Волк и... как это не заяц?

      — Почему из всех существ, о которых я успел узнать за свою жизнь, ты выбрала именно зайца? — устало поинтересовался Антон, глядя в маленькие черные глазенки сидящей перед ним Люсинды. Лёгкий солнечный свет отразился в них озорными бликами, заставляя отвернуться в сторону окна. За ним, тем временем, было ранее утро воскресенья, слишком яркое и безмятежное по сравнению с окатившей их в субботу вечером бурей.       Семья Петровых переехала в старый бабушкин дом всего два дня назад, а у Антона уже сложилось крайне неприятное впечатление о ветхой развалюхе, в которой им теперь предстояло жить. Двухэтажный домишко, запрятанный среди зимнего леса, с узкими коридорами, небольшими прямоугольными комнатами, обоями в цветочек и скрипучим полом навевал тоску по теплой и современной трёхкомнатной квартире на одной из улиц Питера, куда раньше Антон приводил своих друзей и знакомых, хвастаясь застеклённым балконом.       Новый дом запоминался скорее чем-то старым, в какой-то мере раритетным. Крепленая снаружи труба, что держалась на одном святом духе, окна времен СССР, заклеенные мочёными когда-то газетами и дырявые в некоторых местах стены, запускавшие в дом сквозняки. Страх да и только! Но самым пугающим, по мнению Антона, были свист и лязг, с которыми дом держал оборону против суровой непогоды. Этой ночью что-то постоянно билось о немытые стекла, выло, кричало, не давая заснуть. Это был дикий ужас, с которым пришлось столкнуться после того, как машина их семьи остановилась около покорёженного забора.       Устало вздохнув, Антон почесал затылок, возвращая внимание на совершенно спокойного деймона перед собой. И как она это делает? Как остаётся такой уверенной? Сам парень, например, весь извелся, слушая болезненный вой их нового жилища.       — Потому что это одно из тех животных, на которых ты больше всего похож, — Люсинда высоко подпрыгнула, резко перевоплощаясь в шустрого воробья.       Как всегда бойкая и звонкая.       — Я могла бы и волком стать, — пропела она, становясь гибкой кошкой, — но, боюсь, тебя сразу же заподозрят, — теперь пронырливым хорьком, — а ведь мы не хотим повторения того, что было в прошлой школе?       Скорее не вопрос, а утверждение. Но ведь Антон и правда не хотел повторения того кошмара, что преследовал его по пятам с шестого класса.       — По-твоему я такой слабый? — в голосе ощутимо мелькнула обида.       — Если зверь травоядный, это не значит, что он слабый, — Люсинда недовольно куснула Антона за протянутые в сторону карандашей пальцы.       С громким «Ай!» парень одернул руку, шипя себе под нос:       — Я не это имел ввиду!       — Ты слишком добрый для волка, — Деймон снова стала пушистым зайцем с разумными, полными понимания и сознания глазами. Покачивая длинными ушами, она встала на просиженный стул, нетерпеливо отбивая лапкой динамичные ритмы.       Тук.Тук.Тук.Тук. Словно ветки, поддавшись сильному ветру, со всей силы вбивались в окна сестёр Антона, пугая маленькую Олю до слёз в глазах и дрожи в голосе, будя уставшую от долгой поездки Иру, желавшую наконец-то нормально поспать. Парню определено не нравился этот звук.       Люсинда, заметив это, резко прекратила.       — Пойми, Антоша, люди сразу же заподозрят что-то неладное. Ты ведь не волк, и не медведь. Есть в тебе нечто хищное, да, но не такое.       Антон посмотрел на неё с недоверием. Нечто хищное? В нём?       — Но ты же понимаешь, что остальные наверняка будут надо мной издеваться? — не сдавался он.       Вот уж чего-чего, а слыть у людей зайчиком с кристально белой шубкой не хотелось. Особенно, учитывая внешность самого Антона: среднего роста, худенький, или отощавший, как говорила бабушка, белобрысый и с окулярами на пол лица. Что ресницы, что брови — издали кажется, будто поседел. Если бы не Оля, такая же светлая, почти белая, он так бы и подумал, мол от страха весь пигмент из волос посеял. Но нет.       Поэтому казалась, что Люсинда всё это назло, ведь у неё такой выбор! А она всё зайчик, да зайчик. Вот и будут теперь ходить, среди снегов теряться.       — Но ты же понимаешь, что это зависит не от моей формы, а от тебя, — передразнила зайчиха парня, — если так не хочешь слыть трусливым зверьком, просто покажи им, что не боишься. Покажи, что готов открыться и подружиться.       — Но я не готов.       Антон мог честно поклясться, что действительно был не готов. А ещё он боялся.       Боялся бесконечного леса вокруг, что постоянно дышал, шуршал, раскачивался из стороны в сторону, навевая чувство опасности. Он словно шептал в самые уши, что никакая деревянная халупа не спасет от того, что прячется за высокой хвоей, прорезающей облака. Что даже те самые заговоры, которые Петрову рассказала бабушку перед своей смертью, сейчас абсолютно бесполезны.       Антон боялся новых людей. В его голове они были безликими, злыми, готовыми вцепиться в горло, стоит отвернуться. В Питере были друзья, была поддержка, а сейчас… А сейчас было только одиночество.       Но больше всего страшила новая жизнь. А она была новой, как страничка девичьего дневника, один из которых когда-то вела Ира. Но здесь странички были не розовые, а скорее серые, невзрачные. Переполненные страхом. Антон просто не знал, что ждёт его дальше. Найдет ли он себе друзей? А девушку? Сможет ли рассказать другим хоть немного о том, что пропитало душу?       Нет, вряд ли.       Антон сам считал себя трусом. Сам считал себя запуганным хищниками зайчиком.       Он искренне не понимал, почему именно этот шустрый, вечно пугливый зверёк не стал тем самым, последним и неотвратимым видом его деймона. И это, чёрт возьми, пугало больше всего.       Люсинда чувствовала это, понимала. Эти ощущения обволакивали их обоих с головой.       — Ты никогда не будешь готов! — голос собственной души, облаченный в заячью шкуру, стал язвительным, колким, — почему я, по-твоему, до сих пор от одного к другому мечусь? Почему ещё не обрела свою единую форму? Потому что ты до сих пор не готов! Пять лет как не готов!       Обида окружила, заполняла пространство. Душила.       — Но…       — Нет, нет, нет! Возьми себя в руки, Антон. Да, ты полон честных наклонностей и впечатлителен, не обладаешь ни храбростью, ни силою воли, чтобы достаточно управлять своими желаниями.Но ты всегда был гибок и умён, чтобы хотя бы просто не дать себя обидеть. Так воспользуйся этим! Тебе давно не двенадцать, а люди, живущие в поселке, не знают, какой ты на самом деле.       Это-то и пугало.       Повисла тишина, перебиваемая тикаем часов и чужими шагами, которые то отдалялись, то приближались в длинном коридоре за дверью.       — Кажется, зря мы ночью читали тот роман, — слабо улыбнулся Антон, принимая каждое выпущенное пулей из пистолета слово.       Люсинда фыркнула, стараясь не смотреть на своего горе человека.       С лестницы послышалось громкое: «Тоша! Подойди-ка сюда!».       Зайчиха повернула мордочку в сторону двери, в любопытстве дёргая ушами. «Как всегда не терпелива» подумал Антон, открывая перед деймоном дверь.       Половицы визгливо заскрипели под чужим весом, а два милиционера, возвышавшийся на пороге первого этажа, сразу перевели взгляд на идущих вниз по лестнице парня и его деймона.       Незванные гости представляли собой немного грузных мужчин среднего возраста, чуть старше мамы Антона, Карины. Стояли немного сутуло, будто на их плечах покоились камни, хмурили брови, да в чужую прихожую приносили атмосферу, полную густой тревожности. Вот тебе и хорошое начало новой жизни.       Мама находилась неподалеку. Волосы её, темные, давно не блестевшие из-за стресса, аккуратным каре обрамляли худенькое личико, скрывали изящные уши с извечными овальными серёжками. «Как русалочьи слёзы» не раз говорила парню Оля. Загораживая спиной кухню, она немного взволнованно смотрела на двух мужчин перед собой, сложив руки на грудь, будто в защитном жесте.       Если бы не колотящий внутри страх Антон бы усмехнулся. Раньше она, завидев машину с мигалками, часто бурчала себе под нос еле уловимое: «Хуже бандитов», а сейчас стоит, поджав губы, да лишний раз говорить не хочет.       Перебирающий лапками вокруг женщины самец-выдры, Игорь, ловко уселся на перила деревянной лестницы, смотря на происходящее с таким же любопытством, что и Люсинда, прижавшаяся к Антоновой ноге.       — Здравствуйте, — приветствие вышло каким-то неуверенным и запуганным, парню оно не понравилось — слишком подозрительное, но пришедших удовлетворившее.       Старший по званию мрачно кивнул. Только сейчас Антон обратил внимание на сидящую у его сапог немецкую овчарку. У товарища позади на плече восседал малый баклан.       — Тут мальчик вчера потерялся. Вовой зовут. — Мама говорила с ноткой обеспокоенности, отчего пальцы на руках противно вспотели. — Глянь, пожалуйста. Ты его не видел?       Антон настороженно посмотрел на протянутую милиционером фотографию. На ней ярким цветом красовался рыжий мальчуган лет одиннадцати, на губах его пылала широкая улыбка, глаза горели весельем, а в руках ластился полосатый кот — скорее всего его душа.       Мелкий ещё, совсем как Оля.       — Нет.       — Точно? — недоверчиво уточнил держащий фото мужчина. — Посмотри повнимательнее.       Антону хотелось закатить глаза, но порыв он сдержал, опасался.       — Точно.       Да и где он вообще мог его встретить? Они же только переехали, а из дома Антон только за учебниками в школу выходил, и то с папой на машине. Так он пришедшим и сказал. Казалось, это расстроило их сильнее, заставляя кружившую вокруг горечь усилиться.       — А может в окно видел? — Продолжал хвататься хоть за какую-то информацию всё тот же мужчина.       — Да! У тебя ведь окна на лес, — мама воскликнула это с какой-то надеждой. Которой, к слову, явно не суждено было сбыться.       Антон в свои окна старался не заглядывать. Да и что этому мальчонке в лесу у их дома делать? Побоялся стучаться к незнакомцам? Вот уж, жилище Петровых хоть и старое, но явно не страшнее местного леса. Даже Люсинда, отличавшаяся от Антона большей храбростью, опасалась туда не то что ходить, даже смотреть, а тут совсем ребёнок, пускай и местный.       — Нет, простите.       Полный разочарования вздох и взгляд, пронзительный такой, сканирующий, был направлен на Антона, будто изучая, стараясь понять, не лжёт ли он. Овчарка точно так же разглядывала морщившую носик Люсинду.       — Не нравятся мне эти взгляды, — в голове Антона послышался недовольный голос его деймона. В такие моменты чувствуешь себя тем самым вампиром-телепатом из любимого Иркиного фильма. К счастью Антона связь была только с собственной душой и по желанию. Раз, и вы говорите во все услышанные, два, и вот ваш диалог только в ваших головах. Очень удобно, между прочим.       — Вы, кстати, как на новом месте? — перестав наконец смотреть на Антона, мужчина обратился к его матери. — Попривыкли уже?       — Понемногу. Только вот дочки две по городу скучают.       — Скучают значит… Из местных вас никто не беспокоит?       — Всё хорошо, спасибо.       Серые глаза милиционера переместились с напряжённой фигуры Карины в сторону кухни. Там, с недюжинной энергией сидела Оля, заваливая старшую сестру различными вопросами. Ира на это лишь изредка кивала головой, да отводила взгляд в покрытое морозными рисунками окно.       — Может, вам помочь как-то?       Антон спросил это чисто для галочки, стараясь показаться вежливым. Лезть в это дело на самом деле не хотелось, пусть лучше хранители правопорядка этим занимаются.       — Ох, парень… Сиди-ка ты лучше дома. И сестер своих не высовываться попроси. Жизнь сейчас совсем другая пошла.       Люсинда недовольно завозилась. Мама ответила мужчине как-то холодно, тяжело. Словно за нее говорила многолетняя усталость:       — Мне ли не знать.       На лицах мужчин промелькнуло сочувствие. Один из них снова вернул своё внимание Антону.       — Ну да ладно… Ты, Антон, в каком классе учишься?       — В десятом.       — Друзей-то на новом месте завёл?       — Не успел ещё. Завтра вот, вместе с сестрами в школу пойду. Там может и заведу.       — Тогда вот вам на всякий случай номер. Звоните, если… Если узнаете что…       Как только за ними закрылась дверь в коридор вышла Ира. Извечный пучок каштановых волос немного покосился, футболка съехала, а одна из жемчужных серёжек отсутствовала. Махонький воронок восседал у нее на голове, изредка ведя головой по сторонам.       — Ира, ну что за вид? — Мама, глядя на старшую дочь, недовольно сложила руки на бока.       — Кто приходил? — упрёк матери девушка пропустила мимо ушей.       Покачав головой, женщина вернулась обратно на кухню, где на неё сразу же посыпались горы вопросов от Оли. Игорь засеменил за ней.       — Милиция, — ответил Антон, закрывая дверь на щеколду, — мальчишка местный пропал. Просили позвонить в случай чего.       — Этого ещё не хватало, — воронок на Ириных волосах заволновался, махая крыльями и тихо посвистывая, — Гена, прекрати. — Птица перестала трепыхаться, но не успокоилась. — Сколько мальчишке-то?       От надломленного голоса сестры у Антона защемило сердце. Ира всегда детей любила. Раньше, если время было, она часто помогала маме следить за своими младшими. Сейчас слышать о пропаже местного мальчугана ей определенно было нелегко.       — Около одиннадцати.       — Совсем как Оля.       И снова этот пустой взгляд, проходивший куда-то сквозь стены, снега и деревья. В бесконечную чащу, где мог бы лежать маленький Вова, прижимая к себе своего полосатого деймона.       — Они найдут его, не беспокойся, — попытался убедить сестру Антон, сам не веря в собственные слова.       Слабо улыбнувшись, Ира лениво согнала Гену, готового зарыться ей прямо в пучок.       — Там мама кашу приготовила. Манку.       Антон поморщился.       — С комочками?       — С комочками.       Погладив Люсинду по шерстке, парень с неприязнью посмотрел в сторону кухни, где со стола виднелись фарфоровые тарелки с нарисованными на них розочками.       — А может, ну его? — с надеждой посмотрел он на Иру, намекая на попытку избежать суровой утренней участи.       — Ну уж нет, чемпион, каша — шаг к успеху, который пропускать можно только по причине аллергии.       — А у меня аллергия!       — На мармелад. Вот уж чего-чего, а его наша мама в манку не добавляет, — она слабо похлопала его по плечу, подгоняя вперёд до самого стола, где до сих пор сидела довольная Оля, поедающая бутерброд со сгущенкой.       — Долго же ты шёл, Антоша, — девочка широко улыбнулась брату, — хочешь бутерброд?       — Хочу!       — Никаких сладостей, пока кашу не съешь, — возмутилась мама, поставив перед сыном полную тарелку. Люсинде она протянула несколько листов свежей капусты, а Ире — чашу горячего чая.       — А папа где? — Антон поднял ложку с сомнением разглядывая блюдо перед собой. Этот бой будет тяжёлым.       Мама недовольно поджала губы, отворачиваясь к раковине. От нее так и сквозило лёгкой злостью, что заставляло кашу во рту неприятно перчить. Или это только воображение Антона, так некстати разыгравшееся с самого утра?       — В город по делам уехал, — женщина остервенело намывала грязные чашки, стараясь не смотреть на детей. Игорь, держа в зубах ложки, с титаническим спокойствием подавал их своему человеку, стараясь не обращать внимания на летящие во все стороны брызги.       Родители опять поссорились, сделал вывод Антон.       Последние пять лет они и так были в не самых лучших отношениях, а полгода назад, после того несчастного случая, все стало ещё хуже. Антон с Ирой привыкли, а вот Олю становилось жалко. Времена, когда в их семье ссорились только старшие дети, и те из-за игрушек, она помнила плохо, урывками. Иногда эти воспоминания казались ей гладкими камушками под мутной толщей воды. Хочешь не хочешь, а только силуэт и виден.       Рядом с девочкой закопошился её деймон. Дима, коего Оля велела называть Димочкой, как и следует душам детей не достигших двенадцати лет, своей формы не имел. Сейчас он сидел на коленях девочки будучи коричневым кроликом, тыкаясь носиком в рукава детской кофточки и тихо попискивал.       Глядя на них Антону вспомнилось собственное тринадцатое день рождение. Он почти год ждал окончательной формы Люсинды, но та все никак не спешила её принимать. Мальчишка надеялся, что к четырнадцатилетию это изменится. Но не на следующий год, не на последующий особых извинений во внешности Деймона он так и не заметил.       Почему так получилось с Антоном никто не знал, даже врачи. Случай был редким, инцидентов подобного рода — всего ничего. Посоветовали тогда просто ждать и следить за ситуацией. Ну а что ещё осталось делать, если вариантов особо-то и нет?       Ну ладно, тут Антон немного слукавил. Был один вариант, тот самый, который врач рассказал парню, когда в кабинете они остались вдвоём. К счастью. Маме вряд ли бы понравилось, услышь она подобное. Но факт есть факт. Правда верилось в этот вариант с трудом, и даже не потому что он нереалистичный, нет. Просто Антон, по большей части, не верил сам в себя.       В душе парень очень надеялся, что с его младшей сестрой такого не будет, и ей не в коем разе не придется проходить сквозь насмешки окружающих.       Покончив наконец с мерзкой кашей, Антон поднялся со стула, сказав маме, что пойдет к себе — готовиться к завтрашнему дню.       — Антон, — остановила Карина сына, пока он не исчез на лестнице.       Секунда раздумий и вот она задала свой вопрос:       — Почему именно заяц?       Парень перевел взгляд на ускакавшую вперёд Люсинду, а затем снова на мать. И просто пожал плечами. Ну, не хотелось ему рассказывать другим, что он то ещё трусло.       — Фонарик не забудь положить, — выходя с кухни Ира кивком головы указала на тумбу у двери, — утром в лесу темно, хрен что разглядим.       — Ира! Следи за словами!       — Прости, мам.