Freedom of the Press

Эрен       Свисток. Последний тайм матча заканчивается. Игра выйдет в овертайм со счетом 1:1. Блять, я не уверен, что моя нервная система сможет выдержать еще больше стресса. Я почти было начал грызть ногти — привычка, с которой я не сталкивался с тех пор, как мне было двенадцать. Когда мы вернемся, мне нужно будет впихнуть в мое расписание еще одну встречу с Ханджи, чтобы убедиться, что мое колотящееся сердце не испоганило мое состояние слишком сильно.       Обе команды покинули поле, собираясь вокруг своих тренеров, чтобы обсудить стратегии на овертайм. А он будет мощным. Один период дополнительного времени — 10 минут, а всего их может быть два. Если к концу обоих таймов счет все еще будет в ничью, тогда последует серия пенальти, которая определит победителя. Но даже эти десять минут игры будут сверхсложными. У команд будет всего десять минут, чтобы вырваться вперед, чтобы забить один гол, который дал бы одной из команд отрыв в счете. Но и защите придется попотеть, чтобы удержать другую команду подальше от ворот. Внезапного исхода не будет. Десять минут будут сыграны на полную. И обе команды будут стараться на пределе возможностей, чтобы выйти из игры чемпионами.       Я пристально наблюдаю за состоянием Ривая, когда он возвращается к команде, а потом берет в руки бутылку воды. Я не замечаю, чтобы он хромал, и это хорошо. Он должен выложиться на все 100%, чтобы подарить Скаутам шанс на победу. Когда рефери дают знак, что командам пора возвращаться на поле, Ривай подбегает ко мне и оставляет на моих губах фирменный, но короткий поцелуй.       — На удачу, — говорит он мне и подмигивает, прежде чем вернуться на поле к своей команде.       Глупая ухмылка расцветает на моем лице, пока я смотрю, как он занимает свою позицию. Но скоро вместо нее я нервно нахмуриваюсь: свисток открывает первый период овертайма. Мяч переходит к Скаутам, и Ривай незамедлительно отдает пас Джинну с его правой стороны. Обе команды врываются в игру. Несмотря на то, что игроки вымотаны первыми девяноста минутами игры, они удвоили то количество сил, что вкладывали в защиту до этого. Все движения быстрее, пасы четче, все перехваты на полной скорости. Игроки падали на землю чаще, чем я вообще мог это заметить, и большая часть этих падений — попытки сфальсифицировать травму и урвать пенальти. Все это чертовски раздражает, и рефери не ведутся на уловки. Справьтесь с этим, ребята, давайте. Я не знаю, сколько еще этого стресса я смогу вывезти.       С боковой линии я слежу за каждым движением мяча: за всеми пасами и перехватами. Я делаю тонну фотографий, но по большей части мне просто нужно хоть что-то делать. Со всем адреналином, буйствующим в моем организме, просто невозможно стоять спокойно. Мне нужно двигаться. Я на нервах и в напряжении, а я даже не один из игроков.       Когда до конца первой половины овертайма остается 2 минуты, Ривай получает хороший шанс и пытается забить гол. Защитник Стохесса возникает из ниоткуда и ударяет Ривая по той ноге, которая была его опорой. Я перестаю дышать, смотря, как он падает на землю, и бросаю короткий взгляд на рефери на другом конце поля. Он дает свисток, оглашая фол, и я рвано выдыхаю, кивая головой. Правильно. Это была чертова уловка. Хорошо, что это заметили.       Ривай корчит лицо и пробегает пару кругов по полю. Его лодыжка явно болит первое время, но он ее расхаживает, и, кажется, боль угасает. Блять. Теперь я реально за него переживаю. Но место, с которого будут бить пенальти, весьма близко к воротам. Может быть, он сможет забить. Если так, то матч, вероятно, закончится в конце этой половины овертайма, и он сможет оставить свою ногу в покое.       Рефери устанавливает мяч в нужной точке и кивает Риваю. Он занимает свою позицию, и остальные делают то же самое, создавая преграду между ним и воротами. Ривай одну секунду окидывает взглядом поле, и я задерживаю дыхание, когда он идет в атаку. Мое сердце бьется в груди отбойным молотком, я буквально могу слышать, как оно колотится, и этот звук заглушает все остальные.       Ривай ставит одну ногу перед самым мячом, и я всхлипываю вслух, когда она слегка подгибается. Черт, он реально травмирован. Но он все-таки пинает мяч, отправляя его высоко, даже слишком высоко, и мяч промахивается, пролетая над воротами. Моя камера сваливается вниз и натягивает ремень на моей шее, когда я руками прикрываю рот.       Игра приостанавливается, игроки покидают поле на таймаут. Я слышу, как Эрвин подзывает к себе Ривая, спрашивая, нужно ли его заменить. Ривай только раз трясет головой, выражение его лица выглядит расстроенным, но решительным. Вот дерьмо, его упертость только навредит ему. Еще больше, чем она уже это сделала. Эрвину действительно стоило бы заменить его, но мне не кажется, что он собирается оспаривать его решение.       Матч продолжается, продолжаются и стремления Ривая выложиться в нем на все сто процентов. Я замечаю, что он начинает внимательнее присматриваться к движениям защиты, старается приложить больше сил, чтобы избежать их ног, когда они пытаются его прервать. Единственное, что меня успокаивает, это то, что этот матч — последний в сезоне, несмотря на его результаты. После него у Ривая будет достаточно времени, чтобы хорошенько выздороветь.       Первая половина заканчивается, счет остается прежним. Приходит время второго периода. Каждый игрок продолжает отдавать матчу всего себя, но вся ситуация не выглядит так, будто их потуги к чему-то приведут. И я почти уверен: после очередных десяти минут, наполненных жаркой игрой, овертайм закончится без изменений в счете. Рефери огласят серию пенальти, и вот тут все станет очень потно. У каждой команды будет 5 ударов по воротам с установленной позиции. Пять разных забивающих, обмен голами между командами. Большая часть прилетит по воротам. По-хорошему, первая команда, которая блокирует удар по воротам, обычно выигрывает. Это значит, Майку просто нужно заблокировать один из ударов. Если он сможет это сделать, Скауты с огромной вероятностью победят. Но самая большая проблема Скаутов в том, что Ривай — их сильнейший забивающий. И если он не сможет забить этот гол, то мы в пролете. Мы не можем позволить себе просто пропустить один. Либо Риваю нужно быть полностью уверенным в том, что он справится, либо Эрвину нужно найти кого-то, ко сможет забить гол вместо него.       Эрвин машет Риваю, когда рефери подготавливаются к пенальти. Они стоят близко и разговаривают тихо, Эрвин даже прикрывается своей папкой, чтобы не дать кому-либо узнать, о чем они говорят. Но я точно знаю, о чем идет речь. Эрвин спрашивает у Ривая, все ли будет в порядке, допусти он его к мячу. Ривай убеждает его в том, что ему не стоит и думать об этом.       Рефери подзывают тренеров, чтобы огласить им позицию, с которой будет проводиться пенальти. Эрвин ненадолго задерживается на поле, прежде чем вернуться на боковую линию. Ривай занимает свое место среди Джинна, Черча, Бозарда, Шульца и Захариуса, как и шесть игроков Стохесса. Ривай и капитан команды соперника сходятся на середине поля, чтобы разыграть первенство. Арбитр подбрасывает монетку, а потом указывает на игрока Стохесса. Ривай кивает, его устраивает такое положение дел, и указывает Майку встать в воротах. Похоже, Стохесс бьет первым. Хорошо.       И Майк, и стохесский игрок готовятся к удару. Остальные выстраиваются сбоку, весь стадион перестает дышать. Игрок начинает двигаться и бьет по мячу. Майк реагирует так скоро, как только может, но все равно пропускает. Он слишком долго ждет. С этого расстояния ему нужно броситься за мячом в тот момент, когда забивающий ударит, и надеяться, что попадет в нужное направление. Мяч залетает в угол сетки.       Майк поднимается, его место занимает вратарь Стохесса. Шульц бьет первым. Я думал, Ривай должен пройти раньше всех, особенно учитывая, что его удар будет очень сомнительным, но когда я замечаю, как он опирается на Фарлана, поднимая травмированную ногу, я осознаю, что они пытаются выиграть для него так много времени, как только возможно, чтобы его нога успела отдохнуть, прежде чем придет его черед. Это значит, что он, скорее всего, будет последним. Какой же груз ответственности ляжет на его плечи…       Команды по очереди забивают голы. Майку везет: ему удается правильно выбрать направление и заблокировать второй удар. Стадион утопает в ликовании. Теперь Скаутам просто нужно забить все остальные. Все идет очень хорошо ровно до того момента, когда Фарлан бьет по мячу, а голкиперу хватает роста дотянуться до него в воздухе. Мяч вылетает из ворот, я крепко в кулаках сжимаю свои волосы. Сука! Следующий — и последний — игрок Стохесса не должен забить. Когда так и случается (мяч отскакивает от штанги), я громко кричу вместе с половиной фанатов. Теперь Риваю всего лишь нужно забить этот гол, и тогда Кубок будет за Скаутами. Никакого давления, детка.       Ривай слегка встряхивает ногу, затем идет вперед за своим голом. Он не хромает и вроде не пытается не тревожить лодыжку. Может быть, эти несколько минут отдыха смогли на что-то повлиять. Рефери устанавливает мяч. Ривай занимает свою позицию напротив стохесского голкипера. Я задерживаю дыхание, когда он готовится к удару. Два больших шага назад, один шаг налево. Он глубоко вдыхает, а я дышать не могу. А потом начинает двигаться.       Он идеально достигает мяча, и когда его больная нога приземляется, я готов плакать от облегчения — она не подводит его. Мяч взлетает в воздух. Я не могу вздохнуть. Весь стадион, кажется, совершенно замолкает. Страх и тяжелое ожидание, повисшие в пространстве, так плотны, что их можно разрезать ножом. Блять, это все очень вредно для моей гемофилии. Я слежу взглядом за мячом, пока он двигается будто в слоумо. Он разрывает воздух, пролетая прямо мимо рук голкипера, и врезается в правый верхний угол сетки. Игра окончена. Скауты выигрывают Кубок.       Майк летит вперед, загребая в охапку Ривая. Другие нападающие запрыгивают на них сверху, скамья запасных пустеет — абсолютно все выбегают на поле. Я умудряюсь оправиться от шока и поймать тонну отличных кадров: прямо посреди поля Скауты празднуют свою победу. Их фанаты вскакивают на ноги, аплодируя своей команде. Ведущие что-то говорят в микрофоны, но я не думаю, что сейчас их кто-то слушает.       Хаос и ликование длятся еще несколько минут, смолкая только в тот момент, когда обе команды пожимают друг другу руки. Стохесс поздравляет Скаутов с победой, они же благодарят своих соперников за хорошую игру. В этот момент персонал выносит подиум и устанавливают микрофон, и члены MLS, кем бы ни были эти чертовски чопорно выглядящие люди, занимают за ним свои места. Один из них держит в руках большой сияющий кубок.       Эрвин жмет влиятельным людям руки, а потом занимает место на подиуме, а вместе с ним Ривай и Майк. Остальные Скауты собираются вокруг этих важных чуваков, своего тренера и двух капитанов команды.       Я не особо вдавался в те речи, что чопорные мужики толкали с трибуны. Это традиционная, давно заученная речь, объявляющая Тростских Скаутов официальными победителями какого-бы-там-ни-было-по-счету Кубка, с которой они вручают им трофей. Сначала он попадает в руки Эрвина. Я делаю много фотографий того, как он его принимает, а потом передает Майку. Майк же отдает его Риваю, и каждый из них поднимает кубок над головой, прежде чем он доходит до остальных ребят из команды. На моем лице широченная улыбка, заставляющая синяк на щеке заболеть. Но прямо сейчас это меньшее из моих переживаний.       Поле начинает пустеть, я опускаю свою камеру, задерживая взгляд на Ривае, пока тот идет к боковой линии. Он немножко хромает, но Эрвин его поддерживает, позволяя облокотиться на его руку. Они почти доходят до края поля, когда Эрвин его останавливает. Он поворачивается так, чтобы закрыть собой Ривая от моих глаз. Эрвин наклоняется и что-то шепчет Риваю на ухо, и это все меня жестко смущает — что, черт возьми, происходит? Но это длится буквально секунду, а потом Ривай идет прямо ко мне.       — Я придержу это у себя, пока ты будешь поздравлять своего парня.       Я оборачиваюсь и вижу Петру, стоящую рядом со мной с протянутой рукой. Я осознаю, что она говорит о камере, и сомневаюсь лишь мгновение, прежде чем ее отдать. Знающая улыбка на ее лице слегка меня озадачивает. Но я отталкиваю от себя эти мысли, торопливо делая несколько шагов к Риваю.       Он улыбается, когда я заключаю его в объятия, но что-то в нем кажется мне каким-то другим. Он ведет себя не так, как обычно: не такой дерзкий и энергичный, каким бывает после победы. Но это же победа всех побед. Он должен быть неугомонным, а не… взволнованным. Ему больно? Его тревожит лодыжка? Я уже было открываю рот, чтобы спросить его, но он прикладывает палец к моим губам, останавливая. Он делает шаг назад и, слегка корчась, опускается на одно колено.       Я клянусь, блять, богом, мое сердце замирает в груди. В одно мгновение я замечаю вокруг себя столько всего. Как сбоку собирается вся команда Скаутов, смотря на нас. Как Петра фотографирует меня и Ривая на мою камеру. И наконец, как Ривай что-то крепко сжимает в своем кулаке. Что-то, что он поднимает и раскрывает передо мной после того, как опускается на колено. Я внезапно, без единого сомнения, осознаю, что происходит, и я не могу в это поверить. Весь мир вокруг меня уходит на второй план. В этом моменте только я и Ривай, на которого я не могу перестать смотреть широко распахнутыми глазами. Это реальность? Нет, наверное, это всего лишь сон. Не может этого быть…       — Я знаю, что мы вместе не так долго, но я люблю тебя, Эрен Йегер, — начинает он, раскрывая коробочку, и я вижу в ней серебристое кольцо, овитое переплетением линий зеленых и серых камней. Цвета наших глаз. — Нам не нужно жениться прямо сейчас. Нам не нужно жениться в следующем году или даже через пять лет. Я просто хочу, чтобы ты знал: мои чувства к тебе серьезны. Я люблю тебя и желаю, чтобы ты был со мной до конца моих дней. Ты выйдешь за меня?       Я киваю даже раньше, чем он успевает закончить вопрос. Конечно, блять, я хочу выйти за него. Из-за этого он выглядел таким взволнованным? Так переживал? Он реально думал, что я мог сказать нет? Разве я не абсолютно точно дал ему знать, что конкретно я к нему чувствую? Он вообще знает меня?       — Да. Да, я выйду за тебя. Я абсолютно точно выйду за тебя, — горячо говорю ему я.       Он встает, и я крепко сжимаю его в объятиях. Его губы находят мои, и я могу слышать, как свистят и аплодируют его товарищи, но мне легко забыть о них. Все в этом мире, что сейчас имеет для меня значение, — это Ривай. Только Ривай. Мое сердце заходится в бешеном ритме. Я не могу поверить, что это происходит по-настоящему. Трудно поверить в то, что всего месяц назад он был в ужасе от официальных отношений, но он принял это решение целиком и полностью сам, без моих просьб и давления, так что, быть может, он решил, что это нормально — перейти нашим отношениям на этот уровень. И я не могу быть счастлив больше, чем сейчас.       После особенно долгого празднования вся команда уходит с поля. Я кладу руку Ривая на свое плечо, чтобы поддерживать его при ходьбе. Теперь он хромает сильно, а я начинаю не менее сильно волноваться за него. Когда мы возвращаемся в раздевалку, один врач Скаутов осматривает Ривая, пока команда продолжает обсуждение матча.       — Я не могу быть еще более горд вами, — говорит Эрвин ребятам, рассевшимся вокруг него на полу. — Каждый из вас отдал свое сердце там, на поле, и без вашего стремления мы бы не смогли одержать победу. Майк, талант, который ты проявил, неподражаем, он, без всяких сомнений, феноменален. Ты спас наши задницы сотни раз. Люк, Дита, без вашей поддержки Майку, он бы не смог дать отпор стохессовским страйкерам. Моблит, Митаби, Ян, вы проделали фантастическую работу, помогая Люку и Дита в защите. Вы придали им огромной силы. Фарлан, Элд, Гюнтер и Ойло… вы, ребята, потрясающе справились. Вы заставили их голкипера попотеть за свои деньги. Вы держали его на прицеле, и Фарлан даже смог прорвать его оборону. И Ривай. Мне следовало усадить твою задницу на скамью в тот момент, когда впервые заметил травму. Но я очень рад, что твоя упрямая задница не позволила мне этого с ней сделать. Без тебя мы бы не смогли пережить пенальти.       — Все вы сделали невозможное на сегодняшнем матче. Я беспредельно горд быть тренером этой команды. Каждый из вас делает труд вести вперед профессиональную футбольную команду стоящим того. Вы не просто замечательные игроки. Вы замечательные ребята.       Эрвин заканчивает свою речь, и комната тонет в аплодисментах. Я не могу к ним не присоединиться, потому что каждое слово, что было сейчас сказано, — правда, и эта команда заслужила всю похвалу этого мира.       — В понедельник вечером, выпивка в баре за мой счет, — говорит Пиксис, и аплодисменты усиливаются. Ребята веселятся и хихикают, все еще в отличном настроении от победы, когда встают и начинают приводить себя в порядок. Но Эрвин призывает ко вниманию, и все замолкают.       — Есть еще одна вещь, о которой я бы хотел сказать. Я хочу поздравить Ривая и Эрена. Ривай, я так счастлив, что ты повстречал Эрена, потому что до того, как вы с мальчишкой встретились, ты был настоящим мудаком, — команда смеется, а Ривай закатывает глаза, но он не может стереть ухмылку со своего лица. — И Эрен, поздравляю с тем, что ты его приручил и сделал из него нормального человека. Вы идеально друг другу подходите, и я желаю вам двоим счастливой совместной жизни.       Аплодисменты раздаются снова, крики «горько, горько!» эхом разлетаются по раздевалке. Я чувствую, как мое лицо начинает полыхать. — Черт возьми, Эрвин, мы еще не поженились, — ворчит Ривай. — Оставь это до свадьбы.       Все заливаются хохотом, а Эрвин удрученно вздыхает. Может быть, я еще не до конца усмирил Ривая. Но я вижу, как он одними губами говорит Эрвину «спасибо», и берет меня за руку. Я льну к нему, чтобы оставить поцелуй на его губах под свист окружающих.       Я прокручиваю кольцо на своем пальце, пока сижу и жду Ривая. Один из тренеров крепко накладывает бандаж на его лодыжку, устанавливая холодный компресс под бинтами. Я внимательно слушаю, когда он объясняет Риваю, в чем здесь проблема. Он уверен, что в его случае была просто потревожена старая травма и что отдых и компрессы через время эту проблему решат. Тем более, что он будет свободен от работы на некоторое время.       Когда тренер закончил перевязывать лодыжку Ривая, а всеобщее празднование утихло, все начали потихоньку уходить, чтобы продолжить отмечать где-то еще. Несколько ребят вернулись в отели, так же поступили и мы с Риваем. У нас свои идеи по поводу того, как отметить. Я нес на себе большую часть веса Ривая, пока мы добирались до номера, и, когда мы зашли, он рухнул на край кровати. Я хотел было повалить его на простыни и начать праздник, но он меня остановил.       — Я не принял душ в раздевалке, — говорит он мне.       Я поднимаюсь со вздохом. Я, наверное, протестовал бы, если бы не был согласен с тем, что ему действительно нужно помыться.       — Тебе помочь? — спрашиваю я его, когда он встает на ноги.       — Я мылся самостоятельно 28 лет своей жизни. Думаю, справлюсь и в этот раз, — отвечает он, хромая в сторону ванной.       — Ты знаешь, что я имел ввиду, — выдыхаю я.       Он возвращается, чтобы одарить меня шутливой улыбкой:       — Да, я знаю. Но мой ответ все тот же. Я буду готов через пару минут.       — Я перевяжу твою лодыжку еще раз, когда ты выйдешь, — говорю я ему. Я могу быть не таким опытным, как врач Скаутов, но я как-никак сын доктора, и я полечу в собственный бан, если у меня не окажется даже базовых навыков в первой помощи. Говоря об отце… Мне, наверное, нужно позвонить родителям и Микасе и рассказать им о моем обручении прежде, чем они узнают об этом из новостей. Потому что я готов ставить свое левое яичко на то, что предложение Ривая будет на первых страницах очень скоро, если оно уже не там. И я бы очень хотел, чтобы моя семья узнала о том, что я помолвлен, от меня, а не из СМИ. Одно конкретное слово заставляет меня улыбаться как идиот, когда я набираю номер Микасы.       Проходит всего один гудок, прежде чем она отвечает.       — ЧТО ПО БЛЯДСКОМУ ВРЕМЕНИ? – орет она на меня, и мне приходится отнять телефон от уха, пока от ее крика у меня не лопнули перепонки.       — Ты смотрела матч, да? — я спрашиваю ее. Я все еще давлю лыбу, хотя только что почти оглох и получил пощечину от быстро разлетевшихся новостей.       — Конечно, я смотрела ебаный матч! — она хихикает так, словно я задал самый тупой вопрос во вселенной. По крайней мере она больше на меня не кричит. — Он может быть главным мудаком-низкоросликом, но он твой мудак-низкорослик, так что я не могла не посмотреть на его игру на Кубке. Так, повиси на линии, я подключу родителей. А еще мы на громкой связи. Армин со мной.       Я слышу пиканье кнопок на фоне:       — Я так понимаю, родители тоже смотрели матч?       — Мы ни за что на свете не могли его пропустить, сладкий! — внезапно вмешивается голос моей мамы. — Мы ждали твоего звонка.       — Вот именно, Эрен, мы ждали, — язвит Микаса. — Прошло уже… сорок восемь минут как коротыш сделал тебе предложение. Что вообще тебя так задержало? — я слышу, как смеется на фоне Армин, и закатываю глаза.       — Тщ-щ, Микаса, не называй его так. Он же теперь жених Эрена, — ругает ее моя мама. В ее фразе есть слово, которое заставляет меня идиотски улыбаться, а мое сердце колотиться. — Поздравляю, дорогой, мы с твоим отцом очень за тебя счастливы.       — Спасибо, мам, — я безбожно краснею.       — По мне может не казаться, что я тоже счастлива, но это так, — говорит Микаса. — Мои поздравления, братишка.       — Да, поздравляем! — кричит Армин.       — Спасибо, ребят, — бормочу я в ответ и опускаю взгляд на кольцо на моем пальце. Оно все еще кажется мне таким непривычным. Я не удивлюсь, если проснусь через мгновение и все произошедшее окажется сном.       — А еще мы видели, что Ривай получил травму, — говорит мой отец. — Как он?       Легок на помине. Дверь в ванную открывается, из-за нее хромает Ривай, одетый лишь в перекинутое через плечо полотенце. Когда Ривай подходит ближе и садится на кровать рядом со мной, я на секунду теряю нить рассуждений, а он сует мне в руки бинты и компресс, поднимая больную ногу и укладывая ее мне поперек коленей. Я ставлю телефон на громкую и кладу его рядом, начиная перевязывать лодыжку Ривая.       — Врач говорит, что он просто потревожил старое растяжение. Он должен полностью поправиться через неделю или около того.       — Твои родители? — одними губами проговаривает Ривай, указывая на мой телефон. Я киваю.       — Я рад это слышать, — говорит папа. — Кстати, послушай… Я бы хотел, чтобы вы с Риваем приехали в Шиганшину и поужинали с нами. Микаса, вы с Армином тоже приглашены. Единственный раз, когда я встречался с Риваем вживую, был в больнице после нападения. Я был бы не против получше с ним познакомиться, особенно теперь, когда он сделал предложение моему сыну. Конечно, если это не будет для вас большим затруднением — дорога не близкая, знаю. Мы будем рады видеть вас на выходных.       Мне по-настоящему нравится эта идея. Мой папа прав: нельзя сказать, что той первой встречи было достаточно. Готов поспорить, что близкое знакомство было последним, что их заботило в тот момент, когда я был в больнице. И сейчас, когда мы с Риваем перешли к новому этапу наших отношений, мне кажется, это прекрасная идея — встретиться и познакомиться поближе.       — Ривай рядом со мной. Мы на громкой связи. Я думаю, идея замечательная, — отвечаю я.       — Для меня будет честью провести с вами вечер, доктор Йегер, — подключается Ривай. Он выглядит немного обеспокоенным, и я уверен, из-за того, как внезапно наши отношения приняли новый оборот. Даже если это была его идея, то для него это все равно огромный шаг.       — Прекрасно. И, пожалуйста, зови меня Гришей. Я знаю, что вы, ребятки, все еще учитесь, и я не уверен, какие планы у Ривая, хоть и сезон закончен, поэтому я позволю вам четверым решить, когда вы сможете приехать.       — На следующие несколько недель мое расписание чисто, — отвечает Ривай.       — У меня запланировано много выставок, но на следующих выходных я свободен, — говорю я.       — И для меня будет супер, — говорит Микаса.       — Я думаю, я тоже смогу. Мне нужно будет попросить отгул в больнице, они не должны мне отказать, — соглашается Армин.       — Отлично, тогда на следующих выходных, — говорит мой отец. — Поздравляю вас двоих.       — Спасибо, пап.       Разговор заканчивается после недолгих поздравлений и прощаний. После того, как я заканчиваю перевязывать лодыжку Ривая, я наконец-то позволяю себе полностью насладиться всеми преимуществами своего положения: мой жених сидит прямо напротив меня, полностью обнаженный, его волосы взъерошены, а вода стекает по его бледной коже. В этот раз он не останавливает меня: я толкаю его на кровать и подбираюсь поближе.