Анэя

— Простите, — робко проговорила, — я извиняюсь. Алло! — Обозлившись, крикнула в зал. Голоса лишь едва притихли. — Я не сбегала и уж тем более никого не убивала. Я просто вышла из комнаты и заблудилась. Такой вариант вы не рассматривали? Кто-то меня подставил. Ответом мне был нервный смешок, пронесшийся по залу. — Госпожа Грация, вы же можете посмотреть, — напомнила женщине о её возможности проникать в мою память, — так сделайте это! — Эсида? Вы нарушили закон о неприкосновенности памяти? — Какой-то разодетый перьями мужчинами, удивленно обратился к госпоже Грации. Женщина косо на меня посмотрела и поднялась со скамьи. Я даже пожалела о своей озвученной идее, видимо это был секрет. Прошествовав к центру зала, женщина остановилась и окинула собравшихся беспристрастным взором. — Да, я была вынуждена и Верховный Совет в курсе произошедшего. — Почему мне не доложили! — Не унимался этот в перьях. — Глотер, не сейчас, — кто-то попытался угомонить недовольного, но тот только резко вскочил с места и поспешил к выходу. — Я это так не оставлю! — Бросив угрозу, мужчина скрылся в арочном проёме. — Возможно, господин Верховный Магистр поспешил с выводами, ведь нам неизвестно в действительности ли кирба убила мебиуса, — продолжила Эсида, подарив хоть одну здравую мысль за весь день. — Но в одном господин Брариуф прав, мы не можем рисковать и передавать кирбу в руки правосудия. Она действительно является уникальным свидетелем. К сожалению, я не властна рассказывать о намерениях Совета, но думаю этого будет достаточно. В её руках появляется свиток, обрамленный позолоченной окантовкой. Вокруг него летает тонкая, переливающаяся золотом, пыльца. Вероятно это был очень важный документ, поскольку даже карлик переменился в лице, не в силах скрыть удивление. — Господин Бажа, прошу вас, — госпожа Грация протягивает карлику свиток и тот, нервно перенимая пальцами, принимает документ. Развернув его и удерживая за обе стороны пергамента, жадно вчитывается в строки, написанные там. — Завизировано в канцелярии Святого Юетирпа, — Эсида взмахивает рукой и тычет указательным пальцем в нижнюю часть документа. — А так же самим Верховным и Неприкосновенным Турсаном. Зал охает от услышанного и люди, которые только недавно мысленно пожирали и казнили меня, стыдливо прячут свои недовольные взоры. — Там также указано, — при словах госпожи Грации, магистр нервно переминается с ноги на ногу, а листки на его голове приходят в движение, совсем как тогда, когда я толкнула его в живот, — что кирба переходит под опеку Верховного Совета и лично под мой контроль. Поэтому прошу отпустить заключенную прямо из зала заседания. Я готова была броситься ей на шею. Отчего-то быть на контроле госпожи Грации, радовало меня куда больше, чем нахождение в реплике своей комнаты. Может потому что неизвестно кто убил там мебиуса, стоило мне покинуть помещение? — Я высоко уважаю господина Верховного и Неприкосновенного Турсана, однако считаю, что народ вправе знать о причинах столь необходимого попечительства, — карлик сворачивает свиток и прячет его в недры центральной тумбы, — суд просит вас продемонстрировать память заключенной. Присутствовавшие живо заулюлюкали, поддерживая слова господина Бажи. Кто-то из зала, напротив, запротестовал этой идее и в помещение воцарилась неразбериха. — Тишина! — Громкий оклик карлика, положил конец, начинающимся спорам. — Прошу, госпожа Грация. В противном случае заключенная останется под стражей Ленватности, вплоть до следующего прихода сумерек. Он повелительно провёл рукой в сторону и я проследила взглядом за его движением. В углу комнаты находилась прозрачная труба, по форме похожая на втулку от бумажных полотенец. Предмет замер в воздухе и только после короткого шага госпожи Грации в мою сторону, пришёл в движение. Вот он уже перед моей решеткой, в то время как Эсида, медленно подходит ко мне. — Я недолго, — повторят точь-в-точь, как в первый раз проникновения в мою память. — Не бойся. — Я не боюсь, — отвечаю, доверчиво прикладывая лоб в прорезь между прутьями. Знакомое прикосновение тёплых рук, а дальше как в тумане. Однако я не закрываю глаза и смотрю перед собой. Трубка, словно проектор, выводит на стену изображение. Ужас вновь возвращается. Я вижу изуродованное тело Дениса, эти почерневшие руки, торчащие, сломанные ребра. Меня вновь охватывает истерика, я трясусь всем телом и мысленно молю скорее закончить эту пытку. — Нет! — Громкий, истеричный окрик, заставляет прервать трансляцию. Слепо пытаюсь установить взгляд на источнике звука, но вижу только силуэт, удаляющийся к выходу. Эсида отнимает руку от моего лба, но не отходит. — Не стоит поддаваться панике, — увещевает женщина, и я вижу застывший ужас на лицах заседателей, — всё это было в чертогах Мезли и к нам не доберётся. Однако, мы должны понимать, что присутствие кирбы всегда означает только одно — войну. Я не хотела бы говорить это, но раз условия господина Бажи безапелляционны, мне пришлось. Надеюсь суд примет во внимание высокую конфиденциальность просмотренной информации, в противном случае, кабины Ленватности с радостью откроют решётки для каждого проговорившегося. Ещё некоторое время зал погружён в ужас от увиденного, но в следующее мгновение перед каждым из присутствовавших, включая магистра, появляется по кусочку бумаги. Каждый, кто нервно, а кто и спокойно, прикладывает большой палец к своим листьям на голове, будто окрашивает, а потом тычет им непосредственно на бумагу. — Благодарю за соблюдение паритета, — госпожа Грация обращается к карлику и тот не глядя на неё, кивает в мою сторону. Прутья решётки растворяются, а я как истукан продолжаю стоять на месте. — Уходим, — Эсида шагает ко мне и берётся за локоть. Придерживая, она уводит меня из зала заседания, под недовольное роптание собравшихся. На пути мне попадается горлик, который скромно улыбается и показывает, будто в знак одобрения, палец вверх. Я бы улыбнулась ему в ответ, но вместо это вымученно изображаю подобие ухмылки. — Госпожа Грация, — за спиной раздаётся голос магистра, — давно вы стали подвергать моё мнение сомнению? Мужчина явно недоволен положению вещей, но на Эсиду это не возымеет никакого давления. — Брариуф, если бы я каждый раз безоговорочно вам верила, то уже сама бы стала заключенной Ленватности. Так тебе, сноба кусок. Я довольно щурюсь, обернувшись на магистра и мысленно показываю ему факью. Переступив порог арки, мы с Эсидой движемся по лестнице вверх. Не зная, как и благодарить свою спасительницу, перебираю в голове все известные мне слова признательности. — Мы отправимся на никуфулёре, — госпожа Грация кидает в меня это, переставленное слогами, название какого-то транспорта и я, наконец, не выдерживаю. — Спасибо, что поверили мне. Я правда… — Я знаю, такое тебе не под силу, — прерывает мою, едва начавшуюся, тираду о невиновности. — К тому же за мной должок. Удивленно смотрю на неё, преодолевая последнюю ступеньку на выход. Мы замираем возле кованных, железных ворот, которые по размеру напоминают вход в рыцарский замок из «Айвенго». — Яна, — впервые ко мне обращаются по имения и, клянусь, мне показалось сначала, что я ослышалась, — в этом мире всё совсем иначе. Ты больше не принадлежишь себе, ты имеешь ценность для Эклидама только лишь потому, что стала важным свидетелем зверского убийства. Прошу, будь умнее, не попадай ни в какие перипетии. Я не всегда смогу быть рядом. Проговорив, Эсида, касается пальцами моей щеки и в то же мгновение тепло разливается по моему телу, выдёргивая из недр сознания связанные с этим воспоминания. Мне будто снова девять, я в парке аттракционов, где мама нежно утирает мои слёзы своей рукой. Смотрю на Эсиду, не понимая своего приступа воспоминаний. — Тебе ещё много придется узнать. Но знай, Эля, не хотела бы видеть, как тебя ведут на казнь за проступки, которые ты совершила так беспечно, как необдуманный побег из кабины. Госпожа Грация говорит это, а я истерично хватаюсь за имя моей матери, произнесенные устами совершенно постороннего мне человека, к тому же в реалиях абсолютно неведомого мне, нового мира. Ворота распахнулись в то время, как мой разум намертво запечатывал услышанное. Оторопев, не сразу сообразила, что Эсида вышла из здания. Её точеная фигура подсвечивалась лучами яркого солнца, заставляя меня едва зажмуриться. Шагнув за женщиной, я оказалась по ту сторону от зала заседания, но не могла определить где именно. Это была не улица как таковая, а бескрайнее, бесконечно заснеженное поле. Глаза не могли ухватить, где оно кончалось и вопреки, положенному зимой холоду, мне было так же тепло, как и в помещениях Ленвантности. Снежинки кружились на ветру и тут же ложились хлопьями на мою, изрядно потрепанную, пижаму. До меня только дошло, что я до сих пор в ней, как в ней же была и на суде. Но это меня так мало заботило, в отличие от признания Эсиды, касаемые моей матери. — Откуда вы знаете мою маму? — Нерешительно спрашиваю, поравнявшись с женщиной. Госпожа Грация, прячет руки в меховой муфте и, не глядя на меня, медленно отвечает: — Наши миры взаимосвязаны, — говорит так многозначительно, но меня не трогает её философия от слова вовсе. — И что? Она жива? Моя мама, она жива? — Не унимаюсь, будто от ответа зависит моя собственная жизнь. — Мне сложно тебе объяснить. Со временем ты всё узнаешь сама. А вот и наш никуфулёр, — перед нами тормозит, знакомая мне из поездок с детдомовским классом по горам Кавказа, кабинка обычного фуникулёра. — Садись, он не очень-то терпелив. Непонятно имея в виду транспорт или кого-то другого, Эсида едва подталкивает меня вперед. В то время, как я занимаю сиденье справа, госпожа Грация усаживается на противоположное, лицом по ходу движения. — В Лапармент, — отдаёт приказ невидимому водителю и кабинка приходит в движение. Я уставилась в окно, не желая вступать больше в диалог. Мне всё равно никто и ни на что не отвечает, так смысл тратить силы впустую? — Ничего не спросишь? — Словно прочитав мои мысли, уточняет женщина. — Хм, понимаю. Всё это сложно, но поверь, так даже лучше… — Откуда вам знать, как мне будет лучше? — Зло одёргиваю её на полуслове. — Сколько я пробыла здесь? Пару часов? А на меня вешают убийство, побег, запирают в камере, судят, а теперь ещё и выясняется, что вы знали мою мать. Даже Спилберг позавидует такому сюжету. — Это твой друг? — Вполне искренне спрашивает госпожа Грация. — Нет, это режиссёр, — устало выдыхаю и так же понуро смотрю на женщину. Её мягкие черты лица тоже не блещут счастьем и умиротворенностью. Тяжелый взгляд карих глаза, словно таит в себе замершую печаль и тревогу. Вспоминая предостережения, которая она дала в зале заседания, чуть ёрзаю на месте в нерешительности, но всё же спрашиваю: — Вы говорили о войне, мол я её предвестник. Что это значит? Госпожа Грация тихо вздыхает, устремляя взгляд на заснеженное поле за окном. — Эклидам, — раздаётся её тонкий, нежный голос, — становится таким, каким мы сейчас его видим, только в преддверии войны. Обычно он словно зелёный оазис, благоухает невероятной красоты цветами и плодовыми деревьями. А теперь, — Эсида высовывает руку из муфты и показывает мне бледную, чуть посиневшую от холода кожу. — Только колючий холод. Недолго смотрю на её руку и перевожу взгляд в окно. От слова зелёный и благоухающий действительно не осталось и следа. — Наша страна Аттивир насчитывает пять крупных городов и множество поселений поменьше. Там за озером, — Эсида показывает куда-то за горизонт, — находятся другие страны. Мы не враждуем, но и не поддерживаем мир, скорее условный нейтралитет. Существа, населяющие наши миры слишком разнообразны и не всегда возможно найти общий язык. Эклидам старый город, он пережил несколько войн, в том числе и внутри самого себя, но самые страшны битвы рождались после проникновения кирб на нашу территорию. — Кирб вроде меня или Танэги из Сирии? — Решив блеснуть своими познаниями, поведанными мне, ныне убитой, мебиусом, перевожу взор на женщину и замечаю едва опешивший взгляд Эсиды. — А ты неплохо подготовилась, — отмечает мою просвещенность. — Да, Яна, вроде тебя и еще нескольких, пересекших границы между мирами. Это нарушает равновесие. Баланс, установленный несколькими вечностями, приходит в негодность. И люди и существа словно срываются с цепи, отвоевывая не принадлежащие им территории, убивая друг друга, в попытке свергнуть власть или прибрать её к своим рукам. — Совсем как гражданские войны в моём мире, — обреченно подтверждаю слова Эсиды. — Но есть вещи, даже страшнее войны, — госпожа Грация переходит на полушёпот, — сущности. — Драконы? — Вставляю невпопад. — Драконы совсем не опасны, милая, если знать к ним подход. Я говорю о сущностях, которые появляются из разлома миров и несут они только одно — смерть. С ними нельзя договориться и установить какое-либо согласие. Они не похожи ни на людей, ни на одного из существ наших городов и стран. Это ад и смерть воплоти. — Но как они приходят? Почему? — Не унимаюсь с расспросами, не заметив как невольно подаюсь туловищем вперёд. — Очевидно кто-то помогает им, тот, кто возможно метит на место самого Турсана. Это политика, Яна. О ней тебе вряд ли интересно знать. О, мы почти приехали. — Эсида прячет руку в муфту и чуть придвигается по сидушке к выходу. — И что, эта сущность убила Дениса? — Спрашиваю и будто не слышу свой дрогнувший голос. — Увы, но скорее всего так. Когда ты попадёшь на Совет, я похлопочу о тебе. Только обещай мне молчать. Что бы ни говорили, какие ужасные вещи ты бы не услышала или не увидела — молчи. Договорились? Госпожа Грация задерживает на мне тревожный взгляд и я клятвенно обещаю, что буду держать рот на замке. — Полагаюсь на твоё благоразумие. Кабинка останавливается и двери тут же распахиваются. Эсида первая покидает чудной транспорт, а я следом. Передо мной практически реплика Белого Дома. Разве что стены окрашены в знакомый и уже надоевший серый цвет, а колонны у входа устремляются вверх, за пределы неба. Грозовые тучи обволакивают крышу и неустанно сыпят снег на землю. Мелкими перебежками поспеваю за Эсидой, которая размеренным шагом поднимается по мраморной лестнице. — Госпожа Грация, — обращаюсь к ней, едва поравнявшись, — но я ведь не видела эту сущность. — Как знать. Совет уже во всём разбирается. — Я только помню этот привкус гари на языке, знаете, когда погибли мои родители, он ведь был точь-в-точь таким же. Мои слова заставляют женщину резко остановиться и заглянуть мне в глаза. — Я ведь говорю, что всё совсем не просто. Но не позволяй эмоциям взять над тобой шефство, иначе станешь такой же дёрганной, как Брариуф. — Эсида закатила глаза, словно одно воспоминание о магистре приводило её в бешенство. В этом я была с ней солидарна. — Госпожа Граация, — перед дверьми, в книксене до пола, распластался некто в высокой шляпе-цилиндре, — и… Ээ… Существо, отдаленно напоминающее нечто между ежом и зайцем, пыталось подобрать мне название. — Кирба. Мы прибыли по поручению Верховного и Неприкосновенного Турсана. Существо так и осталось стоять на месте с выпученными от удивления, алого цвета, глазами. Эсида сама открыла дверь и пропустила меня вперёд. — Это здание Лапармента. Здесь ты будешь жить, пока Верховный Совет не разберётся, что делать дальше. Капик проводит тебя в покои. — И чуть склонившись над мои ухом, добавила. — Они ужасные болтуны, так что сама не взболтни лишнего. Госпожа Грация тут же оставила меня, махнув рукой какому-то персонажу в полосатом костюме.