Мёртвое сердце

Сириус неожиданной просьбе провести в доме ритуал, кажется, даже обрадовался: — Я в детстве обожал всякие такие штуки, на самом деле. Даже больше Рега, моего брата, а уж тот был настоящим докой во всяких ритуальных действах. А потом с годами матушка съезжала с катушек: добавляла ненужные посты, истязания… совсем плохо после смерти отца стало. Лили, видя, что Блек начинает погружаться в депрессивное настроение, быстро спросила: — Так можно ритуал-то провести? Они сидели в Трёх Мётлах. Блеку отчего-то до жути нравилось сливочное пиво, и он пытался постоянно угостить этим «напитком богов» и Эванса, и Лили. Эванс, ясное дело, ничего не пил, так что его сестре приходилось отдуваться за двоих. И, сколько бы она ни ела в обычное время, от сливочного пива её уже начинало подташнивать — так его было много в выходные. Дарёному коню, конечно, в зубы не смотрят… но, говоря откровенно, Лили уже замаялась в туалет бегать. Еда-то хотя бы просто исчезала из её желудка, а вот жидкость требовалось выводить естественным способом. Почему так? Лили не знала. И медики в Швейцарии тоже не знали. И мадам Помфри не знала. Никто не знал. Магия. — Можно конечно. Розмерта, душка, нам ещё три бутылки! Или четыре, Лили? — Три. — Неси пять! Детка, не стесняйся заказывать, ты же знаешь, я так виноват… пусть хотя бы сливочное пиво тебя немного порадует. Лили кисло поблагодарила Блека и приняла холодные бутылки от сочувственно глядящей Розмерты. Вот уж кто точно понимал, что не должны девушки столько пить! Они довольно быстро распрощались: Эванс и Сириус отправились к аппарационной площадке, чтобы переместиться домой, а Лили неспешно побрела к Хагриду. Она ещё на неделе договорилась с полувеликаном о прогулке, и Рубеус наверняка её давно ждал. Вообще-то Лили не думала, что обычная переписка перерастёт во что-то большее. Изначально девочке был нужен друг, хотя бы какой-нибудь, пусть даже это и громадный и не слишком образованный полувеликан. Ей тяжело далась смерть Салли-Энн, да и общаться на факультете с Эванс близко больше не хотели. Её даже некоторое время называли Чёрной Вдовой; кличка не прижилась, спасибо Северусу. Профессор Снейп жёстко штрафовал всех, кто только пытался открыть рот в сторону Лили. Такой фавор, конечно, заметили. Их даже пытались называть «любовничками», что было просто смешно. Снейп, единожды услышав такое сравнение от злых детишек, страшно изменился в лице… несчастного гриффиндорца, ляпнувшего оскорбление не в том месте и не в то время потом практически не видели. Всё его время внезапно оказалось занято отработками: чисткой туалетов, чисткой котлов, чисткой парт от слизи, чисткой стен от плесени, чисткой картошки… вы хоть представляете, сколько нужно картошки, чтобы накормить всех студентов? После отработок в гостиной Гриффиндора несчастного ждала Лили — злая, обученная малефицизму в не-средневековье ведьма, — которую Северус Снейп начал избегать. Жизнь слишком болтливого парня буквально превратилась в ад. На следующий год он не приехал. Перевёлся в Шармбатон, если верить слухам. Скатертью дорога, в общем. Лили только надеялась, что на новом месте он всё-таки начнёт следить за языком. До хижины Хагрида Лили добиралась добрых двадцать минут — наслаждалась тёплой погодой и запахом жухлых ароматных трав. Рубеус ждал её, сидя на лавке возле дома. При виде подруги по переписке он встал, нервным жестом пригладил бороду и затрубил: — Лилька! Приве-ет! Лили против воли рассмеялась. При живом общении Хагрид оказался более неуклюжим и тяжело подбирал слова; тем ценнее становились все его письма, какой бы длины они ни были. — Привет, привет! Что у нас сегодня, единороги? Келпи? Фестралы? Может, к кентаврам зайдём? — И уйдём с задами, полными стрел, — добродушно усмехнулся Хагрид. — Нет уж. Сегодня я тебе покажу древесных нимф. — Дриад? — Не-е… эти ужо уснули поди — осень-то, хоть и тёплая. Поэтому именно нимфы. Но не в водичке, а в деревьях. Ну, чего говорить, пошли ужо. Лили с готовностью уцепилась за предложенную руку, — в другой Хагрид нёс впечатляющих размеров арбалет, — свистнула собаку лесника и позволила утянуть себя в мир волшебства и по-осеннему чудесного леса. В конце концов, в этом времени здесь если и водились оборотни, то с ней был полувеликан. А ещё она научилась изгонять зверолюдей… Слизерин научил, незадолго до её перехода обратно, в настоящее. Она больше волновалась за безопасность брата: Эванс, хотя и получил от сестры все рекомендации по проведению обряда, всё же оставался неучем и не имел практического опыта в подобных делах. Если что-то пойдёт не так, то подстраховать его сможет только Сириус — а тот и сам был примерно на том же уровне по умению. Оставалось только уповать на удачу. Впрочем, волновалась Лили зря: Эванс выполнял все её поручения по подготовке к обряду с изрядным педантизмом. Дело было не в страхе перед последствиями, а в нежелании расставаться с приглянувшимся нечто в медальоне с гравировкой змеи. Чем бы ни являлась его начинка, Эванс хотел оставить её у себя. Халькантит, судя по нумерологическим расчётам Сириуса, подходил идеально для хранения всего нематериального. Дело было то ли в гранях кристалла, то ли в градусах углов вещества на более мелком уровне… не суть важно. Для Эванса главным являлось то, что кольцо он мог носить при себе постоянно. Сдёрнуть его с пальца владельца можно было бы только после окончательной смерти юноши — или если отрезать всю руку, к примеру. Он тщательно охранял своё сокровище. Ритуальный зал в Блек-хаусе напоминал большую пещеру, хотя и находился под домом. Сириус рассказывал, что помещение было рукотворным, но ему специально придали подобный вид, для антуража. Вроде бы при таком внешнем виде магам было легче нацеливаться на ритуалы. Таинственность, мрак, чёрная магия… Эванс этого не понимал. Он мог бы проводить те же действия и в стерильной больничной палате, и на улице. Главное было не снаружи, а внутри. Сила заключалась в настрое и намерении мага, как говорила Лили. Сириус крутился рядом. То подаст нужный мел, то укажет на возможную неточность, по его мнению. Ошибок Эванс не совершал, но всё равно был благодарен взрослому магу за бдительность. Всегда лучше несколько раз перепроверить свои действия, чем потом расплачиваться за небрежность. Для ритуала нужен был достаточно сложный рисунок вокруг алтаря в ритуальной комнате. Сделать его оказалось несколько труднее, чем Эванс рассчитывал: пол в комнате-пещере был под стать всему антуражу. Эванс замучился проводить мелом по всем неровностям, ямам и выпуклостям, чтобы сделать непрерывную линию. Сириус только руками разводил и извинительно улыбался: — Предки… для них всегда важнее было внешнее, а не внутреннее. Мой папаша тоже постоянно ругался на того, кто не удосужился хотя бы пол ровным сделать. Столько ритуалов из-за этого пришлось пересчитывать, ты даже представить не можешь. Эванс и не хотел представлять. Он закончил с рисунком только к глубокому вечеру. Сириус успел поесть, подремать и поругаться через камин со Снейпом — предупреждал, что Эванс останется на Гриммо, 12 на ночь и вернётся в школу или завтра вечером, или в понедельник утром. Ясное дело, что Снейпу это не понравилось. Эванс даже слышал, как взрослые маги обменивались оскорблениями: — Ты бы ещё позже об этом сообщил, — шипел декан Слизерина на Блека. — Вот была бы радость! Часы отстукивали последний час уходящего дня. — Сообщил же, — отлаивался Сириус, — будь и за это благодарен! — Привязчивая, безмозглая, легкомысленная шавка! — Уж кто бы говорил, нюнчик! Напомнить, за что ты получил эту кличку, лилькина болонка?! Секунд тридцать стояла тишина. Потом маги скомкано, неуверенно попрощались, и Сириус спустился к Эвансу в ритуальную комнату. — Не знаю, щеночек, не знаю… простит ли Лили меня когда-нибудь? Я даже с её Снейпом поладить не могу. — Ладить не обязательно. Просто не провоцируй. — Да меня один нос его!.. а, пустое. Что у тебя? Эванс как раз закончил с рисунком, можно было начинать ритуал. Сириус отошёл к стене — в этом действии он будет лишь наблюдателем и охраной, если понадобится. Всё основное лежало на юном маге. Алтарь сиял тёмно-синим. Эванс подошёл к нему, ощущая внутреннюю дрожь, и положил на плоскую верхушку медальон и кольцо. Халькантит смотрелся прозрачным кусочком льда на тёмном фоне. Медальон со змеёй странно вибрировал. Слова не были нужны, Лили составила ритуал так, чтобы доставить минимум неудобств брату. Эвансу требовалось просто сосредоточиться и как следует представить, что «нечто» из медальона перетекает в кольцо. Чем бы это «нечто» ни было. Он прикрыл глаза и глубоко вдохнул, больше для настройки сознания. Воображение у него было сильным, но шёпот на грани сознания, который он постоянно слышал, серьёзно отвлекал. Он только усилился с началом безмолвного ритуала; Эванс мог даже разобрать отдельные слова в обычно невнятном бубнёже. Один из голосов то приближался, то отдалялся. Против воли Эванс прислушался — и этот голос внезапно раздался очень близко к нему, практически у самого уха: — Это мой медальон. Мой! Звучал голос не грозно и не опасно, а скорее плаксиво. Будто у ребёнка что-то отобрали, и он никак не может вернуть себе вожделенную вещь. Вот и остаётся только ныть и звать взрослых — хоть кого-нибудь, кто сможет наказать хулигана. Или же попытаться отобрать своё самому. Эванс ощутил чужие руки на собственных плечах. Коротко вскрикнул Сириус. Затылок Эванса обдало холодным земляным дыханием, волосы зашевелились. — Это мой медальон. Почему ты взял мой медальон? Отвечай. Отвечай! Эванс прикрыл глаза, чётко представляя, как неясная субстанция перетекает из медальона в кольцо. Говорить было нельзя. Реагировать тоже — это сорвало бы весь рисунок ритуала. Лили о таком предупреждала. Сириус забормотал что-то на неясном языке, хватка на плечах Эванса усилилась. Блек в тот же момент начал бубнить нечто на другом наречии, но силы холодных пальцев это не уменьшило. Наоборот. Призрак приподнял юношу над полом, продолжая удерживать за плечи ледяными пальцами. Был бы Эванс живым, то наверняка ощутил бы боль — но её не было, и за одно это он был благодарен своей не-жизни. Он хорошо помнил болезненность второго года в Хогвартсе, когда пропала Лили. Ему хватило. — Это мой медальон! Ты ничего не сделаешь с моим медальоном! Призрак отшвырнул Эванса от алтаря и сам ломанулся к лежащим на нём магическим вещам. Бесполезно; магическая защита не пропускала мёртвого к атрибутам ритуала. От этого призрак словно сошёл с ума. Он заревел, точно зверь; черты достаточно приятного лица тоже по-звериному вытянулись. Эванс смотрел на то, как Регулус Блек, — его портрет Эванс видел на чердаке дома, — теряет последние человеческие черты, становясь непонятно чем. Не человек, не зверь, не демон и не магик — неясная неживая тварь, рвущая призрачные жилы, лишь бы дотянуться когтистыми не-руками до вожделенного медальона. Сириус, не растерявшись, вытащил Эванса за пределы начерченного круга и в два мазка поправил нарушенную линию. Теперь ритуальный рисунок захлопнулся, как ловушка. То, что когда-то было Регулусом, не могло бы выйти из неё. — Мне жаль, — невпопад сказал Эванс. — Мне тоже, щеночек. Мне тоже. Старший Блек смотрел на то, как беснуется неясное существо в ловушке, с сильной горечью в серых глазах. Несмотря ни на что, младшего брата он любил — и сильно. Это детское чувство прошло с ним через всю жизнь, хоть и было заглушено глупой гражданской войной. — Мы сражались за разные идеи, — тихо сказал Сириус, наблюдая за сумасшедшим призраком, — Рег ушёл в Пожиратели, я вступил в Орден Феникса. Его Дамблдор основал. Потом Рег пропал, никто не знал, что с ним. На гобелене череп. Не жив, не мёртв, где-то посередине значит. А он вот где… хорошо, что мать этого не видит, совсем бы с ума сошла. У неё всегда была слабая голова, а младшего она просто обожала. Регулус замер около алтаря, нависнув над ним, практически лёжа на силовом поле вокруг артефактов. В местах соприкосновения изменённого призрака с магическим куполом появлялись золотые искры. В тёмной пещере они смотрелись как звёзды в далёком космосе. — Я его любил, все эти годы любил… оттого и злился. Не мог принять того, что мелкий идиот стал ставленником Волдеморта. Эванс, услышав последнее имя, поднял взгляд на Сириуса. — Как? — Что «как», оленёнок? — Как ты назвал того, к кому ушёл твой брат? — Волдеморт-то? Волдеморт, он же Тёмный Лорд. Ты совсем не знаешь историю собственной семьи, щеночек? Это же неправильно! Ты родителей лишился из-за этого… этого ур-рода. Слушай, я расскажу… расскажу. Слушай. Призрак тихонько скулил над артефактами, почти плакал над ними. Сириус рассказывал историю, которую Эванс уже знал — от Лили, а та знала её от Снейпа. Но Эванс всё равно не перебивал Сириуса. Пока тот был занят рассказом, он не мешал юноше думать. «Морт». Лили говорила, что в доме Драко появляется гость «Морт». «Молда-Мола-Морто-как-его». Волдеморт. И от Драко так соблазнительно, так сильно, так восхитительно пахло багульником! Были ли связаны два этих события? Стоило выяснить. Очередной взгляд на плачущее над артефактами чудовище вызвал только брезгливость. Ещё было нужно найти другое место для ритуала. Такое, где всякие… немёртвые не будут вмешиваться в его ход.