Мне как обычно.

Утро началось с ломки и боли во всем теле. Сидеть, а уж тем более ходить было невыносимо. Голова раскалывалась. — Проснулась? — Отъебись, Аякс. — Ебанутая наркоманка. — он кидает мне пачку таблеток в лицо и начинает орать. — Как давно ты употребляешь эту хуйню? — А когда тебя это волновало? Действительно. Он использует меня, как предмет на которого можно выместить злобу или поиметь пару ночей. Уже плевать. Я смирилась. Теперь остается ждать, когда этот урод уйдет, чтобы принять новую порцию и кайфануть. — Знаешь что? Парень ведет девушку за собой в ванную и на ее глазах смывает все наркотики в унитаз. — Какого хуя ты творишь?! — кричу я. — Я запираю тебя дома. — Запираешь меня в моем же доме? Ты совсем чокнулся?! — Рот. — Пошел ты нахуй, Аякс. Люмин запирается в ванной, продолжая слушать крики Тартальи, наблюдает за тем, как трясется дверь от его ударов, как он кидает посуду на пол, как что то выкидывает в ее же доме. А что она могла сделать? Он сильнее ее в несколько раз, один его удар и у нее сотрясение. Оставалось сидеть в безопасном месте и «поджимать хвост» в страхе. — Дура. Она слышит, как закрывается входная дверь и аккуратно выходит из своего «убежища». Надеюсь он не додумался залезть в нижний ящик. Да, он тупой. Люмин достает внутривенное из шкафчика, шприц и потертый жгут. — Потерпи, Люми, потерпи. — шепчет она самой себе. Очередная доза удовольствия. Но этого мало. Я кое как добираюсь до кухни и достаю из мини бара бутылку виски. Сегодня обойдусь без закусок. Хочу сдохнуть. — Все таки нужно заскочить к Джими и взять мне как обычно. Ее друг, который поставлял таблетки «счастья» уже знал ее предпочтения и с радостью продавал, по этому не стоило запоминать эти муторные длинные названия, а просто придти и сказать «мне как обычно» и тогда она получала то, что хотела. Бутылку алкоголя я осушила за полчаса. Перед глазами было черт — те что, все мутнело, хотелось кричать и смеяться, энергия переполняла, хотелось переделать все дела и пробежать кросс. Но из всего этого я могла только лежать на полу, задыхаясь в собственной блевотине. Я ужасна. — Люмин, за что ты так с собой? — Прости, пап. Образ отца предстал перед ней, такой четкий, такой родной. — Ты должна быть счастлива. Не убивай себя. — Пап, ты обещал всегда быть рядом, а в итоге ты убил себя так же. Невнятные предложения вылетали из ее уст, то что девушка говорила понимала только она сама. Ей так хотелось обнять отца, сказать что любит и побыть счастливой пять минут. Разве она много просит? — Не нужно этого. Папа поднимает ее с пола, задвигает за ухо выбившуюся прядь светлых волос, целует в лоб и обнимает свою дочь. У обоих по щекам предательски потекли соленые дорожки. — Пап, прошу не оставляй меня. — Я не могу. — Прошу, не уходи, не надо, забери меня с собой! — кричу я сквозь слезы истошным, диким криком. — Твое время еще не пришло, дорогая. Образ отца начинает рассеиваться, девушка пытается поймать призрачный силуэт, остановить, прекратить эту мучительную пытку. Но он бесследно исчезает. Она плачет, скидывает всю посуду со стола, опрокидывает стулья, разбивает стеклянные бутылки. Крики слышны на улице. Дико больно. Люмин хватается за нож и полосует себе руки. Еще раз. И еще раз. По рукам стекает алая кровь и капает на пол. Она падает на холодный кафель, вся майка в крови, глаза потускнели настолько, что больше не одна искорка там не появится. — Что ты тут устроила? — спрашивает Тарталья со сталью в голосе. — Когда ты успел вернуться, ублюдок? Язык заплетается, я встаю с пола и поднимаю разбитую бутылку, осколки который врезаются мне в ладонь, протыкая бледную кожу. — Ты больная. — Нет, Аякс, это ты больной урод. — я все еще не могу внятно говорить, но суть моих предложений можно было уловить и понять. Кажется сейчас я расставлю все точки над «и». Ты просто жалкий придурок, у тебя смазливое личико, за которое любая девка может дать тебе, но только чуть позже она сможет увидеть твое настоящее «я», увидеть всю твою гниль и уродство. Напомни-ка мне, что ты делал, когда я со слезами на глазах умоляла остановиться и не трахать меня, не относиться ко мне как к куску мяса и не хуярить меня по лицу кулаками, а? — Прекрати, Люмин. — Больной урод, представь что я пережила, подумай, как я рыдала каждую ночь, как я молила о смерти и хотела вспороть себе горло ножом и содрать кожу после твоих грязных лап. Девушка подходит все ближе, держа перед собой разбитую бутылку. — Ты бы знал, как я мечтаю всадить тебе этот осколок стекла в сердце, хах, прости, какое там сердце. У тебя нет ничего, я сомневаюсь есть ли у тебя душа. Ты просто жалкая оболочка, ошибка мира и жертва ебучего аборта. Я ненавижу тебя всей душой. НЕНАВИЖУ! Люмин падает на колени и начинает рыдать хлеще прежнего. — Смотри на мои мучения, это ты виноват! Она проходится острым осколком по ключицам, плечам, рвет волосы и истошно вопит. Вопит от боли и несправедливости этого мира. — Конченная наркоманка. — Забирай свои деньги! Девушка кидает в парня стопку бумажных купюр, которые нашла у матери в заначке. — Забирай и проваливай отсюда, никогда не попадайся мне на глаза. Я хочу чтобы ты сдох сука! — кричит светловолосая и бьет кулаками по кафелю на котором одиноко лежали осколки стекла. Чайльд уходит, громко хлопнув дверью. Он не взял денег, просто ушел, навсегда. Навсегда из ее никчемной жизни. — Я ненавижу себя блядь. — она падает от бессилия. Кровь не останавливается, виски пульсирует, голова трещит. Алкоголь все еще действует в организме вперемешку с наркотиком. Как же хочется убежать из этого безумия. — Алло. — до боли родной голос звучит по ту сторону телефона. Тот бархатный, приятный, который той ночью шептал слова о любви и заставлял иссякшее тело трястись от удовольствия. — Сяо, пожалуйста, приезжай. Я не чувствую себя живой. Я не понимаю где нахожусь. Пожалуйста, помогите мне. — Держись, скоро буду. Телефон выпадает из рук девушки. Она все еще плачет, плачет от боли, плачет от боли глубоких ран, что нанес ей Тарталья. Хотелось вырвать себе сердце, чтоб то не болело, чтоб больше не стучало. Перекрыть себе доступ к кислороду, убить в себе жалкое существование, запинав его ногами. *** Я бежал к ней. Бежал, чтобы убедиться, что она еще жива. Страшные мысли лезли в голову. Боюсь, что если опоздаю хоть на секунду, то навсегда ее потеряю. Потеряю свой смысл жизни, смысл своего существования. Упущу то, что заставляет меня просыпаться по утрам и засыпать глубокой ночью. Еще немного. Я точно успею. Дверь была открыта, я забегаю в дом и вижу ее бездыханное тело на полу, проверяю пульс. Жива. Черт возьми, она жива. Дрожащими руками набираю на экране телефона номер скорой, диктую адрес и жду приезда врачей. Вытираю кровь с ее рук, неуклюже перебинтовываю свежие глубокие порезы. Смахиваю слезы с ее милого лица, переодеваю в чистую одежду и кладу на диван. Я не знаю, что тут произошло, но я догадываюсь чьих это рук дело. Не догадываюсь, я уверен. Стараюсь быстрее убрать следы погрома, который здесь случился, наскоро вытираю пол кухонной тряпкой и встречаю врачей. Мою милую Люмин увозят на карете скорой помощи, и я еду с ней, держа за руку, молюсь всему чему можно лишь бы она оставалась жива и дышала. Врачи сказали, что она потеряла сознание из — за передозировки наркотика, положение усугубляло действие алкоголя на юный организм. Больно смотреть на нее, больнее от того, что не оказался рядом в нужную минуту. Ненавижу себя. *** Я снова в том сне, таком глубоком и далеком от реальности. Снова я погрязла в чьей — то крови. Но в этот раз двери церкви распахнулись и в здание пробился свет, такой теплый. — Пойдем со мной. — Итер. — Пойдем, я заберу тебя из этого ужаса. Девушка протягивает брату руку, которая испачкана в крови, от его касания ее тело светится, очищается, боль утихает. Он забирает ее к морю. Шум прибоя, крики чаек, теплый песок. — Спасибо, Итер. — Сестренка, живи. — Я жива, Итер, разве ты не видишь. Девушка прокручивается и присаживается обратно рядом с братом. — Нет. Ты между жизнью и смертью. — Почему? — Оно губит тебя, Люмин. — Ты про таблетки? — Возможно. Прекращай это. — Не будь таким строгим. — Если бы я выжил, то обязательно увез бы далеко — далеко, туда куда бы ты захотела. — Я всегда хотела увидеть море, Итер. — По этому я привел тебя сюда, солнце. — Я счастлива. — Но мы во сне. — Тогда это самый приятный сон, братишка. Я подхожу к воде, снимаю кеды и захожу, жидкость приятно щекотит щиколотки и дарит прохладу. Я понимаю, что это все сон. Хочу насладиться им, пока есть возможность. — Прости, я не смог забрать тебя и исполнить твои мечты. — Мне есть на кого положиться, Итер. Я обещаю тебе, если мы еще раз встретимся, то я покажу тебе то, как счастлива. — Я буду наблюдать за тобой, дорогая. А теперь.пора просыпаться. Люмин подходит к брату, обнимает и произносит то родное «Люблю тебя, братик». Пик — пик — пик. — Хвала небесам, ты очнулась. На глазах парня вновь выступают слезы. В этот раз слезы радости. — Я жива, Сяо. Теперь все будет хорошо. — Обещаю, я всегда буду рядом. Я сделаю тебя самой счастливой. — Я верю тебе. — девушка слабо улыбается. — Не забирай меня домой. Мы заберем твои вещи и уедем далеко — далеко, куда только захочешь. Я уже договорился на счет машины, дорогая. Я хочу прожить с тобой оставшуюся жизнь и сделать самой яркой звездочкой на этом хмуром небе. — Я люблю тебя. — И я, милая Люми.