставит Нура, а потому Син даже не попытался его уговорить. А вот Наиля он отпустил, пообещав приглядеть вместо него и разбудить если что-то понадобиться. Любые другие «если» вслух не упоминались.       Спустя час настойки Исы подействовали и жар спал, кожа наощупь была теплее, чем требовалось, но изнутри Нур уже не горел. Это позволило Рами с Сином выдохнуть хоть отчасти облегченно. Вот только поспать болеющий за всю ночь так и не смог: он то впадал в беспамятство ненадолго, то резко пробуждался и просто лежал с закрытыми глазами, но погрузиться в глубокий сон, по непонятным причинам, так и не сумел. Утром наступившего дня глаза Нура были запавшими после беспокойной ночи, к тому же обнаружилось, что пищу он принимать не мог — тошнило. И если утром после бессонницы данное открытие не сильно встревожило Сина, то в обед он уже всерьез забеспокоился после небольшого происшествия.       В обед Рами, отказываясь потакать возражениям мужа и его отказу от еды, проявил упрямство и большую настойчивость, уговорив Нура проглотить несколько ложек свежесваренного Сином бульона. Вот только удержать в желудке даже столь малое количество охотник не смог.       — Простите… Это было отвратительно, — тихим голосом повинился Нур, пока Рами обтирал его влажным полотенцем и сменял одежду, а Син молча скатывал ковер, чтобы заменить другим, а испачканный почистить.       — Это пустяки, — только и мог что ответить кочевник, — даже не вздумай переживать.       Рами переглянулся с Сином — в глазах охотника читалось отчаяние, ведь для переживаний были куда более серьезные причины, нежели заблеванный ковер. Причина эта читалась с затуманенных усталостью глаз, бледного лица, ослабленно обмякшего тела — то был образ неминуемого угасания.       С полудня Нур так ничего и не поел, а попытки споить бульон не оканчивались успехом — если что-то все-таки и попадало ему в желудок, оно редко там удерживалось. Пока что лишь вода не выходила из него наружу сразу после питья и это отнюдь не было хорошим признаком. С каждым уходящим часом он делался все более апатичным и в итоге проспал до самого вечера. А ночью его вновь захватила лихорадка.       В эти долгие сутки Син лишь ненадолго отлучался из комнаты охотников: сварить бульон для больного, самому поесть приготовленную Хайри весьма неплохую стряпню, ополоснуться в купальне вместе с Аскаром и немного понежиться в его объятиях в их комнате — после чего возвращался к Нуру и Рами, влекомый к товарищам искренним беспокойством. А там, в этой залитой полумраком комнате, где днем окна были прикрыты ставнями от яркого света, а ночью блекло светили лениво и сонно кружащие магические огоньки, кочевника донимали мысли, от которых при всем желании не удавалось избавиться. Нельзя было отвлечься от них, глядя в столь знакомые и дорогие лица, измученные часами борьбы, которая может не привести к желанному результату. Ведь добрых вестей от Исы все не было: пытаясь разобраться в составе яда он подключил к этому делу даже Наиля, а Гайса с Лейсом с неудовольствием взял в помощники — делать записи под диктовку. Целитель трудился, не прерываясь на отдых и сон, но время Нура неумолимо истекало, а противоядия все не было.       Рами был в шаге от того, чтобы вынудить себя оторваться от пары, пробежать через весь дом, ворваться в комнату целителя и вытрясти из него душу, если это поможет ускорить процесс — останавливало или понимание, что не поможет, или присутствие рядом командира, который такое поведение не одобрил бы и пресек. Сину очень не нравилось, каким хмурым, замкнутым и дерганным стал всегда лихой, дерзкий и нарочито расслабленный товарищ. Если поначалу он хотя бы реагировал на Сина, переглядывался с ним, то теперь в ответ на любое обращение к себе лишь молчал, а разговаривал только с Нуром, когда тот находился в сознании — бормотал нежности, ободрял и все нес какую-то отвлекающую ерунду.       — Ты ведь всю жизнь играл с львиными хвостами и дергал тигров за усы, а потому не позволишь яду какой-то уродливой змеюки взять над собой верх, правда же?       — Если продадим все собранные чешуйки драконов и прочую редкую мелочевку, то сможем по возвращении купить в Хибе краба, как думаешь? Тебе ведь всегда нравились эти их крабы. Как по мне они даже лучше дома: на спине и мы вдвоем, и все наши вещи поместятся. Верхом на крабе путешествовать наверняка будет комфортнее, чем на варане, правда?       Отчасти Сину было страшно его слушать — этот голос, дрожащий в каждом звуке и отчаянно взывающий к затуманенному разуму больного. Казалось, Рами и сам был болен этим отчаянием почти до безумия.       А к вечеру второго дня у Нура начался бред: он то стонал что-то неразборчивое, то вскрикивал, то всхлипывал, горюя о чем-то давнем. Постоянно приходилось удерживать его, ведь Нур все порывался встать, уйти куда-то, совершенно не осознавая, где находится и что с ним происходит. Увещевания не давали результата, ведь он никого не узнавал: его глубоко запавшие глаза были тяжело затуманены видениями, содержания которых никто не знал, однако и Рами, и Син однозначно чувствовали — то были кошмары, терзающие ослабшего и уязвимого охотника точно дикие и кровожадные звери.       Нур весь горел. Привычным жестом приложив ладонь ко лбу беты, потрогав затылок и подмышку, Иса помрачнел больше прежнего. Син тоже заметил, что нынешней ночью лихорадка отличалась — ни капли пота, кожа Нура сухая и натянутая, пылающая жаром, а сам он весь был будто одно большое воспаление. Попытки целителя напоить больного жаропонижающей настойкой или хотя бы холодной водой не увенчалась успехом — Нура тут же выворачивало. Тогда Иса приказал восполнить недостаток жидкости другим способом: они намочили простыни холодной водой из уличного фонтана и обернули в них Нура. Его бросило в дрожь и отняло много сил, но температура на какое-то время снизилась.       — Ты еще не изготовил противоядие? — обратился взвинченный Рами к Исе, скорее не спрашивая, а обвиняя. Глаза его сверкали так, словно были влажными от слез, хотя щеки оставались сухими. Но вот взгляд, обращенный на целителя, был одновременно злым и молящим.       Иса же, мрачный донельзя, с трудом поднял взор к его лицу, чтобы сказать прямо, хотя весь его вид кричал, как тяжело это дается:       — Я не могу изготовить противоядие. Эта змея какая-то неправильная и яд у нее такой же. Он по составу даже на яд не похож. Поэтому я… — Иса поджал на мгновение дрожащие губы, но все же договорил, раздавленный собственной беспомощностью: — я ничего не могу сделать. Прости…       — Прости?.. Ты что, собираешься сдаться? — раздельно и как-то чересчур спокойно вопросил Рами.       — Что? — растерянно отозвался Иса. — Нет же!       Перемены во взгляде Рами так напугали Сина, что он чуть сдвинулся, чтобы загородить Ису и привлечь внимание товарища к себе.       — Никто не сдастся, — произнес кочевник со всей твердостью, выдерживая тяжелый взгляд охотника не поколебавшись. — Это не конец. Нур борется — и мы тоже продолжим бороться. Оставайся с ним, а мы сходим за холодной водой.       Рами не нужно было уговаривать заботиться о муже, а вот Исе лучше впредь не оставаться с охотниками наедине — сейчас, наблюдая страдания своей пары и ощущая, будто теряет его, Рами определенно не контролировал себя и был опасен.       — Значит, противоядия не будет, — подвел Син неутешительный итог, как и было обещано, собирая холодную воду в фонтане посреди ночи. В саду было тихо, прохладный до промозглости ветерок слегка колыхал кустарники и ветви деревьев, Нанна со звездами-сорванцами освещал подлунную землю с темного небосвода. Снаружи было так мирно и безмятежно, что Син чувствовал себя словно оглохшим, в том числе и эмоционально — переживая на пределе возможностей последние несколько бесконечных суток, он вдруг будто и вовсе перестал что-либо ощущать.       — Ты и не представляешь, какое это безумие, — почти простонал Иса, зарываясь пальцами в растрепанные волосы, обхватывая руками непокрытую голову. — Эта змея неправильная, она вообще не должна существовать. А яд ее и не яд вовсе — то будто концентрат какой-то жуткой, уродливой магии. Даже Наиль потрясен, а уж он-то разбирается в магии как таковой получше меня.       Вздохнув, целитель с нажимом провел ладонями по лицу, растер щеки.       — Мы не знаем, что делать. Нет, даже хуже — мы ничего и не можем сделать.       — В таком случае вам следует отправиться по своим комнатам — спать, — сказал Син неожиданно для Исы, тем обратив на себя его удивленный, неверящий взгляд.       — Спать? — переспросил, будто недопонял. — Ты слышал меня вообще? Мы не можем его исцелить. Не можем спасти!       — Все я прекрасно расслышал, — вздохнул Син. Он не был ошеломлен новостью, не был и спокоен. Он в принципе особо ничего не чувствовал — все притупилось. Тело его было изнурено, зато разум — холоден, точно вода, что тихо журчала в фонтане. — Целители не всесильны, тебе ли этого не знать. Но у вас есть обязательство делать все, что в ваших силах. Что же вы должны делать, если бессильны, ты помнишь?       Поджав губы, глядя на чрезвычайно хладнокровного кочевника с недоверием и даже долей необъяснимого гнева, Иса процедил:       — Отпустить. Потому что невозможно каждый раз спасать всех. Мы всегда кого-то теряем и должны уметь отпускать, — сверкнув на Сина злыми глазами, он возразил: — Вот только даже чужаков, незнакомых солдат, которым кишки обратно в пузо запихивал, отпускать тяжело. А ты мне предлагаешь Нура бросить?       — Ты же и сам понимаешь, — мягко отвечал ему кочевник, — что сейчас ничего не можешь сделать. И мыслей в голове нет, и сил держать глаза открытыми. А ведь твои способности целителя еще могут нам понадобиться — раз мы не знаем, что за яд сейчас в крови Нура, то не знаем и течения вызванной им болезни. Ясно только, что она затяжная. И раз это война, а не бой, то мы должны поддерживать собственные силы, чтобы помогать Нуру бороться. Так что отправляйся спать, и Наиля с собой прихвати. А утром возвращайся и возьми с собой Джанаха — подмените меня.       Иса не выглядел особенно довольным прошедшим разговором: круто развернулся и потопал в дом, оставляя Сина позади. Он что-то бурчал себе под нос на ходу, фыркал, но кочевник видел лишь ссутуленные плечи и шаткую от усталости походку.