Непослушный ангел и добрый демон.

В салоне мадам Эльфер по субботам всегда многолюдно: леди и джентльмены в роскошных шелках, дорогих жемчугах и бархате гомонят вежливыми интонациями, сдержанно улыбаясь, приседая в реверансах, стреляя глазками поверх кружевных вееров и кокетливо смеясь над шутками важных персон. Богатое убранство салона поражает воображение не меньше прочих горячих сплетен: ажурная мебель; резные ножки столиков и кресел; зеркала и картины в позолоченных рамах; подсвечники и бра, сделанные на заказ, и очаровательные пуфики для ног — всё великолепным образом слилось в интерьере, над коим именитые парижские дизайнеры хлопотали по меньшей мере месяц. Тут и там фрейлины заискивающе справляются у герцогинь о положении дел в семье; о состоянии чьего-то пожилого дядюшки, который вот-вот должен бы передать в наследство очередную усадьбу, и о том, что животик вон той молодой особы уже заметно округлился, однако она ещё пытается скрыть своё положение свободным кроем платья, «конфуз невероятный!» Статные кавалеры, пузатые седовласые джентльмены в строгих костюмах и неловкие юноши, впервые вышедшие в свет, объединились в группы по интересам, чтобы вдали от своих спутниц обсудить военные дела и похвастаться финансовым состоянием. Проворно лавируют меж гостей официанты с подносами, полными изысканных закусок и бокалов с винами многолетней выдержки. Воздух пропитан ароматами дорогих духов, сигар и готовящегося на кухне десерта. Витиеватые мотивы квартета из фортепиано, виолончели и двух скрипок деликатно создают господам настроение, ничуть не мешая течению вечера в великосветском обществе. Парочка юных людей, — которым, к слову, вечер этот нужен только для осуществления дел сердечных, — полагая, что действуют незаметно, по очереди скрылись в алькове за нежно-голубой портьерой для откровенных признаний и украдких поцелуев. Сама же мадам Эльфер, стоя в тени у скульптуры из мрамора, с хитрым прищуром однобоко улыбнулась — вечер в разгаре, гости довольны и боготворят хозяйку, взращивая её эго лестью и благодарностями; обличая, сами того не ведая, свои пороки и секреты; развлекая своими интрижками и жеманностью сухое вдовье сердце. Всё это слишком быстро надоест и отправлюсь в ближайшее место, где не будет столько любопытных взглядов в мою сторону и уж точно наигранных чувств. В этот вечер в салуне было полно пьяных, цепляющихся за барную стойку мужчин, во всеуслышание разглагольствующих заплетающимися языками о вреде поселения индейцев. Молодой паренек по другую сторону столешницы ловко орудовал бутылками, незаметно подливая дешевый виски в стаканы и взимая с несчастных дополнительную плату. У дальней стены раскинулась широкая лестница с облупленными перилами, на которые облокачивались молоденькие девушки, слегка выпячивая грудь и обводя глазами толпу в поисках шаловливого взгляда. Иногда они заманивали пьянчуг с всклокоченной бородой, надеясь на их скорую дремоту, и уводили их на второй этаж в одну из комнат. А через некоторое время с потрепанными купюрами, спрятанными в корсаж, спускались вниз, дабы соблазнить еще какого-нибудь пришлого. Напротив бара вдоль стены стояли деревянные столики, по которым сидевшие за ними стучали кончиком ножа, играя в филе пять пальцев и оставляя въедавшиеся в поверхность пунцовые пятна. Но самым шумным местом сегодня оказался большой круглый стол, за которым восседали мужчины с парой карт на руках и горсткой покерных фишек рядом. — Ты блефуешь, Джо, — сказал худощавый мужчина, почесывая жиденькую бородку. — У тебя ничего нет, я вижу тебя насквозь. — Как скажешь, — смуглый парень безразлично пожал плечами и язвительно улыбнулся. Их осталось двое — остальные не стали рисковать и идти ва-банк и теперь возбужденно ожидали исход партии. Джо Хенсли — рослый парень, во внешности которого чувствовалась индейская кровь — изучал шатающегося от виски мужчину напротив — Элвина Риччи. Они оба считались отменными игроками, отчего и недолюбливали друг друга, однако азарт обуревал обоих каждый раз, как они садились вместе за стол. Элвин переводил мутный взгляд со своих карт на руку противника и корябал обкусанными ногтями столешницу, пока наконец сет дам не воодушевил его подвинуть свою добротную горсть фишек в центр стола. Небольшой гул пронесся над головами игроков и завис в полном напряжения воздухе. К наблюдению теперь присоединились и постояльцы, забывшие о принесших им невзгоды индейцах, и трапперы в меховых шапках с обколотыми пальцами, и даже некоторые девицы, трепетно дышащие за спинами впередистоящих. Хенсли улыбнулся и попросил открыть последнюю карту. На его лице не отражалось и толики волнения, однако указательный палец еле заметно постукивал по столу. Риччи сидел, потирая ладони. Его линия рта превратилась в тонкую натянутую струну, а кустистые брови сдвинулись. Самоназванный крупье достал последнюю карту и медленно перевернул рубашкой вниз. Только взглянув на выпавшую даму, Элвин, не удержавшись, с радостным визгом стукнул кулаком по столу, расплываясь в улыбке. Он раскрыл свою пару дам с рук и торжественно провозгласил: — Каре Его напарники, стоявшие рядом, бодро похлопали его по плечам, кидая в сторону Хенсли язвительные взгляды. Однако того это никак не смутило, и он, подождав, пока его оппонент нарадуется вдоволь, открыл и свои карты. На секунду во всем салуне воцарилась тишина, а улыбка, тешившая до этого беззубый рот Риччи, теперь переметнулась белозубому Джо. — Стрит флеш, — самодовольно произнес Хенсли, заполучив бубовую даму на ривере, на которую так надеялся. После пары секунд остекленелого взгляда Элвин резко вытащил револьвер из кобуры и, не целясь, выстрелил вперед. Началась суматоха. Друзья раненого в плечо Джо отстреливались от людей Риччи, разбивая стекла и выпуская пули в рядом стоящих. Салун превратился в единый кровавый ком: никто уже не разбирал, в кого нужно стрелять, а в кого — нет. Весь пол был залит кровью и заполнен кровоточащими телами, кто-то перебегал от одного перевернутого стола к другому, укрываясь от летящих ножей и мускулистых рук — все почти сразу побросали пистолеты, пытаясь сохранить пули, и начали молотить друг друга кто голыми руками, кто отломанной от стула или стола ножкой. Молодой бармен, прижавший к груди дробовик, испуганно забился в угол, не смея издать ни звука. Он сидел зажмурившись, пока наконец в воцарившейся спустя время тишине не решил выглянуть из-за укрытия. Я же тихо сидел в сторонке за своим перекошенным столом и наблюдал за данной картиной. Если честно, то я устал. Мне надоели эти люди. И когда я говорю "эти", я имею ввиду все. Ни один из них не лучше другого. Они все одинаковые, и только кто-то это не показывает, а кто-то прям выпячивая, будто говорит "вот же посмотрите, какой я плохой человек". Но несмотря на мою неприязнь, почему-то приближающийся ко мне силуэт этих эмоций не вызывал. Я заинтересован, до тех пор, пока глаза не блестят в этой полутьме, а её рука не ложится ко мне на плечо. — И как же такое закровище как ты, занесло в эту обидель людских грехов? — нежно шепчет она. — А что, только демонам можно? — сказал я впервые сделав такую хищную улыбку. И знаете с демоном на плечах мне стало легче. Странно неправда ли? И тут я понял, что на этом моя миссия окончена... — Нет конечно. А что ещё хочешь сотворить, мой ангел? — я мог бы уйти тогда от этих зелёных глаз? Этим вопросом задаюсь я уже так давно, но даже если мне дали шанс вернуть всё назад, то я бы снова, как тогда впился бы в эти желанные губы и никогда бы не отпускал её.

***

Теперь нам нигде нет места. Мы оттолкнутые светлыми и призераемы тёмными. Нас не пустят домой, у нас его больше нет... У нас осталось только одно, оставить нашу прошлую жизнь и отречься от судьбы ангела и демона. Единственный выход это стать человеком. Признаться, я их за это полюбил. Они подарили нам возможность жить. Жить не долго, зато счастливо. — Ты уверен? — говорит она с болью в голосе. — Назад пути не будет. — Я готов пойти ради тебя куда угодно. — вытираю слёзы с её лица и провожу по холодной щеке рукой. — Если готова и ты. Она хвастается за мою руку крепче и мы оба делаем шаг. Прощай вечная жизнь, прощайте подаренные крылья.