Я спросил: «Ты веришь в родственные души?» Он ответил: «Да, я нашёл свою. Она выросла, тоскуя по мне. Мы болтали, шагая вдоль шоссе». Я поинтересовался: «Ты когда-нибудь заставлял кого-нибудь плакать?» Он пояснил: «Когда-нибудь его щёки будут мокрыми от слёз. Потому что я могу подделать это. Когда, я имею в виду, когда. На самом деле это не то, что я хотел сказать». Я спросил: «Тебе когда-нибудь бывает одиноко?» Его ответом стал вопрос: «А тебе?» Я пояснил: «Это пустило корни во мне — Я уже привык». Ничто никогда не меняется. Я всё ещё стоял под прожектором, С микрофоном и секретом, который не должен раскрывать. Я предпочитаю болтать с незнакомцами, И ты знаешь, я бы выбрал тебя, Если бы знал как. Если бы только знал как. Вольный перевод The Desert — Soulmates
Покинув кабинет одним из первых, я выдохнул с облегчением. Травология осталась позади, и в своей оценке я был уверен почти что на сто процентов. Завтра осталось сдать прорицание и, можно считать, что этот год успешно завершён. По крайней мере, в том, что касается учёбы. И… теперь я мог сфокусироваться на методах убеждения, которые бы сработали на Сириусе, — три раза «ха»! — и на долгожданном проекте. Хотелось бы завершить хоть один тестовый набор артефактов, чтобы показать их Регулусу. Конечно, это самореклама, но разрабатывал я их не с целью заработать, а скорее — обезопасить экспедицию. Тот точно не останется равнодушен: возможность надёжной связи не только между разделёнными частями группы, но и с внешним миром… Да, ручка хороша, но вскоре можно говорить о создании некого диспетчерского центра. Несомненно, это оценит и Аврорат. Губы растянула улыбка. Я даже подумывал использовать иное устройство. Сначала, конечно, приучить всех к «телефону», но его громоздкость разве что полезна в палатках, а вот наушник — наушник можно носить с собой. Конечно, придётся назвать как-нибудь по волшебному: например, «Магической ракушкой» или «Слуховой улиткой»… «Слуховым вещателем»? Мда. Мою ладонь внезапно сжали, и я вздрогнул, заметив рядом с собой не Рона и Гермиону, как ожидал, а Тома. — Гарри, — мягко произнёс он. — Да… Я. Том? — Да, я — Том, Гарри, — кивнул Риддл, и во взгляде промелькнула насмешливость, которая резко контрастировала с его бледным лицом и несколько помятым видом. Помятый Том Риддл? Неслыханно! — Ты избегаешь меня? Сердце ухнуло вниз, и я нервно закусил губу. — Гарри, — понизил он голос до едва различимого шёпота и тут же огляделся. Из кабинета вышло несколько учеников. Смотреть на него было странно. Странно-болезненно. Чужой вид порождал внутри не только непонятный, суеверный страх — словно я всё ещё не мог отделаться от морока, навеянного кошмаром, — но и тянущее, мучительное чувство в груди. — Ты два слова мне не сказал по дороге в Хогвартс, а потом сбежал, — прошептал он, когда мимо нас проскользнули два ученика. Однако дверь кабинета вновь открылась, и Том процедил сквозь зубы: — Чёрт! Пойдём. Он потянул меня за руку, а я не стал сопротивляться, хоть вид его затылка вновь откликнулся чем-то неприятным внутри. Опередить его я не успел: мы зашли в закуток в тупике коридора и остановились. — Я сделал что-то не так? — спросил он, отпуская мою ладонь, и я тут же прислонился к стене, будто ноги меня не держали. «…Мне бы не хотелось, чтобы он чувствовал себя в чём-то передо мной виноватым, Гарри, и терялся в догадках…» — тотчас вспомнились мне слова Гермионы. Что ж, видимо, я был на полпути к этому. — Нет. — Ты ведь не обиделся на меня за то, что я решил повременить? — Том отступил, будто держа дистанцию. Я был одновременно и благодарен, и недоволен этим, точно два чувства схлестнулись в поединке. — Дело не в этом. Свет солнца мягко струился через витражное окно, падая на камень удивительными разноцветными формами, за которыми я «увлечённо» наблюдал. — Ты даже не смотришь на меня, — задумчиво прокомментировал он. — Я предвидел, что за проявлением смелости последует этап стеснения, и что ты, быть может, станешь нервничать в моём присутствии, вспоминая… гм, наше взаимодействие, но это ведь не так… Ты боишься меня. Почему? Я сделал тебе больно? — Я не боюсь, — вскинув взгляд, я тут же его отвёл. — Я вижу страх на твоём лице каждый раз, когда ты смотришь на меня, — прошелестел он. Ручка завибрировала в кармане. Наверное, меня хватились друзья, не обнаружив около кабинета. Мы должны были идти вместе, но… «Если ты собираешься «сторониться» Тома, то тебе лучше рассказать ему о причине…» А что, если он подумает, что я какой-то ненормальный? Том шагнул вперёд, и я невольно содрогнулся. — Не лги мне, Гарри. Ты вздрагиваешь, стоит мне оказаться на расстоянии вытянутой руки. Когда я вошёл утром, ты едва не свалился с кресла, — заметил он и протянул руку к моему лицу, от которой я рефлекторно увернулся. На его лицо будто тень упала. Губы скривились, а глаза вопросительно приоткрылись. — Спрошу снова: я сделал тебе больно ночью? Только напугал до чёртиков… Ничего смертельного. Нет, это был не он. Не он! — Нет, — покачал я головой и тихо добавил: — Дело не в тебе. Правда. — А в чём тогда? Ты передумал насчёт наших с тобой отношений? — Нет. Том тяжко вздохнул, а я не был готов к тому, чтобы вновь говорить о кошмарах. Сейчас — нет. — Не хотелось бы опаздывать, — глаза вновь опустились к полу. — У меня семинар профессора Бири… Сириус записал. — И впервые я покраснел от стыда, ощутив даже некоторое облегчение. — Я могу тебе написать перед сном? Глянув на него исподлобья, я заметил слабую улыбку. — Ты можешь писать мне, когда захочешь. Но ты прав, нам не стоит опаздывать, — кивнул он и отошёл, будто пропуская меня вперёд. Смущение сменилось удивлением, и я приподнял брови. — Не тебя одного записали, — и вновь эта вымученная улыбка на его лице, за которую мне стало стыдно, хоть я не был уверен, в какой степени на его утомлённый вид повлияла вечеринка, а в какой — моё поведение. Странное поведение, признаю. Минутку, что? — Не меня одного записали? — переспросил я. — Видимо, решили удвоить пользу. Ты, я… вместе узнаем о существовании презервативов. — Но там… — Ты вновь краснеешь, — выдохнул он с явным облегчением. — И что там? Говорят о сексе? Вот и отлично. Может, расслабишься. Может, расслаблюсь?! Я задохнулся от возмущения, что вызвало очередную улыбку на его лице, на этот раз более радостную, и шагнул вперёд. Времени спорить не было.***
— Итак, мисс Пейдж и мистер Голдштейн, восемьдесят девять процентов, — торжественно провозгласил Бири. — Можно сказать, вы практически истинная пара. Оба рассмеялись, словно давно были в курсе. — Можете садиться, и благодарю вас за то, что не отказались принять участие в этой небольшой демонстрации. Я нервно выдохнул. Как тут откажешься?.. Весь зал восторженно принял идею демонстрации, когда разговор зашёл о теории истинности, и профессор предложил шестерым парам выйти на сцену. Рон с Гермионой вызвались сами, а я ни за что не поднял бы руку, но инициатива с нашей стороны была без надобности. Профессор сам выбрал нас с Томом и, как мне казалось, выбрал наобум. Тем не менее на сцене оказались почти все комбинации из альф, бет и омег. — Мистер Прис и мистер МакФэйл — семьдесят два процента, — огласил Бири не без радости, и пара тотчас спустилась со сцены, следом усевшись в первых рядах. Лица хаффлпаффцев были недовольными. Цифра им явно пришлась не по вкусу. — Мисс Грейнджер и мистер Уизли, — профессор повременил, наблюдая за отметкой, и мягко улыбнулся. — Девяносто восемь процентов… Удивительный результат истинной пары. Гермиона надменно усмехнулась, будто это было маловажно, и я знал, что вызвалась она лишь для того, чтобы потом позлословить насчёт «тупой» теории и незаслуженной похвалы, ведь результатом истинной пары должно быть сто, а всё остальное — полумеры. Однако Рон светился так, словно только что выиграл кубок мира по квиддичу. Я улыбнулся им, и Гермиона закатила глаза. Но я действительно был рад. Как бы она ни принижала важность теории истинности, но результат выше девяноста пяти был исключительным. Когда профессор остановился около нас, я вновь вздохнул. Том же всё ещё был бледен и, кажется, недоволен всем происходящим. Впрочем, я тоже от счастья не вопил. Отчасти он оказался прав. Я расслабился, но спокойствие это было своеобразным, потому что теперь я нервничал из-за того, где мы оба находимся и в качестве кого пришли. В качестве пары. Если Гермиона и была в чём-то права, так это в том, что нахождение рядом позволило впечатлениям от кошмара померкнуть: теперь, смотря на него, я видел Тома. Тома, который не винил меня в своём же убийстве и не скрывался в темноте, следуя за мной немигающим алым взором. Поэтому убежать утром, воспользовавшись тем, что меня было не видно под мантией-невидимкой, без сомнений, оказалось большой ошибкой, за которую мне стоило попросить у него прощения после семинара. — Смелее. Это не больно, — пошутил профессор, подбадривая нас, но Том не сдвинулся с места, словно не только считал это потерей времени, как Гермиона, но ещё и отказывался принимать в этом участие. Однако вслух он ничего не сказал — лишь посмотрел на меня. Я должен это сделать? Закусив губу, я взял пипетку и опустил её в склянку. Там кружились вихри из нашей с ним крови и самого зелья проявления истинной пары, как называли его особо романтичные натуры. Десять капель ровно в лунку измерителя. Одна, две, три, четыре, пять… Надо признать, что мне было интересно, но я боялся гадать, ведь сам говорил, что проверки истинности подтверждали правила привлекательности. Так на какой процент я мог рассчитывать? Шестьдесят? Может, пятьдесят?.. …Семь, восемь, девять, десять. Возможно, всё же шестьдесят или... чуть больше — семьдесят? Полоска измерителя начала подниматься, но я отступил, позволяя наблюдать за процессом профессору, а сам замер рядом с Томом. Он выглядел ничуть не взволнованным, даже скучающим, если бы не складка меж бровей. Неужели совсем неинтересно? — Мистер Риддл и мистер Поттер, — без спешки изрёк Бири наконец и прочистил горло, отчего мне стало не по себе. Однако моя ладонь тут же оказалась в руке Тома, и я сжал её с благодарностью, в тот же миг понимая, что мы держимся за ручки при всех. Щёки кольнул румянец смущения, и я сам робко кашлянул. — Мистер Риддл и мистер Поттер, двадцать один процент, — сообщил он спокойно, и у меня замерло сердце. Теоретически мера истинности колебалась от нуля к сотне, однако «совместимыми» парами считали только тех, кто набрал пятьдесят и выше. Результат истинных скакал от девяноста до ста процентов, а результат ниже пятидесяти указывал на плохо совместимых между собой людей. Если мыслить оценками, то «Превосходно» — это девять-десять или девяносто-сто процентов, «Выше Ожидаемого» — семь-восемь, «Удовлетворительно» — пять-шесть, «Слабо» — три-четыре, «Отвратительно» — один-два и «Тролль» — ноль. Мы с Томом только получили оценку «О» и… Бири что-то сказал, но я не расслышал, пребывая в состоянии ступора. — Благодарю, профессор, — нейтрально отозвался Том и потянул меня за собой, а я вновь автоматически зашагал. Почему так мало? — Не думай об этом: это всё чушь, — шепнул он мне на ухо, когда пропускал вперёд, на моё место. Чушь? Не думать?.. Нервно тряхнув головой, я чувствовал растерянность, словно завалил свой первый экзамен. Это чувство мне совершенно не нравилось. Разумеется, я не рассчитывал на сотку — хоть втайне мечтал об этом, — но двадцать один процент? Что это? Хотелось бы назвать ошибкой, но никакой ошибки не могло произойти. Если неправильно смешать или добавить кровь только одного человека, то шкала поднимется до ста и опустится до нуля. Здесь же… Нет, никакой ошибки не было. — Мне кажется, или все вдруг притихли? — поинтересовался профессор. — Многие считают теорию истинности глупостью, — раздался за спиной голос Гермионы, и я будто очнулся, энергично заморгав. — Разве можно ориентироваться только по ней? Мне кажется, это довольно-таки наивно. Бири кивнул: — Вы правы, мисс Грейнджер. Многие пары счастливо живут, не зная своей совместимости. И, возможно, где-то там скрывается множество низких процентов. В этом смысле теория ничего не решает. Всё же мы не животные, а люди. — Однако, — едко заговорил Монтегю (как же он мне надоел за этот час!), — это влияет на качество секса и… прочее. Доказано, что плохо совместимые пары имеют многочисленные трудности при зачатии, а если повезёт зачать, то риск фатального исхода во время родов велик именно среди таких пар. — Хоть несчастные случаи и продолжают случаться, мистер Монтегю, но физиологические проблемы лечатся, а если лечение невозможно — то есть альтернативы. Грэхэм скривился, словно альтернатива — приюты — была ему противна. — Что до качества секса, то, полагаю, вы имели в виду умопомрачительно-нереально-феерично-мозговзрывательные ощущения, которые, к сожалению, доведут до оргазма за тридцать секунд, — изрёк Бири и усмехнулся. — Не стоит приравнивать благополучие и счастье пары к сексу и наличию детей. Слизеринец покраснел, а затем побледнел, но не успел ничего возразить. — А что до родства душ? — спросили с задних рядов. — Разве в истинных парах партнёры не являются родственными душами? — Мисс Пейдж, феномен родственных душ не доказан. Мы часто встречаемся с этим понятием в литературе, однако проанализируйте сами, что оно собой представляет. Родственными душами называли людей, которые сильно любили друг друга. Так сильно, будто одна душа разделилась надвое, а затем отыскала свою половинку. Но это всего лишь красивое определение для крепких взаимоотношений пары, а такое действительно редкость. Среди истинных могут быть родственные души, но не все истинные — родственные души. — Получается, вы не верите? — глухо спросила она. И на лице Бири расцвела понимающая улыбка. — Даже если я во что-то не верю, это не значит, что вы не должны. Я скосил взгляд на Тома, но он выглядел настолько погружённым в себя, словно был опечален результатом не меньше меня. Хотя, чего это я? Я не опечален… Я просто удивлён. Вот и всё. — Том, — я коснулся его руки, и он вздрогнул, посмотрев на меня. — Ты сам сказал, что это чушь. — И это так. Прости, я размышлял о другом, — лёгкая улыбка тронула его губы, и он склонился ко мне, едва слышно прошептав: — Интересно, будь мы с тобой истинными, ты бы кончил фонтанируя? Боюсь, я бы подавился и умер этой ночью. Или пришлось бы стены отмывать и перекрашивать. Я не смог сдержать смешок, представляя это. Ведь именно так было в последнем романе, что я дочитал. Омега там кончал так, словно яйца у него было размером с коровье вымя, и всё потому, что секс с его истинным был н е р е а л ь н ы м, как тот неустанно повторял. И занимались они этим на каждой легкодоступной поверхности. Как кролики. Видимо, это Монтегю имел в виду под «качественным» сексом. Но что могло быть фееричнее того, что я ощутил ночью? Мне и этого было достаточно. Вполне. Поэтому к чёрту истинность. — …Не бойтесь задавать вопросы, не бойтесь говорить об этом, не бойтесь самих себя и своих желаний, — звучал воодушевлённый голос профессора Бири. — Да, мистер Калик? Позади раздался нервный смешок. — А есть какие-нибудь способы увеличить… — тот запнулся и тут же добавил шёпотом, словно для того, чтобы присутствующие его не услышали: — Ну, увеличить… размер узла. Никто не начал смеяться. Первое правило таких семинаров: неуместный смех порождает стыд, а стыдиться себя не стоит. Поэтому профессор Бири потворствовал только смеху над собственными шутками, а смеяться над вопросами остальных было запрещено, если только сам оратор не смеялся над собой. — Временно или же на постоянной основе? — уточнил профессор. — Навсегда, — хрипло выдавил из себя Калик. — Итак, посмотрим, — Бири слабо улыбнулся, отвернувшись к доске, на которой появилось строение полового органа альфы. — К счастью, или к сожалению, как мы все знаем или уже должны знать, размер Bulbus glandis колеблется от состояния полного сужения до состояния набухания, и это колебание происходит в пределах нормы. Эти пределы индивидуальны для каждого альфы, мистер Калик, и зависят они не от самой ткани луковицы, а, — он повернулся к нам, — от обхвата полового органа, что не следует путать с «размером». Ведь размер включает в себя и длину. Поэтому правильный вопрос: можно ли увеличить этот объём, чтобы так называемый узел был больше? Кто-нибудь из присутствующих может дать ответ? — Бири оглядел зал с ободряющей улыбкой. — Слушаю вас, мистер Корнуолл. — Горчичная мята, — произнёс тот, и я скосил взгляд на хаффлпаффца. Он выглядел довольным собой. — Не совсем верно, — покачал головой Бири. — Разве что у мистера Калика проблемы с правильной работой Bulbus glandis, а не с её размером. — А если адаптировать формулу заклинания «Энгоргио»? — раздалось с задних рядов. Профессор улыбнулся, разводя руками: — Безусловно, вы не первый, кто на моей практике это предложил. Тем не менее быть обладателем хобота слона между ног — дело весьма хлопотное даже для столь амбициозного альфы, а заклинание «Энгоргио» является разновидностью тёмных чар — порчей, — поэтому нет никакого способа контролировать размер, но велик риск взрыва, если волшебник хоть на секунду утратит контроль. Оно вам надо? Послышались смешки. — Значит, способа всё-таки нет? — По крайней мере, безопасного. Иногда даже мы, волшебники, не можем спорить с природой, мистер Калик. Я нервно коснулся лица, поправив очки, и вновь посмотрел на Тома. Тот, будто ощутив моё внимание, улыбнулся, и я облизнул губы, заметив, как его взгляд опустился к ним и задержался там. — Не стоит так расстраиваться. Напротив, — вновь послышался бодрый голос профессора, — ваш партнёр или партнёрша, безусловно, не будут в восторге, если, помимо биты, в них ещё и квоффл надуется. Поэтому важен не размер инструмента, а как хорошо вы им умеете пользоваться, — Бири присел на край стола, скрестив руки на груди. — Это имеет отношение и к качественному сексу, мистер Монтегю. — Но разве функция узла не стимулировать наслаждение омеги? — послышалось рядом. Профессор улыбнулся: — Мистер Блетчли, не буду вас ругать за то, что вы проспали уроки по биологии… — Я не спал, профессор, — покачал тот головой, заметно покраснев. — И я имел в виду дополнительную функцию, помимо запирательной. Бири отделился от стола и вновь повернулся к доске, взмахнув палочкой. — И всё же я видел, как вы пребываете в царстве Морфея, — произнёс он, пока на тёмной поверхности проявлялось внутреннее строение всех остальных полов. — Однако это поможет нам перейти к следующей теме, которую, надеюсь, вы не против повторить. На этот раз я не буду просить вас искать пять отличий, ведь вы все уже давно знаете, чем отличаетесь друг от друга. Тем не менее, мистер Блетчли, — Бири оглянулся, указав палочкой на доску, — такое понятие, как дополнительная функция, весьма относительное. Почему? Потому что у женщин нет предстательной железы, которую вы бы могли стимулировать своей дополнительной функцией, — он стукнул пару раз по доске. — В случае же мужчины-омеги лёгкое смещение этой троицы, — обвёл он палочкой мочевой пузырь, семенной пузырёк и простату, — позволяет стимулировать её и без наличия узла. Так что ваш вопрос относится скорее к однополым отношениям между двумя альфами, — он обернулся. Майлз Блетчли крякнул. — Я не то имел... — Тот ещё больше покраснел, а затем вздохнул, будто сдавшись: — Хорошо, это. — Нечего стесняться. Ответом на правильный вопрос, — понимающе улыбнулся профессор, — не является ли второстепенной функцией узла стимулировать наслаждение альф? — было бы «зависит». Никакая стимуляция предстательной железы не сравнится с ощущением даже не квоффла, а снитча в заднем проходе. Поэтому вам стоит начать без применения своих дополнительных функций, мистер Блетчли, и медленно готовить своего партнёра к этому. Майлз, вместо того чтобы смутиться, хмыкнул, словно переборов внутренний стыд, и откинулся на спинку скамьи. — То же самое применимо и к остальным полам и подполам, — напомнил Бири, постукивая по каждому из рисунков. — В том, что касается анального секса, обойдёмся так же без иллюзий. Сразу визжать от восторга он или она не будет, если нет дополнительной стимуляции или, скорее, отвлечения. Не забывайте, что ваше наслаждение в «активной» роли нельзя приравнивать к наслаждению ваших партнёров, — Бири обвёл теперь всех нас палочкой. Я стиснул ладонь Тома. В голову лезли, как назло, воспоминания того, как он вылизывал меня, чёрт побери. Но это было лучше, чем вспоминать, как я ковырялся в его груди, ага. — Мистер Блетчли, хотите ли вы ответить на вопрос, как бы вы доставили наслаждение своему партнёру? — указал Бири на альфу. — Или же дадите слово другому? Без давления. — Стимулируя его эрогенные зоны, — скороговоркой ответил тот. — А для этого вам потребуется изучить партнёра, ведь, как вы все должны понимать, чувствительность — понятие субъективное и сугубо индивидуальное, — кивнул Бири. А я вновь внутренне сжался, вспоминая, как кое-кто меня изучал вдоль и поперёк… — Назовёте какую-нибудь конкретную эрогенную зону? — предложил профессор. Блетчли вздохнул: — Головка члена? — Очевидно, — согласился профессор. — Однако не только стимуляция головки члена или, к примеру, мошонки, а может, клитора вместе с малыми половыми губами могут отвлечь вашего партнёра, но и такая обширная зона, как спина. Она тоже перенасыщена нервными окончаниями. Поэтому сейчас мы говорим не только про индивидуальную чувствительность, но и про важность… чего, мисс Грейнджер? — профессор посмотрел за моё плечо. — Психоэротической привязанности, — раздался её голос. — Верно, — Бири кивнул. — Поцелуй в предплечье от альфы, омеги или беты, к которому вы равнодушны, может не вызвать ровным счётом никакого отклика; поцелуй туда же от нравящегося вам человека может взбудоражить, а от вашего возлюбленного — с лёгкостью возбудить. И истинность не играет никакой роли здесь — лишь ваши чувства. Но хочется напомнить, что ни одна из эрогенных зон не является ударным инструментом, по которому нужно барабанить, чтобы добиться отклика, считая, что, чем сильнее вы это делаете, тем отзывчивее будет партнёр. Если соски не являются чувствительными к ласке, это не значит, что, сдавив их со всей дури или начав грызть, вы добьётесь чего-нибудь, помимо противоположного эффекта, — он перевёл взгляд на Блетчли. — То же самое касается и предстательной железы. Я сглотнул, чувствуя, как Том поглаживает центр моей ладони, которая непроизвольно раскрылась, поддаваясь этой немудрёной ласке. Хотелось, чтобы он гладил не только её, но и руку до локтя, однако закатывать рукав рубашки я не решался. — А что же омеги мужского подпола? — раздался раздражающий меня голос справа. Я покосился на Монтегю, и тот вернул мне полный неприязни взгляд. Да уж. Когда мы вошли с Томом вместе и сели рядом, такое выражение появилось у половины омежьей «сборной» Слизерина. Да и не только Слизерина. Словно Том с собой слизняка какого-то притащил и посадил его на колени. Конечно, я видел, что за неприязнью скрывается непонимание и зависть, а не отвращение как таковое, но в действительности мне не хотелось разбираться, что там и как. Просто было неприятно. Будто то, чего я боялся, когда думал о Седрике, начало воплощаться в жизнь. Вот только Тому, казалось, были абсолютно безразличны чужие взгляды. — Что именно вы спрашиваете, мистер Монтегю? — уточнил профессор. — Нам не нужна дополнительная стимуляция, чтобы достичь оргазма, — произнёс тот с наглой улыбкой. — Это не вопрос, а констатация, полагаю. Что ж, вы правы, — с заминкой согласился Бири и заправил светлые волосы, следом стукнув палочкой по столу. — Мужчины-омеги в равной степени наказаны природой, и вознаграждены за это наказание. Я заметил, как довольная улыбка Монтегю тает, а Бири, будто не заметив этого, продолжил: — Вместе с профессором Бинсом вы проходили периоды истории, когда политические интересы вкупе с царящим невежеством порождали гонения, — Бири слабо улыбнулся, опираясь на стол. — Девушек и женщин заключали в темницах, делали рабынями и сжигали за то, что они отличались от мужчин-омег. Они рядились в мужские костюмы, состригали волосы и перевязывали грудь, не дай Мерлин их заподозрят и проверят, обнаружив «лишнее» отверстие, через которое они сношаются исключительно со своим повелителем, будучи бесплодными для мужчин, — Бири снова печально усмехнулся. — После же ситуация радикально изменилась, и мужчины-омеги стали жертвами векового невежества, ведь сам нечестивый сеял семя в их «грязный» проход. Предрассудки, заблуждение, безграмотность заставляли верить в то, что дети у омег растут в кишках, а потом, когда демон зовёт их, выползают, будто черви, — казалось, весь зал скривился, а вместе с ними и я. — Казни, рабство, суды… Если альфа хотел избавиться от беременного омеги, ему достаточно было донести на него, и Инквизиция, до этого считавшая женщин любовницами дьявола и после же возвёдшая их на пьедестал, вешала омегу, чтобы тот не породил бесов. Именно тогда философия чистой крови Салазара Слизерина начала набирать популярность. — Но это ведь глупо! — в негодовании воскликнул Монтегю. — Верно. Искать третий сосок или родимые пятна на телах — глупо. Однако миром правят интересы людей, мистер Монтегю. Донести на мальчишку, дескать, видел, как тот принимал в своей коморке шесть месяцев назад рогатую тень и понёс, когда сам совратил слугу и прекрасно осведомлён, чей это ребёнок, неудобный ребёнок, всего лишь самый простой способ избавления от помехи, — Бири развёл руками. — Богатые и влиятельные могли откупиться от пристальных взглядов в свою сторону, не столь важные пешки — откупиться во время судейства. Однако мы не на уроках истории. Следователи Инквизиции заявлялись, задерживали мальчишку, допрашивали, напугав до полусмерти, следом без каких-либо прелюдий раскрывали и, конечно же, попадали в прямую кишку — вот и все необходимые доказательства его греха. Но сейчас провернуть подобное невозможно, не так ли, мистер Монтегю? Тот слабо кивнул. Он был бледным, словно сдерживающим тошноту, и я понимал его. Это было несправедливо. И мерзко… — Почему? — Потому что все знают, — выдавливал из себя Грэхэм. — Все знают что? — не отставал от него Бири. — Как устроены тела. Бири слабо улыбнулся: — Боюсь, это преувеличение. Но знает большинство, хоть и туманно иногда, однако это спасает ситуацию. Не так ли, мистер Риддл? — внезапно посмотрел на нас Бири. — Вы, как альфа, могли бы объяснить, как устроен мужчина-омега и как особенности его строения были использованы в качестве оружия против целого пола? — Безусловно, профессор. — Не будете ли так добры, подняться и сделать это, — Бири указал на изображение строения омеги. Том нехотя отпустил мою руку и поднялся. С одной стороны, я выдохнул с облегчением, так как просьба относилась не ко мне — только этого мне сейчас не хватало для полного счастья: снова красоваться у доски, — с другой стороны, я немного напрягся. Мне казалось, что Том будет объяснять всё тем же тоном, которым рассказывал мне о том, куда и что мне засунет. И чёрт… Нет, нет и нет! Тем не менее Риддл уже поднялся на сцену и подошёл к доске. Бири тем временем сделал несколько глотков воды, наблюдая за ним, и предложил: — Можете ответить на мой второй вопрос для начала. — Следователи пользовались тем, что омега не был возбуждён. Таким образом, подкишечный проём, — указал Риддл на доску, — был в состоянии покоя. Тем же пользовались и на суде. В те времена в темницах многие стражи продавали омегам за баснословные деньги «Райский глоток» — чай с добавлением стимулирующих специй и трав — за тем же эликсиром многие бежали к волшебникам, если успевали узнать о доносе заранее. После приёма омега шёл на суд в возбуждённом состоянии, на которое не влиял испуг, боль или напряжение, и представлял доказательство своей невиновности. Но это не меняло представление об остальных, а лишь статус этого конкретного «благочестивого» омеги. Бири, казалось, был доволен ответом. — Недавно речь зашла об анальном сексе, — медленно произнёс он, обводя взглядом зал, и остановился на стоящем рядом с ним Томе. — Правильно ли всегда использовать это словосочетание в отношении мужчин-омег, мистер Риддл? — Не совсем, — посмотрел он на меня, и я ощутил, как краснею. Мордред… — Формально речь идёт не об анальном сексе, — неторопливо добавил Том, и на его лице появилась насмешливая улыбка. — Однако, как и в случае с эструсом, многие предпочитают пользоваться этим наименованием, так как проникновение происходит через анус… хоть мышечное строение и отличается, профессор. — Как? У меня создалось такое ощущение, что Бири хотел, чтобы я сгорел от стыда прямо там: когда об этом говорил профессор, я относился к этому отстраненно, как к теории, но, стоило об этом заговорить Тому, как дрожь охватывала тело. Пусть он и не пытался как-то особо выделять слова или же заигрывать с публикой с помощью намёков или же шуток, но сам голос переливался и журчал, словно хорошо настроенный музыкальный инструмент. Он звучал то растянуто и будто томно, то мягко и убаюкивающе, то резко и, чёрт возьми, соблазняюще — даже Монтегю вновь начал глазки строить! — В отличие от всех остальных, у омег мужского подпола, — пронёсся вибрацией по залу голос Тома, и я невольно вздрогнул, чувствуя лёгкое возбуждение, — прямая кишка на несколько сантиметров длиннее и на уровне средней заслонки перерастает в так называемый подкишечный проём, — указал Том на доску, — где находится ректальный клапан или же дополнительная заслонка, выполняющая запирательную функцию в определённых случаях. Сам же проём чем-то напоминает гармошку в сжатом состоянии, а в состоянии покоя не отличается от прямой кишки. Я мысленно застонал, когда его взгляд ненавязчиво вернулся ко мне. Соблазнять, говоря о кишках, очень своеобразный способ делать это, но ему, чёрт возьми, как-то удавалось. И пока он говорил, процесс запускался внутри. Просто чудесно! — Совсем ничем? — улыбнулся Бири, приподняв брови, и сделал ещё один глоток. Видимо, он вызвал Тома только потому, что в горле пересохло после часовой беспрерывной болтовни. — Помимо мышечных особенностей, — пояснил Том. — Что из себя представляют эти особенности, мистер Риддл, или вы уже не помните? — Я на экзамене? — уточнил тот с лёгкой улыбкой. — Если позволите мне быть откровенным, я приятно удивлён тому, что приверженность философии чистоты крови семьи Гонт не повлияла на вас в выборе партнёра. И, надеюсь, недавний тест тоже не повлияет. Приверженность философии чистоты крови семьи Гонт? Волна возбуждения поднялась и будто разбилась о скалы, исчезнув, а вместе с ней я медленно вдохнул и выдохнул. Об этом, честно говоря, я не задумывался… Но сейчас, вспомнив вопросительную интонацию Меропы Гонт, граничащую с возмущением, понимал, что чужой вопрос мог относиться к чему-то другому: мол, «какого чёрта ты путаешься с этим омегой?» И тем не менее Том ведь не высказывался насчёт намерений Родольфуса в этом ключе? Не высказался. Или, может, чужой подпол действительно повлиял на его отказ ему? Я несколько растерялся. Если со стороны того Риддл был выгодной партией, то со стороны Тома Родольфус, как, впрочем, и я, были чистокровными, безусловно, но дети такими бы не являлись, а потому… «В отличие от Малфоя, замуж я тебя не зову прямо сейчас». И, возможно, ни сейчас, ни когда-либо. Я нахмурился. Не то чтобы я торопился, да и глупость это, но всё же не хотелось быть чем-то вроде пробника. — Поэтому вы решили устроить мне допрос? — вмешался в мои мысли голос Тома. Тот продолжал сдержанно улыбаться. — Что вы! У меня нет каких-либо предубеждений насчёт вас или вашей семьи. Если вы не желаете отвечать, можете сесть, — Бири вновь стукнул по краю стола палочкой. — У меня с этим нет проблем, — покачал головой Том, будто ему и правда было всё равно. — Тогда прошу вас. — По сути, — продолжил Том, — слой кольцевых мышц кишки утолщается в мышечную структуру внутреннего анального сфинктера — рефлекторного, — который отделяется от внешнего — произвольного, — с которым, в отличие от всех нас, не контактирует, — он стукнул по изображению, даже не глядя. — Но контактирует с гладкомышечным слоем влагалища. Поэтому механизм отчасти прост, как лифт, — оглянулся Том на доску, и речь его была быстрой, точно щёлкающей профессора по носу. — В отличие от противоположного подпола, омеги имеют не пару, а две пары бартолиновых желёз. Здесь, — вновь стукнул он палочкой по изображению. — Во время возбуждения те начинают выделять прозрачную тягучую жидкость. — Он глянул на меня и будто мне одному пояснил: — Смазку, содержащую не только муцин и белки, но и определённый фермент. Ректальный клапан закрывается, начинаются сокращения внутреннего сфинктера ануса и его медленное отделение от стенок внешнего сфинктера ануса, за которым следует сжатие, стимулирующее сокращение мышц подкишечного проёма и формирования того, что называется анальной пробочной стеной, на ощупь ребристой, открывающей проход во влагалище и запирающей проход в прямую кишку, что обеспечивает изоляцию существенно различающихся микрофлор. На этом всё. — Чудесно, мистер Риддл, — Бири с воодушевлением рассмеялся. — Чудесно! Видно, что именно такими речами вы пленяете сердца омег: мистер Поттер даже покраснел от восхищения. Он глянул на меня, а я сглотнул, чувствуя, как щёки действительно полыхают. Казалось, обнажённого меня только что препарировали на столе. — К сожалению, судя по вытянутым лицам половины из присутствующих, только он вас и понял. Чему я не удивлён, но не могли бы вы пояснить более доступно, что вы имели в виду. Еле заметный вздох Тома, видимо, тоже только я заметил и понял его значение. — Строение мужчины-омеги схоже с выдвижными телескопическими трубками. Он возбуждается, труба складывается, возбуждение проходит — раскладывается. Рефлекторно. Мышечная структура внутри мышечной структуры. Проще? — посмотрел он на Бири. А тот хлопнул в ладоши, но сказать ничего не успел. — Вы хотите сказать, что это похоже на рельсы и переключатель? — раздался озадаченный голос Корнуолла. — Или на две лестницы, — фыркнул Грэхэм, будто мысленно добавив «дебил», но Корнуолл явно не понял аналогию, и он добавил, закатывая глаза: — Вы, похоже, даже не задумываетесь, куда член свой пихаете. Типично. — Мистер Монтегю, — кашлянул Бири. — Простите, профессор, но Тёмные времена закончились не для всех, — и он вновь презрительно фыркнул. — Однако слова о двух лестницах интересны, — задумчиво протянул Бири. — Две параллельные друг другу невыдвижные лестницы, — он поднялся и встал рядом с Томом, стукнув по строению женщин, — и две наложенные друг на друга лестницы крестом, одна из которых выдвижная. О, и раз уж вы вмешались, мистер Монтегю, скажите, пожалуйста, что же я имел в виду, говоря о наказании и вознаграждении природой? — И он посмотрел на Тома, шепнув: — Садитесь, мистер Риддл. Том сошёл со сцены и в следующий миг оказался рядом со мной, а меня теперь мучило уже не послевкусие от кошмара, а чёртов вопрос: принимал ли Том наши отношения всерьёз или же нет, когда говорил о том, что не следует заглядывать далеко в будущее? Разве пары не планируют встречаться, потом вместе жить и так далее? Тогда почему он будто был доволен тем, что я избегаю определённых обязательств, и просил не заглядывать дальше наших студенческих годов?.. Машинально посмотрев перед собой, я заметил, что место Тома на сцене занял Монтегю и уже вовсю красовался: — Пробк… пробочная стена, — поправил он себя в последний момент, устремив взгляд на Тома. — Как сказал Том, она ребристая в сжатом состоянии. Как сказал Том? ТОМ? Я помрачнел. Раньше я как-то не замечал подобного внимания в его сторону, и это не нервировало меня так, как нервирует сейчас. Возможно, из-за Родольфуса. А возможно, я просто был ревнивым, чего никогда не замечал за собой, потому что ни с кем и не встречался, ни в кого и не влюблялся. А тут… Ужас. Тихий ужас. — Можно считать, что она заменяет часть задней стены влагалища и имеет множество нервных окончаний, — продолжил говорить Монтегю и, как-то вязко улыбнувшись, добавил, почти напевая: — Поэтому оргазм омег известен как трёхсторонний. — И что это значит? — вмешался Корнуолл с явно выраженным скепсисом в голосе, а Грэхэм вновь скривился, словно мысленно нашёптывая слово «дебил». — Поясните, мистер Монтегю? — профессор хмыкнул краешком губ, но мне показалось, что в его словах был вызов, а не усмешка. — Разумеется, — вздёрнул подбородок тот. — Это почти цепная реакция, которая начинается здесь, — указал он на ребристую стенку и вновь растянул гласные, кинув взгляд на Риддла, а я заскрежетал зубами. — Что приводит к сокращению влагалища, и член или, ещё лучше, узел альфы из-за волнообразного давления трётся о простату, доя её и приводя к сухому длительному оргазму, — едва ли не томно протянул он. — Это доводит до предела омегу, и тот может полноценно эякулировать от одного прикосновения или даже без него. Это конечное и острое удовольствие. Трёхочаговое. Я нервно закусил губу, и скосил взгляд на Тома, боясь увидеть, что он участвует в этой игре в гляделки с Грэхэмом, но его взгляд был устремлён на меня. — Это прекрасно звучит, мистер Монтегю, — вновь хмыкнул Бири, привлекая всеобщее внимание. — Действительно, в этом смысле омегам улыбнулась удача. Но в чём же тогда заключается неудобство? — Неудобство? — переспросил тот, кажется, озадаченный вопросом. — Да, — профессор прищурился и тут же обратился к залу: — Кто-нибудь может добавить к этому списку плюсов минусы? — Сверхболезненные регулы и рождение детей, — раздался за спиной голос Гермионы. — Правильно, мисс Грейнджер. Грэхэм поджал губы, и его брови сошлись на переносице в явном недовольстве, будто над его миром пони и радуг внезапно появилась туча. — Зато редкие и короткие, — возразил он. — Мы слишком молоды, чтобы говорить о родах. — Как страшно, — усмехнулась Гермиона. — Разве не ты затронул эту тему, ещё и смерть упомянул? — Я просто упомянул, — Грэхэм явно злился. — Но не собирался это разбирать. — Не будем ссориться, — примирительно сказал Бири. — И также не будем смущаться проекции того будущего, в котором вы станете родителями или же не станете — всё зависит от вас и вашего выбора. И тем не менее вы огласили плюсы, мистер Монтегю, а мисс Грейнджер добавила ложку дёгтя в ваш бочонок мёда. Разумеется, это не правило, а, скорее, наблюдение. Во время родов подобная чувствительность играет против и изматывает куда сильнее, делая роды намного болезненней женских. Это каждый из вас должен иметь в виду, когда решит, что его партнёру не нужен презерватив, потому что так «реальнее» или «приятнее» и прочие определения, что может использовать любой из вас, чтобы убедить другого отказаться от защиты, — взгляд профессора стал строгим. — Поэтому всегда думайте два раза, а то и целых три, на что соглашаетесь. Садитесь, мистер Монтегю. — Но ведь первые год-полтора безопасно? — спросил тот и вновь посмотрел на Тома. Я медленно положил ладонь на чужое колено и слегка сжал, услышав сдавленный вздох. — Безопасность — понятие тоже индивидуальное, — пояснил Бири. — Не рекомендую вам играть с огнём и опираться на этот период. Ориентируйтесь на свои регулы. После первых уже есть риск. Другие вопросы? — Получается, что с мужчиной-омегой невозможен чисто анальный секс? — раздался голос Блетчли. Бири приподнял брови: — Почему же? Однако вначале попрошу запомнить, что анальный секс всегда требует лубриканта. У омег в том числе. Есть препараты и зелья, аннулирующие воздействия фермента, если вы не хотите спешить. Но, — поднял он палец, — можно, так сказать, и по старинке. Сжатие длится от пяти до двадцати минут — зависимо от градуса возбуждения вашего партнёра и от самого омеги, естественно. Можно использовать это время, и подобная стимуляция даже может быть весьма приятна для обоих из-за тех же самых сокращений. Но, опять же, мистер Блетчли, если всё делается плавно, медленно и без дополнительных функций. Бири обвёл взглядом зал, будто спрашивая всех, ясно ли он выражается, а затем удовлетворённо кивнул. — Будут ещё вопросы или поговорим о первом разе, раз уж мистер Монтегю поднял тему про знаменитые год-полтора, о которых, безусловно, вы слышали от нашей дорогой мисс Помфри? — Ответом ему была гудящая одобрительная тишина, и он кивнул. — Не буду просить поднять руку всех девственников, присутствующих в зале, — заставил он всех разом вздрогнуть. Бири хмыкнул, глянув на меня, чем заставил поёжиться. Однако профессор продолжил: — Но, надеюсь, после всего, о чём мы уже успели поговорить, великая и столь волнующая тема табу не смутит вас настолько, чтобы сидеть, набрав воды в рот. Болтать с самим собой ужасно скучно… Бири продолжал говорить вступительную речь, а я млел. Потому что Том, будто в отместку за колено — а точнее, за ногу чуть выше колена, которую я поглаживал и стискивал теперь, — положил ладонь мне на поясницу и мял через тонкую ткань рубашки. Хорошо, что из-за трибун было не видно наши странные заигрывания друг с другом. — Том… — прошептал я. — М? — Что ты делаешь? — Успокаиваю тебя. — Это так называется? А я думал, ты лапаешь меня у всех на виду. — Ты ещё не видел, как я могу публично лапать тебя, — многозначительно усмехнулся он. И я тотчас покраснел, внезапно представив, как его рука скользит под мантией и касается моего паха, сжимает и потирает его, расстёгивает молнию, затем пуговицу, и… я тут же опомнился, шикнув на него. Однако возмущение вновь трансформировалось в смущение, когда он выпустил мою рубашку и забрался кончиками пальцев под неё, соприкасаясь с кожей. — Том! — сдавленно прошипел я. — Надо усвоить материал про эрогенные зоны, — еле слышно протянул он и скользнул ладонью ниже, под край ремня. Я отдёрнул руку. — С ума сошёл?! — Вы хотите что-то спросить, мистер Поттер? — обратился ко мне Бири. — О… Нет, — сказал я на выдохе, чуть сгорбившись и делая вид, что утыкаюсь локтями в колени, чтобы ещё более внимательно его слушать. Единственное, что останавливало меня от активных действий, — деревянная спинка за спиной и мантия, из-за чего могло показаться, что Том просто держит меня за талию. — Прекрати, — наступил я ему на ногу. — За нами, а точнее, за тобой наблюдают! — За мной? — Том скосил взгляд, словно только что сделал открытие. — Полагаю, тебе это не нравится. — А должно нравиться? — фыркнул я. — Посмотри на это со стороны. Я предложил тебе встречаться, ты вызвал меня на дуэль, потом мы странно общались, и вот — появились здесь вместе. Люди запутаны. Поэтому чем больше слухов о нас будет, тем лучше, — мягко добавил он, пока его пальцы нарезали круги вдоль моего копчика. Люди запутаны, и поэтому нужно пялиться так, будто прося себя трахнуть? Я едва слышно фыркнул и покрылся с ног до головы мурашками, тяжело выдохнув. — А что насчёт мифов о жуткой боли? — задали вопрос сбоку, но оборачиваться я не стал, узнавая Симуса по голосу. — К сожалению, это не совсем миф, но, опять же, всё индивидуально, мистер Финниган. — То есть её может и не быть? — Будем откровенными, — профессор отделился от стола, сунув руки в карманы брюк, — много факторов участвует в том, будет ли первый раз очень болезным или нет. Во-первых, форма, тип, толщина, эластичность, количество сосудов девственной плевы столь же специфичны, как формы тела. У обоих подполов. Во-вторых, опыт вашего партнёра может быть вам на руку, но это не значит, что для первого раза нужно искать себе кого-то опытного. Главное качество — бережное отношение и терпение. Я посмотрел на Тома, будто погружаясь в события этой ночи и, слава Мерлину, не в кошмар. Он едва заметно улыбнулся, сместив руку ниже, отчего сердце устремилось туда же. — …Другие факторы: размер полового органа вашего партнёра, общее состояние напряжения или же умиротворённости, наличие того же опыта у омеги. И под этим я подразумеваю регулярную мастурбацию с проникновением стимулятора небольших размеров, который поможет привыкнуть к растяжению. А как мы все знаем, наличие подобных устройств — не редкость. Однако, дорогие мои, — развёл Бири руками, — если омега не вопит под вами как резанный, это ещё не значит, что он уже не девственник. — Ты проникал в себя? — Н… нет, — я мычу, ощутив сладостный спазм, и невольно сжимаюсь вокруг его пальцев. И чего я отрицаю? — Только чуть-чуть... Мне кажется, что не только моё дыхание, как у одного из загнанных кроликов во время фестиваля, но и Том дышит часто и тяжело. — Так нет или чуть-чуть? — Неглубоко, — оборачиваюсь и вижу его. Воспоминания будто обожгли изнутри, и я сжался… точнее, свёл ноги вместе, осознавая, что возбудиться здесь и сейчас будет просто неописуемой глупостью. — Ты поэтому спрашивал меня? — склонился я к Тому, пытаясь отвлечься на болтовню. — Уточнял, правда ли это или миф — наличие у тебя дилдо-баклажана, — его губы дрогнули в усмешке, и я вновь наступил ему на ногу. Очень смешно. — А кровь? — вновь подал голос Симус. Я невольно посмотрел на него, замечая мертвенную бледность. Что у него произошло? — В этом случае стоит разделить. У противоположного подпола кровотечение может быть сильным, лёгким или вовсе отсутствовать — опять же, мистер Финниган, мы говорим о шестидесяти плюс-минус процентах девушек, альф, омег, и бет, у которых оно отсутствует вовсе. Что до омег-мужчин, то, опять же, к сожалению, особенности строения, расположение самой плевы и нужды организма предполагают, что, какой бы формы она ни была, но так называемый шов плевы разойдётся. — Он обошёл стол и встал у доски, указав на видоизменённый рисунок: — Вот здесь. Поэтому кровотечение варьируется от сильного до лёгкого, но оно будет. Тем не менее это не означает, что ваш партнёр загнётся от боли и потери крови. Это естественный процесс. Я даже не заметил, как вскинул руку. — Да, мистер Поттер? И вот зачем я это сделал?! — Вы сказали, — мой голос был таким глухим и хрипловатым, что я еле его узнал, — что можно привыкнуть к растяжению, — с каждым словом щёки обжигал румянец. — Тогда ведь можно считать и… орган партнёра простым стимулятором, если пользоваться презервативом и не допускать сцепки. Не так ли? — Занятный вопрос, — кивнул Бири, задумчиво потерев подбородок. — Если кто не понял, — поднял он взгляд и обвёл им зал, — то мистер Поттер имел в виду то, что можно спать с партнёром и оставаться девственником и дальше. Теоретически это возможно… — Что ты задумал? — прошептал Том мне на ухо, и я закусил губу, чтобы не рассмеяться из-за прорезавшегося удивления или же, скорее, испуга в чужом голосе. — …но при определённых условиях, — продолжил Бири. — Подготовка, конечно же. Высокая эластичность плевы, её форма — в этом случае обязательно должна быть кольцевидной. Разумеется, объём полового органа вашего партнёра также играет важную роль — чем тоньше, тем лучше при таком раскладе. — Какая жалость, что это не наш случай, — выдохнул Том насмешливо. Я нахмурился и тут же вздрогнул: он провёл пальцами вдоль поясницы, словно пересчитывая позвонки. — Последнее условие — это осторожность. Никаких порывов, активных телодвижений и так далее. Как вы должны понимать, у нас вырисовывается весьма механический процесс, мистер Поттер, который не удовлетворит ни вас, ни вашего партнёра. В этом случае лучше обойтись стимулятором. — Но его использование ведь тоже может повредить плеву, — возразил я, нахмурившись. — Риск намного меньше, ведь вы чувствуете своё тело, — развёл руками Бири. — Тем более что сосредоточение удовольствия находится всегда под ней и глубокое проникновение вовсе не обязательно. — В таком случае это возможно и с партнёром — не проникать целиком. Бири едва заметно улыбнулся: — Возможно, но одно неосторожное движение — и конец. Ваш партнёр не чувствует вас, так как вы, мистер Поттер, а считывает эмоции после того, как вы их испытываете. Нужно считаться с задержкой интерпретации сигналов, что ваше тело ему подаёт. Я вздохнул, медленно кивнув. — Ещё вопросы? — оглядел он зал. — А это правда, что для альф первый раз тоже может быть болезненным?.. — Кому-то не хочется расставаться со своей драгоценной девственностью, — послышался рядом едкий шёпот, на который я и отвлёкся. — А я бы с удовольствием расстался в объятьях Тома, м… Слышал, он шикарный любовник, — ответили ему, после чего раздались смешки. Разумеется, одним из говорящих был Грэхэм. — У тебя будет шанс, если пончик продолжит тянуть. — И что он в нём только нашёл? — Может, Тома привлёк его большой зад? — Большой зад, Дэнни? Да там непонятно что. Может быть, квадратный или весь дряблый. На нём всё висит, как на чучеле, — проворчал Монтегю и добавил ядовито: — Совместимость в двадцать один процент — ниже, наверное, в Хогвартсе нет. — Тогда ответ один, — хихикнул Дэнни. Видимо, Дэнни Спрут. — Без разницы, какая совместимость, если он глубоко заглатывает. Я медленно развернулся к ним и так же медленно прижался к Тому, с удовольствием наблюдая за злобой, исказившей чужое лицо. Выкуси, Монтегю. Однако тот внезапно побледнел и резко отвернулся, так неестественно выпрямившись, словно ему сделали замечание насчёт осанки. Вряд ли причиной его поведения был мой устрашающий вид, поэтому я посмотрел на Тома и заметил его взгляд, не обещающий ничего хорошего адресату. Однако стоило Риддлу посмотреть на меня, как это колкий, ледяной взгляд буквально расплавился, став таким тёплым и обволакивающим, что послевкусие кошмара растворилось окончательно, будто мне ничего и не снилось, а тревога, всколыхнувшаяся во время комментария Бири о чистоте крови, улеглась. Мне внезапно стало так уютно, что не хотелось ни вставать, ни куда-то идти после, а просто сидеть, слушая размеренную речь Бири и ощущая этот покой. — После семинара собрание клуба. Хочешь пойти? — последовало предложение, словно Том уловил моё состояние. — Разве туда пускают посторонних? — удивлённо спросил я. Том улыбнулся. — Любой член может привести слушателя. — И ты будешь зачитывать что-нибудь? — Буду. Сегодня все Пожиратели будут делиться результатами и зачитывать отрывки из своих работ. — Держа в руке череп? — я еле сдержал смешок. — А как же. Бедный Йорик! — трагично прошептал Том, и я всё же прыснул со смеха. А затем невольно оглянулся на друзей, заметив устремлённые на нас взгляды. «Всё будет хорошо» — вот что читалось в них.