***
— Вернулась, котя, — после визита к Синему Королю, Куро час-полтора ожидал Неко на школьном мосту. — Где ты пропадала? — У Анны! — сообщила кошка и похвасталась красным шариком Красного Короля, в который принялась неустанно глядеть по дороге домой. — О, смотри-смотри, в шарике Широ! Ой, показалось… О, вот-вот! А, нет, это рыба на фонтане. Она погрустнела, опустив плечи и зашагав немного медленней. — А на обед у нас тоже рыба, — обнадёживающе сказал Куро, погладив её по голове и приобняв за плечо. Он научился относиться к ней как к младшей сестре, хотя бы двоюродной. Со стороны, должно быть, на них смотрели как на причудливую пару: бесстыжая девица и прилежный ученик, но косые взгляды были им обоим не в новинку. Ещё год назад ему казалось дикостью отвечать на её крепкие объятия чем-то, кроме неловких похлопываний по голове. Сейчас, искренний в чувствах, он мог и покружить в объятиях, и понести на руках. Куро не признал бы это вслух, но он был рад утолению тактильного голода, который пожирал его раньше. Смотреть в обнимку мультфильмы (Неко особенно любила самые бессмысленные, но цветастые) или расчёсывать друг другу волосы каждое утро; беспечно гулять по городу и покупать ненужный хлам, напоминающий о Широ; он научил её бегло читать, но прописи она съедала; она освоила уборку в доме, всё ещё побаиваясь пылесоса, но без проблем пользовалась стиральной машиной и иногда мыла посуду; готовить она не умела, но обожала наблюдать за тем, как это делает Куро, и стала таскать его смотреть дурацкие кулинарные шоу. И хотя Куро сам её гладил и в ответ получал только требования большей ласки, спать в обнимку с кем-то оказалось замечательно. Кто бы знал, что как минимум четверть его подростковой нервозности проистекала из недостатка прикосновений близкого существа. Иногда, в меланхоличные дни, он воображал себе, как в какой-то другой вселенной он и Широ обычные юные влюблённые, без неминуемой казни и без страшного прошлого, как живут вместе и спят так же близко, обнимаясь или держась за руки. Собираясь на учёбу, Куро заботливо повязывает ему малиновую ленту на шее и целует в лоб. Представить что-то более интимное Куро себе не позволял, но иногда один только любимый образ Широ заставлял вскипать его кровь, и он «шёл в душ». Вот именно, что образ. — Ты опять завис, — задумчиво протянула Неко, мягко ударив его рукой-лапкой. — Снова свои гадости представляешь? — Я тут подумал, — сказал Куро, поднимаясь с ней по лестнице общежития. — Быть может, я люблю тебя и Широ за то, что я вам нужен. У меня в мире кроме вас нет никого. — Звучит так себе, — поморщилась Неко. — Некоторые недооценивают любовь, основанную на привязанности. Должно быть, потому, что сами всегда были кому-то нужны и не сталкивались с полным, кромешным одиночеством. — Тебе надо меньше думать. Глупеешь с каждым днём и варишься в одинау-ковых мыслях. В тот вечер Куро прислушался к её советам и думать перестал. — И завтра живи так же. Не стоит жизни строй менять. Избегнешь радостных страстей — Не будет и печальных. Огромный камень на пути Мразь-жаба огибает. Куро продекламировал стихотворение из книжки и тотчас её закрыл. — А дальше-то что? — Неко стучала ногами по стенке, валяясь на спине. — Повесть на стишке кончается? — Да, — соврал Куро.***
Он не помнит, о чём говорил Широ с этим идиотом, посланником Зелёного Короля. По прошествии одной лишь минуты Куро успел принять неизбежность смерти от руки бывшего накама, ошеломляющее спасение от смертельного удара и реальность знакомой фигуры впереди, с малиновым зонтом и серебряными волосами. Смысл слов тонул в звуке любимого голоса, и Куро, приходя в себя, растерянно пытался понять, почему его Король не взглянет на него, а ведёт разговор с каким-то попугаем. Встать с колен и устремиться к нему, обвить руками и прижать к груди — желал бы Куро, но его что-то держало. Не прежнее оцепенение. А полное осознание будто до сих пор не пришло. — Можешь встать, Куро? Как никогда мягкий, заботливый, спокойный голос. Такие же глаза (боже, зачем он осмелился смотреть в глаза!), протянутая рука, до боли в сердце знакомая улыбка. Горький ком в горле не давал Куро молвить ни слова, он мелко задрожал всем телом, склонив голову и ища привычные паттерны поведения. Что делать? Принять руку и не отпускать? Поцеловать её? Упасть в ноги, обнять их и умолять не бросать его больше ни на минуту? Встать самостоятельно и дать пощёчину? Замереть и ждать, пока всё само образуется? — С возвращением, — стойко и сдержанно произнёс наконец Куро, — мой… — ШИ-Р-Р-Р-О-О-О-О! Радостная кошка принялась обнимать и тискать Короля, пока пёс поднимался с земли, снова забытый. У него не хватало сил злиться на Неко, тем более он прекрасно понимал, что она чувствует, и мечтал хоть о капле той беззаботности, которая позволила бы ему так же заобнимать Широ. — Она, собственно, всё и рассказала, — резюмировал Куро пересказ последних событий, который кошка выдала на одном дыхании, не отлипая от хозяина. — Благодарю за внимание. — Ну же, Куро, — его имя из уст Широ вызвало новую волну дрожи. — Не будь таким хмурым. «Широ, я так скучал по тебе», и обними! Неужели всё, что он заслужил — это насмешливая интонация и подзывание к себе? Неужели он не заслужил долю ласки, в какой купается Неко, а должен добиваться её, крутясь вокруг, как зверушка? — Размечтался, — он не расплачется. Он не разрыдается, как потерявшийся ребёнок. «Почему ты не подойдёшь ко мне, не сделаешь шаг навстречу — я ведь за тобой бежал так долго!» — Прости, — без тени улыбки произнёс Широ. — Не стоит извинений, — проглотил сожаление Куро. Нельзя было омрачать их воссоединение, хотя бы ради Неко. — Я рад, что ты жив.***
— Завтра нас навестят Красный и Синий Короли, а сегодня я весь ваш! — объявил Широ, убирая от себя тарелку и потягиваясь. Словно ничего не было. Словно и не отсутствовал вовсе. — Мо-ой, весь мой! — кошка чуть не опрокинула его на спину, ёрзая на его коленях и ластясь, лизнула в щёку и обернулась на Куро. — Можешь сегодня спать на полу. — И это моя вчерашняя накама, — пожал плечами Куро, натянуто улыбаясь. — И этой девчонке я доверял. Ах, придётся оставить её без ужина… — Кукури сказала, что это нездоровый метод воспитания и близок к пищевому насилию! — Пусть Кукури и готовит тебе еду, — Куро предупредительно убрал тарелки со стола и удалился на кухню. Предстояло вымыть посуду, приготовить заранее ужин, вымыть раковину и тумбы перед приходом гостей — чтобы блестело, сходить в магазин за столовыми приборами или одноразовой посудой, на вечер также запланирована встреча с кружком… Куро по третьему кругу драил сковороду, когда через плечо краем глаза заметил серебристые волосы. Широ ломал напополам, и еще раз напополам, третью зубочистку и поглядывал на него, устало улыбаясь. — Неко наелась и уснула, — объяснил он. — Замечательно. — Не хочешь… Вечером прогуляться?.. «От всего сердца сожалею, но литературный кружок сам себя не посетит» «Собак выгуливают ежедневно, а не ежегодно» «Я люблю тебя» «У тебя лицо тупое, прими мои соболезнования» — Хорошо.***
— Я тебя заждался, — улыбнулся Широ. Он стоял, облокотившись на поручень моста, правую сторону его лица солнце окрашивало в оранжевый. — Решил, что имею право на опоздание, — Куро усмехнулся. — Неко дома? Не пойми неправильно, но хотелось бы с тобой поговорить наедине. — Для этого я и позвал, — Король отступил от поручней и кивнул головой в сторону города. — Пройдёмся. Они ступали легко, медленно, в тишине. Куро временами посматривал в сторону спутника, ожидая хотя бы ответного взгляда, однако тот, умиротворённо улыбаясь, словно не обращал никакого внимания на него. — Как дела у Анны? — наконец вымолвил Широ, не переводя глаз с городских высоток на горизонте в стороне. «Серьёзно?» — Стойко держится. Поначалу пришлось непросто: гибель Суо, внутренние разлады в клане, обязанность присутствовать на поле боя. Когда-то её уводил прочь от битв Кусанаги, не давая лицезреть насилие. В любом случае, она достойно ведёт внешнюю политику. Кусанаги, однако, её неофициальный регент. Нам они добрые друзья. — Она умница. — Да. Ещё полминуты в тишине. — Неко научилась бегло читать, хотя с правописанием и поныне беда, — отметил Куро. — Отлично. — Она места себе не находила, когда ты исчез. Иногда получалось отвлечься на несколько дней, если находила себе новое занятие. — Вы купили ей новую одежду. Я рад, что она привыкла её носить. Ещё несколько минут молчания. Тихие мерные шаги Короля и нервно-сбивчивый темп шагов Куро. Он не мог не забегать вперёд на полметра, и каждый раз не без усилия замедлялся, дожидаясь неторопливого Широ. Спешить было некуда, разумеется. Куро оглянул его одежду, впервые позволив себе безотвлечённо рассмотреть своего спутника. Изящный плащ на европейский манер и чёрная рубашка. Походка будто бы стала грациозней и величественней, но, быть может, дело лишь за начищенными остроносыми ботинками. Когда-то нескладное тело подростка ныне утратило угловатость движений, ничуть не изменившись в остальном. Взгляд глубже, но, возможно, так лишь кажется из-за теней, что бросает вечернее солнце. — М? — поймав на себе взгляд, спросил Король, добродушно улыбнувшись ещё шире. Куро лишь мотнул головой. — Ты повзрослел, — сказал Широ, чуть нагоняя торопливо шагающего Куро. — Сколько тебе сейчас? — Двадцать. То, что Король не мог или не хотел вести нормальную беседу, задевало Куро, но не удивляло. Только больше подчёркивало тот факт, что перед ним — не Широ. Широ разговорился бы уже в начале пути и не умолкал. Сказанул бы пару фраз невпопад, отвлёкся бы на кричащих чаек, перевесился бы корпусом за перила моста, испытывая судьбу и дразня Куро, который его бы с перил стаскивал. Если бы даже Широ не нашёл, как распорядиться словесным потоком, и замолчал — молчание оказалось бы комфортным. — Я располагал долгим, долгим временем на обдумывание, — вдруг произнёс Куро. — Весь год, помимо тревожности и потерянности, меня беспокоил факт, который лежит на поверхности и который, на самом деле, виновник моих бессонных ночей. — М? — Мне было горько потерять друга в лице Широ. И, быть может, судьба Исаны всяко лучше смерти, но вернуть мне его так же нельзя. Смерть близкого человека не впервой ломает мне течение жизни, я, можно сказать, привык — или адаптировался. Куро сделал паузу, бегло собирая воедино рой мыслей в голове. Он так часто представлял себе первую встречу с Королём, что не находил, какого сценария придерживаться. — Вам прекрасно известно, что, называя Широ «утраченным другом», я частично кривлю душой. К друзьям я не испытывал и доли тех чувств, что испытывал к нему. Один человек назвал это юношеской влюбчивостью и похотью. Я был с ним согласен, и не знал, почему продолжаю гнаться за призраком моего возлюбленного, исчезнувшего так же быстро, как появившегося. Куро замедлил шаг. — Неко помогла мне. Она сама не разобралась в чувствах до конца, однако мы поддерживали друг друга. Она сказала, что сердце меня не обманет. То же говорил учитель — позвольте, пока не буду воспроизводить запись его слов. И теперь я, кажется, поверил в их правдивость: не стоит искать истоки своей любви. Пусть я влюблён в того, кто никогда не придёт, но я всё ещё могу быть верным соратником, другом, слугой вам. Значит, надо, чтобы моё обожание так и осталось безусловным. «Прошу, прими меня, кто бы ты ни был, каким бы меня ни помнил; я хочу быть нужным тебе» Он остановился. Какой же плохой идеей было мешать в котле все мысли одновременно. — Всё восхищение моим другом Широ и всю любовь к нему — как к другу — я готов подарить вам, если позволите. Да к чему я вообще драматизирую? Он часть вас! Вы говорите как он, улыбаетесь как он. Он был частью вашего сознания, значит, я уже вас люблю. Даю слово, что моя «похоть», как изволил выразиться тот человек, не отяготит наши отношения. Неко права, вы — Широ, мой друг. Адольф подошёл к нему, встав напротив, и убрал свой зонтик за спину, приосанившись. — Неко ошибается, — безжалостно произнёс он с удивлённо распахнутыми глазами. — Мы не друзья. Куро поднял на него печальные глаза, будучи готовым к любой реакции, кроме этой. Он и без того чуть не плакал, но вкрадчивые ледяные слова резанули по сердцу. — Ты был абсолютно прав вначале. Широ, конечно, не мёртв, но я бы бездушно наврал, если бы сказал, что являюсь им хотя бы наполовину, — его голос был мягок и высок, до боли привычен и до ужаса чужд. Почти что ласковый, однако такой лаской одаривали детей. — Он, и правда, похож на меня в юности, но как ты не смог бы изображать из себя пятилетку, так и мне сложно вспомнить свой склад ума семьдесят лет назад, и уж тем более соответствующе себя вести. Нет, пятилетка — это я перегнул, — он, как когда-то Широ, состроил задумчиво-удивлённое лицо, — лучше двенадцать лет. Или пятнадцать… Ох, это непросто сравнивать… Он покачался на каблуках, водя задумчивым взглядом по небу, размышляя подобно мультяшным персонажам, почёсывая затылок. — Как бы то ни было, — он перестал витать в облаках и дружелюбно улыбнулся. — Ты был прав, когда не узнал во мне своего друга. С моей стороны было бы непростительно пользоваться твоим безусловным расположением и преданностью. Мы с тобой почти чужие, к моему великому сожалению, — он обеспокоенно прервался: — Ну же, Куроскэ. Куро принял платок из его рук, но глаз не вытер. — Помнишь, тогда у моста, когда я осознал, что меня не существует, я не унывал? — Адольф хотел было погладить юношу по плечу, но остановил руку на полпути. — Я сказал, что, несмотря на провалы в памяти, то время, проведённое с тобой и с Неко — настоящее? Я помню эмоции и переживания Широ, помню его радость и привязанность к окружающим. Эта школа стала и моим домом тоже, пусть эти воспоминания и тают на фоне моей «настоящей» жизни до появления Широ. Он вернул руку себе за спину. — Я не могу вести себя как он. Но скажу тебе кое-что. В том последнем сражении год назад, когда я вернулся в сознание, моей основной целью было защитить город и вас с Неко, ни о чём другом думать не было времени. Я покинул вас сразу после. Мне необходимо было прийти в себя, практически в прямом смысле, и… Знаешь то чувство, какое, бывает, возникает сразу после хорошего сна? Когда всё утро снится что-то чудесное, и ты просыпаешься радостный и как-то глубоко на задворках сознания ещё находишься там, в той атмосфере? И бывает, что такие навязчивые мысли, которые преследовали тебя весь сон, сопровождают тебя еще первые минуты после пробуждения, словно всё ещё имеют значение. И вот, короткая жизнь Широ так же оставалась трепыхаться в моём сердце, когда я пришёл в себя. Разница только в том, что это был не сон и что я помнил всё. Куро стоял, ещё потупив взгляд. — И поверь, — продолжил Адольф, — я как никто другой знаю, что Широ был влюблён в тебя по уши. Куро не поднимал головы, спрятав глаза за спадавшей чёлкой, но волосы не могли скрыть румянец на щеках. — Признаюсь честно, мне сначала даже стало стыдно, как будто я влез в чей-то личный дневник и пролистал вдоль и поперёк, — Адольф замахал рукой, изображая «вдоль и поперек», смеясь. — Ты, не спорю, в моём вкусе, но я просто-напросто не успел за всю жизнь в кого-то глубоко влюбиться, и такие горячие чувства меня напрочь с толку сбили. Никогда не мог себе позволить быть таким искренним с самим собой, как Широ. Только вспоминаю тебя в его-моих руках — и лёгкие просто пламенем горят, — он снова беззаботно рассмеялся. Куро не задевал этот смех, в нём не было ни капли ехидства. — Только не пойми меня превратно! — поспешно добавил Адольф, смущённо замахав рукой. — Мой дорогой мальчик, я пальцем тебя не трону! И в мыслях не было! Так странно было слышать это обращение из уст Широ — Куро не сдержал грустной улыбки. — Ох, снова я ерунды наговорил… — в чувствах протянул Адольф. — Я ведь и не хотел вдаваться в подробности… Хотел сказать что-то в поддержку, а в итоге жуть полная, — причитал он, приложив руку к груди и склонив в извинении голову. Он стукнул концом зонтика по тротуару, возвращая себе собранный вид и беспечный взгляд. — Итак, Куроскэ-кун, я более чем рад с тобой познакомиться! — Адольф протянул руку, слегка почтительно кивнув. Куро ничего не оставалось, как пожать её, не без невольного удовольствия. Первое с их воссоединения прикосновение. — Также рад встрече, Адольф К Вайсманн, — в шутку серьёзно ответил он. — Вот и начало нашей дружбе, — улыбаясь, Король не отпускал его руки, слабо её поддерживая. — Хотя ты уже выразил свою преданность мне год назад, и я несказанно счастлив иметь такого накама. — Расскажете о себе, Адольф? — Куро нехотя отпустил руку нового друга. — Разве что в общих чертах… Что-то тебе пока знать не нужно… — протянул тот задумчиво.***
Зачастую в стрессовый период для человека естественно не покидать зону комфорта больше, чем необходимо. Привычные паттерны поведения спасают, пусть и проявляются на чистом автоматизме. Куро не выражал обеспокоенности ситуацией с Зелёным Королём, но мог по два раза пройтись влажной тряпкой по мебели, разложить и снова сложить одежду из шкафа в шкаф, приготовить обед на Кукури и её подруг, переместить дремлющую в клубочке Неко с кровати на подоконник и обратно. Разбросанные по полу конспекты и чертежи Широ его в край выводили из себя, и немалых усилий стоило внешнее спокойствие. Переступать через бумаги на ковре или находить шерсть в супе — Неко от нервов линяла — заставляло его выходить на улицу проветриться. Но и покидать надолго обитель было нельзя: оставлять своего Короля надолго без защиты непростительно. До города и обратно, меньше чем за час, и снова в домашний бардак. Он ограничивался глубокими вздохами, опасался высказаться об окружающем беспорядке чересчур резко. Сейчас никому не легко, но все ведь держатся. Завалы книг на обеденном столе — это не прихоть Широ, а разодранные в клочья ватные игрушки или покусанная мебель — лишь невинные проступки тревожной кошки. Последнее, чего хотел бы Куро, это сорваться на окружающих и оказаться им в тягость. Стресс даже помогал забыть растерянность от «знакомства» с Адольфом. Не до этого. Куро невыразимо устал сидеть на месте весь прошедший год, и вот снова надо ждать, ждать, ждать. Чувство собственной бесполезности его пожирало, и, хотя он был признателен вниманию Широ, который благодарил его за еду, намного легче не становилось. Всегда можно заварить лапшу или заказать доставку. Куро просто делал, что мог, но даже Неко оказалась полезнее — отвлекала их иногда праздной болтовнёй или умиротворённо мурлыкала на коленях. Однако смутно Куро понимал, что ему не позволила совсем отчаяться лишь благодарность от Широ за еду. Вероятно, если бы ему досталась та похвала, которой Адольф одаривал Неко по мелочам, и на душе стало бы гораздо спокойнее. «Имей же к себе какое-то уважение» — напомнил ему голос Мунакаты. В комнате было темно, когда Куро, вернувшийся с прогулки, тихо вошёл, опасаясь разбудить Неко. Та растянулась на ворохе бумаг на столе, и он только языком цыкнул, но сгонять не стал. Сидящий за столом на полу Широ обернулся, параллельно разминая спину и потягиваясь. Светильник на столе освещал жалкие две-три страницы: надо было в городе купить лампочку на замену. — Здравствуй, — шепнул Адольф и вернулся к работе, настроив лампу пониже. — Угум, — Куро поставил катану в угол. — Ты сейчас ложишься? Свет тебе не помешает? — Нет, — он пытался разглядеть разбросанные по полу листы, однако не находил ни одного и ступал вслепую. — Я немного прибрал за собой, — как бы вскользь пробормотал Широ, не отрываясь от работы. — Не обещаю, что порядок надолго. — Не стоило… — Куро переодевался, наощупь находя шкаф и убирая в него повседневную одежду. Распустил волосы, наскоро расчесавшись. Сквозь тишину доносилась приглушённая музыка из учебного корпуса. — Допоздна останешься? — спросил Куро, садясь на кровать. Его самого не сильно клонило в сон, но читать на кухне тоже не хотелось. — Не думаю. Редкий момент с Широ наедине. Обыкновенного его присутствия в одной комнате было достаточно, чтобы немного расслабиться. Хотя Куро всё меньше скрывал перед самим собой зависть кошке — она может, когда ей вздумается, уснуть на столе, прямо рядом с рукой Адольфа. Он её погладит в задумчивости, похвалит, никогда не обделит вниманием. — Хотел бы я помочь, — неожиданно для себя, Куро приблизился к нему и сел рядом на пол. Он окинул взглядом записи на столе. — Но даже рассортировать не смогу. — Ты поможешь, когда будет нужно. Когда я в чём-то окажусь бессилен, — Адольф не поворачивал головы. — Тебе не обязательно проявлять себя каждый день, чтобы доказать свою «пользу». Взгляни на Неко — она рядом, а большего от неё и не требуется. — Не сравнивай меня с тем, у кого сознание маленького ребёнка, — совсем тихо проговорил Куро. — Извини. Наверное, поэтому Неко и доставалось всё внимание — от неё и правда ничего другого и не требовалось. Значит, Куро действительно не заслужил большего, чем благодарность за дела по дому? Разумеется недостаточно только играть роль домашнего питомца: неудивительно, что Адольф игнорирует его! Но что же тогда сделать? От рядовой шпаны в Красном Клане толку было больше. Он безнадёжно опустил голову на плечо Адольфа, не осмеливаясь придвинуться ближе. Поза была неудобной, но сразу же возвращаться в исходное положение было глупо, да и шанс побыть совсем рядом мог ещё нескоро представиться. Самому Широ хотя бы не тяжело? Должно быть, позвоночник и без лишнего груза болит. Надо было сразу об этом подумать, а не поддаваться желаниям. И обнимаются они не так часто, это всё же не льнущий каждую минуту Широ. Адольф, может, высоко ценит личное пространство. — Солнце, — донеслось до Куро, и он только через секунду осознал, что обращались к нему, когда по щеке шорхнула рука, убирая ему за ухо волосы. — Тебе же так неудобно. Куро отрицательно покачал головой, слегка, чтобы ладонь не покинула его щёку. — У тебя шея заболит, — Широ улыбнулся. — И плечо костлявое и жёсткое. Ложись ко мне, — он похлопал по своей коленке. Кровь за миг прилила к лицу, пульсируя в ушах. Адольф, должно быть, почувствовал её жар ладонью и тише повторил: — Ну, хочешь? Не проронив ни слова, Куро опустил голову к нему на колено, ложась на пол и подставляя ухо навстречу ласкающей руке. — Ты мой умница, — с улыбкой бросил он Куро, как кость, и вернулся к чертежу.