***
Невесть откуда взявшийся грохот, сопровождаемый неожиданной вспышкой боли, бесцеремонно вырвал меня из сна. Я медленно сел и потёр затылок, которым успел неслабо приложиться об пол во время падения. Странное ощущение разбитости и усталости, навалившееся после сна, никак не хотело проходить. Я бегло оглядел свой номер и сразу же заметил рядом с собой опрокинутый стул, который, очевидно, тоже решил вздремнуть и при этом сбросил меня. Как мило с его стороны. Отель «Звезда» в Тексорами, где я имел честь остановиться, вмещал в себя несколько сотен номеров, а жильцов ещё больше. Однако большинство из них вовсю дрыхли. Может, я и сам поспал бы чуть подольше, но после того цветочного кошмара сон как рукой сняло. Не хотелось бы снова просыпаться и грохаться об пол второй раз. Мой затылок, кстати, до сих пор побаливал, и я что-то не горел желанием повторять этот опыт. Тексорами был небольшим портовым городком в одном из Отражений, чем-то напоминающем Землю. Несмотря на небольшую площадь и немногочисленное население, здесь было на что посмотреть. Сюда постоянно съезжались купцы со всего света и просто туристы, которым хотелось новых ощущений. Купцы привозили с собой диковинные товары, один лучше другого: пряности, заграничные шелка, драгоценные камни… Всего не перечислить. И, хотя мне всегда нравилось знакомиться с новыми людьми, тексорамских торговцев я предпочитал обходить стороной. Очень уж высокомерный они народ, как по мне. Любят задирать нос и придают своему товару слишком большое значение. Порой мне кажется, что все они являются Отражениями моего брата Эрика — тот тоже всегда много думает о себе. Ну или Джулиана, если так угодно. И к Эрику, и к Джулиану я не испытывал ни малейшей симпатии, и связываться с похожими на них людьми мне не хотелось. То, что я не слишком лестного мнения о купцах, вы уже поняли. Дворяне, собственно, характером и манерой общения не сильно отличаются. Я бы сказал, что они даже в разы высокомернее купцов. Все из себя такие разодетые, расфуфыренные, с презрительным взглядом, которым они щедро одаривают всех, кто попадает в их поле зрения. Уверен, если бы существовала способность метать испепеляющие лучи из глаз, то они были бы наделены ею в избытке. Я уже давно уяснил, что у здешней знати два основных хобби: сидеть дома и пересчитывать свои несметные богатства, или же сидеть дома, глазеть в окно и перемывать кости остальным тексорамцам. Благо, что они делают это дома, а не на улице, и кроме них самих этих претензий никто не слышит. О моряках, должен вам сказать, что у них характер куда более сносный, чем у первых двух слоёв тексорамского населения. Собственно, большая часть моего окружения здесь состояла из них. Местные морские волки, как правило, дружелюбно настроены и не прочь поболтать с приезжими вроде меня. Если совсем расщедрятся, могут и достопримечательности показать. Так что, если застать моряка в хорошем расположении духа, есть шанс получить бесплатную экскурсию по городу. Найти моряка в Тексорами очень легко: они либо торчат на пристани (и при этом обязательно курят трубку), либо прохлаждаются в каком-нибудь близлежащем трактире или закусочной. На пристани мы с ними чинно беседовали о всякой чепухе вроде хорошей погоды и их ближайших планов, касающихся выхода в море. Я узнал от них немало преимуществ моряцкой жизни и даже выучил пару морских ругательств. В трактирах же мы занимались тем же, чем там обычно и занимаются: пили и резались в карты. Крестьяне сами по себе тоже довольно общительны и избытком высокомерия не страдают, в отличии от дворян и купцов. Правда, проблема в том, что их общительность не знает границ. А ещё они жутко злопамятны. Как-то раз я от нечего делать завёл дружбу с одним из них. Уже не помню, как его звали — кажется, Джон, а может, и Джеймс. Однажды я проезжал мимо его дома, а этот Джон или Джеймс вкалывал в своём огороде и, заметив меня, помахал мне рукой в знак приветствия. Мне в тот день нужно было доехать в одно место, где я не бывал прежде, а потому в тот момент я был поглощён изучением карты местности. Естественно, его жеста в свой адрес я не заметил. И знаете что? Он до сих пор на меня обижается. Мало того, он не упускает удовольствия при любом удобном случае напомнить мне, как сильно я его тогда оскорбил. Словом, от крестьян я тоже предпочитаю держаться подальше. Если все они в один прекрасный день на меня обидятся, я просто свихнусь. Путешественники же народ довольно разномастный. Я и сам к ним отношусь, и могу с уверенностью сказать, что о них нельзя что-либо говорить наверняка. Многие из них приезжают в Тексорами для осмотра достопримечательностей, некоторые — чтобы приобрести ценные товары от здешних купцов, а кто-то — и таких больше всего — просто чтобы оторваться по полной программе. Раз уж на то пошло, то и я тоже приехал сюда для того, чтобы оторваться и на какое-то время забыть о своих проблемах. Вполне естественное желание, особенно если ты — принц Эмбера. Приняв душ, переодевшись и кое-как причесавшись, я посмотрел на себя в зеркало. Холодная вода окончательно вымыла из меня остатки усталости вместе с ощущением разбитости, но вот мысли о дурном сне до сих пор остались. Поспать мне удалось от силы часа два, а то и меньше. Откровенно говоря, я ожидал на утро увидеть мертвенную бледность, жуткие круги под глазами и волосы, торчащие во все стороны, как у огородного пугала. А у моих волос ещё и цвет подходящий. Так что я был приятно удивлён, сделав вывод, что выгляжу более-менее сносно, несмотря на недосып. Я вернулся к себе в комнату и посмотрел на часы. Стрелки показывали половину шестого — странно, мне-то изначально казалось, что прошло гораздо больше времени. Идти сейчас на пристань или в трактир не было смысла: даже для моих друзей-моряков день ещё не начался. Можно было поболтать с кем-нибудь из жильцов, но и их двадцатый сон пока не близился к концу. Я осторожно приоткрыл дверь своего номера и выглянул в коридор, надеясь хоть кого-нибудь да встретить. К собственному удивлению, я заметил там старушку маленького роста — уборщицу миссис Джойс. Она энергично подметала пол, напевая арию из какой-то незнакомой мне оперы — впрочем, довольно фальшиво. Интересно, ей тоже приснился кошмар? Или она страдала бессонницей? Конечно, я мог поговорить и с миссис Джойс, но от этой мысли я сразу же отмахнулся. Эта пожилая работница отеля страдала тяжёлой формой перфекционизма. Она не только старалась сама выглядеть идеально (что в её возрасте было уже проблематично), но и считала необходимым указывать всем жильцам «Звезды» на их недостатки. Поэтому я быстро закрыл дверь, не желая быть обнаруженным. Чтобы хоть как-то убить время, я решил прибраться на своём письменном столе. Прибраться там действительно стоило, потому что стол был покрыт заметным слоем пыли и завален всякими бумагами, канцелярскими принадлежностями и прочим хламом. Я решительно сгрёб со стола всё лишнее и как можно тщательнее стёр с него пыль. Книги, валявшиеся на нём, я положил на небольшой стеллаж у стены. Отправив ненужный мусор в корзину и сложив все разбросанные канцелярские принадлежности в стакан, который стоял на подоконнике, я засунул руки в карманы брюк и окинул стол придирчивым взглядом. Итак, стол чист. Убил я на приведение его в порядок от силы минут пять, не больше. А время ползло всё также медленно… И тут я заметил на полу рядом со столом предмет, который не замечал раннее. Я наклонился и, подняв его, понял, что это была моя колода Карт. По привычке я всегда носил их с собой, но так давно ими не пользовался, что даже подзабыл о их существовании. Я опустился на стул, с которого до этого успешно грохнулся, и задумчиво повертел колоду в руках. На обложке пачки был изображён белый единорог — наш фамильный герб. Такая колода имелась у каждого члена королевской семьи. Я отлично помнил тот день, когда в возрасте восемнадцати лет прошёл Лабиринт и Дворкин подарил мне мою первую колоду. Давно это было, а кажется, что всего пару лет назад — настолько свежими были мои впечатления. Я осторожно извлёк Карты из пачки, отложив ту в сторону. Уже бессчётное количество раз я их рассматривал, но никогда не уставал это делать. Сколько я на них не смотрел, ощущения были всё те же. На картах были нарисованы люди, одетые в нечто, напоминающее костюмы не то XVII, не то XVIII века. И все они без исключения были моими братьями и сёстрами. Принцами и принцессами Эмбера. На первой карте был изображён высокий и худой мужчина с прямыми каштановыми волосами, которые свисали ниже плеч. Одет он был в костюм для верховой езды жёлтых и коричневых тонов и оранжевый плащ. Это был Бенедикт, самый старший из нас и лучший фехтовальщик Эмбера. Я всегда относился к нему с уважением, хотя поболтать с ним в дружеской обстановке мне никогда не удавалось. Серьёзный, ответственный и беспощадный в бою, Бенедикт был примером для многих из нас. Со следующей карты на меня глядел Эрик, надменно сверкая своими голубыми глазами. У него были иссиня-чёрные кудри и такого же цвета борода и усы. Он был в чёрном камзоле и красном плаще поверх него. Пояс, за который, он заткнул пару перчаток, тоже был красным. Красавец, конечно, что ни говори, но у меня он вечно ассоциировался с главным героем сказки о Синей Бороде — человеком, который убивал своих жён. Ему бы подошло. За Эриком следовал Каин, разодетый в парадный камзол чёрных и зелёных тонов и в чёрной треуголке, сдвинутой набекрень — видимо, Дворкин успел зарисовать его до того, как шляпа окончательно упала с головы. С треуголки свисал длинный плюмаж, чем-то напоминающий мне хвост персидской кошки, которая опрокинула на себя ведро зелёной краски. У него были тёмные волосы и тёмно-карие, почти чёрные глаза, которые смотрели вдаль. К большинству из нас, своих родственников, он относился нейтрально, но вот некоторых ненавидел. К сожалению, я принадлежал к последней категории. Затем я увидел человека, который выглядел как олицетворение огня во плоти: одет в шелка исключительно красных и жёлтых цветов, с огненно-рыжими волосами и голубыми глазами. Он улыбался, но улыбка эта была несколько хитрой, словно он знал что-то важное, то, чего не знают остальные. В руке он держал кубок с вином — похоже, его Дворкин поймал в трапезном зале. Что ж, в таком случае понятно, почему у него такой вид. Это был Блейз, и, скорее всего, он был не вполне трезвый в момент позирования. Следующим был Бранд, внешне очень похожий на Блейза. Такой же рыжий, но с зелёными глазами и без бороды. На нём был зелёный костюм, предназначенный для охоты, из-за чего он был похож на Робина Гуда. Только шляпы с пером не хватало. Мне он тоже нравился, хотя в последний раз я видел его очень давно. Он, как и я, частенько пропадал в Отражениях и в один момент так и не вернулся. С тех пор я его не видел и понятия не имею, где он сейчас. Рыжие в нашей семье ещё не закончились. На следующей карте была нарисована дама с роскошной огненной шевелюрой, что в совокупности с её зелёными, как крыжовник, глазами выглядело весьма зловеще. На ней было зелёное платье с лавандового и фиолетового цветов отделкой. Её звали Фиона. Я знал, что она владеет магией, и это чуточку повышало её в моих глазах. Но в остальном я относился к ней скептически. Вид у неё здесь был крайне недовольный — ага, я бы тоже так поджимал губы, если бы меня в таком виде рисовали. Затем появился Джулиан, с ног до головы облачённый в доспехи необычного белого цвета — пробить эту броню может разве что серебряная пуля. Длинные тёмные волосы создавали резкий контраст с его одеянием, а голубые глаза смотрели холодно и отстранённо. На лице было ноль эмоций, да и вообще весь его вид словно выдавал решительное «без комментариев». Скажу честно, его я никогда особенно не любил. И весь этот его гламурный вид ничего не меняет — симпатичные люди зачастую являются самыми подлыми, хотя бывают и исключения. За ним следовал высокий и широкоплечий мужчина с идеальной осанкой, в костюме серых и голубых тонов. У него была коротко постриженная борода и длинные тёмные волосы — такие же, как у Джулиана. На шее у него висел изящный охотничий рог, а на лице застыло смеющееся выражение. Звали его Жерар, и к нему я относился с симпатией. Он обладал недюжинной силой и обострённым чувством справедливости. И то, и другое порой доставало ему проблем, но он всегда старался делать всё возможное для блага Эмбера. В правой руке он, как и Блейз, держал кубок с вином. На следующей карте я увидел девушку в чёрном платье с широким серебристым поясом. Её тёмные волосы были уложены в хитроумную причёску, а синие глаза обрамлены длинными ресницами. Это была Дейдра. Не знаю, что про неё сказать, ибо я редко с ней контактировал. За ней следовала блондинка в платье цвета морской волны с глубоким вырезом и ясными лазурными глазами. Длинные волнистые волосы доходили ей чуть ли не до пояса. Её имя было Флоримель, но все мы звали её Флорой. Затем появилась девушка в переливающемся зеленовато-сером платье. У неё были нефритового цвета глаза и того же оттенка волосы, что указывало на её происхождение из Рэмбы — подводного Отражения Эмбера. Звали её Льювилла. Она была не похожа на всех нас, но была единственной из моих сестёр, которая мне нравилась. Хотя бы потому, что она никогда не участвовала в делах двора. Кроме того, она отнюдь не была злой и даже имела довольно мягкий характер, что в нашей семье было большой редкостью. На следующей карте был изображён я сам. Худощавое телосложение, голубые глаза, смотрящие с хитроватым прищуром и слегка взлохмаченные соломенные волосы. Что ж, я тут хотя бы улыбался, в отличии от некоторых. По крайней мере, моя физиономия не была такой кислой, как у Джулиана или Бенедикта. На мне были коричневые в красную полоску брюки, тёмно-коричневая жилетка и оранжевая рубашка с коричневым воротником и манжетами. На моём поясе висела короткая золочёная шпага с нанесённым на неё орнаментом в виде части Лабиринта. В правой руке я держал коричневую фуражку с жёлтым козырьком. Кстати, мне кажется, что моя цветовая гамма мне не идёт — у меня светлые волосы, и оранжевые и жёлтые оттенки с ними как будто сливаются. Дворкину вообще взбрело в голову нарисовать меня в тот момент, когда я этого не ожидал. А то так я, может, и надел бы что-нибудь получше. Как только я взглянул на следующую карту, дыхание моё на пару секунд остановилось, а сердце, наоборот, забилось в два раза быстрее. У человека, смотревшего на меня с карты, были чёрные вьющиеся волосы, которые доставали до самых плеч, бледная кожа, которая из-за волос казалась ещё бледнее, и пронзительно-зелёные глаза — настолько яркие, что их цвет едва граничил с неестественностью. На нём была чёрная с серебристым отливом рубашка, такого же цвета брюки и чёрный плащ, который был слегка подвёрнут. На его поясе висела серебряная шпага, а застёжка плаща была сделана в виде серебряной розы. Может, он и не был красивее Эрика, но исходившее от него обаяние никого не оставило бы равнодушным. Это был Корвин. Мой любимый брат во всех смыслах этого слова. Под этим словосочетанием я подразумеваю не только то, что он мне нравился, в отличие от некоторых других моих братьев. Но Бенедикт, Бранд и Жерар мне тоже нравились, а Корвин… По правде говоря, Корвин был для меня особенным. Я уже и не помнил, с каких пор мои чувства к нему из братских переросли в типичные романтические. И с одной стороны — это было, конечно, неправильно: мало того, что мы с ним одного пола, так он мне ещё и братом приходится. Хотя брат он мне только по отцу, матери у нас разные. Первые несколько лет я понимал, что так быть не должно и обеими руками отмахивался от своих чувств, надеясь, что «это пройдёт». Чёрта с два оно пройдёт. Мало того, что «это» всё никак не проходило, так оно ещё и постепенно усиливалось, пускало корни в мой разум и сердце, после чего забыть о своих чувствах стало для меня невыполнимой задачей. И, что хуже всего, я ни одной живой душе не мог доверить свои мысли. Если бы у принца Эмбера был девиз, то звучал бы он примерно так: «быть гордым и одиноким, никогда не принимать руку помощи, никому не доверять и всё делать самому». Я уже давно понял, что правда иногда бывает жестокой, а потому держал свои чувства при себе, надеясь, что этим всё и ограничится. Быть самым младшим членом королевской семьи Эмбера — да и любой королевской семьи в принципе — то ещё удовольствие. Не понаслышке знаю. Все над тобой издеваются, твоё мнение ни во что не ставят, а в лучшем случае тебя просто игнорируют. Корвин не относился ни к первой категории, ни ко второй. Мало того, что он не считал меня пустым местом, в отличии от остальных, так он ещё и обучил меня фехтовать. Во многом благодаря ему я и стал тем, кто я есть сейчас. Кто знает, возможно, я и его ненавидел бы, относись он ко мне также, как***
Морис не прогадал со временем. В закусочной действительно не было ни одной живой души. Обычно здесь и ногу поставить негде было, а посетители здесь не только перекусывали и выпивали, но и беседовали, танцевали, распевали серенады, играли в карты… Поэтому сейчас видеть это помещение таким тихим и опустевшим было немного странно. Мы выбрали столик у окна. Я уселся ближе к стене, Грэй и Морис — напротив меня. К нам тут же подскочила официантка — веснушчатая девушка в красно-белой полосатой юбке — и мы заказали у неё какой-то коктейль на три порции. — Что сегодня будем делать? — осведомился я. — Обижаешь, — усмехнулся Морис и, порывшись в карманах, выудил оттуда колоду карт. — Во что сегодня будем? В «Дворец» или в Старую Деву*? — В «Старую Деву» мы уже три дня подряд играем, — возразил Грэй. — Тогда в «Секвенцию»? — С ней то же самое, разве нет? — А «Домино»? Я молча наблюдал за друзьями, препирающимися насчёт выбора карточной игры на сегодня, и невольно отметил, что хотел бы ненадолго остановить время в этом моменте. По сравнению с нашей семьёй, похожей на безумный театр, где актёры за кулисами резали друг друга, их ежедневные споры были милыми и безобидными. — Рэндалл, что насчёт тебя? — обратился ко мне Грэй. Я улыбнулся: — Может, в «Омаху»? Давненько мы в неё не играли. Да и правила я подзабыл. — Хорошо. Давайте в «Омаху», — согласился Грэй, не давая Морису времени на возражения. Морис раздал карты, и время начало течь гораздо быстрее среди королей, тузов, валетов и дам. Внезапно я в полной мере осознал, как хорошо иметь настоящих друзей, вот так сидеть с ними в трактире и не думать ни о чём, кроме настоящего — ни о прошлом, ни о будущем. Я бы и хотел сохранить это ощущение подольше, но тут произошло то, что заставило мой мозг разом выйти из этого медитативного состояния. Со мной заговорил бубновый валет. Сперва я подумал, что коктейль, заказанный Морисом, вышел слишком крепким, и у меня начались галлюцинации. «Рэндом», — позвал валет. Я во все глаза уставился на него, но стало только хуже: его лицо затуманилось, а потом он добавил: «Помоги мне». После этих слов чьё-то лицо (не валета!) возникло на карте, и я чуть не поперхнулся, увидев его. Это был Бранд собственной персоной! Чёрт возьми, это был действительно он! И через обычную карту! Но как? Каким образом? — Я слушаю, — произнёс я, боясь, что связь пропадёт. — Что случилось? Бранд что-то сказал, но я услышал только середину фразы: «в плену». — Где? — быстро спросил я. Я увидел, как он покачал головой: — Не могу помочь тебе. Нет Карт, да и я слишком слаб. Тебе придётся идти в обход, длинным путём. — Как мне тебя найти? — Смотри внимательно, — ответил Бранд. — Запоминай каждую мелочь. Скорее всего, я смогу показать тебе лишь один раз. И прихвати с собой оружие. Я так и сделал. Напряг зрение изо всех сил. Это было какое-то Отражение, судя по всему, довольно далекое от Эмбера. Бранд находился в башне, вокруг которой обвилось что-то сверкающее, похожее на скопище бриллиантов. Сначала я подумал, что это просто часть самой башни, но присмотревшись, понял, что это было какое-то животное. Возможно, дракон. Только я успел его рассмотреть, как пейзаж в одно мгновение померк, а карта вновь перестала отличаться от остальных. Я с трудом оторвал взгляд от бубнового валета. Интересно, сколько времени прошло с того момента, как Бранд вызвал меня? По моим ощущениям — минуты две, не больше, но так ли оно было на самом деле? Может, я уже час сижу и пялюсь на эту карту, а Морис и Грэй тем временем не знают, что и думать? И только тут я заметил, что оба выше означенных мистера обалдело уставились на меня. Вероятно, они сейчас принимали жизненно важное решение: обидеться им на меня, разозлиться или испугаться за столь продолжительную паузу.