Локдаун

2020 год Торонто, Канада Мадс сидел за столом в своём домашнем кабинете, опустив голову на скрещенные в замо́к руки, и думал. Близился День рождения Хью, его юбилей — 45 лет, и датчанин знал, что его подарок доставят имениннику вовремя. Это был стильный и минималистичный кожаный браслет с полоской платины, соединяющей ремешки, индивидуальное изготовление которого он заказал ещё пару месяцев назад, и гравировкой с надписью «Folie a deux». Эта фраза, как нельзя лучше, описывала их ситуацию и, к тому же, имела непосредственную отсылку к сериалу, ставшему катализатором их отношений, но несведущему человеку была непонятна, что делало её достаточно интимной. Но, помимо этого, он хотел сделать ему еще один подарок — особенный, такой, который был бы ценен не своей материальностью, а имел бы для них обоих более глубокий, личный смысл. В голове не было ни одной мысли. Надеясь поймать какое-то вдохновение, Миккельсен открыл Инстаграм и стал листать отметки, где фанаты отмечали его на фото, артах и видео. Но мысли его были далеко, пока он автоматически прокручивал ленту обновлений. Сейчас, когда они так долго находились порознь, не имея возможности увидеться, да и даже нормально поговорить, урывая единичные моменты счастья друг с другом — подарки имели особенное значение. Конечно, больше всего на свете Мадс хотел бы сесть в самолёт и полететь в Нью-Йорк, чтобы лично поздравить Дэнси, пусть и в окружении его семьи и друзей, старательно изображая лишь лучшего друга, но это всё равно было бы во сто крат лучше того, что они могли позволить себе в данный момент. Какого чёрта для них всё так сложно? Чем они, блять, провинились перед небесами? Как судьба могла быть настолько жестока, чтобы дать тебе любимого человека, в котором есть абсолютно всё, о чём ты только мог мечтать, при этом совершенно не оставив вам ни малейшего шанса быть вместе?! Счастье, которое они буквально вырвали у судьбы, такое хрупкое и болезненное. Семь лет. Семь лет мимолётных встреч, тайных свиданий, всепоглощающей любви, полнейшего понимания, принятия и редкого, но жаркого до одури секса. Это много или мало? Ему было мало! Охрененно мало! Но Мадс просто не имел права просить о большем. Не имел права ломать чужую жизнь и причинять хоть малейшую боль тому, кого хотел оградить от любых невзгод, да и вообще, защитить от всего мира. Ведь когда всё только началось, тогда, на съёмках «Ганнибала», когда они впервые почувствовали такие противоречивые, но живые и всепоглощающие эмоции, он и подумать не мог, что вся эта ситуация приведёт к чему-то подобному и, тем более, примет такой оборот. Но, вопреки его желанию и здравому смыслу, в какой-то момент Мадс понял, что этот робкий, трогательный, невероятный в своём смущении, но вместе с тем, безумно талантливый и чертовски привлекательный мужчина, с поразительно острым умом, глубокими суждениями и потрясающим чувством юмора, стал центром его вселенной, сосредоточением его желаний и надежд, а так же нестерпимого чувства собственничества, которое приходилось сдерживать и подавлять, дабы никоим образом не причинить вреда любимому человеку. Это было слишком сложно, слишком много для одного человека. Ложь окружающим их людям давалась всё сложнее. Легко лгать, когда нет чувств. Но когда твоё сердце уже не один год разрывает от противоречий, от необходимости делать выбор между тем, что должно, и тем, чего так отчаянно просила душа, от нужды скрывать свои чувства и притворяться — безропотно играть свою роль верного мужа и примерного семьянина становилось всё более невыносимо. Миккельсен и раньше изменял жене — такова была его натура, ему всегда было мало одной женщины. Но это всегда было разово, без чувств, лишь банальное вожделение. Ханне знала это и всегда прощала, понимая, что в итоге он всегда вернётся к ней. Для неё это было главным, и только поэтому они смогли так долго оставаться вместе. Но с появлением Дэнси в жизни датчанина всё перевернулось с ног на голову. Это не было мимолётной интрижкой или сексом на одну ночь. Это было глубокое и всеобъемлющее чувство, которое он глушил в себе всеми возможными способами. До поры, до времени. Пока однажды не понял, что ему не нужен никто больше, кроме Хью, и одна мысль о сексе с кем-то другим стала вызывать у Мадса отвращение. И даже пресловутый «супружеский долг» с тех пор стал именно «долгом», тяжкой обязанностью, которой он пытался, по возможности, избегать, понимая, что уже не хочет жену, да и вообще никого, за исключением того, кому теперь безраздельно принадлежало сердце «Датского Динамита», а именно — Хью Дэнси. Вдруг, оживившись, он потянулся к клавиатуре и набрал адрес своего любимого сайта с фанфиками, где нередко в произведениях фаннибалов находил вдохновение, идеи для подарков, да и просто веру в лучшее для них с Хью будущее. Пролистав несколько страниц с обновлениями, его зацепило одно название: «Осознание». Это была работа русского автора с говорящим ником Hannigramochka, лишь недавно переведённая на английский, а кроме того, это был не привычный ему «Ганнигрэм», а именно «Мадэнси». И хоть датчанин и знал, что их с Хью тоже шипперят, но лично никогда не сталкивался. Ему стало интересно, он не читал прежде фанфики, в которых главными героями выступали бы реальные люди… В данном случае — они с Хью. Открыв фанфик Миккельсен погрузился в чтение. «Понимаешь, за 20 лет брака пришло осознание, что я живу с ней только потому, что она мой родной человек. Она мать моих детей, она любящая и преданная, но… Я стал относиться к ней просто как к родственнику, как к сестре.» В этот момент, Мадс просто понял для себя, что с Ханне, с его тихой, уютной Ханне, их действительно связывали только родственные отношения, общие дети и…на этом всё. Они уже давно стали друг другу почти соседями, родственниками, живущими на одной жилплощади. Он испытывал к жене лишь тёплое чувство благодарности за то, что когда-то, в нужный момент, она оказалась рядом, когда это было ему так необходимо, за детей, которых он любил больше жизни и гордился ими, за годы их мирной семейной жизни, когда она принимала его работу, требующую частого отсутствия, но, быть благодарным — это не тоже самое, что любить. «Ты, наверное, вряд ли это поймёшь, ведь у тебя с Клэр всё прекрасно, но я перестал чувствовать, что я люблю… Точнее, перестал чувствовать, что люблю её. Только исключительно родственной любовью, но никак иначе.» Миккельсен вдруг подумал, что не имеет права быть таким эгоистом и лишать Ханне возможности обрести собственное счастье, возможность любить и быть любимой по-настоящему. Ведь с ним она не была в полной мере счастлива, зная…подозревая, что его сердце уже давно ей не принадлежит. И пусть они с Хью никогда не смогут быть вместе в той мере, как им хотелось бы, но и оставаться с женой, понимая, что никогда не сможет уже посмотреть на неё так, как ей бы того хотелось, не сможет быть тем, кого она когда-то полюбила, не сможет больше оправдывать её ожидания — стало теперь уже просто невозможным. «Сначала началось с того, что она обижалась, что я мыслями не с ней, хоть и был дома в отпуске, но я это не мог контролировать, потом то же самое было и с сексом. Я стал заниматься им только из чувства долга, что ей это нужно, а я как бы должен ей это дать. Но она очень быстро это поняла, уж слишком хорошо меня знает, долго плакала, что я стал использовать её чисто для «разрядки», но а я не мог ей лгать и сказал, что всё куда хуже на самом деле… И что даже разрядку я испытываю чисто от физиологии… Просто от трения, а соответственно это не более чем оргазм, не приносящий никакого облегчения и удовлетворения. И ей всё стало ясно. Потом я стал пропадать вечерами, а она перестала спрашивать, и в таком темпе пролетел целый год.» Всё это было написано будто действительно про него, про них! Только длилось это уже далеко не один год, как было заявлено в произведении. Осознание всего этого окатило датчанина холодной волной. Он должен… Просто обязан быть честным с человеком, который любил и поддерживал его более тридцати лет, он не может больше обманывать ни её, ни себя, понимая то, что ничто и никогда в их отношениях не будет, как прежде. Он должен сделать шаг и разорвать этот порочный замкнутый круг. И пусть ему это будет грозить одиночеством в будущем, но он не мог не дать ей шанс на счастье с кем-то другим. Вернувшись из своих невесёлых размышлений, Миккельсен закрыл фанфик, решив, что дочитает его позже, ведь это произведение и так вскрыло в нём достаточно болезненные нарывы, поэтому он просто обязан был дать себе передышку. Он опять бездумно начал листать отметки в Инстаграм, подыскивая параллельно, что бы выставить в своей еженедельной рубрике «пятничный фанарт». Обычно Мадс выставлял там рисунки фанатов с его изображением, а самые лучшие сохранял в Актуальном. Наконец, взгляд его задержался на одной талантливой работе, выполненной простым карандашом. Это был «Ганнигрэм», где Ганнибал сидел на полу, опираясь на руку, а Уилл, откинувшись, лежал на его коленях, прижавшись головой к его груди. Вторая рука доктора покоилась на груди Грэма и он мягко сжимал её. Датчанин вдруг понял, что это то, что нужно. Это и будет его особенным подарком. В их ситуации, публикация такой картинки практически равна публичному признанию в любви, но всё же дает Дэнси некое оправдание перед женой, если та вдруг возмутится. Первое: это всего лишь персонажи сериала и приравнивать реальных людей к ним глупо. Второе: это сделал Мадс и винить в этом можно только его. Миккельсен быстро нажал кнопку «Сделать репост» и, отметив автора и выведя картинку в Сториз, закрепил её в Актуальном. Хью поймёт. Не может не понять.

* * *

2014 год Торонто, Канада Хью сидел, прижавшись лбом к холодному стеклу, в такси, везущем его из аэропорта. Он проводил Клэр, улетевшую обратно домой после их Рождественских каникул, прошедших не совсем так, как он мечтал буквально ещё месяц назад. Недавние события на той вечеринке перевернули его мир и, буквально, разделили жизнь на «до» и «после». Нет, со стороны всё было очень даже хорошо, и жена не заметила каких-либо изменений в муже, слишком радуясь возможности увидеть Торонто, о чём давно мечтала. Но всё это время, пока Клэр безропотно наслаждалась их совместным отдыхом, внутри британца пылал настоящий пожар, сжигая его душу в потоке противоречивых чувств и эмоций. Единственное, она как-то раз спросила, почему он иногда задумывался так, что выпадал из реальности, но Дэнси отшутился, что слишком глубоко погрузился в роль профайлера и перенял некоторые его не самые лучшие привычки. Видимо, Клэр устроило такое объяснение, и больше они к этому вопросу не возвращались. Все эти дни Хью старался быть заботливым мужем, организуя для супруги экскурсию по Торонто, романтический ужин в ресторане, поездку на горнолыжный курорт на несколько дней, где им было невероятно хорошо и весело, так, что он даже забыл про все свои переживания и поддался моменту искреннего счастья. Погрузившись в атмосферу праздника, ему даже показалось, на какой-то момент, что всё как прежде, он всё так же любит свою милую Клэр, и у них ещё есть шанс всё сохранить, а произошедшее с Мадсом на террасе и его эмоции по этому поводу — это всего лишь сон. Такие неоднозначные чувства сбивали с толку и запутывали, разрывая сердце и мозг, заставляя мысли метаться в отчаянном желании разобраться и понять себя. Ледяным душем, вернувшим британца в суровую реальность семейной жизни, стала не первая за время их брака, но довольно крупная ссора с женой, буквально на пустом месте, накануне её отъезда. Хью даже не сразу понял, что произошло и как мирный разговор вдруг перетёк в упрёки и обвинения, а затем и в оскорбления, ведь он старался делать для семьи всё, что мог, всегда был внимателен к жене и сыну, устроил ей эти чёртовы каникулы в Канаде, как она и хотела, и теперь искренне не понимал, откуда в голосе и словах Клэр было столько обиды и желчи. Теперь же, проводив Дэйнс в аэропорт, британец остался наедине со своими мыслями и послевкусием вчерашней ссоры, которая напрочь перечеркнула все положительные эмоции об их Рождественском отдыхе, а так же принесла чёткое осознание того, что той семьи и тех отношений, которые у них с Клэр были раньше, уже никогда не будет. Ничего уже не вернуть и не восстановить, так как ниточка, когда-то их связавшая, с треском порвалась, и теперь уже окончательно. С кристальной ясностью Хью понял, что уже не чувствует и никогда не сможет опять почувствовать к жене былой любви, что когда-то ощущалась в его душе́ нежным трепетом. От этих невеселых размышлений настроение Дэнси стремилось к нулю. Хотелось свернуться калачиком в постели, накрыться с головой и забыться. Ну, или просто напиться. Доехав до своей съёмной квартиры, которую он снял специально перед приездом Клэр, зная, как она ненавидит отели, Хью скинул верхнюю одежду и уже плеснул себе виски в стакан, намереваясь провести остаток дня, заливая плохое настроение хорошим алкоголем, как вдруг зазвонил его мобильник, оповещая о входящем вызове. На экране высветилось «Mads» и Дэнси вздохнул, меньше всего желая сейчас разговаривать с кем бы то ни было, даже с Мадсом, поскольку не хотел вываливать на него груз своих проблем и тягостных дум. Хотя, если взглянуть правде в глаза, именно его британец хотел бы услышать сейчас больше всего. Осознание того, что его чувства к датчанину намного глубже и многограннее простого физического влечения, приходило долго и тяжело, поскольку Хью никогда не интересовали мужчины, и он не рассматривал их ни в плане постели, ни, тем более, в плане серьёзных отношений. И если поначалу он принимал всю эту ситуацию с тем первым спонтанным поцелуем лишь за последствия слишком тесного и неоднозначного взаимодействия на площадке, их близкой дружбы, бесспорного обаяния Мадса и определённого количества алкоголя, то с течением времени приходило понимание того, что всё куда сложнее и неознозначнее, нежели банальная физиология. Понимание и принятие того, что с каждым днём чувства Дэнси к лучшему другу становились все более глубокими и неоднозначными, трансформируясь во что-то несравнимо большее и всепоглощающее, что заставляет сердце биться чаще, а в животе рождает пресловутых бабочек — наступало постепенно и неотвратимо, смывая все барьеры и преграды на своём пути. Однако, пока что, Хью не решался дать этим чувствам определённого названия. Отчаянно пытаясь унять свой внутренний раздрай, британец снял трубку: — Да, Мэсс. — Хью, привет! — раздался бодрый голос датчанина. — С прошедшими праздниками тебя! Как дела? Как ваш отпуск с Клэр? — Спасибо. И тебя. — на контрасте голос британца звучал ещё более глухо и потеряно. — Отпуск прошёл нормально. Вот, проводил Клэр в аэропорт. Сам как? — Да я-то хорошо, отснялся в рекламе, теперь отдыхаю. — в голосе Миккельсена прозвучало беспокойство. — Хью, ты точно в порядке? А то звучишь как-то потерянно. — Да, Мэсс, всё ок, не бери в голову. — рассказывать Мадсу о ссоре, нагружая своими проблемами, не хотелось. — В общем так, будь на месте, я сейчас приеду. — безапелляционно заявил датчанин. — Ты всё в том же отеле? — К-куда приедешь? З-зачем? Мэсс, всё хорошо! — Хью аж начал заикаться от неожиданности. — Я не в отеле, квартиру снял, но… — Никаких «но», Хьюстон. Скидывай адрес смской, скоро буду. — не дав Дэнси времени на очередное оправдание или возражение в ответ, Мадс сбросил вызов. Британец ещё пару секунд ошарашенно смотрел на чёрный экран телефона, а затем, сделав пару глотков виски, разлившегося теплом в груди, написал свой новый адрес и скинул Миккельсену. Поступок Мадса ошеломил Хью: вот так бросить всё, сорваться на другой конец города, только потому, что услышал грусть в голосе друга? Определённо, такого для него раньше никто не делал. Это точно была… забота. Нежелание оставлять друга одного в растрёпанных чувствах, стремление успокоить и отвлечь от грустных мыслей, даже не спрашивая о причинах этой самой грусти. Дэнси привык переживать все свои проблемы и душевные страдания в одиночку, и даже Клэр, если видела, что он не в духе или чем-то расстроен, никогда не пыталась как-то успокоить или отвлечь, а только оставляла его в покое, предоставляя разбираться со своими проблемами самому. Британец не обижался на неё за это, у них так повелось с самого начала, после того, как сам, однажды, будучи сильно не в духе, попросил её оставить его одного, чтобы он мог собрать мысли в кучу. Только вот он не учёл, что она воспримет это, как норму, а не как разовое желание побыть одному. Иногда Хью очень хотелось, чтобы жена подошла к нему, когда ему плохо, чтобы утешила, обняла, чтобы могла отвлечь или переключить, но он не мог попросить её об этом, так что, с тех пор все проблемы и переживания Хью были только его собственными. И тут внезапно эта неожиданная забота от друга, от которой вдруг стало так тепло на душе. Хоть кто-то переживает за него, хоть кто-то готов всё бросить и примчаться через весь город, чтобы просто успокоить, отвлечь и поднять настроение. Дэнси в очередной раз понял, что Мадс, вероятно, самый близкий и самый необыкновенный человек в его жизни. Плавно его мысли перетекли к той Рождественской вечеринке, устроенной Фуллером, события которой порой казались ему каким-то сном или наваждением. Но он знал и понимал, что всё это было более, чем реально: нежное прикосновение на крыше, откровенный разговор в бассейне на террасе и поцелуй. Поцелуй с мужчиной, с другом, на который Хью пошёл осознанно и который стал для него настоящим откровением, потому что никогда ещё в своей жизни он не испытывал такого спектра эмоций всего лишь от касания губ, переплетения языков и ощущения тёплого тела рядом. Из раздумий его выдернул звук дверного звонка. На пороге стоял Мадс, улыбающийся так, как умел только он, и держащий в одной руке бутылку виски, а в другой — ведёрко с мороженым: — Не знал, что именно пригодится, поэтому взял и то и другое. — вдруг с порога заявил датчанин вместо приветствия. — Я уже начал. — усмехнулся Дэнси, демонстрируя полупустой бокал в руке, и жестом пригласил друга зайти. — Или ты предпочёл бы вариант с мороженым и мелодрамами? — Нет уж, уволь! Мелодрамы исключаются, — Миккельсен брезгливо поморщился, поставив принесённые угощения на журнальный столик в гостиной, — а вот против мороженого ничего не имею. Да и тебе сейчас порция эндорфинов не помешает. Тащи ложки. Они сидели на полу в гостиной около столика, на котором стояло уже полупустое ведёрко с мороженым, словно вернувшись в детство, поочередно цепляя ложками холодную массу, и непринуждённо разговаривали. Датчанин не спрашивал Хью о причинах его плохого настроения, справедливо полагая, что тот и сам расскажет, если захочет. Вместо этого они обсуждали съёмки Мадса, поездку британца с женой на горнолыжку, будущие мероприятия и фесты в поддержку сериала, словом, всё, кроме того, что расстроило Дэнси. И это было хорошо, чёрт побери! Так хорошо и спокойно, как не было уже давно. — Слушай, Хьюстон, — Миккельсен зацепил ложкой очередную порцию мороженого и отправил в рот, облизнув при этом верхнюю губу, которую немного испачкал, — помнишь, я говорил, что хочу купить тут квартиру? Как ты смотришь на то, чтобы прокатиться и посмотреть пару вариантов сейчас? Если хочешь. — Помню, конечно. — британец с трудом оторвал взгляд от губ друга, на одной из которых всё ещё оставалась капелька мороженого, и с тоской подавил желание протянуть руку и стереть эту каплю пальцем. — Но я думал, что ты планируешь сделать это чуть позже. — А какая, собственно, разница когда? — улыбнулся Мадс, взглянув на Дэнси. — Чуть раньше, чуть позже. Я позвонил в пару мест, пока ехал к тебе, и предупредил, что мы можем сегодня заехать. Так что, если ты не против, можно выдвигаться. — Что ж, звучит неплохо. — после вкусного десерта и душевного разговора настроение Хью и впрямь улучшилось, и он был рад возможности развеяться в приятной компании друга. — Поехали! Мужчины быстро собрались и направились по первому адресу на арендованной машине Мадса, который очень любил водить, но на время съёмок сериала предпочитал такси. Теперь же, когда съёмки окончены, он не мог отказать себе в удовольствии сесть за руль. Первая квартира, которую показывал сам хозяин, не оправдала ожиданий. Сама квартира была неплохой, но вид из окна оставлял желать лучшего. И ребята, не теряя времени, направились по второму адресу. Там их встретил улыбающийся риэлтор, который провёл мужчин в аппартаменты, располагающиеся в стильном и современном жилом комплексе с охраняемой территорией и подземной парковкой. Квартира была светлая и просторная с большими окнами и балконом, что очень порадовало датчанина, который не любил курить дома. Так же, она была частично меблирована, что давало возможность меньше заморачиваться с обустройством. Кухня и кабинет были почти полностью обставлены и пригодны для жизни, а в гостиной уже стоял огромный диван. Так что оставалось только докупить шкафы и пару полок в гостиную, а также обустроить спальню. Ребята как раз осматривали санузел, когда риэлтор извинился и сказал, что ему срочно нужно уходить, но они могут продолжить осмотр самостоятельно, а ключ потом можно будет положить в почтовый ящик. С этими словами, вручив парням ключи, он удалился. Из кабинета можно было выйти на балкон, что более чем устраивало Мадса, который как раз вышел туда покурить. Хью же остался около письменного стола, опёршись на него руками и невольно вспомнив съёмки сериала и кабинет Ганнибала, которому эта домашняя версия и в подметки не годилась, но всё же была довольно милой. — О чём задумался? — раздался голос почти у самого уха. Британец вздрогнул от неожиданности, не заметив, как Миккельсен, докурив, вернулся в комнату и встал за его спиной. — Да так, вспомнил кабинет Лектера. Этот явно поскромнее будет. — Дэнси развернулся, и неожиданно оказалось, что датчанин стоит так близко, что между ними едва оставалось несколько десятков сантиметров. — Скучаешь по Ганнибалу? — выгнув бровь, ехидно поинтересовался Мадс. — Значит меня тебе мало, min grådige dreng? — и, беззастенчиво разглядывая удивлённое лицо Хью, он вдруг поднял руку и убрал со лба смущённого британца выбившуюся кудряшку. От этого жеста, двусмысленности фразы и близости датчанина у Дэнси перехватило дыхание и напрочь пропала речь. Он только и мог, что молча стоять и смотреть на Мадса своими огромными серо-голубыми глазами, напоминая в этот момент испуганного оленёнка. — Пойдём, посмотрим кухню. — Миккельсен отстранился, и у брюнета вырвался неконтролируемый вздох разочарования. Мадс заинтересованно посмотрел на стремительно краснеющего друга, всеми силами пытающегося скрыть смущение, притворившись, что закашлялся, ухмыльнулся, сделав мысленную пометку, и направился к искомому помещению. Кухня была не очень большая, но функциональная и хорошо оснащённая. Датчанин с интересом проводил инспекцию, открывая шкафчики и проверяя технику. Хью, в свою очередь, прислонился к столешнице, опёршись на неё руками, и наблюдал за другом. — Мне определённо всё больше нравится эта квартира. — удовлетворённый результатами своего исследования, произнёс Мадс. — Удобное расположение, хороший район, неплохой вид из окна и частичная меблировка — это больше того, что можно желать за те деньги, которые за неё просят. — Это всего вторая квартира, которую ты увидел. — Хью не был так импульсивен, как Миккельсен, который готов был купить первое же понравившееся жильё. Он предпочитал изучить и сравнить максимально все доступные варианты. — Если хочешь, я составлю тебе компанию, и мы можем посмотреть остальные варианты. Ближайшие пару недель я абсолютно свободен. — пытался воззвать британец к голосу разума своего друга. — Она мне нравится, Хьюстон. — датчанин подошёл почти вплотную к Дэнси, и, не отрывая от него взгляда, опёрся руками о шкафчики позади британца так, что тому пришлось даже чуть отклониться назад, а его голова оказалась практически в кольце чужих рук. — А я привык брать то, что мне нравится. С этими словами, Мадс приблизился к лицу Хью с явным намерением, но все же давая ему крохотный шанс передумать, и, так и не встретив сопротивления, впился жадным поцелуем в эти манящие и притягательные губы. Дэнси ответил, сначала робко, но потом всё увереннее, отпуская контроль и поддаваясь их обоюдному желанию. Он приоткрыл рот, впуская нетерпеливый язык, который исследовал его, завоёвывал и покорял, распространяя жар желания и страсти по всему телу. Губы датчанина были мягкими и ласковыми, осторожно посасывая чужой язык, в то время, как зубы, время от времени, чувствительно прикусывали и оттягивали нежную плоть губ, посылая разряды электричества по позвоночнику. Эти губы, казалось, были везде, внутри и снаружи, на губах, на языке, на щеках и скулах, лаская и терзая, превознося и покоряясь, они дарили первозданное наслаждение и полное освобождение, так неистово и отчаянно нуждаясь, лелея и боготворя. Миккельсен аккуратно обхватил голову брюнета, зарываясь пальцами в шелковистые кудри, ласково массируя кожу головы, и прижался к нему всем телом, желая быть, как можно ближе. Хью в ответ на это движение робко положил руки на талию Мадса и начал скользить ими по спине, рёбрам, лопаткам, тактильно исследуя чужое тело, в какой-то момент, осмелев (или потеряв голову) настолько, что приподнял толстовку и скользнул прямо под неё, отчаянно прижимаясь ладонями к горячей коже, чем вызвал у датчанина сдавленный вздох. Пальцы брюнета то невесомо, словно бабочки, касались рёбер, то жадно и отчаянно впивались ногтями в спину, почти оставляя следы. Их губы и языки продолжали свой пламенный и неистовый танец, отказываясь разрывать столь желанное прикосновение, когда воздуха вдруг стало критично не хватать. Мадс чуть отстранился и мутным взором посмотрел на Дэнси, взгляд которого был максимально расфокусирован, а зрачки буквально заполонили радужку, сделав глаза практически чёрными. Тогда он аккуратно провёл пальцем по скуле британца и нежно, почти невесомо, чмокнул в нос. — Нам пора, Хьюстон. — с сожалением выпуская Хью из объятий, хрипло сказал Миккельсен. — Д-да, наверное. — ответил британец, с трудом приходя в себя и пытаясь осознать своё тело во времени и пространстве. В голове было пусто, ноги подкашивались, а возникшая эрекция создавала ощутимый дискомфорт и чувство неудовлетворённости. Кое-как собрав себя в кучу, Хью взглянул на Мадса и понял, что тот возбуждён не меньше него: тяжёлое дыхание, расширенные зрачки и заметная выпуклость в области ширинки. Каких же сил ему стоило остановить себя сейчас?! «Самоконтроль, поистине достойный Ганнибала Лектера.» — пронеслось в голове у британца. — Пошли на балкон, — датчанин уже почти пришёл в себя, восстановив сбившееся дыхание и вернув ясность мыслям, — покурим и освежимся. Нам явно нужен свежий воздух. — ухмыльнулся он. — Ну да, — Дэнси отзеркалил его ухмылку, — не помешает.