Deus ex machina

Звонкий и переливчатый, как журчанье ручейка, смех женщин в дорогих украшениях. Стук каблуков о мраморный пол. Ободряющая музыка гремящей посуды из фарфора. Спокойный, ненавязчивый мотив на пианино. Гомон множества разнообразных голосов, отдающийся эхом в высоких потолках и дальних концах залы. Смешиваясь в сумбурный, но по-своему мелодичный шум, эти звуки становятся своеобразной фоновой музыкой для пестрого мелькания лиц и постоянного движения между высокими колонами в ионическом стиле и длинными столами, уставленными всевозможными угощениями и яствами. Вся роскошная зала в стиле ампир с белой лепниной на потолке и огромной хрустальной люстрой до отказа набита гостями. Сегодня сорок пятый день рождения премьер-министра экономики, а также ценителя женской красоты - Джона Фримера. Кто-то пришел сюда поздравить именинника, а заодно и подлизаться к нему, кто-то, пользуясь даже случайным знакомством с чиновником, пришел бесплатно поесть изысканных блюд и поглазеть на красивых дам, а кто-то просто хотел лишний раз покрасоваться перед камерами в новом наряде или со стрижкой по последней моде. Чиновник с жабьей мордой прохаживался взад-вперед по зале, с упоением впитывая поздравления и кокетливые улыбки женщин. Сейчас Джон напоминал живую аллегорию удовлетворенного тщеславия: его обвисшие щеки при очередной улыбке колыхались, а отекшие глаза прямо таки искрились, как новогодние гирлянды. С ним рядом шла молодая блондинка-манекенщица. Она ласково улыбалась Фримеру, когда он смотрел на неё. Но стоило ему повернуться в другую сторону, то сразу же становилось видно, что топ-модель еле сдерживает позывы к рвоте. В зале стали подавать устриц. Официанты в форменных костюмах с большими, накрытыми крышками подносами с трудом пробивались сквозь толпу все прибывающих и пребывающих гостей. Со всех сторон невольные гости осыпали их рассерженными взглядами, матом, а то и толчками. В такой суматохе никто и не заметил нового гостя, который только что вошел в помещение. Одетая в черный фрак, в маске черного домино, полностью закрывающей лицо, эта фигура (ибо нельзя было точно утверждать, что это человек, из-за неестественно механических движений) пошла в дальний угол помещения. Гости, толпившееся в зале, стали медленно проталкиваться к столам. Это толпа людей, внезапно и с каким-то остервенением ринувшихся к столам, была похожа на стадо испуганных антилоп, преследуемое львами. Все пихались, наступали друг другу на ноги, поливая ближнего своего разнообразными ругательствами. Субъект в маске оказался прижатым к стене исполинским лысым мужиком, по своей мускулатуре напоминавшем накаченную гориллу, а по некрасивому лицу - тролля или гоблина. Этот качок никто иной, как основатель сети спортивных клубов и самый известный бодибилдер в Америке - Мэтью Колин. Добрая половина гостей уселась за стол и хотела приняться за устрицы, как вдруг раздался оглушительный вопль, похожий на стон раненного медведя, а затем прозвучал удар чего-то тяжелого о мраморный пол и два пронзительных женских крика. Все в ужасе повернулись в сторону, откуда послышались вопли. Тот самый Мэтью Коллинз лежал на двух намертво придавленных манекенщицах-анорексичках со сломанным позвоночником. Он истошно орал, судорожно мотая головой, но остальное его тело было абсолютно неподвижным. Пять крепких мужчин подбежали к Колину, чтобы поднять его. По зале пронеслось недовольное жужжание. Дамы, стоявшие неподалеку от Мэтта, испуганно прижались к стенкам. Режиссер Джоб Милори, близкий друг Мэтью, в изумлении разинул рот. До этого момента он мог с уверенностью сказать, что Мэтт- человек нрава до неприличия невозмутимого и с крепкими, как сталь нервами. Часть мужчин, воспользовавшись случаем, принялись успокаивать испуганно верещащих дамочек. Мэтью не видел ничего вокруг. Перед его глазами было только одно отвратительное видение, заслонявшее окружающий мир. Он видел свою голову, лишенную тела, на белоснежной тарелке. Над ним нависали огромные накаченные руки, держащие острый нож и вилку. Его голова беспомощно корчилась, извивалась, словно гусеница, пытаясь совершить бесполезные попытки к спасению. А нож все приближался и приближался, сверкая своим металлом. На ноже отражались маленькие глаза Колина, лопающиеся от безумного страха и дикого отчаянья. Мэтт сильней и сильней вертел головой, наровя свернуть себе шею. Изо рта текла пена, а на висках пульсировали вспухшие вены. Его лицо, и без того страшное, было дико обезображено гримасой боли и ужаса. Он был похож на человекообразное чудовище, мучащиеся в предсмертной агонии. Его уже хотели поднять с пола и оттащить подальше от трупов злополучных моделей, как вдруг раздались громкие, раздирающий слух, чудовищные взвизгивания. Кричит недавно дебютировавшая певичка, Джейн Мокдуфл, дочь миллиардера. Эта низкорослая, дурно одетая брюнетка с длинным носом взобралась на стол и шаталась из сторону, как будто пытаясь поймать баланс. Её глаза, наполненные поистине живописным страхом, были устремлены куда-то в потолок. Джейн мерещится, что она висит на люстре, едва держась за золотые перила. Люстра качалась взад-вперед со страшной скоростью. Справа на потолке в метрах десяти от люстры зияет дыра. Из неё, друг за другом, выползают муравьи с размером чихуахуа с человеческими лицами. Они ползли прямо к люстре, кровожадно облизывая губы, как будто в предвкушении отличной закуски. Бедняжка из последних сил держалась за люстру, не зная, какая участь хуже: разбиться вдребезги или оказаться съеденной мерзкими мутантами. Какофония леденящих душу криков, ужасающих воплей заиграла в зале, сменив размеренному шуму. На полу в жутких конвульсиях бились сотни людей. Политики, актеры и телеведущие лезут на стены, спасаясь от собственных кошмаров. Модели и влиятельные бизнесмены бьются головой об столы, мыча от безысходности. Мечутся с перекошенными лицами между колонами журналисты, официанты и дизайнеры. Фотографы, репортеры и операторы с ревом разбивают свою аппаратуру об пол. Вся зала сжата цепкими клешнями ужаса, который с каждой минутой сжимает её все крепче. Этот могущественный бог безумия захватил каждый разум, находившийся в ней. Он кружит над каждым извивающимся телом, восторгаясь своей изобретательностью. Виновник торжества, явственно чувствующий, как огонь медленно съедает его плоть, бегает по зале, сшибая всех подряд. Он пытается сбить пламя с себя, обливает себя шампанским и вином, но языки пламени все больше поглощает его. Приблизившись к тому углу, где лежит Мэтт с уже сломанной шеей, Джон падает на колени и воздвигает руки к небу: - Господи, за что мне это?! - отчаянно воет он, ощущая, как пламя поглотило одежду уже лижет кожу. Гость, до сих пор спокойно стоявший у стены, наблюдая сцену, подходит к Фримеру. Фример видит эту фигуру, такой какая она есть, без всяких смутных видений, искажающих реальность. Гость снимает маску. Фример выпучивает глаза, как жаба. Кукольное лицо. Большие, стеклянные глаза, поражающие своим насыщенным, бирюзово-лазурным цветом. Высокие скулы. Идеальный арбис лица. Маленькие губы сердечком. Белая фарфоровая кожа. Черные, собранные в низкий хвост волосы по подбородок. Нельзя сказать, какого эта кукла пола: с одной стороны в губах у неё есть что-то жесткое, какая-то грубая линия, присущая лишь мужчинам, но с другой стороны в слегка опущенных веках присутствует кокетливая томность, так характерная для некоторых женщин. У кукольного лица не было никакого выражения. Но кукла была живая. Не просто движущаяся из-за какого-то скрытого внутри механизма, а именно живая. В ней была душа. Глаза не просто блестят в свете люстры, с пустым и отсутствующим выражением. Они смотрят в самое существо Джека, и , казалось, видят его насквозь. Фример чувствует, что фарфоровый злодей копается у него в душе, пытаясь среди пороков, грязных помыслов и прочего дерьма найти хоть что-то светлое. Но обнаружив одну лишь дрянь, кукла отворачивается. - Для вас Бога больше нет. Вы сами его убили, мистер Фример. Вы и все в этом мире собственноручно уничтожили его, - говорит кукла низким певучим голосом. Джон молчит. Огонь уже наполовину поглотил его. Фример катается по полу, задевая другие судорожно дергающиеся тела. - Умри в страшных муках, грешник.Ибо судный день пришел. - тихо шепчет кукла. Она надевает маску и уходит прочь из залы. Пламя полностью съело Фримера. Постепенно крики начинают стихать. Одно за другим, на пол с грохотом падают безжизненные тела, которые распрощались даже с предсмертной агонией. Сердца останавливаются, кости хрустят, Бог безумия отпускает свои жертвы, отдавая их в объятия смерти. Кряхтя, красавица со старческим голосом принимается за работу. В зале остается лишь она и несколько сотен трупов.