***
Нужно отметить, как причудливо в отношения между колдунами вплетался геополитический раздрай тех времён. В мире людском ситуация менялась со скоростью ветра, а сами люди бесконечно дробились на группировки большие и малые, и от этого зависело, как к кому следует относиться. Когда в фаворе роялисты — надлежит быть роялистом, когда на хорошем счету либеральные настроения вроде парламента или ещё какой новинки — стало быть, престижнее поддерживать их; само собой, противоречия были так остры, что люди часто терялись, на чьей стороне им лучше быть. Как подсказывает сердце? А как подсказывает большинство? Здравый смысл? Кто определяет престиж и меру наказания? А может, наплевать на них на всех и жить, как живётся? Что-то подобное чувствовали и маги, которым приходилось примыкать к партиям, фракциям и так далее. Нехотя они делали свой выбор, который, в общем-то, решительно ни на что не влиял: для колдовской семьи уже много веков на первом месте стояло собственное выживание, а кто там будет у власти — это хоть трава не расти, хоть потоп, хоть извержение вулкана… последний пункт чаще всего определялся ведьмой-матерью. Таким образом, маги, начисто лишённые политической гордости и сносившие это лишение со свойственным им равнодушным пренебрежением, по большей части не были задействованы в людских разногласиях. Они оказывались на той или иной стороне либо нехотя, как говорилось выше, либо по воле случая, что чаще всего одно и то же. Исключение составляли военные маги или маги, помогавшие людскому правительству: они несли службу и должны были сражаться на той стороне, которой присягнули, поклявшись своим наследственным даром и заговорённым оружием. Вот Юрген Клозе наверняка был связан определёнными обязательствами с Пруссией: логично предположить, что его сын тоже. На повседневную магическую жизнь это практически не влияло. Поэтому Адель и Арман с детства лавировали между монархистами, бонапартистами и прочими -истами среди французов, не испытывая ни угрызений совести, ни подобия интереса к тому, кем они назывались сегодня; поэтому среди старейшин и послов не существовало иных разногласий, кроме тех, которые прописаны их чародейскими полномочиями. Скажем, какой-нибудь раздел Польши их не беспокоил, но нашумевший случай с польской чародейкой привёл к настоящему дипломатическому скандалу. Единственным из группы, кто по мере сил хранил в голове скучную человеческую политику, был Милош: в Праге он поддерживал тёплые отношения с некоторыми людьми, поэтому иногда забывал, что новоявленным коллегам всё это неинтересно. Так дело и обстояло. Откровенно говоря, оно не обстояло никак, однако, тем не менее, заслуживало нашего внимания.***
Дождь сыпался с неба тяжёлыми гроздьями, разбиваясь о дорогу сотней маленьких виноградин. Благодаря чарам Адель, гроздья эти избегали падать на крытый экипаж, а её совместная ворожба с амулетами Лауры позволила защитить от дождевых потоков кучера и лошадей — хмурый бородач и гнедая тройка не сильно страдали от ливня, однако дорогу всё-таки размыло, несмотря на оптимистичные ожидания пани Росицкой. Путешествие начиналось ни шатко ни валко — никто не поссорился, но и особой приязни между членами группы не наблюдалось; было скучно, но и разговор не клеился; дорога вроде бы удобная, а вроде бы и нет. Они ехали в Безансон на встречу с писарем, и Арману это заранее не нравилось. Не желая привлекать внимание двумя экипажами сразу, они заняли один, но впятером: еле уместились в салоне, и то благодаря худеньким девчонкам, а куда им девать ещё одного взрослого мужчину? Не на козлы же сажать — борода намокнет! Почему-то Арман не сомневался в том, что писарь будет бородатым. Он сам сидел весьма неудобно, зажатый между Лаурой и Адель: ведьмы друг с другом не разговаривали, зато не занимали много места, и Армана устроили между ними по принципу «самый тощий из мужчин». Милош прижимался к дверце напротив Адель, стараясь сидеть как можно дальше от Берингара, но лидер группы не обращал никакого внимания на отстранённость чешского стрелка: он был занят тем, что пытался удержать свои длинные ноги внутри салона, не причиняя неудобств окружающим. Выходило, мягко говоря, плохо — у Армана на ближайшем к нему колене уже зрел синяк от постоянных столкновений с берингаровыми ногами. — Напомните мне, — скрипнула зубами Адель, когда экипаж подпрыгнул на очередной кочке и колено Берингара задело её тонкую ногу, — почему мы не воспользовались ключом? — Потому что на дороге из Лиона в Безансон были замечены магические следы, не зарегистрированные местным сообществом, — моментально ответил Берингар и с усилием подтянул ноги к себе. — Мы начнём искать их на первой же стоянке. — Без писаря? — подала голос Лаура. — Без писаря. У меня есть полномочия… Берингар в кои-то веки не стал распространяться о своих полномочиях, вздохнул и снова занялся ногами. Неловкая тишина была шестым пассажиром и без того тесной кареты. На самом деле, вначале все были как-то оживлённее. Понимая, что настроение в команде совершенно неприемлемое, Милош принёс себя в жертву и около часа разговаривал со всеми обо всём: расспрашивал Армана об оборотничестве, трепался о своей Праге, допрашивал всех о каких-то преследованиях, поддерживал светскую беседу с Лаурой — она изо всех сил старалась ему помогать, хотя и чувствовала себя более скованно. Но всё хорошее скоро кончается: у Милоша сел голос, и он замолчал, махнув рукой на своих бестолковых спутников. Лаура без него не справилась — разговор увял, не начавшись. Адель держала рот на замке, то ли злясь, то ли боясь сказать лишнего, Арман помалкивал, потому что у него разболелся ожог, а Берингар начал было повторять инструкции, но здраво оценил реакцию спутников и заткнулся сам. Что ж, скоро стоянка, а добираться им от двух до четырёх дней — зависит от дороги, от погоды и от того, как устанут лошади. Арман чувствовал вину за то, что никак не поддерживает общественную жизнь: в конце концов, он ведь был не последним здесь лицом, да и он сам этого хотел! Адель могла врать, сколько угодно — она согласилась ради брата, и это стоило ценить, а брат молчал, как рыба, и каждую минуту отодвигался на дюйм от Лауры. Дело в том, что внучка Хольцера сидела чудовищно близко к больному локтю, и Арману очень не хотелось, чтобы она его задела. Разумеется, именно это и произошло несколько раз подряд, но он мужественно сдержался и даже не зашипел. — Что там? — забеспокоилась Лаура, пытаясь выглянуть через залитое дождём окошко. — Я вижу дома. Мы приехали? — Нет, — разочаровал всех Берингар. — Рано. Но мне тоже не видно, в чём дело… — Телеги, — лаконично пояснил Милош. — Сцепились. Арман понадеялся, что он скажет что-нибудь ещё, но Милош явно иссяк на сегодняшний день, и винить его было решительно не в чем. Тронулись снова. Плечико Лауры заехало по локтю Армана, колено Берингара — по ноге, молчание Милоша — по сердцу. Одна сестра, как ни удивительно, не причиняла ему никаких неудобств. После той ссоры Адель вела себя образцово, что в её случае означало «беспрекословно слушалась брата и не раскрывала рта». Арман попытался выяснить, не передумала ли она после первой встречи с магами, но нет — похоже, не передумала. Если всё пройдёт удачно, у Адель будет шанс реализовать свой потенциал — хотя бы попасть на следующую Вальпургиеву ночь, до которой ждать осталось не так уж долго, так что выгода в путешествии просматривалась не только для Армана. Впрочем, если сестра продолжит вести себя, как всегда… потому-то она и молчала. Надежды на лучшее будущее грели душу, только настоящее пока не радовало. Ругань разгневанного возницы и тревожное лошадиное ржание предупредили Армана, и он успел подобраться, прежде чем экипаж вздрогнул и заходил ходуном. В этот раз он не успел отодвинуться от Лауры и получил прямо по локтю, не сдержав болезненного стона. Вряд ли это слышал кто-то ещё, потому что Берингар громко велел всем держаться, Адель ещё громче заорала на кучера, а Милош очнулся и одарил их всех отборной славянской бранью, которой никто не понял. Чеха извиняла шишка, которую он определённо получил при неловком столкновении с потолком. — Да извините, говорю! — кучер наконец переорал Адель. — Тут дитя посередь дороги валяется, я вам что, изверг какой — дитя копытами топтать?! — Я сейчас этому дитю… — мрачно начала Адель, но продолжать не стала. Карета встала, извозчик замолчал. Берингар не без облегчения выбрался наружу, подняв капюшон своего плаща, и за ним потянулись остальные. Арман задержался у кареты, протянув здоровую руку Лауре. К его удивлению, обычно вежливая и робкая девушка проигнорировала его жест и выбралась сама, отвергнув предложение помощи с презрительным движением губ. Разбираться было некогда — похоже, они в самом деле кого-то сбили. Только подойдя к группе, сбившейся над телом, Арман понял, что это не так. То, что потрясло извозчика, пассажиров и в каком-то смысле — карету, действительно было одето в детского размера штаны и курточку: оно лежало, свернувшись будто бы от боли, на пути, аккурат посреди двух борозд. Арман присмотрелся и увидел торчащие из рукавов куски соломы. Пугало? Не похоже, но и похожих магических артефактов не знал. Таких размеров… В любом случае, оно не успело пострадать: след от подковы или колеса бросался бы в глаза. — Господи, Твоя воля! — то ли крестился, то ли ругался возница. — Прям на дороге, что ж такое… Не объехать — не проехать, лошади вон заартачились… — Лошади, значит… — повторил Берингар и, склонившись над чучелом, втянул носом воздух. — Где мы, любезный? — Да вроде Марльё, — растерянно ответил кучер, сбитый с толку странным зрелищем. Он не был магом, но ему много заплатили, и Арман подумал, что неплохо бы проверить их походную сумку на наличие зелья забытья — всегда найдётся кто-то, кто заплатит больше. — Мы остановимся здесь. — Прям здесь?! — не поверил своим ушам кучер. Милош поглядел на Берингара с жалостью, словно тот тронулся умом, а Адель скривилась с отвращением. — Тут ведь недалеко всё же были дома, — вспомнила Лаура, сидевшая у окошка с нужной стороны. — Наверняка есть постоялый двор или просто неравнодушные люди… — Найди подходящее место, присмотри за лошадьми и сними нам комнаты, — велел Берингар таким тоном, будто всю жизнь приказывал слугам. Возница повиновался и полез обратно на козлы, ворча на выскальзывающие из рук поводья и ласково, но решительно понукая лошадей. Лаура быстро показала рукой в нужную сторону, и Арман разглядел какие-то крыши, вырастающие вдоль дороги. Они оказались ближе, чем все думали из-за пелены дождя. — Очаровательно гостеприимное местечко, — поделился впечатлениями Милош и потыкал тростью чучело. — А с этим трупиком что делать будем? — Для начала, пан Росицкий, мы не будем к нему прикасаться, — вздохнул Берингар, натягивая перчатки. Милош запоздало ойкнул и отстранился. — Будьте так добры, соорудите носилки. Повторять дважды ему не пришлось — рассорившиеся дамы работали тем лучше, чем больше они молчали. Адель за считанные минуты соорудила подложку из валежника, просушивая сырые сучья и ветви на слабом огне от своих ладоней, а Лаура вытащила из карманов подходящий амулет. И той, и другой магия позволяла не прикасаться к тому, что они делали — подстилку оставили на дороге рядом, а кукла с брошенным на спину амулетом левитации поднялась и легла на носилки по мановению руки Лауры. В том, что это именно кукла, Арман уже не сомневался. Странное дело — обычно их делают меньше, из воска или из соломы, из ниток или тряпья, но здешнее творение могло сойти за уменьшенную копию человека — до жути убедительную, если не приглядываться к деталям. Более всего оно походило на ребёнка. Проклятое пламя, кому не угодил ребёнок? — Теперь можно, — разрешил Берингар, словно кто-то горел желанием ощупывать находку. — Дамы и господа, кажется, мы нашли то самое место — удивительно, что так быстро, но я рад. Здесь за милю разит незнакомым колдовством. Я предлагаю убрать это с дороги и осмотреть местность: разумеется, я рассчитываю не только на свои силы, но и на вашу внимательность. Это было лестно, но бесполезно: лично Арман ни черта не видел в такой ливень. Ожог перестал болеть и приятно заныл, всему остальному телу погода не нравилась. К счастью, Лаура догадалась раздать всем согревающие амулеты, и стало чуть-чуть получше. Прежде чем они разделились, Лаура примкнула к Милошу, а Адель — к Арману. Естественно, Берингар не оставил без присмотра Гёльди, и они втроём направились на юго-восток от дороги, а Лаура с Милошем — на северо-запад. Вой ветра и шум ливня не располагали к разговорам, равно как чавкающие сапоги и сырой холод, поднимающийся от земли. Арман чувствовал себя полным дурнем — Берингар и Адель явно прислушивались к какому-то своему внутреннему чутью, что позволяло им искать с большей уверенностью, а он никак не знал, как применить свой дар в этих поисках. Не бестолковой ли было мыслью для оборотня соваться в такую авантюру? Арман опасался, что он сильно разочаруется не столько в миссии, сколько в себе, если не пригодится в первый же день. Разумом он понимал, что это глупо, но сердце не находило себе места. Пришлось напомнить себе о тех чувствах, которые он испытал, впервые услышав о путешествии и о книге. Что-то было такое, что заставило его поверить в свою нужность… С другой стороны, душу грыз червячок обиды: на первый взгляд бесполезная внучка Хольцера уже пригодилась. Остальные, впрочем, мало успели проявить себя. Надо отметить, что Арман в самом деле не завидовал и не испытывал чего-либо нехорошего по отношению к коллегам — если он сейчас и злился, то только на себя самого. — Сильный чародей, — наконец сказал Берингар, опуская голову. Он последнюю минуту разглядывал нависшее над дорогой дерево, будто мокрая кора что-то ему сообщала. — Средненькая ведьма, — возразила Адель. Сестра не удосужилась накинуть капюшон, но её волосы, от природы крепкие и густые, как будто не осели от дождя, только на ресницах и на щеках блестела вода. — Поясните? — вежливо спросил Берингар. — Насколько я знаю, то, что мы с человеческой подачки называем вудуизмом, не привязано к полу. — А как это следует называть? — поинтересовался Арман. Он плохо знал тонкости терминологии, так как провёл большую часть жизни среди людей. — Точного ответа, увы, не существует: в каждом регионе свои наименования, то же касается материалов — помимо шерсти, ниток, соломы и прочих распространённых материалов, мастера используют пищевые продукты, глину, соль, лёд… На мой взгляд, это неразумно, поскольку недолговечно. — Некоторые ещё пытаются оживлять кукол святой водой, — хмыкнула Адель с презрением. — А потом удивляются, что ничего не вышло. Ещё бы… — Ты-то откуда знаешь? — Мама рассказывала. — Так вот, — буднично продолжил Берингар, всё ещё изучая дерево. — Мнений почти столько же, сколько и магов. Иногда они вообще никак не называют то, что делают… Я сталкивался с объяснением, что поименованный вудуизм — изначально неправильный термин, так как создание кукол — всего лишь тёмная часть одноимённого древнего культа, а то и нескольких культов сразу. Она нацелена только на причинение вреда или на привязку души мёртвого человека, а поскольку куклы издавна изготовляются и в лечебных целях, не всякая кукла может считаться вуду в этом понимании. Если мы говорим о кукле вольт, понятии более широком… — В этих названиях чёрт ногу сломит! Какая разница, как называть, если способ работает? Вот стихия — точно наш конёк, женский, — Адель провела ладонью по той же самой коре. — Вы правы, эти зарубки — следы от сильного всплеска магии, и я не могу объяснить свою уверенность, разве что… я сама поступила бы так же. Понимаете? — Пойму, если вы объясните ход своих мыслей, — устало попросил Арман, не уловивший связи между куклой и зарубками. Берингар откликнулся на его просьбу: — Мы полагаем — поправьте меня, если я ошибаюсь, — что укладывание куклы на дорогу сопровождалось сопутствующим ритуалом. Когда магический артефакт укладывают в то место, где он должен сработать по задумке творца, часто требуется финальный заговор. Адель кивнула в знак согласия. Арман подошёл, едва не провалившись в лужу, к дереву и коснулся коры: идеально ровные, расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга щёлочки напоминали следы на стенах их кухни — когда Адель разводила огонь в дурном настроении, образовывался похожий силовой круг. Вспомнив, как Берингар описывал следы, оставшиеся после убийства Адель, Арман окончательно убедился в том, как это работает. — Но всё же, госпожа Гёльди, мы не знаем мотивов, — продолжил Берингар. — Мы знаем только, что человек, наделённый некоей силой, соорудил и заговорил правдоподобную куклу, рассчитывая на то, что её собьют или затопчут на этой дороге — следовательно, не поздоровится ребёнку, живущему где-то рядом. Вам не кажется, что такое поведение не свойственно женщине? Адель уставилась на Берингара, будто выбирая колкость поострее, но сдержалась и ответила: — Не всякая женщина соответствует вашим ожиданиям, господин Клозе. Мне кажется, что в здешнем краю колдовала ведьма, но подтвердить это я не могу. Арман не знал, чему он доверяет больше — логике Берингара или ощущениям сестры. Своего мнения у него не было, разве только захотелось вернуться к кукле и как-то уберечь её от возможной напасти. Судя по тому, что кукла пролежала нетронутой, не считая погодных условий, ребёнок ещё цел: убрав с дороги вуду или не вуду, как её ни назови, они уже нарушили злой замысел колдуна и не позволили лошадиным копытам затоптать чужую жизнь. Словно в подтверждение опасений Армана, по оставшейся в стороне дороге промчался экипаж, и никто не обратил внимания ни на пригнувшихся людей в плащах, ни на куклу, которую, впрочем, спрятали за кустом. Казалось, дело не сдвигалось с мёртвой точки, но тут издалека послышался приглушённый выстрел. Это Милош! Переглянувшись, трое магов поспешили на звук, не забыв захватить носилки с куклой, которую Лаура заботливо прикрыла своей шалью. Адель прыгала через кочки и лужи, подобно дикой кошке, и прокладывала дорогу сквозь сгущающийся лес, а Берингар с Арманом шли за ней, таща носилки. Жаль, что амулетом можно было поднять предмет только один раз! Во всяком случае, этим маленьким амулетом, сплетённым из осоки, паутины и усиков крылатых муравьёв. Арман отбил все локти о корявые деревья и не раз подумал о том, что лучше бы сестрица сразу выжгла ему мозги. Сейчас бы хоть не мучился… Бежали долго, беспорядочно и совершенно неудобно, то и дело перекликаясь друг с другом сквозь завесу листьев и дождя. Несмотря на самое пессимистичное настроение, Арман был полностью сосредоточен на том, чтобы найти и выручить остальных: он никак не мог допустить, чтобы с ними что-то случилось. — Глубоко они забрались, — послышался голос Адель откуда-то спереди. Арман почувствовал, что идущий впереди Берингар остановился, и тоже застыл, оторвав глаза от безвольной соломенной куклы. — Направо, — велел Берингар. — Почему? — Дым от выстрела заговорённой пулей держится дольше, хоть и не для человеческих глаз. Следы пана Росицкого ведут направо. — Ещё бы. Его-то аура посильнее, чем у девицы Хольцер, — пробормотала Адель и нырнула вниз с небольшого холма. Арману оставалось только последовать за ними, доверившись чужому чутью. Они свалились прямо за колючий куст, из-за которого открывался вид на вышедшее из берегов озеро, поросшее цветами, и приютившуюся с краю его хибару. Домик из одного этажа накренился, как плакучая ива, и выглядел так, словно пережил два потопа и три пожара. Теперь и Арман без всяких свидетельств не сомневался — Милош и Лаура были там, но по своей ли воле?***
Всё внутри неё ликовало, неясно почему. Нащупать след другой ведьмы, такой же, как она, оказалось приятно — не ради пользы дела, ради себя самой. Всё существо Адель переполнял охотничий азарт, какого она не испытывала безумно давно, если вообще когда-либо испытывала. Плевать на доводы Берингара, она не ошибается! Не может ошибиться… Женская энергия на коре дерева, следы на дороге, этот одинокий дом… Кукла — слишком крупная и правдоподобная для мужских рук: Адель помнила, как мама учила её плести и объясняла, тихонько смеясь — ни у какого колдуна не хватит терпения и выдержки на ручную работу. Им, мол, только бы пострелять… Впрочем, Милош явно стрелял не просто так, а в качестве сигнала. Поскольку чех был единственным, кто не успел ещё прийтись не по нраву Адель, она даже самую малость за него волновалась — впрочем, по большей части она спешила, поскольку сгорала от желания поскорее найти ту, за кем гналась. Что там будет с куклой и другими членами команды, пускай разбираются брат и Берингар. — Мы идём внутрь, — распорядился Берингар. — Куклу необходимо спрятать. — Это весь план? — братец вздохнул как будто с недоверием. Адель слушала их разговор, пытаясь унять бешено колотившееся сердце и ворожа над носилками, точнее, рядом с ними: злополучный куст, покорный воле ведьмы, естественно вытянулся вширь и ввысь и превратился в отличный тайник. Не хватает только амулета Лауры… и зачем ей Лаура? Ветви слегка задрожали, прислушиваясь к шёпоту Адель и впитывая просьбу — беречь и таить. Она против воли отметила, что впервые за много лет использует подобную магию ради защиты, а не ради атаки. Плющ-убийца был последним… пока последним. — Решим на месте, — казалось, их главный хотел сказать что-то ещё, но передумал. Надо отдать должное, решения он принимал довольно быстро. Адель потянулась за ним, из последних сил сдерживая себя, чтобы не ворваться в дом первой — потом она заметила, что Арман придерживал её за рукав. Этот мягкий жест убедил её куда больше, чем смутная мысль об иерархии в группе и о том, что ей явно не следует лезть на рожон. Вопреки ожиданиям, Берингар вошёл с ноги. То есть, сначала он, разумеется, постучал, но не дождался ответа и без зазрения совести налёг на дверь. Та поддалась и со скрипом распахнулась, едва не распавшись на мелкие частицы: ветхий старый дом не был готов к такому приёму, однако выдержал, как он выдерживал мощную концентрацию колдовства, запертую внутри. Это было похоже на спёртый воздух, и Адель едва не задохнулась поначалу. Затем ощущение сжатой силы — прямо как внутри самой Адель — отступило, отчасти вырвавшись наружу с потоком липкого вязкого воздуха, и внутри стало легче дышать. Стены украшали пучки засушенных трав и цветов, черепа, чучела животных, камни и ракушки в запылившихся склянках. Занавески на окне, выходящем на озеро, оказались сшиты из птичьих перьев; мрачные стенки печи, чёрные от времени и копоти, обнимали один из множества котлов, жидкость в котором застыла и покрылась переливающейся плёнкой. От порога разбежалась троица пауков. Всё это источало крохи магической силы и ритуальных следов, но их количество не играло на руку восприимчивым чародеям. Адель окончательно пришла в себя лишь через минуту, что было непростительно долго; впрочем, за это время ничего не произошло, и никто даже не сдвинулся с места. — Я уже говорил вам, пани, что к большому моему сожалению не знаю и не видел никаких убийств, — а это Милош, с трогательным упрямством величавший всех на славянский лад. Адель пригляделась и поняла, что они с Лаурой оба связаны на видавших виды стульях, а перед ними нависает горбатая спина в лохмотьях. — Однако, если вы требуете рассказ в качестве платы за жизнь, я расскажу вам историю. На одном шабаше, лет двадцать пять тому назад… Только не это. Пока Милош сбивал ведьму с толку знаменитой повестью о родах своей матери (то есть, его родах, то есть — понятно о каких родах), Лаура отчаянно делала знаки глазами. Адель вместе со всеми проследила за её взглядом: на стенах было слишком много всего, и она не поняла, в чём дело. — Довольно, — проскрипела ведьма и обернулась. Адель впилась в неё взглядом — хозяйка дома выглядела точь-в-точь как злая колдунья в глазах недалёких людей! Уродливая и грязная, с выпирающими из передника грибами и паутинкой в волосах, не хватало только зловещих воронов и чёрных кошек. Берингар на краю зрения Адель едва заметно покачал головой — надо полагать, расстроился, что Крамер и Шпренгер не соврали. — Вы ещё кто? Вы с дороги? — Да, хозяйка, — громко ответил Берингар, знаком велев остальным молчать. — Спешили, небось? Мчались на полном ходу? — ведьма была больше всего заинтересована в их путешествии, но при этом пожирала взглядом Адель. Между ними вот-вот грозили промелькнуть первые искры. — Именно так. — А не было ли там кого на дороге? — Кто-то был, — невозмутимо ответил Берингар. — Но мы не обратили внимания, поскольку сначала искали трактир, а потом — заблудших друзей. Заблудшие Милош и Лаура возмущённо переглянулись, но промолчали. Адель не понимала, почему Берингар подкармливает ведьму полуправдой, потом догадалась — лгать было не в его духе, а так он не произнёс ни единого лживого слова, при этом дав старухе интригу. Сомнений нет, она причастна к кукле! Хозяйку же дома Адель понимала куда лучше: кажется, та была настолько возбуждена и настолько сильно жаждала убийства, что не замечала подвоха ни в чём. Глядя на неё, Адель убедилась в этом ещё больше. Азарт был заразителен… — А ну, посторонись! — снедаемая нетерпеливым ожиданием, ведьма на удивление резво проскочила мимо них и, не обращая внимания на придержанную Берингаром дверь, выскочила наружу. Адель затаила дыхание: кажется, куст не пострадал и куклу не выдал. Либо она оказалась сильнее, что лестно, либо… как же сильно она жаждет мести! Почему именно мести? Мыслей Адель не читала, но и предположений не делала. Померещилось что-то на дне живых немного безумных глаз. Какое-то время они не двигались со своих мест: Берингар велел всем стоять и сидеть неподвижно, пока он не осмотрится на предмет следов. Это ведь, очевидно, ловушка, раз другие члены группы оказались связанными. Оказалось, нет: Милош увидел пустой дом, соответствующий его ожиданиям, и решил подать сигнал, чтобы не тратить время зря. А дом оказался не пустым — вполне естественно, что хозяйка испугалась пальбы. — Это был не очень умный поступок, — Берингар сказал то же, что пришло на ум Адель, в десять раз вежливее. — А я и не обещал делать что-то умное. Я обещал стрелять, — вскинул брови Милош. Никто не решился с ним поспорить. В общем, ведьма их приструнила, но не собиралась ни травить, ни убивать — все её помыслы были заняты ребёнком. Она и не скрывала этого, не заподозрив, что молодые маги могут не одобрить подобной затеи. Пока остальные трое добирались, ломая ноги, через мокрый лес, Милош и Лаура выслушали душераздирающую, но сумбурную историю о том, как ведьма мечтала об обычной человеческой жизни и особенно — о ребёнке от человека. Увы, мужчина её мечты узнал истину, перепугался насмерть и сбежал, пообещав взамен никому не выдавать чужую тайну. Вскоре у него появился ребёнок от другой женщины, и хозяйка странного дома возненавидела их обоих. — Она медленно отравляла его жену пять лет, — содрогнулась Лаура. — Конечно, люди не могли понять, в чём дело. Это ужасно! — Смелый ход, — заметила Адель с уважением. На неё посмотрели косо. Что произошло дальше, они выслушали также из первых уст: сведя в могилу супругу некогда любимого человека, ведьма вознамерилась убить и ребёнка. Увы, только страдание того мужчины могло смягчить обиду, а иного способа, кроме как лишить его всех близких, она не видела. Остальное казалось слишком мелко… Адель предпочла промолчать: она считала эту тактику наилучшей для мести, но остальные вряд ли разделяли её мнение. А жаль! Ведь в отрыве от жизни и смерти ведьма всё провернула блестяще, и её до сих пор не наказали за это! Поняв, что она восхищена, Адель содрогнулась и заставила себя мыслить иначе. В ней говорил не столько её собственный характер, сколько территориальная близость ведьмы — казалось, она всё ещё видит перед собой этот взгляд, читает его насквозь, пропуская через свою мятежную душу. — Я не чую здесь ничего, что могло бы навредить непосредственно нам, — сделал вывод неизменно внимательный господин Клозе. — Можете шевелиться. Берингар поспешил на выручку Лауре, которая и сама почти развязала путы; Арман помог выбраться Милошу, которого почему-то связали крепче — видимо, потому что мужчина и стрелял. Адель не участвовала в спасении товарищей, продолжая рассматривать комнату. Сколько же здесь всего — и сколько из этих ингредиентов можно сотворить! Её образование в зельях заключалось в памяти матери, природном чутье и парочке трактатов на латыни, которые с большим трудом однажды раздобыл Арман. Один из трактатов оказался фальшивым — скорее отсылался к Богу, чем говорил о настоящем колдовстве, а второй ей немало помог. Здесь, однако, знаний хранилось больше, чем Адель могла себе представить. — Где кукла? — спросила Лаура, с мольбой глядя на Берингара. — Если она найдёт… — Спрятана неподалёку. Я предполагаю, что чары госпожи Гёльди сильнее, — зануда-немец, видимо, почувствовал вражду между ними и добавил: — Если бы вы были с нами, фройляйн, наверняка оставили бы охранный амулет. — Мальчишку жалко, — отметил Милош, растирая запястья и возвращая всех в реальность. — В конце концов, невинное дитя раздора. Или в нашу миссию не входит спасение человеческих отпрысков, а, пан Берингар? — Может, мы и не совсем люди, но человечность нам не чужда, — ответил тот. — Разумеется, мы не оставим это просто так: колдовство совершается с очевидно злым намерением… Нельзя же позволить делу пойти по заветам Крамера… Адель хмыкнула: у него явно был болезненный пунктик на «Молоте ведьм», даром что сам не ведьма. Ей была безразлична судьба ребёнка, а вот то, что старая ведьма оказывалась теперь врагом, немало расстраивало. Одной из причин заняться книгой, которую Адель до этого момента скрывала не только от брата, но и от самой себя, была надежда на знания, на знакомство с такими сильными чародейками, которые смогли бы помочь ей… Положим, ей ничто не поможет, кроме шабаша, но хотя бы научиться лучше владеть своей силой! Это было бы так к месту… — Получается, эту госпожу мы не будем расспрашивать, как собирались? — как можно беспечнее вмешалась она, садясь за стол и кладя подбородок на скрещенные пальцы. — Сначала её нужно обезвредить, — Лаура впервые заговорила с Адель. — Если обезвредим, она нам ничего не расскажет — мы ведь будем ей враги, — сухо ответила та, глядя только на Берингара. Кажется, он колебался, но по лицу не поймёшь. — Судьба всей магии или жизнь одного ребёнка? — подбавил драматичности Милош. — Такой выбор не по мне… Впрочем, это ведь не последняя, а всего лишь первая ведьма на нашем пути. — Я согласен! — неожиданно воскликнул Арман, не поясняя сразу, с кем именно он согласен. — В смысле, согласен с Адель… Нам не надо ни бороться с ней, ни обезвреживать. Зачем, если можно пристрелить сразу двух зайцев? Пусть убивает мальчика — потом она наверняка расскажет, как… — Да как вы можете! — ужаснулась Лаура, прижав руки к груди. Адель внутренне возликовала, но на самом деле не поняла, чем вызвана кровожадность брата — казалось бы, ему следовало занять нейтральную позицию. — Тихо-тихо, — Милош перебил нарастающее возмущение, помахав своей неизменной тростью, и с интересом поглядел на Армана: — Кажется, я понимаю, к чему он клонит. Теперь догадалась и Адель — сразу после его слов. Братец озирался в поисках необходимых инструментов, а сообразительный Милош уже с головой нырнул в ведьмин сундук и вытащил оттуда зеркало. Мрачного вида рама, с черепами и костями из драгоценных камней, пришлась всем по вкусу. — Видите? — Арман кивнул на стену, где висели многочисленные портреты мальчика, по подобию которого делалась кукла. — Думаю, у меня получится… Адель, ты заколдовывала куклу, сходи за ней — мне понадобится эта одежда. — Только не умри по-настоящему, — посоветовал Милош, помогая ему закрепить зеркало перед старым ржавым умывальником. — Мы ещё даже до Безансона не доехали. Не без гордости за смышлёного брата, Адель сбегала на улицу, убедившись, что за ней не следят, проделала все необходимые действия с куклой и вернулась в дом с одеждой. За это время Арман успел объяснить всем свой план: он обращается в мальчишку и позволяет ведьме «убить» себя, тем самым спасая настоящего ребёнка от верной гибели. Поскольку Арман был взрослым волшебником, у него гораздо больше шансов выжить, пусть даже он будет в чужом теле. После этого ведьма, пребывая в прекрасном расположении духа, поделится с ними своей историей и вряд ли убьёт коллег по чарам, раз они не помешали её коварному замыслу. Адель рассеянно просушивала одежду живым пламенем от ладоней и слушала, как остальные договариваются о деталях плана. Кое-что ей не нравилось совсем, и это была жертва Армана. Брата хлебом не корми, дай ради кого-нибудь пожертвовать, будь то родная сестра, плаксивая дура Хольцер или незнакомый ребёнок. Но ведь он может погибнуть по-настоящему! К счастью, об этом же подумал и Берингар. — Вы не отправитесь в одиночку, — резко велел он. Арман помотал головой, разбрызгивая капли — он уже заговорил воду и начал умываться, то и дело поглядывая на портреты. — Мы не можем рисковать вами в самом начале пути. — А в конце можете? — усмехнулся Арман и усиленно потёр щёки, чтобы те начали приобретать детскую пухлость. — Не придирайтесь к словам, прошу вас. Я согласен с вашим планом, но вы даже не знаете, каким способом она захочет убить вас. — Я знаю, — просто ответил братец. — Я сам выберу способ, ей останется только подчиниться. Представьте, герр Клозе: перед вами заяц по своей воле мчится прямо в капкан. Вы будете его останавливать на полпути и пытаться загнать в другой капкан, что получше? Адель немного успокоилась — Арман умел управлять людьми, пусть и не признавал этого открыто. Отчасти она знала это по себе, отчасти — по всяким историям с жителями Круа-Русса, как с той же Жозефиной… Тревога не отпускала, но больше не мешала думать. Адель с удивлением отметила, что она довольно долго не испытывала приступов гнева, и заставила эту радость уйти на задний план — теперь, когда Арман настолько задействован в происходящем, она готова сосредоточиться на миссии больше, чем кто-либо другой. — Невероятно, — пробормотал Милош, наблюдая, как Арман заканчивает метаморфозу. Мальчишка, как две капли воды похожий на нарисованного, едва доставал ему до пояса и недовольно тряс безмерно широкими рукавами. — Дайте мне одеться, — сказал маленький Арман. Адель сочла, что может позволить себе на правах сестры помочь ему, но упрямый карапуз отказался и, скрывшись за углом, справился сам. — Так, — он вышел, глядя на окружающих снизу вверх. — Я спрячусь здесь, неподалёку, прежде чем она вернётся. Когда вы сочтёте, что ведьма готова клюнуть на приманку, подайте какой-нибудь знак. Когда я буду готов, я начну петь. Дальше не вмешивайтесь… Он говорил невнятно, не выговаривая половину звуков, и это могло бы быть смешно, если б не слова. Никому из группы не пришло в голову даже хихикнуть — если так подумать, рассуждающий о ведьмах и приманках ребёнок выглядит скорее жутко, чем смешно. — Я собью горшок с подоконника, — Милош указал кончиком трости на окно. — Снаружи будет и видно, и слышно. — Мы отвлечём от вас внимание, — подтвердил Берингар, внимательно глядя на Армана в его новом обличье. — Дайте знать, если вам потребуется помощь. — Удачи, — рассеянно сказала Лаура. Кажется, она почему-то невзлюбила Армана — за компанию с сестрой, что ли? На памяти Адель Арман впервые кому-то не нравился. — Будь осторожен, — Адель присела на корточки, быстро обняла незнакомого ребёнка и посторонилась, чтобы он выбежал за дверь. В доме всё стихло. Лаура и Милош на всякий случай вернулись на стулья, к которым их привязали; внучка Хольцера перебирала амулеты из карманов своего платья, стоившего как дом Гёльди в Круа-Руссе. Это Адель могла сказать точно, хотя в фасонах не особо разбиралась — девица со слабыми косами носила весьма хорошую и дорогую ткань… Ещё бы, со своими влиятельными родственниками. Милош барабанил пальцами по оленьему черепу, попавшемуся под руку, и поглядывал в окно. Берингар застыл за столом, не особенно разглядывая интерьер, но Адель чувствовала, что он сосредоточенно размышляет и готов в любую минуту действовать, если понадобится. Что ж, непривычно для неё, но этот мужчина при всех обстоятельствах понемногу вызывал уважение Адель. Во всяком случае, ей не хотелось его придушить. Она почти не переживала за Армана, потому что верила в него — по части перевоплощений и уловок ему не было равных. Даже если брат окажется слабее здешних опытных колдунов, он точно не будет слабее старой ведьмы, это Адель чувствовала так же явно, как процесс раздумий Берингара и то, что старуха возвращается. Волна злой энергии щекотала ей пятки и заставляла подниматься волосы на руках. А что, если?.. Нет, не стоит об этом думать — мысли материальнее некоторых вещей. Нет, нет. С братом всё будет в порядке, а если ситуация выйдет из-под контроля — она рядом. По-настоящему рядом. Ведьма приближалась, они ждали. — Не хочу нагнетать атмосферу, — медленно проговорил Берингар, — но кое-что мы не учли. Старуха одержима этим ребёнком — она может почувствовать, что перед ней подменыш. — Арман — опытный оборотень, он знает, что делает. Более того, он умеет подавлять собственную ауру, когда изображает другого человека, — вступилась за брата Адель. — Как-то раз я сама не отличила его… Думала — обычный человек без капли дара, а потом он превратился. — Ваш отец, герр Клозе, был высокого мнения о нём, — добавила Лаура. — Так же, как мой дедушка и герр Хартманн. — Арман что-нибудь придумает. Или мы придумаем. Как вы сами сказали — старуха одержима, — повторил Милош и играючи погладил череп. — Одержимые люди не всегда… внимательны. Уверен, она теперь готова кинуться в погоню за смутным силуэтом, не то что за похожим ребёнком. Дверь распахнулась, явив их взору злую и настороженную ведьму. Адель как будто ударило током, и она испугалась, что недооценила хозяйку дома: магия нестабильна, то, что один раз вышло слабо, в другой раз может уничтожить дом, ей ли не знать… Если так, они в опасности. Но Милош оказался прав: нездоровая жажда закончить своё тёмное дело была как шоры для этой женщины, которая мечтала отомстить тому, кого когда-то любила. Адель вздохнула про себя — ведьминские страдания из-за любви снова напомнили ей прабабушку. То ли ощутив с нею сходство, то ли повторяя за братом, Адель взяла дело в свои руки, прежде чем кто-либо успел раскрыть рот. — Неужели не вышло? — воскликнула она, оборачиваясь к старой ведьме. — Друзья рассказали нам, что случилось. Мне очень жаль, что вам до сих пор не удалось отомстить. Адель была никудышной актрисой, однако она позволила своей злой и безжалостной половине взять верх, что было не так уж сложно. Хозяйка дома угрюмо кивнула, не ища подвоха и — что важнее — не ища Армана, а остальные застыли истуканами — видно, пытались уложить в голове такую пропасть между сестрой и братом. — Мелкие куклёнки — ерунда, — проскрипела старуха, бредя вдоль стола и хватая с него какие-то склянки. Из одного такого сосуда повеяло плесенью, из другого — кровью. — Чем точнее хочешь ранить, тем больше нужно места. Закон таков. Глупцы этого не понимают… — Не может быть, — растерялась Лаура. — А как же иглы? — Ерунда ваши иглы, — отрезала ведьма. Она была не в духе, но, кажется, ещё в состоянии поддерживать беседу. — Их по-хорошему каждую отдельно заговаривать надо. Оно ж как: кукла особливо сделана, волосы в неё вплетены, всё по правилам, а всё равно вдруг не выйдет? Уж лучше по-другому… — Естественная смерть! Бросить её под копыта и колёса было умно, — Адель как будто разговаривала сама с собой. Это убедило всех — ведьма закивала, находя утешение в её одобрении, Лаура пребывала на грани между неприязнью и шоком, Милош и Берингар внимательно следили за происходящим. Кусок соломы никто жалеть не будет, а вот о том, что лошади могут почуять неладное, ведьма не подумала. Или не знала. — Но всё же, почему в полный рост? Это не сложнее? — Это лучше, — старуха бормотала себе под нос, было видно, что ей досадно и приятно одновременно — труды были оценены, хоть в этот раз всё равно пошли насмарку. — Уж я-то знаю… Мелочь эта может не дотянуть… только рядом закапывать, вы знаете… а я ж как в городе покажусь — все сразу пальцем тычут… Так я издали! Собрать немного вещиц этого грязного мальчишки, а потом можно и не возвращаться… Адель догадывалась, в чём дело. У ведьмы не хватало сил, чтобы качественно заговорить все иглы, и также она не могла спрятать куклу вуду под порог, поэтому решила обойтись без порога и без игл, изобретя почти что двойника. Одежда повышала шансы на успешную порчу: одно дело — пара волосков или пыль от ногтей в соломе, совсем другое — не раз ношенная одежда, один пот и запах чего стоит. А ещё рост и внешнее сходство с оригиналом… Адель старалась держать себя в руках, но она снова пришла в восторг от того, как старая ведьма осуществляла свой замысел. — Теперь новую делать, — ворчала она. — Нет и нет, нет и нет… в округе нет… — Вы можете узнать, что произошло с пропавшей куклой? — тревога Адель была вполне искренней, хоть и по другой причине. Ведьма неохотно покачала головой и проворчала: — Но было бы славно, если б её сожгли. Как было бы славно! Двойник… В той же роли сейчас был Арман. Одновременно о нём вспомнил и Милош: он привстал под предлогом «а где тут вас попить чаю» и с размаху, от души расколотил хозяйкин горшок, да так, что слышно было аж в Париже. Та моментально рассвирепела: — Да будьте вы все прокляты, мужчины недоделанные! — Милош за неимением амулета отмахнулся заговорённым пистолетом на тот случай, если проклятие было настоящим. Это разозлило ведьму ещё больше. — Тычут своими пистолями, тычут, тычут, руки кривые, что твои сучья!.. А пользы никакой! Да я тебя счас заместо мальчугана… — Так если вы его не затоптали, он ещё появится! Убивайте на здоровье! — возмутился Милош. На самом деле, границы его милосердия были не так уж далеко. — А эту штуку опустите, пожа-ал… — Палят! Грабят! Бьют! Как кабаны по моему дому прошлись! — Да что ж такое! — оскорблённый в лучших чувствах Милош, кажется, был близок к бушующей ведьме по степени гнева. — Сколько можно?! Никто не был свидетелем его пражских приключений, поэтому не понял, что именно задело Милоша за живое — а это было, разумеется, очередное за последнюю неделю сравнение с животным. Волевым усилием, а также окриком Берингара, все заткнулись на секунду и замерли — снаружи, со стороны озера, доносилось неровное и чуть визгливое детское пение. Старуха застыла. — Неужто, — почти ласково забормотала она, разом забыв про Милоша. — Неужто мы вернулись, да и без папки… ай как хорошо… я так и знала, так и подумала, что щегол свернёт сегодня с дороги… любит он с веточками в лесу баловаться. А зря. Адель похолодела, помня, что речь идёт об Армане. Наскоро грохнув на стол чайник, покрытый пылью и какими-то насекомыми изнутри, хозяйка выскользнула за дверь, и за ней тут же последовал Милош, резким жестом схватив что-то со стола. — Ты-то куда? — зашипела на него Адель. Милош обернулся, всё ещё раздражённый, и она впервые при виде мужчины почувствовала что-то, похожее на испуг. — Прочь из этого дома, — надрывно-драматичным тоном сказал он, — а вы сидите. Вы же не кабаны какие-нибудь. После этого он совершенно спокойно подмигнул и вышел, свернув в другую сторону. Адель покосилась на Берингара, но тот, кажется, понял больше и оставался невозмутим. Показательный спектакль для отвода хозяйкиных глаз и ушей? Может быть. — Идите сюда, — шепнула Лаура, подошедшая к окну. Сердце Адель билось неровно, когда она смотрела на разошедшееся озеро: не в самом центре, но неблизко к берегу торчала коряга, на кривой спине которой возился ребёнок. Мальчишка в не раз латаной желтоватой курточке, снятой с куклы, напевал какую-то ерунду про белок и орешки, неуклюже балансируя на мокрой древесине. В руках у него была ветка — мальчик размахивал ею, как мечом. — Как он туда забрался, такой малыш? — Справа кочка, — Адель ограничилась двумя словами: её покоробил этот преувеличенно нежный тон. А ещё она соображала, что именно задумал брат. Видимо, он рассчитывал на то, что ведьма его утопит… Плавал Арман неплохо, но если она возьмётся за дело иначе? Своими руками? Адель победно усмехнулась — она вспомнила слова Берингара. Редкая ведьма убьёт человека столь очевидным способом, у неё есть и другие дары. Какое колдовство ближе здешней колдунье? Явно не вуду, раз она изобрела почти что двойника, не в силах справиться с игольной порчей… Стихия — может быть, об этом говорили зарубки на деревьях и мощное сходство сил, которое ощущала Адель. Надо полагать, Арман догадался об этом раньше. Появившись в поле зрения незваных гостей, сгрудившихся у окна, ведьма остановилась чуть поодаль и, наслаждаясь и настраиваясь, протянула руки к озеру. Ранее непослушные, они не дрожали, каждый узловатый палец держался так ровно, будто лежал расслабленным на столе. Всё-таки мать-природа! Самое частое, но самое капризное колдовство… а уж как влияет на характер, мрачно подумала Адель. Началось! Мальчик покачнулся на коряге и ненадолго умолк, потом продолжил петь: испуганно, но упрямо, озираясь по сторонам и смотря куда угодно, только не назад. Не на ведьму. Та упивалась ощущением своей неразгаданной близости, а Арман настолько хорошо разыгрывал растерянность и неведенье, что Адель пришлось впиться ногтями себе в ладонь — лучше боль, чем вспомнить катакомбы. Споткнулся… нет, не упал. Поскользнулся снова… теперь не по своей воле — вокруг резко потемнело, а от вытянутых и теперь чуть подрагивающих пальцев ведьмы потянулся злой ветер. В помещении погасли все свечи, жидкости в котлах начали бурлить и кипеть. Сверху сдуло паутину, кажется, на плечо Берингару, но тот не обратил внимания, также поглощённый происходящим снаружи. А там, снаружи и немного вверху, неистово стонали деревья, словно от раздирающей их изнутри боли, и листва шуршала сотней шаркающих подошв — они убегали и убегали прочь, но не могли сдвинуться с места, потому как бежали против ветра. Мальчик замахал руками и отчаянно вскрикнул, пытаясь ухватиться за сук. Тот отломился, и вместе с ним что-то отломилось в ожившем встревоженном сердце Адель. Старухе оставалось лишь злобно захохотать и взметнуть руки к небу, но этого она делать не стала: вся она была сосредоточена на том, чтобы медленно и мучительно утопить ребёнка, ненавистного ей потому, что рождён был не от неё. Ветер помогал ей сверху, вода — снизу. Арман умирал красиво, словно ему предстояло играть на сцене или он уже играл — мальчик в его исполнении то сопротивлялся, то пытался ухватиться за ветку, изо всех сил показывая, что выбраться своими силами он не сможет. Потом он сдался и расширенными от ужаса глазами смотрел на ведьму, наконец очутившись с ней лицом к лицу. Это произошло, когда он уже висел по пояс в воде, из последних сил цепляясь пальцами за мокрую разваливающуюся кору. Адель больше знала, чем надеялась, что последний крик о помощи был нужен для того, чтобы под его предлогом набрать побольше воздуха. С очередным порывом ветра и разбушевавшейся волной мальчик сорвался и ушёл под воду — барахтаясь, отчаянно размахивая руками и безуспешно глядя огромными глазами на ведьму, будто бы не понимая, почему эта странная женщина не хочет ему помочь. Лаура отпрянула от подоконника и прижалась к плечу Берингара, Адель молча сжала губы. В этот момент даже ей не хотелось видеть лица ведьмы. Арман ушёл под воду, а время шло. Сколько он выдержит? Дольше, чем беспомощный ребёнок, это очевидно, но убедит ли старуху? Вода успокоилась, ветер постепенно стих — старуха утихомирила маленький клочок природы, подвластный ей, и осталась ждать… Хоть бы она не отправилась проверять. Хоть бы не стала поднимать озеро… Жёлтая курточка всплыла вверх. Не безвольной тряпкой, нет: в неё что-то было завёрнуто, Адель полагала, что бревно или ещё какая обманка, но братец превзошёл самого себя — это был он, безымянный мальчик, качающийся в такт волнам на неровной поверхности воды. Бледное лицо скрывали налипшие на лоб волосы — случайно или нет, оно повернулось к зрителям, и ведьма издала ликующий вопль. — Уходи же оттуда! — шёпотом взмолилась Адель. Брату нужно было время, чтобы хотя бы вдохнуть незаметно. Решив больше не рисковать, она воскликнула громче: — Чистая работа! О, если бы я умела так… Ведьма отвлеклась ненадолго — только обернулась на голос. Этого должно было хватить для вдоха. Полюбовавшись на дело рук своих, хозяйка развернулась и, постоянно оборачиваясь через плечо, направилась в сторону дома — легко, почти не сутулясь, и лицо её разгладилось и прояснилось, словно она вновь стала молодой.***
У него было всего несколько секунд, чтобы вдохнуть, выскользнуть из верхней одежды и уйти под воду, не оставив кругов. Озеро и так неспокойное, но Арман не хотел рисковать, поэтому дождался, пока окажется среди разросшихся кувшинок: здесь, за цветами, не будет видно отсутствующей головы. Какое-то время… Но это — потом, сначала надо выбраться и высохнуть. От резкого соприкосновения с не зачарованной водой обратная метаморфоза началась раньше, и Арман поспешил к дальнему берегу, заросшему долговязыми камышами, пушистыми кустами и — главное — не видному из узкого окна. Одежда не трещала по швам, только потому что растянулась в воде, а вот внутренние органы молили о пощаде. Как же он не любил превращаться в детей! Сначала сердце сжимается, потом — желудок, на обратном пути лёгкие опережают грудную клетку и расширяются так сильно, что впору задохнуться… обычный человек бы такого не выдержал. Арман уткнулся носом в кувшинку, с облегчением сделал большой вдох и, дрожа, выбрался наружу. Не успел он протереть глаза, мутные от воды и болезненных превращений, как его схватили под мышки и потащили вверх. — Тише-тише, — сказал очередной похититель голосом Милоша. — Это я. Снимай эти тряпки, простынешь. Арман ничего не сказал, потому что зуб на зуб никак не желал попадать, но кивнул с благодарностью и, сбросив мокрое тряпьё, завернулся в предложенный плащ. На пару они быстро управились — оказывается, Милош принёс не только себя и плащ, но всю арманову одежду за исключением сапог. — Чего нет — того нет, — посетовал он и случайно задел локоть Армана. — Что, ушибся? — Вроде того, — выдавил Арман, напрочь забывший об ожоге. Превращаться со свежими ранами — то ещё развлечение! Они исчезали на новом теле, а затем снова проявлялись на старом, как в первый раз. — Нич-чего серьёзного… что там происходит? — Твоя сестрица поёт дифирамбы злому гению, — пожал плечами Милош. — Лаура переживает, Берингар велит не переживать, а я — кабан и варвар. Впрочем, ничего нового. Арман непонимающе уставился на него, но не нашёл никакого сходства с вепрем. Возможно, хозяйка дома хотела таким образом выразить нелюбовь к бакенбардам, которые при некотором помутнении рассудка можно было принять за бивни. По форме. — А дальше-то что? — безрадостно поинтересовался Милош. Он помогал Арману согреться, растирая ему спину, но смотрел на дом. — Думаешь, она не проверит? — Надо сделать так, чтобы проверять было нечего, — пробормотал Арман, дыша на ладони. — И поскорее, пока ей не пришло в голову. — Я, конечно, восхищён, — сказал Милош, — но убить карапуза было бы проще. Это не значит, что я стал бы, но чисто теоретически… Арман не слушал: наступало неизбежное истощение. Каждый раз, обращаясь в непривычную для себя форму жизни, он впадал в это состояние — неизменная плата за потраченные силы. Вот повезло в последний раз: после Юргена Клозе только клонило в сон, потому что Юрген был здоровый мужчина лет пятидесяти. Что Адель, что незнакомый ребёнок — одинаково тяжело. — Надо успеть… — Знаю, — перебил Милош. Что-то тёплое и сухое прошлось по густым волосам Армана, мокрым насквозь. — Ты говорил, что будешь чувствовать себя как кисель. В смысле не помнишь? Я же сегодня спрашивал, в карете. Кстати, это была твоя жилетка, полотенца нет, надеюсь, она тебе не понадобится… О, лягушка. Бессвязная болтовня успокаивала, но не придавала сил. Привалившись к дереву, Арман по привычке нащупал трость — её отобрали. — Не поможет, — покачал головой мутный силуэт Милоша. — Возьми, попробуй. Если честно, никогда не приходило в голову меняться таким, но как знать… Часы. Странно, а Арман был уверен, что он тоже выбрал в качестве талисмана трость. Он ошибался — Милош не расставался со своей тростью исключительно из любви к ней, но в качестве заговорённого артефакта выбрал эти часы, которые носил в нагрудном кармане пальто. — Она проверит, — Арман заставлял себя говорить отчасти из необходимости, отчасти потому, что хотел поверить в эти часы. Помогают ли чужие артефакты? Помогают ли вообще? — Она точно проверит, я знаю. Не сейчас, когда пройдёт первая радость… И ребёнок, надо найти его. — Берингар отыщет, не сомневайся. Уверен, он уже работает над этим, — ухмыльнулся Милош. Он сидел рядом и как ни в чём не бывало грыз травинку. — Но что с трупом? Прошу прощения, с трупом, которого нет. Ты ведь не умер и не раздвоился, верно? — Можно создать видимость смерти, — пробормотал Арман и на какое-то время провалился в полудрёму. У него был план, но он пока не мог его осуществить из-за нехватки сил. Ещё ему было холодно, и это, честно говоря, самое худшее, но ему всегда холодно после таких превращений… Дома, то есть на Круа-Руссе, он лежал неподвижно и просто ждал, а ветер проникал через щели в стенах их хилого дома и щекотал плечи, спину и живот… Там, правда, был Мельхиор, греющий бока по первой просьбе и даже без неё. Где-то сейчас Мельхиор! Скучает… думает, что его все бросили. — Мы оставили собаку, — вполголоса поделился Арман. Он давно не открывал глаз и, если честно, не знал, здесь ли Милош или уже вернулся в дом. — Сочувствую, — оказывается, здесь. — Я оставил родителей, двух сестёр, брата и неизвестное количество котов. Это не считая пани бабушки и Эвы… — Вот так вот взял и бросил половину Праги на произвол судьбы, — еле ворочая языком, осудил Арман. Милош рассмеялся. — Нехорошо. — Прага без меня не рухнет. Наверное… А вот ты бы сейчас насмерть замёрз, можешь не благодарить. Арман что-то промычал, всё ещё не разлепляя век. Силы возвращались очень медленно. Его захлестнуло ощущение удивительно яркое, какого он не испытывал с детства — он так давно не пытался с кем-нибудь подружиться! Теперь он сидел невесть где бок о бок с малознакомым человеком, который, однако, пришёл на выручку и продолжал оставаться рядом. Они могли болтать о всякой ерунде, сидеть и жевать травинки, и это был не коллега-человек, не Мельхиор и не Адель, а такой же волшебник, с которым можно говорить и смеяться. Арман вздохнул про себя: он понимал, что Милош одинаково любезен со всеми и что у него несметное количество друзей дома, едва ли он сейчас чувствует то же самое. Благодарности это не умаляло, но приятное тёплое чувство прошло, словно его сдуло ветром. Сейчас Арману казалось, что он никогда не будет значим для кого-нибудь, что бы он ни сделал. А дружба — это та же значимость или что-то ещё? Ведь, наверное, не обязательно быть полезным, можно просто быть, как они с Адель были друг для друга. Не предаёт ли он сестру, надеясь стать другом кому-нибудь ещё? Пожалуй, что и нет, ведь она вовсе не против, а их кровную связь не разорвать ничем… Мысли о сестре напомнили об ожоге, ожог напомнил о себе сам. Открыв глаза и выпрямившись, Арман покрутил головой, разминая шею, и понял, что подсохшие волосы растрепались во все стороны. Пригладив их кое-как, он оглянулся на Милоша: тот сидел рядом и задумчиво тыкал веточкой лягушку. Лягушка ловила ветку перепончатыми лапками и отпускала обратно. Она играла. — Эта краля была у тебя на голове, — объяснил Милош и скептически осмотрел его. — С добрым утром. Мы уже уходим? — Возвращаться в дом не имеет смысла? — Очевидно. Подождём остальных здесь… Может, скажешь, что ты задумал? — Мне нужно мясо, — отчего-то виноватым тоном сказал Арман. — Сырое, наверное. Думаю, никто не догадается попросить такое у нашей старушки. — «У нашей старушки», — преувеличенно нежным тоном повторил Милош. — Проклятое пламя, Арман, она же тебя убила. Ну да ладно. Мясо нужно тихо или громко? — В смысле?.. А, ты стрелять собрался? Лучше тихо. — Не вопрос, — ничего не объясняя (сам такой!), Милош поднялся и куда-то ушёл к востоку от озера, обогнув ведьмин дом по большой дуге. Пока его не было, Арман выловил куртку и остатки одежды ребёнка из воды, выжал и немного порвал. Ткань, уже познавшая жизнь, охотно расходилась в его руках, и заплатки отлетали сами собой — их он поднял и бережно сложил в карман, пригодятся. Оставался последний штрих на сегодня… Стоит дождаться остальных, иначе они испугаются или, поняв неправильно, сыграют на руку старухе. Выстрела не было слышно, но Милош вернулся довольно скоро. Он нёс пристреленного зайца и выглядел немного уставшим. — В обморок падать не стану, но это тоже утомляет, — пожаловался он, предъявляя добычу. — Пули капризные, что твои ведьмы. Я ей — ну давай шёпотом! А она ка-ак… — Я понял, — быстро перебил Арман, — можешь не показывать, как. Возясь с мёртвым зайцем и размазывая кровь по детской одежде, он не мог не думать о том, что с точки зрения жизни и смерти всё равно проиграл. Пытаясь спасти незнакомого ребёнка, убил незнакомого зверя… В сердце Армана было место не только состраданию: он прекрасно помнил, как они с сестрой ходили на охоту, только чтобы выжить, и точно так же убивали животных ради мяса, собирали ягоды и грибы. Сейчас происходило почти то же самое — ради спасения одной человеческой жизни был убит один заяц. Пожалуй, в итоге его бы всё равно убили, раз его, такого невнимательного, быстро отыскал Милош… — Ты часто охотишься? — Мне доводилось, — стрелок уклонился от ответа, наблюдая за действиями Армана. Вопреки ожиданиям, его лицо оставалось бесстрастным — во всяком случае, видимого осуждения, отвращения или скорби почётный котовладелец не выказывал. — Заячий трупик в детской одежде, мило. Ты думаешь, она клюнет? Там, конечно, крыша поехала, но не так уж далеко. — Это не всё. Надолго они там застряли? — Идут, — почти одновременно с ним произнёс Милош, обернувшись через плечо. На всякий случай они оба пригнулись за камышами, но ведьмы не было видно: дом покидали Лаура, Адель и Берингар, и более никто. — Вот бы ещё знать, что делать с куклой. При мне она не вдавалась в подробности своего, скажем так, искусства… — Думаю, они разобрались, — Арман пронаблюдал, как трое спутников достают из убежища раздетую куклу и забирают с собой. В этот раз обошлось без носилок и амулетов, правда, кукла оставалась завёрнута в шаль, а Берингар носил перчатки. Подавать сигнал с такого близкого расстояния было лишним: Адель, и без того искавшая брата, заметила его первой. Арман махнул рукой, указывая на дорогу, и поочерёдно ткнул пальцем в себя и в Милоша — мол, мы догоним, всё под контролем. Сообразительная сестрица оставила на пригорке его сапоги. — Вы понимаете друг друга с полуслова? — заинтересовался Милош как свидетель этого языка жестов. — Ну да, — сбитый с толку Арман не совсем понял, что в этом странного. — Жесты простые, ничего особенного… Хочешь сказать, не у всех так? — Не уверен. Я представил реакцию родичей на подобную пантомиму, и знаешь… — он почему-то поморщился и потёр плечо, словно оно резко заболело. — Мы и на словах-то друг друга не всегда понимаем, чего уж говорить о жестах… Когда остальные скрылись на холме, двигаясь в направлении дороги, Арман решил, что тянуть дальше нельзя. Он не был следопытом, подобно Берингару, и не чувствовал духовной связи с ведьмой, как Адель, но неплохо разбирался в людях и понимал — надолго старухи не хватит, она перестанет смаковать триумф и отправится вылавливать из озера труп. Может, сделает из него какое-нибудь чучело, которым будет гордиться до конца дней своих… — Ты куда? — К волкам, — ответил Арман и босиком направился к лесу. Он не был уверен, есть ли в этой близкой к безлюдной местности волки. Но в любом случае должны быть дикие собаки. Арман занялся приманкой — подражание голосам было одним из первейших навыков оборотня, в том числе голосам животных. Когда он завыл, Милош едва не выронил трость и выругался — но, поняв, откуда идёт звук, выругался ещё раз, уже уважительно. Звери не заставили себя ждать: продрогшие изобретающие на ходу колдуны как раз успели скрыться. С животными порой проще, чем с людьми, вот и в этот раз они не нарушили планов Армана. Волки, читал он где-то в детстве, предпочитают травить добычу сами, но и падалью не брезгуют. Подстреленный заяц, из которого предварительно извлекли пулю, пришёлся им по вкусу… — Пойдём, — Арман отвернулся. — Не хочешь досмотреть? — Не хочу этого видеть. — Убедиться, что всё по плану, было бы неплохо, — заметил Милош, но не стал задерживаться и пошёл вслед за ним. — Мы и так сделали слишком много ошибок даже для первого раза. — Если ведьма выйдет на звук, она увидит волков, у которых из окровавленной пасти свисает та самая куртка. Если нет, всё равно останутся следы… ну, разберёт она кроличьи останки, но мальчишка-то был тот самый — видела своими глазами. — Не очень надёжно, хотя за неимением лучшего… Хорошо, что ты утоп недалеко от берега. Иначе пришлось бы разыскивать дикую утку-людоеда. — Или обычного злого гуся, — устало отшутился Арман. Он знал, что план был несовершенен с самого начала, но сделал всё, что мог. Ещё они не знают, чем закончился разговор с ведьмой, вдруг там выяснилось что-то важное. Ещё они не пытались разыскать ребёнка и его отца… Может, Берингар не позволит, если им придётся отклониться от пути, но вряд ли мальчик живёт далеко — по словам Адель, ведьма была не очень сильна, значит, едва ли она смогла бы покрыть порчу на большом расстоянии. Темнело. Искать дорогу становилось всё трудней, и Арман мысленно согласился с Милошем насчёт ошибок — они кое-как справились, остальные, наверное, даже вытянули что-то ценное из старой ведьмы, но злополучное «кое-как» довлело над каждым их действием, как очевидность первой неудачной попытки. На самом деле, всё прошло не так уж плохо, но он устал и не мог тратить отсутствующие силы на то, чтобы себя приободрять. — Ещё немного, и будет дорога, — сообщил Милош, подныривая под какую-то мокрую ветку. Дождь перестал, только кроны деревьев об этом, похоже, не слышали, продолжая щедро орошать и без того промокших магов. — Как ты здесь ориентируешься? Я, похоже, слишком городской. — Моей заслуги в этом ноль, — Милош покачал головой и показал ему на цветную ленточку, привязанную к кривому суку дерева. — Лаура заслуживает похвалы. Арман согласился, подумав про себя, что сестра и Берингар вряд ли заметили спасительные ленточки, следуя своему чутью. В голове начинало проясняться, он чётче видел свои и чужие ошибки и вместе с тем — сильные стороны, но спать всё равно хотелось сильнее. Впереди показалась дорога, точнее, не такой тёмный провал между двумя полосками холмистого болотистого леса. Тусклые редкие огни Марльё по правую руку казались чудовищно далёкими, а ещё стало очень тихо. Не шумел дождь, не хлюпала вода, никто не ехал по дороге, не ржали лошади и не скрипели колёса, птицы смолкли — смолк даже говорливый ветер, и вместе с ним — покорная листва. Сквозь эту тишину пробился смех, далёкий, как вечность, и потому же ужасающе близкий. Она была счастлива… Арман оказался прав. В нос опять ударил запах тины и свежей крови. Она получила смерть, и она была счастлива.