"Как будто это поможет, и он проснется"
— уныло усмехнулся он. — Знаешь, если бы ты так на меня смотрел, я бы чувствовал себя изнасилованным. — Уставший голос Эрена раздался ещё со входа в палату. Он как-то неуверенно прошелся до кровати и покачал головой, осматривая лежащее тело. — Бедолага. Родственники-то есть? Или у нас появился возможный донор органов? — Парень слегка оживился и присел на корточки рядом с другом, поглаживая его выпирающие коленки. — Не смей говорить, что он умрёт! — Армин злится непонятно, от чего: от нежелания признать возможную правду, что так больно ковыряла его непривыкшее сердце и слабый стержень, или от страха? Страха, что перед ним умрёт человек, и он ничего не сделает, а будет сидеть и смотреть, как его лицо накрывают жёсткой белой простыней. Возможно, наблюдать, как его холодную плоть режет острый стерильный скальпель. Как ему в руки кладут остановившееся сердце, отчаянно бившееся за жизнь несколько секунд назад. Горький, сухой и режущий комок в горле вяло прокрутился. Разбухая между кадыком, он уносил с собой всю влагу, и Армин болезненно откашлялся, пытаясь его сглотнуть. Они молчат, потому что говорить о своей жизни и проблемах было неправильным рядом с этим лежащим между двумя мирами, а, казалось бы, молодым и полным жизни парнем. У него должна быть девушка, работа, он должен жить: заводить детей, пахать на работе, а потом уйти на пенсию и ездить по миру — так думал Армин. И это казалось правильным, тем, что должно произойти. Удручающая и напряженная атмосфера. Конечно, стоило ожидать, что будни врачей состоят не только из счастливых выписок, полных ремиссий, в которых у всех всё хорошо и сладко заканчивается. Но знать, слышать и представлять — не то же самое, что столкнуться этим лицом к лицу. Армин сжался. Чувство несправедливости тарабанило по ребрам, уверенно размахивая тяжелым топориком. Хочется что-то сделать, да хоть в окно прыгнуть! Лишь бы как-то помочь и разрулить эту ситуацию, омерзительно ковырявшую внутренности. — Я, наверное, пойду. — Шатен неловко отводит взгляд, с явным сожалением сжимая чужую коленку чуть сильнее. Невнятный звук слетает с губ Армина, и он сильнее обхватывает руку друга, словно цепляясь за него, как за жизнь. Будто если Эрен уйдет, то этот парень не проснётся. А затем слышится шорох с кровати. Едва уловимый стон разрезает густую пустоту, где поселилась непризнанная, и как оказалось, скоропостижная скорбь. — Он просыпается! Зови доктора Аккермана! — Арлерт ошарашенно вскакивает со стула, снося бедного сидевшего рядом с ним Эрена. Радостно хватает друга за предплечье и тянет на себя, продолжая наблюдать за ёрзаньем пациента. Он толкает омегу к выходу и, словно ребёнок, не знает, куда девать своё тело и эмоции.***
— Все в порядке, мистер Лоцмарт. — Аккерман стоял прямо, будто для него ничего не значило пробуждение пациента. По крайней мере, так казалось Армину. Его руки оставались в карманах белоснежного халата, пока серые глаза смотрели будто сквозь рыжего парня, потерянно лежащего на этой койке. Интерн старался найти в его фигуре или лице хоть малейший намёк на… радость? — Мы обследуем вас, и, если ваши показатели в норме, мы выпишем вас через неделю. С последующей консультацией со мной спустя некоторое время. Реми — так звали человека, находящегося перед ними — сидел и лишь отрешенно слушал, но всё же утвердительно кивнул, провожая взглядом выходящего из палаты врача и двух интернов. Видимо, за него порадовался только блондинистый омега, но особой сути для него это не меняло. Он до сих пор ничего не понимал и не помнил. Эрен спокойно шёл, почти зеркаля позу своего босса, в то время как Армин готов был размахивать всеми конечностями в наличии, но, благо, сдерживался. — Арлерт, — фамилию второго студента, он не спешит озвучивать. И его имя вязко отдается на языке, он неуверенно произносит, прежде чем бросить быстрый изучающий взгляд на совершенно смиренного шатена, недовольно ведет щекой, — Йегер, относитесь к этому проще. Сегодня вам повезло: он проснулся, завтра такой же этого не сделает, — Леви взъерошил свои чёрные волосы, доставая правую руку из глубокого кармана. — Иначе никаких специалистов из вас не выйдет. — Он развернулся на пятках, поднял руку вверх. — Можете идти домой, свободны. — Как думаешь, у него есть сердце? — подозрительно щурит глаза блондин, провожая взглядом хирурга. Будто пытается высмотреть что-то сквозь него. — У него есть супермозг, Армин, невероятно точные пальцы и руки, которые стоят несколько миллионов в год, — константирует Эрен. Арлерт покосился на друга, который нервно облизал пересохшие губы и прикрыл тяжёлые веки, но, тряхнув головой, отвел странные мысли в закоулки разума. В конце концов, голубоглазый пожимает плечами и, шумно зевнув, плетётся за своим лучшим другом, размашистыми шагами удаляющемся к выходу из отделения. Хватит на сегодня пищащих машинок, отрешенных медсестер и запаха медикаментов. — Хочется почувствовать такие пальцы в своей заднице? — Голос, который раздражал Эрена больше всего на свете, доносится от автомата для напитков и закусок, и Жан, словив на себе презрительный взгляд однокурсника, широко улыбнулся, сжимая металлическую банку с газировкой. Йегер готов был поклясться: ничто и ничего за всю его жизнь не бесило так, как этой высокомерный смердящий опоссум. Как понять, что произошло нашествие коня в раздевалке? Будет вонять дешевыми сигарами, которые этот придурок курил для стиля. Какого стиля — Эрен понять не мог. Может, в своей голове он представлял себя боссом, и оставалось только смириться и посочувствовать, сдерживая смешок. Да и эти сигары просто ужасно подчеркивали его запах."Какой же пиздец."
Каждый раз это проносилось в голове омеги, стоило его носу уловить всю эту неприятную какофонию. Хотя, может это лично для омеги пах мерзко, потому что просто сам он его чудовищно отравлял своим естеством. Жан толкает его плечом, отчего Эрен недовольно шикает, и альфа улыбается ещё шире. Расковырял корочку. — Лучше, чем чувствовать в моей классной заднице твои кривые грязные пальцы. — омега отряхивается и злобно улыбается, видя меняющееся лицо однокурсника. Идет дальше, от бедра, — Уйди, жертва аборта. — Он хотел было пройти вперед, как вдруг его схватили за ворот белого халата. — Жан, мы очень устали, мы же не хотим проблем и увольнения? — Армин раскрывает свои огромные голубые глаза и с немой мольбой смотрит в угловатое лицо. Он молниеносно оказался между ними. Кирштайн, шумно вздохнув, раздраженно отталкивает от себя шатена, сразу разворачиваясь и уходя. — Скажешь мне потом спасибо, можно в виде панкейков с джемом. Эрен недовольно хмыкает, поправляя одежду и пробурчав только: «я бы и сам справился».***
Последующие тридцать дней проходили скучно: компания заполняла бумажки и отчеты, совершала обходы, ютясь за спинами более опытных специалистов, и в редких случаях им могли позволить самостоятельно назначить лечение. Дежурства им пока что тоже не особо доверяли. Армин и Эрен понимали: к ним присматриваются, и несмотря на все необъятное желание ринуться в эпицентр кровавой резни и скользких органов, смиренно выполняли заданные начальством обстоятельства. Конечно же, мысленно молясь, чтобы хоть когда-то им повезло, и они смогли ассистировать хотя-бы на удалении аппендикса. Больше всего фыркал Жан. Для него заниматься такой низкой работой было неприемлемо (но, конечно же, он это говорил только в раздевалке и достаточно тихо) ведь он: «Такой крутой специалист не должен разлагаться среди докторишек!». Остальные ребята лишь косо на него посматривали, надеясь, что смогут вытерпеть ещё один день в его душной компании. Хотя иногда, очень редко, Кирштайн бывал нормальным: не жаловался, не зудел и даже вполне неплохо справлялся с задачами. Если бы только не это раздутое самомнение, как говорил Эрен (и Саша с Конни кивали). Только Арлерт сдерживался от каких-либо комментариев, изредка говоря что, возможно, Кирштайн просто колючий ёжик. В открытый конфликт никто не вступал, да и смысла не было. Проблемы в их коллективе – последнее, что должно волновать интернов. Им ещё как минимум года четыре нужно было жить в этой больнице вместе и учиться друг друга слушать, понимать и взаимно помогать. Чьи-то тараканы, пусть и жирнеющие, не должны были стать преградой.***
— Какая тухлятина! Целый месяц и ни одной операции, — скулит Конни, откидываясь на руки, упирающиеся за его спиной в лавку. — Мы так не хирургами будем, а медсестричками. Сначала та миссис Хопкинс... да я даже имена остальных не запомнил! Та просто кричала больше всех, сердце у неё больное... — Он продолжал жаловаться, закрыв глаза и не замечая, как стоящий позади Жан замахивался своей огромной ладонью. — Больно! — Из твоей лысой башки походу все мозги вытрясли давно. — Кирштайн горделиво вскидывает подбородок и садится рядом с Эреном, который средними пальцами массировал уставшие веки. — А ты, сыночек известного хирурга… — Он берет подбородок омеги между двумя пальцами, заглядывая в ярчайшие глаза. — Заткнись, злокачественная недоразвитая опухоль, — Йегер шикнул и резко отодвигается. Конни с Сашей прыскают, увеличивая раздраженность высокого парня, и он недовольно зыркает на ухмыльнувшегося Йегера. Тот проводит руками по волосам, водной гладью струящимся под его пальцами. Сморщив нос, Жан продолжил следить своими карими глазами за его действиями, и когда сосед, встав со скамьи, начал завязывать шнурки на кроссовках, громко и смачно шлепнул по чужой заднице, красиво обтянутой тонкой хлопчатой тканью, дающей разглядеть каждую округлость. Жан восторженно охнул, когда в мгновение его ухватили за ворот костюма, сминая между длинными пальцами зеленый край одежды. Он увидел перед собой возмущенное выражение раскрасневшегося лица, проследил, как напротив с нервозностью закусывают губу, и почему-то недавнее желание смачно харкнуть омеге в глаз, вкладывая в плевок всю скопившуюся неприязнь за оскорбления, полученные им за все время, резко превратилось в желание коснуться пухлых чуть приоткрытых губ. Эрен продолжал хмурить брови, в то время как Жан, черт возьми, впервые так близко видел его лицо. Да и какого хрена он такой сильный? Весит от силы килограмм 60, а Жан все 80. Альфа с искренним удивлением просто таращил глаза."Красивый, сука",
— само пронеслось у него в голове. Он, как идиот, смотрел в упор на омегу, чувствуя, как внизу живота неприятно заныло: тяжёлый свинцовый пучок тарабанил стенки брюха. А дышать... дышать становилось тяжело и страшно, потому что придурок сразу заметил бы слабину. И началось бы: Что жеребчик, самка на лопатки уложила? Стыдно? Кирштайн резко перехватывает тонкую руку, толкая парня на деревянную скамью, которая находилась за спиной шатена. Эрен шипит, когда его затылок больно ударяется о твердую поверхность, и ещё более злобно впивается ногтями в сильные предплечья оппонента. — Ты чего творишь, мудила? — Он брыкается, но альфа, нависающий над ним, сохраняет контроль его движений. Он только чувствует чужую коленку между ног и тяжелую, слегка вспотевшую руку поперек груди. Неприятная боль на затылке, поджигающая его кожу под волосами, и вдобавок нарастающая ярость на своего сокурсника распаляла омегу, и он, раскрасневшийся, скручивал кожу на руке другого парня до жгучей боли, но противник сохранял напряженное лицо. Хотелось зарезать или сжечь, но сил хватало только на то, чтобы поцарапать суховатую кожу. — Ты сейчас допиздишься. — Жан громко дышит, опаляет дыханием шею Йегера, проводя острым вытянутым носом по мягкой коже. Эрен пах жасмином — душистым, обволакивающим и нежным, как кожа самого Йегера, cладковатым и дурманящим голову, но сквозь него воинственным солдатом пробивался запах имбиря — не горького, пряного и слегка свежего, отдающего кокетливой кислинкой. Его аромат не был душным или приторным, он прекрасно подчеркивал его омежью натуру, хотя и не давал забыться во всей сладости своенравному характеру. Но, если прислушаться к исходящему от самой кожи благовонию, откроешь для себя вкусный древесный пудровый фимиам — амбра, её ни с чем не спутать. Очень редко омеги могли заполучить в свои феромоны этот запах. И именно он действовал на альф как самый настоящий афродизиак. Жан, однако, пах шафраном, кардамоном и кофе — терпкий, суховатый, в чем-то бальзамический запах, отчего на языке словно бегал волосок. Да и вспоминая его яркую тягу к сигарам, что не были лучшим дополнением к такой комбинации, окружающие лишь слегка морщили нос. Но зато прекрасно подчеркивающий его пикантный характер. Запах Кирштайна не был неприятным, он был по-своему интересен (если бы, опять же, не его глупая любовь к некачественному табаку), но яркий контраст запаха того, кто сейчас находился под ним, выстраивался в хорошо иллюстративную картину: обитаемая номадами пустыня, где земля не чувствовала в своих объятиях дождя, и свежий яркий благоухающий оазис. Его аромат не слишком хорошо подходил к запаху омеги, но разве им не должно быть наплевать? Разве в этом мире, кроме сущих единиц, ещё остались те, что ждут своей идеальной половины, того кусочка паззла, что вечно не подходит? Он шумно и досадно выдыхает, прежде чем резко отпустить Йегера, не пересекаясь с ним взглядом. Отвернулся, делая вид, что ищет что-то в шкафчике, перебирая дрожащими руками вещи. Стоявшие рядом Конни и Саша таращились на парней, плотно сжав губы. Неловкость и азарт вырисовывали устрашающий поединок. Спрингер хотел бы пошутить, но пересохшее горло саднило, да и толкнувшая его в плечо девушка недовольно зыркнула, хватая за запястье, таща за собой к выходу. Шатен нервно отряхивается, прежде чем быстро выйти из раздевалки и со всей силы закрыть за собой дверь. Вибрации от применённой силы толкают все стоявшие предметы в помещении: железные шкафчики слегка пошатнулись, в углу падает с квадратного столика железная чашка (тонкая посуда в руках усталых интернов разбивается слишком быстро), чей-то припрятанный зонтик за дверцей шкафа с тихим стуком прижимается к стенке. Кирштайн втягивает носом воздух перед тем, как обреченно уставиться на стояк между ног. В голове вырисовывается очень незамысловатый маршрут до туалета, желательно для персонала. Раковина сразу в кабинке — оборудована она получше, да и сама кабинка просторнее, а это весьма удобно в его положении.***
Буквально через минут тридцать интерны уже стадом овец болтались в коридоре приемной, предвкушая новый интересный день без операций. Издалека виднелась быстро приближающая массивная фигура. Аккерман шел с небольшой ехидной улыбкой, и остановился у стеклянной стойки, за которой, почему-то, никого не было. — Вам сегодня повезло, гомункулы. Тот, кто разберется и найдет, что не так с этим моим пациентом, — хирург ловко цепляет между пальцев историю болезни человека и, плотно сжав картонную папку, помахивает перед собой, — сможет потаращиться в первом ряду на его операцию. Те, у кого мозг работает вполсилы, может пойти построить глазки и поцеловать в пятки докторов Закариус. Выбирайте, что больше хотите, — кардио или пластика. Жан, с довольной миной толкнув каждого, кто попался на пути, побежал в сторону отделения пластической хирургии, самонадеянно хмыкнув на прощание. Спрингер и Блаус на "камень-ножницы" делили два в принципе интересных для них направления (о нейро они и не помышляли, слишком запарно). Армин с Эреном с горящими глазами взяли дело у Аккермана, бросая вызов самим себе.***
Арлерт угрюмо навис над папкой, который час перечитывая написанное черным по белому. Энтузиазм медленно улетучивался, приглашая на свое место разочарование и скуку. Он себя переоценил, даже для него это слишком сложно. Он поводит носом, прежде чем поднять глаза и оглядеть друга, уставившегося в угол потолка. Эрен сидел неподвижно, изредка покусывая подушечку большого пальца и почти не мигая. — Я правда такой впечатлительный? — его голос разбивает напряженную тишину, прежде, чем Йегер вздрагивает, и книга, покоившаяся на его ногах, с резким грохотом падает на пол. Зеленоглазый стушевался, не совсем понимая, что вообще происходит. Он тупо таращится на учебник, а потом, захватывая своими длинными пальцами твердую обложку, наконец одаривает своим вниманием блондина. Последний, в свою очередь, нетребовательно ждал, пока ему ответят. — Я думаю, что нам правда не нужно принимать все близко к сердцу. Это наша работа, — Эрен расслабляет плечи, небрежно сбрасывает книгу на огромный стол и откидывается на спину. Тянется. — Иначе мы не сможем корректно выполнять наши обязанности. — Армин хватает ртом воздух, готовый поспорить, но его собеседник вскидывает руку. — Никто не просит нас быть бессердечными. Но спокойнее. Омега согласно кивает, и мысленно благодарит Эрена за то, что даже если ошибся он, то его друг всегда будет говорить о этой ошибке так, будто её совершили они двое, а не кто-то один. И это действительно помогало Арлерту. Он не чувствовал себя одиноким. Не ощущал будто его ругают или над ним возвышаются, хотя в последнем, он уверен, Эрену незачем было так делать. Но было бы глупо скрывать, что Армин восхищался Эреном за то, что тот всегда хладнокровно и правильно поступал в экстремальных ситуациях. Он отлично работал руками. Если бы можно было сказать кратко про Йегера и его метод работы, то выглядело бы это так: работает не его мозг, а его руки. И какого-то черта они редко ошибались. Но он не чувствовал себя ущемленным, наоборот, его друг всячески напоминал ему о том, каким замечательным и компетентным специалистом блондин будет. Он помогал ему верить в себя, и это волшебным образом спасало. Он тепло улыбнулся, прежде чем снова заговорить. — Ты не боишься идти в нейро? Ты ведь... — он замешкался, не зная какие слова подобрать, — Твоя мама. Ты ведь ненавидел всё это? Эрен застыл. Поменялся в лице, скулы прорезались через светлую кожу, ноздри слегка раздулись. Армин понял, что лучше бы он не затрагивал эту тему. Ну вот кто его за язык тянул... — Надо когда-то встретиться с демонами лицом к лицу. — Йегер произнес это настолько холодно, что, казалось, его голосом можно было резать человека. Он хмуро, почти нервно дёрнул щекой и зелёные глаза нехорошо блеснули от пролетевших перед ними воспоминаниями. Армин неуютно сжался. Его друг очень резко мог меняться, и тогда от спокойного, но веселого парня оставался обжигающе ледяной, словно ожог азотом, тон и аура. Впрочем, данная тема должна затрагиваться только Йегером лично. В этом Арлерт окончательно убедился, и черт теперь подтолкнет его о ней заикнуться.***
— Думаешь, они будут встречаться? — Конни спрятался за бумажной папкой, шушукая, будто его и не было видно вовсе. И пусть никто их не слышал, он все равно шептал. — Не знаю, они же друг друга ненавидят. — Саша приняла тот же заговорщический вид и, сощурив глаза, посмотрела на своего лучшего друга. — Хотя кто знает. — Она придвинулась чуть ближе, прислоняясь своим острым плечом к его. — Денёк выдался жаркий, но зато мы присутствовали на операциях. — Спрингер блаженно прикрыл глаза. И впрямь, день выдался насыщенным. Они жадно поглощали любую увиденную или услышанную ими информацию в операционном блоке. Нанаба была потрясающей: мужественно и не дернувшись, пересаживала свиной клапан мужчине. Она держала в своей небольшой руке скальпель, уверенно прорезала линии сначала на плоти, а после на бившемся сердце. Стоя в сторонке, и редко подавая нужный инструмент хирургу, они наблюдали за процессом с затаившемся дыханием. Всё это казалось для них волшебством, которое подвластно обычному человеку. Конечно, омега делала это все не впервой. Майк, кстати, выполнял слишком сложную операцию, и твёрдо отказал Спрингеру, которому выпало направление через игру. Его жена, великодушно (спустя двадцати минутные уговоры) приютила обоих у себя. Прежде, чем снова распахнуть веки, бета медленно осмотрел жующую девушку. — Как ты умудряешься столько есть? Та обиженно поворачивается, задевая кончиком хвоста его нос и вызывая у Конни отчаянное чихание. Он все еще зависает на её затылке, прежде чем повернуть девушку к себе, и уставиться в ее карие глаза. Блаус недоуменно смотрит, прежде, чем её легко целуют в губы. — А ты будешь со мной встречаться? — казалось, парень даже не покраснел, в отличии от Саши. — Ам, мы... — она проглатывает застрявший в горле комок и кусочек булочки, и глупо улыбается. — Да, прямо как в начальной школе? Конни легонько бьет её в плечо, не от злости. Ему было стыдно и смешно за то, какие маленькие и легкомысленные они были. Усмехается и обнимает за плечи бету, после чего на его плечо ложится приятно пахнущая голова.***
Просторный светлый кабинет бьет своей неживой холодностью, и только двое сидячих в креслах придавали этому помещению хоть какую-то натуральную анимацию. Леви вздыхает, устраиваясь на темно-коричневом кожаном диванчике. Откидывает голову и чувствует как вся усталость разом накинулась на него, хватая конечности и натягивая невидимый груз. — Плодотворный денёчек у всех вышел, я слышала, — слишком позитивный настрой. Мужчина водит плечами, слегка приоткрывая глаза. — Одна ты наслаждаешься жизнью без присутствия детсадовской группы и клеишь уролога, — Аккерман пропускает усталый смешок, прежде чем выпрямиться и двинуться торсом вперёд. — Замечательный дуэт смотрителей писек. Ничего не скажешь. Эрвин до этого сидевший точно молчаливый истукан, раззадоривается, наполняя свой кабинет басистыми хохотом. — Никто не хочет держать в своих руках кричащих и уже недовольных жизнью, как ты, новорождённых, и полировать всем этим окровавленные гениталии. А насчёт Моблита — хорош чертяга, хорош, — Зоэ мечтательно улыбается и подбирает рукой подбородок. — Тебе, Левичка, тоже не помешало бы найти кого-то. Ходишь вечно злой и недовольный. — Она хлопает его по плечу, прежде чем потянутся рукой к стакану с янтарной жидкостью на столе, заботливо поставленной Смитом. Аккерман флегматично фыркает, пропуская эту затею далеко мимо ушей. Сейчас, гораздо интереснее выглядел блестящий виски, которое он охотно пригубил, позволяя напитку сладостно обжечь горло. Леви расслабляется, и ему в какой-то степени, даже становится хорошо в компании двух друзей. Он позволяет течению унести его в реку обсуждений будничных дел или прошедших достижений. Каждый делился чём-то позитивным, или наоборот, не шибко приятным за день. Назойливые мысли блокировались, не успев особо появится. Способствовал этому не только дорогой алкоголь, который альфа уже успел в полной мере оценить на высокую отметку (в принципе, от Эрвина другого он не ждал. Не в его стиле пить и подсовывать в его собственном кабинете на распив откровенную мочу), но и железная сила воли. Они не заметили, как прошло время и на этажах больницы выключился свет, оставляя лишь единицы горящих окошек.***
Эрен лежал на полу, запрокинув длинные ноги на спинку софы. Армин спал, да и особого желания у него сейчас не было контактировать с другом. Внутри шёл напряжённый поединок, и не хотелось обидеть самого близкого человека, поэтому лучшим решением было держать до завтра дистанцию, и оставаться в одиночестве. Арлерт знал и понимал, поэтому не настаивал со своей участливостью. Мысли агрессивно слетались в расплывчатую кучу, более-менее четкие и умные догадки стекались в однородную непривлекательную массу. Лоб болел, тяжелел, и болезненно отдавал пульсацией в межбровье. Какого хрена творилось с этим парнем? Он перекидывал ноги, стукал пальцами по полу, желая получить ответы, но ничего, абсолютно ничего не объяснялось. Он копал песок в поисках пылинки. Громко выдохнув через рот, Эрен скидывает конечности, и встаёт, лениво потягиваясь. Проходит к комоду, тянет за краешек, и достаёт палочки благовоний — они всегда помогали ему расслабиться и настроится на нужный лад — чиркает, твёрдо держа между пальцами спичку, серой о короб, и запах мускуса с игривым пачули, таившийся в серой дымке, обволакивает тело и комнату. Легкие словно заново наполняет воздухом, и в рецепторах плавно танцует мягкий сладковато-древесный запах. Солоноватый мускусный полутон игриво теребит заснувшего зверя, и прямо сейчас Эрен понимает, что даже немного возбудился."Прямо как школьник, хех."
Он проводит рукой по шее, и это движение отдается по всему телу тягостным напряжением, живот скручивает, когда в голове резко появляется слегка забытый образ, и необъяснимый прилив жара сменяется холодком по позвоночнику. С губ срывается сдержанный полустон, когда мираж чужих рук оглаживает его тело, а прохладные потоки воздуха из открытого окна на кухне волной обвивают мягкую, покрытую мурашками кожу, будто бы прикосновения были реальными. Двигает рукой ниже, по направлению к затвердевшим соскам. Наверное, он выглядел жутко глупо или, наоборот, невероятно сексуально... Но слишком твердо стоял факт, что отсутствие близости делало его слишком восприимчивым даже к искусственным феромонам: Эрен отзывался на выдуманные прикосновения, каждая точка чутко и ярко реагировала на внешние раздражители — он и сам был похож на сенситивную красную зону, готовую вот-вот взорваться — и все это не сулило ничего хорошего. Но ведь это не постыдно, иногда сделать себе приятно самому и учиться чувствовать своё тело?"Найти бы ещё этого самца из снов, и тогда бы я был самой счастливой сучкой на свете."
— мысленно посмеялся над своими словами шатен. Йегер досадно выдыхает, когда порыв становится настолько холодным, что нагло выдергивает его из сладостной неги. Устало трёт глаза, и, оставив злополучную (вовсе нет!) палочку, выключает торшер — громкий клик предвещает тишину — и направляется в свою комнату, попутно снова забивая свою голову пациентом. Да, он чёртов больной садист, которого все равно не отпускала мысль об этом парне! Что такого могло с ним случиться, что даже Аккерман не смог справиться с задачей? Мысль о хирурге неоднозначно кольнула сердце. Странный он всё-таки какой-то. Свалить дело на интернов, которых он в принципе не особо-то и переносит. Они все в этой больнице, коли на то пошло, какие-то хмурые, помимо того блондина... черт, он даже не помнил его имени, и та женщина гинеколог... доктор Зоэ! Да, точно. Эрен чешет затылок перед тем, как открыть деревянную дверь в другую комнату, каким-то образом ориентируется в полной темноте и наконец-то падает на мягкую кровать. И все-таки, если говорить откровенно, выглядел Аккерман просто охуенно. В его вкусе. Жилистый, подкаченный, с длинными волосами, выбритыми на затылке. А руки? Сам Бог над ними колдовал. Эрен досадно, почти театрально выдыхает, сглатывая скопившуюся вязкую слюну во рту."Все, нахуй, надо с этим что-то делать, иначе течка меня просто убьёт и превратит в бульварную дешёвую танцовщицу..."
В мыслях резким, отталкивающим ураганом пронёсся Жан. От явившегося образа, все возбуждение сошло на твёрдое "нет", и если такое могло быть возможным, его член не то, что перестал бы стоять — он бы всосался внутрь, боясь вылезать, пусть от давешнего горячего дыхания на собственной шее все внутри сжималось в иссохший комочек. А виной тому его состояние тикающей бомбы, готовой вот-вот взорваться — Эрен даже в таком состоянии не хотел бы чтобы это был ОН. И, раздраженно цокнув, пообещал себе, что Кирштайну он ещё отомстит. Ох, как отомстит.