Trinitas

      Син пробыл у фонтана еще несколько минут, отдыхая в этой оглушительной тишине сада. Ночь он собирался провести с бетами, поэтому заснуть и не надеялся. Оставалось лишь на мгновение прикрыть глаза, ощутить на себе ласковые лучи Нанны и набраться сил вернуться назад, в комнату, где все было не так мирно и спокойно.       Син зашел внутрь с тазом прохладной воды, в которой после намочил простыню и попросил Рами укутать в нее Нура. В прохладе лихорадка отступала и бета, пусть и дрожа, погружался в сон. За последние дни тело его ослабло и теперь под слоем мокрой ткани казалось слишком тонким, слабым и иссохшимся, будто не принадлежащим ранее ловкому и сильному воину. Рами, судя по нахмуренным бровям, посещали похожие мысли. Он, несмотря на холод и сырость, прижимался к Нуру, обнимал, касался ладонью груди, чтобы чувствовать биение сердца, ощущать дыхание. Син понимал его опасения и от осознания каждый раз сжималось сердце — Нур выглядел настолько истощенным, будто скоро потеряет последние силы. Внутри беты словно поселилась уродливая змея, которая отравляла, мучила, выедала изнутри, но никто не знал, как от нее избавиться. Син мог лишь наблюдать со стороны за сражением врага и товарища, не в силах помочь. И, совсем как у оставленного в тылу, тело бросало то в холод, то в жар от накатывающих волн тревоги.       Вскоре Рами заснул, прижимаясь к Нуру, а Син остался беречь бет, не смыкая глаз. Постепенно ночь стала чернее, лунные лучи скрылись за кронами деревьев, и комната погрузилась в полумрак, освещаемый только магическими огоньками. Прошло много времени до того момента, когда над землей поднялись солнца и осветили теплом стены помещения. Однако, Сина разбудили не первые лучи — он все же не смог выстоять эту ночь и сдался под натиском усталости, — а тихий стон где-то поблизости. Кочевник прохрипел, потер глаза и поспешил к Нуру. Возможно, ткань окончательно высохла и перестала охлаждать, или прошло действие жаропонижающих настоек. Син аккуратно высвободил край простыни, стянул ткань с тела беты и в тот же момент опустился обратно на пол, непонимающе глядя на ноги Нура: на них пятнами растекались гематомы, появлялись почти на глазах, вырастая от едва заметных покраснений до фиолетовых разводов. Мышцы же ног по непонятной причине сокращались в судороге и казались напряженными до предела.       Лежащий рядом Рами еще не успел проснуться, поэтому Син быстро его разбудил и тут же бросился за помощью к целителю: эти синяки не предвещали ничего хорошего и, если Иса сможет узнать причину и предотвратить их появление, получится хоть немного помочь Нуру.       Ожидая, пока омеги спешно соберут все необходимое, Син слышал звучащий издалека голос беты, постепенно становящийся громче и переходящий на крик. Он словно впитывался в стены дома, бежал по ним в соседние спальни, поднимал с ковров встревоженных товарищей. На обратном пути у двери в комнату бет Син застал неожиданно разбуженных и взволнованных людей, которых пришлось спешно разогнать обратно по комнатам.       Войдя к охотникам уже в сопровождении омег, Син заметил растерянного Рами, который смоченной в воде тканью старался охладить синяки. На Ису он взглянул беспомощно и моляще, но омега не нуждался в просьбах, чтобы приступить к исцелению: он сел у ног беты и невесомо коснулся кожи, отчего Нур вздрогнул. Тогда Иса попросил Наиля подготовить обезболивающие настойки и постараться хоть через силу, но напоить ими бету. Рами и Сину пришлось приложить усилия, чтобы держать рот Нура открытым, пока омега по капле вливал в него лекарства. Бета не должен был ощутить вкус, но все равно через время стал вздрагивать от рвотных позывов. Оставалось лишь отпустить и понадеяться, что хоть часть попала внутрь и начала действовать. Чтобы облегчить страдания Нура настойку придется споить еще не раз, поэтому после небольшого перерыва они попробовали снова.       Тем временем Иса с помощью магии искал причину появления гематом, касаясь кожи в разных местах. Ощутив что-то странное, он подхватил одну ногу под колено и отодвинул, отчего Нур вскрикнул. Взгляду открылась внутренняя часть бедра, абсолютно посиневшая и местами покрытая окровавленными ранами. Точно так же выглядели голени и стопы в местах, где соприкасались между собой. Подавив шок, Иса удержал ногу на весу и поднес ладонь, чтобы исцелить рану. Постепенно в до того кровоточащих местах кожа стала срастаться, пока окончательно не заменилась новой и здоровой. Целитель уже перешел на следующую рану на голени, но, бросив взгляд, заметил, как снова раскраснелась и надорвалась кожа на бедре. Иса попросил Наиля помочь, продолжить исцеление, но даже занимаясь лечением вдвоем они только убирали симптомы — стоило на мгновение остановиться, как раны появлялись снова, каждый раз разрывая кожу и причиняя боль. От безысходности у Исы опустились руки, и он решил на время прекратить исцеление, чтобы получше разобраться в проблеме. Омега сосредоточился на израненной коже, нахмурился, вгляделся, как вдруг комнату пронзил громкий крик, переходящий на вой. Нур извернулся, вцепился руками в ковер и закричал от невыносимой боли.       — Что ты сделал? — взрыкнул Рами, глядя на Ису зло, как на мучителя и обидчика, но тот лишь ошарашено вскинул руки. Не успел Син вступиться за целителя, как последовал новый крик, а после тихий треск. Четко зная источник звука, он не мог поверить в свои предположения, но взглянув тут же онемел от шока: прямо на глазах у присутствующих нога Нура надломилась и неестественно изогнулась.       Глядящий на нее Рами дышал тяжело, сдерживая ярость и изнывая от собственного бессилия. Он наклонился к Нуру, побледневшему и обмякшему от боли, ткнулся губами в макушку, огладил волосы дрожащими руками. Заслышав надрывный плачь, Рами вскинулся и бросил на Ису обжигающий взгляд.       — Исцеляй! — прикрикнул он, то ли приказывая, то ли моля. Иса и сам был растерян и напуган, поэтому боялся даже прикоснуться к Нуру. Он посмотрел на Рами со страхом:       — Вдруг случится то же самое, что и с ранами?       Бета побледнел, сжал кулаки, словно собираясь выбить из целителя необходимый ему результат. Тогда Син уже не смог оставаться в стороне — с силой положил руку на плечо Рами, не позволяя тому двинуться, и отрезвляюще произнес:       — Иса не сможет сделать что-то выше своих сил.       Голос разума донесся до беты и огонь во взгляде угас, залитый ушатом остужающего осознания. Рами задрожал, как от холода, потер глаза ладонью, а после тихо прошептал:       — Я не знаю, не знаю… Пусть сделает хоть что-нибудь…       Син разжал ладонь на плече беты и тот сразу же склонился к Нуру, обнимая исхудавшее слабое тело. В лучах солнц были заметны очертания иссохшихся мышц и обтянутых кожей костей, отчего Нур казался особенно слабым и болезненным. Как бы ни пытался Рами облегчить его страдания, напоить настойками, успокоить словами — болезнь делала все по-своему. От этого сам бета уподоблялся мужу, теряя всякий здоровый вид.       Иса молча выполнил просьбу Рами сделал все, что мог: он прикрыл глаза, полностью сосредоточившись на лечении, и стал понемногу сращивать перелом. Неестественный изгиб становился ровнее, но его исправление стоило больших сил и Исе, и Нуру. Исцеление никогда не было безболезненным, поэтому в комнате не стихали крик и вой. От его звучания внутри все холодело, как от ночного пустынного ветра, а по коже бежала дрожь. Син никогда не видел товарища так глубоко страдающим и так нещадно измученным.       Чтобы отвлечься самому и вернуть к жизни Рами, кочевник предложил смочить сжигаемое лихорадкой тело и постараться споить Нуру хоть пару капель настойки. Беты занялись делом, ведь постоянное движение создавало иллюзию изменений к лучшему. Вот они смочили пылающую кожу мокрой простыней, вот накрыли прохладным полотенцем синяки, вот с усилием заставили проглотить немного лекарства. Все эти действия должны были облегчить мучения и убежденные в этом беты видели, словно пустынный мираж, здорово порозовевшую кожу, посветлевшие синяки, расслабленные мышцы. Вот только стоило сморгнуть пелену, как все возвращалось на свои места.       От бессилия и отчаяния Син сам словно мучился от лихорадки: глаза были сухими и горячими, горло саднило, тело горело каждой своей частицей. Не было ни эмоций, ни мыслей, только пожирающее чувство безысходности. Оно лишь усилилось, когда Иса отнял руки и стал наблюдать отсутствующим взглядом, как результат его стараний безвозвратно исчезает — почти сросшийся перелом, под истошные крики Нура, вернулся к прежнему состоянию. Омега обреченно смотрел перед собой, дрожа всем телом и в особенности — руками, которые только что заставили Нура испытать всю боль дважды.       — Если я продолжу противостоять этой силе, Нуру придется заново пройти через все изменения, — проговорил он тихо, едва слышно среди криков и воя. — Единственный способ это закончить — позволить болезни сделать задуманное.       Рами поднял на омегу холодный и острый, словно лезвие сабли, взгляд.       — Убить Нура? — в голосе его не звучали эмоции, лишь пугающее равнодушие, от которого каждый в комнате притих. Именно такой Рами был опаснее дикого зверя и мог сделать любой неожиданный поступок. Благо, он не двинулся с места, будто окаменев и телом, и сердцем, только уст его сорвался четкий, безоговорочный приказ: — Уйдите прочь.       Сердце Сина замерло от незнакомой жестокости в голосе товарища. Рами был уничтожен чувствами, разбит реальностью, измучен страданиями Нура и собственным бессилием. В нем клокотала буря, способная вырваться и сровнять все вокруг с землей. Пускай Син догадывался, насколько опасной была просьба уйти, не стал сопротивляться и не позволил этого же омегам. Кочевник лишь молча покинул комнату, понимая — Рами спасает их от своего гнева: стоит лишней капле переполнить чашу терпения, как он вспыхнет яростью и в беспамятстве не пощадит самых близких. Наедине же с мужем он успокоится, переживет потрясение и, может позже, снова примет помощь товарищей.       Оказавшись в коридоре, Син собирался отпустить омег отдыхать, а сам — остаться у двери, чтобы в необходимый момент удачно оказаться рядом. Вот только его место уже было занято Джанахом, который, похоже, не послушал настойчивых уговоров и не вернулся в комнату. Выражение его лица теперь было красноречивее слов и, чтобы сохранить тайну альфы, Син поторопил омег разойтись. Когда Иса и Наиль скрылись в коридорах, бета обратился к Джанаху:       — Сможешь пробыть здесь еще немного? — Син понимал, насколько больно неравнодушному человеку слышать крики, но знал, что никто кроме Джанаха не будет таким же внимательным и стойким. Альфа, пересиливая душевные муки, согласно кивнул. В ответ кочевник дежурно сощурил глаза, которые спустя короткое мгновение покинула эта вынужденная улыбка. — Если что-то случиться — обязательно сообщи мне.       Син уже двинулся дальше по коридору, но обернулся, услышав голос Джанаха:       — Командир, — окликнул он, глядя на бету непривычно открытым взглядом. В нем без усилий читались волнение и страх, обреченность и печаль. Иногда Син не узнавал в Джанахе того непоколебимого, молчаливого и равнодушного воина, которому противостоял когда-то, как не узнают друг друга солдаты, лишившись брони и оружия. Сейчас альфа напоминал разбитых горем детей, которых встречали солдаты в разгромленных деревнях. Он спросил, ожидая услышать не правдивый ответ, а мягкое утешение: — Нур выживет?       Син вздохнул, не в силах обмануть, но желая обнадежить:       — Если будем молиться, возможно, наши просьбы будут услышаны Богами.       Джанах помрачнел, но кивнул и прикрыл глаза, незамедлительно погружаясь в молитву. Син, тем временем, тихо покинул коридор, оставляя позади комнату, полную страданий.       За долгую ночь и тяжелое утро бета устал как за день пути и теперь с трудом вел тело в их общую с Аскаром спальню. Перед тем, как пропасть во сне, Син решил съесть хоть что-то, чтобы не мучиться от боли в животе, поэтому по пути заглянул на кухню. Из людей, смыслящих в готовке, остался лишь Хайри, так что в отсутствие кочевника именно на него ложилась обязанность накормить отряд. Увидеть бету, занятого приготовлением еды, было не удивительно, а вот неожиданная компания альф заставила Сина утомленно улыбнуться: Аскар и Наджи справлялись с готовкой неумело, но под командованием Хайри были полезны на кухне. Когда Син приблизился, отвлекая их от дела, Аскар первым поднял голову и улыбнулся. От его вида кочевник на мгновение отпустил мысли о Нуре и вернулся в реальность, чтобы ответить тем же.       — Ты за бульоном для Нура? — спросил акид, словно охотник всего лишь приболел простудой и жизнь его в безопасности. Эта легкость в словах заставляла представить, что все так и есть. В ответ Син покачал головой:       — Он уже совсем не ест.       Аскар поджал губы, но после снова улыбнулся, уже не так искренне:       — Значит, ты проголодался? Сейчас выберу самое вкусное и вместе пообедаем.       Син кивнул и вышел, чтобы подождать в коридоре и не смущать Аскара пристальным взглядом. Вскоре альфа присоединился к нему уже с двумя тарелками в руках, в которых находилась привычная каша с фруктами и тушеным мясом, оставшимся с прошлой охоты. Попробовать еду Син смог уже в их общей комнате, казавшейся почти непривычно тихой, спокойной и светлой после спальни охотников.       Бета молча ел предложенную пищу, не замечая ни вкуса, ни аромата. От всего увиденного чувства покинули его, оставляя в пронзительной тишине и оглушительном одиночестве. Аскар понимал все без слов и оттого не стремился завести разговор, а просто ждал, пока Син закончит с едой и сделает первый шаг. Больше всего бета сейчас нуждался в ощущении чего-то знакомого, спокойного, неизменного. Отложив в сторону тарелку, он взглянул на Аскара, помедлил и после подался вперед, прячась в его объятиях от всего происходящего ужаса. Альфа положил руки на спину, прижал к себе, умостил подбородок на макушку и тихо вздохнул неведомым Сину мыслям. Аскар был таким живым и теплым, таким надежным посреди этой трясины тупого отчаяния, которое утягивало Сина точно зыбучие пески. Опираясь на своего альфу, бета мог дрожать всем телом и бояться, как дитя. Син не мог представить, что проживает сейчас близкий товарищ, что чувствует сейчас Рами. Вдруг не зря глаза кожаных змей казались такими… человеческими? Вдруг все они и вправду… когда-то были людьми? А Нур прямо сейчас на пути становления таким уродливым, искаженным змеиным подобием…       Руки обняли Сина крепче, на макушке ощутилось касание поцелуя. Похоже, он слишком явно показал свой страх, и Аскар постарался отвлечь нежностями. Альфа улегся на ковер и потянул за собой Сина, вовлекая в разговор:       — Этой ночью ты снова будешь с Нуром и Рами? — бета без промедления кивнул. Чтобы там не происходило и как бы не злился Рами, кто-то сильный должен быть рядом. — Давай я составлю тебе компанию?       Син покачал головой, лишь больше скрываясь в объятиях:       — Не хочу, чтобы ты видел все… происходящее.       Аскар тихо хмыкнул и со вздохом произнес:       — Ты слишком бережен ко мне и слишком жесток к себе.       — Мы оба воевали и видели всякое, но я с трудом выношу то, что творится с Нуром, — от невольного признания защипало глаза.       Син перенес за жизнь многое, но страдания тела никогда не могли сравниться со страданиями души. Прямо сейчас он слышал, как вместе с треском костей Нура ломается что-то внутри него. Аскар был прав, предлагая помощь, ведь в ней Син особенно нуждался. Бета отстранился, чтобы взглянуть в глаза альфы, убедиться в решительности акида и сдаться, но вовремя вспомнил, отбрасывая слабость:       — К тому же Рами может не понравиться, что посторонний альфа будет смотреть на его обнаженного, страдающего мужа.       Этот аргумент Аскар принял без сопротивления. Наверняка сам бы не порадовался присутствию посторонних, будь Син на месте Нура. Оказаться таким же слабым и болеющим он мог легко, ведь столько раз был в шаге от ранения кожаной змеей.       — Тогда постарайся выспаться, чтобы иметь силы перенести эту ночь.       Аскар уложил его на ковры, под голову положил свернутый верхний халат, а сам занял место поблизости, чтобы касаться, но не сковывать движений. Утомленный переживаниями бета медленно прикрыл глаза, растворяясь в родном запахе и дневной дреме. Из-за усталости Сину не мешали яркие лучи, которыми была залита комната, пение птиц и скрип веток от прыжков крылатых змей. Все растворилось в полумраке закрытых век и сменилось мучительными, душераздирающими криками. Син чувствовал невыносимую боль: жжение открытых ран, треск рвущихся мышц, хруст костей. Горло саднило от воя, в голове клубился туман, но свои срастающиеся ноги бета видел отчетливо, словно смотря чужими, ясными глазами — их изломанный и искаженный вид бросил в ужас. Синяки растекались темными пятнами, неведомая сила бежала судорогой по телу, выбирая, какую кость сломать на этот раз. Незримые руки хватали ноги, гнули их с силой и ломали, как сухие ветки, которым суждено дотла сгореть в огне боли. Напуганный, бессильный, заточенный под властью бездушного мучителя, бета мог лишь взывать к Богам и обмирать от ужаса.       Проснулся Син резко, с прерывистым вдохом, постепенно возвращаясь в реальность. В голове ощущалась болезненная пульсация — отголосок прошлых мучений. Постепенно напряженное тело расслаблялось, перед глазами светлел мир, а разум ликовал — это был просто кошмар. Казалось, Син уснул всего на мгновение, но свет солнц уже потеплел от близости к горизонту, а по стенам растянулись темные тени. Глядя на плавный танец черных листьев на стенах и ощущая тепло спокойного ветра, Син восстанавливал загнанное дыхание.       — Что-то приснилось? — привлек внимание Аскар. — Ты весь взмок.       И вправду, на теле ощущалась неприятная липкость, а влажную кожу холодил воздух. Бета утер лоб краем рукава и сел на ковре:       — Это от жары.       Хотелось как можно быстрее смыть страх и холод, поэтому Син предложил отдохнуть в купальне. В теплой воде, запахе трав и бликах магических огоньков бета набирался сил вернуться в комнату охотников.       Прямо сейчас есть люди, которые волнуются и боятся гораздо больше, так неужели он не сможет быть для них стойким, непоколебимым, уверенным в хорошем исходе командиром?       Даже если сам боится до дрожи…       Кажется, тень этой дрожи прокатилась по телу, пока Аскар купал кудри и ласкал кожу мягкой пеной. Без промедления он прижался ближе, коснулся горячей грудиной спины, объял руками и поцеловал в шею, отвлекая. От такого внимания Син растрогался, отклонился назад и ткнулся губами куда-то в скулу. Аскар хотел сберечь бету от страха, но на ближайшие дни он — верный, неотступный спутник. Син не мог от него избавиться, но всегда знал, где мог спрятаться.       Оставаться в этом безопасном укрытии и дальше не позволяла совесть, поэтому сразу после купальни бета направился к комнате Нура и Рами. Постепенно приближаясь, Син ощущал нарастающую тревогу, ведь былой истошный крик стих, а в положении Нура ничто так не пугало, как тишина. Хотел бы кочевник надеяться на лучшее, но все же ускорил шаг, чтобы поскорее открыть дверь и убедиться в своей правоте.       Со страхом заглянув внутрь, Син заметил лежащего на коврах Нура сломанного болезнью уже в нескольких местах. Ноги его напоминали вьющуюся ленту: тонкую, небрежно брошенную и оттого изогнутую. Начиная с выступающих тазовых косточек кожа переливалась синими, красными и зеленоватыми оттенками, совсем утратив свой настоящий цвет. Ноги теперь вовсе не разъединялись между собой, сросшиеся в местах соприкосновения. Пугающая тишина оказалась лишь иллюзией — Нур ни на мгновение не умолкал, хрипло, бессильно завывая. Бета не ел и не пил, а потому силы, брошенные на вопли, быстро покинули его. Оставалось лишь тихо выстанывать что-то неразборчивое, пока Рами поглаживал по голове и глядел куда-то перед собой отрешенно. Похоже, он не услышал звука открывающейся двери, не заметил появления Сина и не собирался прогонять, поэтому бета молча вошел внутрь. Рядом с Нуром сидел Наиль и магией убирал кровь с его тела, чтобы лишний раз не касаться измученной плоти. Омега, как и Рами, выглядел оглушенным то ли криками Нура, то ли собственными чувствами.       Когда Син прошел к противоположной стене и сел на пол у окна, учитель наконец заметил его и от неожиданности вздрогнул. Узнав бету, он с облегчением выдохнул и вымучено, тускло улыбнулся, отчего Сина затопило чувство сожаления — видеть Наиля таким утомленным, истощенным и эмоционально вымотанным было почти невыносимо. Наверняка он винил себя во всем происходящем и оттого был рядом с охотниками каждое мгновение, хотя сам не мог вынести ни видов, ни звуков. Чтобы скрыться от них омега воспользовался первой же возможностью, и, подкравшись к Сину, прижался плечом к плечу — через ткань халата бета чувствовал, как мелкая дрожь переходит с тела на тело и словно искрит между ними. Понимание, что оба испытывают схожие эмоции, немного успокаивало.       — Ты изучал магию, которая орудует внутри Нура? — шепотом поинтересовался Син.       — Пытался понять ее природу, но она не принадлежит Пустоши и совершенно чужда мне, — тихо ответил Наиль, лишь сильнее прижимаясь к бете. Он уткнулся лбом в ключицу Сина, спрятался от очередного бессильного воя, сжал в кулаке ткань халата и виновато прошептал: — Я ничего не могу сделать, хоть повинен в происходящем больше других. Как неверующий, я даже молиться не имею права.       Син прикрыл глаза, зажмурился и, коснувшись спины омеги, прижал его ближе к себе. Делать это все еще было боязно и непривычно, но, зная оазисных омег, именно ласка могла успокоить лучше всего.       — Если так задумано Богами, то ни силы целителя, ни умения лекаря, ни молитвы верующего не смогут изменить исход, — с тихим вздохом бета склонил голову к светловолосой макушке и, коснувшись ее щекой, нежно потерся. Мгновение согрев омегу в объятиях, Син отстранился, настаивая: — Иди отдохни, грустные мысли делу не помогут.       — Не хочу оставлять тебя, — прошептал расчувствовавшийся Наиль. — Одному здесь трудно, я же знаю.       Син коротко улыбнулся и позволил омеге снова прижаться к себе, уже теснее, обняв руками и умостив голову на груди. Чтобы Наиль мог полностью расслабиться, бета аккуратно придержал его за спину.       — И все же ты устал, — ладонь с трепетом огладила побледневшие щеки и проявившиеся глубокие тени под глазами. — Засыпай, мне будет достаточно твоего присутствия рядом, чтобы чувствовать себя лучше.       Наиль, молча кивнул и умостился в объятиях беты. Син же поднял взгляд на Нура — он лежал обнаженный и лунный свет особо подчеркивал впадины исхудавшего тела, половину которого испятнали радужные синяки. Кости его ломались с треском и Син прикрывал уши Наиля, чтобы тот отдохнул от этого звука. Бессильный Нур не мог кричать, а только хватать ртом воздух да глядеть опустевшими распахнутыми глазами куда-то перед собой — из-за напряжения сосуды на них полопались и зрачки окружили красные пятна крови. Такого искаженного и изуродованного, его едва ощутимо обнимал Рами, почти не касаясь страдающего тела. Шептал что-то совсем неразборчивое, слово безумец, не способный связать двух слов. Для охотников комната была пуста: ни разу Син не словил на себе их взгляды, ни разу не услышал обращенный к себе голос. Неспособный хоть как-то повлиять на происходящее, кочевник лишь наблюдал со стороны, чувствуя, как обмирает каждой частицей тела. То, во что превращался близкий товарищ, пугало до дрожи.       К середине ночи ноги Нура срослись окончательно, превратившись в подобие искривленного хвоста. В нем едва угадывались выступы коленей и стоп, которые неумолимо ломались, выравнивались, сглаживались. Ноги постепенно вытягивались в длину и выглядели не симметрично тонкими. Теперь судорога прошивала хвост, который извивался и после каждого движения с хрустом ломался внутри. Син боялся представить во что превратились кости ног Нура, но предполагал, что в подобие змеиного позвоночника.       Рами с нежностью и болью удерживал руки Нура от соприкосновения с туловищем, боясь, что те так же прирастут и бета окончательно уподобится кожаным змеям. Болезнь развивалась быстро, меняла тело Нура нещадно, поэтому никто не мог знать точно, кем через пару дней обернется товарищ. Син и не думал терять надежду на лучший исход — она еще теплилась в нем, пусть и слабая, — но для безопасности как Нура, так и остальных, вынужден был ограничить круг тех, кто мог входить в эту комнату.