Deus ex machina

Надо вспомнить все. Передо мной открылся сундук памяти. Старый, пыльный, заваленный всяким ненужным хламом. Я выбрасываю все свои воспоминания наружу, пытаясь добраться до самого дна. Два года назад, три года назад, пять лет назад, десять лет назад, двенадцать лет назад. Все. Последняя страница. Остальное прошлое сожрал огонь. Я, семилетний ребенок, лысый и испачканный сажей, в обгоревшем тряпье, стояла перед пылающим домом и вглядывалась в лик беспощадного рыжего убийцы, нагло разбросавшего свои длинные смертоносные волосы по всему двухэтажному коттеджу. Этот пылающий демон, лукаво улыбаясь мне, убивает кусок за куском мою прошлую жизнь. Там, в доме, наверняка лежали уже почти полностью сожженные трупы моих родителей, братьев и сестер, бабушек и дедушек, а может и других родственников. Я смотрела туда, не отрываясь… Зачем? Кажется, я ждала кого-то… Наверное, того, кто вынес ошарашенную меня из горящего дома, а потом снова вбежал туда и… исчез. Звездное небо смеялось вместе с огнем, игриво подмигивая ему тысячами ярких звезд. Холод пролезал сквозь дыры в моей одежде, ползая по всему телу. Весь мир ополчился на меня в тот момент. Но мне было все равно. Я все смотрела и смотрела вперед, тупо вперив свой бараний взгляд в дом. Внезапно меня схватили и понесли на руках прочь, а потом запихнули в машину скорой помощи. Очевидно, это был один из спасателей. На меня одели кислородную маску, похожую на намордник. Потом мы приехали в больницу, что там было я не помню совсем: весь мир набух, потеряв свои очертания. Затем меня привели в комнату с круглым столом, за которым сидели четверо людей: трое мужчин и одна женщина. Все четверо средних лет, все по-деловому насупленные. Они давали мне какие-то тесты, пихали картинки, задавали вопросы, заставляли отжиматься, петь и танцевать. А я просто пялилась на них, пытаясь найти в них что-то знакомое, зацепиться за какую-то определенную черту. Вдруг кто-то из них тот человек, что спас меня? Но в них я не нашла ничего, кроме сугубо официального холода. Где-то через час вошел человек с бланком в руках. - Господа главы детских домов для одаренных детей первого сектора, вы приняли свое решение? - поинтересовался он учтивым тоном. - Да, - ответили все они хором. - Мистер Браун? - спросил он у мужчины в очках. - Не подходит: девочка глупая, - ответил глава научного детдома , черкая что-то у себя на листе. - Мистер Коул? - Слаба, - сказал глава спортивного детдома, накаченный мужчина, насупив брови. - Мистер Эверенс? - Бездарна, - покачал глава спортивного детдома, старик с шарфом на шее. - Мисс Хенок? - Пустая, - ответила глава актерского детдома, дамочка с ярким макияжем, недовольно поджав губы. - Что ж, жалко, но придется отправить её во второй сектор, - человек с бланком начал что-то чирикать у себя. Вдруг распахнулась дверь - на пороге появилась она. Ожившая статуя греческой богини: красивая фигура, прелестное лицо. Рослая, широкая, наполненная до краев жизненной энергией. Своим твердым и уверенным взглядом она оглядела комнату, а потом, завидев меня, сказала: - Я, Кристин Мэтстоун, беру эту девочку, - её слова прозвучали как вызов. - Не волнуйся, малышка, - она ласково погладила меня по голове, - Теперь ты в безопасности. И меня увезли в тот приют, огромный особняк, важно стоящий на белых мраморных колонах. В модельный детдом. Каждый день были занятия по нескольку часов. Мы (я и другие детишки) солдатами модной гвардии маршировали на дефиле. Ужами извивались на пластике. По-кукольному имитировали эмоции на фото позировании, обезьянничали на актерском мастерстве. Нам забивали головы историей моды и стиля, учили рисовать себе новые лица на визаже. Между всем этим - лишь легкий намек на общеобразовательные предметы. Нам пихали в мозг всю эту информацию до его распухания, вбивали в голову законы модели: Живи и будь красивой(вым) и или вообще не живи. Ходи идеально или стой неподвижно. Улыбайся на миллион или вообще не открывай рот. В свободное от уроков время - бесконечное гипнотизирование лесного пейзажа за окном. Я сидела в ожидании моего спасителя, веря в то, что он заберет меня оттуда. На меня косо смотрели другие дети. Однажды один мальчик и вовсе сказал: - Эй ты, лысый крысеныш, че все время пялишься в окно? - с издевкой поинтересовалась один из этих мальчиков со смазливыми рожицами. - Не твое дело, - буркнула я, - Все равно у тебя не хватит мозгов, чтобы понять. - Это у меня то мозгов нет?! На себя посмотри, уродец! - рассвирепел тот мальчишка, перекосив свою сладко-приторную рожицу. В тот момент в моей голове рыбой из глубоких недр сознания всплыла фраза: «Если ты пойдешь в наступление первой, то тебя будут бояться и уважать. Это закон джунглей, бурлящий и кипящий, как жерло вулкана». Я резко развернулась и ударила кулаком в нос тому гадкому мальчишке. Он не растерялся, и ударил мне в челюсть. Мы сцепились в один клубок и катились по полу. Я почти его победила, как ему на помощь поспешили другие мальчики, вмиг прижав меня к стенке и намереваясь сделать из меня отбивную. Если бы не высокий, круглый щекастый мальчик, высвободивший меня из сети облепивших мальчишек, раскидав их в разные стороны, от меня бы ничего не осталось. Затем мы вдвоем сидели в беседке около леса, смазывая зеленкой ссадины и прикладывая лед к шишкам. - Зачем ты помог мне? - спросила я, потирая распухшую щеку. Этот мальчик был совсем не похож на других: он был шире, толще и старше других мальчишек в детдоме, а ещё у него были щенячьи глаза, которых не было ни у одного ребенка в том месте. - Ну, ты ведь был там совсем один,- ответил он, простодушно улыбаясь. - Почему это «был»? Была, я ведь девочка! - оскорбилась я. - Ты девочка? Не похожа: волос нет, ведешь себя как парень, - удивился он, - Ну тогда я тем более правильно поступил. - Нет, потому что я бы сама их отделала. - Я не сомневаюсь, - он посмотрел на мои синяки, - Меня зовут Алекс, давай дружить? Я буду защищать тебя, будем вместе играть, ты ведь в все время сидишь в одиночестве, - он протянул мне свою пухлую руку. Его щекастое лицо растянулось в улыбке, глаза потонули в мимических складках. - Нет, я справлюсь сама, и мне никто не нужен, - я встала и гордо ушла из беседки. В том детдоме все было шикарно: красивые лесные пейзажи, модные преподы, которые одевали нас в дорогущие шмотки, великолепный дом. Но единственное, что клином вошло в мою память - та женщина, глава приюта. В глубине души я понимала, что она сыграла решающую роль в моей жизни, и поэтому я глубоко уважала эту гордую и уверенную в себе блондинистую львицу. Но мое мнение о ней разделяли далеко не все: тот самый противный сопляк, который отколошматил меня со своими гаденышами, однажды разрисовал её фотографию в коридоре. Я накинулась на него, надеясь на драку один на один, но не тут то было: снова его дружки прискакали в нужный для него момент. Я думала, что меня забьют до смерти: шесть рук колотили меня с разных сторон. Но мне снова повезло: мимо проходил Алекс, который ринулся помочь мне. Эти собаки остервенело напали на него, огромного медведя, облепив его со всех сторон. Еле-еле мы вдвоем отбились от этих гадов. А потом снова беседка, кислый запах зеленки. Все тело было облеплено пластырями. - Зря ты снова помог мне, - пропыхтела я. - Я не мог не вступиться, ведь ты заступилась за мою маму, - сказал он, глядя на лес. - Она твоя мать?! - ошарашенно спросила я. - Ага. Молчание. Волнующий шепот высоких сосен и ветра. - Должна признаться, что без тебя бы я не справилась, спасибо тебе, - я растерянно опускаю глаза на побитые коленки, - Знаешь, твоя мама - единственное, что мне здесь нравится. А так я это место просто ненавижу! Я бы хотела уехать отсюда, - я хлюпнула носом. - Обращайся, - он широко улыбнулся, - Кстати, я тоже хочу уехать далеко-далеко. Я могу заработать, и мы вдвоем сможем уехать отсюда. Затеребил ветер поверхность реки, как улюлюкающий взрослый теребит ребенка за щечку. - Ладно, черт с тобой, давай будем друзьями. Потом - совместные прогулки по лесу, разговоры про те далекие края, куда уносило нас воображение. По средам мы были в горах, по субботам - в пустыне, по воскресениям - в долине вечных снегов, где на небе танцует северное сияние. Он приходил ко мне сразу после занятий в своей обычной школе, помогал мне, выручал меня из маленьких неприятностей, заступался перед администрацией (иногда я немного пакостничала управляющим, но, конечно, не его маме), покупал мне на свои карманные деньги игрушки, брал с собой во всякие поездки. Никто из детей меня больше не задирал. А затем мы выросли. Я как-то свыклась с ним, перестала ценить все то, что он делал для меня, воспринимая это как должное. Когда мне исполнилось четырнадцать, он попросил свою маму взять меня к себе, и она согласилась. Мы стали жить вместе. Два года назад его мама умерла, и прогулы на его работе (он работал финансовым директором модной марки одежды) перестали прощать. Посыпались упреки от начальства, понизили зарплату. Он продал дом своей мамы, переселился со мной в квартиру, отдал детдом под управление своим родственникам. Сглатывая все мои грубые слова и выходки, он продолжала зарабатывать на поездку нам в лучшую жизнь. А потом он умер, так и не дождавшись от меня благодарности. *** - Он хотел делать добро не потому, что мечтал возвыситься в глазах других, стать любимым, а потому, что хотел помочь нуждающимся. Так же и с тобой: он считал, что нужен тебе, а потом сам не заметил, как привязался к тебе и полюбил. Только он не учел одну деталь: его помощь испортила тебя, - сказал кукла. Его глаза осуждающе сверкали в свете лампы. Тут я краем глаза замечаю Изабель, которая, серая и неподвижная, лежит на диване. - Изабель я тоже не хотел убивать, - сказал кукла, заметив мой взгляд, - Она была милым и чистым созданием, чьей любви ты тоже не достойна. Я всхлипываю и падаю на колени. Почву из-под ног выбили, а воздух перекрыли. Соленые слезы жгут мне глаза. Алекс, мой верный друг, так сильно заботившийся обо мне валяется на полу с дыркой в груди. Изабель, девушка, до потери памяти любившая меня, лежит бездыханная на диване. Все, кому я была дорога, но кого я не ценила, умерли. - Изи, я не хотел убивать ни Изабель, ни Алекса. Но Алекс сам напал не меня, и мне пришлось защищаться, ведь я не могу допустить, чтобы меня убили. А Изабель я закрыл рот, нечаянно перекрыв поток воздуха. Ведь я кукла, и иногда забываю, что между мной людьми есть отличия, - говорит кукла, - Я бы взял Алекса, но Проведение указало на тебя, и я ничего с этим поделать. Однако будь я человеком, то мое сердце растворила кислота отвращения к тебе, - он подошел ко мне почти вплотную, - Меня зовут Некро. С этого дня ты будешь обязана выполнять все то, что я тебе прикажу.