Глава 1
6 марта 2020 г. в 17:04
Примечания:
Алоха, друзья!
Если вы только начинаете читать этот фанифик, то можете смело листать дальше. Обращение, в основном, для тех, кто ждёт продолжение Сердца очень-очень давно...
Первое, с чего я хочу начать: прошу прощения! За простаивание работы, за затянутые небольшие проды и за низкое качество текста. Всё это обещаю исправить.
Второе: я переписываю историю. Да, заново. Сначала. Сохраняются небольшие кусочки или главы, которые мне нравятся, но даже их я редактирую, чтобы они не выбивались из основного стиля повествования. Также переделываю способ изложения истории, чтобы она раскрывалась, как бутон.
Надеюсь, вам это понравится.
В своё оправдание [по задержкам] могу сказать лишь то, что у меня не было стержня работы. Теперь он есть, я знаю, куда вести текст и что с ним делать. Какое у истории начало, середина и конец. А значит, её осталось только рассказать.
Этим я и займусь.
Третье: я вас всех люблю. И с комментариями, и с донатом, и без всего этого [только не забывайте жмакать на "жду продолжение", это необходимый минимум].
Четвёртое: публичная бета - наше всё. Выделяйте ошибки [стилистику и повторы слов в соседних предложениях тоже можно], только пишите свой вариант исправления, хотя бы кратко. [запятая = зпт, точка = тчк и так далее]
Если есть логические несостыковки, то пишите о них в ПБ или в комментариях. На личку тоже можно.
Пожалуй, всё. Приятного чтения, друзья. Надеюсь, вам понравится.
Алоха!
Была в Хогвартсе одна забавная, но раздражающая преподавателей традиция — отправлять за магглорождёнными первокурсниками незанятых учителей. Под раздачу попали все, у кого не было работы или неотложных дел; иммунитетом обладали только вечно пьяная прорицательница и деканы. Кроме МакГонагалл, конечно — но та сама любила ходить по домам и смотреть на быт простецов.
Иногда МакГонагалл, само собой, прилетало от нервных магглов, но пословица про любопытство кошки анимага пока не касалась — ведьма успевала отстреливаться.
В этом году почётная обязанность по введению магглорождённых в волшебный мир коснулась Септимы Вектор. Как преподаватель нумерологии, она не была занята подготовкой к учебному году; природная лень не давала Септиме заняться серьёзными изысканиями или написать хотя бы простую диссертацию.
Директор об этом, конечно же, знал. Поэтому в один из летних вечеров, — дело было в июле, — он вызвал Септиму к себе в кабинет и сладким голосом предложил:
— Лимонных долек, дорогая?
— Диабет, — ответила Септима без доли дружелюбия.
Она бы говорила мягче, на самом деле, но каждое её появление в этом кабинете начиналось совершенно одинаково. Впрочем, Снейпу было не легче — там-то добрый дедушка Дамблдор отрывался по-полной.
— Жаль, жаль, — старик зажевал одну из конфет. — Прекрасный вкус. У тебя же нет никаких особых планов на лето, насколько я помню?
Планы были. Сегодня, к примеру, Септима собиралась валяться на диване, пить глинтвейн литрами, — и ей всё равно, что глинтвейн считается зимним напитком! — есть шоколад вприкуску с блокирующими зельями для диабетиков и читать что-нибудь вроде романа для тех, кому за пятьдесят.
Не то, чтобы Альбус принял эти «планы» за что-то важное.
— Нет.
— Прекрасные новости! — старик отставил вазочку со сладостями и довольно потёр руки. — Тогда ты, я полагаю, будешь не прочь прогуляться?
— Вообще-то, против. Не люблю бессмысленных перемещений.
— Смысл-то есть, дорогая моя. Смотри.
Старик жестом маггловского фокусника выудил из воздуха стопку писем и расположил их в ладони веером.
Письма были Септиме знакомы. Приглашение в Хогвартс узнает каждый, кто учился в этой школе магии и чародейства. Желтоватый сухой пергамент, изумрудные чернила и тяжелая сургучная печать, которая немного крошится на разломе.
Септима до сих пор хранила своё первое пригласительное письмо. Как и многие другие маги.
Письма в руках директора были совершенно одинаковыми, с изнанки их оказалось невозможно различить одно от другого. Но, в любом случае, это были приглашения для дошкольников. А это уже не радовало Септиму.
Она не слишком жаловала детей, хотя и работала в школе. С должностью женщине, правда, повезло: читать лекции она начинала маленьким магам не с первого курса, а с третьего. В тринадцать и четырнадцать лет всё-таки люди более разумные, чем в десять или одиннадцать.
А тут надо будет объяснять ребёнку, что существует всё волше-ебное. И Магия, и Единороги, и Мерлин. Нет, Единороги не розовые и не слишком добрые, а вполне опасные существа. Нет, Единороги не летают, и грива у них не из радуги. Нет, Единороги…
— Просчитываешь варианты, дорогая? — улыбнулся в бороду директор.
Септима вздохнула и взяла первое попавшееся письмо. Перевернула. Прочитала адрес и протяжно застонала.
— Что-то не так? — забеспокоился директор.
Женщина только рукой махнула. Приют Святого Стилиана, третий этаж, комната Единорогов! Единорогов!
— Не волнуйся, — по-своему растолковал стон женщины Альбус. — Если тебя это успокоит, то могу сказать, что все десять писем были отправлены ребёнку с фамилией Эванс, но вернулись назад. Совы просто не понимают, куда им надо лететь.
Такое иногда бывало, если у ребёнка оказывалась сильная предрасположенность к определённому виду магии, так что Септима даже не удивилась. Адрес-то всё равно был, так что ребёнок-маг не потеряется в любом случае.
— Не это, — потёрла переносицу Вектор. — «Комната Единорогов»!
Альбус загадочно улыбнулся, пододвинул к себе сладости и склонил голову к тарелке, полной лимонных долек. Его очки волшебно блеснули.
— Так замечательно, что у детей есть вера в магию, не правда ли, дорогая? Когда ты отправишься, сегодня или завтра?
Септима одним движением палочки вызвала Темпус и досадливо скривилась. Директор как раз оторвал её от запланированного субботнего отдыха, ещё даже полдень не наступил. Ждать воскресенья не было никакого смысла, она только накрутит себя и придёт к детишкам на взводе.
— Я пойду сейчас, — решила Вектор. — Быстрее разберусь — быстрее освобожусь.
— В этом деле лучше не спешить, разве не так? — улыбнулся Дамблдор. — Но, в любом случае, не смею задерживать. Мой камин всегда открыт.
Септима ответила на сахарную улыбку директора кислым недовольством. Как же она не любила все эти перемещения — слов нет! От поездок на Ночном рыцаре у неё начиналась изжога, от перемещения порталами и каминами — тошнота и мигрень. А аппарировать Вектор просто не умела, за все свои годы так и не получила лицензию. Нет, она-то как-то пыталась… при расщепе она потеряла изрядную часть волос и около литра крови. Хорошо ещё, конечности остались на месте.
Септима набрала полную горсть летучего пороха и мысленно составила маршрут. Около приюта не было ни одного работающего камина, ближайший располагался в Лондоне, в Дырявом Котле. Так что туда, а потом Рыцарем. Время перемещения — не более получаса, зато букет последствий — на целый медицинский анамнез.
— Счастливой дороги, — напутствовал Альбус.
Прощаться она, по давно устоявшейся привычке, не стала.
Дырявый Котёл был, как обычно, мрачным и захламлённым. Мимо неприятных, скользких личностей Септима прошла, задержав дыхание — слишком уж от завсегдатаев несло перегаром. А она только недавно позавтракала. Не хотелось бы расставаться с потрясающим омлетом.
Ночной Рыцарь явился по взмаху палочки и доставил до приюта в считанные минуты. Здание было симпатичным, недавно покрашенные стены радовали белизной и аккуратной кладкой. Да и расположен приют оказался очень удачно: на самой окраине небольшого городка, недалеко от чистенькой, ухоженной речки. Раздолье для магов, потому что рядом практически не было простецов и их назойливого внимания. Ну, если не считать детишек и работников приюта.
С завтраком Септима всё-таки рассталась. Славься тот маг, что придумал Эванеско, иначе пришлось бы испортить приютский газон.
Септима дала себе немного времени на то, чтобы прийти в себя. Она восстановила дыхание, выпила воды (Агуаменти и трансфигурация, чтобы получить стаканчик), с осторожностью прошлась по гравийной дорожке. Идти дальше решилась только в тот момент, когда голова перестала кружиться, а ноги — подкашиваться.
На мантию легла сетка лёгких, кружевных чар. Магглоотталкивающие, дезиллюминационные, очищающие (на всякий случай), гламур и приглушение звуков. В само здание приюта благодаря этим мерам удалось пройти с лёгкостью, хотя Септима чувствовала себя то ли воровкой, то ли зловредной фейри.
Вот МакГонагалл, к примеру, всегда стучалась в двери и называлась официальным представителем от элитной школы-пансиона. У неё даже специальная бумажка была, вроде документационного доказательства.
У Вектор, естественно, ничего такого не было. Только волшебная палочка, которой она не боялась воспользоваться.
Септима заколдовала первую попавшуюся воспитательницу, — излишне молодую и напомаженную, на взгляд Вектор, — не пожалев сил на Конфудус. Глаза девицы остекленели, маленький рот приоткрылся, выставляя напоказ мелкие белые зубки.
— Где сейчас мальчик Эванс? — спросила Септима. — Ему одиннадцать.
— В своей комнате.
— Проводи меня к нему. Я представитель от элитной школы-пансиона. Расскажи об Эвансе, только коротко.
Девушка кивнула и слабенько улыбнулась — Конфудус качественно глушил сильные эмоции.
— Вы, наверное, не просто к Эвансу, а к Эвансам, верно? Наверняка, раз старшенького зачислили в вашу школу, то и младшую тоже. Они же оба такие хорошенькие, а вырастут настоящими красавцами! — воспитательница, несмотря на обилие слов, быстро шла к комнате ребёнка; Септима едва поспевала за мелкими, но частыми шагами. — Младшенькая-то — ну прямо куколка! Да и старший ничего, только немного жуткий. Как в страшилках. Без сестры ни шагу не ступит, а уж от его глаз у меня мороз по коже! Слишком зелёные! Наверняка и в темноте светятся, мы тут думаем, что он вообще подменыш, хотя это всё, конечно, больше для смеха. Хотя он, по-моему, всё-таки немного больной на голову. А-у-тист, вроде так говорил врач… Но сестру он свою и правда любит, как и она его. Директриса только боится… вы никому не говорите только, да. Боится, что эта их привязанность друг к другу в будущем станет чем-то ненормальным. Ну, как в романах, понимаете… как в романах…
Сплавить девицу оказалось намного сложнее, чем заколдовать, но Септима не поскупилась на повторный Конфудус. И на третий. И на четвёртый… в общем, воспитательницу взяло только с шестого — тогда девушка глупо улыбнулась, села на диванчик в коридоре и просто уснула. Будто голема отключили от подпитки.
Перед табличкой с надписью «Комната Единорогов» Септима простояла добрых пять минут, уговаривая саму себя взяться за ручку. Буквы на деревяшке выводили с любовью, да и блёсток не пожалели на украшение. Каждая литера переливалась, как плёнка на Феликс Фелицис.
Дверь открыть всё-таки пришлось. Сначала Септима толкнула её от себя, — ничего не произошло, — затем аккуратно потянула к себе. Логично, конечно, магглы всегда всё делали ради безопасности. А детям будет легче и быстрее выбежать из комнаты, если дверь не сопротивляется.
Комната оказалась больше, чем Септима ожидала. Минимум мебели, нет занавесок на окнах и плафона у люстры. Бежевые стены, тёмный лакированный паркет на полу, едва прикрытый драным ковриком с примятым ворсом. По нему важно расхаживала крошечная птичка с рыжим оперением на грудке и вокруг маленького клюва. Пичуга старательно переставляла лапки, путалась в ворсе, но не взлетала и не начинала прыгать. Шла, преодолевая все препятствия, пока не запрыгнула на мальчишескую руку.
Септима, заворожённо следящая за походом птички, наконец обратила внимание и на лежащего на полу мальчика.
Он действительно был красив, как фарфоровая статуэтка, тут молодая воспитательница не солгала. Бледная кожа без единой родинки или веснушки, тёмные красные волосы и аккуратные, но густые брови — практически бордовые, удивительный цвет. Такие оттенки Септима видела всего один раз в жизни, в небольшом магическом поселении коренных Скоттов. И тоже у ребёнка-мага.
Цвета радужки было не разобрать, ребёнок лежал с закрытыми глазами. Острые ресницы и чётко очерченные скулы, прямой нос и тонкие бледные губы. Слишком острый подбородок. Излишняя худоба и выступающие кости, скрытые под дешёвой, но аккуратной одеждой. В такой бегали почти все приютские мальчишки, которых Септиме удалось увидеть.
Птичка не остановилась на тонких пальцах и продолжила своё восхождение. Она с трудом переставляла ноги и пыталась зацепиться за нити тёмных вен на руке мальчика маленькими коготками. Не выходило; тогда птица взмахивала крыльями, чтобы сохранить равновесие.
Дойдя до локтевого сгиба, птичка легко перепорхнула на руку другого ребёнка. Девочки.
Это Септиму удивило до глубины души.
— Разве девочек и мальчиков селят вместе? — спросила ведьма.
— Ну, мы же брат и сестра, — ответила девочка.
На вид она была простушкой. Лисьи рыжие волосы, усыпанное веснушками лицо, широкая переносица, полные губы, округлый подбородок. Глаза у девочки были болотными, зелёно-жёлтыми. Неприятный цвет. Волосы рыжие, ближе к меди по оттенку, совсем не похожие на красные пряди мальчика. К тому же, вьются, тогда как у Эванса волосы идеально-прямые, будто только что из-под заклинания.
Девочка наблюдала за птичкой, её совершенно не интересовала Септима. На коленях этой маленькой лисы лежала раскраска, на кровати возле ног было много карандашей — так много, что хватило бы нарисовать сотню графиков на одной координатной плоскости, не повторяя цвета ни разу.
Септима прокашлялась и незаметно вытерла вспотевшие руки о мантию. Было неуютно, да ещё и палочка нервно подрагивала. Кедр Вектор попался нервный до тёмного волшебства, но идеальный для природных или нейтральных чар.
Но какое ещё тёмное волшебство в комнате приюта?
Девочка подняла на женщину глаза. Радужка напоминала грязное болото — тягучее, жадное, засасывающее. В такие глаза совершенно не хотелось смотреть, так что Септима быстро отвела взгляд. Уставилась на переносицу лисы.
— Вы из социальной службы? — спросила девочка. — Я… Знайте, что толстый Майк врёт, никаких кошек мы с братом не убивали. Они уже были мёртвыми, мы просто их подобрали.
— Кошки? — переспросила Септима.
— Да. Я, когда вырасту, стану таксидермистом или патологоанатомом. Поэтому надо тренироваться уже сейчас. На кошках. Иногда попадаются собаки или птицы, а ещё один раз мы смогли найти тушку крота, но он уже был совсем поеденный, и…
— Стой, стой, прелестное создание, — подняла руки Септима. — Давай сначала. Как тебя зовут?
— Лили Морри Эванс! — тотчас отозвалась девочка. — Люблю брата, птиц, рисовать, цветные карандаши! А, и, если вы не из социальных, то знайте: я никуда без брата не пойду! И он без меня тоже! Так что усыновлять только вдвоём сразу!
— Я не усыновлять…
Девочка согнала с себя птицу и начала собирать карандаши. Для них у неё было несколько глубоких жестяных банок — в таких на Рождество дарили печенье лет сорок назад.
Брат лисицы не пошевелился, даже не открыл глаза, хотя явно не спал — это было видно по излишне глубокому, размеренному дыханию. Септима грешным делом подумала, что у мальчика и правда не всё в порядке с головой. На памяти Вектор ни один ребёнок не мог столько времени пролежать совершенно без движения, не реагируя ни на звуки, ни на птичьи когти.
— А, — мгновенно поскучнела Лили Морри Эванс, любящая цветные карандаши. — Ну, ладно. А зачем тогда? — птичка на её плече что-то чирикнула. — Ой! Знакомьтесь, это Малиновка. Мы никак не могли придумать ей с братиком имя, так что решили просто звать Малиновкой, потому что она — ну, малиновка, понимаете?
Птичка чирикнула ещё раз.
— А, да. Хорошо. Малиновка… — Септима потёрла ладони друг о друга. — Я здесь для того, чтобы пригласить Эванс в школу-пансион. Только в письме, к сожалению, не указано, кого именно из Эванс я должна пригласить. Нет даже указания «мистер» или «мисс».
— Это довольно просто, — пожала плечами девочка. — Кого бы вы ни пригласили — придётся ехать второму. Я братика одного не отпущу. И сама одна не уеду: ему без меня плохо становится. Дошло даже до того, — перешла она на трагический шепот, — что без меня его в больницу клали, но там стало ещё хуже, пока я не прибежала. А как я за руку подержала — так ему и стало хорошо. А ещё…
— Сколько вам лет? — перебила Септима девочку.
— Брату одиннадцать, мне скоро будет десять. Уже на днях, тридцатого июля! Ну так что, мы приняты в школу, верно? Нам собираться? В принципе, тут и собирать-то нечего… Куда мы идём?
— Никуда, Лили. Боюсь, что тебя в нашу школу пока не приняли, — вздохнула женщина. — Письмо всего одно, к тому же, тебе явно нет одиннадцати. А в Хогвартс принимают исключительно после одиннадцатилетия. Так что письмо принадлежит твоему брату. Поедет он один.
— Нет, — покачала головой девочка, глядя на Септиму, точно на душевнобольную. — Тогда не поедет никто.
Лисица потеряла всякий интерес к визитёрше и обратила всё своё внимание на карандаши. Крошечная Малиновка порхала от брата к сестре, не зная, на кого же стоит усесться.
Септима несколько раз окликнула Лили, но девочка словно не замечала женщину. Растерянная, Вектор перевела взгляд на Эванса — и вздрогнула.
Мальчик не изменил позы, однако его глаза были открыты. Нереально-зелёная радужка навевала воспоминания об Аваде и, кажется, действительно подсвечивалась изнутри. Такое бывало с очень сильными магами.
Эванс не шевелился, не моргал и, кажется, перестал даже дышать. От мёртвого, равнодушного взгляда ребёнка Септиму прошиб холодный пот. Волшебница скомкано попрощалась, — ей никто не ответил, — и, кажется, даже аппарировала из здания приюта.
Септиму трясло непонятно от чего. Ноги вновь подкашивались, под рёбрами заполошно стучало сердце, по вискам тёк пот. Животный ужас едва удавалось обуздывать, и только благодаря верной кедровой палочке. Не зря Олливандер говорил, что такой инструмент всегда поддерживает своего хозяина, вне зависимости от ситуации.
Переведя дыхание и вновь напившись наколдованной воды, Септима уселась на землю и вызвала Патронус. Серебристый скунс воинственно распушил хвост и подобрался поближе к ведьме.
— Альбусу Дамблдору, — дрожащим шёпотом начала наговаривать сообщение Септима. — Здесь что-то ненормальное, какие-то тёмные чары. Воздействие на психику, сильное. Нужны Авроры или Невыразимцы, и, может…
Женщина оборвала себя на полуслове. Рваным движением палочки развеяла Патронуса, затем вызвала другого. В этот раз скунс был более благодушен, и с удовольствием выслушал новое сообщение.
— Альбусу Дамблдору, — начала Септима ровным, спокойным голосом. — Здесь два ребёнка-мага, брат и сестра. Будет лучше, если они поступят в школу на один курс.
На корпусе кедровой палочки вилась глубокая сухая трещина.