***
Тошнота возникает в двух случаях: когда случилось нечто отвратительное или когда представляешь, что может случиться что-то отвратительное. Тэхён забежал в уборную номера и открыл кран, не поднимая взгляд на своё отражение. С ним могло случиться что-то отвратительное, но будто случилось. Съеденный ранее обед подступал в горло, и челюсть инстинктивно опускалась с языком, пищевод хотел вылезти из глотки. Ничего не выходило из рта кроме воздуха и слюны, но тело тряслось. Дрожащие руки схватили стакан, чтобы налить воды и выпить залпом. Хосок — ужасный человек! Раньше казалось, что он довольно мил, но сегодня раскрылся с другой стороны. Тэхён стянул с себя халат, быстро залезая под душ. Хотелось смыть с себя прикосновения Хосока, пусть он и использовал для этого свою «куклу». Руки намылили жёсткую мочалку и яростно тёрли всё тело. Волосы нужно помыть, лицо, грудь, живот. Мочалкой пытался очистить пространство между ягодицами, но в глазах и в теле подступала тошнота. Он сел на кафель и мучительно схватился за голову. Как он расскажет об этом Чонгуку? Как будет рассказывать о его брате? Чонгук мог убить Хосока за подобное, но что будет чувствовать, когда самолично лишит себя последнего из кровных родственников? Болезненный стон от незнания, что делать, раздался в ванной. Ушик забежал к Тэ, опускаясь под воду и прижимая к себе. — Тэ, что такое? Чон Хосок что-то сделал? Что можно ответить на такой вопрос? Фактически Чон Хосок ничего не сделал. Его руки чисты, подобно Понтию Пилату. Будь Чон Хосок под допросом, разве чувствовал бы себя виновным? Нет. Он не коснулся омеги, лишь приказал: «проверь его». Будто в этих словах есть что-то, в чём можно обвинить? Чон Хосок не сделал ничего, но сделал слишком много. Чонгуку об этом не рассказать, но как смотреть в глаза? Как смотреть в глаза Хосоку? Его даже не убить, потому что это родной брат любимого альфы. — Он ничего не сделал, — сказал «правду» Тэхён и наигранно улыбнулся другу. — Он просто переживал за Чонгука, вот и всё. — Тогда почему ты так трясёшься? — Это просто течка не закончилась. Не переживай. Тэхён принял для себя решение — Чонгук не узнает об этом. Незачем знать. Почему-то от человека, которого любил больше жизни, приходилось многое скрывать. Это было нелегко. Юнги написал о том, что приедет снова, но пришлось вновь лгать. «Я уже уехал, так что до следующей течки могу быть свободен», — отправил ответное сообщение Тэ и начал собирать вещи. Лететь в одном самолёте с Хосоком не было никакого желания, но пришлось. Тэхён сел в самый дальний угол салона частного самолёта, заполнив места рядом своими сумками, чтобы у альфы не было возможности сесть рядом. Благо, что Чон-старший был занят, по всей видимости, работой, раз уткнулся в планшет и папки с документами. Неловкость от нахождения с ним в одном пространстве давила на кости — Тэ сжимал телефон, на котором пытался смотреть сериал, но не смог сконцентрироваться, просто начал листать ленту в соцсетях, на авторежиме просматривая видео с любимыми айдолами. — Ни одна камера города не засняла тебя за период твоего пребывания в Сеуле. Либо ты хорошо умеешь скрываться от них, либо нигде не бываешь. Во второе верится с трудом, учитывая, что ты был в отеле, — раздался озадаченный голос Хосока. — Когда я приезжаю в Сеул, я закрываюсь дома и учу всё, что не успел, пока нахожусь в Токио. Единственный раз, когда я вышел, был сегодня, с Ушиком, — сказал Тэхён, и за его словами последовала тишина. Тэхёну пришлось оправдываться. Хосок пытался накопать что-то на омегу своего брата, а точнее, поймать на измене, но ему не найти ничего, ибо Тэ всегда был аккуратен. — Если ты что-то скрываешь, Тэхён, я узнаю об этом, рано или поздно… …Тэхён смотрит на зашедшего в заповедник Хосока. Тот давно подозревал омегу во лжи, и по сути был прав — ведь приходилось многое скрывать. Тем не менее, именно его, старшего брата Чонгука, Тэхён ненавидит больше остальных. При виде его руки сжимают катану сильнее. Чон Хосок… всегда на его плечах ремни от портупеи для двух пистолетов, чёрного цвета брюки, ремень от Gucci и чёрная рубашка, в руках — клинок клана Чон, а за спиной — его люди. Те самые, которые присутствовали тридцатого декабря два года назад. Лица их запомнились слишком хорошо, наверное, навсегда. — Поклонись, Чон Хосок, брат Бога моего, твой истинный Бог пожаловал… — произносит Тэхён. В ответ Чон молчит, изучая обстановку. Огромная территория за воротами, в которые вошёл. Тигры в клетках позади Тэхёна, стоящего на вершине небольшого холма; деревья, расположенные ближе к забору; домик семьи, следящей за животными. Никого кроме омеги здесь нет, а значит работников просто попросили удалиться, пока мафия решает свои проблемы. Живой Тэхён стоит перед Хосоком в простой белой одежде с мечом, выкованным Бан Шихёком. Этот меч Хосок узнает сразу, ибо родной брат был его учеником. Неужели Бан-сенсей взял омегу? Тэхён стоит уверенно. Серебряный и фиолетовый глаза смотрят прямо в душу, а запах цветочного букета как и раньше играет красками. Нет, даже ярче. Раньше он был совсем молод, а сейчас действительно повзрослел — запах стал сильнее. Не так часто Хосоку удавалось вкушать этот аромат без кольца на пальце, но сейчас… — Ким Тэхён, тебе сын семьи Чон кланяться никогда не будет. Ты — никто. Всего лишь выживший таракан, — шипит Чон Хосок презрительно. — Я был омегой твоего главы, и ты кланялся мне не раз, но с тобой разговаривать у меня нет желания. От тебя мне нужно лишь одно. Скажи мне, где Чонгук. Затем я убью тебя. Чон Хосок смеётся. Его смех всегда был более пугающим, чем у остальных. Наверное, это гены клана Чон. Чонгук смеялся так, будто злодей из фильма, но Хосок был подобен дьяволу. Тэхён считал его хорошим человеком до тех самых пор, пока они не пересеклись в Сеуле. После того, как тот устроил отвратительную проверку на верность, Тэ побаивался его, но после тридцатого декабря два года назад стал ненавидеть. Пусть Чонгук был человеком, отдававшим приказы, но Хосок был исполнителем. Тэхён понимал, что Хосок желал его, поэтому стал избегать, но разве можно отречься от его присутствия, если он постоянно был рядом с главой Чон похуже сторожевой собаки?.. —… Луна моя, Космос мой, Вселенная моя, — Чонгук встречал у трапа, когда Тэхён приехал из Сеула. Октябрь месяц стал прохладным, так что всем пришлось одеваться потеплее, и хоть на Тэ было пальто, Чонгук чувствовал дрожь своего омеги, пока обнимал. — Ты дрожишь. Всё в порядке? Мой брат убил кого-то при тебе? — Я просто замёрз. В Токио сегодня холоднее, чем в Сеуле. Тэхён ощутил тепло, когда его окутал запах дерева махагони. Не нужно больше терпеть присутствие Хосока наедине, можно просто укрыться в руках любимого альфы. Можно расслабиться и позабыть обо всём. Чонгук не оставлял ни одну клеточку тела без внимания, ладонями здоровался со всем Тэхёном, который уезжал на сдачу экзаменов почти на пять суток, а это так много. Чонгук хотел разбавить дни своего Тэхёна чем-то из обыденной жизни, поэтому предложил пойти в боулинг с Намджуном и Сокджином. Это очень радовало, но, разумеется, Чон старший не оставил родного брата с Тэхёном после того, как тот солгал ему о причине поездки в Сеул. Хосок знал точно, что это из-за течки, и был прав. Тэ объяснил это тем, что не хотел забеременеть, но пока ещё не вернул себе доверия после вскрывшегося обмана. Это был хороший день на самом деле. Обычный боулинг в центре города — правда закрытый от других лиц из-за того, что Тэхён не хотел находиться в маске, — обычное тройное свидание, ибо Хосок притащил с собой Ли Тэмина. Тэхёну не хотелось вспоминать вчерашний день. Чонгук был рядом, а что может случиться, если сам Бог защищает его? — Мы надерём ваши упругие задницы, — подмигнул Сокджин Намджуну, когда поднимал шар в руки. Альфы были в одной команде, омеги — в другой. Это была битва не мафии, не киллеров, не пар, это была битва полов. Сокджин любил доказывать альфам, что омеги — худшие соперники для них. — Крепыш, я же в нокаут отправлю тебя третьим страйком подряд, не боишься? — Ты попробуй, солнце моё, — принял вызов Намджун. Делал вид, что всё равно на то, как прекрасен Джин, желающий победить всех, но внутри всегда порхали глупые бабочки в животе. — Я играл в боулинг побольше твоего. На удивление Тэхёна, Ли Тэмин, который недавно исполнял все приказы Хосока, с радостью обыгрывал его в поединке шаров и кеглей. Пока что вели омеги, хоть и не с большим отрывом. Альф это почему-то задевало: они воспринимали игру такой серьёзной, будто проигрывают в покер в том самом баре. Негодовали, начинали строить стратегии, чтобы правильно закончить игру, сокрушая омег. Тэхён тоже жаждал победы. Азарт включился полностью, да и чувство отвращения к Хосоку позабылось. Настала очередь Тэ бросать шар, от которого зависел предварительный итог матча, и он был уверен, что забьёт страйк, ну или хотя бы поставит в горизонтальное положение как минимум семь кеглей, но когда руки протирали шар специальной тряпочкой, за спиной показался Джин. — Тэ-Тэ, проиграй им, — шепнул он. — Почему? Нам осталось всего… — Иногда нужно проигрывать им, чтобы выиграть, — подмигнул всё знающий об альфах Джин и похлопал своего ученика по плечу. — Поверь мне, ты увидишь результат. Джин был настоящим гуру, поэтому Тэхён послушался совета. Его фиолетовый шар полетел за пределы дорожки, оставив все десять кеглей стоять смирно. Чувство проигрыша сменилось радостью, когда Чонгук со счастливой улыбкой на лице буквально отдавал приказы Хосоку и Намджуну воспользоваться шансом и доказать «кто здесь папочка». Джин был прав. Когда альфы побеждают в играх, к которым так серьёзно почему-то относятся, то их улыбки стоят дороже собственных. Любимый Чонгук так восторгался и гордился старшим братом, когда тот забил решающий страйк. — Брат мой, я тебе говорил, что твои руки искусны настолько, что ювелир бы позавидовал? — Хосок, ты наш чемпион! — поддерживал и Намджун. Тэхён смеялся искренне, радуясь, что принял для себя верное решение: Чон младший безмерно любил старшего брата. Чонгук был прав в своих словах, что хосоковы руки достойны ювелира. Да, тот прекрасно управлял руками Тэмина, чтобы облапать Тэхёна, даже залезть в задницу для проверки, но это мерзкое чувство стирала любимая счастливая улыбка. — Вселенная моя, мой брат никогда меня не подводит. Я победил, как всегда! Тэхён посмотрел на Хосока, по виду которого нельзя было сказать, что тот буквально вчера держал омегу за шею, обещал вытрясти душу за измену. — Да, Чонгук, Хосок хён всегда выполняет твои приказы, — согласился Ким, прижимаясь к груди своего альфы. — Тэхён, ты играл честно, но проиграл, без обид, — пожал плечами Хосок, и лишь Тэ был ясен ответный намёк. Сказать было нечего. Неважно. Ким потряс головой, сознательно стирая из памяти вчерашний день. Его не было. Тем не менее, лучше провести остаток дня без Чона старшего, но Чонгук не спешил остаться наедине. Предложил всем отправиться в какой-нибудь простой дешёвый клуб, куда мафия не ходит. Хотелось появиться где-нибудь с Тэхёном, где никто не узнает его, где пьяным посетителям всё равно на то, кто и с кем приходит. Чонгук всё-таки умел поднимать настроение. Ночное заведение было типичным для обычных людей: толпа такая, будто концерт известного певца. Это так радовало! Тэхён с Чонгуком вошли, держась за руки, и маска была не нужна. Даже переоделся Гук в обычные худи и джинсы, не взял с собой толпу охраны и машин. Чон Хосок был рядом, как заноза в заднице, но благо был занят Ли Тэмином. Чонгук прижал Тэ к себе, вовлекая в танец, держал за изящные руки, крутя омегу, и лицо его было таким счастливым. Лоб его соприкоснулся со лбом Тэ, а руки обвили хрупкую талию, опуская тэхёновы ступни на свою обувь. Так трепетно, будто находились они не в каком-то клубе, а там, на одуванчиковом поле; будто не было вокруг пьяных людей, перемешанных запахов с дымом от сигарет; будто не было душно из-за отсутствия окон; смотрел в любимые радужки так, словно стал вдруг беззащитным без своей охраны. — Тэхён, ты ведь не бросишь меня? Не оставишь одного? Не предавай меня никогда, прошу тебя, — неожиданно попросил Чонгук. Почему он говорит подобное? Тэ показалось, что в этот момент он вдруг заглянул в душу Гука, а эта тьма в глазах показалась ночным небом, в котором единственным источником света отражался Тэхён. — Я никогда не предам тебя, — обещал он с улыбкой на лице. Спрашивать, почему Чонгук неожиданно задал такой вопрос, не хотелось. Не рассказал ведь ему Хосок о Сеуле? Вряд ли. Так не хотелось обманывать, искать оправдания. Лучше пусть будет так, как есть. До совершеннолетия Тэхён на свободе. Потом он расскажет правду. Объяснит, почему приходится скрывать то, что знает Мин Юнги, о том, почему уезжает по учёбе в Сеул, хотя учиться не планировал даже. Потом расскажет. В другой день. Так он откладывал каждый раз, когда чувствовал себя настолько же божественно, как в эту минуту. Чон Чонгуку нельзя знать правду. А Мин Юнги нельзя узнать о Чонгуке. Сейчас жизнь похожа на рай, и так не хотелось прерывать его. Потому что эти чёрные глаза безмерно любили лишь его, эта радостная улыбка дарована лишь ему, эти губы целуют трепетно лишь его. — Я не дам твоим ножкам устать сегодня, — Чонгук приподнял за талию и усадил Тэ на высокий стул, а затем снял с него туфли. Знал ведь, что Тэ не любил долго ходить в обуви, потому что чувствительная кожа натиралась слишком быстро, особенно после того, как пробыла несколько часов в обуви для боулинга. — Выпьем? — поднял руку, чтобы позвать Хосока с Намджуном. — Чонгук, — опустил её Ким, возвращая взор на себя. — Побудь со мной. Не зови Хосока. — Ты ревнуешь меня к моему брату, Вселенная моя? — Чон с довольным лицом чмокнул его в волосы. — Прости. Я всегда не понимал, когда такое спрашивают, но… если бы тонули я и твой брат, кого бы ты прыгнул спасать? — Тэ сам не знал, почему задал такой вопрос, но то, что сказал Хосок вчера, не давало покоя. Если когда-то наступит момент, что Чонгук окажется перед выбором… поверит ли Тэхёну? Поверит ли, что Тэхён любит, несмотря на обман? Или же будет слушать Хосока? Чонгук издал смешок, будто услышал какой-то абсурд. Он сделал заказ бармену, а затем опустился на корточки, чтобы протереть влажным платком мозоли на любимых пальчиках, появившихся из-за неудобной обуви. — Я не позволю подобному произойти. Я ведь сказал, пока ты со мной, с тобой ничего не случится. А если бы ты тонул, Хосок бы сам бросился тебя спасать, заметив быстрее, чем я. — Но всё равно, представь. — Надо было взять тебе более удобную обувь, — Чонгук, обрабатывая ступни, заботливо поднял взгляд. — На моих сладких ножках не должно быть царапин. Это я виноват. — Это всего лишь мозоли. Пройдут. — Ты задал глупый вопрос, Вселенная моя. Я всегда выберу тебя, что бы ни было. У моего брата своя жизнь, а ты — моя жизнь, — произнёс Чон, поцеловав любимые родинки на пальчиках ног… …Тэхён с болью опускает взгляд на свои ступни. Пальцы, что покрывались когда-то поцелуями, больше никогда не обретут прежний вид. Чонгук оставил гореть в огне, и сломанные ноги познали пламя без цензуры. Бан Шихёк лечил всеми возможными средствами, когда вытащил и спас его, но шрамы остались не только на разбитом сердце, не только на сломленной душе, но и на каждом сантиметре кожи от кончиков пальцев до колен. Рубцы от ожогов похожи на цветки. Чонгук был щедр, одарив настоящим букетом. Рука держит обнажённую катану, а босые ступни ощущают голую землю. Всё-таки кожа осталась чувствительной к обуви, даже потеряв красивый слой — мозоли от кроссовок появлялись несмотря на то, что он всегда надевал носки. Босиком бороться с Хосоком — не проблема. Привык к всевозможным тренировкам с сенсеем. Видеть Хосока и его людей похуже, чем видеть Сокджина, Намджуна и Чимина вместе взятых. Запах Хосока стал настолько ненавистным, что аппетит пропадал при виде оранжевого цитруса — апельсин Тэхён не сможет взять в руки никогда. Учитель был неправ, назвав взгляд омеги холодным. Нет в нём холода. Боль стягивает зрачки, вены, грудь… — Ты переспал со стариком Бан Шихёком, чтобы он сделал тебе этот меч? — Хосок не менялся. До сих пор вызывает тошноту. — Чонгук отдал приказ привести меня живым или мёртвым? — спрашивает Тэ. — До сих пор веришь, что он желает видеть тебя? Хотя если вдруг передумает и позвонит мне, то велит отрезать тебе язык, чтобы не лгал ему. А знаешь, что сделает потом? Тэхён не отвечает. Хосок же продолжает: — Нет, Тэхён. Если ты подумал, что он тебя поимеет напоследок, то ты ошибаешься. Я тебя предупреждал, что вытрясу из тебя всю душу. И сегодня вытрясу вдвойне, раз ты посмел выжить. А затем прикончу Бан Шихёка за то, что он спас тебя. — Так вперёд, Нефритовый дракон, — смело протягивает клинок Тэхён. — Дашь начать своим людям или самому не терпится вновь меня трахнуть? Только помни: попробуешь засунуть в меня свой жалкий член, то сразу же его лишишься. Хосоковы крылья носа раздуваются от злости. Не убьёт выстрелом, нет — Тэхён заслуживает адской боли. А раз появилась такая возможность, то Хосок воспользуется случаем и поимеет его перед тем, как убить. Он даёт команду своим людям взять омегу живым. Что может сделать выживший предатель один против тридцати вооружённых альф? Тэхён принимает стойку, держа клинок над правым плечом. Действительно верит, что справится? Охрана Хосока идёт вперёд шеренгой, будто готовясь захватить в кольцо. Ким Тэхён только сконцентрировано ждёт, следя за каждым. Как просто. Джин был прав. Альфы, свято верующие в свою превосходность, слепы. Один из охранников опережает, делает шаг вперёд, не замечая натянутую на два ствола дерева леску, которая сразу же обрывается, превращая землю под холмом, на котором возвышается Тэхён, в поле пламени. Подготовленные воздушные шары, наполненные керосином, летят на них с двух сторон, и зажигалка, брошенная Тэхёном заставляет всех побросать оружие. Альфы кричат в боли, пытаясь потушить огонь, пожирающий тело, бегают, бросаются на землю в попытках затушить огонь, но керосин поглощает и сухую траву. Хосок только пятится назад, неподготовленно и ошарашено лицезрея своих людей, от которых теперь пахнет жареным мясом. — Чон Хосок, ты разве не дракон? Огонь тебя пугает? — надменно приподнимает уголок губ Тэхён. — Я сожгу тебя снова, Ким Тэхён, — Хосок яростно обнажает свой меч, демонстрируя символ своего клана. — Пепел не горит, — слышит Хосок голос, проходящий сквозь врата из пламени. Фиолетовый и серебряный глаза жгут сильнее, чем жар от огня. Чон замахивается, но встречный металл отражается на острие довольно быстро. Он усмехается: мальчик научился пользоваться катаной. Хосок откидывает Тэ назад и хватает рукоять покрепче. Два наследия семьи были переданы братьям давно. Глава Чон получил меч отца, а Чон Хосок — от дедушки. Клинок поглотил много крови, находясь в руках поколений великих, и никчёмный омежка даже не заслуживает того, чтобы называться соперником. — Тебе не одолеть меня, глупый мальчишка, — презрительно слетает с хосоковых губ. — Этот глупый мальчишка одурачил тебя. Ты поймал меня на лжи когда-то, но даже камеры тебе не помогли найти доказательства, — с таким же презрением насмехается Тэхён. — Во время течки я встречался с Юнги, — насмешливо признаётся. — Тебе от этого легче или только хуже? Чувствуешь себя ещё глупее? Если ты не слышал запах Юнги на мне в тот день, то ты слепой, Чон Хосок. Он был в том отеле, был в свадебном салоне за пятнадцать минут до того, как я встретил тебя. И не только его. Запах Ким Тана тоже был на мне. А всё, что тебя заботило… это мой запах. Так насколько же сильно ты хотел омегу своего брата, раз… — Ты всего лишь дешёвая шлюха, — нервно отталкивает аттакующего Хосок. — Я стал шлюхой лишь тогда, когда твои руки меня коснулись. И сегодня ты за это ответишь.***
… Двадцать восьмое декабря началось слишком хорошо. Погода была приятной всю последнюю неделю, а зима казалась весной, несмотря на дождь. Когда в сердце красивые бутоны распускаются в цветы, то и вокруг становится теплее. Течка, проведённая с Чонгуком в начале месяца, была волшебной. Тэхён совсем позабыл о том, что нужно принимать противозачаточные — голова кружилась от запаха дерева махагони. Последние дни почему-то не хотелось есть. Думалось, что это из-за бабочек в животе, которые никогда не чувствуют голода, кроме сексуального, но брови подозрительно нахмурились, когда на завтрак подали любимую клубнику с панкейками. Тэхён смотрел на зёрнышки, торчащие из красных ягод с зелёной шапочкой, и хотелось выкинуть их на помойку, потому что воняли так, будто их помыли в воде с протухшей рыбой. Он отвернул искажённое лицо, а рука его быстро отодвинула от себя зловонную тарелку подальше. Чонгук смотрел на недовольное лицо, моргая озадаченно. Осмотрел ягоды, а потом бросил рассерженный взгляд на дворецкого, который должен был сменить блюдо сразу же, раз возникла проблема. — Вы её не помыли? — возмущённо спросил Тэхён. — Или уронили в мусорку по дороге? — Господин, клубника свежая, привезли с утра. Всё моется и дезинфицируется, как всегда. Я лично слежу за этим, — заверил верный дворецкий Такаши, который работал на семью Чон десятки лет. — Принесите мне лучше… что-то съедобное, — Тэхён раздражённо облокотился о стол, прижимая ладони к лицу. Не понимал, что вдруг вызвало такую резкую смену настроения. «Дурацкая клубника… зачем в неё пихают зёрна…». Чонгук попробовал клубнику сам, и было довольно вкусно. Он кивнул поджавшему губы дворецкому, не представляющего, что из съедобного хочет омега главы Чон. Всё, что находится на кухне, относится к продуктам премиум-класса, ни один овощ в плохом виде не хранится, да и выбор довольно велик. Дворецкий быстро удалился, получив указание от хозяина дома. — Попробуй банановое… — заботливо протянул баночку Гук, но его рука была резко откинута в сторону с негодующим голосом: — Я же сказал, съедобное! Твоё банановое молоко скоро станет твоим резус-фактором. — Ты на меня злишься? Я что-то сделал не так? — подняв разлитую бутылочку, спросил исподлобья Чонгук. Вспоминался весь вчерашний день и ночь. Чон, конечно, был жестковат, когда наказывал одного из своих приспешников на глазах у Тэ, но омега не злился из-за этого. — Это из-за вчера? — Я хочу что-то съесть так сильно, но не знаю что… — надул губы Тэ, а глаза превратились в щенячьи. Поблёскивающие губки подрагивали, будто вот-вот расплачется. Сердце Гука сжалось в маленькую точку, готовую принести даже несуществующую на этой планете еду, лишь бы в разноцветных глазах не появились слёзы. — Вселенная моя, чего ты хочешь? Я куплю тебе всё, что только скажешь, — Чон сжал его пальцы, любуясь умилительным лицом. — Я не знаю… Чонгук, ну ты разве не можешь сам понять? Придумай, пожалуйста… Глаза Чонгука метались по прекрасному лицу: как ему понять, что хочет его омега, если тот сам не знает? Начал перечислять всё, что приходило в голову, но Тэ отказывался от всего, морщась. Любимых лобстеров не хотел, рыбу не хотел; мясо, стейк, суши, икру забраковал; отказался от корейской кухни, кроме… — Кимчи? — в надежде приподнял бровь Чонгук. — Боже, я хочу кимчи! — будто познал истину жизни, выдохнул Тэхён, расползаясь по креслу. Казалось, что решил самую сложную задачу на контрольной по математике. Да, прекрасная капуста в красном перце… освежающая капусточка, остренькая… Никогда не мог есть острое, но так захотелось… — Бог услышал тебя, — ликующий глава Чон сразу же передал указания работникам, чтобы принесли все виды кимчи. На всякий случай. Вдруг Тэхён захочет выбирать и между ними. Тэхён поедал острый кимчи так, будто ел впервые в жизни, а Чонгук безотрывно за этим наблюдал. Что-то в его омеге не то. Не сказать, что плохое, но другое. А вот что, понять он не мог. — Почему ты так смотришь? — разноцветные глаза виновато поднялись от тарелки, Тэхён мямлил с набитым ртом. — Не видел, как люди едят кимчи? — Ты никогда не ешь острое. Да и ты не ешь, Вселенная моя, ты, как маленький пылесосик, высосал из корейской капусты всю душу, — посмеивался Чон. Тэхён обиженно кинул в него палочки, но брови подозрительно сморщились. Чёрт! Вдруг осознание пришло подобно холодному душу. Он проводил хохочущего Гука взглядом и утоптал в спальню, начиная рыскать в своём гардеробе. Зачем он искал тест на беременность, сам не понимал, ведь тесты не валяются у него в сумках — не каждый день приходится его делать, а если точнее, никогда не приходилось. Утро было действительно хорошим, но бодрое настроение сменилось паникой. Он закрылся в ванной, пытаясь увидеть в себе какие-то изменения. Запах не изменился, тело не поправилось, лицо не опухло. Нет никаких признаков, кроме дурацкой тошноты и желания поесть ещё кимчи. Он психовал и кусал ногти. Если вспомнить последнюю течку, то абсолютно точно, на все двести процентов, Чонгук нагло кончал прямо в него. Три дня подряд. — Чёрт, чёрт, чёрт… — повторял Тэ, вытягивая волосы на голове от нервов. Сердце начало стучать как дикое. Это конец. Это апокалипсис. Если Тэхён забеременел, то миру однозначно пришёл конец. Как можно было быть таким беспечным? Как? Тэхён сидел на кафеле и бился головой о стену, не зная, что теперь делать и как жить. Слишком молод, чтобы заводить ребёнка, не готов никак. Не сейчас. Сейчас самое неправильное время… А вдруг клан Мин убьёт клан Чон? Вдруг начнётся война? Чонгук, конечно, будет рад, узнав, что у него будет наследник, но, может, всё не так, и Тэхён не залетел? Может быть, это ложные симптомы? Может быть… пронесло? Надо ли сказать Юнги? Может быть, он тогда перестанет… — Господин Ким, — постучался дворецкий, — Господин Чон зовёт вас. — Я сейчас подойду! — крикнул Тэ и достал вибрирующий телефон. Не тот, который использовал скрытно от Чонгука, а тот, что использовал последние полгода. Все переживания о возможной беременности позабылись в мгновение, ибо возникла проблема посерьёзнее. Номер Юнги светился на экране, а этого быть не должно даже во сне. Руки замерли, не зная, что делать: этот звонок звучал слишком громко для вибрации на беззвучном режиме. Звонок закончился, но следом пришло сообщение. «Живо возьми трубку». Номер Юнги возник на экране вновь, требуя, чтобы Тэхён нажал на зелёную кнопку. Пришлось принять, и дрожащая рука поднесла к уху телефон в надежде, что глаза просто спутали цифры. Может быть, это не он? — Какого хрена ты не отвечаешь?! — раздался низкий голос, заставивший волосы встать дыбом. — Юнги, я… — Живо вернулся в Сеул! Чтобы сейчас же сел на самолёт! — Юнги, послушай, пожалуйста… — Если к трём часам ты не будешь стоять передо мной, Тэхён, я снесу к чертям собачьим весь Токио, а Чон Чонгука убью лично. Ты меня понял?! — Не трогай его, пожалуйста, — взмолился Тэ, сжимая телефон. Сел на колени, опуская голову на холодный кафель. Страх начал колотить в рёбра, а голос умоляюще просил: — Не убивай его, прошу тебя! Я приеду, сделаю всё, что скажешь, только не убивай его. — Не явишься к трём часам, я тебя из-под земли достану, а Чон Чонгук станет мясом для моих тигров, — гудки сменили разгневанный голос. Тэхён посмотрел на своё отражение в зеркале, и казалось, что мир рухнул. Как он узнал? Как нашёл номер? Разве Мин Юнги не обещал Тэхёну свободу до совершеннолетия? Разве Мин Юнги не держит слово? Нет. Он бы не стал следить за Тэ. Вероятнее всего кто-то рассказал ему. И единственный человек, о котором мог подумать Тэхён — это Пак Чимин. Не винил его, ведь вряд ли Чимин бы рассказывал специально, но… руки продолжали трястись. Страх за жизнь Чонгука заставил собрать себя с пола и умыться. Надо вести себя так, будто ничего не случилось. Нужно придумать причину, чтобы уехать в Сеул. Срочно. Время показывало девять, а значит нужно торопиться, чтобы успеть. Вышел он к своему альфе с улыбкой на лице. Тэхён что-то придумает, но спасёт Чонгуку жизнь. Юнги не убьёт его. Ни за что на свете Тэхён не позволит кому-то убить Чонгука. Сел и прижался к широкой груди главы Чон, который был занят утренними переговорами с Нобу. Какое счастье, что Хосока сегодня нет рядом с утра пораньше, как и остальных… голова трещала по швам, не зная, под каким предлогом отпроситься в Сеул. — Вселенная моя, ты меня не слушаешь? Тэхён поднял голову. — Что? — Извини меня, но мне сегодня придётся уехать в Киото. Один клан наворотил дел, мне нужно ехать с Хосоком и разгребать дела самому, — Чонгук виновато поцеловал тэхёновы пальцы. — Тебе не будет без меня скучно? — Я съезжу в Сеул, хорошо? У Ушика умерла бабушка… Я не хочу оставлять его одного. — Поэтому ты с утра без настроения? Почему сразу не сказал? — Я узнал недавно. Так я съезжу? — Да, конечно, я скажу, чтобы подготовили самолёт. Тэхён успокоенно выдохнул. Он может вылететь в Корею без дополнительных вопросов. Оба собрались довольно быстро и выехали в аэропорт, где ждали два самолёта. Чонгук не планировал долгое расставание. Собирался закончить всё завтра и сразу вернуться к Тэ, ведь у того послезавтра день рождения. Они проведут его вместе. Чонгук готовил сюрприз. Хотел сделать предложение по-человечески, а не просто просить надеть гербовое кольцо. Тэхён обязательно согласится, потому что станет совершеннолетним, а то отказывался вечно, ссылаясь лишь на возраст. Да и Чонгук всё сделает так красиво, что у Тэ просто не будет другого выбора, кроме как сказать «да». Тэхён всё равно будет с ним. Всегда. Перстень обязательно сядет на изящный пальчик строптивого мальчика. — Чонгук, — Тэхён прижался так, словно расстаются надолго. Щека пыталась прижаться прямо к сердцу альфы. Он старался вдохнуть запах дерева махагони настолько сильно, чтобы не забыть, — я тебя люблю больше жизни, ты же знаешь? Ты — Любовь моя и Бог мой. — Вселенная моя, я вернусь уже завтра, — улыбался Чонгук. — Я понимаю, что Ушику тяжело, но будь в Токио завтра, пожалуйста. Тэхён заглянул в глаза цвета ночи, такие красивые и властные, что в них можно утопиться. Хотел услышать самое прекрасное, что создали уста Чонгука. — Скажи… — Что сказать? — Чонгук делал вид, что не понимает. Обнимал за талию, наслаждаясь своим влюблённым омегой. — Мои любимые слова. — Луна моя, — трепетно поцеловал в левое веко. — Космос мой, — поцеловал в правое. — Вселенная моя, — прошептал в приоткрытые губы, всегда сходящие с ума от этого. Омеги любят ушами. Но как можно не любить то, как Чонгук это произносил? Тэхён боязливо вжал ногти в ладони, прощаясь с ним. Нет, это не прощание. Тэхён обязательно что-то придумает. Будет сидеть на коленях и просить у Юнги прощения, будет молить оставить Чонгука в покое. С надеждой, которая грела душу, он сел в самолёт. Чонгук был довольным. Его любят по-настоящему. Да, омеги с ума по нему сходили, но лишь потому что это глава Чон, богатый человек из влиятельной семьи; сходили с ума по силе, власти, деньгам; хотели Чонгука, как фанаты, желающие своего кумира; но Тэхён был другим. Строптивый мальчик называл Чонгука Богом, потому что сам хотел, а не потому что глава Чон заставил. Чонгук ему верил, как себе. Поэтому на лице была счастливая улыбка. Он не был таким милым с другими. Мафия не могла жить по-другому. Глава Чон явился в Киото, и настроение сменилось на рабочее. Брат уже был там, как всегда недовольно указывая на время. — Я не опоздал — не тыкай в Бога своего часами от Rolex, брат мой, — прошёл Чонгук, отодвигая от себя назойливый циферблат наручных часов, и сел в кресло небольшого офиса. Это был даже не офис. Скорее оборудованное заброшенное помещение для склада, в котором поставили приличный стол, кресло, несколько стульев и диван. Это место использовали, когда надо было допрашивать или пытать кого-нибудь. Находилось оно вдали от города, так что крики не привлекали внимание. — У тебя появилась дурная привычка задерживаться, — показал пальцами кавычки Хосок и закатил глаза: — Дай угадаю. Твоя Вселенная заманила в чёрную дыру? — Он уехал в Сеул. И следи за словами, брат мой. Ты мне надоел уже со своими шуточками. — Снова в Сеул? — хмыкнул Чон старший и сел на край стола, покручивая в руках перочинный нож. — И тебе не интересно, чем он там занят? — Ты на что намекаешь? — Я не намекаю, я говорю прямо. Учится он дистанционно, родители его умерли, близких у него нет. Милый мальчик Чхве Ушик мог бы приехать в Токио. Зачем Тэхёну так часто ездить в Сеул без тебя? Чонгук раздражённо, но задумчиво провёл языком по нижним зубам. В словах Хосока была логика, но не хотелось включать свою ревность, которой и так был переизбыток. Он начал оправдывать Тэ: — У его друга бабушка умерла, так что… — Чхве Ушик говорил, что у него из близких только отец, женатый на молодом омеге, — Хосок своими неоправданными догадками бесил до ужаса. Чонгук выхватил перочинный нож, раскрыл и предупреждающе прислонил к губам Хосока. — Не произноси ложного свидетельства на омегу моего, брат мой. — Твой омега манипулирует тобой, как хочет. Ты стал слеп. Как закончим с делами в Киото, я подниму всю подноготную на Ким Тэхёна. Хочу убедиться, что ему нечего скрывать. Ты ведь не против, мой Господин? Чонгук вернул ему нож и кивнул. Пусть копает сколько хочет. Тэхён чист, как белый лист. Всё, что нужно, Чонгук знает, даже про малолетнего бывшего альфу в курсе. Братья Чон отвлеклись, когда Нобу завёл главу клана Мацумото по имени Кен в сопровождении двух приближённых. Альфе под шестьдесят, но довольно активный, раз устроил погром посреди городского фестиваля, крича всем, что мафия правит миром, и стреляя из автоматов вместе с кланом. Вроде взрослый мужчина, а извилины в мозгах высыпалась, будто варёная лапша, сквозь сито с крупной сеткой. — Поклонись, Мацумото, твой Бог пожаловал, — потребовал строгий голос Чонгука. Альфа сразу же отдал поклон на девяносто градусов вместе с остальными и встал ровно, скрепив руки на поясе. Глава Чон вальяжно восседал в кресле, опираясь локтем о поднятое к груди колено, а брат его сидел на краю стола рядом, демонстрируя не менее рассерженное лицо. — Ну и какой наркотой смазали шило перед тем, как вставили в ваши задницы? — любопытствовал Хосок. — Мэр города возомнил, что ровня нам. Полиция заставила нас раздеться, когда обыскивала офис, — объяснялся Кен. — Я хотел показать им, что мафия… — Ровня кому? Тебе, что ли? — засмеялся глава Чон. — Ты себя поставил на один уровень со мной, Мацумото? — Простите, глава Чон, я не это имел в виду. Чонгук приподнял подбородок и взглянул на глупого придурка, который принёс кучу ненужных проблем. Теперь нужно самолично встречаться с мэром, и не только с ним, нужно ещё и решать вопрос со СМИ, чтобы все, кто пытается найти лишний повод погасить мир мафии, не воспользовались этим случаем. Он поднял свою катану в ножнах и протянул вперёд, тыкая в грудь Мацумото. — Ты хоть знаешь, сколько мне будет стоить твоя выходка, клоун? — Прошу прощения, Господин. Я возмещу вам все убытки. — Боюсь, что твои сбережения не покроют, даже если отдашь всё до последней почки. Кен встал на колени, понимая, что его убьют. Поклон до пола и мольбы пощадить, с обещаниями сделать всё, что скажут. В мире мафии была жёсткая иерархия. Маленькие кланы зависели от тех, что покрупнее, а те были обязаны подчиняться тем, что ещё крупнее. Ну и верхушкой в пищевой цепи была «десятка». Мацумото не был совсем уж мелкой рыбой, но до клана Чон ему было не дотянуться даже в прыжке, поэтому оставалось только вымаливать прощения у альфы, годившегося в сыновья. Чонгук не желал его смерти. Клан Мацумото довольно хорошо вёл дела, всегда выполняя все требования. Бизнес вели чётко и платили «налоги» всегда в срок. — На первый раз я прощу, но второго раза не будет. Завязывай с наркотой, Кен. Это сказывается на работе, — Чонгук согнул руку на колене и прислонил к подбородку в ожидании. Юбицуме — искупление грехов. Ритуал, совершаемый членами мафии, которые делают ошибки. Якудза придумали этот обряд века назад, и мафиози в других странах охотно его приняли. Раз глава Чон помиловал, даруя «вторую жизнь», Мацумото должен проявить уважение, добровольно отрезав себе палец. Кен без слов достал свой нож и опустил левую руку на пол. Лезвие отрезало фалангу мизинца без сомнений. Стыдно за то, что заставил главу Чон самого ехать разбираться с проблемами, поэтому завернул отрубленный палец в белую ткань и в глубоком поклоне протянул Чонгуку. — Господин, более этого не повторится. Нобу после кивка своего шефа принял «извинение» в белом платке. — Можешь идти, Мацумото, — велел Чонгук, указав на дверь, и альфа удалился. Хосок возмущался, что Чонгук принял палец, отрубленный с левой руки. Кен должен был отрезать либо два пальца, либо хотя бы с правой. Но Юичи Ито, который когда-то следил за отбывающим наказание в тюрьме Кеном, решил вставить: — Господин Чон, Мацумото — левша. — Ну и откуда ты знаешь, тюремный пёсик? — напал Хосок. — Защищаешь идиота, из-за которого мне сидеть и пить с долбанным мэром? Может, Ким Тэхён тоже левша, не знаешь? — Блять, да ты достал меня уже со своими обвинениями! — Чонгук хлопнул рукой по креслу, а потом пнул Хосока по ногам, посадив перед собой на колени. — У тебя яйца давно не опустошались? Или мой омега тебя не устраивает? Было видно, что Хосок последнее время вечно «кидает камни» в сторону Тэхёна без повода. Причина такого поведения не ясна, и почему брат стал таким подозрительным. Никогда раньше таким не был, а тут вдруг кидается на всех, как злая собака. Хосок не мог доложить, что встретил Тэхёна в Сеуле два месяца назад, и о его лжи, потому что Тэ сразу же расскажет о случившемся, а Чонгук никогда этого не простит. Да, Хосок оступился и пошёл на поводу у инстинктов, возжелав омегу своего брата. Тэхён ни с кем не спал в тот день, но был в отеле. Возможно, изменял. А если спит с кем-то кроме Чонгука, то подсознание позволяет себе желать его ещё больше. Раз другим можно, то и Хосоку тоже. — Ты уверен, что Ким Тэхён был девственником до встречи с тобой? — спросил Хосок, искренне желая знать. Если Тэхён с кем-то изменяет, то началось это ещё до Чонгука. Чон-младший кулаком ударил старшего по лицу, а затем схватил за челюсть, давя на зубы за щеками с такой яростью, что один из коренных зубов сломался на несколько частей, плавая в слюне на языке вместе с кровью. Хосок перешёл сегодня черту. Глава Чон убил бы любого другого, но не родного брата. Тем не менее поставить его на место был обязан. Лицо приблизилось к поставленному на колени, дыша огненным дыханием. — Я жду подношение, брат мой, — Чонгук толкнул его голову к полу и кинул к рукам нож. — Я не отрежу себе палец из-за омеги, — взгляд упрямо смотрел вперёд. — Тогда я отрежу тебе язык. Хосок не понимал, в чём был повинен. Тэхён уехал в Сеул вновь, и неизвестно, чем он там занимается. Когда-то, когда Чону старшему нужно было заехать за Чхве Ушиком перед игрой в покер и привезти в тот самый бар, они разговорились. Парень был довольно болтлив в отличие от Тэхёна, так что рассказал о себе много чего. Был он не из бедной семьи, учился с Ким Тэхёном со средней школы, подружились два омеги сразу. Хосок запомнил то, что Ушик жил отдельно от семьи, потому что единственный родитель, отец, после смерти своего мужа нашёл себе молодую пассию, и завёл семью вновь. Родным Ушик считал Тэхёна и прекрасно понимал его, когда родители Тэ умерли в начале года. Бабушки у этого омеги уж точно не было, иначе рассказал бы о ней, а если бы и была какая-то дальняя, то вряд ли бы так страдал, что Тэхёну пришлось ехать и утешать. Ким Тэхён опять солгал. И если Хосок спустил это с рук в первый раз, то во второй раз не позволит обводить вокруг пальца своего младшего брата. Руки сжались от гнева: не смог держать себя под контролем, сказал со злости Чонгуку то, за что нужно лишиться пальца. Но какой бы у Тэхёна ни была причина для лжи, её нужно выяснить. А пока приходится принять наказание, а это довольно унизительно, учитывая что Хосок является членом семьи Чон. Мизинец правой руки был отрезан своим же перочинным ножом и передан главе, завёрнутым в белый платок. — Вы больше не услышите моих высказываний и подозрений в сторону Ким Тэхёна, мой Господин, — обещал Хосок, опустив глаза в пол, но не чувствуя никакой вины. — А теперь поехали, — приняв извинения, кивнул Чонгук и направился к выходу. — У нас дохрена работы, и закончить я должен уже завтра. Чон Хосок сам был занят, да и обещание брату держало на цепи, но написал Намджуну, чтобы тот организовал без ведома Чонгука слежку за Тэхёном. Требовал, чтобы ему доложили всё: как омега вышел с самолёта, куда направился, где был, а также узнали, где сейчас находятся он и Чхве Ушик. На намджуново «ты сдурел?!» Хосок заверил, что на это есть веские причины. Намджун не любил предпринимать какие-то действия без согласования с главой, но не считал Хосока настолько глупым, чтобы тот подозревал в чём-то Тэхёна. Убедил себя: раз омеге нечего скрывать, то никто не узнает о слежке, и жизнь просто потечёт своим ходом. Его люди начали собирать информацию с самого аэропорта, но ничего подозрительного не обнаружили. Ким Тэхён вызвал такси и отправился домой к Чхве Ушику, а оттуда не выходил. Намджун всю ночь пытался понять, почему за весь день и до ночи никто из них не выходил и не выезжал — машин у обоих нет, как и водительских прав, — но приблизил видео с камеры наблюдения города, и ускорил видео. С наступления заката ни в одной комнате квартиры не появлялось света. Неужели сидели в темноте? Хосок позвонил утром с целью узнать, были ли какие-то изменения со вчерашнего дня. Намджун поделился своим наблюдением сразу же, ибо как раз сидел в своём офисе того самого бара и обнаружил несостыковку. — Там есть подземная парковка? Проверь камеры и найди мне машину, в которой он выезжал. — Это займёт время, Хосок. Поручи своим людям. У меня дел выше крыши. — Я не могу поручить своим людям. Займись этим и доложи мне сразу же. Ким Тэхён всего лишь семнадцатилетний омега. Какого хера я не знаю, где он находится? Подними связи в полиции. Пусть выследят его по телефону. Намджун бесился, что пришлось сидеть и искать Тэхёна. Весь день пытался найти его, но Тэ будто испарился. Не видно на камерах, платёжные карточки его нигде не проходили, выследить по телефону не получалось. Даже полиция, с которой были хорошие отношения, не представляла, куда мог деться Ким Тэхён. Пришлось отправить людей в квартиру Чхве Ушика, в квартиру самого Тэ — пусто! Это действительно стало загадкой. А вдруг Тэхёна украли? Вдруг кто-то выяснил, что омега главы Чон находился без охраны, и держит в заложниках? Намджун нервно стучал ногой по полу, пока не мог дозвониться до Хосока. Ещё и друг Тэ тоже пропал. Звонить им Чон старший запретил, чтобы не вызывать подозрений, хотя Намджун пробовал, разумеется, отправить сообщение Тэ и узнать как дела. Тогда благодаря ответу можно было бы найти его местоположение, но в ответ — молчание. Доклад Хосоку смог состояться лишь к шести часам, тот не мог ответить из-за проблем в Киото. Джун и Хосок обсуждали, пытались понять, но одно оставалось ясным — что-то не так в этом омеге. — Ну не мог он испариться, брат, — недоумевал Намджун, накручивая шаги в офисе и успокаивая себя алкоголем. — Я тебе говорю, его могли украсть. Надо доложить Чонгуку. Если с Тэхёном что-то случилось, а мы с тобой не сказали ему вовремя, он снесёт бошки и тебе, и мне. — Нет. Ким Тэхён что-то задумал. Он может быть шпионом. В прошлый раз я видел его в Сеуле, он лгал о том, что уехал на учёбу. Я тоже его не нашёл нигде, подумал, что он провёл течку дома, поэтому мне интересно, как он смог скрыться от всех камер целого Сеула? На такое способны только… — Хосок замолк, и мозг прозрел. «На такое способна только мафия», — заключил он в мыслях. В голове выстроились два варианта: либо Ким Тэхён сам шпион, либо кто-то из сильных мафиозных кланов не даёт омеге попасть под «всевидящее око» камер. А, возможно, и оба варианта вместе. Он отдал приказ Намджуну выяснить всю подноготную на омегу: о его умерших родителях, о школе, о друзьях, о банковских счетах и переводах, о звонках, даже поднять все медицинские записи, которые были когда-то зафиксированы в клиниках. Джун слушал поручения и переодевался, чтобы спуститься в тот самый бар. Под конец года мафиози гораздо чаще приходят сюда. Глава Мин забронировал столик для встречи с главой Костелло, одним из «десятки», — нужно было прийти вовремя, чтобы поздороваться со всеми. Перед внутренним входом в бар пришлось и самому оставить телефон у охраны, передав указания Хосока своему главному помощнику, чтобы принялся выполнять немедленно. Намджун увидел заходящего в бар Мин Юнги с омегой в маске, со своей правой рукой Тони и ещё с парой гостей — судя по всему, обычные бизнесмены или юристы, которые были нужны для переговоров. — Глава Мин, — уважительно поклонился Намджун и взглянул на омегу, который прятался за спиной альфы. В последнее время всех явно потянуло на молодых. Сопровождающий Юнги был красивый на вид и казался молодым. Волосы были прямые, одет он был в розовые рубашку и брюки, а на плечах висела длинная розовая накидка с принтами. Конечно, стало любопытно, кого привёл Мин: за последние полгода он не приводил с собой омег в бар. — Ким Намджун, — кивнул Юнги и взял омегу за руку, прижимая к себе. — Костелло уже здесь, не видел? — Глава Мин, — послышалось из приватного зала, и Мин направился туда. Намджун, конечно же, последовал за ними, чтобы узнать, всё ли хорошо и нужно ли что-то, но Юнги лишь позвал официанта, а затем приобнял молодого парня, шепча на ушко: — Что-то хочешь? Тот помотал головой, всё время смотря в пол. Главы взглянули на владельца бара, и вопросы о том, как дела, прекратились, потому что не нужны были лишние уши в приватном зале, тем более уши клана Чон. — Намджун, — Юнги махнул рукой с перстнем белого тигра на пальце, и Ким оставил их, закрыв за собой дверь. Всё в баре было как обычно, без происшествий. Люди вокруг обсуждали свои дела, были довольны. Намджун сидел перед барменом, попивая виски, и думал, что Хосок бредит. Да, возможно, Тэхён и солгал, но уж точно не шпион. Тэхён хоть и показал свои навыки в рукопашном бою, но ни стрелять, ни каким-либо другим оружием пользоваться не умел. Молоденький, хорошенький и беззащитный. Таким Тэ-Тэ представлялся. Эта вера рассеялась в прах, когда один из официантов подошёл к барной стойке, чтобы передать заказы бармену. Намджун устало потирал шею и услышал удивление омеги-работника: — Джонг, ты когда-нибудь видел разноцветные глаза? У омеги главы Мин такие необычные глаза, я чуть не уронил поднос, пока ставил воду. — Что? — в недоумении спросил Джун. — Господин Ким, — поклонился работник, возбуждённо рассказывая не только бармену, — у омеги главы Мин прикольные глаза. Один фиолетовый, а другой… — не знал, как передать словами этот цвет, — не успел разглядеть, потому что он всего разок посмотрел на меня. Какой-то блестящий, почти белый или серый. Даже, можно сказать, серебристый. Ким Намджун несколько секунд сидел в полнейшем ступоре. Брови нахмурились, пока понимал, что подобные глаза не у каждого десятого и даже не у одного из миллиона. Не может этого быть. Не может. Чувство, будто предали его самого, заставило сжать край барного стола так сильно, что он треснул. Нужно убедиться самому. Решил сделать то, что запрещал всем сотрудникам, включая себя — занёс камеру в бар. Скрытая камера была посажена официанту в бабочку на шее. Сам же следил из своего телефона, сидя на чёрном входе. Сигарета выкуривались за сигаретой, поглощая никотин, а желание того, чтобы глаза Тэхёна просто спутали с каким-то голубым или зелёным, таилось где-то внутри. «Глава Мин, вы привели кого-то особенного? Давно я не видел, чтобы вы кого-то сюда приводили», — на экране было видно Костелло, который любопытно поглядывал на омегу. «Глава Костелло, давайте не будем об этом. Моя Вселенная вам уж точно не светит», — Мин Юнги посмеялся, поцеловал омегу в пальцы рук и кивнул официанту, чтобы принёс ещё виски. — Сделай так, чтобы омега посмотрел на тебя, — Намджун дал указание через микрофон, испытывая нервотрёпку, от которой явно поседеет. «А вы, Господин, желаете ещё вина? Или коктейля?» — предложил официант, поворачиваясь прямо к гостю, чтобы шефу было видно. Тот помотал головой, и работник не знал, что сделать. Намджун перебрал в голове всё, что могло всегда вызвать в Тэхёне реакцию. Клубника? Быстрый приказ был отдан, чтобы клиенту предложили что-то с ягодой, что тот и сделал. «Клубничный милкшейк у вас есть?», — раздался изменённый голос под белой маской, но эти глаза смотрели почти в камеру. Чонгуковы Луна и Космос так нагло находились рядом с тем, кого Чонгук ненавидел больше всего. Глава Мин прижимал к себе так, будто Тэхён принадлежит ему, а никак не главе Чон, даже назвал его своей Вселенной. Сигарета врезалась в стену, рассыпая искры. Намджун ходил на небольшом пятачке туда-сюда, схватившись за голову. Какого хрена? Что происходит? Почему Тэхён сидит здесь с Мин Юнги? Казалось, что это какая-то глупая шутка. Неужели Хосок был прав? Неужели омега специально сблизился с Чонгуком, чтобы выведать информацию и убить? К этому времени появился Джонхан, помощник, и растерянно посмотрел на своего шефа. — Господин Ким, я тут… кое-что нашёл и… — Говори. — Это единственное из подозрительного, что я нашёл, точнее. Мы сразу не узнали, но на парковку дома Чхве Ушика заезжала и выезжала машина Ким Тана. Ким Намджун нервно поднялся в офис, понимая, что всё, что он видел собственными глазами, — правда, и крайне серьёзная. Он снял блокировку с экрана, выбирая из контактов не Чон Хосока, а имя того, кого нагло и жёстко предали — «Чон Чонгук».***
Чонгук находился в одном из ресторанов Киото. Постоянно смотрел на время, но не мог встать и уйти. Второй день ходил и задабривал власти города лично, чтобы в сторону мафии прикрыли все обвинения из-за придурка Мацумото. Уже десять вечера, а он до сих пор не вернулся в Токио. Жёстко облажался перед Тэхёном, и придётся замаливать грехи за то, что не поздравит вовремя. Нет даже времени позвонить ему и спросить как Сеул и Ушик. Сидел и делал вид, что слушает мэра, а сам думал о том, что надо вылететь сразу в Корею, забрать Тэ самому, а лучше отпраздновать день рождения там. В том итальянском ресторанчике, где встретились впервые. Это будет довольно эпично. Звонки от Намджуна не прекращались, но Чонгук их сбрасывал. «Ответь. Это срочно», — пришло сообщение. «Мне некогда». «Это касается Тэхёна». Чонгук сразу же поднялся из-за стола и вышел на улицу, на парковку. Сердце дико начало колотиться от переживаний. С Тэхёном что-то случилось? Он набрал Джуна сам. — Что с Тэхёном? — без лишних разговоров спросил Чонгук, заметив, как Хосок вышел следом, закуривая сигарету. — Чонгук, Ким Тэхён сейчас с Мин Юнги в моём баре. Чонгук засмеялся. Что за бред сейчас несёт Намджун? Это самая глупая шутка, которую Чон когда-либо слышал. Но его раздражал теперь не только Хосок, но и Джун, которого, видимо, брат настраивает против Тэ. Чон повернулся к брату, но тот стоял с таким серьёзным видом, как в тот день, когда папа умер. — Что сказал Намджун? — спросил Чон старший, облокотившись о перегородку на лестнице возле входа. — Вы оба в сговоре? — возмущался Чонгук, тыкая указательным пальцем то в брата, то в трубку. — Что за бред ты несёшь, Намджун? Тэхён не может находиться с Юнги. С чего бы? — Он с кем?! — подавился Хосок и уронил сигарету. — Я отправил тебе видео. Посмотри. Мне жаль. Буду ждать приказов, — звонок прервался. Чонгук действительно начал нервничать, но голова пока ничего не понимала. Он открыл чат и нажал на воспроизведение видео. Его Луна, его Космос смотрели на кого-то выше камеры, а рядом и правда сидел Мин Юнги. Бессовестно касался пальцев, что принадлежат Чонгуку, шептал на ушко омеги и улыбался, а Тэхён с маской на лице скромно шептал что-то в ответ. Руки его держались за руку чёртового Мина так же, как он держался за Чонгука. Но что добило до треска в ушах — Юнги назвал Тэхёна своей Вселенной. Чонгук не мог смотреть на это. С болью закрыл глаза и свирепо швырнул телефон в кирпичную стену. Не хватало кислорода: ни в ослабевшей груди, ни в обуглившейся за несколько секунд душе, ни в поганом сердце. Пуговицы на воротнике разодрал в стороны, дабы протрезветь. Чонгук просто выпил, вот и придумал себе всякую чушь — хотелось так думать. Истерический смех раздался эхом, а шокированное лицо не знало, как реагировать. Собственные глаза не верили тому, что только увидели. Земля под ногами показалась неровной, ноги стали ватными, и Гук споткнулся, падая на колени. — Брат мой, этому должно быть объяснение, правда? — в надежде поднял взгляд Чонгук. Если Хосок скажет, то… — Тэхён бы никогда… — Он лгал тебе и раньше, когда ездил в Сеул, якобы на экзамены. Их не было. Я поймал его на лжи, но не говорил, потому что у меня не было доказательств. Именно поэтому я и хотел покопаться в его прошлом. — Ты должен был сказать мне. — Я всего лишь хотел защитить тебя. Тэхён предал тебя. Ты видел собственными глазами, с кем он тебе изменяет. Сердце Чонгука разбивалось вдребезги, словно хрупкое стекло, громким звоном отдаваясь в ушах. Он достал из кармана прозрачную шкатулку. Луна и Космос, вся Вселенная рушились в те секунды, пока смотрел на дурацкий глупый аномальный одуванчик, который вырос посреди зимы. Гук сорвал его в Киото сегодня и бережно хранил в специальном маленьком контейнере, чтобы отвезти Тэхёну. Хотелось показать, порадовать, ведь Тэ был бы радостным, смеялся бы, а смех его такой пушистый и похож на… Руки сдавили и разбили хрустальную шкатулку, а пальцы сжали одуванчик. Пух разлетелся в стороны, унося с собой никчёмные краски жизни, никчёмную влюблённость. Стебель был сухим, но весь его белый сок вылез из самых мелких клеточек, смешиваясь с кровью на ладонях. Чонгук стряхнул с себя жалкое умершее растение и протянул руку, чтобы Нобу передал ему разбитый телефон, с полным отсутствием каких-либо эмоций на лице. На треснутом экране нажал на имя «Вселенная» — последовали гудки. Слишком длинные. Внутри таилась дурацкая надежда. Пусть Тэхён не ответит… пусть не произносит своим голосом ложь… — Чонгук? — раздался тихий голос Тэхёна, будто прячет микрофон под ладонью, дабы человек на проводе не услышал ненужных звуков извне. — Вселенная моя, где ты? — спросил Чон в надежде, что омега скажет правду. — Чонгук, я сейчас не могу говорить. Я с Ушиком. — Я спрашиваю тебя не с кем ты, а где ты, — Чон потребовал правды, но вера в то, что Тэхён честен, угасала, будто глаза и уши начали в кои-то веки видеть истину. — Дома. У него. — Чем ты сегодня занимался и куда ходил? — Скучал по тебе. Ты закончил свою работу? — Я за тобой приеду. — Нет, я сам прилечу, Чонгук. — Почему? — Я… завтра… тебе скажу. Ты подождёшь меня? Извини меня, что не приехал сегодня. Молчание. Чонгук взглянул на брата — тот понимал ответы, которыми оправдывался омега в разговоре с Чонгуком, поэтому продемонстрировал свой телефон с человеком из клана, который по видеозвонку показывал квартиру Ушика — пусто. Сердце Чонгука гневно сжималось, а дыхание не могло найти покой. Тэхён и правда лжёт. Лгал всё это время. А Чонгук был глупцом… — Любовь моя и Бог мой? — от этого голоса Чон зажмурил глаза так, что ресницы вжались в кожу. Как может лгать этот нежный голос?! Как больно было слышать и сопротивляться влиянию тэхёнова голоса. Как сложно сопротивляться… Этот нежный ангельский на низких нотках ручеёк всегда ослеплял, с самого первого дня, когда позвал за собой в фотобудку. Как больно сердцу… но всё, что ответил Чонгук: — До завтра, Вселенная моя. Все полгода, что были эдемским раем, вдруг превратились в ад. Чонгук сидел на коленях, сжимая в руках телефон, а глаза смотрели в пустоту на земле. Почему? Почему Мин Юнги? Почему? Хотелось стереть из глаз ненавистного брата по учителю, который обнимал Тэ. Чонгук ненавидит ложь, поэтому не лжёт сам. Не рассказывал многого, что касается клана и работы, но разве лгал? Нет. С самого первого дня был честен с Тэхёном, с самых первых слов; когда вслух произнёс мысли о том, что мальчик был красивым, был честен; когда шёл за Тэхёном, был честен; когда признался во влюблённости, был честен; озвучивая свои настоящие чувства, что хотел познать запах, был честен; когда объявил о себе и о том, кто он, практически сразу, был честен. Вошёл ли Тэхён в доверие специально? Хотел ли убить? Любил ли? Сколько мыслей крутилось в голове, подозрений, предположений. Будто запас их, никогда не возникавших за эти полгода, в одночасье хлынул бешеным напором. Мин Юнги назвал его своим. Назвал своей Вселенной. — Его заслал глава Мин. Ким Тэхён проводил с ним течки и хотел убить тебя, — подливал побольше масла в огонь Хосок своим речами, но Чонгук слышал лишь короткие фразы, в которых был весь смысл, что тот хотел донести. — Не говори с ним более, Чонгук. Он будет только лгать дальше. И Чонгук поверил. Хосок был прав. Глава Чон стал слеп, одурманенный разноцветным запахом, разноцветными глазами, бархатным, держащим его за сердце голосом. Драконье сердце, которое отдало себя добровольно, растоптали в прах. И почему-то Тигр вновь оказался тем, кто забрал его омегу. Или же нет? Белый тигр заслал красивую приманку, с которым трахался сам, манипулируя Чонгуком… В глазах одуванчиковое поле сгорело, пока разум готовил металлический гроб, чтобы засунуть туда своё сердце и заколотить гвоздями. Рука протянулась к помощнику, который подал катану. Хочется испепелить все розы, пионы и фрезии целого мира. Хочется уничтожить луну и космос, превратив в пыль. Хочется заставить Вселенную ощутить на себе, что значит боль. Такая, которая даже дьяволу покажется невыносимой. Нет, Чонгук не страдал слишком долго, даже не плакал. Сердце научилось отбивать наносимые удары с шести лет, и Ким Тэхён не такой уж и особенный, чтобы страдать из-за него. Лунно-космический свет, отражаемый в глазах, сменился тьмой. Чонгук решительно поднялся с колен, опираясь на свой меч с символом Золотого дракона. — Познай же, что воистину значит гнев Божий, Вселенная моя…