***
На день рождения японского шефа Сейдзи Ямамото Астрид, конечно же, не попала. И нет, дело не в карантине: он уже благополучно закончился и все работники вернулись к привычному режиму работы. Наружу всплыла неприятная ситуация с управляющим ресторана «Луксурия». Спустя две недели после снятия карантина Юджина задержали по делу о незаконном предпринимательстве. Он стал сдавать имеющиеся у него две квартиры в разных городах под съёмное жильё всем желающим. Ева, подруга Астрид и юристка по образованию, сразу сказала: Юджин может отделаться штрафом, потому что «не всё так плохо». Мадам Хофферсон совсем не понравилась эта формулировка. Перед ней встал новый выбор: сразу увольнять Юджина или же дать ему шанс на исправление (если всё обойдётся и он заплатит лишь штраф, а не получит срок). Ясно одно: «Луксурия» пока что не работает. Снова началась беготня работников по другим точкам… И тем не менее в горниле событий Астрид старается быть спокойна и рассудительна как никогда. За спиной у неё коллеги-профессионалы, а перед глазами рубиновое яблоко с золотым мёдом. За неделю до происшествия с Юджином она сходила с Иккингом на балет. По его приглашению, конечно же. Постановка «Драгоценности» Джорджа Баланчина была так прекрасна, что Астрид уснула на антракте и проснулась уже когда зашумели аплодисменты. Молодой человек был до того погружен в действо, что и не заметил как посапывала начальница, опустив голову на грудь. Но несмотря на все казусы молодые люди хорошо провели время. В итоге был сделан вывод: никакого балета. Максимум концерт какого-нибудь известного рэпера из США. Если таковое вообще случится когда-нибудь… И будет ли время сходить. Тем более учитывая ситуацию с приостановкой работы одного из трёх ресторанов. Астрид уже грешным делом подумывает продать первые два ресторана и отозвать имеющиеся четыре звезды Мишлен, заработанные потом и кровью почти за десять лет непрестанной работы. Да, прибыль резко сократится, клиентов станет меньше… А их и так становится меньше. Что «Ванаглория», что «Луксурия» расположены не в Эстеншё и не в Грюнерлёкке, чтобы их проходимость была такой же, как, например, в Лас-Вегасе. Вот был бы ресторан где-то в районе Старого Осло!.. А ещё лучше на одном из его островов, где много рыбы. Но это всё мысли. Пока что всё хорошо, ресторанный бизнес даёт приличную прибыль, гости практически не жалуются. Это успокаивает. Но мадам Хофферсон всегда помнит навет Агнарра о том, что каждый день полон испытаний: маленьких и больших, драматичных и порой даже трагичных. Нужно всегда быть наготове. Уже неделю как «Луксурия» не работает, и за это время из «замороженного» ресторана уволилось пятнадцать сотрудников. Обычное дело — текучесть кадров, тем более в сфере общепита. Но это заставило Астрид сильно задуматься о недавнем инсайте… Ей не нравится, что это групповое увольнение случилось быстро, в короткий срок. Будто протест. Это не может быть случайностью. Возможно это произошло ещё из-за ситуации с Юджином. Может быть, из страха признаться мадам Хофферсон официанты, повара терпели управляющего; зарплаты хорошие, курсы своевременные, есть шанс подняться по карьерной лестнице… Но тут дамоклов меч настиг Фитцерберта, и случилось цунами. Со всех щелей поползли слухи о том, что Юджина собираются вернуть на позицию управляющего. Многие работники уверены, что мадам Хофферсон не может так резко отречься от своего соратника из-за какого-то стороннего заработка. Они же команда, маленькая семья… За спиной Астрид чувствует присутствие Агнарра, слышит его голос в своих ушах: «… при плохом исходе тебе придётся первой откусить его руки по локоть, иначе он опередит тебя и откусит твои». При первой же удобной возможности мадам Хофферсон намерена поговорить с Юджином начистоту. В зависимости от его ответов она примет окончательное решение. Иккингу своих мыслей Астрид не говорит и не особо хочет. Юджина он не знает, да и вряд ли оценит её тайное желание сжечь к чертям всё то, к чему стремилась. Он может сделать вывод, что она дала слабину. Да и зачем ему её проблемы? У него своих хватает. Отец серьёзно заболел; Иккинг ухаживает за ним и потому после обеда сразу уезжает. Но идёт вторая неделя заморозки «Луксурии»; обыкновенная среда без большого наплыва клиентов. Астрид приносит Иккингу обед — бекеоффе (по его же просьбе), и в благодарность за это молодой человек преподносит начальнице шоссон с яблоком. «Сам делал», — тихо отвечает менеджер, замечая, с каким вниманием и серьёзностью мадам Хофферсон разглядывает и вертит в ладонях изделие. Прорези неровные, сахаром пирожок не посыпан, но само тесто выпеклось хорошо. «Самое главное — вкус», — напоминает себе Астрид. И тут же откусывает половину пирожка. Крошки от слоёного теста летят во все стороны, хруст стоит величайший. Иккинг таращит глаза и медленно жуёт свинину, даже невольно горбится. Готовится услышать вердикт мишленовского шеф-повара. Сначала чувствуется конфетная сладость. Использовано яблоко сорта Мелба, оно как раз кисловато-сладкое, с конфетным вкусом; мякоть нежная, не хрустящая… На языке осталась пряная пыль, и Астрид чуть морщится. Корица, конечно же. Много корицы. Откусив шоссон ещё раз, шеф-повар чувствует цедру лимона; точнее её аромат. Вкус лимона перебивает излишняя корица и конфетное яблоко. Неудачное сочетание продуктов, их неравные пропорции, хорошее тесто и форма пирожка… По сути это единица из пяти. Надо переделывать. — Тесто готовое или?.. — Астрид вытирает рукавом кителя крошки со своего рта. — Всё сам, — чуть машет он головой, — ну, как тебе? — Вкусно, — улыбается она широко, — но могло бы быть ещё вкуснее, если бы не горсть корицы… — Так и знал, — чуть кривит ртом Иккинг, ставит тарелку с обедом себе на колени. — И не покупные гмошные яблоки, — продолжает Астрид, смотря в потолок всё с той же улыбкой. — Ох ё-о-о-о, — тянет Хэддок, прикладывая ладонь ко лбу. — Итого… Два из пяти. Ставлю второй балл чисто потому, что хочу мотивировать тебя не бросать готовить. — «На самом деле я ставлю тебе все пять, потому что ты, новичок, не побоялся дать мне своё творение на пробу… И потому что симпатулик», — признаётся в мыслях Астрид; вот почему она так мила с Иккингом несмотря на конструктивную и рациональную критику в адрес его блюда. — Спасибо… Мама часто готовила шоссоны, нашёл вот на днях её личный рецепт. Налажал конечно, но это был бы не я, — делится Иккинг, расслабившись и тоже заулыбавшись. — Моя мама никогда не записывает свои рецепты, — задумчиво произносит Астрид, скрещивая руки на груди. — Да и она плохо готовит… Главным кулинаром в моей семье сначала была бабушка, потом стал папа. — Папа только мясо хорошо готовит… Я у нас в семье всегда больше по рыбе и морепродуктам. — И по блондинкам, — вырывается у шеф-повара. Иккинг засмеялся, но застенчиво. — Мне симпатичны девушки, в которых есть загадка, — с расстановкой говорит Хэддок, ставя тарелку с бекеоффе на стол и вставая с места. — Как интересно… А у меня всё просто: кто чаще перед глазами вертится, тот и нравится, — просто отвечает мадам Хофферсон, тоже вставая со своего места. — Должно быть тебе много кто нравился… Или даже нравится, — предполагает менеджер, чуть поджимая левый уголок губы. Начальница подходит и аккуратно поправляет пальцами воротник идеально белой рубашки работника. — Ну да. — Астрид несколько томно смотрит в зелёные глаза Иккинга, слабо улыбается; ловит его растерянный взгляд, — В основном это еда. — Логично, ты же шеф-повар высшего уровня… Как я сразу не догадался, — глупо ухмыляется Хэддок. — Ты мне нравишься больше говядины «Веллингтон» и шашлычков из ягнёнка, — преспокойно говорит мадам Хофферсон, забирая пустую тарелку из-под бекеоффе, — Расслабься. И она уходит из своего кабинета как кошка: грациозно, тихо, без оглядки. Теперь он увидит её только завтра утром, в четверг… Поправляет рубашку на спине: вся взмокла от пота. «Я никогда к этому не привыкну», — бормочет Иккинг вслух. Он не врал, когда говорил, что ему нравятся девушки с загадкой. А мадам Хофферсон так и вообще энигма… — О-ля-ля, крошка в хорошем расположении духа, — приговаривает Сморкала, хитро щурясь, — в кой-то веки. — Иккинг угостил меня шоссоном, — гордо поднимает голову Астрид, — и он на вкус был очень даже ничего. В отличие от торта… — Ну и ладно, — цокает языком Йоргенсон, — и тем не менее я очень рад, что наш Яблочный принц тебе угодил… Когда свадьба? — Какая нахуй свадьба, — мадам Хофферсон тут же стала серьёзной, даже мрачной; она вплотную подходит к су-шефу и вперяет в него свои холодные глаза. — Уже пошутить нельзя, — Сморкала спокоен, миленько улыбается, — успокойся, крошка, — он переходит на шёпот, — Просто ты в последнее время очень сильно палишься… Мортен говорил, что видел вас недавно в американском магазинчике… Я уж подумал вы съехались. — Я не настолько потеряла голову, Сморкала, — Астрид чуть теплеет, но скрещивает руки, как бы одевая броню. — Мы даже не целовались. — Вы оба похожи на подростков, которые боятся пиздюлей от родителей получить, — размышляет вслух Йоргенсон, — за встречи друг с дружкой… Это очень мило. — О Юджине ничего не слышно? — переключается шеф-повар, отходя на несколько шагов в сторону от бывшего. — Не-а, тишина… Ты случаем не думаешь продать «Луксурию»? — Думаю, — кивает Астрид; мрачно смотрит на столешницу и стирает краем рукава кителя небольшое красное пятнышко с мраморной поверхности, — потому что эта ситуация как клеймо. Звёзды отзовут и финита ля комедия. — Ну может всё обойдётся. Да и мне кажется, что Юджин так-то нормальный парень… — Разбирательство закончится и потом решим, что делать. — Это хорошо, что Иккинг с нами. Он хоть тебя отвлекает… Не целовались, говоришь?.. Да я сам бы его хоть сейчас расцеловал. — Ты чё, из ума выжил? — Астрид хрюкает со смеху. — Ну вот, хоть заулыбалась… Пойдём работать дальше, шеф. Вечер будет долгим… Таковым он и вышел. Пару раз на кухню возвращали непропечённые нектарины, а под конец смены вернули тарелку из-под мяса «Веллингтон» с чёрным кучерявым волосом на ней. Мадам Хофферсон пришлось провести дополнительное расследование среди своих поваров… Вечер не удался. Случается, да. Закрывая ресторан, шеф-повар предчувствует скорое возвращение домой и тисканье Карри за ушки… Недавно котик захворал и заставил хозяйку сильно переживать; но сейчас он активно идёт на поправку, и потому просит особого внимания к своей персоне. Но планы изменились. Когда Астрид отходит на пару десятков метров от ресторана, ей кричит кто-то с другого конца здания: «Астрид, постой!» Оборачивается… Это Юджин. Без импортного BMW, на своих двух. Мадам Хофферсон быстро делает вывод: заплатил штраф (ценой «немецкого жука») и его отпустили. Не около ресторана она желала с ним поговорить, не на улице: вообще не сейчас. Но увы… Стоит и ждёт. Вперяет уставшие глаза в управляющего «Луксурией» и молчит. Юджин выглядит нервным, жалким. Синяки под глазами, дрожащие от холода руки, красный нос. Мужчина улыбается, но слабо. Астрид осматривает коллегу снизу вверх, махом руки просит пройти за ней. Снова открывается дверь ресторана «Ревёрс», но свет включается лишь на телефоне — фонарик. «Садись», — тихим, но вместе с тем приказным тоном говорит Астрид Юджину, снимая куртку. Управляющий тут же садится за первый попавшийся стол; ёжится и громко шмыгает носом. — Всё нормализовалось? — без интереса в голосе спрашивает мадам Хофферсон, садясь напротив собеседника. — Ну, можно и так сказать… Пока расплатился за всё… — Хм, значит штрафом отделался. — Да, так и есть. — Раз ты теперь свободен… Будь добр объяснить мне всё полностью. — Я потому и пришёл, Астрид… Монолог Юджина длится добрые полчаса. Начинает рассказ с юности, когда ему приходилось работать на самых грязных и тяжёлых работах, порой даже воровать, чтобы прокормиться. Но Астрид это знает и так. Ещё на первом корпоративе ресторана «Фрозен» официант Фитцерберт всё рассказал официантке Астрид и поклялся ей, что больше никогда не посмеет нарушить закон… А потом умер биологический отец, и он оставил Юджину в наследство две квартиры. Одну в Бергене, вторую в Тронхейме. Начались проблемы… А потом всё уладилось. Появились деньги, и хорошие. Всё спасибо Астрид. Она не забыла старания старого коллеги и товарища, взяла его к себе. Кто не ошибается?.. Астрид чувствует неприятный холодок в теле, мурашки бегут по рукам. Накатывают воспоминания… Она смотрит на Юджина и не может решить, что ей делать. В уме, без личного присутствия самого Фитцерберта, всё было предельно просто. Сейчас же, когда состоялось признание, на сцену выходят другие силы… И жалость, и сочувствие, и грусть, и ненависть. Всё смешалось. Юджин ждёт приговора от начальницы, подруги, а она молчит, потому что не в силах что-либо сказать. Спустя тяжелейшую минуту молчания Астрид выдавливает из себя: «Мне нужно время всё обдумать». Фитцерберт соглашается со слабой улыбкой. Он привык жить в неизвестности. Расходятся молча, но при этом пожимая друг другу руки…***
Уже час как Астрид беспокойно ходит по квартире и нянчится с Карри, которому снова стало плохо, потому что хозяйка не дала таблетки вовремя. «Из-за этого пидора даже кот страдает!» — ругается вслух мадам Хофферсон, испепеляя взглядом каждую книжку на полке, каждое лицо в экране телевизора, каждую фотографию на стене. И вдруг эсэмэска. Бульк кусочка яблока в липовый мёд. «Ты не против, если я завтра ещё один шоссон принесу? В этот раз получилось лучше, клянусь!» И мир стал чуточку светлее. Карри ненадолго проснулся от своей апатичной дрёмы. Астрид тут же звонит Иккингу, чем явно его обескураживает… — Решила прямо сказать «нет»? — она слышит его милую улыбку, видит, как он смотрит в экран монитора, где на обоях стоит панорама города на воде… — Просто неудобно писать… Коту плохо, на руках его таскаю туда-сюда. — Ой-ё-ёй, — тянет тихо Иккинг, — а что с ним? — Да обожрался чего-то пока на работе была… Долгая история. — Я знаю, что на Лилло Террассе есть круглосуточная ветаптека… — Слабо верится, что в двенадцать ночи мне продадут обезбол для кота… — Так там касса самообслуживания, — поясняет Иккинг, — я три дня назад возил туда соседку с её кошкой… — Соседку значит, — ехидно ухмыляется Астрид, — надеюсь молоденькую? — Ага, семьдесят лет молоденькой, — чуть смеётся Иккинг. — Она японка, замужем за норвежцем… Я зову её Эри-сан, — Астрид всё ходит по квартире с Карри на руках, не зная что делать: ехать за обезболивающим или нет. А вдруг эту ночь кот не переживёт?.. — У Хару обезвоживание, нужны были капельницы срочно. Эри-сан сказали название препарата и адрес аптеки. Адрес забыл, но помню, что где-то вот около тебя аптека… — Я не знаю, что мне делать. — Через двадцать минут жди звонка в дверь. Гудки завершения вызова… Астрид не совсем осознаёт, что Иккинг только что принял решение за неё. Они едут в ветаптеку за обезболивающим для Карри. Вместе. Остаётся только ждать. Норвежский лесной львёнок согласен на что угодно, только бы избавили от сонливости… Когда во входную дверь квартиры кто-то стучится, Карри невольно поднимает голову и открывает глазёнки. Сон ненадолго оставил его в покое. В прихожей показывается человек, пахнущий как лимон и… лес. Что-то родное и вместе с тем далёкое пробуждается в теле кота; даёт ему сил сильнее открыть глаза и рассмотреть существо получше. Незнакомец что-то говорит ему, коту, на своём человеческом наречии и мило улыбается, длинными розовыми пальцами берёт правую лапку и чуть пожимает. Карри нравится этот человек. В его зелёных глазах он видит доброту и желание помочь. — Ты дала ему таблетки? — Да, но не помогли. Наверное опять что-то сожрать успел, — бурчит недовольно хозяйка. — Собирайся, я пока подержу его. — Карри кусачий. — Я не боюсь… Какой он у тебя тяжёленький. — Восемь кило. — Счастье должно быть большим… — Жрёт за троих и ссыт за пятерых, — комментирует хозяйка из соседней комнаты. Карри хочет зашипеть, но сил хватает только на открытие глаз. Незнакомец тихо посмеивается. Карри чувствует, что человек, на чьих руках он сейчас лежит, вырабатывает и отдаёт в мир какой-то особый тип энергии, даже ему, коту, не совсем понятный. Может быть, этот загадочный представитель homo sapiens в прошлой жизни был котом?.. Как ещё объяснить мягкость и обволакивающее тепло его рук, бархатный, словно урчащий, голос?.. «Придётся оставить его одного», — говорит хозяйка, выходя в прихожую в серой кашемировой кофте и утеплённых джинсах. «У тебя есть переноска?.. Давай с собой его возьмём, — предлагает незнакомец. Карри замечает недоумение в глазах хозяйки, даже осуждение, — Не смотри так на меня. Ему поддержка нужна». Хозяйка пожимает плечами, снова ретируясь в соседнюю комнату. «Спасибо, человек!» — хочет сказать Карри, но вместо этого шумно вздыхает и прикрывает глаза. Он не ощущает, как его кладут в переноску; лишь слышит вдалеке тихое урчание чудесного заступника, разговаривающего с хозяйкой. На улице тихо, морозно. В машине тепло и пахнет лимоном. Карри мирно дремлет на заднем сидении. Иккинг тычет на телефоне Астрид карту Лилло Террассе, а со своего звонит соседке Эри-сан, причём на громкой связи. Пожилая бабуля уже спала и потому не особо поняла, кто ей спать не даёт: сразу начала ругаться на японском языке, причём громко, с интонациями. Астрид еле сдерживается, чтобы не засмеяться в голос. Иккинг смотрит под себя с глупейшей улыбкой, но в глазах читается фраза: «Что я сделал не так в этой жизни, что меня кроют матами? Я же такой хороший!» Когда голос бабули стихает, Иккинг говорит на японском приветствие с обращением и потом конец на английском: «Простите, Эри-сан… Это Хэддок с первого этажа». Небольшая пауза… И тут соседка начинает тоненьким голосом щебетать на чистом норвежском: «Иккинг-сан, это вы?! У меня не сработал определитель номеров, я думала это коллекторы! Простите, простите меня!» В итоге благодаря Эри-сан Иккинг выясняет, что ветаптека находится на улице Рольфа Викстрёмса, в пятнадцатом доме. Бабуля советует взять кетофен, «прекрасный препарат, Грик-сан прописывал его Хару от отравления». Астрид запоминает название и смотрит назад, на Карри. Котик сопит с поднятой головой и вытянутыми лапки вперёд; как сфинкс. Наконец машина выезжает. Иккинг рассказывает Астрид о своём знакомстве с Эри-сан, или Эри Калланд. Она переехала со своим мужем Кристианом в Осло из пригорода столицы — Саннвики, городка неподалёку. Муж японки по образованию учитель истории, и совсем недавно школу, в которой он работал, сделали филиалом более крупной школы; спустя полгода чета Калланд решила переехать в столицу, поскольку Кристиану предложили перебраться в главное подразделение. Жильё предоставили под выгодные проценты в районе Торшова… И так удачно вышло, что Стоик Хэддок в первые дни помог новым соседям наладить контакты с другими жителями жилищного комплекса… Эри-сан, или Эри Куроно, познакомилась со своим мужем Кристианом в прошлом веке в Тронхейме, далёком городе на севере Норвегии. Молодая японка отправилась постигать азы гончарного мастерства по программе студенческого обмена, встретилась с «Крисом» и как-то завертелось… Обоим уже по семьдесят, в браке почти пятьдесят лет. Трое взрослых детей, двое внуков-подростков… — Внучка и внук, Фумико и Рику. Эри-сан обещала познакомить меня с ними… Учатся в школе с углубленным изучением французского языка где-то во Фрогнере. — Я знаю, где это. Где раньше Вестхаймская школа стояла. — Да-да, она самая… В общем, скоро меня мелочь будет пытать французскими словечками, — чуть усмехается Иккинг, быстро закрутив рулём, чтобы свернуть в нужном направлении, — либо же японскими. — Мечта Сморкалы, — вспоминает Астрид и улыбается чуть шире. — Надо будет спросить как у него успехи. Если не забыл, конечно, что зуб дал. — Такие вещи он не забывает, ты что… Зубы же дорогие. — Хех, и то верно. Ряды серебристых елей за окном, небольшая белая церквушка в конце улицы… Астрид невольно вспоминает Олесунн с его бесконечными жёлтыми домиками с разноцветными крышами, небесно-голубыми водами и портами. За окном машины всегда мелькали маленькие лодочки, потом корабли и целые яхты… Она в раннем детстве мечтала иметь яхту, чтобы плавать на ней по всему свету и знакомиться с новыми людьми. И ещё хотела закупиться всякими деликатесами и доставить их домой родным. Бабушка хотела попробовать дуриан или хотя бы драконий фрукт… — Иккинг, о чём ты мечтал в детстве? — Мечтал увидеть мир, — чуть помолчав отвечает он, — и научиться летать… Мы жили с отцом у горы Ульрикен. Я как-то ушёл с друзьями на её вершину, увидал город… Я взял с собой большой плед, чтобы на нём спланировать прямо в центр Бергена, но друзья меня отговорили, — лепечет Иккинг, не сводя глаз с дороги, — я долго дулся на них. Они лишили меня возможности летать… Но всё равно потом «полетел», чуть не убился… — Всегда знала, что бергенцы нежные, — игриво вздёргивает бровями Астрид, — в хорошем плане. — Кстати, о нежных, — указательные пальцы с руля поднимаются наверх, как антенны, — Мой папа так-то самый чёрствый мужик на планете… Единственное, что может выбить из него слезу, так это реприза из «Призрака оперы»… Папа очень любит Джерарда Батлера… — Никогда не смотрела… — Ты многое теряешь. — Обязательно посмотрю, обещаю. — Каждый раз, когда смотрим с ним — плачем… В двести раз лучше балета! — Поняла, поняла… Вон, кажется, ветаптека… — Ага, вижу… Тогда вылезаем. Внутри аптеки и правда оказалась касса самообслуживания. Под чутким руководством Иккинга Астрид вводит название препарата в табло и находит нужную полку. «Он наверное думает, что я такая же отсталая как та бабуська», — невольно мелькает в голове мадам Хофферсон и даже хрюкает со смеху. Молодой человек несколько недоумевает с реакции начальницы, но затем понимает, в чём дело. «Всё когда-то бывает в первый раз», — задумчиво отвечает он, когда она снова подходит к кассе. Астрид кивает с милой улыбкой и хлопает Иккинга по плечу. «Я знаю, — отвечает она таким образом, — капитан Очевидность». На обратном пути едут молча… Мадам Хофферсон невольно погружается в себя, разглядывая панораму за стеклом машины. Она вспоминает Юджина времён «Фрозена». Агнарр постоянно грозился уволить непутёвого официанта за прогулы. И тем менее «господин Эренделл» не уволил Фитцерберта… до самой своей смерти. Может потому, что верил в него? «Может и мне стоит поверить? — размышляет Астрид внутри. — Ну побурчат в прессе и замолчат. А с мишленовскими и договориться можно». Решив судьбу Юджина, Астрид поворачивает голову в сторону Иккинга. Он внимательно смотрит на дорогу; на его щеках слегка проступают желваки — стискивает челюсти и расслабляет; и так каждые пять секунд. Может пытается не уснуть. Время уже позднее. «Может ему… больно?» — предполагает мадам Хофферсон и ужасается, вспоминая. Он говорил ей, что иногда страдает метеозависимостью. Суставы болеть начинают. А ещё учитывая долгое восстановление после аварии… «Как он вообще не боится садиться за руль после всего случившегося?» — возникает проблемный вопрос в голове начальницы. Она давно над ним думает; и всегда отвечает по-разному. В этот раз ответ определяется такой: «Потому что жизнь на этом не заканчивается и надо двигаться дальше». И за ним идёт следующий, несколько наивный и с толикой романтизма: «Может быть, в его жизнь вошла кто-то, с кем ему не страшно садиться в эту машину смерти?» Почему нет? Когда в жизни ещё был Сморкала, только с ним она решилась лететь во Францию и учиться, хотя до ужаса боялась летать на самолётах… Всё в прошлом, но помнит до сих пор это всеобъемлющее чувство, когда страх отступает и становится так легко дышать; когда по рукам и ногам льётся тепло, а на лице появляется та самая мимолётная улыбка короткого мига счастья… Ибо счастье не бывает долгим; да и жизнь далеко не сказка. Астрид чувствует улыбку на своих губах. Ту самую, которую в зеркале не поймаешь даже при сильном желании. Взгляд рассеянный, блуждает где-то в окне машины… И вдруг видит ту широкую гору в пригороде Бергена, видит забавного мальчонку, что мечтает на пледе долететь до самого центра городка… И как его с криками останавливают товарищи по походу, говорят, что это опасно. «Тебе разве не страшно?» — задают друзья наводящий вопрос. А мальчонка улыбается, даже смеётся. «Нисколечко!» — отвечает он, но всё же капитулирует. В следующий раз он пойдёт один. И пошёл, и кубарем покатился вниз, потому что плед не раскрылся как должно. Всё закончилось быстро. Быстро пришла и боль. Но всё равно на душе как-то радостно. Астрид видит его лучистые глаза. А потом на голову мальчику падает яблоко. Бордовое, с чёрными пятнышками, пахнущее мёдом. Тут же подбирает, плотно трёт о свою шерстяную рубашку плод и с хрустом откусывает кусочек. И расплывается в блаженной улыбке, жуёт и закатывает глаза. Боль постепенно проходит… Может быть, это всего лишь выдумка сознания, но Астрид почему-то подсознательно уверена, что это точно происходило с Иккингом в его детстве. Она поняла это по его словам и интонации… Вдруг девушку осенило, почему Иккинг ассоциируется у неё с яблоком — в Бергене ведь огромное количество яблоневых садов! Они там повсюду! И они по-особенному благоухают… Бабушка только оттуда яблоки и покупала. «Внуча, запомни: лучшие яблоки продаются в магазинчике Рейндирка! У них, правда, только Рэд Принс, но зато какой!» — звенит в ушах бабушкин смех… «Сморкала вперёд меня ассоциацию понял. А я-то думаю, чё за «Яблочный принц»… Или забываешь, или тупеешь… Или всё сразу», — самой себе оглашает вердикт Астрид; хоть и с улыбкой. Приехав обратно домой, Астрид пытается заставить Карри съесть таблетку, а он не даётся: шипит, потом визжит, царапает ей руки; дрянь суют какую-то, причём силой! И за всем этим с испугом наблюдает Иккинг, который не знает, что делать. Потому что как только он встаёт с дивана, чтобы помочь, хозяйка больного кота кричит: «Прижми свою жопу и не лезь, я сама!» Но ступор длится недолго. Как только Карри вырывается из рук Астрид и со скоростью кометы вылетает в коридор, Иккинг стремглав бежит за ним и умудряется подхватить на руки буквально в полёте под комод. Больной кот без боя всё-таки не сдаётся: сворачивается клубком и люто кусается, оставляя на мужских руках красные полосы от зубов и росинки крови. Иккинг спокойно вносит в гостиную «домовое чудище», садится на диван и укладывает Карри на колени, ожидая, когда тот прекратит грызть его фаланги пальцев. Астрид потирает потный лоб окровавленной правой ладонью, сидя на полу на коленях. Карри приглушённо рычит, а Иккинг его слегка передразнивает. «У-ву-ву, грызи хоть всю ночь, кожа у меня дубовая», — хмыкает менеджер. — Может её покрошить в еду?.. — думает вслух Астрид, вставая. — Вряд ли он её будет есть с таблеткой… Зачем ему вообще таблетка? Глянь как он оживился. Может ему просто кислорода не хватало. — Я уже сама не знаю… Я плохая хозяйка, — начальница снова приговаривает себя к позору, тяжело вздыхая. — Коты очень похожи на своих хозяев, — комментирует Иккинг с улыбкой. Карри всё измывается над его руками, но, кажется, чуточку расслабляется, — Он же лесной кот. Ему нужна охота, да и добыча. А ты на работе. Вот он поспал и давай охотиться… — Думаешь он прикидывается? — Он хочет внимания, Астрид, — с расстановкой говорит Хэддок, затем обращается к коту напрямую, — нажевался, Тигр? — Карри даже поднимает голову с открытым ртом и пялится на лицо Иккинга, — Нет? Ну, грызи дальше, мне же утром на работу не надо, как и твоей хозяйке. — Иккинг, я… — Всё в порядке. Я сам на это подписался, — он мило улыбается, пытаясь успокоить взглядом. «Я такая жалкая, — Астрид на пару мгновений отворачивается от Иккинга и кусает губы, — не могу за котом уследить, не могу спать, не могу вообще ни хера!» Часы тихо тикают на стене, любезно напоминая: «Два часа ночи, господа. Пора бы баиньки». Но как ложиться спать, когда в квартире мало того, что чудовище живёт, так это чудовище сейчас терзает твоего работника и… объект воздыхания! Или «любовничка», как воркуют официанты; все сразу всё поняли, не глупые. На уме лишь одно слово: дрянь. Карри к этому моменту уже спокоен и лежит калачиком на коленках Иккинга, виляя пушистым хвостом. Молодой человек гладит кота, шумно выдыхая через нос; остаток ночи ему не спать. Астрид выходит в коридор и через пару минут возвращается в гостиную с мотком ваты и прозрачной бутылочкой; вероятно, перекись водорода. Менеджер перекладывает уставшего кота на диван и протягивает перед начальницей свои изрядно пострадавшие руки. Перекись громко шипит, пузырится на росинках крови. Карри встаёт на лапы и кренит голову, чтобы посмотреть, что такое происходит. «Интересно, Тигр?» — бурчит Хэддок с усталой улыбкой и полуприкрытыми глазами; кажется, ещё немного и он заснёт прямо сидя. «Может, ты у меня останешься?» — практически беззвучно спрашивает Астрид, стирая розовым кусочком ваты капли перекиси, стекающие по пальцам Иккинга. Тот уклончиво мотает головой, как бы отвечая: «Нет, я, пожалуй, домой. А то как-то некрасиво получается». «Ну да, — соглашается про себя Астрид и невольно кивает, — не те обстоятельства». — Приезжай тогда не к девяти, а хотя бы к десяти. Отоспишься может… — Не переживай, я и за два часа порой высыпаюсь. — Ага, чтобы потом носом клевать к обеду. — На это есть крепкий чай, — Иккинг шире улыбается и встаёт, явно намереваясь уйти. Астрид встаёт следом. Карри провожает молодого человека до дверей. Тот небрежно наматывает шарф на шею и надевает пальто не без помощи хозяйки. «Пока, Тигр!» — салютует коту молодой человек и затем открывает входную дверь. «Доброй ночи… И прости», — Астрид печально смотрит на него и невольно складывает в замочек руки на уровне груди. Иккинг ненадолго стопорится и внимательно смотрит в её глаза… Протягивает растерзанную ладонь к лицу девушки и аккуратно, лишь кончиками пальцев, заправляет за левое ухо выбившуюся из причёски золотую чёлку. «Сладких снов, Астрид», — шепчет Иккинг еле слышно, с нежным взглядом уставших глаз. И уходит. Уже лёжа в постели Астрид практически ни о чём не думает. Голова пуста, но сон не идёт. Карри урчит под боком, ластится к рукам, как бы извиняясь. «Это всё из-за тебя!» — восклицает шёпотом хозяйка, сначала отпихивая кота. Но проходит пару мгновений и она сама притягивает его к себе и целует в мордочку. «Спасибо. Только в следующий раз давай без агрессии», — чуть смеётся и прикрывает глаза. Наступает мир, как и наступает сон.