Мёртвое сердце

Эванс был рад увидеть Малиновку — он, признаться, немного скучал по крошечной птичке и её пению. Соседи по комнате у него были не так довольны — им не нравились трели Малиновки, только не по утрам. Хотя она, как приличная пичуга, никогда не пела после отбоя и до пробуждения, слизеринцы всё равно не хотели её слышать. Только не утром. — Как же без тебя спокойно было, — закатил глаза Нотт, едва проснувшись и услышав тихое урчание птичьей песни. — Эванс, а, Эванс. Закрой клюв своей питомице, будь добр! Забини что-то промычал из-под подушки — ей он накрылся, едва Малиновка начала петь. А вот Малфой вёл себя не так, как Эванс привык: несмотря на то, что время пробуждения едва наступило, Драко уже был одет и собран. Не поприветствовав соседей по комнате и не обратив на Эванса ровным счётом никакого внимания, он вышел из спальни сразу, как перепроверил школьную сумку. Это даже немного заинтересовало. К тому же Эванс ощущал от Драко что-то такое… далёкое, но знакомое. Он бы принюхался получше, может быть даже ночью, но у него опять был сон — тот самый сон. В нём ничего не менялось, всё шло по обычному, приятному сценарию: секс, тёмные злые глаза, насмешка в конце вместе с обещанием «наконец найти». Ещё мужчина с вишнёвыми глазами сделал то, что отозвалось у Эванса ярким фейерверком в груди. Он рассмеялся. А всё из-за того, что у Эванса наконец вышло осмысленно действовать, хоть и немного. Он просто перевёл взгляд не своих глаз на этого мужчину с белой кожей и чуть прищурил чужие веки, когда тот пообещал «найти». — Я знал, что мне не кажется, — веселился обладатель вишнёвых глаз, пока его руки ломали хрупкую грудную клетку. — Знал! Я найду тебя, кем бы ты ни был. Ты идеально подходишь… идеально! Но сон растаял, прошла ночь. Реальность оказалась немного иной, чем Эванс помнил: не было насмешничающего Малфоя, его приказов о помощи, его издёвок и почти родных ухмылок. Ничего не было. Драко словно потерял свою яркость и поганый характер, что немного заинтересовало Эванса. Не настолько сильно, чтобы начать следить за Малфоем. Но достаточно, чтобы вымести из головы Эванса сонную одурь и зажечь искру любопытства. Запах этот, опять же… где Эванс его ощущал — он не помнил, но это точно было что-то важное. К аромату мяты, зубной пасты и смородины, — так пахла кожа Малфоя, — примешивался чужой. Багульник. Терпкий, злой, дурманящий, заставляющий искать его. Три дня слежки ничего не дали. Эванс даже выбрал себе те же предметы, что и Драко, но ему не удавалось ни сесть рядом с Малфоем, ни встать рядом. Казалось, что тот избегает любой компании кроме своих извечных спутников — Кребба и Гойла. Забини, когда Эванс спросил его об истоках поведения Малфоя, только пожал плечами: — Он уже с год такой. Началось всё, насколько я помню, примерно в середине третьего курса. Стал вставать раньше всех, много учится, молчит иногда даже на прямые вопросы — вот уж бестактщина. Потерял на факультете всё влияние… вроде бы, у Малфоев что-то в семье произошло. То ли кто-то умер, то ли появился — не знаю точно. За информацию Эванс отдарился шоколадом, как посоветовала Лили. Все бы проблемы так легко решались. Сестра отловила его через неделю настойчивого присматривания к Малфою. Завела в незнакомый закуток, с удобством расположилась на подоконнике и принялась покачивать ногами в белых чулках. — Ну? Говори. Эванс не стал делать тайны из собственного поведения, и уже спустя пять минут монолога был остановлен Лили. Та достала из сумки сахарное перо и принялась его обсасывать. — Ты, знаешь ли, так же за Уизли шатался, мой дорогой братец. Может, дело в этом? Эванс нахмурился и приложил руку к медальону, что так и висел у него на груди. Затем поднёс железный кругляшок к носу и втянул воздух. Металл пах багульником. Сильно. Сладко. Дурманяще. — Надо было целую неделю на это терять, — проворчала Лили, заметив просветление на лице Эванса. — Сразу бы пошёл ко мне, и всё. — Я не хотел… повторения. Сестра сразу поняла, о чём он. Потёрла шрам на лице, — к нему никак не могли привыкнуть окружающие, — потом показательно фыркнула. — Это было хорошее приключение, несмотря ни на что, дорогой братец. Так что не волнуйся. В конце концов, у меня в палочке шерсть оленя Санты, что мне сделается? Она некоторое время посидела, догрызая перо. Эванс терпеливо ждал: судя по лицу сестры, та о чём-то активно думала. — Знаешь, — наконец изрекла она, — а я тебе помогу. Всё равно в замке делать нечего. Я даже домашку начала писать! На это Эванс тихонько хмыкнул. После своего путешествия Лили внезапно начала учиться — и много. Как она сама говорила, она не хотела «повторения». Но не уточняла, что она имеет в виду. Поэтому программу школы за год лечения она прошла практически до седьмого курса, и на четвёртом ей закономерно стало скучно. Она даже набрала себе все предметы, включая Предсказание и Маггловедение со свободным посещением. И всё равно скучала. Ещё одна неделя прошла так же уныло, как и первая. Запах багульника у Малфоя совсем пропал, остался лишь едва заметный шлейф на руке; Эвансы неплохо погуляли с Сириусом в выходные, даже сбегали в Лондон; Лили зачастила к Хагриду, прочитала пару рассказов Конан-Дойля и начала полноценную слежку за Драко — как настоящий детектив! Эванс натыкался на неё буквально везде, если ходил рядом с Малфоем. Причём сестра была настолько естественна в своём поведении, что сам Эванс не до конца понимал — она следит за Драко или всё-таки нет? Несмотря на то, что сестра скучала в Хогвартсе, ей не удавалось часто встречаться с Эвансом: у них изменилось расписание и теперь уроки велись совместно у Хаффлпаффа и Гриффиндора, а также у Равенкло и Слизерина. Это существенно изменило стиль общения между Лили и Эвансом. Теперь они мало разговаривали, но часто писали друг другу письма. Почтальоном была назначена Малиновка. Иногда, правда, всё-таки удавалось выкроить час-другой — обычно после отбоя и в закрытом на все чары классе. Лили после путешествия требовалось намного меньше сна и намного больше еды, так что ночь-другую она могла провести без дрёмы. Надо было только побольше есть. — Ну, смотри, что я нашла, — докладывала Лили, сидя на пыльном столе и весело болтая ногами. — Твой Малфоёныш бегает в два места: в зачарованную комнату на восьмом этаже и к Грейнджер. В первой комнате он возится с каким-то шкафом, я смогла юркнуть за Драко, когда он заходил. А у Гермионы он просто плачется о жизни. Всё ему не так: родители нервные, гости дома злые, никто не понимает… обычные подростковые сопли. — Гости? Эванс протянул Лили свою сумку — на ужине он забил её пирожками, пирожными и фруктами. Лили подношение приняла с благодарностью, и сразу начала хрустеть крекерами. — Морто-как-то-то. Или Моланд? Молда? Не знаю, не расслышала. Судя по всему, злой дядька, потому что шпыняет папашу, Малфоя-старшего. Эх, я бы на это посмотрела. Она даже зажмурилась от приятных мыслей. Люциус Малфой не нравился Лили на подсознательном уровне. Слишком чопорный, слишком прилизанный, слишком высокомерный. Просто слишком. — Что-то ещё услышала? — Нет, не вышло. Эта кудрявая выдра Грейнджер меня заметила и выгнала, что б ей с Миртл всё посмертие водиться. В ответ я выгнала кудрявую из комнаты. Тоже мне, мне ещё будет какой-то мертвяк указывать, что делать! Так что слоняется теперь неприкаянным призраком. В буквальном смысле. Аконит потом замучилась я собирать после некротики, ну ты понимаешь. Эванс кивнул. При выполнении каких-либо некромантских ритуалов всегда начинал расти аконит. Разный, но непременно магический. В поместье Блеков с ним справлялся Дин, теперь же Эвансу и Лили приходилось избавляться от цветов самостоятельно, если девушка колдовала с использованием сил Смерти. Они ещё немного поговорили, но больше интересной информации не было ни у Эванса, ни у Лили. Девушка жаловалась на Снейпа, — тот вдруг решил её отчего-то совсем игнорировать, хотя раньше они неплохо вроде бы общались, — и разошлись по гостиным. Эванс долгое время бродил и петлял по коридорам замка, пока не решил, наконец, вернуться в свою комнату. Последнюю неделю ему не слишком нравилось там находиться ночью. Оказалось, что беззащитность сна рядом с другими людьми его напрягает. Когда он пришёл в комнату, все его соседи уже давно спали. Не раздеваясь, Эванс лёг в кровать и укрылся одеялом с головой. Дышать ему было не нужно, так что никакой духоты и неудобства. В эту ночь его вновь посетило видение. Приятное, тягучее, тянущее за собой. Эванс ощущал всё, что делает его знакомый с чужим телом — и представлял, какого это было бы, если бы он коснулся настоящего тела Эванса. Как это — ощущать другого человека в такой момент? — Я ищу, мой дорогой донор, — шипяще смеялся мужчина на ухо не-Эвансу, ритмично двигаясь на не-его члене, — ищу. Только ты никак не находишься. Ты в Англии? Моргни, если да. Эванс едва прикрыл глаза, но этого хватило, чтобы его поняли. — Отлично. Тогда я продолжу поиски. Но и ты тоже… ищи меня. Знаешь, кто я такой? Эванс хотел бы сказать что нет, не знает, но сил на это не осталось. Его погребла под собой волна влажного, жаркого удовольствия — и он вернулся в своё холодное, спокойное тело. Вовремя. Одеяла на нём не было. Над Эвансом стоял Теодор Нотт с пустым, ничего не выражающим взглядом. Обычно насыщенные чёрные радужки потускнели, заплыли маревом — Эванс такое уже видел у тех, кто не в себе. Рука Нотта тянулась к медальону Эванса, к его дорогому сокровищу. — Нотт. Взгляд у Теодора прояснился, юноша мотнул головой, прогоняя дурман. Непонятливо оглянулся по сторонам и кое-как сфокусировался на Эвансе. — А, рыжий… а почему я у твоей постели? — Действительно, Теодор. Почему? Нотт пару раз встряхнул головой, но ясности в глазах не добился. Руку, правда, от Эванса убрал — и прижал к виску, нервно массируя чувствительную точку. — Не знаю… я пойду спать, рыжий. Не буди утром со своей птицей. Юноша, пошатываясь, ушёл к себе, завернулся в одеяло и моментально вырубился. Эванс, ощутив чужой взгляд, посмотрел в сторону другого соседа по комнате — Блейза. — Он часто у твоей кровати ошивался, — тихо сказал Забини. — Уже полторы недели, но раньше только стоял. Я пару раз видел, но не стал будить. Мама говорила, что лунатикам это опасно. Ну, а убить он тебя всё равно не может… то есть… спокойной ночи. Когда он задёргивал полог на своей постели, Эванс заметил небольшую брошь на пижаме Забини. Чёрный черепок на скрещенных костях. Лили видела такой в одном из трактатов по некромантии. Итальянский «пиратский крест», отпугивающий немёртвых. Забини интерес соседа по комнате заметил и блекло улыбнулся, прежде чем скрыться. — Ты ведь знаешь, что эта брошь не поможет? — едва слышно спросил Эванс в тишине комнаты. — Я не настолько мёртв. Ему не ответили. До рассвета Эванс не смыкал глаз — внутренности сводило от страха за медальон. Он привык носить рядом с сердцем чужую жизнь, пульсирующую в металле и пахнущую багульником. Одна мысль о том, что Эванс может лишиться этого сгустка магии, приводила к священному ужасу и такой же священной ярости. Очередная встреча с Лили состоялась в пятничную ночь. В субботу Эвасны планировали разделиться: Лили хотела уйти к Хагриду, нагуляться в лесу в последние моменты тёплой погоды и вообще приобщиться к природе; Эванс планировал отправиться куда-нибудь с Сириусом. Блек привносил в его жизнь активность и неизвестную ранее почти детскую радость. — Стоял, говоришь? — Лили склонила голову к плечу и поводила кончиком сахарного пера по губам. — Дай-ка сюда. Эванс дождался, пока сестра заклинанием очистит липкие пальцы, прежде чем отдать медальон. Лили вертела его в руках непозволительно долгие пять минут. Прислушивалась, легонько скребла ногтём поверхность, даже куснула на пробу цепочку. Всматривалась в изображённую на украшении змею — и думала, вспоминала что-то приятное и неприятное одновременно. Веснушчатое лицо то кривилось в горькой ухмылке, то расплывалось в мягкой, едва заметной улыбке. — Этот медальон открывается, — вынесла она наконец вердикт. — И, скорее всего, то, что тебя привлекает — внутри. — То есть, это «нечто» можно переложить? — Я такого не говорила. «Внутри», знаешь ли, понятие растяжимое… это может быть даже нематериальная вещь. Воспоминание, кусочек энергии, что угодно, даже запах в магической капсуле. И если мы просто откроем медальон, то ничего хорошего не будет. Можем не успеть ухватить то, что внутри, чтобы перенести. — Что ты предлагаешь? — Блек, — видя непонимание в глазах брата, Лили закатила глаза. — Ритуальная комната в доме Блека. Проведёшь там ритуальчик, перенесёшь что тебе надо куда надо… я бы советовала, если там нематериальная часть, переносить в халькантит. Кристаллы хорошо держат что угодно, не выпуская наружу. А кольцо всё-таки магический артефакт, для тебя делалось… так что ты будешь чувствовать это непонятно что в кристалле, а остальные нет. И шатаний около твоей кровати тоже не будет. — Я рад, что ты изучаешь некромантию. Лили важно подняла палец. — И ритуалы! — И ритуалы, Лили. Я… благодарен. От простого слова Лили будто засветилась изнутри. Эванс даже видел, что у неё расправились плечи и заиграл магическими огоньками взгляд. Мутная радужка сестры в такие моменты напоминала настоящую опасную трясину, едва подсвеченную болотными огоньками. Ему бы хотелось, чтобы Лили была в таком настроении как можно чаще.