Не в вине истина

– Нооор! – Не мешай, – Норвегия кропотливо работал крючком, явно страдая – у него срывались петли. – Возьми четвёрку, не мучайся, – посоветовал Исландия, активно орудуя спицами. Опять ему шарфов мало. Семейная, мать её, идиллия – двое вяжут, один играет с щенком, ещё один пытается сколотить стол из материалов для шкафа, и только он, бедный и никем не оценённый Дания, сидит в кресле в носках, коте и семейниках в горошек, и страдает... От тяжких дум, своей уникальности и той степени просветления, которую остальные называли "в дым". – Нор, ну будь душкой, принеси пива. – Обойдёшься, – Норвегия взял крючок потолще, сунув старый за ухо. Страшная это вещь – вязальный крючок... Однажды сев на единичку, Дания в этом убедился. – Нор, ну тебе ближе всего к кухне, а у меня кот на коленях спит... Ну принеси, а? – Только ради Ярла, – сжалился Норвегия, отложив кружевное нечто. Свою зверюгу он любил... Швеция бросил на братьев тяжёлый взгляд поверх очков, ничего не сказал, и с утроенным энтузиазмом зашуршал отвёрткой. – Данмёр, ты эксплуататор, причём наглый, – констатировал Исландия, подняв взгляд от своего рукоделия. Тёмно-синего в снежинках. – Пусть эксплуататор, зато с пивом. – Ты всю неделю не просыхал? – Нор выглядел крайне недовольным. – Одна бутылка осталась. Учти, до понедельника твоя винно-водочная Вальхалла будет закрыта. – Всё так плохо? – Дания тяжко вздохнул. – Ну что ж, доживём, как говорится, до понедельника... А ты душка, Нор. Иди сюда, потискаю... – Кота отдай, – Норвегия поставил кружку на край стола и скрестил руки на груди. – Он сам пришёл! Уже ушёл... – Дания проводил взглядом пушистый белый хвост. Ярл, судя по всему, линял – клок этой самой белой пушистой шерсти остался на его, Дании, семейниках. – Нор, раз колени освободились – присядешь? – Не домогайся хотя бы на людях, – Исландия недовольно поморщился. Ути, как дитё о брате печётся, прям сердце радуется... Радовалось бы, если бы эта забота не становилась той самой палкой в колесе. Весь кайф обламывал... – Дэн, схлопочешь крючком в глаз. – Ну идии... – руки Дании оперативно сменили дислокацию, пытаясь дотянуться до подражающего памятнику самому себе Норвегии. – Дэн, чтобы не было мучительно больно – пей и не булькай. – Ну не будь таким жестоким, ты ведь прелесть... – и ещё немного. Почти дотянулся! – Ты замолчишь в этой жизни? – Ну ты же знаешь, как заставить меня замолчать... – дотянулся и настойчиво потянул за край рубашки. – Руки! – Мальчики, не ссорьтесь... – Ну что ты такой злющий... – Достал! – А моё пиво?! – Дания обижено выпятил губу. – Ноор, ну… – Да подавись ты своим пивом! – Нет, стой!.. – от ужаса Дания мгновенно протрезвел и даже успел пожалеть обо всём сказанном. Увы, поздно. Жизнь литровой кружкой тёмного пенистого пива пролетела перед глазами... И разбилась на мелкие осколки, оставив на ковре неаккуратную лужу. Где-то по ту сторону сознания Норвегия хлопнул дверью. – Браво, Дан. Ты его довёл, – не сумел удержаться от комментария Исландия. А, паршивец мелкий, не можешь не подколоть... Чтоб тебе всю жизнь хакарлем кормиться... Жестокое дитя, впрочем, чего ещё ожидать от младшего брата того, кто так обошёлся со святыней. – М-моё пиво... – Дания отчаянно шмыгнул носом, уткнувшись лицом в колени. – Моё пииивооо... Пиво... Оно было с ним в часы горя и радости, им можно было залить горечь поражения и обмыть сладость победы... Оно неизменно было с ним в самые важные часы его жизни – а теперь лишь тёмное пятно на ковре напоминало о нём! И до утра понедельника – никакой надежды на спасение... Чудовищные томительные тридцать с лишним часов! Швеция перевернул собранный из шкафа стол и увёл Фина, дабы тот не травмировал свою хрупкую психику. Исландия продолжил орудовать спицами, будучи в состоянии травмировать того, кто осмелится помешать. На следующий день. – Я дома, – возвестил голос из коридора. Секунду спустя в гостиную, отчаянно вереща, влетела стая феек, чуть погодя зашёл и сам Норвегия. – С возвращением, – Исландия убавил громкость вещающих о каком-то терьере-парашютисте новостей. – Фин выгуливает Хану, Сви пошёл в Икею за новыми полками. – Разве Икея сегодня открыта? – усомнился Норвегия. – Для него – всегда открыта, знаешь ли. – Хорошо. А это что? – Норвегия кивнул в сторону глухо всхлипывающей груды пледов возле дивана. – Это Дан и его облако нескончаемой скорби, – пожал плечами Исландия, пребывавший в полнейшей гармонии с окружающим миром и пакетиком лакрицы. – Будешь? – Спасибо, – Норвегия взял одну лакричную завитушку. – И давно он там? – Со вчерашнего вечера, кажется, – Ис задумчиво щёлкнул Паффина по клюву. – Фин пытался его выманить, но его стряпня... Не мне, конечно, говорить... Словом, она Дана не прельстила. – Ничего, на тефтели Сварие он точно клюнет. – Не клюнул. Сви так и не смог его выманить. Там ещё остались, кстати. – А вот это уже серьёзно, – Норвегия нахмурил тонкие брови. – Что ж, не получится выманить – выкурим. – Только не лютефиском, хорошо? – Посмотрим, родной. Тяжёлую артиллерию оставим на крайний случай. Пледы глухо завыли, определённо выражая дикую тоску. Громко так. Пронзительно. Как паршивая собака. – Боги, снова! – Исландия зажал уши ладонями. – Норе, а пивом его выманить не удастся? – Не раньше понедельника. – До понедельника или мы свихнёмся, или Дан от тоски помрёт... Или я его убью! – сделал официальное предупреждение Исландия. Норвегия серьёзно задумался. Дания продолжал громко и навязчиво тосковать. – Отставить панику, родной, – Норвегия неожиданно хитро улыбнулся. – Есть у меня одна идейка... – Не буду даже спрашивать, какая именно, но лучше бы она сработала, – Исландия болезненно поморщился и запустил в Данию диванной подушкой. Дания затосковал ещё активнее, грозя довести окружающих до смертельных угрызений совести. Норвегия предпочёл не откладывать воплощение своей задумки в долгий ящик – рассудок был ему слишком дорог.