Мне как обычно.

Звонкий смех заливает комнату, которая тускло освещена желтым светом настенной лампы. Живот сводит от этого веселья, щеки болят от широченной улыбки, слезы подступают, лицо краснеет. Сейчас эти двое взорвутся от громкого смеха друг друга. Люмин и Сяо лежат на кровати, смотря в потолок и рассказывая смешные ситуации из жизни, придумывают шутки и веселят друг друга. Ей еще никогда не было так хорошо. За эти два дня они постарались узнать друг друга ближе, обнажая свои никчемные души при свете белоснежной луны, которая пытается пробить своим светом занавесу. — Стой, мне нужно отдышаться! — со смехом говорит девушка. Так приятно. Так беззаботно. Парень с девушкой ненадолго успокоились. Они сплели пальцы своих рук, девушка грела его ледяную руку своей теплой, поглаживая бледные костяшки рук и вырисовывая на тыльной стороне ладони причудливые узоры. Сяо поворачивается к ней, смотря на ее гематомы на плечах, которые потихоньку рассасывались, его взгляд зацепился за свежие раны на руке. Он пододвигается ближе, наклоняясь к ее рукам и начинает ласково целовать каждый шрамик, поглаживая его. — Что ты делаешь? — тихо спрашивает она. — Не делай больше этого с собой, мне больно смотреть на то, какой вред ты себе причинила. — еще тише проговаривает он, продолжая целовать ее руки и поглаживать больные места. Люмин обхватывает лицо парня своими руками и медленно притягивает к себе. Они снова сливаются в легком поцелуе. — Мне с тобой хорошо. — говорит она, отстраняясь. — И мне. — Мне остался месяц. — Месяц жизни с этим ублюдком? — Точно. Она снова целует его, еще нежнее чем прежде, стараясь вложить все свои теплые чувства, всю свою чуткость. Сяо укладывает девушку себе на грудь, поглаживая по голове. Слышит ее сбившееся от поцелуев дыхание, слышит то, как бьется ее сердце. — Я не могу принять то, как он ужасно к тебе относится, ты этого не заслужила. — с некой грустью говорит парень. — Я знаю. Скоро все будет хорошо. Уже четыре дня Аякс не трогал ее, приходил домой поздней ночью, заваливался в кровать и спал до самого утра, а потом вновь пропадал на целый день. Все циклично. Кажется все божества решили услышать душу Люмин, которая выла от боли сильнее с каждым днем и подарить ей временное спокойствие. Долго ли продлится это? Девушка снова засыпает у парня дома, вслушиваясь в тиканье настенных часов, дуновение ветра за окном и в его дыхание. Вновь ей снится хороший сон, где она счастлива, где солнце освещает ее уставшее лицо и заряжает энергией, дарит любовь. *** /От лица Сяо/ Я смотрел на это маленькое существо, которое прозвали человеком и не мог налюбоваться. Она была так прекрасна. Я слишком привык к ней, к запаху ее сладких духов, к запаху чистоты и персикового мыла, к ее теплым касаниям и нежным поцелуям. Меня тянуло к ней все сильнее и сильнее. Мне так хотелось слиться с ней воедино, стать одним целым, и я говорю не про интим, а слияние больных душ. Я хотел, чтобы наши умершие души объединились. Объединение умерших душ. Звучит поэтично и подходит под нашу с ней ситуацию. Ее жизнь намного труднее чем моя, Люмин многое вытерпела, пережила. Я горжусь, что она еще не сдается и продолжает бороться, хотя сама распадается на кусочки от этого ада, который ее окружает. Она живет с этой ноющей болью в груди, ищет тепла и понимания. Она сильная. Я готов быть всегда с ней рядом, готов успокаивать ее вечерами, помогать во всем и просто держаться вместе, значит целое одно. Если я скажу, что мое детство было счастливым и добрым, то нагло навру вам. Моя мать ненавидит меня, возможно даже по сей день. Я не понимаю, что я сделал ей, разве виноват я в том, что родился на этот свет, начал дышать, жить? Разве я — есть виновник своего существования. Мои родители развелись, когда мне было 5 с половинкой лет, тогда мать презирала меня, презирала каждое мое слово, мой шаг. А перестал ждать от нее похвалы после семи лет. Я жил самостоятельно, вырос слишком рано. Я хотел быть как и все дети, я мечтал, чтобы мать хотя бы раз пришла за мной в школу, взяла за руку и повела домой и глядя на меня улыбалась. Я ни разу не видел ее улыбки. Я видел лишь ее осуждающий злой взгляд. Не спорю, она ухаживала за мной, готовила завтраки, обеды и ужины, иногда помогала с моим домашним заданием, делала подделки в детстве и прочую ерунду, который маленький ребенок обычно сделает коряво для своего возраста. Но я никогда не видел, чтобы в свои действия, адресованные мне, она вкладывала хоть каплю любви, хоть малейшую часть нежности и заботы своему ребенку. Не могу сказать, что я питаю к ней ненависть, неприязнь. Просто нахожусь в не ком заблуждении и непонимании за что так со мной? Перед тем, как умереть я обязательно спрошу это у нее. Но я благодарен этой женщине, которая называется моей матерью, я появился на свет и спустя 17 лет своей бренной жизни я повстречал луч света, который пробил своим светом тьму и разогнал тучи в моем бесчувственном сердце. Последующие годы своей жизни я не вижу четко, все размыто, как в глубоком сне. Виднеются лишь самые яркие моменты, которые врезались в память. Пока я рассказывал вам историю своей жизни, вспоминал это и прокручивал весь этот экзистенциальный ужас своего бытия, то не заметил, как часы пробили десятый час. — Люми, Люми, просыпайся. Девушка неохотно открывая глаза, глядя на обеспокоенного парня. — Что случилось? — Десять вечера. Внутри опять засело то неприятно чувство паники, которая нарастала с каждой секундой сильнее. Ощущение, будто что то произойдет. Но где то внутри ютилась надежда на то, что Тарталья снова вернется позже нее, и она успеет вернуться. — Приходи к моему дому в полночь. — говорит Люмин, попутно одеваясь и хватая сумку. — Будь осторожнее. — он касается своими губами ее лба и провожает светловолосую. *** Она ошиблась, не углядела, слепо верила, что заявиться в дом раньше него. Парень стоял на пороге, скрестив руки и одаривая ее злым взглядом. Вот она подходит к крыльцу, и он силой затаскивает ее в дом, громко хлопает дверью, от чего картины на стене поддались легкой тряске. — Прости, я опоздала. Я не специально. — говорит Люмин сквозь слезы, которые уже ручьем скатываются по ее слезам. — Шлюха. Он кидает ее на кровать и начинает бить по лицу. — Я тебя предупреждал, юная леди. — Пожалуйста, остановись. Прошу, не нужно. Истошные крики заполняют дом, эхом разносясь по комнатушке. Он снимает ремень с брюк и начинает еще сильнее избивать замученное тело. Та плачет и пытается закрыться руками, оттолкнуть этого урода от себя, на что он начинается злиться еще больше и кричать на нее. — Ты грязная, грязная шлюха у которой не осталось ничего и не осталось никого. Ты никому не нужна, ты лишь кусок ебаного мяса, которое можно только насиловать, удовлетворяя свои потребности. Ты без меня никто. Ты уродлива, уродлива внутри. Я хочу убить тебя. Глаза распухли от слез. Взор и разум затуманен, в голову врезаются слова “ ты никому не нужна». Нужна. Я нужна ему. Тому парню, который целовал мои багряные шрамы, который ласково гладил меня по голове и смотрел в мои глаза, ища в них спасение. Я нужна тому, кто ждет меня на крыльце, скуривая всю пачку сигарет от нервов. НУЖНА. НУЖНА БЛЯДЬ. — А теперь десерт. — Пожалуйста, прекрати, я уже не могу, мне больно. — Заткнись. Парень повязывает кожаный ремень на кисти ее рук, ограничивая доступ к движению. — Пожалуйста. Рот заткнули тряпкой. Она просто вещь. Вещь для психованного урода. Снова насилие. Больно. Мучительно больно. Остается только мычать, глядя в потолок и молиться, чтобы это кончилось. — Ты плохо себя вела. В сторону парня доносится агрессивное мычание. Люмин смотрит в его глаза со злобой, очи налились кровью. Спустя полчаса она лежит свернувшись «в клубок», обхватывая ноги руками, пытаясь прижать их как можно ближе к животу. — Ну чего же ты? Не обижайся на меня, то это заслужила. — с пошлой улыбкой произносит Аякс. Он шлепает ее. По коже пробегают мурашки, тело отзывается острой болью. Я хочу убить его, хочу увидеть как он лежит в собственной луже крови и задыхается, чтоб его тело пронзило самой адской болью, которая есть. Чтобы он нахуй сгорел заживо. Мне больно. — Сладких снов, дорогая. — Тарталья целует ее в висок и ложится спать. Да сто хуев тебе в жопу, мерзкий урод, я надеюсь ты сдохнешь во сне. Аминь. *** А я просто сидел и заплакал, просто потому что слаб. Ненавидеть себя каждую минуту Не прощать потому, что ты слаб На устах своих находить принцессу В полутьме, и без слов, без добавок Утрат тоже нет, в позолоте молчания Между машин на автостраде стою Не успел дорогу перебежать вовремя Только руку достал из кармана Чтобы руку найти там твою Не нашёл. Видно слишком устал И забыл, что не рядом Ну а завтра, примерно в четыре часа дня Я у тебя на кухне сидел Просто сидел и заплакал. Все свои чувства могу лишь описать этими строчками. Мои слезы скатывались по щекам, горячие, слезы горя. Я закрывал уши, когда слышал ее истошные крики из окна. Я сидел на крыльце, выкуривая сигареты с интервалом в пару минут. Я слаб. Я урод. Перестаю закрывать уши, я заслужил слушать эти мучения, заслужил мучать самого себя этим, потому что я не могу ничего предпринять, я сижу как выброшенный щенок на крылечке и жду свою хозяйку, как самый послушный в мире пес. Слезы не останавливались. Кто — то перекрыл доступ к кислороду. Тело трясет. Я мразь. Теплые руки обвивают сзади мою шею, прижимая ближе к себе. Я поглаживаю ее нежную руку, трусь щекой. Мои слезы стекают дорожками по ее рукам. - Я люблю тебя, Сяо. — доносится до меня. Не в силах что то сказать, я усаживаю ее к себе на колени, обсыпаю быстрыми поцелуями всю шею и эти маленькие плечи, которые потрясывало от холода и страха. Люмин смотрит в мои заплаканные глаза. Целует меня в нос и обнимает. Я максимально жалок в ее глазах, жалок и слаб. Я ее не достоин. Девушка достает таблетки из кармана коротких шорт и передает одну мне через поцелуй. — Что это? — Это мой способ забыться, родной. Никогда бы не думал, что попробую наркотик с ее сладких, мягких губ. Она и есть мой наркотик. Значит я зависим и синдром отмены придет не так скоро. Надеюсь, что не скоро. Нас накрывает волна удовольствия, перед глазами проплывают причудливые разноцветные узоры. Хочется упасть на холодную траву и ловить ртом воздух. Парень гладил ее спину своими руками, прижимая все ближе, Люмин целовала его шею, ключицы, обсыпала поцелуями лицо, сжимала изумрудные волосы, которые при свете луны великолепно переливались. — Я очень тебя хочу, Сяо (неразборчиво). — Что? — так же произносит парень. На что та целует его в губы, языки сплетаются в горячем танце, она сильнее сжимает его волосы на затылке, гладит шею и через футболку царапает ногтями его спину. — Ты великолепна. Она усаживается между его ног, развернувшись к нему спиной. Парень прислоняется к холодной стене и его руки спускаются ниже, исследуя горячее тело девушки. — Пожалуйста. — Люми.Я не могу. — Умоляю. Она смотрит в его глаза затуманенным взглядом, ей чудится, что янтарные глаза озарили желтым светом и своим теплом округу. Девушка сама берет его руку и кладет на желанное место. Тот неуверенно начинает двигать пальцами, доставляя удовольствие своей подружке. Сяо почти ничего не видит, лишь отчетливо слышит ее томные вздохи, как она царапает его ноги своими маленькими коготками и что — то шепчет. Что именно она дала ему принять? От чего стало так сладко и опьяняющее чувство заполонило сгнивший от боли и ужаса мозг? Парень наклоняется к ее уху и шепчет нежное: «Люблю тебя». Люмин достигает пика, разрядки. Ее тело трясется, но не от боли, а от одурманивающего удовольствия. Сяо кладет свою руку ей на живот и прижимает ее маленькое тело ближе к себе, стараясь согреть. Обоих воротит от наркотика, фразы доносятся обрывками, шум в ушах, перед глазами пляшут черти, а луна стыдливо спряталась за облака, стараясь не подглядывать за молодыми людьми. Это был самый приятный вечер, самые незабываемые ощущения. Они целовались и дарили друг другу ласку до самого утра. Люмин доставила удовольствие ему, а он ей. Этой ночью умершие души слились воедино, пусть и не в духовном смысле этого слова.