Старые шрамы, новая кожа

Асами лежит на больничной койке, весь облепленный проводками и датчиками. Слушает сутками их мерное попискивание. Звук не раздражает так, как мог бы — он означает, что Асами еще жив, а это неплохо. Фейлон приходит к нему каждый день — кто знает, зачем? Асами слышал его голос еще до того, как вышел из комы, да и теперь тоже слышит. Слушает, смотрит на него, медленно поднимая тяжелые от лекарств веки. Лекарства раздражают. Асами кажется, что без них он бы пришел в себя быстрее. Их пользу нельзя недооценивать, но сколько можно держать его здесь, как овощ на грядке? Именно об этом он и говорит Фейлону, как только рука дотягивается до лица, чтобы стянуть кислородную маску. Голос хрипит так, как будто доносится из древней выхлопной трубы, но Фейлон, кажется, рад его слышать. По крайней мере, он улыбается, и черные глаза блестят. — Об этом я хотел сказать тебе, когда пришел сюда сегодня. Хватит валяться в больнице. В моем доме есть все, чтобы ты пришел в норму быстрее. Асами такого предложения не ожидал. Он пытается приподняться на локте, но все тело прошивает боль, и он падает обратно. Фейлон смотрит на это и сочувственно цокает языком. Впрочем, не слишком-то сочувственно. Нравится наблюдать со стороны за Асами Рюичи в минуты слабости? Конечно, нравится, кто же по своей воле откажется от такого зрелища. Асами прикрывает глаза и переводит дыхание, лежа на подушке. Если бы Фейлон хотел его смерти, он не стал бы спасать его. Чего еще может хотеть от него Фейлон, приглашая быть гостем в его доме? Не важно, можно разобраться потом. Главное — они не враги сейчас. — И даже Акихито? — снова хрипит Асами. Он мог бы сказать тише, но тогда его не было бы слышно. Тогда бы Фейлон подошел ближе и наклонился над ним, как над столетним стариком, чтобы разобрать слова. Фейлон кивает. — Да. Он, в отличие от тебя, согласился сразу же. Асами мог бы ответить, что Акихито просто никогда не думает головой и на шаг вперед. Но он молчит. Хрипеть снова не хочется, да и говорить плохо об Акихито тоже. Вместо этого он просто кивает и устало прикрывает глаза. В легких не хватает воздуха. Вероятно, кислородная маска до сих пор была не лишней. — Через два дня, когда ты сможешь хотя бы дышать нормально. — говорит Фейлон. Подходит и надевает на него маску. Его движения точны, прохладные пальцы едва касаются щек и ушей, поправляют волосы. Затем от отходит, отворачивается и покидает его палату. Засыпая, Асами думает, что Фейлон приходил к нему в своем китайском расшитом халате, а не в рабочем костюме. Чувствует себя дома. Должно быть, они и правда до сих пор в Гонконге. Фейлон отправляет их в свою усадьбу вдали от города и сам скрывается на неделю, отговорившись горой дел, которые Асами притащил в его Гонконг вместе с собой. Асами не сомневается в том, что дел много, но разве когда-то было иначе? Это не причина не показывать носа в свой дом. Вместо себя Фейлон оставляет мальчишку в китайском народном наряде, который должен удовлетворять все их желания. «Кроме тех, для которых у тебя есть Акихито», — говорит Фейлон сухо, оглядывая лежащего на кровати Асами скептически, ясно выражая сомнение, что у него вообще хватит сил завалить хоть кого-нибудь в ближайшем будущем. Впрочем, предупреждение излишне в любом случае, потому что Тао двенадцать. Асами знал о нем всегда, как знал и то, что он помогает Фейлону лично и никому больше. Такая честь для них. Фейлон появляется только тогда, когда Асами уже может встать на ноги. Все свежие швы и раны отдаются болью — едва ощутимой, потому что доктор дал ему хорошие обезболивающие. Голова немного кружится, когда Асами пытается разминаться и читать газеты — то ли сотрясение еще не прошло, то ли побочный эффект от обезболивающих. Асами не хочет проверять это на практике, отказавшись от таблеток. Акихито выкарабкался быстрее. Фейлон сказал, что он отделался лишь сотрясением и легкими ушибами, однако и он не приходил в себя долго. «Похоже на чудо, но вы открыли глаза в один день», — сказал Фейлон с непонятной улыбкой. Асами тоже не знал тогда, как реагировать на это, и просто кивнул. Сейчас Акихито развлекается с новой игрушкой — Фейлон подарил ему навороченный фотоаппарат и заказал снимки с достопримечательностями Гонконга для открыток. Йо каждое утро увозит Акихито из дома и доставляет обратно каждый вечер. Дни похожи один на другой, только с каждым днем Асами чувствует себя все лучше. Он начинает задумываться о том, что ничего больше его не держит здесь и им уже можно уехать, когда сквозь приоткрытую створку окна слышит тихий шорох шин на подъездной дороге. — Ты уже на ногах, — говорит Фейлон, вальяжно прислонившись плечом к дверному косяку. И не входит. Даже смешно смотреть на то, как он изо всех сих пытается делать вид, что соблюдает правила этикета и личные границы Асами в своем собственном доме. — Я подумал, что дела поглотили тебя целиком, — говорит Асами вместо приветствия. Фейлон улыбается и качает головой насмешливо. Он кажется мягким, но это мягкость большой змеи. Фейлон успел отрастить толстую шкуру, которую не пробить так просто, и большие зубы, которыми он может откусить и голову, если захочет. С ним теперь сложно, но сложные цели не останавливают, лишь подстегивают. Тао приносит традиционный набор для китайского чаепития. Асами уже тошнит от всего китайского, что проскальзывает постоянно то тут, то там. Хоть поместье Фейлона и выстроено под Европу, но изжить местный колорит невозможно. Асами умеет работать на чужой территории, но сейчас хочется домой, где раны будет залечивать сама земля. — Спасибо, Тао, — говорит Фейлон прошмыгнувшему мимо него мальчишке с подносом, войдя в комнату. — Ты можешь быть свободен. И проследи, чтобы нас не побеспокоили. Мальчишка кивает с улыбкой и исчезает за дверью. Асами сказал бы, что Фейлон хорошо натренировал его. Но Фейлон все делает хорошо, и Асами молча усаживается на диван, перед которым стоит стеклянный столик с подносом. Фейлон подходит и склоняется над ним, поднимает за ручку тяжелый бронзовый чайник и разливает чай по чашкам точными, аккуратными движениями. Длинные тонкие пряди соскальзывают с плеч, покрытых блестящим черным шелком, и падают вниз. Наблюдая за этим, Асами готов согласиться, что и в Китае есть, на что посмотреть. Фейлон вручает ему чашку, которая лишь приятно горячит, но не обжигает пальцы, и опускается в кресло напротив, закидывая ногу на ногу. Они пьют молча. Им не о чем говорить, и любые слова сейчас кажутся лишними. Взгляды говорят за них лучше любых слов. Асами наблюдает за Фейлоном, прослеживает каждое движение мягких кистей и длинных пальцев, удерживающих чашку на весу. Губы прикасаются к краю из тонкого фарфора, чашка наклоняется, и настой золотистого цвета льется между приоткрытых для этого губ. Фейлон наслаждается каждым глотком — наверняка какой-нибудь драгоценный сорт, один из тех, которые уходят на аукционах за миллионы йен. — Какой сорт? — спрашивает Асами. Ему действительно интересно, какой чай предпочитает глава Байше, хотя для него эта информация бесполезна, он все равно не сможет потягаться с Фейлоном в вопросах продажи драгоценных чаев. Да и не хочет. Продажа оружия намного понятнее и проще. — Угадай, — с улыбкой отвечает Фейлон, сдвинув чашку в сторону, и Асами наконец может видеть его лицо целиком. — Лунцзин из Императорского сада, — пробует Асами, действительно наугад. Кажется, именно этот сорт сейчас считается самым дорогим. Фейлон качает головой. — Очень банально. — Да Хун Пао? — предполагает Асами еще раз. Фейлон кивает. Улыбка на губах становится еще чуть шире, он откидывает голову на подголовник, демонстрируя белую шею — длинную, будто действительно змеиную. Только его любимой трубки не хватает, чтобы картина была завершенной, но и так хорошо. — Листья с материнских кустов не продают уже десяток лет, — припоминает Асами, информация об этом всплывает в голове сама собой, и если бы его спросили раньше, он бы ответил, что совершенно не интересуется чайным бизнесом. Фейлон отрывает голову от кресла и снова смотрит на него, на этот раз пристальнее. Опять подносит чашку к губам — медленно, перекатывает чай на основании языка, держит во рту, и Асами не может не представить себе, как горячо сейчас там. Как мягкое тепло греет эти бледные щеки изнутри. Наконец Фейлон сглатывает, на мгновение прикрыв глаза. У него длинные и тонкие ресницы, не зря его всегда сравнивали с девчонкой. — Есть старые запасы, которые еще можно достать. Есть свежие листья, которые собираются понемногу в национальный резерв, часть из них идет на продажу в обход закона. Асами кивает. Тоже делает глоток, пытается распробовать вкус, чтобы понять, что в нем такого особенного, но не чувствует ничего. Обычный хороший чай, чуть сладковатый. Теперь Фейлон наблюдает за ним. Улыбается, но не так, как обычно, одними только уголками губ — на этот раз улыбка дотягивается и до глаз, и в них танцуют смешинки. — Даже не пытайся, — говорит он, наполняя свою чашку снова. — Все равно не поймешь, это приходит не сразу. Это важно мне, а для тебя это просто пристойный чай, не более. Асами допивает в пару глотков, ставит чашку на столик и откидывается на диван. Голову снова кружит — от лекарств, от чая, от смеющихся черных глаз Фейлона — не все ли равно, от чего именно. Асами закидывает руки на спинку дивана и сползает вниз. Виски сейчас пришелся бы кстати, но алкоголя в доме нет. Есть только чай. И Фейлон. Асами прикрывает глаза, наблюдая сквозь ресницы, как Фейлон пьет — на этот раз больше не смакуя, глотая быстро, не сводя с него взгляда. Асами улыбается, скорее себе, чем ему. Как это получилось так быстро: вот они перекидываются словами, как мячом в пляжном волейболе, а вот между ними уже раскаленный воздух? Он слышит, как тихо и звонко стукает о стекло тонкий фарфор, как мягко шуршит шелк, как пол едва слышно гудит под шагами, когда Фейлон обходит диван. Асами открывает глаза и смотрит, как Фейлон склоняется над ним, опустив руки на его плечи. Он не давит, не сдерживает, всего лишь касается ладонями. Асами забывает про его руки почти мгновенно, потому что Фейлон прижимается к его губам своими — горячими, влажными, мягкими. Фейлон целует его, осторожничает в первые мгновения, пока Асами не делает вдох, пропуская его язык. Голова теперь кружится еще сильнее, но он целует в ответ, закидывает руку на шею Фейлона, чтобы тот не прекратил это раньше времени. Фейлон все же останавливается, скидывает его руку с себя. Улыбается и вздыхает неровно. Асами наблюдает снизу, как он кусает нижнюю губу, которую секундой раньше Асами втягивал в рот и сжимал зубами. «Ну и насколько хватит твоей выдержки теперь?» — думает Асами, продолжая пялиться на него. — Может быть, так ты лучше почувствуешь вкус, — говорит Фейлон. — По крайней мере, он станет особенным и для тебя. Асами хмыкает в ответ. — Ты говоришь, как герой второсортной любовной истории. — Наверное, так и есть, — отвечает Фейлон, изгибая губы в улыбке. Он часто раздражает Асами, и раздражает сейчас, потому что прекратил целовать. Асами мог бы встать, сгрести длинные волосы на затылке, зажать в кулаке и поцеловать сам, но… Определенно, есть какое-то «но». Асами чувствует себя медлительным из-за лекарств, потому что Фейлон его снова опережает. Он обходит диван и подходит к Асами спереди, опускается перед ним на колени, раздвигает его ноги и садится между ними на ковер. Кладет подбородок на бедро, вытянув шею. Асами чувствует себя не просто медлительным — безнадежно тупым. — Как это понимать? — спрашивает он, потому что Фейлон не делает больше ничего. Сидит и смотрит, давит острым подбородком на ногу, дышит совсем рядом с его членом, уже тяжелым. В паху давит от напряжения. — Как хочешь, так и понимай, — отвечает Фейлон с усмешкой. Он прикрывает глаза, вдыхает глубоко, раздувая тонкие ноздри, и все-таки подается вперед, прижимается раскрытыми губами к напряженному стволу сквозь брюки. Асами помнит, какими горячими были эти губы минуту назад, и сейчас кажется, что ткани нет совсем, что он уже раздет. Он кладет руку на затылок Фейлона, пропускает волосы сквозь пальцы. Не давит, хотя мог бы и очень бы хотел, просто гладит по голове, перебирает пряди. И смотрит, наслаждается видом. Покрасневшие, припухшие после горячего чая и поцелуев губы Фейлона неторопливо двигаются по стволу вверх и вниз. Он действует медленно, как будто примеряется. Выглядит хорошо, и возбуждает еще лучше. Голову ведет сильнее. Асами сопровождает рукой движения головы, пытаясь держать себя в руках и не удерживать там, где ему хочется, чтобы губы сомкнулись плотно. Наконец Фейлон отрывается, поднимает голову и смотрит на Асами снизу вверх, взгляд задумчивый, хоть уже и подернутый мутным туманом желания. Асами наклоняется, обхватывает ладонями узкое лицо и целует сам. Фейлон подается вперед и отвечает с таким пылом, что даже Асами немного теряется. Ненадолго, к счастью, всего на пару секунд, а затем перехватывает инициативу. Удерживает лицо, впивается пальцами в шею, губами сминает губы, языком погружается так глубоко в рот, как только может, и еще сильнее. И добивается своего. Фейлон стонет в поцелуе, всхлипывает, вцепляется пальцами в его руки — не для того чтобы оттолкнуть, а для того чтобы касаться, гладить пальцы и запястья. Асами не помнит, когда в последний раз целовался так долго, и намеревается побить собственный рекорд. Он не хочет отпускать губы Фейлона, не хочет отпускать его вообще, хочет подмять под себя, раздвинуть ноги и вогнать член между его белоснежных ягодиц, чтобы он выгибался, насаживаясь, и стонал так же сладко. Асами останавливается, когда ловит себя на этих мыслях. Он не знает, откуда они взялись, и это… выбивает из равновесия. Немного. Он смотрит на Фейлона, тот быстро облизывает губы острым языком и тоже смотрит на него. Асами надеется, что у него самого, по крайней мере, не настолько ошалевший взгляд сейчас. Он вспоминает, что нужно дышать, и первый вздох получается отвратительно шумным. Следом за ним точно так же глубоко и шумно дышит Фейлон. Он раскраснелся весь, до самых кончиков ушей. Он все-таки тянется к ширинке брюк Асами, поддевает короткими аккуратными ногтями ремень, и перед глазами Асами в его воображении проносятся картинки, как эти ногти впиваются в его спину. — Я трахну тебя сегодня, — говорит Асами. Фейлон смеется, попутно расправляясь с ремнем и тугой пуговицей на новых брюках, тихо вжикает молния на ширинке. — Это вопрос или угроза? — спрашивает он тихим голосом и наклоняется над пахом Асами, проводит кончиком языка по всему стволу, от основания и до головки. — Это предупреждение. Фейлон убирает язык и смотрит на него. Снова облизывается. — Не боишься сдохнуть случайно, трахая меня? — Голос Фейлона ехидный. Асами качает головой и улыбается уголком рта. Он хотел бы прикрыть глаза и откинуться назад, но не может заставить себя хотя бы на миг перестать смотреть. Фейлон между его ног выглядит как идеальный кадр из порноролика и даже лучше. — Ты меня недооцениваешь? — усмехается Асами. Он снова кладет ладонь на голову, на этот раз давит настойчиво, опуская ее обратно. Ладони Фейлона лежат на бедрах Асами горячей тяжестью, как будто он тоже боится, что Асами прекратит сейчас. Фейлон трется носом, глубоко вдыхает запах, цепляет зубами ткань трусов и оттягивает вверх, отпускает. — Я издеваюсь, — говорит он, подняв голову, посмотрев на Асами еще раз долгим взглядом, прежде чем стянуть трусы и сразу же обхватить член губами, погружая его глубоко. Головка упирается в горло, Фейлон прижимает языком и сглатывает, и Асами шипит, выдыхая сквозь зубы. К такому он не был готов. Удовольствие настолько острое, что по всему телу бегут мурашки. И Фейлон начинает двигаться. Фейлон сосет так, что перехватывает дыхание. Приноравливается, берет глубоко, помогает себе руками. Асами сам не замечает, как вплетает пальцы в его волосы и начинает насаживаться еще сильнее. Фейлон сначала дергает головой недовольно, а потом расслабляется, позволяет, только в уголках глаз скапливаются слезы и текут по щекам. Кажется, Асами кончает только от этого вида. Он откидывается на спинку, тяжело дыша. Наконец разжимает пальцы в волосах, которые сомкнулись будто намертво, и Фейлон выпускает изо рта его член, шумно сглатывает. Асами чувствует, что теперь горят его щеки. Он все-таки не сдержался. Обычно он не чувствует стыда, когда использует чье-то тело для своего удовлетворения, но… Фейлон опускает голову, прижимается лбом к его бедру, влажно целует. Переводит дыхание. — Можешь считать это благодарностью, которую я задолжал тебе годы назад, — говорит он, голос тихий и хриплый. Асами усмехается, вспоминает. Тогда он спас жизнь Фейлона и, кажется, вправил ему голову так, что хватило на годы вперед. — Без тебя не было бы ничего. Надеюсь, что теперь я расплатился. Последние слова жгут раскаленным железом, за ними Асами видит — конец. Если Фейлон действительно расплатился, то он просто закроет ту часть жизни, которая была раньше, перелистнет страницу, и все. И большее, чем они будут друг для друга — это деловыми партнерами. Или противниками. Не то, чего он хотел бы. Когда он успел привязаться? В те минуты, пока Фейлон сидел на коленях между его ног и позволял трахать свой рот? — Это было грубо, — говорит Асами, выталкивает изо рта слова, язык кажется неповоротливым и тяжелым. — Прости. Фейлон быстро поднимает голову, смотрит на него удивленно, приподнимает брови. И начинает смеяться. Кажется, слова Асами не оценили по достоинству. — Все нормально, — наконец говорит Фейлон. — Я сам так хотел. Не бери близко к сердцу. Асами не знает, что на это отвечать. Кажется, он совсем не понимает, что происходит в голове у Фейлона. — Если это была благодарность за спасенную жизнь, то, кажется, я тоже должен тебе кое-что. Фейлон улыбается снова, но Асами больше не нравятся те его улыбки, которые не касаются глаз. Пусть улыбается так всем остальным, не ему. — Я приму ее, — кивает Фейлон, поднимаясь на ноги, чуть сводит брови, распрямляя затекшие колени. — Когда-нибудь, лет через семь. — Фейлон… Асами тоже поднимается, на ходу натягивая брюки назад. Чувствует, как тянет болью свежие рубцы на ранах, как тянет от боли простреленную ногу. Чувствует, что голова кружится снова. Он сжимает руку в кулак, чтобы прийти в себя и не пошатнуться сейчас. Стискивает зубы, чтобы переждать вспышку темноты перед глазами и не опереться рукой на все еще находящуюся поблизости спинку дивана. До чего же поганая ситуация вышла. Когда перед глазами рассеивается темнота, Асами видит, что Фейлон смотрит на него внимательно, отойдя на пару шагов. В руке — снова чашка, из которой он делает маленькие глотки, не чувствуя вкуса. — Похоже на месть с твоей стороны, — говорит Асами. — На мелкую месть. Для этого ты решил явиться сюда сегодня? С лица Фейлона сползает даже эта натянутая улыбка. — Я не хотел мстить, — говорит он, глядя куда-то в сторону. — Я приехал, чтобы увидеть тебя. И мне действительно нужно было вернуть этот долг. — У тебя странное понимание слова «долг» и того, как они возвращаются. Обычно я предпочитаю деньги, если тебе интересно. С ними проще. Асами улыбается ему, и Фейлон все-таки отвечает. От этой улыбки сердце подпрыгивает к горлу. — А ты не любишь сложности, — кивает ему Фейлон. Асами пожимает плечами. — Люблю, — отвечает он. — Но их мне и так хватает. Болтать так они могут еще долго, и все это не будет нести смысла. Асами подходит к Фейлону, забирает из его руки чашку и ставит на столик. Гладит по щеке, заправляет волосы за ухо, заставляет повернуть голову и посмотреть на него. Фейлон не делает попыток сопротивляться, но прикрывает глаза. Дышит неровно и быстро. Сжимает губы. — Какого черта ты делаешь? — спрашивает он. Асами не может понять его интонацию и вообще ничего не понимает в Фейлоне, кроме того, что тот, кажется, перестал злиться. — Что я сейчас делаю не так? — спрашивает Асами. Фейлон коротко, задушенно смеется и подается вперед, опускает голову, пряча лицо в его плече. Асами понимает, что снова победил, но радости от этого нет, потому что на этот раз ему не нужна победа. Не нужно поражение. Он вообще не понимает, что от него нужно и как ему выйти из этой ситуации, не потеряв важного. Он никогда не был силен в эмоциях, в отличие от Фейлона, а тот сейчас едва может удержать в руках самого себя. Асами обнимает Фейлона, медленно гладит по спине, совсем не уверенный в том, что угадал. Фейлон вздыхает. Кажется, Асами пока все делает правильно. Пожалуй, стоит вспомнить, в чем силен он сам. Рука Асами скользит вниз по спине и не останавливается на пояснице. Опускается на ягодицы, пальцы сжимают сильнее. Фейлон напрягается, становится твердым и неподатливым. Но не отодвигается. — Что-то не так? — спрашивает Асами с усмешкой. Фейлон молчит упрямо, и Асами кажется, что он слышит, как он скрипит зубами. — Ты так хорошо владел собой еще пару минут назад. Он обнимает крепче, прижимает к груди. Рука скользит еще ниже, в запах халата, и пробирается к бедрам. Асами коленом раздвигает ноги и гладит кончиками пальцев по внутренней часть бедра. Фейлон прижимается теснее. — Чего ты от меня хочешь? Ответь мне, — шепчет Асами, касаясь губами уха, и Фейлон вздрагивает. Это хорошо. По крайней мере, его тело, в отличие от головы, реагирует правильно. — Отвечай, или я прекращу. И он действительно останавливается. Убирает руку, но колени Фейлона остаются разведенными. — У тебя все просто, Асами Рюичи, — говорит Фейлон глухо. — А я сам себе не могу ответить, что мне от тебя еще нужно, для чего я притащил тебя сюда и притащился сам. Я был в тебя влюблен столько лет, а ты даже не смотрел в мою сторону. Сейчас смотришь. Испытываешь благодарность. Я наконец-то заслужил твое уважение. Твое доверие. Не знаю, чего я хочу еще. Асами не может удержаться и целует его в лоб. Разве он не знал, что Фейлон был влюблен в него все это время? Знал. И пользовался. Ему это было выгодно, и он не брал это близко к сердцу. Сейчас почему-то взял. Во всем, вероятнее всего, виноват Акихито. Из-за него Асами стал чувствовать больше. Раньше ему это мешало, раньше сложно было удерживать себя в рамках и не позволять эмоциям брать верх. Потом стало просто, очень просто, и он привык. А теперь? — Твое молчание не добавляет ничего хорошего в этот странный разговор, — говорит Фейлон с усмешкой. Асами с удивлением обнаруживает, что Фейлон расслабился. — Прости, я задумался о себе, — говорит он, впрочем, не испытывая никакого раскаяния за это. Да и за остальное, кажется, не испытывает. Что было, то прошло. — Ты просто эгоист, ничего нового, — отвечает Фейлон, и Асами слышит в его голосе улыбку. И выдыхает. Кажется, все, закончилось. — Но ты был прав. Нужно чистить старые раны от гноя, хоть это и больно. Асами смеется негромко. Вспоминает, как резал загноившуюся рану на руке Фейлона, когда тому было всего двадцать. Сам он был старше, серьезнее, уже тогда он чувствовал себя самым крутым и умным, отвечая за каналы для поставки оружия в Гонконге. Ему нельзя было провалить это дело, и конечно же, он справился, даже несмотря на то, что из-за Фейлона пришлось менять на ходу все планы. Но дело того стоило, это он понял сразу — не разумом, но тем, что глубже, каким-то звериным чутьем, которое всегда тащило его вперед и выводило живым из всех передряг. И он опять думает о себе. Это может подождать. — Я могу помочь тебе разобраться и сейчас, — говорит он Фейлону. Тот поднимает голову, длинные черные ресницы слиплись от слез, но рубашка Асами в том месте, где Фейлон прижимался к нему лицом, почти сухая. Фейлон вопросительно приподнимает одну бровь, вернувший себе уверенность, красивый. Губы все еще припухшие, алые, мягкие, как зрелые вишни, и Асами целует их, постепенно подталкивая Фейлона назад — к кровати, настолько большой, что на ней свободно могло бы уместиться человек пять. Наконец они добираются до места, и Асами роняет Фейлона на спину, тут же накрывая собой. — Я предупреждал, что трахну тебя сегодня, — говорит он мягко. — Надеюсь, ты не забыл. Фейлон сверкает глазами, в его взгляде раздражение и нетерпение одновременно. — Ты что-то говорил про «помочь разобраться», — говорит он. — Надеюсь, ты не забыл. Асами качает головой и, усевшись на бедра Фейлона сверху, начинает расстегивать мелкие пуговицы. Он мог бы дернуть, и тонкие нитки оторвались бы легко, но сегодня ему стоит вспомнить о том, что действовать можно и медленно. Во-первых, это удивляет Фейлона. Во-вторых, это успокаивает Фейлона. И в-третьих, так он сам чувствует себя увереннее. Если двигаться резко, то есть большой риск не довести дело до конца. Голову все еще кружит, и в ушах шумит кровь. — Ляг на спину, — говорит Асами с усмешкой, продолжая сражаться с пуговицами. Он расстегнул штук пять, впереди еще больше десятка. Фейлон слушается. — Закрой глаза. Дыши глубоко. Наверное, ты и сам знаешь, как. Этот ваш китайский цигун. Выкинь из головы лишние мысли. — Никогда не подумал бы, что получу урок дыхательной гимнастики от Асами Рюичи, — говорит Фейлон с улыбкой. — Делай, как я говорю. Асами ненадолго прерывает свое занятие, чтобы обвести пальцем губы Фейлона. Должно быть щекотно, и действительно, Фейлон быстро облизывается, а затем кусает губы, сжимает зубами с силой, и губы белеют, а затем наливаются красным еще ярче. Асами смотрит на это, на время гася в себе желание прикусить тоже, еще сильнее. Продолжает расстегивать медленно, под мерное дыхание Фейлона. Кажется, тот действительно послушался. Наконец пуговицы заканчиваются, и Асами распахивает халат, любуясь обнаженной грудью. На груди два шрама — один старый, один новый. Первый оставил глава То. Второй — он сам. Асами не трогает шрамы, он зажимает между пальцами правый сосок. Фейлон выгибается, дыхание становится неровным. — А теперь открой глаза, — говорит Асами. — Посмотри на меня и скажи. Чего ты хочешь? — Чтобы ты меня трахнул, — отвечает Фейлон быстрее, чем его голова может осознать. Снова закрывает глаза и смеется. — Это и так было очевидно. — Врешь. — Асами наклоняется, чтобы обвести сосок языком. — Иначе ты бы ответил сразу. Фейлон выскальзывает из-под него, для того чтобы быстро выпутаться из одежды и лечь удобнее, расположившись головой на подушке, закинув руки за голову. Смотрит с ожиданием, почти спокойно, разве что горящие щеки выдают волнение. Предлагает себя. Асами смотрит, прослеживает взглядом тонкие запястья и сильные, тренированные руки, хрупкие на вид ключицы и мышцы на груди, подтянутый, поджавшийся живот и тонкую полоску черных волос посередине, сбегающую к паху. Фейлон уже возбужден, он не стесняется этого, но и не выставляет напоказ. Заигрывает. — Ты красивый, — говорит он, потому что ему нужно что-то сказать, а не смотреть молча и не предпринимая ничего. — Рад, что ты заметил, — Фейлон улыбается, прогнувшись в пояснице. — Долго ты будешь там сидеть? Асами мотает головой и сдерживает порыв потереть глаза. Дело-то простое, знакомое. Чего он медлит? Он расстегивает собственную рубашку под взглядом Фейлона — тот смотрит пристально, но Асами теперь чудится насмешка на ярких губах. Снимает с плеч и откидывает в сторону, затем избавляется от брюк и ложится сверху, накрывая Фейлона своим телом. И целует, кусая губы. Фейлон подается навстречу и осторожно обнимает за шею. Гладит по спине сверху, останавливаясь там, где начинаются бинты. Трогает лопатки и плечи, шею сзади, забирается пальцами в волосы на затылке и снова спускается к спине. Знакомится наощупь. И успокаивает. Асами только теперь замечает, что сам он напряжен, и тоже пытается расслабиться. По крайней мере, поцелуи становятся медленнее и глубже, Асами сам подстраивается под чужой ритм — движения рук, вздохи, сердцебиение. Он гладит по ребрам и животу, опускает руку еще ниже, и горячий, напряженный член сам ложится в ладонь. Фейлон смеется — Асами не понимает, что в этом можно найти смешного, — но смех тут же переходит в стон, и Фейлон раздвигает ноги шире. Каждое его движение, каждый звук бьют точно в цель — в пах Асами. Он прикрывает глаза и глубоко вздыхает. Отпускает губы и кладет кружащуюся голову рядом с головой Фейлона, прижимается губами к уху. Тянет зубами мочку и слышит еще один стон. Не может отказать себе в удовольствии и повторяет, продолжая ласкать рукой. Наслаждается близостью, как это ни странно. Так хорошо — лежать почти спокойно, прикусывая чувствительную мочку, вылизывать кончиком языка мягкую впадинку за ухом, целовать шею рядом, губами чувствуя стоны в горле. Ласкать рукой. Что-то идет не так, и Асами пытается понять, что именно. С Фейлоном непросто. Его нельзя так же, как остальных, загнуть под себя и вставить, не слушая возражений. Хотя бы потому, что Фейлон не станет возражать. Фейлон непонятный. Он позволяет все, и то напрягается, то расслабляется. Сейчас он ловит ртом воздух и жмурит глаза, продолжает гладить по спине, теперь уже не пальцами, а раскрытыми ладонями, как слепой, который наощупь ищет дорогу. Асами пробует двинуться дальше и спускается ниже по груди — пальцами, губами, языком. Целует втянувшийся живот, разводит Фейлону ноги еще шире, и берет в рот. До слуха сквозь шум в ушах доносится стон, громкий и слишком короткий, будто Фейлон закрыл сам себе рот рукой. Асами прерывается и смотрит вверх — никакой руки у лица нет, Фейлон смотрит в сторону, а затем расслабляется снова, падает на подушку и тянется к Асами, вырисовывает что-то кончиками пальцев у него на лбу. Асами ловит прикосновение, запрокидывает голову, чтобы пальцы легли на его губы. Кусает подушечки, пальцы теперь гладят по губам. — Мне нравится слышать, как ты стонешь, — говорит он, прежде чем продолжить. Опускает голову, тяжелая головка ложится на язык. Что-то продолжает идти не так, и хорошо, что у Асами хватает техники, чтобы Фейлон этого не заметил. Пока. Дело не в ранах и не в слабости. Что-то мешает внутри него самого. Нужно думать, причем очень быстро. Что с ним не так? Одна часть Асами думает, другая часть — наслаждается тем, как Фейлон выгибается на кровати, впивается пальцами в пышное одеяло, гладит по животу и груди себя, гладит плечи и шею Асами, вплетает пальцы в короткие волосы. Бедра двигаются часто и судорожно, уже скоро. Асами поднимается и ложится сверху снова, около уха слышит разочарованный стон. Находит губы и целует их. — Подожди, — говорит он, наощупь находя под подушкой тюбик. Фейлон раздвигает ноги еще шире и сгибает в коленях, открывается, приглашает и позволяет. Асами удерживает себя на одной руке и нависает сверху, смотрит в лицо. Фейлон смотрит на него и лишь едва морщится, когда в него проникает два пальца. Асами продолжает смотреть, будто лицо Фейлона способно хоть как-то ему помочь. Он толкает пальцы глубже и резче, и теперь складка между бровей становится заметнее. Плохо, очень плохо. Асами злится, но не на Фейлона, а на себя. Он ложится сверху, снова целует за ухом, пальцы теперь лишь дразнят, погружаясь совсем неглубоко. Когда он пообещал сегодня трахнуть Фейлона, он и не думал, что с этим возникнут проблемы. Но остановиться сейчас… Фейлон поднимет его на смех. Да он и сам кого угодно поднял бы. Фейлон гладит по спине, перебирает волосы на затылке, и это молчаливое понимание еще унизительнее. Конечно, он может выкрутиться. Сказать, что Фейлон его не возбуждает. Сказать снова, что он недостаточно хорош. Фейлон поверит. — Асами… — зовет его Фейлон и сам целует в щеку. Асами стискивает зубы так, что они вот-вот раскрошатся. Асами мрачно смеется, когда находит ответ. Он касается уха губами и говорит тихо, почти шепотом: — Знаешь, почему я остановился тогда? Не хватило духу. Думал, что дров наломаю с тобой и не выберусь из-под этого завала. Есть разница между тем, чтобы поиграть и остаться на поверхности, и тем, чтобы увязнуть с головой. Можно трахать налево и направо тех, кто не волнует, но всегда остается какое-то чувство самосохранения. Оставалось. Он не видит лица Фейлона и не хочет смотреть. Наверное, Фейлон в душе должен хохотать, если снаружи он этого не делает. И кажется, глубже падать уже некуда. Асами кусает губы, затем кусает шею Фейлона, слышит сдавленный вздох, который переходит в стон. Этот стон становится катализатором. Асами целует шею, зализывая место укуса, и снова спускается ниже по груди, не поднимая головы. Ему очень не по себе сейчас. Если бы он случайно оказался голым на улице в людный день, ему не было бы так не по себе. Как будто он случайно снял с себя кожу. Но если уж он это сделал, то… Все-таки ему очень хочется. Ему придется посмотреть в лицо Фейлону, но пусть это будет не сейчас, немного позже. Асами быстро спускается вниз и снова берет в рот член и одновременно вталкивает пальцы. Он надеется, что не делает больно сейчас, больше всего ему хочется, чтобы Фейлону было хорошо — с ним, под ним. И судя по звукам и мечущимся рывкам, когда Фейлон не знает, куда деться, чтобы получить больше, он добивается своего. Первым не удерживается он, и уже плевать на то, как он посмотрит Фейлону в лицо. Ему хочется так, что все внутренности скручивает, член пульсирует, и кажется, что ему пары толчков хватит. Фейлон гладкий, скользкий, тесный внутри. Асами хватает ума и последних крупиц выдержки, чтобы не вломиться одним движением, а входить медленно, постепенно, нависая над Фейлоном и глядя ему в глаза. Ловя каждый оттенок, каждый взмах ресниц и морщинки в уголках глаз. Он думал, что Фейлон будет торжествовать — он ошибался. Фейлон плавится, глаза затуманены и почти не видят, каждый выдох вырывается со стоном. Ему хорошо, определенно. И Асами больше не сдерживается. Снова становится паршиво — потом, после того как он кончает. Фейлон кончил за несколько мгновений до него. Асами думает с мрачным юмором, что, по крайней мере, свое обещание он исполнил. Но, возможно, ему стоило все же остановиться. Он наговорил столько лишнего, что назад уже не отмотать. Сможет ли он иметь дело с тем, что получилось? Разве у него есть варианты? Нужно сказать что-то, но слов не находится. Он может только обнимать Фейлона и гладить по спине. Тот тоже молчит, прижимается носом к его шее. Интересно, неужели ему так же неловко, как и Асами сейчас? Да нет, у него нет повода. — Мне нужен шанс, чтобы отыграться, — говорит Асами. Даже звучит отвратительно. Он замолкает. — Отыграться? — переспрашивает Фейлон, смотрит на него с недоумением. Асами скрипит зубами так, что его должно быть слышно даже на улице. — Я могу лучше. Фейлон мотает головой и целует в шею. — Ты можешь, — улыбается он. — Но намного интереснее видеть было, чего ты не можешь. Второсортная любовная история, так ты сказал? От его довольного вида, от улыбки, которую Фейлон даже не сдерживает, Асами тошнит. Но Фейлон щурится, прикрывает глаза, щекочет ресницами — и не смотрит тоже. Этого Асами достаточно сейчас, чтобы почувствовать себя хоть немного спокойнее. Все же не он один чувствует себя не в своей тарелке. Он не знает, что делать с Фейлоном сейчас. — Успокойся, — слышит он. — Или тебе тоже нужна помощь с тем, чтобы расслабиться? Асами не нужно больше никакой помощи, ни от кого. Он мотает тяжелой головой. Он может только обнимать, прижимая к себе. Слушать свой пульс и пульс Фейлона, свое и его дыхание. Фейлон находит его руку сам и переплетает пальцы. Он давно так хреново себя не чувствовал — наверное, никогда. Но дыхание успокаивает. Фейлон целует грудь — долго, не отрывая губ. Затем прижимается щекой. Затем Асами слышит усмешку, но невеселую. — Кажется, сегодня здесь главный эгоист — это все-таки я. Лежи. Фейлон начинает выпутываться из его объятий, скидывает с себя руку, несмотря на то, что Асами не хочет отпускать. Только когда он пытается заговорить и чувствует, что язык сухой и прилип к небу, он понимает, что с ним что-то не так помимо фантомной боли в сердце. Асами приподнимается на локте и наблюдает, как Фейлон накидывает на плечи свой халат, не оглядываясь на него. Кажется, Фейлон все-таки разочаровался в нем — более чем закономерный результат. Когда столько времени видишь в ком-то своего кумира, разочарование оказывает неизбежным и болезненным. И судя по всему, Асами видел такого человека в самом себе. Ну, и кто сегодня побил рекорды эгоизма? Он смеется хрипло, и Фейлон быстро оборачивается к нему. Смотрит. Качает головой, поджав губы. Волосы, которые обычно стекают по плечам жидким черным шелком, сейчас растрепаны и торчат во всем стороны. — Лежи спокойно и не двигайся больше, — говорит он сухим голосом. — Я вернусь через пару минут. — Дела? — спрашивает Асами едко. — Одно дело, — кивает Фейлон и отворачивается. Асами смотрит ему вслед, наблюдает, как увеличивается с каждым шагом расстояние между ними. На полпути Фейлон зачем-то присаживается возле стоящего посреди комнаты кресла, затем снова встает и уходит, скрывается за дверью. Асами падает на кровать, жмурится. Да, теперь до тела доходит все, и он чувствует, как болит и кружится голова, как тянет и дергает раны от малейшего движения. Наощупь он трогает бинты – они мокрые от крови. Плохо. Фейлон возвращается с подносом в руке и присаживается перед кроватью, ставит поднос на пол. На нем — два шприца, наполненных чем-то, и россыпь таблеток. — Что это? — спрашивает Асами. Фейлон не смотрит на него, просто берет в руку один из шприцов. Асами думает, что это могла бы быть эвтаназия, но вслух он этого не скажет. Если это шутка, то глупая, а если нет… — Жаропонижающее и снотворное. Чтобы ты вырубился минимум на день и, как ты красиво выразился, не наломал дров еще больше. Дай мне руку. Асами протягивает руку. Один укол в плечо, второй — вену. В вену пошло снотворное, потому что сознание начинает уплывать сразу, хоть Асами и цепляется за него. — И последнее, — говорит Фейлон. Асами следит, удерживая тяжелые веки открытыми, как Фейлон берет в рот пару таблеток, приближается к нему и целует, языком пропихивая лекарство в рот. Поцелуй горький. Асами глотает эту горечь быстрее, но она все равно остается во рту даже тогда, когда Фейлон отрывается от него и поднимается на ноги. — Спи, — говорит он. Асами все еще пытается держать глаза открытыми, но его веки сейчас послушны Фейлону больше, чем ему. Если бы он мог, он бы посмеялся. — Акихито, можешь выходить. Асами уже не может увидеть, но он слышит, как кто-то второй подходит к кровати и встает рядом. Акихито, кто же еще. — Что с ним? — спрашивает он. В голосе тревога, но не слишком сильная. — Перестарался, — говорит Фейлон задумчиво. — Все же я приехал рано. «Если бы ты приехал позже, ты уже не застал бы меня здесь», — думает Асами. Фейлон вздыхает. — Выпьешь со мной? Все равно сейчас ему мы не нужны. Асами хотел бы возразить, в основном — только из принципа. Но он уже соскальзывает в сон. Он успевает почувствовать только, как его лба касаются пальцы, отводят с лица упавшую челку. Чьи это пальцы, он разобрать не может. Когда он приходит в себя снова, за большими окнами темно. Стоит ночь. Вокруг тишина, рядом нет никого. Во рту сухо, и когда Асами открывает глаза, кажется, будто в них насыпали песка. Но в остальном — он в порядке. Он осторожно садится – все тело дергает от боли, и он глотает пару таблеток из пачки на столике рядом с кроватью. В ванной комнате, отделанной белым мрамором, с удовольствием засовывает голову под кран с холодной водой, чтобы проснуться окончательно. Поднимается и, опираясь о прохладный камень руками, смотрит на себя в зеркало. Под глазами темные круги, лицо белое, бледные даже губы. Кажется, дальше падать уже действительно некуда, и Асами предпочитает об этом не думать. Перед тем, как уснуть, он слышал Акихито. Он был в комнате? Как долго? Но зато понятно, почему его нет рядом. Вряд ли теперь и он тоже хочет видеть Асами. Стоп. С этими мыслями нужно завязывать, и как можно скорее. Он может что-то изменить? Он будет иметь дело с этим. Асами накидывает на плечи халат, на ходу завязывает его на поясе и выходит из комнаты. Ему нужно найти Акихито. Слух приводит его туда безошибочно. В гостиной на этаже ниже бормочет телевизор. Акихито опять что-то смотрит. Когда Асами оказывается в дверях, он останавливается. На диване он видит Акихито — спящего на плече у Фейлона, привалившегося к нему щекой. Фейлон, должно быть, услышал шаги уже давно, и теперь он смотрит на Асами. В комнате темно — только голубой свет, льющийся с экрана. У Акихито растрепанные волосы, на нем новая цветная футболка и джинсовые шорты до колена, из которых торчат узкие стройные лодыжки. У Фейлона сегодня волосы снова волосок к волоску, но вместо привычного китайского халата или рабочего костюма на нем тонкая белая рубашка, расстегнутая до середины груди, и темно-синие джинсы. Фейлон кивает ему, головой указывая на место рядом с собой. Послушаться и сесть рядом — глупо. Садиться на расстоянии или уходить сейчас — еще глупее. Асами все же останавливается на первом варианте. Он опускается рядом с Фейлоном, и некоторое время они оба следят за происходящим на экране. По крайней мере, Асами пытается это делать, а Фейлон ему не мешает. На экране старый фильм — цветной, но краски блеклые, будто выгорели с того года, когда пленка была записана. Какие-то европейцы, две женщины и один мужчина, выясняют отношения на английском все десять минут, пока Асами смотрит на них. — Ты понимаешь, что там происходит? — спрашивает Асами, потому что ему кажется, что он в зоопарке наблюдает за вольером с каким-то неизвестным ему прежде видом животных. — Примерно, — отвечает Фейлон с усмешкой. — По крайней мере, понимал, пока ты не пришел. Мне нравится видеть, что есть люди, у которых эмоций еще больше, чем у меня. Это успокаивает. Асами не знает, что на это можно ответить. — Неудивительно, что Акихито уснул, — переводит он тему. — Акихито устал за день, — отвечает Фейлон. — Мы с ним и с Тао сегодня были в Диснейленде. Я увез его, чтобы он не мешал тебе спать. Асами хмыкает, качает головой. Диснейленд, чтоб его. Акихито обожает все это, такой ребенок до сих пор. Асами удивляется, как такое возможно — тоже до сих пор. Ночами он просыпается от кошмаров, а днем бегает с камерой на перевес, юный исследователь достопримечательностей Гонконга. Асами закидывает руку на спинку дивана и протягивает в сторону, чтобы погладить по мягким, торчащим в стороны волосам — легко, стараясь не разбудить. И оставляет руку, касаясь кончиками пальцев теплой шеи. Присутствие Акихито успокаивает, даже когда он спит. А может быть, особенно — когда он спит. — А еще ты подпоил его, — говорит Асами, отметив два пустых стакана и пустую бутылку коньяка на столике неподалеку. Фейлон только хмыкает невнятно в ответ. — Как ты объяснил ему? Фейлон качает головой и опускает затылок на руку Асами. Затылок давит в сгиб локтя теплой, приятной тяжестью. — Акихито — умный мальчик, — отвечает он. Сразу понял, о чем идет речь. — Или со стороны все заметнее. Ему не нужно было объяснений. А может быть, это профессиональный рефлекс, — Асами слышит усмешку, — видишь что-нибудь необычное — хватайся за камеру. Кстати, фото, которые он успел сделать, я выкупил. Пленка теперь моя. Асами хмыкает. Потом не удерживается и смеется, откинув голову. Узел, стянувший грудь, давит чуть слабее, и дышать становится легче. Хочется поцеловать Фейлона. Или Акихито. Или обоих разом. — За сколько? — спрашивает Асами, повернув голову, чтобы видеть профиль Фейлона. Он никогда не был эстетом, но вокруг него всегда ошивались красивые люди. Но Фейлон не просто красивый – он завораживает. Асами не мог отвести от него глаз и семь лет назад, и сейчас. Фейлон моргает, длинные мягкие ресницы целуют темные круги под глазами. Фейлон, кажется, не спит вторую ночь — из-за него? Или есть еще какие-то проблемы? Нет, это вряд ли, тогда бы он не пил две ночи подряд. — Ты все о деньгах… — тянет Фейлон и поворачивает голову. — Мелочь, тысяча долларов. Глаза Асами теперь — прямо напротив глаз Фейлона. — Действительно, мелочь. Если представить, сколько могли бы стоить эти снимки... — И вдобавок — фотоаппарат, которым он это снимал. Новая модель, бесшумный объектив, куча каких-то настроек… Акихито понравился. Я предлагал подарить, но он не берет дорогие подарки, даже от меня. Ну а так вышло, что честно заработал. Асами молча кивает. Переводит взгляд с глаз на губы. От Фейлона пахнет коньяком, хоть он и кажется совершенно трезвым. Научился пить. Сколькому он успел научиться… Вкус на губах еще остался? Асами совсем не против попробовать алкоголь хотя бы так. — Мы уезжаем завтра утром, — говорит он. Фейлон прикрывает глаза и кивает — тоже молча. — Завтра утром? — слышит Асами голос Акихито и улыбается. Его все-таки разбудили. — А мне почему не сказал? Я тут только начал… — Если хочешь, можешь остаться, — говорит он, поглаживая теплую шею, теперь уже так, чтобы Акихито точно почувствовал. Фейлон лежит на его руке с прикрытыми глазами и улыбается. — Вот еще! — Акихито фыркает недовольно. — Я хочу с тобой. — Ты должен мне фото, — говорит Фейлон. — Если уж ты проснулся, то будь добр, займись ими. Успеешь за ночь? — Да-а… — Акихито зевает. Он тянется и поднимается на ноги, встает напротив него— напротив них — с руками на поясе, полностью загораживая собой экран. Асами тянется вперед, хватает его за запястье и роняет к себе — к ним — на колени. Накрывает рот поцелуем — теперь Акихито отвечает сразу, не задумываясь, не пытаясь сопротивляться. Он сонный, горячий, от него тоже пахнет коньяком, но слабее. Краем глаза Асами видит, как Фейлон ведет ладонью по спине, останавливается на талии. Не сегодня. Жаль, что не сегодня. И Асами даже предположить не берется, когда выпадет возможность. Акихито выпутывается из их рук. — Выпью кофе и буду как новенький, — шутит он неловко и смеется — коротко и еще более неловко. — Займусь делом. Когда он уходит, температура в комнате падает на десяток градусов. — Аэродром недалеко, в паре километров. Не тревожь Киришиму ночью, я дам самолет. Асами кивает. Говорить не о чем. Тот вопрос, который необходимо разрешить, требует не обсуждений. Асами подхватывает голову Фейлона за затылок и целует. На пробу, потому что нужно с чего-то начинать. Губы пахнут алкоголем и чем-то сладким. Фейлон такой мягкий на вид, но губы жесткие, неподатливые. Но он отвечает — тоже осторожно. Следующий ход за ним, и он тянет Асами в сторону, ложится сам и укладывает его на бок рядом с собой. Их лица все еще друг напротив друга, даже теперь, когда они переместились из вертикального положения в горизонтальное. Кажется, фильм закончился — Асами больше не слышит пустых разговоров на фоне, да и света стало меньше. Фейлон тянется к нему и целует щеку, крыло носа, уголок губ. Останавливается так. Асами зарывается пальцами в волосы на затылке. Кто еще из глав мафиозных кланов может похвастаться такими роскошными длинными волосами? Кто еще осмелится? Хочется сказать Фейлону, как он хорош, как он стал хорош, но у Асами нет для этого подходящих слов. Те, которые приходят в голову, звучат плохо — свысока, как будто Асами до сих пор должен оценивать его, как ребенка, которому преподносит урок. Но ему так сильно нравится видеть в Фейлоне равного, что похвалы умирают в голове, не добравшись до кончика языка. — Впервые вижу тебя в такой одежде, — говорит Асами, целуя щеку, добираясь губами до уха. В прошлый раз он выяснил, что Фейлону нравится, когда касаются его ушей. Он осторожно прикусывает мочку. — Не в костюме же мне идти в Диснейленд, — отвечает Фейлон. — На меня и так оглядывались. — Я бы тоже оглянулся, если бы увидел такую задницу. Рубашку. Грудь в вырезе. Волосы, — перечисляет Асами, поглаживая большим пальцем за ухом. Фейлон улыбается, щурит глаза. В груди растекается жидкое тепло. — Ты в таком виде выглядишь моложе лет на десять. Мальчик-супермодель. Только взгляд слишком расчетливый для модели. Фейлон смеется, кладет руку ему на пояс, притягивая к себе. — У тебя сомнительные комплименты, Рюичи. Собственное имя как удар под дых, вышибает воздух из легких, а из головы — все мысли. Голос у Фейлона мягкий, но мягкие удары — самые сильные. Асами дотягивается до его губ и целует, а затем Фейлон перехватывает инициативу. Они лежат на диване перед телевизором и целуются. Долго, не отрываясь, не прерываясь больше на разговоры — так выходит даже лучше. Фейлон расслабляется наконец, его губы становятся совсем мягкими и податливыми. Он обнимает свободнее, гладит уже везде, куда дотягиваются руки, и тело Асами выгибается само, когда пальцы задевают больные места — выгибается и прижимается теснее. Фейлона не хватает надолго — он первый начинает тереться, вскидывать бедра, стонет в поцелуй, пока еще тихо, но Асами слышит, чувствует вибрацию на языке, на губах, в горле. Это настолько нелепо, что Асами не выдерживает и смеется, опуская ладонь Фейлону на зад. Поглаживая по кругу. Фейлон смотрит на него, глаза снова мутные. Хмурится недовольно. — Что? — спрашивает он, поджимая губы. — Ты когда-нибудь в детстве обжимался так с кем-нибудь? — спрашивает Асами, голос у него становится ниже на несколько тонов, стоило ему только представить себе эту картинку. — Ну, знаешь, обычные школьные вечеринки, куча народу, все пьяные, рядом диван и симпатичная задница, или личико, или все вместе… А ты еще настолько не уверен в себе, что можешь только тискаться и забираться в штаны руками. — Я похож на идиота? — Фейлон выразительно приподнимает бровь и царапает плечи Асами — руками он уже давно пробрался под ворот халата. — Нет, конечно. — Очень жаль, — Асами сжимает руку на ягодице. — Но не беспокойся, сегодня я помогу тебе наверстать упущенное. Фейлон смотрит на него удивленно округлившимися глазами. А затем начинает ржать. Наблюдать за этим Асами тоже нравится, но недолго. Целоваться с Фейлоном намного интереснее, чем смотреть, как он хохочет. Он все-таки нависает сверху, раздвигает бедра коленом, и Фейлон выгибается, прижимается и трется пахом, твердым членом. Запрокидывает голову, открывая белоснежное горло, сглатывает. Асами прижимается к белой коже под челюстью губами, вдыхает запах, здесь он чувствуется острее всего — теплая кожа, немного горьких духов, немного пота. Он целует под подбородком с другой стороны, водит носом по мягкой коже, пытается почувствовать запах сильнее. И запомнить его. Фейлон опускает голову, они сталкиваются губами — снова. Асами сначала пытается удерживать себя на весу, подставив локоть, но неудобно, и он ложится сверху всем своим весом. Конечно, Фейлона он не раздавит, но тот почему-то именно сейчас кажется хрупким — еще более хрупким, чем обычно. Но Фейлон только вздыхает довольно ему в губы. И продолжает тереться. Асами кажется, что он проваливается — куда-то. Там нет ничего, только тихие вздохи и движения бедер, и жаркие губы, которые целуют неровно. Он ненадолго открывает глаза, чтобы увидеть лицо Фейлона. Он боится встретиться взглядами, но Фейлон не смотрит, его глаза закрыты. Его руки закинуты за голову, он держится за мягкий подлокотник кожаного дивана, на внутренней стороне предплечий напрягаются и проступают жилы — рядом с полосками вен, серыми в тусклом свете, едва различимыми. Фейлон расслаблен. Фейлону хорошо. Асами понимает это не умом, а каким-то шестым чувством, и не хочет спугнуть момент. Не испортить, а с Фейлоном так легко испортить все одним неверным движением. Поэтому лучше не двигаться резко. Только немного помочь с ширинкой на джинсах и обхватить рукой, даже не пробираясь под тонкую ткань белья. Фейлон такой горячий, что эта задача кажется сложновыполнимой. Но Асами любит сложные задачи, и он справляется. Фейлон продолжает мягко раскачиваться, как волны, набегающие на берег, только теперь он толкается в руку Асами. Асами следит за лицом — оно тоже расслабленно, только губы время от времени раскрываются чуть шире, выпуская шумные выдохи и едва слышные стоны, когда Асами сжимает пальцы. Асами думает, что после этих дней видеть губы Фейлона обычными, не мокрыми и налившимися кровью от поцелуев, будет странно. Поэтому сейчас ему нравится наблюдать. Он предвидит скорый отъезд. Он не хочет заканчивать. Но все же заканчивает вовремя, чтобы не перегнуть. Фейлон стонет чуть громче, чем раньше и выгибается, Асами успевает подхватить его рукой под поясницей и прижать к себе в последние моменты, пока тот выплескивается в его руке. Потом Фейлон переводит дыхание и все еще не спешит открывать глаза. Асами приходится погладить его по щеке, чтобы он посмотрел на него. Фейлон не хочет, долго сопротивляется, но все же поднимает веки – тонкие, как лепестки, с голубыми прожилками вен. И улыбается Асами. — Ты меня разбудил, — говорит он. Асами вздергивает одну бровь. — И часто ты спишь таким образом? — спрашивает он. И только теперь понимает, что Фейлон, быть может, действительно отключился ненадолго после двух дней без отдыха. — Не часто, — Фейлон качает головой и легко толкает Асами в плечо, чтобы тот поднялся с него. — Хочешь прогуляться? — спрашивает он, садясь на диване, моргая, потягиваясь. «Куда?» — этот вопрос рождается в голове первым, и хорошо, что Асами успел поймать его, обдумать и отмести, как неважный. — Хочу, — говорит он. — Тогда оденься и спускайся вниз. Я приведу себя в порядок и подгоню машину. И все-таки он спрашивает, чтобы знать, как одеться, как он должен будет выглядеть. И нужно ли брать ли с собой чертову трость. — Куда? Фейлон оборачивается к нему, джинсы он даже не потрудился застегнуть. — На пляж, — отвечает он. Когда Асами спускается к крыльцу, одетый в джинсы и широкую белую футболку, Фейлон уже ждет его, прислонившись бедром к глянцево блестящему черным низкому капоту, скрестив на груди руки. На нем та же самая рубашка, теперь застегнутая на пару пуговиц выше, и новые джинсы — светлые, почти облегающие ноги. Асами смотрит на него несколько мгновений, не торопясь спускаться со ступеней. Через некоторое время Фейлон прекращает делать вид, что осматривает собственный двор, освещенный яркими снопами света от фар, и поворачивает голову к Асами. Асами кажется, что он попал внутрь сна, и этот сон все никак не закончится. Может быть, Фейлон перебрал со снотворным? Или он до сих пор находится в клинике, и все это — лишь продукт работы его воспаленного мозга. Но он почти уверен, что его мозг ни за что не создал бы сам такую странную картинку. Небо темное, звезды на нем светятся ярко, Асами узнает знакомые очертания созвездий: Волопас с сияющим Арктуром, полумесяц Северной Короны. Они далеко от Гонконга — свет, поднимающийся над городом ночью, не достигает этих мест. Пахнет влагой и зеленью тропических лесов, прелой землей — ночью все запахи становятся еще отчетливее. «Вот из такого леса однажды и выползла эта змея», — думает Асами, спускаясь по ступенькам. — Ты решил продемонстрировать мне все красивые вещи, которые у тебя есть? Фейлон оглядывается на машину, гладит взглядом покатый приземистый силуэт, похожий на большую черную кошку, готовую к прыжку, но спереди тяжелый силуэт быка в золотом треугольнике. Машина маленькая, почти игрушечная, если сравнивать с теми, которые выбирает Асами. — Купил когда-то, а за руль ни разу не садился, — говорит Фейлон, обходя машину. — Решил исправить заодно и это. — Я не о ней, — Асами качает головой. Фейлон оборачивается к нему резко. Прикрывает глаза. Асами даже видит, как поднимается и опускается грудная клетка при вздохе. — А, — говорит Фейлон. — Садись. Он указывает головой на переднее сидение. Асами проглатывает насмешливое «Сам Лю Фейлон будет сегодня моим водителем». Молча садится туда, куда ему указали. Его пригласили. В салоне пахнет кофе. На его сидении стоит кружка, бумажный пакет с какими-то сладостями и пачка сигарет. Фейлон падает на соседнее сидение. — Решил, что тебе стоит перекусить, — говорит он. — Акихито был хорошим мальчиком и сварил кофе на всех. Или себе, но на всю ночь. — А сигареты? — спрашивает Асами, усаживаясь рядом осторожно. Фейлон поворачивает к нему голову и улыбается. — Просто так. Чтобы тебе понравилось. — Мог бы взять что-нибудь выпить. — Нет, — Фейлон поворачивает к нему голову. — Ты нужен мне трезвым. Фейлон неторопливо выводит машину за ворота поместья и сразу же вдавливает педаль газа, и машина набирает скорость, близкую к гоночной на трассе. Асами медленно пьет горький черный кофе и с наслаждением курит в окно — первая сигарета, вторая, третья. Пакет со сладостями он закинул на заднее сидение. Теплый ночной ветер врывается в салон, треплет волосы. Асами смотрит на Фейлона, его волосы тоже бьются в потоках ветра. Улыбается. Привычные стимуляторы действуют, как надо, и в голове постепенно проясняется. Асами думает, наблюдая в окно за проносящимися мимо редкими машинами и неподвижной темной гладью воды в бухте. Может быть, он все-таки умер. Может быть, после смерти действительно существуют ад и рай? Тогда он точно попал в ад, но пока что в этом аду не так плохо, как кажется. Может быть, Фейлон попал в этот же ад. Это было бы довольно забавно. Машину почти не заносит на поворотах, Фейлон отлично владеет скоростью. Даже после алкоголя и почти бессонной ночи. — Давно ты так гоняешь? — спрашивает он, закрыв окно, когда ветер в лицо начинает раздражать. — Лет семь, — отвечает Фейлон. Асами хмыкает. Почти сразу после их знакомства. После тюрьмы. Мальчику нужно было куда-то слить злость и адреналин, выпустить их из себя понемногу. И отработать рефлексы заодно. Молодец. — Я знаю, что могу впечатлять, но удивлен тому, что настолько. Фейлон смеется и вдавливает педаль еще сильнее. Может быть, он хочет, чтобы они разбились вместе? Нет, вряд ли. Фейлон совсем не похож на самоубийцу. А на кого он похож? «На расчетливого дельца, — приходит в голову ответ, и по спине впервые за все время, пока он здесь отдыхает, ползут мурашки. — Ты научил меня всему, — кивает Фейлон. — Был тем идеалом, к которому я карабкался наверх. — Ты перестарался, — говорит Асами. — Не знаю, — Фейлон качает головой. У него такой спокойный голос, и руки держат руль мягко, почти ласково, готовые повернуть в нужный момент. — Разве с этим можно перестараться? Асами не отвечает. Фейлон прав, конечно же. Вместо этого он спрашивает: — Ты правда уснул сегодня? Фейлон улыбается. Не отвечает долго. Асами думает, что вопрос так и останется без ответа, но все же слышит тихое «Нет». Это похоже на американские горки, которые так любит Акихито, только перепады здесь намного круче и скорость больше, и если не успеваешь лавировать, то свернешь шею на первом же повороте. Эти перепады настроения от мягкой расслабленной ласки до холодной расчетливости и дальше, к смущению и неловкости. И Асами пока не знает, как трактовать это «нет», вариантов множество, и они постоянно перемешиваются, как в калейдоскопе, при каждом новом взгляде создавая новые картинки вероятностей. — Ты стал опаснее, чем я ожидал, — говорит он. Фейлон смеется. — Рад, что ты заметил. Асами смотрит в окно и тянется за новой сигаретой. Фейлон хорош, но… Впрочем, всегда есть какие-то «но», должно ли Асами быть до них дело? — Сбавь скорость, — говорит он. — Голова начинает болеть. — Стареешь, — отвечает Фейлон, но скорость все-таки сбавляет. Асами хмыкает. Он это еще припомнит, но не сейчас. Сейчас ему нужно подумать. Он слышал о таком виде змей, и может быть, даже вел с ними дела, но ни одной не приходило в голову тратить свой яд попусту, чтобы пробить его шкуру. Те, кто играют эмоциями, раскладывают их, препарируют, работают с ними, владеют ими — чужими, и, что более важно, своими. Он помнит, как Фейлон плакал, когда умирал его отец, как злился на брата, как не мог усидеть на месте и лез в приготовленную для него ловушку с приманкой. Сейчас… Он не знал, что чувствует Фейлон, совершенно, абсолютно. Асами легко мог допустить, что сыграть Фейлон сумеет все, что угодно — от горячей любви и смущения до холодности и ненависти. И выглядеть это будет правдоподобно. И он, Асами, рискует оказаться той куклой, которую дергают за ниточки привязанности. Или не окажется, срываясь с этих нитей вместе с мясом. Ему не нравится ни один из вариантов. Вот поэтому он и выбрал Акихито — тому и в голову не придет манипулировать его чувствами. — Как ты добился помощи от Арбатова? — спрашивает Асами, почти уверенный, что знает правильный ответ. Асами помнит, что эти двое прибыли на склад вместе, в одной машине. Тогда ему было не до того, чтобы разбираться в новой расстановке сил и причинах этого неожиданного альянса, а сейчас он вспомнил — и зацепился. — Он, в отличие от тебя, отказался от оплаты услуг деньгами, — отвечает Фейлон, чуть подумав. — И он давно вился за мной хвостом. Сложишь два и два? Асами смеется. Во рту становится горько, а в груди тяжелеет. — Я предполагал. Очень хорошо, Фейлон. Сначала ты прибрал к рукам Арбатова, потому что он давно тебя хотел. Теперь ты хочешь прибрать к рукам меня. Для чего? Чтобы самоутвердиться? Тебе еще не надоело? Ты держишь под собой весь Гонконг и все еще пытается мне что-то доказать? — Ты все не так понял, — уголки губ приподнимаются в улыбке. Фейлон на секунду поворачивается к нему, чтобы с этой самой улыбкой посмотреть на него из-под ресниц хитрым взглядом — ждет, что Асами разгадает загадку. Отворачивается. И съезжает с трассы к длинному песчаному берегу. На востоке уже светлеет небо. Машина останавливается, и они выходят на серый в лунном свете песок, мелкий, как пыль, который тут же забивается в обувь. Фейлон наклоняется, стягивает с узких ступней туфли и закидывает их в машину, оставаясь босиком. Кажется, Асами догадался. Чуть подумав, он следует примеру Фейлона и тоже снимает обувь. Он сейчас слабее, но у Фейлона нет при себе оружия, да драться врукопашную они не станут. Убить Асами легко и без этого: снайпер с винтовкой может поджидать за любым кустом у берега. Обувь тут не спасет, беги-не беги. Или, кто знает, какую дрянь Фейлон снова мог ему подмешать? Некоторые яды совсем лишены вкуса или горчат так же, как и кофе. «А я совсем не учусь на своих ошибках», — думает Асами, вспоминая чашку чая со снотворным, которым его Фейлон угощал совсем недавно. Что удивительно, эта мысль о собственной повторной оплошности даже не вызывает раздражения. Он просто дурак, наверное, но он не жалеет о ней. Неплохой способ отомстить ему. Добиться доверия и расположить к себе. Сделать вид, что больше они не враги, ведь Фейлон сам спас его от смерти и каждые сутки таскался в клинику, вытаскивая с того света. Потом — расколоть Асами изнутри собственным показательным выступлением, добиться откровенности, эмоций, взаимной симпатии, влюбленности — это можно называть как угодно, — дать шанс на последнюю сигарету и убить ночью, на побережье, залитом лунным светом. Красиво. Как раз в духе Фейлона. Второсортные романы про врагов, которые почему-то полюбили друг друга, но не настолько, чтобы наперекор всему миру быть вместе. Спасти – но только для того, чтобы расплатиться, рассчитаться со своими чувствами и своей совестью, а потом убить. Очень похоже на Фейлона. Тот, в конечном счете, всегда шел на поводу у эмоций. Да и в чем смысл сохранять Асами жизнь сейчас? Может быть, уговор с Арбатовым был и на счет его жизни тоже. А то, что начнет разваливаться, они быстро приберут к рукам и поделят между собой. Фейлон, конечно, отхватит себе больший кусок. Эта версия кажется Асами самой правдоподобной. Она ему даже нравится. Он даже гордится Фейлоном сейчас — немного. Самолет утром, чтоб его. Не звони Киришиме. Ты дурак, Асами, повелся так легко. Фейлон идет к линии прибоя первым, недалеко от воды садится на песок. Асами идет следом за ним, прохладные мелкие песчинки мягко перекатываются под босыми ступнями, в лицо дует соленый ветер. Вокруг тишина, только негромко шумят волны и ветер в листьях деревьев, оставшихся за их спинами. От луны, почти круглой, по темной воде бежит белая дорожка, добегает до самого берега и обрывается, будто зарывается в песок. Вдалеке сияют городские огни, за их спинами — желтый свет фонарей у стоянки. Асами усаживается рядом и закидывает руку на плечо Фейлону, прижимает к себе. Фейлон уже привычно переходит из напряжения в расслабленность, кладет голову на плечо. Асами целует висок, находит мягкие губы, приоткрытые для поцелуя — Фейлон ждет. — Уже пожалел, что согласился поехать сюда? — спрашивает Фейлон тихо. И добавляет: — Если бы я был на твоем месте, я бы пожалел. Асами трется носом о его голову, волосы мягкие, пахнут чем-то горьковато-сладким, но совсем легко, почти незаметно. Хочется уловить запах, распробовать, понять, но он не дается. — Какой смысл прятаться в твоем же доме, на твоей земле? — говорит он. — Если ты хочешь избавиться от меня, ты сможешь сделать это где угодно. Место не имеет значения. А здесь хотя бы красиво. Фейлон улыбается, жемчужно-белые зубы поблескивают между темных губ. — Не думал, что ты принимаешь смерть так легко. Асами пожимает плечами. Ему почти не страшно, и его спина пока не чувствует черного отверстия дула, направленного в нее. Смешно. Ему в спину до этого стрелял сумасшедший Судо, влюбленный в него, а теперь очередь Фейлона? — Мне кажется, я был готов к этому сразу, как только согласился на твое предложение стать твоим гостем. Это было совершенной глупостью, но ты уже спас мне жизнь. Наверное, ты вправе ее забрать. Слова, которые Асами произносит, кажутся странными ему самому. На самом деле, он никогда не думал ни о чем подобном и уж точно не собирался оставаться в Гонконге трупом — до того момента, пока его босые ступни ни коснулись песка. — Философствуешь, — замечает Фейлон и сползает ниже, чтобы устроиться головой на его коленях, обнять руками за пояс. Здоровой рукой Асами опирается о землю, другой — перебирает волосы, мягкие длинные пряди, как шелковые нити, как тончайшая паутина, в которой увязает жертва. Чем больше бьешься, тем сильнее прилипнешь. — Может быть, скажешь, зачем? — спрашивает Асами. — Для чего? Фейлон поворачивается на спину, теперь он смотрит прямо на Асами. Асами склоняется над его лицом — расслабленное, тот же мягкий взгляд, та же улыбка, которая заставляет так красиво изгибаться губы и которая может означать что угодно. — А что ты можешь мне дать? — спрашивает Фейлон. — Ты был полезен, это правда. Ты был просто незаменим в прошлом. Потом ты приносил только боль. И еще неприятности, но на это я готов великодушно закрыть глаза, их приносят все. Асами смеется. — Чего ты от меня хочешь? У тебя уже есть все. Я могу тебе дать только это, — он обводит губы по контуру, ведет линию непрерывно, любуется. Фейлон вздыхает и снова поворачивается на бок, чтобы обнять за пояс. Асами чувствует сквозь тонкую ткань футболки его теплое дыхание. — Если бы я знал, чего я от тебя хочу, я сказал бы сразу, — наконец отвечает Фейлон. — А теперь ты мне просто мешаешь, как заноза в ноге, которая дает о себе знать при каждом шаге. На несколько мгновений этого мальчика, грустно свернувшегося на его коленях, становится даже жалко. Потом это проходит. — Фэй, — зовет Асами, поглаживая его за ухом. — Прекрати. Ты не котенок, которого нужно жалеть. Ты змея, которая хочет сейчас избавиться от конкурента и отхватить себе большой кусок. Какого черта ты ноешь на моих коленях, как тебе тяжело? Фейлон смеется и садится. — Потому что я идиот, — говорит он. — Был бы умнее, сделал бы именно так, как ты и говоришь. Когда еще выпадет такая возможность. Избавиться от тебя — это же как убрать наконец занозу и жить спокойно. Асами выдыхает только теперь. Не верит своим ушам. Голова действительно начинает кружиться, и он опирается о собственные колени, обхватывает их, чтобы не упасть. Значит, все-таки не зря он поверил… — Иди сюда, — говорит он Фейлону, освобождая место для него между своих коленей. Фейлона хочется обнимать и не отпускать от себя никуда, по крайней мере, на ближайшие несколько часов, пока Асами еще здесь. Фейлон хмыкает и садится туда, куда указал Асами, избегая того, чтобы встретиться взглядами. Асами обнимает, прижимает спину к своей груди, целует в шею сзади. — Ты лучше, чем я думал, — тихо говорит он на ухо. Фейлон мотает головой. Асами чувствует, как тяжело бьется его сердце. — Да нет, просто дурак. Спустя час небо становится совсем светлым, а затем из-за горизонта начинает подниматься солнце. Раскаленно-белый шар сначала выбрасывает острые лучи, затем показывается сам, светя все ярче, слепя глаза. — Время, — Асами говорит это первым, и Фейлон кивает. Когда они поднимаются, Асами замечает, как Фейлон вытирает глаза манжетами рубашки. — Солнце слишком яркое, — говорит он, пожимает плечами. — Ты с открытыми глазами сидел, что ли? — хмыкает Асами. — Пойдем. Он протягивает руку, и Фейлон, подумав, все же берется за нее. Назад они едут медленно — на дороге стало больше машин, но дело не в этом. Фейлон больше не хочет гнать. Он уже покрасовался. Асами дотягивается до заднего сидения и берет пакет, исследует содержимое — эклеры — и пихает в рот Фейлона первый попавшийся. Тот хмурится, но все-таки открывает рот, обхватывает пирожное губами и откусывает кусок. Асами смеется. — Ты сжимаешь зубы слишком устрашающе, — говорит он. Наклоняется, чтобы слизать с губ белый крем и отстраняется быстрее, чем Фейлон успевает ответить. — Следи за дорогой. — Определись сам, что я должен делать — следить за дорогой, есть пирожные или целоваться с тобой. Ты хочешь всего и сразу. — Можно подумать, что ты не хочешь, — парирует Асами. Смотреть за окно ему не интересно, и весь остаток пути он смотрит на профиль Фейлона и кормит его пирожными. Иногда целует. Асами не знает, стоит ли говорить о том, что занозы, которая так пугает Фейлона, нет уже давно. Асами подозревает, что Фейлон и сам знает об этом не хуже него. Когда они добираются до дома, небо уже сияет летней голубизной, и едва поднявшееся над горизонтом солнце уже начинает припекать. Вот поэтому Асами и предпочитал целыми днями оставаться в доме, где горячий и влажный воздух улицы охлаждают кондиционеры. Акихито сидит у крыльца на ступеньках, Асами видит его напряженную спину, которая расслабляется только тогда, когда Акихито находит его на переднем сидении рядом с Фейлоном. Когда Асами подходит, Акихито сжимает губы в тонкую нитку и отворачивается. Любимая игра — схватить Акихито, развернуть к себе одним рывком за плечо и прижаться губами к губам, целуя крепко, пока тот не расслабится и не начнет отвечать. Только потом можно отпустить. — Вы просто… — Акихито облизывает губы, пока переводит мрачный, осуждающий взгляд с одного на другого. На этом его запал кончается, он только выдыхает шумно и сердито. — Фейлон пригласил меня прокатиться. Чего ты так волнуешься? Фейлон рядом с ним скептически хмыкает и первым уходит в дом. Акихито снова выдыхает, но больше он не сердится, отводит глаза. — Глупо, да. Я просто разволновался. Вы ведь не можете отдыхать спокойно. Асами думает, что Акихито прав. Асами не привык чувствовать столько нежности — ее определенно слишком много сейчас, особенно для него. Фотографии, которые сделал Акихито, впечатляют. Асами расположился в кресле и рассматривает каждую, перебирая одну за другой, пока Фейлон, чуть сведя брови, подсчитывает количество оставшихся и использованных листов. — Ты думаешь, я прихватил что-то и для себя? — насмешливо спрашивает Акихито. — Были такие мысли, — отвечает Фейлон задумчиво, закончив подсчет. — Но ты молодец, не обманываешь. Ненадолго отвлекшись, Асами видит, как Акихито закатывает глаза, наводя порядок в этой внезапно появившейся в доме Фейлона фотолаборатории, и снова переключает внимание на снимки в руках. Асами думает, перебирая один за другим, что они неплохо смотрелись бы развешенными на стенах какой-нибудь галереи —его частенько приглашали в подобные места, и если бы не рабочие вопросы, там было бы невыносимо скучно. А вот на такие фото он бы посмотрел. И все остальные, обычно скучающие посетители тоже бы посмотрели. Не то чтобы он видел мало фотоснимков порно — этого добра в его клубе всегда было с избытком. Но эти были совсем не такими — слишком острыми, нервными. Значит, так это выглядит со стороны? Но сейчас Асами предпочитает об этом не думать — момент уже прошел, и вышло так, как вышло. Не то чтобы в тех снимках, которые он сотнями видел в своем клубе, на лицах и в телах людей, занимающихся сексом, не было эмоций и чувств. Но Асами всегда было плевать на чужие чувства. На самого себя смотреть намного интереснее. Особенно хорош снимок, где Фейлон лежит на спине, повернувшись к фотографу лицом, и его глаза широко распахнуты. Сам Асами склонился головой между его ног, вобрав в рот верхушку члена, его щеки втянуты и глаза прикрыты. Даже с такого ракурса видно, как из-под бинтов проступают красные пятна крови. Асами повторил бы еще раз, определенно, но не так. Сейчас даже от одного взгляда на фото еще слишком свежие раны начинают ныть и напоминать о себе. Собственное перетянутое белыми бинтами тело в кадре везде смотрится болезненно, как и все происходящее. Если бы он рассуждал здраво, если бы он вообще мог рассуждать, он не стал бы спать с Фейлоном. Это было совершенно некстати, но тот банально вывел его на эмоции и взял на слабо, и Асами не мог отказаться. Теперь, конечно, он не жалеет, но ему жаль, что эти фото вместе с пленкой останутся у Фейлона. На этот раз даже не из-за недоверия — в конце концов, это Асами сверху на всех кадрах. Он просто не хочется оставлять эти неподвижные картинки существующими где-то, в них слишком много того, чего он не хотел бы видеть. И все же он смотрит. Хотя бы потому, что это красиво. Он перебирает фото по третьему разу, сидя в кресле. Фейлон уже давно стоит сзади, навалившись локтями за спинку, и смотрит через плечо. Асами чувствует его дыхание на шее. — Неплохо, да? — спрашивает Фейлон. — У Акихито явно талант. Асами задумчиво кивает. — Подаришь мне парочку? — спрашивает он, почти не надеясь на положительный ответ. — Какой наивный вопрос, — смеется Фейлон и кладет острый подбородок ему на макушку. Не очень-то приятно, но Асами не его не скидывает. — Я удивлен, как такое могло прийти тебе в голову. — Продашь? Фейлон ожидаемо мотает головой — Асами понимает его по раскачивающимся из стороны в сторону длинным прядям волос. — Ты думаешь, я настолько нуждаюсь в деньгах? Но мне было бы интересно, сколько ты сам мог бы предложить за один снимок. Асами игнорирует последнюю фразу, потому что впервые не может назвать цену — и не хочет ее подбирать. — Тогда чего ты хочешь? — Подумай сам, что еще ты можешь мне предложить, — тянет Фейлон и проводит кончиками пальцев по его шее, царапает ногтями под подбородком. Неужели так просто? — Не сейчас, — говорит Асами. Фейлон тотчас убирает руку. — Через месяц. Если ты захочешь приехать в гости. — Нет, — Фейлон снова качает головой, и Асами чувствует это движение всем телом. — Мне нужна нейтральная территория. Может быть, Япония, но не Токио. Киото, например. Какая-нибудь атмосферная гостиница. Найди что-нибудь подходящее, Рюичи. Потом позвони. Асами пытается найти минусы этого предложения, но, как ни странно, его устраивает все. Он кивает. Он вытаскивает из толстой стопки два снимка. Первый — тот самый, с лицом Фейлона. Второй — где Асами лежит на подушках с прикрытыми глазами, и Фейлон касается его лба кончиками пальцев, поправляя мокрую от пота челку. Лицо Асами не выражает ничего, на лице Фейлона улыбка, которую Асами снова не может расшифровать и идентифицировать. — Второе, — говорит Фейлон неожиданно резко. Потом его тон становится мягче. — Просто на первом я вышел хорошо. Асами смеется. И не может не согласиться. Фейлон не провожает их до трапа самолета, вместо этого предлагает машину с водителем. На прощание он коротко целует Асами в уголок губ — и пытается отстраниться. Не успевает, Асами прижимает его к себе за талию и целует нормально, сжимает пальцы на боку, на заднице. Фейлон почти не отвечает, но потом сам обнимает за шею, трется щекой о щеку и шепчет в ухо: — Надеюсь, что ты не сделаешь себе хуже за этот месяц. — Это стоит расценивать как твою заботу о моей безопасности? — шепчет Асами ему в ухо в ответ, сжимая зубами мочку уха. Тело Фейлона в его объятиях становится мягким, как пластилин. — Если тебе так хочется, — отвечает Фейлон. Асами выпускает его, кивает. — Ты тоже будь осторожен. Фейлон улыбается ему скупо — совсем не той ничего не выражающей китайской улыбкой. Целует Акихито. Тоже говорит ему что-то, чего не слышит Асами. И уходит, по-китайски вежливо поклонившись. Сверкнув улыбкой через плечо перед тем, как исчезнуть совсем. Асам стоит еще какое-то время молча и смотрит на дверь, в которую Фейлон только что вышел. У него в руке — черная папка с одним-единственным снимком. — Пойдем, — говорит он Акихито. На ближайший месяц ему нужно выкинуть Фейлона из головы — для своего же блага. Асами почти уверен, что справится с этим. Почти.