Мёртвое сердце

— Ты похож на дохлую рыбу, — недовольно проворчал Малфой, натягивая носки. — Особенно глаза. Прошлым вечером он решил в очередной раз пошутить и в приказной форме сообщил Эвансу, что тот должен всю ночь, не смыкая глаз, охранять сон Драко. Мальчик сказал и забыл, а Эванс не нашёл в этом приказе ничего особенно сложного — и исполнил его. Проснувшись посреди ночи попить воды, Малфой визжал громче любой девчонки; видимо, в темноте ему показалось, что около его кровати стоит мертвец. В ответ на это обычно равнодушный Эванс фыркнул и негромко рассмеялся. Драко был столь ошеломлён подобной реакцией, что выронил ботинок, смешно раскрыв рот и во все глаза уставившись на соседа по спальне. Красноволосый же, бросив кучу разнообразных учебников и листочков в сумку, смешливо стрельнул глазами в замерших соседей и, подпрыгивая, выбежал из комнаты: сестра наверняка уже заждалась его, а оставлять Лилз одну в мрачных подземельях он, как честный и порядочный старший брат, конечно же, не мог. Более того, некоторые старшекурсники-слизеринцы продолжали посматривать на девочку с неприязнью, хотя и знали, что маленькая гриффиндорка была сестрой их странного молчаливого младшекурсника. — Ты рано, — заметила Лили, одёргивая короткую клетчатую юбочку. Ради справедливости стоит сказать, что и Эванс, и Малфой проспали и завтрак, и обед, хотя их соседи по спальне и пытались разбудить мальчишек несколько раз; в конце концов сдался даже упрямый Блейз Забини, что говорило о полнейшей безнадёжности ситуации. — Но ты всё равно меня ждёшь! Лили фыркнула и, привычно взяв брата за руку, — за странно-тёплую руку, — повела его за собой. Она ждала этого дня целый год, в конце концов, и собирается ощутить все прелести кануна дня мертвецов! И все прелести по-настоящему живого Эванса. Любимого старшего брата. Слизеринец быстро перебирал ногами, поминутно оглядываясь по сторонам и будто бы в первый раз подмечая причудливую резьбу рам старинных картин, вычурные кованые факелодержатели, искрящиеся от капель влаги сложные узоры паутины и серебрящуюся в воздухе пыль. Всё вокруг было таким странным, таким волшебным и захватывающим, что у него перехватывало дух. — Смотри, — ткнула пальцем девочка в один из углов. Эванс, прищурившись, пригляделся — и тотчас приглушённо охнул: в углу возилось какое-то необычное отвратительное на вид существо. Глаза большие, уши повисшие, кожа дряблая, а из одежды — грязная дырявая тряпка, едва держащаяся на тощих бёдрах. — Это эльфы, — с умным видом пояснила Лили. — Почему-то их все любят. Они убираются, готовят, стирают и так далее. За это замок даёт им жильё, еду и немножко магии. Совсем чуть-чуть, только чтобы с ума не сошли. Они завернули в неизвестный Эвансу коридор, едва заслышав зазвучавшие вдали голоса. Гриффиндорка, бросающая проказливые взгляды на редкие портреты с хмурящимися обитателями, изредка стреляла ярко-голубым лучом с кончика своей волшебной палочки, отчего огромные комья пыли и грязи превращались в жухлые цветки или начавшие подгнивать тыквы. — Вычитала это в какой-то книге. Прикольно выходит, да? Эванс горячо согласился и тотчас потребовал научить его этому заклинанию. Дальше они превращали пыль вдвоём. Грязи было действительно много, будто бы эльфы никогда не убирали этот странный коридор. Факелов больше не было, и тусклый свет, едва способный пробиться сквозь толщу серого налёта на окнах, слабо подсвечивал летающие в воздухе пылинки и длинные тонкие нити паутины. — А куда мы идём? — Анжела пригласила нас в гостиную Пуффендуя. Говорит, там будет много вкусного, причём не только из тыквы. Эванс недовольно посмотрел на сестру. — Но, Лили, я же люблю тыкву! — Ты её даже никогда не пробовал. — Ну, наверное люблю. Издав суховатый смешок, рыжая подошла к стенке и пнула чуть выдающийся вперёд камень. Гобелен рядом резво приподнялся, обнажая старую облупленную дверь, толкнув которую, Лили тотчас прошла внутрь маленького извилистого хода, кончающегося винтовой лестницей. — Поднимайся первым, а то упадёшь ещё — и что с тобой делать? — По косточкам собирать, — огрызнулся мальчик, но послушно полез вперёд. Ступени были узкими и высокими, и у ребенка создавалось такое ощущение, будто бы он карабкался по вертикальной лесенке. Ладони и колени у него быстро стали грязными, а ещё мальчик ощутимо ударился большим пальцем на правой ноге и теперь недовольно сопел. Лили, также сопя, лезла позади, поэтому даже остановиться и передохнуть Эванс не мог. Но, как только он задумался об отдыхе, что-то схватило его за воротник и грубо вздёрнуло вверх, в светлую и тёплую комнату. Судя по писку сзади, сестра тоже была поймана. — Анжела, твои пришли? — гаркнул незнакомый детям старшекурсник, широко ухмыляясь. — Мои, мои! — услышал Эванс справа. Спустя мгновение его вместе с сестрой усадили в глубокое кресло и вручили большую голубую миску, наполненную различными вкусностями. Анжела с улыбкой смотрела на то, как они едят, изредка фыркая что-то про «вечно голодных школяров». Сама она уселась на диване вместе со своими друзьями с других факультетов, причем Жерару места не досталось, но он, ничуть не смущенный подобным фактом, с удобством расположился прямиком на полу, обложившись подушками и исписанными пергаментами. — Merde! — ругнулся он, отбрасывая от себя очередной исписанный клочок. — Не выходит ничего! — Это потому, что ты вздумал работать в Самайн, день тыквоголового Джека, о юный трудолюбивый мальчик, — важно поднял палец Майкл. — «Юный мальчик» — это тавтология типа, да? — кисло спросил Жерар, почесав макушку. — И мне нужно закончить сегодня. Тем более, что осталось совсем немного. — Поешь лучше, — посоветовала ему Анжела, заботливо пододвигая к бледнолицему французу его тарелку. Жерар возвёл мученический взгляд к потолку, под которым неспешно парили не горящие свечки: — О, женщина, тебе лишь бы накормить! И никакой науки, никаких духовных терзаний, изысканий, размышлений! Ни исследований или… — Ешь. Сейчас же. Мгновенно замолчавший Жерар быстро подтянул к себе тарелку и принялся планомерно уничтожать яичницу, которая была почему-то сине-зелёного цвета. — Эванс, оба, хотите тыквенного печенья? Согласилась только мальчишеская половина Эвансов. Лили, брезгливо сморщив нос, предпочла печенью воздушные кексы, где не было ни грамма тыквы; при выборе питья их мнения также разошлись: первокурсница потребовала себе несладкий черный чай, а Эванс, густо покраснев, попросил стакан тёплого молока. После еды довольные и осоловевшие дети принялись зевать, и чтобы не дать первокурсникам уснуть, Анжела спросила: — Ну как вам в Хогвартсе, нравится? А то всё никак не выходило нормально поговорить. Ну, а пока Эвансы, перебивая друг друга восторженными возгласами, описывали их первые месяцы учёбы, в кабинете директора царили далеко не столь радостные настроения. — Альбус, ну в самом деле! Почему эти ваши собрания всегда рушат все мои планы?! — Разве у вас были планы, Септима? Вектор со вселенской тоской подумала об остывающем в её комнате глинтвейне с большой палкой корицы и чёрными точками гвоздики, о загнутом уголке страницы в слезливом маггловском романе, об открытой и нетронутой коробке шоколадных конфет и о пустой склянке из-под зелья-блокатора для диабетиков, которое она, на свою беду, успела выпить. Принимать его было можно лишь раз в неделю. Септима с грустью понимала, что её сладкий выходной накрылся, как говорится, тазом. — Нет, Альбус, что вы. Какие могут у меня вообще быть планы? — Ну-ну, Септима, присаживайтесь, мы ждали только вас. Лимонную дольку? Рассудив, что негоже дорогому зелью пропадать зазря, Септима приняла предложение директора. Но вместо протянутой ей мармеладки она с гордым видом утянула в своё любимое кресло вазочку со сладостями, оставив немного обескураженного подобной наглостью директора держать в старческих длинных пальцах полупрозрачную лимонную дольку. — Итак, Альбус, — раздалось из самого тёмного угла, который был издавна облюбован Северусом. — Я думаю, нам стоит начать это… собрание. — Да, верно, — чавкнула Вектор, — чем раньше начнём — тем раньше закончим, так? «И возможно, я ещё даже успею заесть эту кислую дрянь моим прекрасным шоколадом. Мерлин, как Альбус только это ест?!» — Да-да, конечно. По учебному процессу есть какие-нибудь замечания? Вопросы? — Мётлы надо бы поменять, — протянула Хуч скорее по привычке, нежели реально надеясь на какой-то ответ. Как и всегда, её проигнорировали, а других замечаний и вопросов не нашлось. Зато, как обычно, Северус не упустил возможности хоть немного воззвать к совести директора. По мнению Септимы, скорее Хуч получит свои мётлы, чем Дамблдор прекратит выгораживать малолетних алознамённых разбойников, но зельевар не сдавался, точно последний из трёхсот спартанцев на поле битвы: — Гриффиндорцы растеряли последние мозги. И принялись третировать младшекурсников Слизерина. — О, Северус, я уверен, что дети всего лишь играли… — Хороши игры! Двое первогодок в Больничном крыле, один — в Мунго. Это совсем не… — Кстати о Мунго, — резко перевёл тему директор, точно бросившаяся на собственный хвост змея. — Северус, как ты себя чувствуешь? — О, я бы чувствовал себя гораздо лучше, если бы потенциально опасные гриффиндорцы были изолированы не только от моих слизеринцев, но и от общества в целом! Но, поскольку из-за вашего, Альбус, попустительства, это невозможно, я вынужден настаивать на пересмотре наказания: недели с мистером Филчем тут явно не достаточно. В маггловском мире за умышленное причинение вреда их родителей уже бы привлекли к уголовной ответственности, а вы только пальцем грозите! — Но, Северус, разговор сейчас не о бедных детках с Гриффиндора, а о тебе и твоём здоровье. Септима увидела, как каменное лицо мастера зелий на мгновение дрогнуло, будто младший маг только в последнее мгновение сумел удержать презрительную гримасу, и закинула в рот очередную лимонную дольку. От кислоты её язык распух и потерял чувствительность, но Вектор продолжала есть мармелад с упорством осла, подгоняемая мыслью о том, что Дамблдор нигде не сможет заказать свои любимые маггловские сладости ещё как минимум неделю. Мелко, но хоть как-то. — Моё здоровье в норме, Альбус, и я давно не чувствовал себя лучше. Это, кстати, было похоже на правду: вечно дёрганный Снейп неожиданно приобрёл ту самую ноту спокойствия, которой ему не хватало, чтобы из нервного парня-ботаника с надломом внутри превратиться в перспективного Мастера зелий. Да и выглядеть он стал лучше: исчезли ранние морщины, кожа выровняла свой цвет и приобрела благородную бледность, и даже зубы будто бы стали белее. Вектор бы даже попробовала приударить за этим незнакомым мужчиной, если бы он не был Северусом Снейпом, влюблённым в некую Лили Эванс, почившую когда-то давно и не имевшую ну совершенно никакого отношения к Лили Эванс из Комнаты Единорогов. — Всё нормально, — с нажимом повторил Снейп, гневно сверкнув глазами. — И ты прекрасно об этом осведомлён, не так ли? Неловкую тишину, наступившую после этих слов, разрушил особенно громкий чавк, после которого последовал отвратительный сюп и сбивчивое бормотание Вектор. Все посмотрели на Септиму, что, прикрыв рот, пялилась на Дамблдора самым влюблённым взглядом из имеющихся у неё; стоит отметить, что такой любви от преподавательницы не знал даже шоколад. — Кажется, мисс Вектор требуются услуги колдомедика, — шепнул Флитвик сидевшей рядом с ним Трелони. Прорицательница по-совиному моргнула глазами и хотела было сказать что-то несомненно важное, как была перебита: — Да, мне тоже так кажется, — величественно кивнул Дамблдор, с интересом уставившись на полупустую тарелку с лимонными дольками, стоящую у Септимы на коленях. — Не те дольки, хм… Мне кажется, что мадам Помфри стоит осмотреть ещё и одного ученика, помимо Септимы. Северус остро взглянул на директора, поджав и без того тонкие и бледные губы, и недовольно спросил: — Мистера Эванса, я правильно понимаю? Дамблдор снова кивнул. — Да, его состояние меня несколько удручает, — попытка отобрать у Вектор мармелад оказалась провальной, хотя директор использовал манящие чары, что на порядок сильнее обычного Акцио. — Северус, что ты можешь сказать про мальчика? Говоря откровенно, Альбус даже не вспомнил бы про мальчика, если бы не сделал несколько ментальных заметок про него. У каждого мага, работающего с сознанием, есть в голове своеобразный «ежедневник» для записей — вот в нём Дамблдор и обнаружил пометку про первокурсника. И очень ей удивился: никакого Эванса с красными волосами он не помнил. — Я не могу так сходу дать ему заслуживающую внимания характеристику, — медленно произнёс зельевар, очевидно, тщательно подбирая каждое слово. — Но одно ясно: мальчик совершенно аутичен, с фиксацией на своей сестре. Более он ни с кем не общается, кроме своего патрона, Сэма Дэвидсона, хотя у… у Лили Эванс за полтора месяца учебы появилось, как я понял, множество друзей и знакомых. Мистер Эванс почти не разговаривает, равнодушен ко всему, тяжёл на подъем. — Но при этом — гениален, — восторженно вставил Флитвик, едва не подпрыгнув в кресле. Снейп согласился с полугоблином, чем, кажется, немало удивил своих коллег: — Да. Гениален. Самый способный из моих учеников, но и самый ленивый, хотя я и не уверен, что подобную апатию можно именовать ленью. Помнит каждую страницу, прочитанную или даже, кажется, мельком увиденную, наизусть, но не произнесёт ни слова. Если его сестра не попросит об этом, конечно. Кстати, Минерва, почему у мальчика нет ни одной положительной отметки по вашему предмету? Я сам видел, как мистер Эванс объясняет мисс Эванс Трансфигурацию. — Мистер Эванс, в отличие от мисс Эванс, — нахмурилась Минерва, — на моём уроке ни разу ничего не трансфигурировал. Он до сих пор сидит перед спичкой, которую нужно превратить в иголку, хотя весь класс давно изменяет чашки и зеркала. Флитвик на эту тираду только фыркнул: у него на уроке мистер Эванс показывал отличные результаты. Просто нужно было попросить мальчика произнести заклинание, только и всего. — Может, это из-за того, что ты не нашла к мистеру Эвансу индивидуальный подход, Минерва? — с сарказмом спросил Филиус. — Я преподаватель, а не репетитор, — ощетинилась на это МакГонагалл, — и я не обязана искать к каждому личный подход. — Как бы там ни было, — сухо бросил Снейп, вставая и вмиг становясь каким-то грозным и ужасно мрачным, — я прошу вас пересмотреть ваше отношение к моему подопечному. Альбус, я предупрежу мистера Эванса, что ему необходимо посетить Больничное крыло. Септима. Он выдернул строящую глазки Дамблдору Вектор из кресла с той же лёгкостью, с которой опытная китаянка выдёргивает из земли рисовые побеги, и потащил не упирающуюся женщину за собой. Септима только и успела попрощаться с предметом своего неожиданного обожания, пообещав зайти вечером. Эвансы нашлись очень быстро. Почему-то профессор Снейп был полностью уверен, что дети проведут Самайн в компании старших товарищей; те традиционно собирались на все праздники в гостеприимной гостиной хаффлпаффа. Только вот дети совершенно не были рады предложению Северуса Снейпа проследовать с ним в Больничное крыло. — Посещать Больничное крыло в день мертвецов — это очень, очень плохая идея, мистер профессор Снейп! Маленькая копия хорошо знакомой Северусу Лили Эванс выглядела невероятно недовольной и даже возмущённой тем фактом, что её обожаемого брата в праздник ведут к врачу. Конечно, мадам Помфри после осмотра всегда давала сладости тем, кто хорошо себя вёл, но это было слабым утешением, по крайней мере, для гриффиндорки. Ну в самом деле, это же был Самайн, единственный день в году, когда её брат мог по-настоящему развлекаться! Эванс, собственно, против посещения медчасти ничего не имел; тем более, он был увлечён разговором с Септимой Вектор, чья мнимая влюблённость в Альбуса Дамблдора прошла, стоило ей коснуться ладони маленького слизеринца. К несчастью, это гложущее её чувство возвращалось, едва она отнимала руку, так что грозный профессор арифмантики разгуливала под руку с «мёртвым» учеником, как за глаза некоторые стали называть Эванса. Лили опасалась, что кличка приживётся — она была ей неприятна. Рядом с этой странной парочкой тащила за собой ужасного Северуса Снейпа девочка-«живчик» Лили Эванс. К огромному облегчению учителей, по пути им встретились только два слизеринца, которые моментально испарились под взглядами двух самых страшных и требовательных профессоров Хогвартса. — Мисс Эванс, это не моя инициатива, вы это осознаёте? — Но ведёте-то нас вы, — возразила девочка, с сомнением взглянув на декана Слизерина; по всем признакам выходило, что мужчину тянула за собой как раз она. — Но это не значит, что вам стоит высказывать своё недовольство именно мне, — необычайно мягко для себя произнёс Снейп. Смущённая, Лили замедлила шаг и уставилась себе под ноги. Её таинственный профессор поудобнее перехватил ладонь ученицы. — Пришли, мисс Эванс. Вы пойдёте с братом? — Какой глупый вопрос! Мадам Помфри встретила их небольшую компанию с излишним ажиотажем: у неё не было ни одного пациента, и медиведьма буквально изнывала от тоски и безделья. — Ах, Септима, где ты умудрилась так налакаться добродушки? Это зелье, вызывающее лёгкую симпатию к определённому человеку, на которого заговорено. Оно безвредно… в малых дозах, — пояснила Помфри детям. — Мисс Эванс, вы снова упали где-то? Лили насупилась и потерла покрасневшую веснушчатую скулу. — Ну… я теперь аккуратнее по школе хожу. — Бегает, — уточнил Снейп. — Мисс Эванс взяла в привычку врезаться исключительно в людей. В меня в частности. — Это не так важно! Мы тут вообще из-за моего брата! — Что-то не так с мистером Эванс? — медсестра подошла к мальчику и принялась водить волшебной палочкой у него над головой. — Не вижу никаких отклонений, дорогуша, ваше здоровье выше всяких похвал! Впрочем, чего-то подобного я от вас и ожидала: у меня, знаете ли, по разу побывали все первокурсники, кроме вас. Хм… я бы посоветовала вам побольше кушать и принимать витамины. Да, точно, где-то у меня как раз была нужная настойка, подождите секундочку. «Секундочка» вполне предсказуемо растянулась на пять, десять, а затем и вовсе разрослась до получаса: поиск необходимой настойки занял неоправданно много времени, хотя Лили думала, что всё дело было в том, что мадам Помфри не хотела в одиночестве оставаться в медчасти. Чтобы «не проводить время понапрасну», как сказала медсестра, нежданные, но оттого не менее желанные здоровые посетители получили по чашке с исходящим паром травяным настоем. Помфри ходила туда-сюда по светлой комнате, шумно и весело шебуршила в шкафах и тумбах в поисках нужной настойки, хлопотала как-то совсем по-домашнему. Снейп и Вектор, явно хорошо знающие привычки медсестры, пили предложенный напиток из белых чашек, сохраняя при этом скорбные и смиренные выражения лиц. Эвансы же, сытые и довольные вердиктом мадам, изредка дули на дымящуюся поверхность зеленоватого отвара, но пить не решались или же просто не хотели. Пребывая в блаженном ничегонеделании, дети почти уснули под не имеющий конца монолог-щебетание мадам Помфри. Но, как и любое мгновение в мире, это, полное спокойствия и сонного блаженства, было весьма грубо нарушено распахнувшейся настежь дверью; тяжёлое белое дерево врезалось в стену с оглушительным грохотом и едва не слетело с петель. В медчасть, явно позабыв о своём возрасте, вбежал Дамблдор, несший на руках что-то красно-бесформенное. Следом за директором медленно вплыла Минерва МакГонагалл, больше похожая на собственный призрак. Снейп сорвался с места так резко и быстро, что на мгновение Лили показалось, будто бы её таинственный профессор взлетел на мантии-крыльях. Профессор Вектор, точно осознавшая, что произошло, подбежала к МакГонагалл. Усадив женщину на ближайшую койку, Септима принялась что-то спрашивать грозным тоном у бессмысленно пялящейся на директора Минервы. К удивлению детей, о которых взрослые уже забыли вовсе, будто по волшебству, профессор Трансфигурации неожиданно очнулась от шока и принялась что-то горячо и быстро бормотать, вцепившись в мантию Вектор и отчаянно не желая взглянуть на коллегу. «Не туда смотрим», — почему-то подумала Лили. Она проследила за направлением взгляда МакГонагалл и повернулась к мадам Помфри, что возилась рядом с кучей чёрных тряпок, слишком мокрых и капающих красным. — Мертва, — вынесла вердикт растерявшая все улыбки Помфри. Снейп с неразборчивым шипением шумно вздохнул, Вектор поморщилась от силы, с которой Минерва сжала её локти. — Что значит «мертва»? — переспросил директор, дёргая себя за бело-красную бороду. — «Мертва» значит «мертва», Альбус. У неё отсутствует половина черепа, и вы ещё хотите, чтобы бедняжка радовалась жизни? О, Мерлин и Моргана, примите малышку в Авалон… Мертва. Приглядевшись получше, Лили опознала в одной из маленьких красно-чёрных кучек прядки волос, крепившихся к мелким, величиной с монету, фрагментам скальпа. От этого Лили стало так плохо, что она едва не лишилась чувств; заметив это, Эванс поспешил вывести сестру из медчасти. Они осторожно обходили кровавые следы на полу, перешагивали через осколочки кости, высоко поднимая ноги, и с каждым новым шагом в груди девочки будто распускался цветок осознания. Обнаруженный на полу чёрный дневничок, вероятно, выпавший из кармана мантии мёртвой ученицы, окончательно прояснил ситуацию: отвечать на уроках Гермиона Грейнджер больше не будет. Нечем. Нет половины черепа. Лили позволила вывести себя на улицу, где холодный воздух привёл её в себя настолько, что она смогла сфокусировать своё внимание на строгом чёрном дневнике. Открыв книжку, гриффиндорка едва успела подхватить выпавшее письмо, прежде чем оно упало на серую сырую землю. — «Дорогие Джин и Грегор», — прочитал Эванс, забрав пергамент из трясущихся рук сестры. — «В школе всё»… «В школе всё хорошо. Меня немного задирают, но я привыкла. Сейчас я пишу это письмо, сидя в классе чар — тут так замечательно!» Лили захрипела, беспомощно опираясь о плечи брата. Глаза Эванса, необычайно яркие, живые, с пульсирующими зрачками, метались из стороны в сторону, пока мальчик читал письмо бедной мёртвой девочки, которое она собиралась отправить своим родителям. Вероятно, Гермиона шла в совятню, когда ей размозжили голову. — «Я люблю вас», — прочитала Лили вместо брата последнюю строчку письма. — Я люблю тебя, Эванс. Её брат выглядел совсем растерявшимся, не понимающим, что происходит вокруг него. — Я не хочу умирать, — невпопад ответил мальчик, испуганно смотря на сестру. — Это так… — Ужасно? Несправедливо? Отвратительно? — Страшно. Лили уткнулась лбом в плечо Эванса. Почему-то её разбирал мучительный, сухой смех. — Не страшно. Не страшно, милый, только немного больно. Следующий день начался с визгов перепуганных первокурсниц: в девичьей спальне Гермиона Грейнджер, следуя расписанию, собиралась на урок Трансфигурации.