Солнечные лучи, бывшие огромной редкостью для Тексорами, пробивались сквозь окно столовой отеля, в котором я остановился. Если посмотреть в это окно, что я в тот момент и делал, то можно легко понять, что время было довольно ранее, потому что на улице было совершенно пусто. Даже в окнах дома напротив свет ещё не горел, хотя на улице было уже светло. Правда, на часы я сегодня ещё не смотрел и, следовательно, понятия не имел, сколько времени.
Неожиданно на стол в паре сантиметров от моей чашки кофе грохнулась тарелка супа — да так резко, что половина его содержимого чуть не выплеснулась через край.
Я засомневался в том, опустить мне или поднять голову. Может, если я сделаю вид, что ничего не заметил, то он постоит и уйдёт? Но с другой стороны, не известно, сколько он будет так стоять — игнорировать его вечность у меня уж точно не получится. Конечно, я пришёл к тому, что поднял глаза и увидел, как надо мной возвышается человек в рубашке и потрёпанной куртке. Ладно, возвышается — не совсем верное слово. Но когда я сидел, а незнакомец стоял, он казался гораздо выше.
Я открыл было рот, чтобы попросить его убраться и найти себе другой стол, но это желание пропало после того, как незнакомец вдруг улыбнулся и подмигнул мне:
— Привет. Здесь занято?
Удивительно, как всего пара слов могут повлиять на восприятие окружающих: после того, как он со мной поздоровался, у меня почему-то пропало желание его прогонять, и я ответил:
— Да нет, садитесь.
— Спасибо, — сказал незнакомец и плюхнулся на соседний стул. — Ну и погодка, а?
Я кинул быстрый взгляд на небо за окном.
— По мне, так с ней всё в порядке.
— Вот и я о том же, — кивнул тот. — Это первый солнечный день за две недели. Все остальные дни лил дождь.
— И что, у вас всегда так? — решил я всё же поддержать разговор.
— Как?
Я пожал плечами:
— Ну, дождливо. Пасмурно. Даже сейчас небо не то чтобы чистое.
Я отвернулся от окна и увидел, что мой собеседник удивлённо на меня смотрит.
— Что-то не так?
— Вы в городе первый день, что ли? — поинтересовался он в ответ.
Терпеть не могу, когда люди задают мне встречные вопросы.
— Второй.
— А, ну тогда всё с вами понятно, — незнакомец ухмыльнулся, после чего отхлебнул супа из своей тарелки и тут же поморщился: — Тьфу ты, чёрт... Держу пари, сегодня очередь Кортни готовить постояльцам. Она всегда кладёт в еду чересчур много перца. У меня такое впечатление, что в рецепт она ещё ни разу не заглянула...
Он огляделся, потом встал из-за стола и кивнул в сторону выхода из столовой:
— Пойду принесу себе стакан воды, а то после этого супа сам чёрт нормально разговаривать не сможет.
Сперва я решил, что ему просто надоела моя компания и он нашёл удобный предлог, чтобы уйти, но через несколько минут он вернулся, теперь уже без куртки.
— Это снова я, — прокомментировал он своё возвращение. — По правде говоря, перец до сих пор чувствуется.
— Сколько вы выпили?
— Я не считал, но больше двух стаканов уж точно.
— Напомните никогда ничего здесь не есть, — усмехнулся я.
Мой собеседник усмехнулся в ответ:
— На самом деле кормят здесь отвратительно, — он кивнул на мою чашку. — И кофе у них растворимый. Но вы, наверное, сами уже заметили.
— Честно говоря, не заметил, — признал я.
— Ну, тогда вам придётся поверить мне на слово.
— А где же вы тогда едите, если здесь, по вашим словам, отвратительно кормят?
— Недалеко от отеля есть закусочная. Советую вам тоже туда как-нибудь сходить. На здешней еде вы вряд ли долго продержитесь.
Я улыбнулся:
— Что, неужели всё настолько плохо?
— Ну, мой борщ вы уже видели. Могу, конечно, привести ещё парочку случаев, но, наверное, общую идею вы уже поняли, — отозвался мой собеседник и, не дождавшись ответа, вдруг резко сменил тему: — А, кстати. Как вас зовут?
На пару секунд у меня возникло желание сказать своё настоящее имя и посмотреть на его реакцию. Если вдруг вы забыли, моё имя полностью идентично английскому прилагательному «случайный», и я до сих пор думаю, что это было злой шуткой моей матери. Разумеется, до этого мне тоже было интересно, как бы отреагировали на моё имя жители Отражения Земля, и несколько раз я даже проверял это. Реакция тех, кому я называл своё имя, была примерно одной и той же.
— Так как вас зовут? — повторил незнакомец свой вопрос, поскольку пауза, видимо, затянулась.
«Рэндом Эмберский».
— Рэндалл Кори, — сказал я в противовес своим мыслям.
Мой собеседник уважительно покивал, как будто вместе с обретением имени я резко вырос в его глазах.
— Я — Морис Райтман, — представился он в ответ и протянул мне руку: — Можно просто Морис.
Я пожал ему руку, невольно улыбнувшись тому, что он сразу попросил звать его по имени, а не по фамилии.
— Тоже не любите формальности?
— Не любишь, — поправил меня Морис. — Давай на «ты».
— Хорошо. Ты тоже не любишь формальности?
— Ну, мои родители, когда злились, всегда звали меня мистер Райтман. И когда люди так ко мне обращаются, я каждый раз начинаю думать, что сделал что-то не так и меня сейчас будут ругать, — он усмехнулся. — Поэтому я прошу всех своих знакомых звать меня по имени.
— А если они отказываются?
— Ну... — Морис на секунду замолчал. — значит, зовут по фамилии. Я, конечно, не настолько категоричен, — быстро добавил он, — просто обращение по имени мне нравится больше.
— Имя нравится больше, чем фамилия?
— Что? — он озадаченно нахмурился, потом усмехнулся: — Да нет, не в этом дело. Просто...
— Я понял. Я просто пытался пошутить, — я хотел ещё раз улыбнуться, но на этот раз получилось как-то неискренне, словно мой мозг вдруг решил, что если моя шутка не удалась, то и улыбка сейчас будет не к месту. — Скажи, почему ты выбрал именно мой стол, когда здесь куча свободных мест? Ты же мог выбрать абсолютно любое.
Он пожал плечами, хотя, как мне показалось, прекрасно знал, что на это ответить.
— У тебя был одинокий вид.
— Одинокий? Правда?
— Да, — кивнул Морис. — Такое впечатление, будто у тебя случилось что-то очень плохое, и оно на тебя давит.
Я удивлённо хмыкнул, потому что для человека, который ничего обо мне не знает, он очень точно проанализировал моё внутреннее состояние. А я ещё думал, что хорош в сокрытии своих эмоций.
Мой собеседник то ли не заметил этого хмыкания, то ли сделал вид, что не заметил, и как ни в чём не бывало продолжил:
— Да и просто странно: сидит мальчишка один, дай, думаю, подойду.
«Знал бы ты, сколько мне лет», — ехидно подумал я, но вслух сказал совсем другое:
— Ты не первый человек, который меня так называет. Неужели я действительно так молодо выгляжу?
— Более или менее, — отозвался Морис. — А что, кто-то другой тоже зовёт тебя мальчишкой?
— Он звал меня мелким. Но мне тогда было пятнадцать лет, так что в то время это прозвище было более... актуально.
— Больше не зовёт?
— Не уверен, что он ещё жив.
— Понятно... — пробормотал Морис.
По его лицу было видно, что у него ко мне много вопросов, которые он либо не знал, как задать, либо понимал, что задавать их не стоит. Но даже несмотря на то, что я сам не хотел развивать эту тему, мне было интересно, захочет ли мой собеседник это сделать.
— Ничего больше не хочешь сказать?
Он пожал плечами:
— Сдаётся мне, если я скажу что-то ещё, ты попросту не ответишь. Люди крайне редко соглашаются изливать душу тем, кого знают всего несколько минут.
— А мне ещё казалось, что ты любопытный, — усмехнулся я. — Видимо, первое впечатление действительно бывает обманчиво.
— Я действительно любопытный, но при этом не лишённый чувства такта.
— И скромный, — добавил я с усмешкой. — Нет, на самом деле я ценю это. В моей жизни не так много людей, у которых есть чувство такта.
— Это ещё почему?
— Не знаю. Просто не повезло с окружением.
— Тогда в чём проблема поменять его, если тебе не нравятся люди, которые тебя окружают?
Если бы эти люди не были моими братьями и сёстрами, то я, наверное, так бы и сделал. Поменять друзей легко, чего нельзя сказать о том, чтобы поменять семью. И неважно, как я к ним отношусь — мне всё равно приходится время от времени с ними контактировать, хочу я этого или нет.
Конечно, я мог бы оборвать с ними все связи, найти себе какое-нибудь Отражение подальше от Эмбера и больше никогда не иметь со своей семьёй никаких дел — возможно, тогда жизнь стала бы для меня намного проще и спокойнее, чем раньше.
Возможно, про меня бы даже никто не вспомнил.
И всё же, как бы не привлекательно звучала такая жизнь, я не мог себе её позволить по одной причине. Конечно, я могу уйти в Отражения на несколько лет или даже на пару десятилетий, но совсем не факт, что за это время обо мне никто не вспомнит и не свяжется со мной по Карте. Или случится какой-нибудь форс-мажор, из-за которого я вдруг понадоблюсь своей семье и они попросят меня вернуться — правда, я не помню, чтобы когда-нибудь такое действительно происходило. Да и у принца, как-никак, тоже есть свои обязанности.
***
— Подожди, — перебил Жерар, — а как же все те разы, которые я связывался с тобой и спрашивал, как твои дела?
— Я говорил не про тебя, а в общем. Ну сам подумай, кому вообще было до меня дело всё то время, пока я отсутствовал в Эмбере?
— Я думал, ты и хотел, чтобы никому не было до тебя дела.
— Это было бы великолепно, но, боюсь, невозможно.
— Я не думал, что ты настолько ненавидишь Эмбер.
Я нахмурился:
— Жерар, я не ненавижу Эмбер. Я ненавижу то, что там происходит.
— И что же это?
Я ответил не сразу. Несмотря на то, что Эмбер был моим домом, иногда мне казалось, что именно оттуда исходит всё, что так или иначе осложняет мне жизнь. Вот честное слово. Хотя сам по себе он мне, разумеется, ничего не сделал — да и как-то глупо было бы говорить, что сделал. Все негативные эмоции, которые я когда-либо там испытал, было не так-то просто выразить каким-то одним словом, и поэтому мой ответ получился расплывчатым:
— Ничего хорошего.
Конечно, я, как сказал бы Морис, не настолько категоричен. Я жил в Эмбере всё своё детство и юность, и, конечно, у меня остались о нём не только плохие воспоминания. Но на ряду с некоторыми значимыми событиями в моей жизни место, где я родился и вырос, всё время ассоциируется у меня с людьми, которые так или иначе доставили мне проблем — и неважно, намеренно или нет.
«Брось, Рэндом, не неси чушь, — сердито одёрнул меня мой мозг. — Хватит вести себя так, будто у тебя случилось какое-то горе!»
Действительно, хватит.
Ведь по сути, у меня и горя-то никакого не было. У меня никто не умер — по крайней мере, никто, за кого бы следовало переживать. Да и вообще, не так уж у меня всё и плохо: пусть мои родители меня и не любили, это было вполне взаимно, и их мнение обо мне меня не слишком волновало. Да и к большинству своих братьев и сестёр я относился без особой привязанности.
Иногда мне кажется, что за века жизни мы все уже давно должны были забыть такие чувства, как любовь, привязанность, благородство, честь и прочая сентиментальная чертовщина, которая лично мне здорово портит жизнь последние пару сотен лет. Жаль, что это не так — по крайней мере, для меня. Возможно, было бы лучше, если бы я ненавидел всех своих родственников без исключений — тогда я мог бы с чистой совестью покинуть Эмбер и никогда больше их не вспоминать.
— Ты в порядке?
Я поднял глаза на Жерара, потом вскинул брови и пожал плечами, изображая недоумение:
— Конечно. С чего ты взял, что я не в порядке?
— Ты замолчал и несколько секунд просто смотрел в одну точку. Я что-то не то сказал? В таком случае прости, не хотел тебя задеть.
— Да нет, всё нормально, — заверил его я.— Ты тут вообще ни при чём.
— Продолжишь свой рассказ?
— Разумеется, — я на секунду нахмурился, снова проясняя в памяти события, о которых собирался рассказать.
***
— Не всегда наше окружение зависит от нас самих, — ответил я на вопрос Мориса.
— Ну да, тоже верно, — согласился тот и усмехнулся: — Взять хотя бы Кортни...
— К слову, кто такая эта Кортни? — осведомился я.
— Одна из поварих отеля. Неплохая девчонка, но над кулинарными навыками ей точно стоит поработать. Ходят слухи, что её родители были из какой-то купеческой семьи, но по какой-то причине от неё отказались. Её отдали в детский дом, но через несколько лет она оттуда сбежала. Понятия не имею, как она будет жить дальше, потому что лично я бы её уволил, если бы только имел на это право.
— Ужас, — вырвалось у меня.
Мои родители, может, и не были лучшими на свете, но от меня они, по крайней мере, не отказывались.
— Да, ужас, — снова согласился Морис. — Не понимаю, как вообще можно отказаться от своего ребёнка.
— С другой стороны, может, и хорошо, что они это сделали. Воспитываться у родителей, которым на тебя плевать — то ещё удовольствие.
— А у тебя был такой опыт? — догадался он.
Я кивнул.
— Мне очень жаль, — сказал Морис, внимательно изучая моё лицо. Наверное, он надеялся найти на нём следы печали, которых не было.
— Не стоит, — заверил его я и снова уставился в окно.
— У вас были сложные отношения, да?
Я криво улыбнулся:
— Отец меня презирал, а мать вела себя так, будто меня не существует.
— Ну и ну... — Морис задумчиво почесал бороду. — И тебе ни разу не хотелось наладить с ними отношения?
— Хотелось. Очень. Но годам к десяти я понял, что это невозможно и своего отношения ко мне они не поменяют, как бы я ни старался это изменить. Если ты хочешь меня жалеть — забудь, — быстро добавил я, увидев, что он собирается ещё что-то сказать.
Морис снова оглядел меня, и мне показалось, что на этот раз в его взгляде промелькнуло уважение.
— А ты у нас сильный и независимый, да?
— Стараюсь таким быть.
— У меня сестра такая же. Со всеми трудностями справляется сама, а когда её жалеют, терпеть не может, — его выражение лица резко сменилось с шутливого на серьёзное: — Я надеюсь, ты понимаешь, что не обязан выносить все свои проблемы в одиночку? Если всё время будешь отказываться от помощи, то в конце концов жизнь тебя просто сломает. С моей сестрой это уже случилось однажды, и мне бы не хотелось, чтобы с тобой произошло то же самое. Относись к себе более снисходительно, ладно?
— Ладно.
***
То, что жизнь сломала меня уже как минимум дважды, я нарочно не упомянул — как Морису тогда, так и Жерару сейчас. Если бы он спросил, как именно она меня сломала, я бы вряд ли смог ответить, а любая попытка уклониться от ответа породила бы подозрения со стороны Жерара. Так что я решил не рисковать.
Того, что произошло со мной на самом деле, я бы ему в любом случае ни за что не сказал.
