Mea maxima culpa. In nomine patris

Сдох бы… Если бы Вьехо только знал… Если бы он только мог догадываться… Иногда Нортеньо думал, что Крис Хемсворт, тот, что носил это имя, потомок славного рода Ведель-Ярлсбергов, сын Одина, брат Тора, муж Магды Мартинссон и отец маленького Магни, неверный слуга Господень… Иногда Нортеньо думал, что Крис Хемсворт и вправду сдох, сгинул в ледяных водах северного моря. Ледяных в буквальном смысле этого слова - он до сих пор помнил кусочки льда, как они скользили поверх черной, жирной, будто бы маслянистой морской глади. Крис плыл… Пытался плыть, если быть точным, и попыток его хватило всего лишь на пару минут после того, как он выпрыгнул из лодки. За какие-то доли секунды до того, как пуля, метко пущенная в полет детективом Кейси, попала точнехонько в мотор, и он взорвался, разнося лодку в щепы, Крис нырнул, уходя под воду как можно глубже, чтобы не оглушило взрывом, проплыл под водой — немного совсем, надолго его просто не хватило. И дело было даже не в простреленной ноге. Вода была обжигающе ледяной. Не к месту вдруг вспомнилась сказка — мама читала эту сказку им с Тором, когда они мелкими еще были, - королева с ледяным сердцем заставляла маленького мальчика складывать из кусочков льда слово «вечность». И сейчас, попав в объятия холодного моря, Крис чувствовал себя этим мальчиком. Если он не выплывет, то будет до конца жизни складывать из льдинок слово «вечность». И от этого Крис замерзал еще быстрее. Хемсворт пытался плыть, отталкивая руками лёд, что плавал в воде, и чувствовал, как замерзшая вода царапает руки, лицо, кусает за шею. Минут через пять он был готов сдаться. А еще через две минуты все-таки сдался. Перестал работать руками, отдался стихии, как отдавался бы любимой женщине: вот он я, весь твой, делай со мной, что пожелаешь. И еще через минуту Крис пошел бы ко дну, захлебнувшись горечью стылой воды, если бы зверь, который вёл его до самой этой точки, не поднял бы головы. Это же зверь, загоняемый охотниками, ушел от преследователей. Это же он — звери плавают куда лучше людей — не пропал, не окоченел, не околел, оказавшись среди колючих льдинок. Звери не умеют складывать изо льда слово «вечность». И зверь, издав грозный рык, поплыл, несмотря ни на что. Ни на холод, что пробирал до костей. Ни на раненую лапу, которая не чувствовалась почти что. Зверь плыл, рассекая волны, и эти же волны несли его, помогали, подталкивали и вынесли в конце концов — не сдавшегося, но едва живого — на берег. Сколько Крис провалялся на берегу? Недолго, надо полагать. В мокрой одежде он замерз бы насмерть, лежа без движения. «Двигайся, слышишь?!» - когда-то, всего девять лет… целую жизнь назад он кричал эти слова в лицо Магды Мартинссон. Магды, которая, едва живая от холода и усталости, чуть было не сдалась, когда их обоих вот так же, как сейчас Криса, вынесло море на берег. Она никогда не сдавалась — его Магда. В ней тоже было что-то от зверя. «Перестанешь двигаться — и ты труп!» - проговорил про себя Крис, вспомнив о Магде. О том, что она никогда не сдавалась. И он попытался встать. Не сразу, но у него это получилось. Встал — и заорал, как только наступил на раненую ногу. Как это он мог бежать сразу после выстрела Кейси? Адреналин, видимо. Адреналин, и звериная живучесть. Кое-как, волоча простреленную конечность, он смог проковылять несколько метров и поднять какую-то ветку — довольно крепкую — они валялись тут повсюду, видимо, течение принесло. Пару дней назад был шторм, говорят. Опираясь на ветку, отец Крис… Странно, но ведь формально никто не лишал его сана. Так вот отец Крис, используя ветку, как трость, поплелся к маленькому рыбацкому домику, что стоял чуть поодаль, там, где заканчивался пляж и росли редкие деревья. Оказавшись внутри, Хемсворт огляделся — обычная, ничем не примечательная хибара, грубо и наскоро построенная, но на вид крепкая. Такая же точно, как та, где они с Магдой спаслись в ту самую ночь, что зачат был их сын. Их Магни. Та ли это была избушка или другая — от боли и пробирающего насквозь холода Крис соображал плохо, - но ему хотелось думать, что домик этот — тот же самый. Вон камин, что он растапливал, благодаря Создателя и хозяина дома за то, что возле камина лежали аккуратной стопкой дрова. Вон кровать, на которой они с Магдой любили друг друга в их первый раз. Стуча зубами и путаясь в застежках почти что ничего не чувствующими от мороза пальцами, Хемсворт стянул с себя мокрую одежду. Ему казалось даже, что ткань начала покрываться инеем, хотя может так оно и было на самом деле. Раздевшись, он накинул на себя покрывало, что стянул с кровати и, почувствовав хоть какое-то подобие тепла, огляделся в поисках спичек. Дьявол, да где же они?! Крис поискал на полках — их было всего две, прибитые к стене возле кровати. Он осмотрел маленькую тумбочку, и не нашел там ничего, что позволило бы разжечь огонь. Проклятье! Позабыв о священном сане и о том, что подобные выражения к этому самому сану не особо подходят, Хемсворт продолжал искать. Он отвернулся от Бога давно. Бог от него отвернулся тоже. Так к чему продолжать притворяться? Перетряхнул снятую одежду — пистолет, надежно закрепленный в кобуре; спутниковый телефон: водонепроницаемый и противоударный, в защитном чехле; документы, тщательно заламинированные — все это не понадобится ему, если он не сможет согреться. Зажигалка обнаружилась на полу, возле поленницы — видимо, хозяин домика нечаянно смахнул её с полки и не заметил. Судя по запасам спиртного, что тот хранил здесь, такая невнимательность вполне могла быть им допущена. Дрова разгорелись ярко, и Крис, хлебнув водки прямо из горлышка — пользоваться чужой, к тому же изрядно пыльной кружкой он побрезговал, - принялся перевязывать рану. Крови было немного, но пуля, по всему было похоже, засела внутри, и если не поторопиться, он мог потерять ногу. Закончив с перевязкой, Хемсворт достал из чехла телефон, мысленно похвалив себя за подобную предусмотрительность. Собираясь провести последний — самый главный — ритуал, святой отец не тешил себя надеждой. Удачен будет этот самый ритуал или же нет — шансы остаться в живых не были высоки. Не выпущенное на свободу древнее божество, так простые смертные — полицейские — могли бы лишить его жизни. И поделом! Вот только если Крис Хемсворт и готов был принять смерть — а от руки Тома Хиддлстона, которого он сам лично назначил себе в новые боги, это было бы даже предпочтительно, - то вот зверь, которого Крис пытался удержать, усмирить, не дать вырваться на свободу... Зверь умирать не желал. Зверь хотел жить, дышать, двигаться, любить в конце концов. Именно зверь не дал человеку захлебнуться стылой водой с острым крошевом льда вперемешку. Повинуясь зверю, человек тоже решил выжить. Во что бы то ни стало выжить. Кто знает, что там его ждет — в этой новой жизни? Человек не мечтал заслужить прощенье. Но жаждал обрести хотя бы спокойствие. Хемсворт не вполне, но все же согрелся, пока искал, чем бы развести огонь, да бинтовал ногу, наделав эти самые бинты из простыни, как тогда, девять лет назад то же самое сделала Магда, чтобы перевязать его рану, которую оставил ему… Как там звали того бандита, на которого Крис охотился вместе со своей женщиной? Со своей медведицей. Ноа… А, черт, неважно это совсем! Тогда, вот так же согревшись от огня и выпитой водки, их бросило друг к другу… Его бросило к ней, если говорить по правде. Именно его потянуло к теплу этой женщины. Ему хотелось расплавиться в её огне — а она была огненной, его Магда. Он брал её — в первый раз как в последний — и все ему казалось, что так, раз за разом погружаясь в её нежное, влажное лоно, он цепляется за жизнь, отвоевывает себя — и её тоже — у смерти. Она и была жизнью — его Магда. Сейчас же, не смея посмотреть в глаза Вьехо, слушая его обвинения в трусости, Нортеньо думал о том, что она осталась там — за океаном и за прошедшими с их последней встречи годами — его Магда. Его жизнь. Крис Хемсворт остался там тоже — сгинул в студеных водах Балтики. Растворился в них. Сюда, в жаркий, солнечный, песчанно-желтый Каракас Нортеньо взял лишь своего зверя. И свою память. Так уж получилось. Тогда, лежа на узкой кровати в чьем-то рыбацком домике, зверь едва не скулил от боли и холода — он все никак не мог согреться до конца. Наверное, потому что рядом не было той, что могла бы согреть одним лишь прикосновением. Так вот зверь скулил, свернувшись побитой псиной у него внутри, а Крис, стиснув зубы и перетянув покрепче повязку на ноге, набрал номер — личный номер, известный всего-то паре-тройке человек — Витторио Алонсо. Он ждал, и все представлял, как сигнал идет с его телефона сначала на спутник, а потом возвращается назад, на Землю, и всё ему казалось — ну как же так? Это же долго — сначала в Космос, а потом обратно. Но Алонсо принял вызов очень быстро. Так быстро, что Крис и не ожидал даже. И тогда он озвучил свои условия — его молчание в обмен на жизнь. Именно так. - Я исчезну, - твердым голосом, настолько, насколько это было возможно, учитывая обстоятельства, предупредил он шефа. - Я обещаю, что никто никогда не услышит больше о Крисе Хемсворте. Вы же должны вытащить меня отсюда. Вытащить и переправить туда, куда я скажу… - Боюсь, ты не в том положении, чтобы диктовать условия, сын мой, - раздраженно перебил его Алонсо. - Нет, это вы не в том положении, чтобы игнорировать мои условия, - не сдавался Хемсворт. - Если меня возьмут полицейские, я сдам ИВД. Со всеми вашими потрохами. Со всеми вашими грязными секретиками. Я соберу пресс-конференцию прямо в тюрьме — будьте уверенны, я смогу это сделать. И весь мир узнает, какую грязь я творил с благословения Святой Матери Церкви. А если попытаетесь меня убить — то же самое сделает мой друг. Тот, кому я передал все материалы… Крис сбился, закашлялся, сплюнул на пол немного крови. С чего вдруг кровь во рту? Черт, сколько еще можно уговаривать старика Алонсо? - Так вот даже после моей смерти найдется человек, который сможет опорочить честное — в кавычках — имя ИВД. Он не блефовал ни разу. Еще год назад Хемсворт передал Вьехо флэшку, и если пресса узнает, что именно хранится на этой самой флешке… Власть католической церкви если не закачается, то по крайней мере пошатнется. Хемсворт не питал иллюзий. Витторио Алонсо знал своего подчиненного достаточно хорошо и вряд ли отнесся к его словам, как к блефу. Вот только… Крис на его месте послал бы убийцу. Кардинал прислал отца Росси. Тот устроил все наилучшим образом — эвакуацию Хемсворта. И уже через пару недель тот потягивал ангостуру, запивая крепким напитком сильные обезболивающие. А еще через две недели Вьехо, который и устроил Крису оздоровительный сеанс, заставил своего друга откровенно рассказать, что же за хрень такую он сотворил, что приходится тащить его, полуживого, с одного края Земли на другой. А выслушав рассказ, прислал к Хемсворту мозгоправа. «Или лечись, придурок ты отбитый, или проваливай. Просто вот нахрен проваливай. Но знай — я бы предпочел, чтобы ты остался». И Крис остался. Две красных таблетки, прописанные психиатром, теперь принимал он только в самых крайних случаях. И нога болела не так чтобы очень сильно. С тех пор прошло без малого двадцать лет. Четверть жизни. Впрочем… Крис Хемсворт сдох среди ледяных фьордов Швеции. Нортеньо, Северянин… Он жил сейчас совсем другой жизнью. И ни разу за всю жизнь не слышал от своего друга обвинений в трусости. Да только кто же мог подумать, что так оно все обернется? И Теньо не сможет совладать с самим собой, не сможет решиться переступить порог комнаты, что отделяет его от сына Криса Хемсворта? Впрочем… Этой ночью, когда все спали, с Теньо случилась бессонница… Она навещала Северянина частенько. Садилась возле кровати. Усмехалась криво и… И тогда приходили воспоминания. Северянин гнал их от себя. Пытался утопить суку-бессонницу в крепком пойле. Да только та не желала быть утопленной. Так и этой ночью. Устав вертеться на скомканных простынях, он вышел из комнаты. Может, на террасе, на свежем воздухе, под монотонный стрекот цикад, получится уснуть? Путь на террасу пролегал как раз мимо комнаты, которую хозяин дома выделил раненому отцу Магнусу. И Нортеньо не планировал нарушать покой преподобного. Не планировал, если бы не услышал громкий, слышный даже сквозь закрытую дверь, стон. Не раздумывая — хотя можно было подумать и позвать Паоло, не зря же он у Вьехо штатный доктор, - Северянин вошел внутрь. Больной метался по кровати, и в неярком свете ночника было видно, что подушка его промокла от пота — волосы отца Магнуса были влажными, как и плечи, и грудь — одеяло сползло до пояса, и сейчас Нортеньо было видно, как крупная испарина покрывает бледную кожу. Он метнулся в ванную — благо в этой спальне была своя. Смочил холодной водой полотенце и вернулся к раненому. - Потерпи! - попросил он Магнуса, аккуратно вытирая пот полотенцем, а после, оглядев прикроватную тумбочку, нашел уже заряженный шприц с жаропонижающим. Миг — иголка вошла в плечо. - Сейчас станет полегче, - пообещал он молодому священнику. - Уже скоро, потерпи. И, повинуясь секундному порыву, наклонился к пылающему лбу Магнуса и коснулся губами все еще влажной кожи. Ладонь накрыла щеку, большой палец погладил острую косточку скулы. - Как же тебя так угораздило, - прошептал Нортеньо. - Мальчик мой, как же ты так… - Папа… - совсем легкий шепот, еле слышный, слетел с обветренных температурой губ раненого. Северянин даже не был уверен, что он услышал то, что услышал. Может быть, ему хотелось, чтобы сын Криса Хемсворта произнес это — «папа»? - Я здесь, сынок, - прошептал он в ответ и опять промокнул пылающий лоб полотенцем. - Я рядом, родной. Через несколько минут лекарство подействовало, и Магнус затих, дыхание его выровнялось, и Северянину уже не нужно было влажное полотенце. Это было ночью. А сейчас, при свете дня, услышав от Вьехо, что Мартинссон желает его видеть, Нортеньо признался самому себе, что на самом деле трусит. - Иди к нему, дурень! - покачал головой Серхио, впрочем глядел он на друга не с насмешкой — а как еще можно смотреть на труса? - а с некоторым даже сочувствием и участием. - Ты же понимаешь, что не просто так Институт внешних дел прислал парня в Каракас? - спросил Теньо, задумчиво потирая пальцами — большим и указательным — густую светлую бороду. - Просто так только кошки плодятся, - пожал плечами Вьехо. - Они знали, понимаешь? - Северянин принялся ходить туда-сюда, и от его мельтешения у Серхио в глазах закружилось. - Они нашли меня. И теперь попытаются убрать руками… Его руками… Моего мальчика... Черт, хитрые сволочи! Их почерк, Вьехо — они так проверяют. Не меня — на меня им давно похер. Его! Тогда, почти что двадцать лет назад, отец Росси смог эвакуировать Криса в Португалию. Именно Лиссабон был той точкой, куда он просил доставить его из Швеции, минуя полицейские посты и заслоны. Оттуда, из Лиссабона, его забрали люди Вьехо и переправили через океан. Под самым носом у ищеек ИВД забрали. Те и не поняли даже, куда это делся Хемсворт, за которым они день и ночь вели наблюдение. - Так сделай их, Крис… Прости, Теньо, - исправился Вьехо, памятуя о том, что Северянин не любил, когда его называли настоящим именем. - Сделай их, как ты всегда мог — изящно и красиво. А парня мы не дадим в обиду. - Изящно и красиво… - задумчиво протянул Теньо и, развернувшись на каблуках — вовсе даже не изящно, учитывая больную ногу, — направился в комнату к отцу Магнусу. Он вошел без стука. Манеры… Когда-то он знал о них всё — мать постаралась, спасибо ей. Мать тоже осталась в прошлой жизни. Так что он вошел к Магнусу, не постучавшись. Тот пытался встать с кровати. Держась одной рукой за стену, а другой за прикроватную тумбочку, Мартинссон старался принять вертикальное положение, и у него это даже неплохо получалось. Разве что пот на лбу от усердия выступил. Да домашние штаны — его собственные брюки пришли в негодность, заляпанные кровью, - чуть сползли вниз, обнажая бледную кожу живота и трогательную впадинку пупка. «Он встанет, — решил про себя Северянин. - Он будет стоять на ногах твердо. Он должен. Он сын Криса Хемсворта и Магды Мартинссон. Значит он выстоит.» И Магнус выстоял. Отцепился от стены. Увидел, что в комнате не один. Поднял глаза, встречаясь с тускло-голубым взглядом отца. - Здравствуй… - Крис не смог произнести это вслух. Духу не хватило произнести «сын». - Здравствуй, Магни. Радость. Злость. Неверие. Удивление. Все эти чувства промелькнули вмиг на живом, таком знакомом, таком родном лице. Хемсворт улыбнулся несмело. Презрение во взгляде светло-серых глаз. У его сына глаза Магды. Чистые. Прозрачные. Презрение. И тут же резкое: «Какого черта?!» Улыбка стекла с красивого лица Криса. - Ты... мертв, - то ли спрашивал его Магнус, то ли… Он просто озвучивал очевидное. Крис Хемсворт мертв. Но только Нортеньо умирать пока не собирался.