The Chosen One

Ведомый огнем, ведомый судьбой; (мутная вода скрывает всё) Змеи на пальмах раскачиваются, (мутная вода скрывает всё) Запутывают нас, манипулируют. (почувствую эту силу, падай) Убей моего брата, прокляни моё имя (мутная вода скрывает всё). Вольный перевод Murky — Saint Mesa

      Когда я проснулся, за окнами всё ещё было достаточно темно, а приглушённая музыка продолжала греметь за стенами. Видимо, проспал я совсем немного: может, час или два. А самым удивительным было то, что в комнате я находился не один: на краю кровати сидел Том. Спиной ко мне.       Я потянулся, зевнув, а затем потёр глаза.       — Сколько времени?       Спать хотелось неимоверно.       — Близится утро, наверное, — ответил он, едва повернув голову в сторону второго окна.       — Но вечеринка в самом разгаре, — удивлённо возразил я.       — Почти все уже ушли, просто музыка ещё играет.       Ушли?..       На его спине всё ещё красовались разводы краски, которые без нужного света выглядели выцветшими. Естественно, меня несколько смутило, что он продолжал полночи гулять голым по залу, но больше взволновало то, что Том выглядел напряжённым или, скорее, печальным. Хоть лица я и не видел, но плечи были опущены, как и голова, когда он снова посмотрел перед собой.       — Что-то произошло? — рука машинально потянулась к прикроватному столику, но очков я не нашёл.       Выходит, на столе оставил.       — Ничего такого, чего бы раньше не случалось.       Понятно, что вечеринки закатывают, чтобы веселиться до утра, если алкоголь раньше не сморит, но всё же мне казалось, что всю ночь не сомкнуть глаз было чересчур.       — Полагаю, и тот эликсир тоже не был последним, — протянул я с усмешкой.       Том лишь кивнул в ответ.       Знал я, как действуют эти эликсиры: подавляют временно эффекты опьянения, пока тебя не накрывает. А ещё я не понимал, почему он сидит там.       Может, проснулся раньше меня?       — Ты хоть немножко поспал? — поинтересовался я.       — Нет, на тебя смотрел.       — Это жутковато, знаешь ли, — губы невольно растянулись в улыбке.       — Почему?       — Просто ощущения не из приятных, когда ты спишь, а на тебя кто-то смотрит, — пояснил я.       — Тебе не нравилось?       Я непонятливо моргнул.       — Что?       — Не нравилось, как я смотрю на тебя? — переспросил он.         Меня будто обухом по голове ударили.       — О чём ты говоришь? — прищурился я. — Когда это ты на меня смотрел?       Язык вроде не заплетался, следовательно, он не должен был быть в стельку пьян, чтобы всякую чушь нести.       — Так тебе не нравилось, — подтвердил он сурово, словно я дал ему какой-то неведомый мне самому ответ.       — Я не понимаю…       Том медленно повернулся ко мне:       — Ты поэтому всегда просыпался с криком?       Я похолодел изнутри. Сердце будто остановилось, когда мои глаза встретились с двумя алыми огоньками на чужом лице, будто прожигающими меня насквозь.       — Поэтому? — он улыбнулся.       Две прорези вместо носа затрепетали, втягивая воздух, а острые зубы блеснули в синеватом свете, и я отчаянно зажмурился.       Нет, нет… НЕТ!       Я резко распахнул глаза, осознавая, что всё ещё лежу на том же боку, на котором уснул, а рядом… мирно спит Том. Рука машинально рванула ко рту в попытке подавить вой ужаса, что буквально вибрировал в горле, и я ощутил собственную дрожь и холод, пробирающий до костей, хоть и был всё так же плотно укутан в одеяло, под которое мне захотелось забраться с головой, как в детстве.       «Не нравилось, как я смотрю на тебя по ночам? — продолжал звучать его голос. — Ты поэтому всегда просыпался с криком?»       Это был всего лишь сон… Сон. Нет, кошмар. Кошмарный сон…       Прикусив ладонь, я тяжело выдохнул и часто заморгал. Парализующий тело страх медленно отступал.       Сон…       Нужно только переждать несколько минут, и впечатления смягчатся, а затем и вовсе исчезнут — это мне было хорошо известно.       Я вновь глубоко вдохнул.       Только бы переждать.       Медленно выдохнув, я прислушался к чужому размеренному дыханию рядом, но собственное бешеное сердцебиение, казалось, заглушало все звуки… Музыка уже не звучала: её и до этого было неслышно, ведь я помнил, что на комнаты наложены чары, а потому это был всего лишь сон.       — Просто сон, — беззвучно произнёс я, и Том нахмурился, будто тоже был во власти какого-то сновидения.       Тревога никуда не делась, но мне стало спокойней из-за его присутствия рядом, и я прикрыл глаза, невольно придвинувшись ближе к источнику тепла, а затем рискнул выпутать ладонь из-под одеяла и потянуться к прикроватному столику: очки лежали там, к моему облегчению.       Они там, а Том был здесь. Рядом. Он не заснул где-то там, в зале, и не вернулся в свою комнату, а пришёл и лёг рядом, и от этого было легче и даже как-то теплее на душе.       Я невольно улыбнулся и придвинулся ближе, коснувшись его плеча, отчего он снова смешно нахмурил брови, а затем моя ладонь соскользнула ниже, и нахмурился уже я, ощутив нечто влажное и липкое на его груди.       Мне оставалось надеяться, что это не чья-нибудь смазка или ещё хуже — сперма, чёрт его побери!       Скривившись и с радостью осознавая, что место страха занял праведный гнев, я отнял руку и приблизил её к лицу, осоловело моргнув.       Субстанция оказалась тёмной и не такой густой, как мне показалось изначально.       Алкоголь?       Нет.       Я прикоснулся к Тому снова совсем легонько, боясь разбудить, а затем сдвинул ладонь ниже, будто ощупывая его, и замер. В чём бы он ни измазался, но эта гадость была ещё и тёплой.        Неприятный холодок пробежал вдоль позвоночника, когда я вновь поднёс руку к лицу, слегка отклонившись назад. Синеватый свет коснулся ладони, проявив множество красноватых бликов, и металлический запах ударил в нос так резко, что перед глазами потемнело, а тошнота подкатила к горлу.       — Любуешься? — раздался надменный голос Тома, и я вздрогнул, уставившись на него.       Чужие глаза оказались открыты. Чёрные и непроглядные — будто смотрящие сквозь меня, будто я не существую…       — Что это такое?.. — выдавил я из себя.       — Неужели не знаешь, Гарри?       — Ты поранился?       Он схватил мою руку, что всё ещё была на свету, и стремительно приложил к своей груди, с силой надавив. Я дёрнулся в сторону, когда ощутил не горячую кожу, прикосновение к которой было мне знакомо, а непонятное месиво: пульсирующее, горячее и кровавое. Оно словно заглотило мою руку, и я в ступоре уставился на дыру в чужой груди.       В ушах раздался треск… словно чьи-то кости ломались, а за этим звуком последовало шипение.       Это сон… СОН!       — Тебе не нравится? — глухо спросил Том.       — Это всего лишь сон… сон, сон, сон, — повторял я истерично, а затем резко упёрся второй рукой ему в плечо, пытаясь выдернуть конечность и отодвинуться.       — Не нравится? — переспросил он, схватив вторую мою ладонь и стиснув её так сильно, что, казалось, вновь раздался хруст, но боли я не почувствовал.       Прикосновение было липким и таким же обжигающим. Я в ужасе смотрел на то, как по моей руке стекает кровь, от запаха которой в горле стало першить, а глаза начали слезиться. Мой взгляд упал на его ладонь, узловатую, будто ссохшуюся, покрытую крупными венами и… такую бледную, словно обескровленную, и я сглотнул.       — Ты поэтому кричишь? Собираешься снова это сделать, змея?       Змея?       Столь же бледное лицо Тома прямо на глазах начало трескаться и осыпаться местами, будто глиняная маска, из-под которой показался вздёрнутый в усмешке уголок рта и... на меня уставился немигающий алый глаз.       И я закричал.       Заорал так, что горло свело спазмом, а из лёгких будто весь воздух выбило. Мне казалось, что сейчас я собственное сердце сжимаю в руке, ощущая последние его удары — тутум, тутум… тутум.       — Гарри!       И в следующий миг я распахнул глаза.       — Мерлин, Гарри! — Гермиона испуганно смотрела на меня, держа за плечи.       Меня трясло. Я хватал воздух губами, задыхаясь и кашляя.       — Гарри, это всего лишь кошмар. Кошмар… — повторяла она, крепче сжимая мои плечи и пытаясь поймать взгляд, но я тряс головой. — Слышишь меня?       Я всё ещё видел его: алый огонь. Он всё ещё смотрел на меня… Смотрел из каждого треклятого угла этой чёртовой комнаты! Следил… Следил за мной и не собирался уходить.       — Гарри, — окликнула меня Гермиона и слегка тряхнула меня, хоть это и было излишне: меня и без того знатно потряхивало. — Возьми себя в руки и посмотри на меня, — попросила она.       И я выполнил просьбу, прохрипев:       — Где мы?       В горле было столь сухо, что мне больно было сглатывать, больно — говорить.       — В гостевой комнате, — пояснила она. — Мы в Хогсмиде, на вечеринке. Ты помнишь?       Я кивнул, снова зажмурившись.       — Открой глаза.       — Не могу.       — Раз, два, три, четыре… — начала она считать и, когда дошла до десяти, попросила снова: — Открой глаза.       — Включи свет, — попросил я сдавленным шёпотом и тут же покачал головой: — Нет… Ладно, не надо.       — Я зажгу, не волнуйся, — примирительно сказала она. — Люмос.       И я всё же открыл глаза, опасливо осматриваясь, однако комната выглядела совершенно обычно.       — Я только заснула, и тут ты закричал… Что случилось? — на её лице отпечаталось неподдельное беспокойство.       — Всё это… реально? — едва прошептал я, сжав влажное одеяло и следом опустил взгляд на свои ладони.       Крови не было.       И меня тут же щипнули за щёку, заставив ойкнуть.        — Да ты весь мокрый… — она дотронулась до моего лба, а затем её взгляд скользнул вниз, и меня осенило, что я был не совсем одет.       Однако, вопреки ожиданиям, на мне были надеты брюки.       — Том был здесь? — глухо спросил я.       — Да, — она улыбнулась, будто с облегчением, — он сказал, что ты уснул, а затем привёл меня сюда.       Следовательно…       — Он садился вон туда? — указал я на левый угол кровати, осознавая, что рука дрожит и я не могу точно указать на то место.       Гермиона в недоумении моргнула.       — Том ложился рядом со мной? — поднял я на неё взгляд.       — Нет…       — А что он тогда здесь делал?! — повысил я голос, осознавая, что тиски страха всё ещё держат меня за горло, заставляя истерично сипеть.       — Ничего, — её глаза расширились, — просто сказал, что ты вырубился, и попросил быть потише, — она неловко кашлянула, — а затем посмотрел в твою сторону, улыбнулся и ушёл…       — Ушёл, — эхом повторил я. — Но мог зайти один. Чуть раньше.       Когда ещё он мог одеть меня?..       А если он был здесь, то мог не только это, но, чёрт возьми, что ещё он мог сделать?       Страх и логика сталкивались раз за разом, и мне вновь захотелось закричать, чтобы вытолкнуть это из себя и понять, что это действительно просто дерьмовый сон, но сейчас внутри будто всё замерло от чистого ужаса.       — Между вами всё же хорошо, Гарри?       — Хорошо? — переспросил я глухо.       «Не нравилось, как я смотрю на тебя по ночам? — будто эхом раздался его шёпот. — Тебе не нравится? Ты поэтому кричишь?..»       — Прости, — виновато потупилась она. — Не стоило, наверное, подмешивать валерьянку в напиток. Там была всего лишь капля, чтобы ты не сильно нервничал. Мизерная доза… Никаких побочных эффектов не должно было быть.       — Валерьянка не галлюциноген, Гермиона. Не волнуйся: не в этом дело… Наверное, — покачал я головой. — Мне нужно встать.       Встать и почувствовать под собой твёрдую почву.       — Так дело в кошмарах? Они вернулись?       — Нет… Те, нет.       Разумеется, друзья знали. Именно с подачи Гермионы я пошёл к Трелони на «консультацию».       Я поднялся, покачнувшись, и меня тут же поймали под локоть.       — Слишком много всего произошло, — спокойно улыбнулась она. — Ты перенапрягся, ещё и обстановка непривычная.       — Это был кошмар в кошмаре, — нехотя пояснил я и сделал шаг, ступая более уверенно. — Со мной никогда такого не происходило. Никогда, — повторил я, будто она могла усомниться.       — Что тебе снилось? — Гермиона осторожно отпустила меня, а сама села на кровать, поджав под себя одну ногу.       — Том, — не стал скрывать я.       Она вздохнула, опустив взгляд, а я нервно обнял себя за плечи, начиная растирать их.       — Что?..       — Твой разум просто попытался смириться с тем, — изрекла она, глянув на меня исподлобья, — что дилемма, встречаться или не встречаться с Томом Риддлом, разрешена. Ничего удивительного. Эта неделя выдалась напряжённой, и такой её конец просто ударил по твоим мозгам, Гарри.       — Нет, — покачал я головой и, подойдя к столу, заметил свои очки.       Я действительно оставил их здесь и теперь точно это помнил.       — Том говорил о самых первых кошмарах… А потом о последних, — пояснил я, нацепив очки на лицо. — Спрашивал, почему мне не нравится, как он смотрит на меня ночами, Гермиона. Я не понимал, пока он не посмотрел на меня. Это лицо… Я помню, что в темноте, когда только мне начали сниться те кошмары, я чувствовал этот взгляд точно так же. И сейчас я его почувствовал. Я… Мне было страшно, понимаешь? — голос дрогнул, и я перешёл на шёпот: — Я уже не ребёнок, но это засело внутри, будто заноза, словно он снова наблюдал за мной. А потом я проснулся и увидел настоящего Тома рядом. Я думал, что то был кошмар, а сейчас я наконец-то проснулся. Я размышлял во сне, вспоминал, умилялся тому, что он заснул рядом со мной… Чёрт! Но он не спал.       Я начал расхаживать из стороны в сторону.       — Я коснулся его. Он был в какой-то субстанции, а я разозлился, думая, что это или слюни, или смазка — один чёрт разберёт, — но это была кровь. И Том открыл глаза. — Я замер, нервно покусывая губу, и еле слышно добавил: — Он засунул мою руку себе в грудь, и там… Я чувствовал биение его сердца и никак не мог отодвинуться, — я поднял левую ладонь, но пальцы всё ещё мелко подрагивали. — А его лицо начало осыпаться, и под ним на меня снова смотрел этот чёртов глаз. — Резко обернувшись к ней, я скривился: — Он говорил со мной так, будто это я сделал, и я это сделал… В самом последнем кошмаре я сделал это с ним.       — Ты ничего не делал с Томом, Гарри, — тихо, но уверенно возразила Гермиона. — Трелони говорила, что та серия снов — воплощение твоего страха быть преданным или же предать… Ты боишься, и это нормально. Твой страх просто облёкся в новую форму во сне.       — К дементорам всё это! — выдохнул я сквозь зубы и вцепился в волосы, замолчав, прежде чем непонятливо воскликнуть: — Но при чём здесь он?!       А вот чего друзья не знали, так это о существовании мозаики с изображением того, кто посещал меня в тех кошмарах. Не то чтобы я боялся, что они посмотрят на меня, как на сумасшедшего, а скорее, сам страшился того, что мои опасения перестанут быть простыми опасениями.       — Может, боишься не того, что предашь, а что он решит, что ты его предал, — предположила она, вздохнув и нервно усмехнулась: — Мерлин, это слишком интенсивно для шести утра и бессонной ночи. У меня сейчас башка треснет.       — Прости, — присел я на подлокотник кресла, скрестив руки на груди. — Я не хотел тебя будить.       — Надеюсь, ты не позволишь этому повлиять на ваши с ним отношения… Кошмары не реальны, и ты это знаешь. Он не виноват, что тебе это приснилось.       — Я знаю, — выдавил я.       Всё это я понимал. Даже если тот волшебник существовал, то игра моего воображения оставалась ею. Я знал, что узнай Гермиона о мозаике, то сказала бы, что я в детстве увидел у родителей фотографию и мой разум выхватил чужой образ, запомнив его, а затем ежегодно мне подсовывая сны с ним.       Вот настолько всё просто.       — Но есть какое-то «но», — внезапно изрекла она и коснулась волос, подёргав за прядь. — Ты не выглядишь уверенным, Гарри.       Я приподнял брови, и она, вздохнув, покачала головой:       — Время от времени мне снится один совершенно дурацкий сон, который даже кошмаром-то назвать сложно, где после матча Рон подлетает не ко мне, а к Падме Патил, а я продолжаю стоять совсем одна, когда все уже спустились с трибун, и не могу понять, почему он забрал её, а не меня. Каждый раз, когда мне это снится, я весь день хожу в плохом настроении и могу быть с ним резка. Вот такая вот я глупая, но Рон это понимает, потому что в своё время я ему рассказала причину. Мне бы не хотелось, чтобы он чувствовал себя в чём-то передо мной виноватым, Гарри, и терялся в догадках. Если ты собираешься «сторониться» Тома, то тебе лучше рассказать ему о причине. Поверь мне, его слова уймут страх лучше, чем любое время. Как я поняла, что тот Рон, который передо мной, из плоти и крови, никогда не бросал меня на трибунах, а это сделал тот, призрачный и не существующий нигде, кроме как в моём разуме, так и ты поймёшь, что реальный Том стоит перед тобой, а не истекает кровью…       Дверь внезапно открылась, и я чуть не свалился с подлокотника от неожиданности и вновь всколыхнувшегося страха.       — С добрым утром, детишки, — раздался насмешливый голос Риддла. — Сладко спалось? — перевёл он взгляд с Гермионы на меня.       Волосы на затылке зашевелились, и я силой воли заставил себя остаться сидеть на месте.       Пойму, что реальный Том стоит передо мной?..       Легче сказать, чем сделать, потому что сейчас, глядя на него, я всё ещё слышал эхо своего кошмара:       «Ты поэтому кричишь?»