***
Сражаться – не по части Балора, но когда на тебя летит разъярённая толпа с вилами и факелами, выбора особо не остаётся. Он выхватил в правую руку нож из вшитого во внутреннюю сторону пиджака кармана, бегло осматривая нападающих. На первый взгляд во дворе замка Совета уже столпилось человек тридцать, не меньше. Не слышать других. Не отвлекаться. Не спасать. Свидание со смертью в планы Балора сегодня не входило. Балор не рванул вперёд, а остался стоять на месте. Поймал глаз человека, бегущего прямо на него. Вскинул в его сторону указательный и средний палец левой руки, расфокусировал взгляд, рассекая мягкие и твёрдые ткани на пути к мозгу. Мужчина в синем костюме с вытянутыми пальцами тускнеет, теряет чёткость очертаний. Спокойный, мразь. Будто и не собирается сражаться и умирать. Только не сейчас! Убить. Иначе убьют они. Уже убивали, что остановит теперь. Телу горячо от кипящей в схватке крови, холодно от скользящего по коже страха. А если не получится? Если это ничего не изменит? Кто они, как смеют бороться против такой силы? Нельзя сомневаться, он должен защищать. «Кого ты должен защищать?» Ему в объятья бросается белокурая девочка лет десяти. Она смеётся и прижимается к его щеке своей румяной щекой, выпрашивая купленные сладости. Он моргает. Девочка плачет, уткнувшись лбом в его плечо. Тихо дрожит и закрывает лицо ладошками. Новое платьице порвано и теперь свисает кусками с плеч. На слипшихся волосах в районе макушки засохла кровь. Его мутит от липкого приторно-солёного запаха, чуждого для её маленького тела. — Света, что случилось? Кто это сделал?! Он слышит, как ломается его собственный голос. Он не хочет верить, что кто-то способен так поступить с этой беззащитной бусинкой. Света поднимает заплаканное лицо, на секунду принимает не по-детски задумчивый вид и оглядывается по сторонам. — Это был он. Дядя... тот, что бежит позади тебя, — надломанно шепчет девочка, а затем вновь прячет лицо на груди у отца. Волосы падают с плеча, открывая свежие алые синяки в форме отпечатков пальцев. Он чувствует, как его сердце разрывается от боли и злости. Глаза заливает красным, пока в ушах затихает скулёж Светы. Гнида. Гниль. Убить, чтобы мучился, ублюдок. Резкий вдох. В реальности не прошло и более двух минут, и всё же – долго, непозволительно долго. Балор рыбкой вынырнул из чужого сознания, брезгливо стряхивая с плеч двумя пальцами нити выдуманных воспоминаний. Боковым зрением увидел, как нападающий изменил вектор направления и теперь стремглав мчался в сторону своего товарища. До ушей донёсся отвратительный хруст разрываемых вилами кожи и костей. Почти мгновенно Балор заметил следующего. Набрал воздух в лёгкие, прищурился и вновь вторгся в разум. Выходило сложнее, будто приходилось протискиваться через вяжущую мякоть хурмы. Нехорошо. Балор начинал уставать. У них нет шанса победить. Это страшно. Если он здесь умрёт, то отец не переживёт. И так не знает, что он здесь. Как же ему попадёт... Он обязательно выживет. Обязан. «Почему ты здесь?» Фестиваль. С ребятами собрались в таверне. Вбегает человек, шальной весь, на кураже. Глаза горят. Кричит, что теперь точно знает: все убийства на совести Совета. У него доказательства. Записи тех лет нашли. Подтвердили – они всё знали, принимали участие. «Какие убийства?» Несколько лет назад. Пропадали люди, все думали на диких бешеных зверей. Потерянных спустя время находили мёртвыми, разорванными. Он до сих пор иногда просыпается по ночам от воспоминаний об раскрошенном лице брата, с которого кусками свисали клочья щёк. К моменту, как его нашли, живот покойного уже вздулся, а кожа в трупных пятнах местами начала отслаиваться, как плёнка на луке. Это их рук дело: они устраивали свои опыты и издевались над людьми. «Кто рассказал?» Его глаза лихорадочно блестят в свете камина. Он уверен: виноваты колдуны, столько лет считающие себя безнаказанными богами. Людьми повторяют его призыв и раскаляются в своей ярости. Некогда ждать, нужно сейчас идти и штурмом брать замок, пока колдуны растеряны и не ждут нападения. Они слишком самоуверенны. От беснующейся толпы отделяется парень в синем. Таким здесь не место, и дело даже не в по-бабьи длинных чёрных кудрях по плечам. Он проталкивается сквозь толпу и хватает говорившего за плечи, жадно всматриваясь в озлобленное лицо, укрытое тенями. Его будто бы и не замечают: речь звучит дальше. «Ты его знаешь?» Он не может разглядеть: слишком далеко и темно, другие люди повскакивали с мест, закрывая обзор. Ему пьяно от жажды возмездия и пива. Перед глазами маячит лицо брата, в чьей щеке потирает лапки жирная муха. За секунду до разрыва Балор успел выскочить из сознания, надрывно дыша через рот. Незадачливый парень не успел ответить: кто-то метнул в него проклятьем. Бес покачнулся на ватных ногах, едва удерживая равновесие. — Какого хуя?! Это просто люди! Прекрати их убивать! — заорал где-то над ухом Данила. Бесобоя не было видно, но зато отчётливо слышалось, как работали его кулаки. — Всенепременно, блять, — огрызнулся Балор. Это было даже не его проклятье. Сколько в этот раз он занимался одним человеком? Ответ возник внезапно прямо перед Балором. Он отвлёкся слишком надолго, не успел отреагировать, и теперь из его левого плеча торчал охотничий нож. Балор зашипел от боли сквозь зубы и едва успел подставить правое предплечье, закрывая лицо от нового удара. Лезвие с хлюпаньем вытянули из руки, занося для следующей раны. Удобнее перехватив свой нож, Балор неловко проехался им по отстраняющимся пальцам. Этого хватило, чтобы нападающий обратил на него взор. — В глаза мне смотри, сука, — выдавил Балор, с усилием поднимая левую руку. Быстро, надеясь, что ему не отрубят пальцы, ткнул указательным и средним прямо по обе стороны от носа. Ногтями врезался в кожу, оставляя кровавые тонкие борозды. «Что ты здесь делаешь?» Его привела смерть. И месть. После каждого раненого или убитого колдуна становилось немного, но легче. Не так явственно слышался истошный предсмертный крик матери в ушах. Больно. Его трясёт от холода. Хотел бы он хотя бы умереть безболезненно. — Так обойдёшься, уёбок, — огрызнулся Балор, одним быстрым движением разрезая одурманенному мужчине горло. Не успел отвернуться, и на лицо хлынула горячая солёная кровь. Скинув с себя обмякшее грузное тело, Балор отшатнулся в сторону стены. Глухо застонав от вспышки боли, снял с плеч пропитавшийся кровью пиджак, небрежно вытер им лицо. Голова слегка кружилась, дышать через обугленные магией лёгкие стало совсем невыносимо. Он заметил, что постепенно ряды бунтующих редеют: на брусчатке лежат несколько неподвижных или ещё потряхивающихся в предсмертных конвульсиях тел. Некоторым удалось бежать, воспользовавшись неразберихой. Двум или трём прихрамывающим парням заломали руки и вели внутрь. Балор проследил за пленными глазами, мысленно отсчитывая время. У него не было сил встать самому, как и желания быть убитым. — Необязательно было их убивать, — раздался злой голос сверху. Не спеша Балор перевёл взгляд с закрытых за пленными дверей: если рядом Данила, то можно уже не волноваться о том, что кто-то внезапно нападёт. Возбуждённое боем тело пока мало реагировало на боль, но Балор уже чувствовал, как начинают ныть раненые руки. Спорить с праведно гневным Бесобоем желания не было. Балор видел в глазах и мыслях людей, что те готовы убивать – из страха, что если сейчас не получится, в другой раз убьют всех. В том числе их семьи. Пусть Данила хоть обмажется весь своими жалостью и совестью. Балор жив, а значит, его собственная совесть чиста. — Всё ещё хочешь, чтобы я залез в твою голову? Данила не ожидал сейчас такого вопроса. Однако поджал губы и уверенно кивнул. Подал Балору руку, помогая подняться на ноги. — Тогда у меня есть, что попросить взамен. Те пацаны, кого забрали, — Балор неопределённо кивнул головой в сторону замка, пока Данила поддерживал его за туловище. — Проси, чтобы меня назначили дознавателем по ним. — И зачем тебе это? — Не твоё дело, — фыркнул Балор, позволяя Бесобою тащить себя внутрь. Чем дальше от запаха крови, тем сильнее он ощущал, как вымотали его три проникновения за раз. Да это даже стыдно. Балору нужно вернуть тот вырванный кусок сил. Или компенсировать. Иначе он так и будет выдыхаться каждый ебаный раз, когда захочет применить серьёзную магию. Ему нужно... Ему нужно, чтобы Яна снова захотела ему помочь.***
— Чёрт возьми! Раздосадованный возглас и звук удара из гостиной заставили Яну обернуться. Она уже почти обулась и была готова выйти на занятия, ждала только вечно опаздывающую Софу. Подруга опустилась на пол и собирала что-то из-под стола. — Что случилось? В ответ Софа нахмурилась и показала Яне ладони. В них лежала пара глиняных черенков, явно бывших ещё пару секунд назад целыми. — Я уронила кружку, — со странной интонацией произнесла подруга. — Оу. Неприятно. — Которую ты подарила мне в декабре, — Софа раздражённо поджала губы, аккуратно складывая черенки на стол. — Я подумаю, как её починить. Яне стало неловко. В ноябре, когда совсем похолодало и делать совершенно было нечего, она от скуки перепробовала почти все виды рукоделия. Криво связанный шарф распустили обратно на нити, лоскутное шитьё утомило уже через час, а сплетённые из лозы корзинки развалились через месяц. Глина Яне понравилась и неожиданно легко поддалась. Чудесную свистульку-жаворонка Яна спрятала в своих вещах, чтобы когда-нибудь подарить маме, а немного несуразную кружку с цветной росписью торжественно вручила Софе за неимением лучшего варианта. Тогда Яна ещё не думала, что соседка по комнате так прикипит и к глуповатому подарку, и к подарившей его девушке. То, что кружка не разбилась от первого же кипятка – чудо, магия дружбы. — Не переживай. Слеплю тебе новую. И вообще, моя мама говорила, что битая посуда – к счастью, — улыбнулась Яна. — Правда? — Да. Но только когда разбивала что-то она сама. Если это делала я, то не к счастью, а к подзатыльнику. Софа хихикнула и перестала хмуриться – хотя бы на время. До домиков для занятий пришлось почти бежать, но это было даже приятно. Почти всю неделю температура держала уверенные пять-шесть градусов тепла, и всё живое волей-неволей выползало из своих укрытий. Даже прохладный воздух, который так жадно вдыхали две бегущие девушки, по-весеннему пах свежей влажной землёй и горькими почками. Солнце только-только начало выглядывать из-за туч и отдалённо напоминать, собственно, солнце, но уже успело нетерпеливо зацеловать щёки некоторых чародеиц крапинками веснушек. Хотелось жить и смеяться в голос. Им пришлось разделиться: одна из особенностей обучения. К устройству и быту Сестринства Яна привыкала довольно длительное время, лишь недавно ощутив, как ей становится легче. Ведьмы старались придерживаться старых порядков в тех делах, что касались магии. Каждый демон имеет своё направление – значит, и ведьме, принявший его дар, положено ему следовать. Сначала это бесило: Яне казалось, что это всего лишь дурацкие традиции и преклонение. Спустя какое-то время стало понятно, что во всём этом есть логика. Изучать и практиковать то колдовство, что течёт в твоей крови от предков, куда легче и эффективнее, чем тратить силы на попытку освоения всех возможных областей. А уж наловчившись в чём-то одном, можно было и мелкую бытовую магию изучать. В Сестринстве считали: лучше меньше, но качественнее. Прививали усердие и развитие данной от рождения способности. Практически каждая ведьма была уникальна в своей узкой области, но – чертовски хороша. Подруги разошлись на время занятия. Софа ещё с момента Благословения, данным Судьбой в марте, упорно трудилась над расшифровкой возможных знаков и вестников будущего. А Яна изучала... географию. До марта её заставляли вычерчивать карты ближайших территорий, зазубривать отличительные черты той или иной зоны, учиться ориентироваться на местности по звёздам и мху, отличать съедобные ягоды от ядовитых и добывать воду из деревьев. И всё это – на случай, если Яна окажется в неправильной конечной точке своего портала. Когда у Софы выпытали характер последних порталов Яны из леса, обучение сменило направление. Особенно Настя осталась довольна тем, как Яна взаимодействовала с окружающим её пространством, чтобы создать портал непосредственно из природных объектов. Это было правильное, более традиционное применение колдовства: использование той магии, что уже есть вокруг, а не трата себя на создание новой изнутри. Теперь Яну то и дело отправляли на приключения, вручая то конкретные задания, то таинственные указания. Проверить, зацвёл ли миндаль, собрать коробочки кукушкина льна, найти по песне первую зарянку. Для этого, как минимум, нужно было иметь представление об их местоположении. Яне всегда было интересно, покидала ли в моменты вылазок она временной купол Сестринства. Самой понять было сложно: иногда казалось, что прошло всего двадцать минут, а порой – что все два или три часа. Яна прошла к теплицам и опустилась на скамью напротив Сенечки, лучшей травницы их общины. Она стояла за своим рабочим столом и шустро шинковала сухие плоды можжевельника, иногда отправляя ту или иную ягоду себе в рот. Лицо Яны аж скривилось: сама попробовала, гадость же редкая. — А это что будет? — любопытно протянула Яна, пытаясь разглядеть под рукой у Сени рецепт. Та мягко заулыбалась. — От цистита чай заваривать, — заговорческим тоном ответила Сеня. — Дожди пойдут – застудитесь все. Сенечка всегда была рада поделиться знаниями и отвечала за здоровье чародеиц, хотя сама таковой не являлась. На вид ей было лет сорок и, возможно, она сошла бы Яне за мать. Спрашивать о настоящем возрасте и причине, по которой женщина оказалась в Сестринстве, казалось неприличными. Ещё более неприличным казалось слышать слухи, что Сеня ещё будучи ребёнком сбежала из дома. Якобы, её родители погибли из-за колдунов или какой-то нечисти. Или же отец был жив, но издевался над ней. Никто не знал точно. Никто и не спрашивал. — Ты удивительная. Кто бы ещё додумался, что нам это может понадобиться, — легко рассмеялась Яна. — Сами бы додумались. Но было бы поздно. — Список готов? — спросила, не прекращая улыбаться, Яна. Было что-то невероятно солнечное в этой женщине, но при этом – надрывно грустное. — О да. Сейчас это в основном почки да кора, но ты проверь: авось, появились где хотя бы ростки. — Проверю и запишу, — уверила Яна, принимая бумагу от Сени. Мельком пробежалась глазами по требуемым травам и кореньям. — Я мигом. Сеня мягко улыбнулась и вернулась к заготовке смеси. Яна спрятала список среди собственных записей, которые вела во время вылазок. В небольшой поясной холщовой сумке пряталась карта местности с пометками о местонахождении растений, фляга с водой и нож. Пока – да и к лучшему это, пожалуй, – Яна не нашла подарку Балора лучшего применения, чем обрезание стеблей и выковыривание мха. Яна схватила у входа корзинку для сбора сырья и вышла из теплиц на улицу, отходя как можно дальше от строений Сестринства. Нужно было раствориться в природе, прочувствовать каждое дуновение тёплого ветра. Особенно то, как ласково солнце падало на камни и сосны, застывая на них каплями смолы. Яна вытянула руки, закрывая глаза и вслушиваясь в щебет ранних птиц. Солнечные лучи стекали расплавленными медовыми потоками по пальцам, согревая её руки. Стволы деревьев с треском разошлись, открывая Яне темноту дупла, куда она и шагнула. Её стошнило прямо в проталину. Хорошо, Яна предвидела это и не ела ничего с утра – из организма вышла только горькая желчь. Голова закружилась, и пришлось опереться о дерево, чтобы не упасть. Яна стиснула зубы: ей всё ещё тяжело давались порталы. Всё чаще в последнее время их создание отзывалось ломотой в теле и тошнотой. Тренировки ничего не решали, только усиляли ощущение неполноценности. Горше всего было, что Яна правда надеялась, что если будет достаточно упорной и усердной, у неё получится обмануть собственное тело. И вышел бы этакий плевок в могилу деда: смотри, я сильнее тебя. Она почти поверила тогда, в марте, что сможет открывать порталы и не чувствовать себя так, будто её выворачивает наизнанку. Но она не могла. Хотя это не мешало ей продолжать пытаться и надеяться. Идеальное время для сбора растений – утро, те самые часы, когда роса едва-едва обсохла на листьях, а солнце ещё не висит раскалённым шаром. Апрель – не самый плодовитый месяц для сбора, но нужно же с чего-то начинать. Почки берёзы и сосны Яна успела собрать в марте, как только те набухли, – оставалось дождаться только тополиные. Особую ценность представляла кора калины, на отвар которой Сеня просто дышать не смела: и кровотечение остановит, и при простуде силы восстановит, и... Яна всех свойств не запомнила. Но получала особое удовольствие от того, как мягко и плавно под ножом кора отходила от древесины. Пласт за пластом, аккуратно и точно, не позволяя себе отвлечься на подумать. Яна всё чаще старалась занять себя до потери мысли. Делать вид, что всё нормально. Делать вид, что ей уже не больно от поступков дедушки и их последствий. Делать вид, что ей всё равно на судьбу матери, которая больше не видела в ней семью. Делать вид, что однажды она сумеет сотворить приличный портал. Делать вид, что всё сильнее безразличие к Балору. Видимо, последнее не получалось совершенно. Нож соскользнул, едва не порезав ладонь, и пласт коры вышел кривым. Яна могла поклясться, что ветер позвал её по имени знакомым голосом. Она поспешно собрала калину и обернулась на звук. Вокруг – только голые ветки да ленивые высокие облака. Видение повторилось, теперь чётче, будто у самого уха. Яна закрыла глаза и вытянула руки, представляя себя полевой мышью, что ныряет глубоко под землю. Только бы не потеряться вновь.