Мёртвое сердце

Лили едва дождалась завтрака: ей всё хотелось самой сбежать из башни Гриффиндора, чтобы поскорее найти своего дорогого брата. Увы, девочка не запомнила дорогу до Большого Зала, а потому ей, подпрыгивающей от нетерпения, пришлось ждать других первокурсников и сонную старосту. Честное слово, Лили бы десять раз добежала прямо до Эванса за то время, что все собирались! — Идём, идём, — зевнула староста, — запоминаем дорогу, статуи. На портреты можете не рассчитывать, они постоянно меняются. — Их перевешивают? — удивился один из первокурсников. — Да кому они нужны… сами друг к другу в гости ходят. Лили старательно вертела головой, запоминая дорогу. Сначала — спуститься из башни по широкой лестнице, идущей винтом. Тут никаких ориентиров не нужно. Потом завернуть направо около ржавых доспехов с алебардой, идти прямо, прямо и прямо, пока не упрёшься в стенку. Тут налево, и по прямой, арка Большого зала будет по левую сторону. Не так сложно, как могло бы показаться. — Если будете ходить этим путём, то без проблем дойдёте до обеда, — объясняла староста. — В башню есть ещё несколько путей, но их вы найдёте самостоятельно. Они более… опасные, скажем так. Там придётся проходить мимо коридора Пиввза и по движущимся лестницам. — А кто такой Пиввз? Лили ответ на этот вопрос не особо интересовал. Был ли таинственный Пиввз мальчиком, призраком, любимой собачкой директора — какая разница, если она дошла до Большого Зала, где уже за столом Слизерина сидит Эванс? Она подбежала к брату и крепко его обняла. Попутно похлопала ладонями по Эвансу, незаметно проверяя, всё ли на месте: руки, ноги, кусочки плоти — иногда они отваливались. — У тебя всё хорошо? — спросила Лили. Эванс кивнул, и она уселась рядом с ним за слизеринский стол. Выглядела девочка довольной, но немного бледной: она не смогла нормально выспаться одна. Всё-таки Лили всю жизнь, что она себя помнила, всегда спала с братом в одной комнате — а иногда и в одной кровати. Расставание она перенесла хуже, чем Эванс, который, хотя и не сомкнул глаз ночью, во сне особо не нуждался. — Меня поселили с девочкой, круто, правда? — затараторила Лили. — Её зовут Салли-Энн Перкс, она магглорождённая и, как и мы, живёт в приюте. Так что она достаточно милая и не лезет ко мне. Ещё с нами живёт Гермиона Грейнджер, тоже магглорождённая, вон она, — девочка некультурно ткнула в сторону однокурсницы пальцем, — но я не хочу с ней жить. Она слишком много говорит, постоянно пытается поучать кого-нибудь и вообще ведёт себя, как невыносимая зазнайка. Помнишь Майка? Майком звали мальчика из приюта. Ребёнком он был ужасно противным: говорливым, безбашенным, слишком умным и любящим поучать всех и каждого. Эвансу он часто говорил, что ему надо больше бывать на улице, чтобы его организм вырабатывал витамин D, а Лили, по мнению Майка, стоило бы ограничить потребление жиров, иначе она бы потолстела и стала бы неприятной на вид. Про Лили он сказал лишь единожды, побаиваясь потом как-либо задевать девочку: младшая Эванс точным ударом расквасила зазнайке нос. А вот о витаминах и их влиянии на организм Майк мог говорить часами, найдя благодарного слушателя в виде старшего Эванса, который не пытался его прервать или перебить, а всего лишь с отсутствующим видом пялился в стенку. — А Салли крутая! — продолжала тем временем Лили. — Она столько всего знает! А ещё, а ещё! У неё есть кисточки, краски и акверель. То есть, акварель! Представляешь? Она такие картины рисует! Русалки, единорожки, даже драконы! Крутые! Только у неё они не двигаются. Она обещала нарисовать мне единорога для нашей спальни в приюте. На столе перед детьми было большое разнообразие еды: несколько видов каш, сыр, мясные нарезки, сосиски и яйца, приготовленные несколькими способами, джемы и мармелады, блины… Лили пододвинула к себе и брату блюдо с манкой, которую она очень любила, кинула в жидкую кашу огромный кусок сливочного масла, несколько видов варенья, кусочки шоколада и принялась размешивать. Зачерпнула полную ложку манной каши и отправила её в рот, уставившись на витражи. То, что тарелка рассчитана не на одну порцию, девочку не смущало. Она всё равно съела бы всё, что есть в тарелке — перенервничала, да и проголодалась знатно. А манная каша есть на столе ещё, просто чуть подальше от того места, где они с Эвансом сидели. — Знаешь, я тут подумала, а почему бы мне не научить её оживлять картинки? А она могла бы показать мне, как рисовать красками. Сам знаешь, у меня никогда это не получалось! Эй, ты бы хоть улыбнулся! Чтобы не расстраивать сестру, мальчик фыркнул, растягивая губы в улыбке. Красками Лили действительно рисовать не умела: акварель растекалась, гуашь ложилась жирными мазками, акрил красил скорее её пальцы и одежду, а масляные краски были слишком дорогими, чтобы сироты могли купить хотя бы семь тюбиков, не говоря уже о кисточках из щетины или о грунтованном холсте. Вот и получалось, что Лили мучила карандаши, фломастеры и ручки, завистливо поглядывая на тех, кто мог, особо не утруждаясь, создать шедевр при помощи красок. — Эванс, мне кажется или витражи двигаются? Ладно, не важно. Что у тебя по расписанию? В основном, расписание совпадало, за исключением пары уроков: Слизерин должен был проводить Историю в паре с Равенкло, тогда как Гриффиндор гордо пребывал в одиночестве. Хоть что-то хорошее, а то с этим распределением Лили практически заработала себе нервный срыв. — Трансфигурация, Чары, потом обед. А после обеда будет История, да. Ну, ладно, до Истории мы вместе. Эванс, ты поел? Несмотря на то, что Эванс не проглотил ни крошки, он всё равно кивнул. Есть ему не хотелось. — Отлично, я тоже, — сказала Лили, отодвигая от себя пустую тарелку из-под каши, — даже чая не хочу. Пошли на трансфигурацию? Только надо бы узнать, куда идти… Она взяла брата за запястье и поднялась из-за стола. Старшекурсники на них никак не реагировали, хотя в гостиной Гриффиндора Лили стращали, будто её тотчас проклянут, если она подойдёт к своему брату-слизеринцу. А она не только подошла, но ещё и поела за столом другого факультета — и ничего, жива и здорова. Дети дошли до выхода из Большого Зала, где и столкнулись с одним из преподавателей. Мужчина лет сорока выглядел как настоящий плохой маг из книжки: большой крючковатый нос, бледная желтоватая кожа, тяжёлые сальные чёрные волосы и бесформенный балахон — мантия, такие среди волшебников носили практически все. От подобной моды у Лили начиналось несварение и пропадал аппетит. Иногда. Лили счастливо улыбнулась своей удаче: кто лучше знает замок, чем преподаватель? Определённо стоило спросить дорогу именно у него. — Сэр! — она подбежала к мужчине. — Сэр, доброе утро! Не подскажете, как дойти до класса Трансфигурации? Мужчина, и без того бывший бледным, при взгляде на Лили как-то посерел. Глаза у него помутнели, будто преподавателю резко стало плохо, но голос оставался спокойным и тихим: — Налево-направо-налево, по лестнице вверх на два пролёта и снова налево. От статуи гоблина направо — и вы на месте. Ваше имя, мисс?.. — Лили Эванс, сэр, первый курс Гриффиндора. Спасибо, — с максимальной вежливостью сказала Лили. — Эванс, пошли! Она привычно схватила брата за запястье и потянула за собой. До кабинета Трансфигурации они дошли без особых проблем, всего раз свернув не туда. На урок дети пришли одними из первых: за партами успели устроиться несколько слизеринцев, да Невилл Лонгботтом, — один из попутчиков в лодке, — облюбовал тёмный угол. На преподавательском столе сидела кошка, и, едва увидев её, Лили кинулась гладить зверька. Животных она вообще любила, а кошек и птиц — особенно, так что ничего удивительного в её поведении Эванс не видел. Сама кошка при этом выглядела то ли ошарашенной, то ли ошеломлённой, даже глаза распахнула совсем не по-кошачьи. — Эванс, посмотри, какая кошка! Поразительно, такого гладкого меха я ещё не видела, даже у любимиц мисс Додж! А ты сам знаешь, как мисс Додж любила кошек! Ухаживала за ними лучше, чем за собой, мда. Красноволосый, никогда не любивший различную живность, только пожал плечами. Мисс Додж, как он считал, возилась с котами только из-за того, что все мужчины, ухаживающие за ней, были отвергнуты ею когда-то очень давно. Очень. Давно. Аккуратно разложив принадлежности для письма на парте, мальчик сел с правой стороны, чтобы не мешать сестре при письме: Лили была левшой, тогда как ему самому было всё равно, какой рукой писать. Выходили, в любом случае, малопонятные закорючки, которые, тем не менее, его сестра с лёгкостью читала. Обычно Эванс скрупулёзно записывал всё, что говорили учителя, а девочка, любящая порисовать на уроках, переписывала лекции потом. Класс наполнился учениками, а вот преподаватель появляться не спешил. Звон колокола обозначил начало урока, и Лили, оставив, наконец, заласканную кошку, уселась рядом с братом, сложив руки на парте и приняв вид прилежной ученицы. Несколько минут она старательно держала спину прямой, но потом всё-таки шёпотом спросила: — А учитель-то где? Опаздывать нехорошо. Ещё через пять минут Лили привычно сгорбилась, а после и вовсе улеглась на парте, с тоской посматривая на ошалевшую кошку. Зверь, явно почуявший желание девочки встать и снова начать его гладить, спрыгнул со стола, мгновенно меняя свои очертания. Теперь вместо полосатой кошки около стола стояла женщина, которая недавно помогала первокурсникам с распределением. — Клёво! — воскликнула Лили слишком громко, заслужив неодобрительный взгляд от преподавателя и несколько раздражённых — от учеников. Ничуть не смутившись и едва понизив голос, она продолжила: — Эванс, мы обязаны научиться этому трюку! — Кхм, благодарю за столь лестную оценку моих способностей, мисс Эванс, но в следующий раз, прошу, выражайте свои эмоции менее бурно. Вам ясно? — Да, профессор! — Да, да. Моё имя — Минерва МакГонагалл, дети. Итак, знает ли кто-нибудь, что именно только что было мною продемонстрировано? Мистер Уизли, вы действительно думаете, что я вас не вижу? Младший Уизли, старающийся слиться со стеной, распрямился и мучительно покраснел. Он надеялся пробраться незаметно, да и до места рядом со своим однокурсником почти добрался — так нет, раскусили! — Простите, профессор. — Я бы отняла пять баллов с Гриффиндора, мистер Уизли, если бы они у факультета были, но вам повезло. Садитесь за первую парту, тут как раз есть свободное место. Итак, кто-нибудь ещё помнит мой вопрос? Руку, что не удивительно, подняла девочка-гриффиндорка, что так не понравилась Лили. — Да, мисс? — Грейнджер, мэм, Гермиона Грейнджер! Нам была продемонстрирована анимагия, отнесённая к одному из разделов трансфигурации человека. — Верно, мисс Грейнджер, пять баллов Гриффиндору. И пять баллов с Гриффиндора. Мистер Уизли! Будьте добры прекратить! Вы сидите на первой парте! Рон, что-то буркнув, засунул булку обратно в карман, вызвав несколько смешков у учеников. Кто-то громким шепотом предположил, что рыжий не наелся за завтраком. — Мисс Грейнджер, благодарю за ответ, вы можете садиться. Анимагия… многие мечтают о том, чтобы стать животным: птицей, рыбой, возможно даже жуком. Про анимагов известно множество историй, которые, порой, больше похожи на сказки, чем на действительность. И, — голос профессора моментально потерял всю загадочность, став донельзя строгим, — многие не понимают, что невозможно стать анимагом на первом же курсе, не изучив основ! И в итоге многие младшекурсники отправляются в лазарет к мадам Помфри, чтобы она вернула им обычное лицо, человеческие руки или даже внутренние органы. Я надеюсь на ваше благоразумие, и на то, что вы осознаёте степень опасности. Пожалуй, с Трансфигурацией постоянно так… Лили медленно прикрыла глаза. Голова от монотонного, сухого голоса Минервы МакГонагалл налилась свинцом. Не помогали ни мысли про волшебную анимагию, ни превращение стола в свинью, в собаку, и обратно в стол. Веки наливались свинцовой тяжестью и тянули лоб к парте с непреодолимой силой. Естественно, в итоге Лили заснула. А проснулась только тогда, когда Эванс ткнул её в бок — урок закончился. Лили сонно поблагодарила брата за записанную каракулями лекцию, убрала тетрадку, — никаких пергаментов для личных записей, это неудобно! — в сумку и смачно потянулась. Дорога до класса чар ей почти не запомнилась. Они с Эвансом просто шли вместе с другими первокурсниками, которых вела староста Гриффиндора, и даже не особо смотрели по сторонам. Лили хотелось спать и снова есть, но до обеда или отбоя оставалось слишком много времени. Класс Чар был больше прошлого, светлее и намного уютнее. Возле стен притаились шкафы, набитые разными, непонятными для Лили предметами: ананасами, фигурками мышей и солдатиков, перьями, всевозможными камушками, резинками и прочим мусором. Выглядело намного интереснее и волшебнее, чем обычные книжные шкафы в вотчине Минервы МакГонагалл. — Если урок Чар будет таким же, как трансфигурация — я умру, — мрачно пообещала Лили, кидая тетрадки на парту. — Нет, ты только подумай! Иголку из древесины! Да с этим любой справится! Превращение иголки — это тема для следующего урока. Для Лили такое преобразование казалось пустяковым, потому что она постоянно изменяла древесные щепки до игл, чтобы зашивать одежду себе и Эвансу. В приюте было принято заботиться о себе самостоятельно, но иголки никто детям на руки не давал. Приходилось выкручиваться. Эванс приподнял бровь: у него трансфигурировать иголку как раз не получилось. — Ой, да не смотри ты на меня так! Ты даже не пытался нормально. И на уроке опять отключился, хорошо ещё, что записал всё. Мальчик опустил бровь, соглашаясь с сестрой. Больше всего ему на уроке хотелось закрыть глаза и не открывать их ещё лет сто, двести, триста — никогда, в общем. К несчастью, совсем рядом с ним сидела его сестра, которую приходилось прикрывать от преподавателя. Взамен Лили, по устоявшейся традиции, потом сделает за брата домашнюю работу. Но об этом Минерве МакГонагалл, конечно, было совершенно необязательно знать. — Как ты думаешь, каким я буду животным? Анимагия — это так волнующе, верно? Смысла превращаться в какого-то зверя Эванс не видел, так что он, как это часто случалось, не мог разделить восторга своей сестры. Лили принялась рассуждать о том, что было бы прекрасно стать какой-нибудь птичкой или кошкой. Ну, ещё рассматривался вариант с лошадью, поскольку, как и многие девочки, она питала к пони, единорогам, пегасам и прочим копытным некоторую любовь. Класс чар больше напоминал аудиторию в университете с её ступенчатым расположением длинных столов. Размером эта аудитория была с добрую половину обеденного зала. Также стоит отметить, что класс чар был намного лучше освещен, поскольку вместо разноцветных витражей, которых было множество в Большом зале, солнечный свет беспрепятственно проникал в помещение благодаря огромным окнам с почти чистыми стёклами. Эванс поскрёб надпись «СНЕЙП — КАЗЁЛ» на своей парте и зло дёрнул уголком губ, когда ноготь отвалился с его пальца. Путём нехитрого магического всплеска ногтевая пластинка прикрепилась куда следует, а мальчик оставил надпись в покое, опасаясь повторения инцидента. Смотревшей на него абсолютно круглыми глазами девочке-зазнайке с Гриффиндора Лили состроила страшную рожу, отчего Грейнджер, возмущённо поджав губы и совершенно забыв про отвалившийся ноготь брата своей однокурсницы, отвернулась, полная праведного гнева.